Страница:
— Там еще одна машина была, — напомнил Сергей.
— Знаю, — усмехнулся комвзвода. — Я уже связался с кем нужно, их сейчас остановят. Далеко не уйдут.
— Ну, хорошо, — согласился Сергей. — Спасибо за то, что помешали свершиться неправедному делу. Потеря двух таких журналистов, как мы, нанесла бы непоправимый вред телевидению.
— Так вы тележурналисты? — дошло до омоновца. — То-то мне показалось, что я вас где-то уже видел. Ладно, задерживаться больше не можем. Ждите, — приказал он на прощанье.
Сергей обернулся в поисках Анны. Она молча стояла у обочины, обхватив руками плечи. Ее всю трясло.
Сергей подошел к ней, скинул с себя пальто, набросил ей на плечи, но она все равно продолжала дрожать, зубы ее стучали, точно в ознобе. Он обнял ее, зашептал ей на ухо какие-то ласковые и успокаивающие слова, говорил, что теперь все будет хорошо и бояться уже нечего, но ничего не помогало. Услышав приближающийся вой сирены, Сергей облегченно вздохнул: через несколько минут можно будет дать показания в участке, а потом увезти Анну куда-нибудь, согреть, успокоить.
Усадив ее в милицейскую машину, он, собравшись уже устроиться рядом, вдруг поспешно бросился к покореженной «десятке» и забрал с заднего сиденья видеокамеру.
— Вещественные доказательства! — со значением пояснил Воронцов.
Анна обернулась к нему. Или Сергею показалось, или ей действительно уже стало лучше.
— Мы свободны, — произнес он успокаивающим тоном.
— И что же мне теперь делать… с этой свободой? — спросила вдруг Анна, судорожно сглотнув.
Она казалась в тот момент такой беспомощной, что у Сергея екнуло сердце. Он никогда не думал, что эта женщина может так выглядеть. Впрочем, давно ли он начал видеть в ней просто женщину?
— Все будет нормально, — сказал Сергей, — мы едем в участок. Дадим показания, а потом… там видно будет. Знаешь, видеокамера так и работала все это время, так что доказательства у нас на руках. Ты же слышала, как они разговаривали? — усмехнулся он.
Кажется, по ее лицу пробежала тень улыбки, но она была настолько бледной, что Сергей никак не мог решить про себя, действительно ли Анна улыбнулась или ему это только показалось?
Анна задумалась. Сидя в «десятке», после того, как их схватили, она могла думать только об одном: Дэн, ее Дэн распорядился, чтобы Анну, ту, которой он недавно клялся в вечной любви, убрали с дороги, как неодушевленный предмет, обыкновенное досадное препятствие. Она вспоминала развитие их отношений, переживала все заново. Первая встреча, ужин в ресторане, работа в студии, премьера коллекции, первая ночь вдвоем, полная любви и нежности, накал страстей… Ничего этого не было. Никогда. Никогда Дэн не любил ее, все ложь. Будь иначе, разве натравил бы он на Анну этих бандюг?
Она была потрясена жестокостью этого человека и пребывала в каком-то странном холодном оцепенении. Пережить это было несравненно тяжелее, чем его грязные делишки.
«Бедная девочка», — в который уже раз подумал Сергей, по-прежнему не решаясь сказать это вслух.
— Ты знаешь, мне уже намного лучше, — радостно известила мужа Лилечка. — Думаю, дня через три меня выпишут.
Они не спеша прогуливались по больничной аллейке. На Лилечке была шубка, и она то и дело прятала смеющееся лицо в высокий меховой воротник. Снежинки, попадая на ее ресницы, тут же таяли: наверное, от дыхания, а может, от теплого сияния ее глаз. Все в Лилечкином облике излучало покой: и ее неторопливая походка — ходить ей теперь надо было особенно осторожно, и улыбка, и даже то, как она просунула свою руку под локоть Алексея.
Снег чуть поскрипывал у них под ногами.
— Я просто уверена, что мы встретим Новый год вместе, — радостно сообщила Лилечка. — Знаешь, — доверчиво поделилась она, — это будет первый Новый год, который я встречу не в одиночестве.
— Неужели? — удивился он. — Ты ведь такая веселая, такая милая — и в такой праздник оставалась одна? Как это может быть?
— Наверное, такая я только с тобой, точнее, благодаря тебе. Я чувствую себя совсем другим человеком, когда ты рядом. Мне кажется, я становлюсь лучше, добрее, мягче.
— Значит, и ты тоже, — задумчиво произнес Алексей.
— Что — тоже? — переспросила она, не поняв.
— Меняешься, как и я, — признался Алексей. — Знаешь, я чувствую себя по-настоящему сильным человеком.
— Ты и есть сильный, — без тени сомнения подтвердила Лилечка. — Вспомни хотя бы, как мы с тобой познакомились. Кто-то другой прошел бы мимо, как проходили мимо в тот момент десятки… нет, сотни людей. А ты вмешался.
— Ты выглядела такой беззащитной, — вспомнил он.
— Да, теперь я тоже сильная, — радостно похвасталась Лилечка. — Но только с тобой, — поправилась она. — Знаешь, мне так не хватает тебя, я боюсь даже уколов, а их тут по три на дню. Вот глупая, правда?
Алексей внимательно посмотрел на нее.
— Нет, — ответил он, и губы его дрогнули в улыбке. — Ты у меня знаешь кто? Храбрая маленькая женщина, смело плывущая по волнам быта.
Лилечка грустно улыбнулась:
— Ты все шутишь, а я боюсь. Так боюсь! Если бы ты только знал!
— Чего боишься, моя хорошая?
— Боли, — тихо пояснила она, и глаза ее испуганно расширились. — Как ты думаешь, будет очень больно?
— Не знаю, — сказал Алексей. — Но я совершенно уверен, что ты справишься, обязательно.
— Знаешь, — Лилечка внезапно остановилась, — я бы не так боялась, если бы ты был рядом. Ты держал бы меня за руку, и мне тогда было бы намного легче…
— Что ж, если ты этого хочешь…
— А ты согласен, да? Правда, согласен?
— Хорошо, — медленно произнес Алексей. — Но я не даю тебе никакой гарантии, что не испугаюсь больше, чем ты.
Лилечка повеселела.
— Ну, нет, — не согласилась она. — Я точно знаю, что все будет хорошо. Так же точно, как-то, что мы любим друг друга. И все-таки мне немного страшно.
Алексей ласково погладил ее по плечу, поправил непокорный белокурый локон, выбившийся из-под шапки.
— Все будет хорошо, — тихо повторил он. — Вот увидишь.
Снег пошел сильнее. Он падал крупными хлопьями, которые кружились в воздухе как белые перышки.
— Тебе, наверное, пора, — напомнил Алексей. — Я провожу тебя.
