Он оглянулся на огромную фигуру, опиравшуюся на парапет в утреннем свете.
— Будь ты проклят, Кейн! — закричал он и исчез в тумане.
Когда Гаэта услышал первый крик Миссы и лязг мечей, он не поверил. Затем до него наконец дошло — Кейн все еще жив! Дьявол не погиб в огне, с помощью какого-то колдовства ему удалось спастись! Ведьма солгала, чтобы они потеряли бдительность! Теперь Кейн снова вернулся, чтобы напасть из мрака. Сколько еще демон может обманывать смерть?!
— Алидор! Алидор! Убей чертову ведьму и быстро сюда! — взревел он, не отрывая взгляд от поединка на парапете. — Алидор! Шевелись, черт тебя побери! Кейн все еще жив! Он напал на Миссу у стены!
Забыв на мгновение о Рихейль, Алидор бросился на зов своего командира.
Светало, и теперь можно было видеть, что происходит на городской стене. С мечами в руках они рванулись к ступенькам. Но расстояние было довольно большим, и, достигнув лестницы, Гаэта и Алидор увидели лишь внезапный финал сражения: Дрон Мисса упал с парапета в озеро.
— Теперь и Мисса! — в ярости закричал Гаэта. — Теперь он убил Миссу! Кажется, мы сражаемся с самим Тлолуином! Но мы двое еще живы! До восхода солнца Кейн отведает нашего угощения!
Однако когда они поднялись на стену, Кейн растворился в предрассветном тумане.
— Он убегает от нас, милорд! — воскликнул сбитый с толку Алидор. — Странно, что Кейн прячется от двоих, не решаясь встретиться с нами лицом к лицу. Кажется, он не намерен драться с нами в открытом бою.
— Нет! — прошептал Гаэта, глаза его горели. — Смотри, вон там на камнях! Кровь! Кровавый след! Кейн ранен! Мисса погиб не зря! Жаль, мы не знаем, насколько тяжелы его раны. Мы вынудим его сражаться прямо сейчас, а этот след приведет нас к нему!
Но кровавый след уменьшался, а потом и вовсе исчез. Восходящее солнце прогоняло ночь. Гаэта с досадой понял, что раны Кейна не столь тяжелы, как он надеялся. Во всяком случае, он смог остановить кровь и теперь вновь спрятался в лабиринте притихших улиц.
— Игра продолжается, — мрачно произнес Гаэта. — Мы ничего не добились и опять должны искать Кейна в этом чертовом городе-призраке, идти за ним до его логова. Только сегодня охотиться за тигром мы будем вдвоем, Алидор. Видно, мы никогда не уничтожим Кейна.
Алидор с беспокойством взглянул на своего командира. В голосе Гаэты ему почудилось отчаяние, чего-чего, а такого Алидору еще не доводилось слышать. Но хотя стройная фигура Крестоносца была сгорблена, а кулак подпирал голову, в глазах Гаэты играл огонь мысли. На его вытянутом лице появлялись морщины, когда цепкий ум перебирал и отвергал десятки стратегий, использованных в прошлых кампаниях.
Внезапно его лицо озарила безумная улыбка и с губ сорвался победный смех.
— Мы еще не проиграли эту игру, Алидор! — бешено закричал он. — Мы сожжем этот проклятый город до основания!
— Сожжем Себбей?! — переспросил пораженный Алидор.
— Вот именно! Сожжем его! Пусть он сгорит до основания! Кейн прячется в заброшенных зданиях — мы выкурим его на открытое место. Тоэм знает, как он сбежал с того склада незамеченным, но его хитрость не поможет ему, когда весь Себбей будет объят пламенем! Он сгорит вместе с городом или выберется на открытое пространство. Даже если мы его сначала упустим, то возьмем его след, и наша охота превратится в детскую игру в этой земле призраков. Мы будем следовать за ним, даже если он попытается пересечь Ломарн; раненый он не заберется так далеко. Хватит попадаться в его ловушки!
— Милорд Гаэта! — запротестовал Алидор. — Вы, наверное, шутите! Сжечь целый город, чтобы убить одного человека! А как же горожане?
— Это жалкие трусы! Не волнуйся насчет них! Мы подожжем несколько домов вокруг города — достаточно, чтобы ветер перенес огонь на остальные здания. Они не успеют даже рукой пошевелить, да у них всех кишка тонка остановить нас! Можно сказать кому-нибудь из них, что Кейн поджег город, — может быть, хоть это встряхнет их от апатии, и они скажут, где Кейн, хотя я сомневаюсь, что они способны даже на это!
