Страница:
Уже после начала Великой Отечественной войны, в июле 1941 года, заместитель начальника 3-го управления НКО капитан госбезопасности А. Н. Клыков направил Берии справку на Буденного, где утверждалось: «Показаниями ряда арестованных участников военно-фашистского заговора устанавливается, что Буденный является участником и членом руководства антисоветской организации правых в РККА, возглавляя как член руководства антисоветские формирования в коннице РККА и среди казачества.
Буденный еще в 1925 году, после назначения народным комиссаром Военно-морских сил СССР Ворошилова К. Е., сблизился с бывшим тогда командующим БВО Егоровым А. И., а в последующие годы с Дыбенко П. Е. (в тот период начальник снабжения РККА) и вместе с ними возглавил антисоветскую организацию правых. Правые взгляды Буденного складывались под влиянием Томского, с которым Буденный поддерживал связь все годы. В 1931 году… Буденный был у Рыкова и выражал ему свое сочувствие (после отставки с поста председателя Совнаркома. – Б.С.). Буденный много говорил Рыкову о недовольстве крестьян коллективизацией и в конце разговора заявил: «Прикажи А. И., и я тебя поддержу—на Дону и Кубани мои ребята только и ждут моего приказа садиться на лошадей. Я, знаешь, человек военный»».
На Буденного дали показания еще многие из числа осужденных и расстрелянных. Так, маршал Егоров утверждал: «Именно он, Буденный, осуществлял связь с Кашириным, Апанасенко, Жлобой, которые проводили активную антисоветскую работу среди казачества. Они использовали создание специальных казачьих частей для подготовки своих контрреволюционных формирований… Во главе этих частей ими были поставлены свои люди, завербованные участники военного заговора и антисоветской организации правых. Из числа участников антисоветского подполья в коннице Буденный мне назвал Косогова (комкор), Шеко (комдив), Горячева (комкор), Сердича (комкор) и Федоренко (пом. инструктора кавалерии)». Дыбенко же признал на допросе 15 марта 1938 года, что Буденный возглавлял антисоветское подполье в кавалерии. У следователя, допрашивавшего Н. Д. Каширина, фантазия оказалась еще богаче. Подследственный будто бы показал: «Вокруг маршала Егорова Александра Ильича сложилась группировка… Во время разговоров со мной в июле 1932 года Егоров назвал своим сообщником и главной опорой Буденного Семена Михайловича… По расчетам Егорова антисоветское вооруженное восстание должна будет поддержать большая часть всей конницы РККА во главе с самим Буденным…»
На основе этих показаний Клыков сделал вывод, что Буденный предназначался на роль «руководителя антисоветского подполья среди казачества… могущего возглавить антисоветское восстание, опирающееся на антисоветские казачьи кадры». Вывод, конечно, совершенно фантастический. А вот А. И. Седякин, похоже, не выдумывал, когда показал на допросе 10 февраля 1938 года, что Буденный в разговорах с ним ругал коллективизацию и заявлял при этом: «Я, Буденный, казаков белых, конечно, бил, но я против того, чтобы их разорять… Теперь сплошная коллективизация… Зря погубили казачью конницу». Замечу, что критика в этих словах звучит вполне умеренно и имеет достаточно прагматическую направленность: «Погубили хорошую конницу!» Сталин такую критику мог даже принять, как частично согласился он с письмами Шолохова о «перегибах» коллективизации на Дону.
Обширные показания против Буденного дала жена маршала Егорова Г. А. Цешковская, впоследствии расстрелянная: «В Москве 1932–1935 годов как бы сами собой организовались светские салоны, напоминающие то ли дворянское прошлое Руси, русской знати, блиставшие приемами по средам, пятницам с обязательным присутствием знаменитостей, певцов, художников, то ли салоны декабристов. Такие салоны устраивались у Бубновой, у Гринько, у нас. Предлогом для этого являлась читка новой пьесы или сценария или маленький концерт какого-нибудь квартета. Внутренняя сторона грязная, нехорошая, голоса фальшивили, шли вразрез общему тону жизни в стране. Почему-то всегда получалось, что завсегдатаями этих вечеров были люди с надтреснутой душой, с личными обидами на свое положение, обойденные вниманием, я бы сказала, озлобленные существующими порядками в стране. Так получалось – женщины готовили кухню, судили, обсуждали назначения, перемещения, потихоньку поругивали руководство, отражая мысли и чаяния своих мужей… Бубнова говорила, что Андрея Сергеевича Бубнова затирают, а ведь он был в пятерке с Лениным.
Тухачевский – аристократ голубой крови, всегда весел, всегда в кругу дам, он объединял военную группу, шел, не сгибаясь, прямо к цели, не скрывая своей неприязни к руководству. Вся эта публика непризнанных талантов тянулась кверху, не разбирая путей и средств, все было пущено в ход – и лесть, и двуличие, и ничем не прикрытое подхалимство, но их честолюбивые замашки кем-то были распознаны, их не пускали, сдерживали, отбрасывали назад, они негодовали, и вот эта озлобленность просачивалась здесь в салонах, в кругу своих. Все это было видно невооруженным глазом. Это преклонение перед всем заграничным, неверие в возможность сделать лучше у себя в стране, искали виновников и находили в руководстве…
Несколько другая публика была у Буденного. Здесь собирались соратники по Конной армии, ветераны походов со времен гражданской войны: Апанасенко, Косогов, Тюленев, Щаденко, Тимошенко, Городовиков, Кулик. Десятки раз я слышала пересказы каждого о личной доблести и геройстве в походной жизни. Тщеславие, наигранная поза, стремление быть на виду, ревность ко всему молодому, обгоняющему их, были характерными чертами этой компании. Возглавлял ее Семен Михайлович Буденный. Он, как в зеркале, отражал в себе все недостатки и достоинства каждого из них и оберегал каждого человека от всякого рода посягательств».