Миниатюрная фигурка Лилечки скрылась за входной дверью. Через стекло он видел, как она сняла шубку в раздевалке и пошла к себе в палату. Какая она все-таки маленькая и беззащитная. Но храбрая, гораздо храбрее, чем сама думает. Вот сейчас он пойдет в ювелирный магазин, но зачем, ни за что ей не расскажет раньше срока. Алексей улыбнулся, вспомнив, как она просила его никогда-никогда ее не обманывать. Только сегодня такой случай, что чуть-чуть можно для того, чтобы потом обрадовать еще больше. Через час коробочка с изящной золотой цепочкой будет спрятана на полке за книгами по юриспруденции, из которых Лилечка ни за какие коврижки не прочитала бы ни страницы.
…— Что значит «упустили»? Да что ты такое несешь, Леонид? — рвал и метал Дэн. — Ты хоть понимаешь, какие будут последствия? Да с меня за такие дела голову снимут! Но раньше, — он перестал мерить шагами комнату и остановился пред тем самым мужчиной в темных очках (впрочем, очки тот убрал), — я сниму голову с тебя, понятно? Давай, быстро рассказывай, как все было, ничего не упускай.
Леонид начал припоминать.
— Я вам точно говорю, это случайность. Никто не смог бы этого предугадать. Там была скользкая дорога, и Лысый, похоже, просто не справился с управлением. А тут еще этот «пазик» с ОМОНом вывернул навстречу на полном ходу, — Леонид сокрушенно вздохнул.
— Лысый цел? — спросил Дэн.
— Какое там цел! — Леонид безнадежно махнул рукой. — Одно мокрое место осталось! Я сам видел, как весь перед гармошкой сложился. Разве тут уцелеешь?
— Ладно, . — мрачно отозвался Дэн. — А с этими двумя что? Они тоже?..
— Этого я не знаю, — признался Леонид.
— То есть, как не знаешь?
— Там была толпа омоновцев! Что нам оставалось, если все пошло вразнос? Ясное дело, мы только и думали, как бы смотаться оттуда!!! — вышел вдруг из себя Леонид.
Дэн взбесился.
— Я для чего туда тебя посылал? Что ты должен был сделать? — закричал он.
— Должен был проследить за тем, чтобы все сошло гладко, — стушевался Леонид.
— Так почему же не проследил? — Дэн безнадежно махнул рукой. Разговор можно было не продолжать: совершенно ясно, что все складывалось из рук вон плохо. — А те двое, Лысый твой и кто там еще, они ничего лишнего, случайно, не сболтнули? А впрочем, откуда тебе знать, ты же в другой машине сидел… Ладно, иди, — разрешил он. — С тобой я позже разберусь, а сейчас у меня есть дела поважнее.
Оставшись в одиночестве, Дэн еще долго мерил шагами комнату, заложив руки за спину. Было очевидно, придется звонить Ван-Вейлену, иначе он позвонит сам, а это намного хуже. Будет большой удачей, если Ван-Вейлен просто разорвет с ним деловые отношения. Но в последнее время вообще все складывается из рук вон плохо. Демонстрацию последней коллекции в Париже отменили: весьма вежливо, но непреклонно ему объявили, что сейчас все там слишком заняты политическими событиями, чтобы следить за высокой модой. Это была заведомая ложь. Дэн прекрасно знал, что недавно в Париже прошли показы коллекций от Гуччи и Шанель. Такой же отказ он получил и из Англии, и из Японии. Десяток выгодных предложений, новые творческие идеи — на всем этом смело можно ставить крест.
Ясно, что прежняя жизнь кончилась. Никогда больше его имя не поставят в один ряд с именами известнейших модельеров, никогда он не будет побеждать на конкурсах, и уже никто, увидев на подиуме особенно красивую девушку с необыкновенно изящными походкой и манерой держать себя, не скажет: «Это модель из агентства Дэна Смирнова».
И это еще не все: большая часть его нелегального бизнеса тоже рассыплется. Мало кто захочет иметь с ним дело после такой огласки. Конечно, всегда найдутся люди, которым это будет безразлично, но все-таки львиную долю своих левых доходов он потеряет.
Нет, пока он не разорен: у него полно выгодных капиталовложений. Мало кто знает, что сеть отелей в Анталии и на Майорке принадлежит именно ему. А сколько денег он вложил, например, в нефть!
Он всегда может уехать за границу, переждать, пока уляжется шум, а потом потихоньку начать разворачивать новое дело, ведь для него это еще не поздно. Времени у него хоть отбавляй: ему еще нет и пятидесяти. Сорок пять — разве это возраст для мужчины?
Одно только плохо: если Анна и этот Воронцов остались живы, а его ребята что-нибудь при них ляпнули, назвали его имя, то это может обернуться для него крупными неприятностями. Впрочем, как рассудил Дэн, ни Лысый, ни новичок уже ничего не смогут сказать, а следовательно, и доказать что-то будет невозможно.
Да и пусть даже в руках милиции окажутся какие-нибудь доказательства, разве это что-то изменит? Нет, потому что в нынешнее время все решают деньги, а у Дэна их больше, чем достаточно для того, чтобы купить себе свободу.
Остается только одно трудное дело — звонок Ван-Вейлену. Впрочем, Дэн уже вернул себе способность ясно мыслить. В голове у него сами собой сложились две приятно округлые фразы, которые, не означая, в сущности, ничего, все-таки могут успокоить голландца. Кстати, они неплохо звучат и по-английски. Дэн произнес одну из них вслух. Да, в самом деле, очень недурно.
Собравшись с духом, он набрал номер и попросил соединить его с мистером Ван-Вейленом.
Голландец держался свысока.
— Итак, — пророкотал он. — Что вы имеете мне сообщить на этот раз? Давайте опустим разговоры о погоде и поговорим по существу.
Заранее заготовленная первая фраза пришлась как нельзя кстати.
— Учитывая вашу настоятельную просьбу, — неторопливо спокойно проговорил Дэн, — мы уже сделали кое-какие шаги в нужном направлении. Вы понимаете, я не могу говорить с вами по телефону так подробно, как хотелось бы («Вот уж чего хотелось бы, меньше всего», — подумал он в скобках), но вы можете быть спокойны: все идет по плану.
— И все-таки мне хотелось бы услышать нечто более конкретное, — заявил мистер Ван-Вейлен. — На моем новом телефоне установлена защита против прослушивания, вы можете быть совершенно спокойны. Итак, удалось ли убрать этих журналистов? Они уже успели серьезно навредить нашему бизнесу. Не будут ли предприняты повторные попытки?
«Если бы мне самому узнать это наверняка!» — подумал Дэн, однако вслух заметил:
— Простите, мистер Ван-Вейлен, но мой телефон не снабжен такой прекрасной защитой от прослушивания, какой оснащен ваш, поэтому, не опасаясь за вас, я боюсь за себя. Позвольте мне больше не распространяться по интересующему вас вопросу. Скажу лишь одно: скоро вам не о чем будет беспокоиться.