— Нет! Я имел в виду, что мы не можем сровнять с землей целый город просто для того, чтобы уничтожить Кейна! Эти люди погибнут, в лучшем случае потеряют все свое имущество!
Гаэта нетерпеливо пожал плечами:
— В городе живет всего несколько сотен. Большинство сможет легко уйти из города, а вокруг полно пустых городов и деревень, в которых они смогут жить. И не надо их жалеть! Если бы они хотели исполнить свой долг перед человечеством, они бы взялись за поиски и помогли нам уничтожить Кейна! Из-за их преступного бездействия погибли все мои люди! Они предали дело добра! Если мы выкурим этих скулящих крыс из их прогнивших нор, это будет справедливым наказанием за их соучастие в преступлениях Кейна! Пойдем, Алидор, мы теряем время!
Голос Алидора дрожал, он схватил Гаэту за плечо и повернул командира к себе лицом.
— Но сжечь целый город из-за одного человека! Кейн не стоит этого!
Лицо Гаэты сделалось мертвенно-бледным, и он отбросил руку своего помощника.
— Кейн не стоит этого?! — прорычал он. — Алидор, ты сошел с ума! Мы прошли полконтинента, чтобы уничтожить этого дьявола! Все твои товарищи отдали свои жизни за это! И после всех усилий, после всех жертв человек, которого я призван уничтожить, все еще насмехается надо мной! Если понадобится, я сровняю с землей сотни городов, чтобы убить Кейна! Не слишком дорогая плата за то зло, которое может совершить этот человек, пока не будет пойман и уничтожен! Что стоит этот город призраков в сравнении с величайшим благом для человечества?!
Логика Гаэты была неопровержимой, но Алидор все еще сомневался.
— Но эта стратегия может не принести никакого результата! — слабо заспорил он. — Пожар не станет для Кейна ловушкой! Он без труда выберется из города: мы не сможем наблюдать за воротами — он может в любом месте перебраться через стену. Кейн уйдет из Себбея, и в неразберихе мы навсегда потеряем его след!
— Полководец, считающий, что его план безупречен, — глупец! — отрезал Гаэта. — Предложи мне лучший план, и я воспользуюсь твоим советом. Я знаю лишь то, что Кейн выиграл у нас в этой проклятой игре в кошки-мышки. Он знает Себбей и может просто затаиться и ждать, когда мы попадемся в расставленные им ловушки! Вчера мы не смогли поймать его вшестером, бессмысленно пытаться сделать это вдвоем! Мы должны выманить его на открытое пространство, заставить его бежать вместо того, чтобы вить сети, в которые мы попадемся! Черт побери, Алидор, что с тобой! Ты утратил свои идеалы, а вместе с ними и нервы!
Лартроксианец колебался, его мысли путались, он ни на что не мог решиться.
И тут позади них раздался голос:
— Алидор! Что ты делаешь? Неужели ты совсем продал душу Гаэте? Этот безумец и его банда убийц совершили во много раз больше зла, чем Кейн! Неужели ты теперь поможешь ему уничтожить Себбей и его несчастных жителей, рассчитывая на то, что этим зверством вы убьете Кейна?! Алидор, если у тебя еще есть душа, уйди от Гаэты! Останови его, пока он не принес человеческие жизни в жертву беспощадным богам!
— А! Я слышу ведьму! — резко проговорил Гаэта. — Тот самый лживый голос, который говорил мне о смерти Кейна. Теперь мы пожинаем плоды фальшивого милосердия! Все ясно! Ведьма извратила душу моего помощника, окутала его дух своим колдовством, подчинила его служению черным силам зла!
Он достал меч и медленно направился к Рихейль, не поднимая оружия.
— Иди обними меня, ведьма! — прошипел он. — Думаю, на этот раз ты переоценила мою слепую глупость и свои темные чары!
Алидор поспешно встал перед ним.
— Остановитесь, милорд! — взмолился он. — Ее слова ничего не значат, она не колдунья!
Гаэта двинулся, чтобы оттолкнуть Алидора в сторону, в его голосе слышалась жалость.
— Ты околдован, Алидор! Твой разум больше не подчиняется тебе. Отойди, мой меч разорвет заклятие, которое она наложила на тебя, и отправит эту ведьму обратно во мрак, ведь она служит ему.
На лице Алидора читалась решимость, он занял позицию и достал меч.
— Это не безумие, милорд, и не колдовство Рихейль! В ее словах я слышу истину и понимаю предчувствия, жившие в моей душе эти последние месяцы. Я не могу позволить вам убить невинную девушку…
— Невинную девушку?! Она ведьма! Она солгала тебе! Она помогала Кейну нападать на нас с того момента, как мы вошли в Себбей!