Тогда же Егорова показала: «Разновременно я рассказала Лукасевичу (польскому послу в Москве. – Б. С.)о существовавших групповщинах в рядах армии, враждебных отношениях среди отдельных лиц, рассказывала о недовольствах, проявляемых Тухачевским, Уборевичем, Якиром по отношению к Ворошилову, об их стремлении стать на место Ворошилова, на что, как каждый из них считал, он имеет основание: больше опыта, больше знаний. Рассказывала Лукасевичу, что существует вторая группировка Егорова – Буденного, которая стоит в оппозиции к Тухачевскому».
Вероятно, слухи о подобных показаниях проникали в общество. Отсюда рождались мифы, будто только чудо спасло Буденного от ареста. Существует, например, легенда, будто Ежов отдал приказ арестовать Буденного. Когда к нему на дачу явились чекисты, Семен Михайлович выкатил из тайника пулемет, водрузил его на чердак и стал звонить Сталину: «Иосиф Виссарионович, переодетые враги хотят меня захватить!.. Буду отстреливаться до последнего, но живым не сдамся!» – «Держись, Семен, высылаю подмогу!» А потом на приеме в Кремле Сталин отвел Буденного в сторону: «Семен, а пулемет ты все-таки сдай!»
Разумеется, эта история – чистой воды фантазия. Арестовать Буденного мог приказать только Сталин, и он от своего намерения никогда бы не отступился. И никто не стал бы арестовывать Буденного на даче. Его просто вызвали бы в Наркомат обороны и тихо и спокойно взяли бы в кабинете старого друга – Ворошилова. Но легенда хорошо передает характер Буденного. Можно не сомневаться, что командарм Первой конной не дался бы живым, если бы его попробовали арестовать.
Между прочим, сам Ежов после ареста, на одном из допросов в апреле 1939 года назвал Буденного, а также будущего маршала Б. М. Шапошникова среди известных ему «военных заговорщиков», будто бы готовивших вместе с ним убийство Сталина и государственный переворот. Однако никаких последствий для обоих это не имело, дел ни на Буденного, ни на Шапошникова и не думали заводить. Сталин прекрасно знал цену таким показаниям, равно как и то, что никакого заговора Ежов не организовывал. Но Николая Ивановича надо было тихо казнить, чтобы свалить на него в глазах общественности вину за «перегибы» великой чистки. А вот Семена Михайловича и Бориса Михайловича отправлять «в штаб Тухачевского» Сталин вовсе не собирался.
Сталин ценил Буденного не только за преданность, но и за умение хорошо играть на гармони. Его игра и песни скрашивали скучные кремлевские посиделки. Как вспоминала третья жена маршала Мария Васильевна, «иногда возле нашей дачи тормозила машина, вбегал взъерошенный шофер: „Марья Васильевна! Несите гармошку! Иосиф Виссарионович с Семеном Михайловичем петь собираются…“ Я никогда не слышала, как пел Сталин, но у мужа был прекрасный голос. В ЦК ему точно не было равных».
Однако, по утверждению дочери маршала Нины Семеновны Буденной, отношения отца со Сталиным были не столь уж близкими: «После смерти Сталина я, рыдая, подошла к папе и в слезах спрашиваю: „Папа, как же мы теперь будем жить?“ А он помолчал немного и ответил: „Думаю, что неплохо“». Подозреваю, что это тоже была легенда, рожденная в годы оттепели, когда быть слишком близким к Сталину стало немодно. На самом деле Буденный, по всей вероятности, искренне скорбел о кончине Сталина, который лично ему делал только добро, ни разу не наказал и не подверг опале. Во время похорон Буденный, вместе с другими маршалами, нес ордена генералиссимуса, но это, правда, была протокольная обязанность. Сам по себе этот факт ничего о чувствах и переживаниях Семена Михайловича сказать не может.
В декабре 1937 года Буденный был избран депутатом Верховного Совета СССР первого созыва, а на первой же сессии стал членом Президиума Верховного Совета. В марте 1938 года он сделался членом Главного Военного совета под председательством Ворошилова.
Культ Буденного в конце 30-х годов продолжал существовать, но уже уступал не только культу Сталина, но и культу Ворошилова. В 1938 году появилась песня о луганском слесаре Климе (музыка братьев Покрасс, слова Виктора Гусева):
С точки зрения поэзии текст, может, и ничего. Хотя станица Батайская сюда вставлена, очевидно, только для того, чтобы стихотворный размер сохранить. Ведь родился и рос наш герой в окрестностях станицы Платовской. А вот с точки зрения тактики то, что поется в этой песне, – полная ерунда. Зачем, спрашивается, кавалерии идти в разведку вместе с танками? И зачем танки пускать через лед? Если местность проходима, тогда разумнее пустить с танками мотоциклистов. Если же может пройти только всадник, то о танках, естественно, и речи быть не может. Да и с точки зрения истории заметна явная лакировка. «Паны», как известно, Буденным разбиты не были, и в конце концов Конармия бесславно бежала от них под Замостьем.
Семен Михайлович рассказывает в мемуарах, как при обсуждении в Наркомате обороны вопроса, какой должна быть башня у нового танка Т-34, он честно признался: «Я в танках мало что смыслю. Тут слово за специалистами». С танками у него вообще были сложные отношения. В мемуарах, описывая маневры 40-го года, Буденный простодушно рассказал, как, увидев, что снаряды атакующих танков рвутся далеко от цели, сам сел в головной танк и лично возглавил атаку. Танк едва не свалился в овраг, но смог первым достичь позиций артиллерии «противника». Когда он подъехал к наблюдательному пункту на танке, Тимошенко сердито бросил: «Кто вам разрешил участвовать в атаке?» – «Убежал командующий, а мы тут его ищем», – усмехнулся Шапошников. На защиту Буденного встал Мерецков: «Танкисты, узнав, что в головной машине маршал, значительно усилили темп атаки». Все же при разборе учений Тимошенко мягко пожурил Буденного: «А вам, Семен Михайлович, советую не в танк садиться, а быть на КП и руководить войсками. Это в Гражданскую войну с шашкой наголо мы мчались за вами в атаку. Но те времена давно прошли, да и танк – не лошадь».