— Был бы рад поверить вам, — неторопливо, растягивая слова, отозвался Ван-Вейлен, — но, к сожалению, я только что убедился в том, что вы лжете.
— Что вы имеете в виду? — вырвалось у Дэна.
— То, что из достоверных источников — у меня есть неплохие источники по России! — мне стало известно следующее: тележурналистов ваши подчиненные успешно упустили, и те, наверное, уже дали показания в полицейском… э-э-э, то есть в милицейском — так, кажется, это у вас называется — участке. Не знаю, каким образом, но, насколько я понял, им удалось заснять на видеокамеру их захват во всех подробностях.
— Не может быть, — выдохнул Дэн.
— Просто вы недостаточно хорошо осведомлены, мой друг. Я отхожу от вашего дела, ведь у вас больше нет официального прикрытия. Как вы станете поставлять товар? Ловить женщин легкого поведения на… м-м-м… как же называется эта ваша улица? Ах да, на Тверской.
— Но ведь, если меня и арестуют, я легко смогу откупиться: денег у меня еще вполне достаточно… — сказал, пытаясь себя успокоить, Дэн.
— У него ведь много денег, — за несколько часов до описываемых событий говорил Сергей, сидя на расшатанном стуле в одной из комнат милицейского участка.
— Ничего, отвертеться ему не удастся. У нас тут недавно сменилось руководство, а скоро с ревизией приезжает одна важная генеральская шишка. Словом, нам нужно раскрытое дело, и покрупнее, так что вы вовремя появились со своими вещественными доказательствами, — полковник милиции лукаво подмигнул Сергею. — А я еще знаю нескольких наших, которые прямо-таки грезят лишними звездами на погонах. Но учтите, это не официальная версия, — добавил полковник, — и вам никто не поверит, вздумай вы это кому-нибудь рассказать. На самом деле сейчас идет большая волна борьбы с организованной преступностью, и особенно внимательно мы следим за преступлениями, совершенными против журналистов. Сами знаете, сколько их было в последнее время. Так что этот Дэн Смирнов никуда от нас не уйдет, а с теми доказательствами, которые вы нам предоставили, упечь его за решетку вообще не составит труда.
— Не думаю, что ваши деньги на этот раз помогут, — засомневался Ван-Вейлен.
— Послушайте, мистер Ван-Вейлен, я жду вашего последнего слова. Итак, будете ли вы продолжать поддерживать мой бизнес? — спросил Дэн.
В трубке все смолкло, потом послышался тяжелый вздох, который мог бы издать только гиппопотам средних размеров.
— Я умываю руки, друг мой, — ответил наконец Ван-Вейлен, — а вам желаю удачи. Думаю, она вам пригодится.
— Но…
— И запомните на всякий случай: у меня очень длинные руки. Если я пойму, что моему бизнесу угрожает серьезная опасность, я сделаю все, чтобы ликвидировать ее.
— Вы хотите сказать… — вспыхнул Дэн.
— Что достану вас даже из-под земли, если это потребуется, — мягко докончил фразу Ван-Вейлен. — До свидания.
Дэн положил трубку, и в этот самый момент на пороге кабинета появилась перепуганная секретарша. «Вошла, не постучавшись, — отметил он про себя. — Все-таки зря я отменил приказ о ее увольнении».
— Господин Смирнов, — еле выговорила она задыхающимся голосом, — к вам поднимаются прямо сюда. Это из милиции.
Трое людей в форме через минуту вошли вслед за ней.
— Даниил Андреевич Смирнов? — осведомился один из них.
— Да, это я, — внешне не теряя спокойствия, приветливо отозвался Дэн и слегка поклонился.
— Он же Дэн Смирнов? И снова легкий поклон.
— Следуйте за нами.
Выходя из своей студии в сопровождении людей в форме, Дэн вспомнил, что так и не воспользовался второй круглой фразой: «Мне кажется, что мы с вами еще можем поладить». Садясь в машину, он окинул здание своего модельного агентства взглядом. Как оказалось впоследствии, он видел его в последний раз.
— Тебе все еще плохо? — участливо поинтересовался Сергей.
Дав показания в милиции — впрочем, в основном этим занимался Воронцов, — они поехали к нему домой. Анна пока не совсем пришла в себя, и Сергей не на шутку беспокоился за нее.
— Сегодня ты будешь моей гостьей, — весело сообщил он, открывая перед ней дверь.
Анна попыталась улыбнуться побелевшими губами, но из этого ничего не получилось. Сергею стало больно после того, как он взглянул на нее, ослабевшую, сникшую.
Теперь Анна лежала в его спальне на кровати, закутанная в два одеяла, так как ее все еще трясло. Сергей принес ей горячий кофе, но Анна никак не могла отпить ни глотка: она дрожала, зубы выстукивали мелкую дробь о край чашки. С большим трудом ему удалось влить в нее несколько глотков горячего напитка.
— Как же так? — все время спрашивала она. — Как это могло случиться?
Увы, Сергей не знал ответа на этот вопрос. Они только что чудом избежали верной смерти, но особой радости он почему-то не чувствовал: слишком четко и назойливо у него выстраивалась другая логическая цепочка. «Это ведь ты, — настойчиво твердил ему внутренний голос, — ты довел Анну до такого состояния. Сколько бы ты ни твердил себе, что действовал правильно, что только открыл глаза на истину, у тебя же не было такой цели вначале. Ну-ка, вспомни, дружок, с какого перепугу ты потащился в этот распроклятый Амстердам? Из-за великой любви? Да нет же, хотел накопать компромата, место хорошее получить, считай, в грязь лицом ее макнуть. Ну и как? Получилось? Сказал ей правду? Вот и радуйся! Из-за тебя она сегодня чуть не погибла и из-за тебя ей сейчас так плохо! Ну что, Сергей Воронцов, доволен?» Но самое страшное, что теперь Анна так никогда и не узнает, как Сергей ее любит. Он что угодно сделал бы для нее, лишь бы ей было хорошо, лишь бы она была счастлива. Да что счастлива? Правую руку отдал бы только за то, чтобы у нее прошел этот озноб!
Сергей нервно закурил, затянулся пару раз, но не выдержал, бросил недокуренную сигарету и пошел к ней.
Он сел на край кровати, ласково взял Анну за руку, отвел с ее лица, разметавшиеся в беспорядке волосы. Она все еще вздрагивала. Прикусив губу, Анна старалась взять себя в руки, не зря ведь ее называют железной женщиной. Какая там железная! Защитная броня разлетелась… Господи, лучше не вспоминать про эту защитную броню! Дэн так много о ней говорил! Она чувствовала себя такой слабой и разбитой, какой не была еще никогда. Даже Лилечка, то и дело приходившая к Анне со своими бедами и горестями, как ей показалось теперь, не бывала такой слабой, как она сама сейчас.
Слезы застлали ей глаза, в который раз уже, но остановить их было невозможно.