После бесславной советско-финляндской войны Ворошилов был смещен с поста наркома обороны, но остался членом Политбюро. Новым наркомом 7 мая 1940 года стал бывший начальник дивизии в Первой конной Семен Константинович Тимошенко. Но, в отличие от Ворошилова, к Тимошенко полного доверия у Сталина не было. Поэтому в августе 1940 года Иосиф Виссарионович повысил Буденного до первого заместителя наркома обороны. Как раз тогда начальником Генштаба был назначен бывший подчиненный и ставленник Тимошенко К. А. Мерецков. По формальной иерархии Семен Михайлович стал вторым лицом в наркомате после Тимошенко, отодвинув Мерецкова на третье место. Семену Константиновичу не очень-то удобно было командовать своим бывшим командармом. Фактически Буденный не зависел от Тимошенко и обо всем происходящем в военном ведомстве мог докладывать лично Сталину, минуя наркома.
Как первый заместитель наркома обороны, Буденный отвечал прежде всего за тыловое обеспечение войск. В декабре 1940 года, выступая на совещании высшего состава, он отмечал, что у немецкой армии во время операций на Западе тыл действовал как хороший хронометр. Состояние же тыла советских войск не внушало ему оптимизма: «Насчет тыла мы много разговариваем, а сейчас нужно делать. В первую очередь нам нужны люди оперативно грамотные и прекрасно знающие оперативный тыл, чтобы они при академии Генштаба прошли курс по организации соответствующего тыла. А сейчас люди не знают, как организовать тыл. Мне пришлось в Белоруссии (во время советского вторжения в Польшу в сентябре 1939 года. – Б. С.)возить горючее для 5-го механизированного корпуса по воздуху. Хорошо, что там и драться не с кем было. На дорогах от Новогрудка до Волковыска 75 процентов танков стояло из-за горючего. Командующий говорил, что он может послать горючее только на самолетах, а кто организует? Организация тыла требует знающих людей». Кстати сказать, за организацию тыла отвечал в первую очередь сам Семен Михайлович, но никакого наказания за выявленные недостатки он, как водится, не понес.
В той примечательной речи Буденный подробно остановился на роли и взаимодействии отдельных родов войск. Он, в частности, сказал: «После Первой империалистической войны мы явились с вами живыми свидетелями того, что помимо железнодорожного транспорта произошло развитие шоссейных и грунтовых дорог. Армия резко разделилась в своей структуре на две части. Одна часть – малоподвижная и другая – подвижная. Наряду с железнодорожным транспортом появился транспорт автомобильный, который может перевозить дивизии, корпуса и даже армии. Появились авиадесанты и авиатранспорт… И вот когда я говорю, что армия разделилась резко на малоподвижные и подвижные рода войск, я имею в виду в числе последних мотопехоту, танки, авиацию и мотоциклетные части…
Какие же происходили дебаты с точки зрения применения подвижных родов войск как в тактике, так и в оперативном искусстве этих новых и уже массированных родов войск – танков, авиации и мотопехоты? Я помню, и вы это знаете прекрасно, у нас трактовали эти вопросы по-разному. Эта трактовка и рассуждение всегда упирались в однобокость. Рассуждали абстрактно. В частности, когда речь шла о коннице, то говорили, что, мол-де, конница теперь отжила свой век, и она больше не нужна в современной войне. Этот вопрос дебатировали один-два года и потом решили, что все-таки авиация не враг конницы, она может ее поддерживать и что они могут совместно действовать. Затем появились танкетки. Тут появляется мнение, что танкетки это враг конницы, они обязательно ее уничтожат. Теория Фуллера (английский военный теоретик, сторонник создания профессиональных механизированных армий, небольших по численности, но насыщенных танками и авиацией. – Б. С.)вклинилась в мозги некоторым людям нашей армии, а потом отказались и от этого.
Оперативная мысль о применении танков гнездилась в армии в свое время таким образом, что танки могут действовать в оперативном масштабе, без всякой поддержки конницы, мотопехоты и вообще пехоты. Потом пришли опять к другому заключению, что танки не могут действовать самостоятельно. Говорили, что они могут решать задачи только на поле боя, на переднем крае обороны противника. И вот последовал Хасан. Мы в танках там понесли лишние потери и поэтому некоторые сделали выводы, что танки сейчас отжили свой век. Танки, конечно, в горах действовать успешно не могут. На финском театре также, не зная условий театра, применяли танки неудачно. После этого опыта вновь раздаются голоса, что танки не оправдали надежд. Так огульно подходить к оценке родов войск и их использованию было бы неправильно…
Переходя к вопросам сегодняшнего дня, мне кажется, что мы должны сейчас не рассуждать, а делать. Конница у нас есть, мотопехота есть, танки есть, мехкорпуса есть, авиация также есть. Нужно сейчас учить людей работать во взаимодействии. Кроме того, если даже имеется единый начальник на земле, то нужно связываться и с воздухом. Следовательно, при едином начальнике должен быть авиационный начальник. Наконец, нужен штаб, объединяющий работу. Мы должны объединить все подвижные рода войск: авиацию, конницу, танки, мотомехчасти. Их нужно не бросать для того, чтобы затыкать дыры, как раньше затыкали подвижными родами войск.
Тов. Павлов (командующий Западным особым военным округом Д. Г. Павлов делал доклад об использовании механизированных войск в наступательной операции и о вводе в прорыв механизированного корпуса. – Б. С.)правильно ставит вопрос о подготовке к вводу в прорыв эшелона развития успеха. Пустить в прорыв – это не простой вопрос. Мне кажется, что командир кавалерийского корпуса, командир мехкорпуса, командир мотокорпуса или дивизии обязательно должны понимать друг друга. Это дается тренировкой. Тренировкой на картах, тренировкой в поле и тренировкой на учениях. Нужно добиться того, чтобы они понимали друг друга на расстоянии с одного слова».