— Не надо, — ласково сказал Сергей: на лице Анны отражалась вся борьба, которую она вела сама с собой. — Не сдерживай себя, поплачь, если хочешь. Может быть, от этого тебе станет легче.
И вдруг он оторопел: Анна, всхлипнув, потянулась к нему. Да, это все происходит на самом деле! Она прижалась головой к его груди и, наверное, слышит, как бьется его сердце, быстро и сильно. А может быть, и не слышит, но он-то все чувствует точно: и аромат ее шелковистых волос, в которые уткнулся лицом, и ее прерывистое дыхание. И знает, что она плачет: его рубашка становится горячей и намокает с левой стороны, как раз там, где покоится ее голова.
И не мог он в этот миг, когда она, так ненавидевшая его, вдруг сама потянулась к нему, не раскрыть ей свои объятия. А Анна спряталась в кольце его ласковых рук, укрылась от всего, что переживала в последнее время, такая маленькая, беззащитная, испуганная.
Он приподнял ее лицо за подбородок. Она робко заглянула в его глаза. Никогда так еще она не смотрела на него. В ее взгляде была надежда, мольба о защите. Ей не хотелось уходить, не хотелось, чтобы он отпустил ее.
— Я люблю тебя, — вырвалось у Сергея. Он так долго держал в себе эти слова, не решаясь сказать их Анне вслух. Но сейчас смог это сделать. — Я люблю тебя, — повторил он, с удивлением вслушиваясь в собственные слова. Сергей смотрел в ее глаза, словно в два окна, по которым стекают капли дождя. И столько было в них боли, столько любви, что он не смог бы поступить иначе, чем поступил. Осторожно, словно боясь спугнуть Анну, Сергей сомкнул объятия еще сильнее и коснулся губами ее глаз, ощущая солоноватый вкус слез. А потом, не в силах больше владеть собой, приник губами к ее губам и почувствовал, что она ему отвечает.
И тогда все, что пережили Сергей и Анна, все, даже самое страшное, вдруг стало ненужным и неважным: оно сузилось до белой точки и исчезло. Все это перестало быть настоящим. Реальным стали лишь волны тепла и обнаженность их тел, душ, каждого нерва. Они бросились друг к другу, как если бы были единственными выжившими на всей Земле.
Все было забыто: карьера, ТВР, конкуренция. Они не были больше врагами, не были коллегами, они были просто людьми, ищущими друг в друге тепло. Они вновь и вновь черпали друг от друга силы на то, чтобы жить, и растворялись друг в друге, не боясь этого, зная, что теперь не потеряют себя.
— Я люблю тебя, — шептал Сергей снова и снова.
— Любимый, — отвечала ему Анна.
А потом все прошло. Сергей не понял, как это могло случиться, но Анна вдруг резко отстранилась от него.
— Мне надо идти, — сказала она.
У Сергея упало сердце: вот так же холодно и сухо она разговаривала с ним уже десять лет.
— Куда ты? — спросил он.
— Я должна идти, — упрямо повторила Анна. Встала с кровати и принялась одеваться.
— Но ты же не можешь так поступить, — вскричал Сергей, вскакивая с места. — Ведь только что…
— Прости меня, — произнесла она, и в голосе ее прозвучала боль, — но мы не можем быть вместе…
— Но почему? Не уходи, постой! — Сергей схватил ее за руки, сжал запястья. — Ты же не хочешь уйти от меня вот так!
— Так не должно продолжаться, — ответила Анна. — Я не смогу. Пусть все останется по-прежнему. Мне легче жить, ненавидя тебя.
— Но ты же только что назвала меня любимым!
— Прости, — без звука, одними губами произнесла она. — Мне и в самом деле очень трудно об этом говорить. Мне лучше уйти.
— Но я люблю тебя! — выкрикнул Сергей, сделав последнюю отчаянную попытку ее удержать.
— И ты считаешь, то, что между нами произошло, дает тебе право…
— Какое право? Ты понимаешь, что говоришь? Нам же было хорошо вместе, и не вздумай это отрицать. Я же видел, я же чувствовал, что ты отвечаешь мне!
— Перестань, — тихо выдохнула она. — Пойми, просто это был такой момент: мы еле выжили, вот и бросились друг к другу в объятия. Пройдет совсем немного времени, и ты сам поймешь, что ничего, кроме радости по поводу неожиданного спасения от смерти, в этом не было, уж поверь мне.
Сергей бессильно опустился в кресло, закрыл лицо руками, потом вдруг порывисто встал, подвел Анну к креслу, сам сел у ее ног, взял ее руки в свои.
— Скажи мне это в последний раз, и так, чтобы я тебе поверил. Ты не любишь меня?
— Сергей, — устало проговорила она, — ну подумай сам, какая между нами может быть любовь?
— Анна, я понимаю, что мы долгое время были врагами, но теперь, может быть, зароем топор войны?
— И выкурим трубку мира? — горько усмехнулась она. — У меня нет настроения играть в индейцев.
— Анна!
— Подожди, выслушай меня, — попросила она. — Ты ведь не понимаешь, что я чувствую. Ты не знаешь, как себя чувствует женщина, которую хотят убить, узнавшая в последний момент, что это совершается по указке человека, которого она любила так сильно, как никого и никогда. Ты не представляешь, что я пережила, сидя в машине и слушая, что говорят эти двое на переднем сиденье. Я умерла уже тогда.
— Анна, не надо так!
— Я умерла уже тогда, — упрямо повторила она, — и то, что нам удалось избежать физической смерти, в моем случае ни о чем не говорит. Я мертва, понимаешь? Я уже мертва. Я никогда больше не смогу любить, потому что, стоит этому случиться, как любимый человек уходит навсегда! — Анна уже не контролировала себя. — Когда-то я любила одного парня и до сих пор, по-моему, люблю — он разбился на мотоцикле. Потом Дэн, который предал меня. А теперь… ты!
— Но я не собираюсь бросать тебя, — пробормотал Сергей. Все представилось для него в новом свете. Именно сейчас он до конца понял ее кажущуюся холодность. «Расставанье — маленькая смерть», — всплыли в памяти строчки песни, над смыслом которой, как, впрочем, и многих других, Сергей никогда не давал себе труда задуматься. Маленькая смерть! Как это верно сказано!
— Они говорили то же самое, — сообщила Анна. — Я постараюсь с тобой видеться как можно реже. Я попрошу Бориса Алексеевича, чтобы он оставил весь проект тебе. И будь так добр, подумай хорошенько над моими словами. Уверена, вспомнив все грубости, которые я тебе наговорила, ты и сам не захочешь меня больше видеть.
Входная дверь хлопнула. Анна ушла, и Сергей больше не думал ее удерживать. Все кончено.
— Может, она и права, — задумчиво произнес он. И с какой-то новой уверенностью вдруг сказал: — Нет, не права. И поймет это. Мы будем вместе. Обязательно.
— Знаю, — усмехнулся комвзвода. — Я уже связался с кем нужно, их сейчас остановят. Далеко не уйдут.
— Ну, хорошо, — согласился Сергей. — Спасибо за то, что помешали свершиться неправедному делу. Потеря двух таких журналистов, как мы, нанесла бы непоправимый вред телевидению.
— Так вы тележурналисты? — дошло до омоновца. — То-то мне показалось, что я вас где-то уже видел. Ладно, задерживаться больше не можем. Ждите, — приказал он на прощанье.
Сергей обернулся в поисках Анны. Она молча стояла у обочины, обхватив руками плечи. Ее всю трясло.
Сергей подошел к ней, скинул с себя пальто, набросил ей на плечи, но она все равно продолжала дрожать, зубы ее стучали, точно в ознобе. Он обнял ее, зашептал ей на ухо какие-то ласковые и успокаивающие слова, говорил, что теперь все будет хорошо и бояться уже нечего, но ничего не помогало. Услышав приближающийся вой сирены, Сергей облегченно вздохнул: через несколько минут можно будет дать показания в участке, а потом увезти Анну куда-нибудь, согреть, успокоить.
Усадив ее в милицейскую машину, он, собравшись уже устроиться рядом, вдруг поспешно бросился к покореженной «десятке» и забрал с заднего сиденья видеокамеру.
— Вещественные доказательства! — со значением пояснил Воронцов.
Анна обернулась к нему. Или Сергею показалось, или ей действительно уже стало лучше.
— Мы свободны, — произнес он успокаивающим тоном.
— И что же мне теперь делать… с этой свободой? — спросила вдруг Анна, судорожно сглотнув.
Она казалась в тот момент такой беспомощной, что у Сергея екнуло сердце. Он никогда не думал, что эта женщина может так выглядеть. Впрочем, давно ли он начал видеть в ней просто женщину?
— Все будет нормально, — сказал Сергей, — мы едем в участок. Дадим показания, а потом… там видно будет. Знаешь, видеокамера так и работала все это время, так что доказательства у нас на руках. Ты же слышала, как они разговаривали? — усмехнулся он.
Кажется, по ее лицу пробежала тень улыбки, но она была настолько бледной, что Сергей никак не мог решить про себя, действительно ли Анна улыбнулась или ему это только показалось?
Анна задумалась. Сидя в «десятке», после того, как их схватили, она могла думать только об одном: Дэн, ее Дэн распорядился, чтобы Анну, ту, которой он недавно клялся в вечной любви, убрали с дороги, как неодушевленный предмет, обыкновенное досадное препятствие. Она вспоминала развитие их отношений, переживала все заново. Первая встреча, ужин в ресторане, работа в студии, премьера коллекции, первая ночь вдвоем, полная любви и нежности, накал страстей… Ничего этого не было. Никогда. Никогда Дэн не любил ее, все ложь. Будь иначе, разве натравил бы он на Анну этих бандюг?
Она была потрясена жестокостью этого человека и пребывала в каком-то странном холодном оцепенении. Пережить это было несравненно тяжелее, чем его грязные делишки.
«Бедная девочка», — в который уже раз подумал Сергей, по-прежнему не решаясь сказать это вслух.
— Ты знаешь, мне уже намного лучше, — радостно известила мужа Лилечка. — Думаю, дня через три меня выпишут.
Они не спеша прогуливались по больничной аллейке. На Лилечке была шубка, и она то и дело прятала смеющееся лицо в высокий меховой воротник. Снежинки, попадая на ее ресницы, тут же таяли: наверное, от дыхания, а может, от теплого сияния ее глаз. Все в Лилечкином облике излучало покой: и ее неторопливая походка — ходить ей теперь надо было особенно осторожно, и улыбка, и даже то, как она просунула свою руку под локоть Алексея.
Снег чуть поскрипывал у них под ногами.
— Я просто уверена, что мы встретим Новый год вместе, — радостно сообщила Лилечка. — Знаешь, — доверчиво поделилась она, — это будет первый Новый год, который я встречу не в одиночестве.
— Неужели? — удивился он. — Ты ведь такая веселая, такая милая — и в такой праздник оставалась одна? Как это может быть?
— Наверное, такая я только с тобой, точнее, благодаря тебе. Я чувствую себя совсем другим человеком, когда ты рядом. Мне кажется, я становлюсь лучше, добрее, мягче.
— Значит, и ты тоже, — задумчиво произнес Алексей.
— Что — тоже? — переспросила она, не поняв.
— Меняешься, как и я, — признался Алексей. — Знаешь, я чувствую себя по-настоящему сильным человеком.
— Ты и есть сильный, — без тени сомнения подтвердила Лилечка. — Вспомни хотя бы, как мы с тобой познакомились. Кто-то другой прошел бы мимо, как проходили мимо в тот момент десятки… нет, сотни людей. А ты вмешался.
— Ты выглядела такой беззащитной, — вспомнил он.
— Да, теперь я тоже сильная, — радостно похвасталась Лилечка. — Но только с тобой, — поправилась она. — Знаешь, мне так не хватает тебя, я боюсь даже уколов, а их тут по три на дню. Вот глупая, правда?
Алексей внимательно посмотрел на нее.
— Нет, — ответил он, и губы его дрогнули в улыбке. — Ты у меня знаешь кто? Храбрая маленькая женщина, смело плывущая по волнам быта.
Лилечка грустно улыбнулась:
— Ты все шутишь, а я боюсь. Так боюсь! Если бы ты только знал!
— Чего боишься, моя хорошая?
— Боли, — тихо пояснила она, и глаза ее испуганно расширились. — Как ты думаешь, будет очень больно?
— Не знаю, — сказал Алексей. — Но я совершенно уверен, что ты справишься, обязательно.
— Знаешь, — Лилечка внезапно остановилась, — я бы не так боялась, если бы ты был рядом. Ты держал бы меня за руку, и мне тогда было бы намного легче…
— Что ж, если ты этого хочешь…
— А ты согласен, да? Правда, согласен?
— Хорошо, — медленно произнес Алексей. — Но я не даю тебе никакой гарантии, что не испугаюсь больше, чем ты.
Лилечка повеселела.
— Ну, нет, — не согласилась она. — Я точно знаю, что все будет хорошо. Так же точно, как-то, что мы любим друг друга. И все-таки мне немного страшно.
Алексей ласково погладил ее по плечу, поправил непокорный белокурый локон, выбившийся из-под шапки.
— Все будет хорошо, — тихо повторил он. — Вот увидишь.
Снег пошел сильнее. Он падал крупными хлопьями, которые кружились в воздухе как белые перышки.
— Тебе, наверное, пора, — напомнил Алексей. — Я провожу тебя.