Легко убедиться, что Буденный на примере того, как резко менялись взгляды на использование и значение танков, пытался отстоять тезис о важной роли в будущей большой войне кавалерии, которая будет тесно взаимодействовать с танками и авиацией. Фактически он озвучил идею создания конно-механизированных групп, реально созданных после назначения Буденного командующим кавалерией в 1943 году. В состав таких групп входили танковые, механизированные и кавалерийские корпуса. На самом деле кавалеристы в данном случае только тормозили движение механизированных частей в тех местностях, где имелись хорошие дороги и не было значительных войск противника, так что механизированные и танковые войска могли использовать свое преимущество в скорости. В тех же местностях, где не было дорог, например в горных, наоборот, танковые и механизированные части становились обузой для кавалеристов. В случае же, если приходилось атаковать противника, успевшего занять оборонительные позиции, кавалеристы были хорошей мишенью для неприятельской артиллерии и пулеметов, а при передвижении в колоннах по открытой местности – и для авиации, поскольку зенитных средств у конницы было совершенно недостаточно. Немцы, у которых танкисты обычно взаимодействовали с моторизованными частями, пехоту к линии атаки вообще предпочитали доставлять на бронетранспортерах и никогда не бросали кавалерию и танки в совместные атаки на укрепившегося противника. В Красной же армии бронетранспортеров вообще не было, и уровень потерь от вражеского огня при выдвижении пехотинцев к линии атаки считался вполне приемлемым.
Мысли Буденного о необходимости еще в мирное время организовывать взаимодействие командиров различных родов войск, учить их этому как на картах, так и в поле были абсолютно правильными. Правда, как и большинству участников совещания, доклад Буденному наверняка писали референты с академическим образованием (Жукову, например, его доклад о характере современной наступательной операции писали полковник И. X. Баграмян и подполковник Г. В. Иванов). Но, во всяком случае, Семен Михайлович их точку зрения одобрил. Что же касается приведенного им примера с низким темпом продвижения советских танковых соединений в Белоруссии из-за нехватки горючего, то это было вызвано плохой организацией управления танковыми частями, в том числе из-за нехватки радиосредств и из-за столь же плохой организации их снабжения. Эти пороки были свойственны советским бронетанковым войскам и на протяжении всей Великой Отечественной войны.
Вообще советские дивизии были значительно хуже немецких обеспечены автотранспортом и средствами связи, особенно в первые годы войны. Например, в 1941 году советская стрелковая дивизия имела по штату 558 автомобилей, 99 тракторов и вовсе не имела мотоциклов, тогда как у германской пехотной дивизии было 902 автомашины, 62 трактора и 527 мотоциклов. Радиостанций особенно не хватало в советских танковых частях, где их ставили только на танки командиров подразделений.
Не так уж неправы были Буденный и маршал Г. И. Кулик (бывший начальник артиллерии Первой конной), когда ратовали за сохранение значительной части артиллерии на конной тяге до тех пор, пока не появятся в нужном количестве подходящие автомобили и тягачи, не будут построены пригодные для них дороги. Окончательно проблема была решена только с появлением в России американских «студебекеров», которых до начала войны никто поставлять Советскому Союзу, естественно, не собирался. А немцы осенью 41-го, потеряв на российском бездорожье пятую часть своего автопарка, вынуждены были все чаще заменять автомобили лошадьми.
Буденный и Кулик ратовали также за более многочисленные дивизии Красной армии, по 18–20 тысяч человек, что помогло бы сократить дефицит радиостанций. Однако реально развитие Красной армии пошло по другому пути – по пути постоянного увеличения числа дивизий и корпусов при значительном сокращении численности их личного состава, что только уменьшало степень их управляемости. Правда, в 1943 году, когда увеличились поставки по ленд-лизу, дефицит средств связи в Красной армии также сократился.
Начатое по приказу Сталина накануне Великой Отечественной войны формирование 29 механизированных корпусов, в каждом из которых по штату должно было быть более тысячи танков – вдвое больше, чем в существовавших ранее танковых корпусах, – только ухудшило положение Красной армии. Ведь средств связи в новом корпусе не стало больше, следовательно, он был еще менее управляемым, чем прежний танковый.
К концу 30-х годов имя Буденного постепенно исчезало из новых песен, заменяясь именем Ворошилова, а потом и Тимошенко, который в 1940 году стал наркомом обороны. Например, в знаменитой предвоенной песне «Если завтра война» были такие строки:
А когда наркомом обороны назначили Тимошенко, стали петь:
Буденный еще в 1925 году, после назначения народным комиссаром Военно-морских сил СССР Ворошилова К. Е., сблизился с бывшим тогда командующим БВО Егоровым А. И., а в последующие годы с Дыбенко П. Е. (в тот период начальник снабжения РККА) и вместе с ними возглавил антисоветскую организацию правых. Правые взгляды Буденного складывались под влиянием Томского, с которым Буденный поддерживал связь все годы. В 1931 году… Буденный был у Рыкова и выражал ему свое сочувствие (после отставки с поста председателя Совнаркома. – Б.С.). Буденный много говорил Рыкову о недовольстве крестьян коллективизацией и в конце разговора заявил: «Прикажи А. И., и я тебя поддержу—на Дону и Кубани мои ребята только и ждут моего приказа садиться на лошадей. Я, знаешь, человек военный»».