Миниатюрная фигурка Лилечки скрылась за входной дверью. Через стекло он видел, как она сняла шубку в раздевалке и пошла к себе в палату. Какая она все-таки маленькая и беззащитная. Но храбрая, гораздо храбрее, чем сама думает. Вот сейчас он пойдет в ювелирный магазин, но зачем, ни за что ей не расскажет раньше срока. Алексей улыбнулся, вспомнив, как она просила его никогда-никогда ее не обманывать. Только сегодня такой случай, что чуть-чуть можно для того, чтобы потом обрадовать еще больше. Через час коробочка с изящной золотой цепочкой будет спрятана на полке за книгами по юриспруденции, из которых Лилечка ни за какие коврижки не прочитала бы ни страницы.
…— Что значит «упустили»? Да что ты такое несешь, Леонид? — рвал и метал Дэн. — Ты хоть понимаешь, какие будут последствия? Да с меня за такие дела голову снимут! Но раньше, — он перестал мерить шагами комнату и остановился пред тем самым мужчиной в темных очках (впрочем, очки тот убрал), — я сниму голову с тебя, понятно? Давай, быстро рассказывай, как все было, ничего не упускай.
Леонид начал припоминать.
— Я вам точно говорю, это случайность. Никто не смог бы этого предугадать. Там была скользкая дорога, и Лысый, похоже, просто не справился с управлением. А тут еще этот «пазик» с ОМОНом вывернул навстречу на полном ходу, — Леонид сокрушенно вздохнул.
— Лысый цел? — спросил Дэн.
— Какое там цел! — Леонид безнадежно махнул рукой. — Одно мокрое место осталось! Я сам видел, как весь перед гармошкой сложился. Разве тут уцелеешь?
— Ладно, . — мрачно отозвался Дэн. — А с этими двумя что? Они тоже?..
— Этого я не знаю, — признался Леонид.
— То есть, как не знаешь?
— Там была толпа омоновцев! Что нам оставалось, если все пошло вразнос? Ясное дело, мы только и думали, как бы смотаться оттуда!!! — вышел вдруг из себя Леонид.
Дэн взбесился.
— Я для чего туда тебя посылал? Что ты должен был сделать? — закричал он.
— Должен был проследить за тем, чтобы все сошло гладко, — стушевался Леонид.
— Так почему же не проследил? — Дэн безнадежно махнул рукой. Разговор можно было не продолжать: совершенно ясно, что все складывалось из рук вон плохо. — А те двое, Лысый твой и кто там еще, они ничего лишнего, случайно, не сболтнули? А впрочем, откуда тебе знать, ты же в другой машине сидел… Ладно, иди, — разрешил он. — С тобой я позже разберусь, а сейчас у меня есть дела поважнее.
Оставшись в одиночестве, Дэн еще долго мерил шагами комнату, заложив руки за спину. Было очевидно, придется звонить Ван-Вейлену, иначе он позвонит сам, а это намного хуже. Будет большой удачей, если Ван-Вейлен просто разорвет с ним деловые отношения. Но в последнее время вообще все складывается из рук вон плохо. Демонстрацию последней коллекции в Париже отменили: весьма вежливо, но непреклонно ему объявили, что сейчас все там слишком заняты политическими событиями, чтобы следить за высокой модой. Это была заведомая ложь. Дэн прекрасно знал, что недавно в Париже прошли показы коллекций от Гуччи и Шанель. Такой же отказ он получил и из Англии, и из Японии. Десяток выгодных предложений, новые творческие идеи — на всем этом смело можно ставить крест.
Ясно, что прежняя жизнь кончилась. Никогда больше его имя не поставят в один ряд с именами известнейших модельеров, никогда он не будет побеждать на конкурсах, и уже никто, увидев на подиуме особенно красивую девушку с необыкновенно изящными походкой и манерой держать себя, не скажет: «Это модель из агентства Дэна Смирнова».
И это еще не все: большая часть его нелегального бизнеса тоже рассыплется. Мало кто захочет иметь с ним дело после такой огласки. Конечно, всегда найдутся люди, которым это будет безразлично, но все-таки львиную долю своих левых доходов он потеряет.
Нет, пока он не разорен: у него полно выгодных капиталовложений. Мало кто знает, что сеть отелей в Анталии и на Майорке принадлежит именно ему. А сколько денег он вложил, например, в нефть!
Он всегда может уехать за границу, переждать, пока уляжется шум, а потом потихоньку начать разворачивать новое дело, ведь для него это еще не поздно. Времени у него хоть отбавляй: ему еще нет и пятидесяти. Сорок пять — разве это возраст для мужчины?
Одно только плохо: если Анна и этот Воронцов остались живы, а его ребята что-нибудь при них ляпнули, назвали его имя, то это может обернуться для него крупными неприятностями. Впрочем, как рассудил Дэн, ни Лысый, ни новичок уже ничего не смогут сказать, а следовательно, и доказать что-то будет невозможно.
Да и пусть даже в руках милиции окажутся какие-нибудь доказательства, разве это что-то изменит? Нет, потому что в нынешнее время все решают деньги, а у Дэна их больше, чем достаточно для того, чтобы купить себе свободу.
Остается только одно трудное дело — звонок Ван-Вейлену. Впрочем, Дэн уже вернул себе способность ясно мыслить. В голове у него сами собой сложились две приятно округлые фразы, которые, не означая, в сущности, ничего, все-таки могут успокоить голландца. Кстати, они неплохо звучат и по-английски. Дэн произнес одну из них вслух. Да, в самом деле, очень недурно.
Собравшись с духом, он набрал номер и попросил соединить его с мистером Ван-Вейленом.
Голландец держался свысока.
— Итак, — пророкотал он. — Что вы имеете мне сообщить на этот раз? Давайте опустим разговоры о погоде и поговорим по существу.
Заранее заготовленная первая фраза пришлась как нельзя кстати.
— Учитывая вашу настоятельную просьбу, — неторопливо спокойно проговорил Дэн, — мы уже сделали кое-какие шаги в нужном направлении. Вы понимаете, я не могу говорить с вами по телефону так подробно, как хотелось бы («Вот уж чего хотелось бы, меньше всего», — подумал он в скобках), но вы можете быть спокойны: все идет по плану.
— И все-таки мне хотелось бы услышать нечто более конкретное, — заявил мистер Ван-Вейлен. — На моем новом телефоне установлена защита против прослушивания, вы можете быть совершенно спокойны. Итак, удалось ли убрать этих журналистов? Они уже успели серьезно навредить нашему бизнесу. Не будут ли предприняты повторные попытки?
«Если бы мне самому узнать это наверняка!» — подумал Дэн, однако вслух заметил:
— Простите, мистер Ван-Вейлен, но мой телефон не снабжен такой прекрасной защитой от прослушивания, какой оснащен ваш, поэтому, не опасаясь за вас, я боюсь за себя. Позвольте мне больше не распространяться по интересующему вас вопросу. Скажу лишь одно: скоро вам не о чем будет беспокоиться.
— Был бы рад поверить вам, — неторопливо, растягивая слова, отозвался Ван-Вейлен, — но, к сожалению, я только что убедился в том, что вы лжете.
— Что вы имеете в виду? — вырвалось у Дэна.
— То, что из достоверных источников — у меня есть неплохие источники по России! — мне стало известно следующее: тележурналистов ваши подчиненные успешно упустили, и те, наверное, уже дали показания в полицейском… э-э-э, то есть в милицейском — так, кажется, это у вас называется — участке. Не знаю, каким образом, но, насколько я понял, им удалось заснять на видеокамеру их захват во всех подробностях.
— Не может быть, — выдохнул Дэн.
— Просто вы недостаточно хорошо осведомлены, мой друг. Я отхожу от вашего дела, ведь у вас больше нет официального прикрытия. Как вы станете поставлять товар? Ловить женщин легкого поведения на… м-м-м… как же называется эта ваша улица? Ах да, на Тверской.
— Но ведь, если меня и арестуют, я легко смогу откупиться: денег у меня еще вполне достаточно… — сказал, пытаясь себя успокоить, Дэн.
— У него ведь много денег, — за несколько часов до описываемых событий говорил Сергей, сидя на расшатанном стуле в одной из комнат милицейского участка.
— Ничего, отвертеться ему не удастся. У нас тут недавно сменилось руководство, а скоро с ревизией приезжает одна важная генеральская шишка. Словом, нам нужно раскрытое дело, и покрупнее, так что вы вовремя появились со своими вещественными доказательствами, — полковник милиции лукаво подмигнул Сергею. — А я еще знаю нескольких наших, которые прямо-таки грезят лишними звездами на погонах. Но учтите, это не официальная версия, — добавил полковник, — и вам никто не поверит, вздумай вы это кому-нибудь рассказать. На самом деле сейчас идет большая волна борьбы с организованной преступностью, и особенно внимательно мы следим за преступлениями, совершенными против журналистов. Сами знаете, сколько их было в последнее время. Так что этот Дэн Смирнов никуда от нас не уйдет, а с теми доказательствами, которые вы нам предоставили, упечь его за решетку вообще не составит труда.
— Не думаю, что ваши деньги на этот раз помогут, — засомневался Ван-Вейлен.
— Послушайте, мистер Ван-Вейлен, я жду вашего последнего слова. Итак, будете ли вы продолжать поддерживать мой бизнес? — спросил Дэн.
В трубке все смолкло, потом послышался тяжелый вздох, который мог бы издать только гиппопотам средних размеров.
— Я умываю руки, друг мой, — ответил наконец Ван-Вейлен, — а вам желаю удачи. Думаю, она вам пригодится.
— Но…
— И запомните на всякий случай: у меня очень длинные руки. Если я пойму, что моему бизнесу угрожает серьезная опасность, я сделаю все, чтобы ликвидировать ее.
— Вы хотите сказать… — вспыхнул Дэн.
— Что достану вас даже из-под земли, если это потребуется, — мягко докончил фразу Ван-Вейлен. — До свидания.
Дэн положил трубку, и в этот самый момент на пороге кабинета появилась перепуганная секретарша. «Вошла, не постучавшись, — отметил он про себя. — Все-таки зря я отменил приказ о ее увольнении».
— Господин Смирнов, — еле выговорила она задыхающимся голосом, — к вам поднимаются прямо сюда. Это из милиции.
Трое людей в форме через минуту вошли вслед за ней.
— Даниил Андреевич Смирнов? — осведомился один из них.
— Да, это я, — внешне не теряя спокойствия, приветливо отозвался Дэн и слегка поклонился.
— Он же Дэн Смирнов? И снова легкий поклон.
— Следуйте за нами.
Выходя из своей студии в сопровождении людей в форме, Дэн вспомнил, что так и не воспользовался второй круглой фразой: «Мне кажется, что мы с вами еще можем поладить». Садясь в машину, он окинул здание своего модельного агентства взглядом. Как оказалось впоследствии, он видел его в последний раз.
— Тебе все еще плохо? — участливо поинтересовался Сергей.
Дав показания в милиции — впрочем, в основном этим занимался Воронцов, — они поехали к нему домой. Анна пока не совсем пришла в себя, и Сергей не на шутку беспокоился за нее.
— Сегодня ты будешь моей гостьей, — весело сообщил он, открывая перед ней дверь.
Анна попыталась улыбнуться побелевшими губами, но из этого ничего не получилось. Сергею стало больно после того, как он взглянул на нее, ослабевшую, сникшую.
Теперь Анна лежала в его спальне на кровати, закутанная в два одеяла, так как ее все еще трясло. Сергей принес ей горячий кофе, но Анна никак не могла отпить ни глотка: она дрожала, зубы выстукивали мелкую дробь о край чашки. С большим трудом ему удалось влить в нее несколько глотков горячего напитка.
— Как же так? — все время спрашивала она. — Как это могло случиться?
Увы, Сергей не знал ответа на этот вопрос. Они только что чудом избежали верной смерти, но особой радости он почему-то не чувствовал: слишком четко и назойливо у него выстраивалась другая логическая цепочка. «Это ведь ты, — настойчиво твердил ему внутренний голос, — ты довел Анну до такого состояния. Сколько бы ты ни твердил себе, что действовал правильно, что только открыл глаза на истину, у тебя же не было такой цели вначале. Ну-ка, вспомни, дружок, с какого перепугу ты потащился в этот распроклятый Амстердам? Из-за великой любви? Да нет же, хотел накопать компромата, место хорошее получить, считай, в грязь лицом ее макнуть. Ну и как? Получилось? Сказал ей правду? Вот и радуйся! Из-за тебя она сегодня чуть не погибла и из-за тебя ей сейчас так плохо! Ну что, Сергей Воронцов, доволен?» Но самое страшное, что теперь Анна так никогда и не узнает, как Сергей ее любит. Он что угодно сделал бы для нее, лишь бы ей было хорошо, лишь бы она была счастлива. Да что счастлива? Правую руку отдал бы только за то, чтобы у нее прошел этот озноб!
Сергей нервно закурил, затянулся пару раз, но не выдержал, бросил недокуренную сигарету и пошел к ней.
Он сел на край кровати, ласково взял Анну за руку, отвел с ее лица, разметавшиеся в беспорядке волосы. Она все еще вздрагивала. Прикусив губу, Анна старалась взять себя в руки, не зря ведь ее называют железной женщиной. Какая там железная! Защитная броня разлетелась… Господи, лучше не вспоминать про эту защитную броню! Дэн так много о ней говорил! Она чувствовала себя такой слабой и разбитой, какой не была еще никогда. Даже Лилечка, то и дело приходившая к Анне со своими бедами и горестями, как ей показалось теперь, не бывала такой слабой, как она сама сейчас.
Слезы застлали ей глаза, в который раз уже, но остановить их было невозможно.