На Буденного дали показания еще многие из числа осужденных и расстрелянных. Так, маршал Егоров утверждал: «Именно он, Буденный, осуществлял связь с Кашириным, Апанасенко, Жлобой, которые проводили активную антисоветскую работу среди казачества. Они использовали создание специальных казачьих частей для подготовки своих контрреволюционных формирований… Во главе этих частей ими были поставлены свои люди, завербованные участники военного заговора и антисоветской организации правых. Из числа участников антисоветского подполья в коннице Буденный мне назвал Косогова (комкор), Шеко (комдив), Горячева (комкор), Сердича (комкор) и Федоренко (пом. инструктора кавалерии)». Дыбенко же признал на допросе 15 марта 1938 года, что Буденный возглавлял антисоветское подполье в кавалерии. У следователя, допрашивавшего Н. Д. Каширина, фантазия оказалась еще богаче. Подследственный будто бы показал: «Вокруг маршала Егорова Александра Ильича сложилась группировка… Во время разговоров со мной в июле 1932 года Егоров назвал своим сообщником и главной опорой Буденного Семена Михайловича… По расчетам Егорова антисоветское вооруженное восстание должна будет поддержать большая часть всей конницы РККА во главе с самим Буденным…»
На основе этих показаний Клыков сделал вывод, что Буденный предназначался на роль «руководителя антисоветского подполья среди казачества… могущего возглавить антисоветское восстание, опирающееся на антисоветские казачьи кадры». Вывод, конечно, совершенно фантастический. А вот А. И. Седякин, похоже, не выдумывал, когда показал на допросе 10 февраля 1938 года, что Буденный в разговорах с ним ругал коллективизацию и заявлял при этом: «Я, Буденный, казаков белых, конечно, бил, но я против того, чтобы их разорять… Теперь сплошная коллективизация… Зря погубили казачью конницу». Замечу, что критика в этих словах звучит вполне умеренно и имеет достаточно прагматическую направленность: «Погубили хорошую конницу!» Сталин такую критику мог даже принять, как частично согласился он с письмами Шолохова о «перегибах» коллективизации на Дону.
Обширные показания против Буденного дала жена маршала Егорова Г. А. Цешковская, впоследствии расстрелянная: «В Москве 1932–1935 годов как бы сами собой организовались светские салоны, напоминающие то ли дворянское прошлое Руси, русской знати, блиставшие приемами по средам, пятницам с обязательным присутствием знаменитостей, певцов, художников, то ли салоны декабристов. Такие салоны устраивались у Бубновой, у Гринько, у нас. Предлогом для этого являлась читка новой пьесы или сценария или маленький концерт какого-нибудь квартета. Внутренняя сторона грязная, нехорошая, голоса фальшивили, шли вразрез общему тону жизни в стране. Почему-то всегда получалось, что завсегдатаями этих вечеров были люди с надтреснутой душой, с личными обидами на свое положение, обойденные вниманием, я бы сказала, озлобленные существующими порядками в стране. Так получалось – женщины готовили кухню, судили, обсуждали назначения, перемещения, потихоньку поругивали руководство, отражая мысли и чаяния своих мужей… Бубнова говорила, что Андрея Сергеевича Бубнова затирают, а ведь он был в пятерке с Лениным.
Тухачевский – аристократ голубой крови, всегда весел, всегда в кругу дам, он объединял военную группу, шел, не сгибаясь, прямо к цели, не скрывая своей неприязни к руководству. Вся эта публика непризнанных талантов тянулась кверху, не разбирая путей и средств, все было пущено в ход – и лесть, и двуличие, и ничем не прикрытое подхалимство, но их честолюбивые замашки кем-то были распознаны, их не пускали, сдерживали, отбрасывали назад, они негодовали, и вот эта озлобленность просачивалась здесь в салонах, в кругу своих. Все это было видно невооруженным глазом. Это преклонение перед всем заграничным, неверие в возможность сделать лучше у себя в стране, искали виновников и находили в руководстве…
Несколько другая публика была у Буденного. Здесь собирались соратники по Конной армии, ветераны походов со времен гражданской войны: Апанасенко, Косогов, Тюленев, Щаденко, Тимошенко, Городовиков, Кулик. Десятки раз я слышала пересказы каждого о личной доблести и геройстве в походной жизни. Тщеславие, наигранная поза, стремление быть на виду, ревность ко всему молодому, обгоняющему их, были характерными чертами этой компании. Возглавлял ее Семен Михайлович Буденный. Он, как в зеркале, отражал в себе все недостатки и достоинства каждого из них и оберегал каждого человека от всякого рода посягательств».
Тогда же Егорова показала: «Разновременно я рассказала Лукасевичу (польскому послу в Москве. – Б. С.)о существовавших групповщинах в рядах армии, враждебных отношениях среди отдельных лиц, рассказывала о недовольствах, проявляемых Тухачевским, Уборевичем, Якиром по отношению к Ворошилову, об их стремлении стать на место Ворошилова, на что, как каждый из них считал, он имеет основание: больше опыта, больше знаний. Рассказывала Лукасевичу, что существует вторая группировка Егорова – Буденного, которая стоит в оппозиции к Тухачевскому».
Вероятно, слухи о подобных показаниях проникали в общество. Отсюда рождались мифы, будто только чудо спасло Буденного от ареста. Существует, например, легенда, будто Ежов отдал приказ арестовать Буденного. Когда к нему на дачу явились чекисты, Семен Михайлович выкатил из тайника пулемет, водрузил его на чердак и стал звонить Сталину: «Иосиф Виссарионович, переодетые враги хотят меня захватить!.. Буду отстреливаться до последнего, но живым не сдамся!» – «Держись, Семен, высылаю подмогу!» А потом на приеме в Кремле Сталин отвел Буденного в сторону: «Семен, а пулемет ты все-таки сдай!»
Разумеется, эта история – чистой воды фантазия. Арестовать Буденного мог приказать только Сталин, и он от своего намерения никогда бы не отступился. И никто не стал бы арестовывать Буденного на даче. Его просто вызвали бы в Наркомат обороны и тихо и спокойно взяли бы в кабинете старого друга – Ворошилова. Но легенда хорошо передает характер Буденного. Можно не сомневаться, что командарм Первой конной не дался бы живым, если бы его попробовали арестовать.