— Не надо, — ласково сказал Сергей: на лице Анны отражалась вся борьба, которую она вела сама с собой. — Не сдерживай себя, поплачь, если хочешь. Может быть, от этого тебе станет легче.
И вдруг он оторопел: Анна, всхлипнув, потянулась к нему. Да, это все происходит на самом деле! Она прижалась головой к его груди и, наверное, слышит, как бьется его сердце, быстро и сильно. А может быть, и не слышит, но он-то все чувствует точно: и аромат ее шелковистых волос, в которые уткнулся лицом, и ее прерывистое дыхание. И знает, что она плачет: его рубашка становится горячей и намокает с левой стороны, как раз там, где покоится ее голова.
И не мог он в этот миг, когда она, так ненавидевшая его, вдруг сама потянулась к нему, не раскрыть ей свои объятия. А Анна спряталась в кольце его ласковых рук, укрылась от всего, что переживала в последнее время, такая маленькая, беззащитная, испуганная.
Он приподнял ее лицо за подбородок. Она робко заглянула в его глаза. Никогда так еще она не смотрела на него. В ее взгляде была надежда, мольба о защите. Ей не хотелось уходить, не хотелось, чтобы он отпустил ее.
— Я люблю тебя, — вырвалось у Сергея. Он так долго держал в себе эти слова, не решаясь сказать их Анне вслух. Но сейчас смог это сделать. — Я люблю тебя, — повторил он, с удивлением вслушиваясь в собственные слова. Сергей смотрел в ее глаза, словно в два окна, по которым стекают капли дождя. И столько было в них боли, столько любви, что он не смог бы поступить иначе, чем поступил. Осторожно, словно боясь спугнуть Анну, Сергей сомкнул объятия еще сильнее и коснулся губами ее глаз, ощущая солоноватый вкус слез. А потом, не в силах больше владеть собой, приник губами к ее губам и почувствовал, что она ему отвечает.
И тогда все, что пережили Сергей и Анна, все, даже самое страшное, вдруг стало ненужным и неважным: оно сузилось до белой точки и исчезло. Все это перестало быть настоящим. Реальным стали лишь волны тепла и обнаженность их тел, душ, каждого нерва. Они бросились друг к другу, как если бы были единственными выжившими на всей Земле.
Все было забыто: карьера, ТВР, конкуренция. Они не были больше врагами, не были коллегами, они были просто людьми, ищущими друг в друге тепло. Они вновь и вновь черпали друг от друга силы на то, чтобы жить, и растворялись друг в друге, не боясь этого, зная, что теперь не потеряют себя.
— Я люблю тебя, — шептал Сергей снова и снова.
— Любимый, — отвечала ему Анна.
А потом все прошло. Сергей не понял, как это могло случиться, но Анна вдруг резко отстранилась от него.
— Мне надо идти, — сказала она.
У Сергея упало сердце: вот так же холодно и сухо она разговаривала с ним уже десять лет.
— Куда ты? — спросил он.
— Я должна идти, — упрямо повторила Анна. Встала с кровати и принялась одеваться.
— Но ты же не можешь так поступить, — вскричал Сергей, вскакивая с места. — Ведь только что…
— Прости меня, — произнесла она, и в голосе ее прозвучала боль, — но мы не можем быть вместе…
— Но почему? Не уходи, постой! — Сергей схватил ее за руки, сжал запястья. — Ты же не хочешь уйти от меня вот так!
— Так не должно продолжаться, — ответила Анна. — Я не смогу. Пусть все останется по-прежнему. Мне легче жить, ненавидя тебя.
— Но ты же только что назвала меня любимым!
— Прости, — без звука, одними губами произнесла она. — Мне и в самом деле очень трудно об этом говорить. Мне лучше уйти.
— Но я люблю тебя! — выкрикнул Сергей, сделав последнюю отчаянную попытку ее удержать.
— И ты считаешь, то, что между нами произошло, дает тебе право…
— Какое право? Ты понимаешь, что говоришь? Нам же было хорошо вместе, и не вздумай это отрицать. Я же видел, я же чувствовал, что ты отвечаешь мне!
— Перестань, — тихо выдохнула она. — Пойми, просто это был такой момент: мы еле выжили, вот и бросились друг к другу в объятия. Пройдет совсем немного времени, и ты сам поймешь, что ничего, кроме радости по поводу неожиданного спасения от смерти, в этом не было, уж поверь мне.
Сергей бессильно опустился в кресло, закрыл лицо руками, потом вдруг порывисто встал, подвел Анну к креслу, сам сел у ее ног, взял ее руки в свои.
— Скажи мне это в последний раз, и так, чтобы я тебе поверил. Ты не любишь меня?
— Сергей, — устало проговорила она, — ну подумай сам, какая между нами может быть любовь?
— Анна, я понимаю, что мы долгое время были врагами, но теперь, может быть, зароем топор войны?
— И выкурим трубку мира? — горько усмехнулась она. — У меня нет настроения играть в индейцев.
— Анна!
— Подожди, выслушай меня, — попросила она. — Ты ведь не понимаешь, что я чувствую. Ты не знаешь, как себя чувствует женщина, которую хотят убить, узнавшая в последний момент, что это совершается по указке человека, которого она любила так сильно, как никого и никогда. Ты не представляешь, что я пережила, сидя в машине и слушая, что говорят эти двое на переднем сиденье. Я умерла уже тогда.
— Анна, не надо так!
— Я умерла уже тогда, — упрямо повторила она, — и то, что нам удалось избежать физической смерти, в моем случае ни о чем не говорит. Я мертва, понимаешь? Я уже мертва. Я никогда больше не смогу любить, потому что, стоит этому случиться, как любимый человек уходит навсегда! — Анна уже не контролировала себя. — Когда-то я любила одного парня и до сих пор, по-моему, люблю — он разбился на мотоцикле. Потом Дэн, который предал меня. А теперь… ты!
— Но я не собираюсь бросать тебя, — пробормотал Сергей. Все представилось для него в новом свете. Именно сейчас он до конца понял ее кажущуюся холодность. «Расставанье — маленькая смерть», — всплыли в памяти строчки песни, над смыслом которой, как, впрочем, и многих других, Сергей никогда не давал себе труда задуматься. Маленькая смерть! Как это верно сказано!
— Они говорили то же самое, — сообщила Анна. — Я постараюсь с тобой видеться как можно реже. Я попрошу Бориса Алексеевича, чтобы он оставил весь проект тебе. И будь так добр, подумай хорошенько над моими словами. Уверена, вспомнив все грубости, которые я тебе наговорила, ты и сам не захочешь меня больше видеть.
Входная дверь хлопнула. Анна ушла, и Сергей больше не думал ее удерживать. Все кончено.
— Может, она и права, — задумчиво произнес он. И с какой-то новой уверенностью вдруг сказал: — Нет, не права. И поймет это. Мы будем вместе. Обязательно.