Между прочим, сам Ежов после ареста, на одном из допросов в апреле 1939 года назвал Буденного, а также будущего маршала Б. М. Шапошникова среди известных ему «военных заговорщиков», будто бы готовивших вместе с ним убийство Сталина и государственный переворот. Однако никаких последствий для обоих это не имело, дел ни на Буденного, ни на Шапошникова и не думали заводить. Сталин прекрасно знал цену таким показаниям, равно как и то, что никакого заговора Ежов не организовывал. Но Николая Ивановича надо было тихо казнить, чтобы свалить на него в глазах общественности вину за «перегибы» великой чистки. А вот Семена Михайловича и Бориса Михайловича отправлять «в штаб Тухачевского» Сталин вовсе не собирался.
Сталин ценил Буденного не только за преданность, но и за умение хорошо играть на гармони. Его игра и песни скрашивали скучные кремлевские посиделки. Как вспоминала третья жена маршала Мария Васильевна, «иногда возле нашей дачи тормозила машина, вбегал взъерошенный шофер: „Марья Васильевна! Несите гармошку! Иосиф Виссарионович с Семеном Михайловичем петь собираются…“ Я никогда не слышала, как пел Сталин, но у мужа был прекрасный голос. В ЦК ему точно не было равных».
Однако, по утверждению дочери маршала Нины Семеновны Буденной, отношения отца со Сталиным были не столь уж близкими: «После смерти Сталина я, рыдая, подошла к папе и в слезах спрашиваю: „Папа, как же мы теперь будем жить?“ А он помолчал немного и ответил: „Думаю, что неплохо“». Подозреваю, что это тоже была легенда, рожденная в годы оттепели, когда быть слишком близким к Сталину стало немодно. На самом деле Буденный, по всей вероятности, искренне скорбел о кончине Сталина, который лично ему делал только добро, ни разу не наказал и не подверг опале. Во время похорон Буденный, вместе с другими маршалами, нес ордена генералиссимуса, но это, правда, была протокольная обязанность. Сам по себе этот факт ничего о чувствах и переживаниях Семена Михайловича сказать не может.
В декабре 1937 года Буденный был избран депутатом Верховного Совета СССР первого созыва, а на первой же сессии стал членом Президиума Верховного Совета. В марте 1938 года он сделался членом Главного Военного совета под председательством Ворошилова.
Культ Буденного в конце 30-х годов продолжал существовать, но уже уступал не только культу Сталина, но и культу Ворошилова. В 1938 году появилась песня о луганском слесаре Климе (музыка братьев Покрасс, слова Виктора Гусева):
Характерно, что здесь рядом с Ворошиловым по-прежнему упоминался Буденный. Это свидетельствовало, что ворошиловский культ вовсе не должен был заменить буденновский, а мирно уживаться с ним. Но, в отличие от песен про Семена Михайловича, песни про Климента Ефремовича никогда не шли из красноармейской массы, а создавались только по заказу сверху. Хотя про Буденного к концу 30-х годов песни тоже писали по заказу. В том же 1938 году родилась очередная песня о нем, названная просто «Маршал Буденный» (музыка Вано Мурадели, стихи Александра Гатова). Впрочем, «первый красный офицер» тоже здесь фигурировал:
За рекою, за луганской
Шли бойцы за рядом ряд,
Пробирался спозаранку
Ворошиловский отряд.
Тучи по небу летели,
Вербы кланялись ветрам,
Молча матери глядели
Вслед ушедшим сыновьям!
ПРИПЕВ:
Слушай песню боевую,
В ночь гляди сквозь мрак и дым.
Береги страну родную,
Как луганский слесарь Клим!
Не забудет Дубовязка,
Как по рощам, по низам
Удирали немцы в касках
От луганских партизан!
Где могучею колонной
Под шрапнельный свист и звон
Ворошилов и Буденный
Вели войско через Дон!
От Архангельска до Крыма,
Из Урала на Алтай
Боевая слава Клима
Пронеслась из края в край.
Если грянет бой суровый,
Враг коварный нападет, —
Нас тогда к победам новым
Первый маршал поведет.
В станице Батайской, в степной тишине,
Где даль широка и орлы в вышине,
Бесстрашным он рос для народа родной
Наш маршал и друг, легендарный герой.
Буденный, как песня на всех языках
О наших победах, о славных полках.
В разведку вместе с танками по берегу и вброд,
Во славу Красной Армии, буденновцы, вперед!
(2 раза)
Повсюду Буденный громил беляков,
Советскую власть защищал от волков.
По коням, бойцы! И в пожарах войны
Деникин разбит и разбиты паны.
Буденного слава летит по стране,
Враги под копытами, мы на коне.
В разведку вместе с танками в пески и через лед,
Во славу Красной Армии, буденновцы, вперед!
(2 раза)
Веди, Ворошилов, нарком дорогой,
Буденный с тобой и победа с тобой,
И в новых боях от горячих копыт
Враги задрожат и земля задрожит.
Сквозь бури и грозы Буденный прошел,
Он сталинский самый могучий орел,
В разведку вместе с танками и в небе самолет,
Во славу Красной Армии, буденновцы, вперед!
(2 раза)
С точки зрения поэзии текст, может, и ничего. Хотя станица Батайская сюда вставлена, очевидно, только для того, чтобы стихотворный размер сохранить. Ведь родился и рос наш герой в окрестностях станицы Платовской. А вот с точки зрения тактики то, что поется в этой песне, – полная ерунда. Зачем, спрашивается, кавалерии идти в разведку вместе с танками? И зачем танки пускать через лед? Если местность проходима, тогда разумнее пустить с танками мотоциклистов. Если же может пройти только всадник, то о танках, естественно, и речи быть не может. Да и с точки зрения истории заметна явная лакировка. «Паны», как известно, Буденным разбиты не были, и в конце концов Конармия бесславно бежала от них под Замостьем.
Семен Михайлович рассказывает в мемуарах, как при обсуждении в Наркомате обороны вопроса, какой должна быть башня у нового танка Т-34, он честно признался: «Я в танках мало что смыслю. Тут слово за специалистами». С танками у него вообще были сложные отношения. В мемуарах, описывая маневры 40-го года, Буденный простодушно рассказал, как, увидев, что снаряды атакующих танков рвутся далеко от цели, сам сел в головной танк и лично возглавил атаку. Танк едва не свалился в овраг, но смог первым достичь позиций артиллерии «противника». Когда он подъехал к наблюдательному пункту на танке, Тимошенко сердито бросил: «Кто вам разрешил участвовать в атаке?» – «Убежал командующий, а мы тут его ищем», – усмехнулся Шапошников. На защиту Буденного встал Мерецков: «Танкисты, узнав, что в головной машине маршал, значительно усилили темп атаки». Все же при разборе учений Тимошенко мягко пожурил Буденного: «А вам, Семен Михайлович, советую не в танк садиться, а быть на КП и руководить войсками. Это в Гражданскую войну с шашкой наголо мы мчались за вами в атаку. Но те времена давно прошли, да и танк – не лошадь».
После бесславной советско-финляндской войны Ворошилов был смещен с поста наркома обороны, но остался членом Политбюро. Новым наркомом 7 мая 1940 года стал бывший начальник дивизии в Первой конной Семен Константинович Тимошенко. Но, в отличие от Ворошилова, к Тимошенко полного доверия у Сталина не было. Поэтому в августе 1940 года Иосиф Виссарионович повысил Буденного до первого заместителя наркома обороны. Как раз тогда начальником Генштаба был назначен бывший подчиненный и ставленник Тимошенко К. А. Мерецков. По формальной иерархии Семен Михайлович стал вторым лицом в наркомате после Тимошенко, отодвинув Мерецкова на третье место. Семену Константиновичу не очень-то удобно было командовать своим бывшим командармом. Фактически Буденный не зависел от Тимошенко и обо всем происходящем в военном ведомстве мог докладывать лично Сталину, минуя наркома.
Как первый заместитель наркома обороны, Буденный отвечал прежде всего за тыловое обеспечение войск. В декабре 1940 года, выступая на совещании высшего состава, он отмечал, что у немецкой армии во время операций на Западе тыл действовал как хороший хронометр. Состояние же тыла советских войск не внушало ему оптимизма: «Насчет тыла мы много разговариваем, а сейчас нужно делать. В первую очередь нам нужны люди оперативно грамотные и прекрасно знающие оперативный тыл, чтобы они при академии Генштаба прошли курс по организации соответствующего тыла. А сейчас люди не знают, как организовать тыл. Мне пришлось в Белоруссии (во время советского вторжения в Польшу в сентябре 1939 года. – Б. С.)возить горючее для 5-го механизированного корпуса по воздуху. Хорошо, что там и драться не с кем было. На дорогах от Новогрудка до Волковыска 75 процентов танков стояло из-за горючего. Командующий говорил, что он может послать горючее только на самолетах, а кто организует? Организация тыла требует знающих людей». Кстати сказать, за организацию тыла отвечал в первую очередь сам Семен Михайлович, но никакого наказания за выявленные недостатки он, как водится, не понес.
В той примечательной речи Буденный подробно остановился на роли и взаимодействии отдельных родов войск. Он, в частности, сказал: «После Первой империалистической войны мы явились с вами живыми свидетелями того, что помимо железнодорожного транспорта произошло развитие шоссейных и грунтовых дорог. Армия резко разделилась в своей структуре на две части. Одна часть – малоподвижная и другая – подвижная. Наряду с железнодорожным транспортом появился транспорт автомобильный, который может перевозить дивизии, корпуса и даже армии. Появились авиадесанты и авиатранспорт… И вот когда я говорю, что армия разделилась резко на малоподвижные и подвижные рода войск, я имею в виду в числе последних мотопехоту, танки, авиацию и мотоциклетные части…
Какие же происходили дебаты с точки зрения применения подвижных родов войск как в тактике, так и в оперативном искусстве этих новых и уже массированных родов войск – танков, авиации и мотопехоты? Я помню, и вы это знаете прекрасно, у нас трактовали эти вопросы по-разному. Эта трактовка и рассуждение всегда упирались в однобокость. Рассуждали абстрактно. В частности, когда речь шла о коннице, то говорили, что, мол-де, конница теперь отжила свой век, и она больше не нужна в современной войне. Этот вопрос дебатировали один-два года и потом решили, что все-таки авиация не враг конницы, она может ее поддерживать и что они могут совместно действовать. Затем появились танкетки. Тут появляется мнение, что танкетки это враг конницы, они обязательно ее уничтожат. Теория Фуллера (английский военный теоретик, сторонник создания профессиональных механизированных армий, небольших по численности, но насыщенных танками и авиацией. – Б. С.)вклинилась в мозги некоторым людям нашей армии, а потом отказались и от этого.
Оперативная мысль о применении танков гнездилась в армии в свое время таким образом, что танки могут действовать в оперативном масштабе, без всякой поддержки конницы, мотопехоты и вообще пехоты. Потом пришли опять к другому заключению, что танки не могут действовать самостоятельно. Говорили, что они могут решать задачи только на поле боя, на переднем крае обороны противника. И вот последовал Хасан. Мы в танках там понесли лишние потери и поэтому некоторые сделали выводы, что танки сейчас отжили свой век. Танки, конечно, в горах действовать успешно не могут. На финском театре также, не зная условий театра, применяли танки неудачно. После этого опыта вновь раздаются голоса, что танки не оправдали надежд. Так огульно подходить к оценке родов войск и их использованию было бы неправильно…
Переходя к вопросам сегодняшнего дня, мне кажется, что мы должны сейчас не рассуждать, а делать. Конница у нас есть, мотопехота есть, танки есть, мехкорпуса есть, авиация также есть. Нужно сейчас учить людей работать во взаимодействии. Кроме того, если даже имеется единый начальник на земле, то нужно связываться и с воздухом. Следовательно, при едином начальнике должен быть авиационный начальник. Наконец, нужен штаб, объединяющий работу. Мы должны объединить все подвижные рода войск: авиацию, конницу, танки, мотомехчасти. Их нужно не бросать для того, чтобы затыкать дыры, как раньше затыкали подвижными родами войск.
Тов. Павлов (командующий Западным особым военным округом Д. Г. Павлов делал доклад об использовании механизированных войск в наступательной операции и о вводе в прорыв механизированного корпуса. – Б. С.)правильно ставит вопрос о подготовке к вводу в прорыв эшелона развития успеха. Пустить в прорыв – это не простой вопрос. Мне кажется, что командир кавалерийского корпуса, командир мехкорпуса, командир мотокорпуса или дивизии обязательно должны понимать друг друга. Это дается тренировкой. Тренировкой на картах, тренировкой в поле и тренировкой на учениях. Нужно добиться того, чтобы они понимали друг друга на расстоянии с одного слова».
Легко убедиться, что Буденный на примере того, как резко менялись взгляды на использование и значение танков, пытался отстоять тезис о важной роли в будущей большой войне кавалерии, которая будет тесно взаимодействовать с танками и авиацией. Фактически он озвучил идею создания конно-механизированных групп, реально созданных после назначения Буденного командующим кавалерией в 1943 году. В состав таких групп входили танковые, механизированные и кавалерийские корпуса. На самом деле кавалеристы в данном случае только тормозили движение механизированных частей в тех местностях, где имелись хорошие дороги и не было значительных войск противника, так что механизированные и танковые войска могли использовать свое преимущество в скорости. В тех же местностях, где не было дорог, например в горных, наоборот, танковые и механизированные части становились обузой для кавалеристов. В случае же, если приходилось атаковать противника, успевшего занять оборонительные позиции, кавалеристы были хорошей мишенью для неприятельской артиллерии и пулеметов, а при передвижении в колоннах по открытой местности – и для авиации, поскольку зенитных средств у конницы было совершенно недостаточно. Немцы, у которых танкисты обычно взаимодействовали с моторизованными частями, пехоту к линии атаки вообще предпочитали доставлять на бронетранспортерах и никогда не бросали кавалерию и танки в совместные атаки на укрепившегося противника. В Красной же армии бронетранспортеров вообще не было, и уровень потерь от вражеского огня при выдвижении пехотинцев к линии атаки считался вполне приемлемым.
Мысли Буденного о необходимости еще в мирное время организовывать взаимодействие командиров различных родов войск, учить их этому как на картах, так и в поле были абсолютно правильными. Правда, как и большинству участников совещания, доклад Буденному наверняка писали референты с академическим образованием (Жукову, например, его доклад о характере современной наступательной операции писали полковник И. X. Баграмян и подполковник Г. В. Иванов). Но, во всяком случае, Семен Михайлович их точку зрения одобрил. Что же касается приведенного им примера с низким темпом продвижения советских танковых соединений в Белоруссии из-за нехватки горючего, то это было вызвано плохой организацией управления танковыми частями, в том числе из-за нехватки радиосредств и из-за столь же плохой организации их снабжения. Эти пороки были свойственны советским бронетанковым войскам и на протяжении всей Великой Отечественной войны.
Вообще советские дивизии были значительно хуже немецких обеспечены автотранспортом и средствами связи, особенно в первые годы войны. Например, в 1941 году советская стрелковая дивизия имела по штату 558 автомобилей, 99 тракторов и вовсе не имела мотоциклов, тогда как у германской пехотной дивизии было 902 автомашины, 62 трактора и 527 мотоциклов. Радиостанций особенно не хватало в советских танковых частях, где их ставили только на танки командиров подразделений.
Не так уж неправы были Буденный и маршал Г. И. Кулик (бывший начальник артиллерии Первой конной), когда ратовали за сохранение значительной части артиллерии на конной тяге до тех пор, пока не появятся в нужном количестве подходящие автомобили и тягачи, не будут построены пригодные для них дороги. Окончательно проблема была решена только с появлением в России американских «студебекеров», которых до начала войны никто поставлять Советскому Союзу, естественно, не собирался. А немцы осенью 41-го, потеряв на российском бездорожье пятую часть своего автопарка, вынуждены были все чаще заменять автомобили лошадьми.
Буденный и Кулик ратовали также за более многочисленные дивизии Красной армии, по 18–20 тысяч человек, что помогло бы сократить дефицит радиостанций. Однако реально развитие Красной армии пошло по другому пути – по пути постоянного увеличения числа дивизий и корпусов при значительном сокращении численности их личного состава, что только уменьшало степень их управляемости. Правда, в 1943 году, когда увеличились поставки по ленд-лизу, дефицит средств связи в Красной армии также сократился.
Начатое по приказу Сталина накануне Великой Отечественной войны формирование 29 механизированных корпусов, в каждом из которых по штату должно было быть более тысячи танков – вдвое больше, чем в существовавших ранее танковых корпусах, – только ухудшило положение Красной армии. Ведь средств связи в новом корпусе не стало больше, следовательно, он был еще менее управляемым, чем прежний танковый.
К концу 30-х годов имя Буденного постепенно исчезало из новых песен, заменяясь именем Ворошилова, а потом и Тимошенко, который в 1940 году стал наркомом обороны. Например, в знаменитой предвоенной песне «Если завтра война» были такие строки:
Мы войны не хотим, но себя защитим, —
Оборону крепим мы недаром, —
И на вражьей земле мы врага разгромим
Малой кровью, могучим ударом!
В целом мире нигде нету силы такой,
Чтобы нашу страну сокрушила, —
С нами Сталин родной, и железной рукой
Нас к победе ведет Ворошилов!
А когда наркомом обороны назначили Тимошенко, стали петь:
С нами Сталин родной, Тимошенко герой,
Нас к победе ведет Ворошилов!