Алидор продолжал:
— …Я также не могу позволить вам сжечь город просто ради того, чтобы уничтожить Кейна! Прошу вас, давайте уйдем из этой земли мертвых! Вернемся в Каматах, создадим новую армию и возвратимся с достаточными силами, чтобы убить Кейна.
— Об этом не может быть и речи! Теперь Кейн знает, что я намереваюсь убить его! Он спрячется там, где его никто не сможет найти, использует свою колдовскую силу, выстроит такую оборону, которую я никогда не смогу взломать! Отойди, Алидор, и я забуду твое вопиющее неподчинение!
— Нет, милорд Гаэта, — медленно произнес Алидор. — Вы убьете Рихейль и сожжете город сами, но сначала вам придется убить меня!
Гаэту охватил внезапный гнев.
— Это предательство! Предательство с твоей стороны, Алидор! Черт побери, если ты сражаешься за силы зла, восстань против холодного света добра, и этим холодным светом ты будешь уничтожен! Уйди с дороги!
— Не вынуждайте меня скрестить с вами меч, милорд! — Мольба Алидора прозвучала предостережением.
Гаэту охватила слепая ярость.
— Ты глупец, Алидор! — закричал он. Своим мечом он попытался выбить оружие из рук восставшего помощника.
Алидор отпрыгнул назад, выставляя вперед меч. Его душа была готова разорваться от бушевавших в ней противоречивых чувств. Весь его внутренний мир внезапно обрушился, и теперь он бьется в смертельной схватке с человеком, за которого час назад был готов отдать свою жизнь. Он неожиданно восстал против убеждений и идеалов, которым был всегда верен. Захваченный водоворотом эмоций, только благодаря инстинкту самосохранения Алидор отчаянно сдерживал бешеные атаки Гаэты.
В таком состоянии духа он не мог противостоять отважному Гаэте. Легко и быстро Крестоносец пробил его защиту. Сильный удар пришелся в бок Алидора, а когда он, мучаясь от боли, сумел отойти назад, стремительный удар меча отбросил в сторону его шлем.
Алидор лежал на земле, мрак застилал его сознание, глаза заливала кровь из рассеченной брови. Где-то в тысяче миль от него раздался крик девушки.
Гаэта оглядел своего поверженного помощника, его взгляд был еще полон безумного гнева.
— Прости меня, Алидор, — произнес он с глубоким сожалением. — Ты был для меня братом, другом, испытанным во множестве сражений. И хотя сейчас я должен убить тебя, чтобы избавить от злых чар, я навсегда запомню верного и отважного своего помощника.
Он поднял меч, чтобы нанести последний смертельный удар.
— Легенды гласят об адском проклятии — проклятии, уничтожающем всех, кто встанет на пути Кейна. Теперь я понимаю, что эти легенды не лгут. Прощай, Алидор, — Кейн убил тебя, но, умирая, будь уверен, что ты будешь отмщен!
— Троэллет побери, убей его, если хочешь, но я здесь ни при чем. Мне уже надоело слушать лесть от человека, которого я собираюсь прикончить через минуту, — раздался насмешливый голос с улицы позади Гаэты. — Или, если ты не решаешься убить друга, оставь его лежать здесь, и я разберусь и с ним после того, как вырву твое сердце.
Гаэта резко обернулся и увидел Кейна. Враг выходил из тумана и дыма и беспечно направлялся к Гаэте с мечом в руке. Его ребра были замотаны грубыми повязками, бинты на правом плече пропитались кровью. Его голубые глаза светились смертельным огнем, он был полон решимости.
— Итак, тигр выбрался из своего убежища! — промурлыкал Гаэта. — Я думал, мне придется выкуривать тебя из логова. Но сейчас мы закончим эту игру, и наконец-то в ней сошлись лицом к лицу главные игроки. Из-за тебя погибли все люди моего отряда, Кейн. Сейчас ты ответишь за их жизни и за преступления, которые совершал веками!
— И ты в своей короткой жизни совершил множество злодеяний, за которые тебе воздастся сполна! — усмехнулся Кейн, поднимая меч.
Гаэта сделал резкий бесшумный выпад, и они сошлись в бою. Мечи скрещивались и лязгали, Кейн отбрасывал назад более легкого противника. Кинжал в руке Гаэты пронзал лишь воздух. Удар за ударом звучала безумная какофония смерти. Правая рука Кейна была неподвижна, но невероятная скорость левой делала эту потерю менее ощутимой.
— Призови силы зла себе на помощь, Кейн! — язвительно усмехнулся Гаэта, увидев, как на повязках Кейна расплывается ярко-красное пятно свежей крови. Открылись раны, и скоро сила оставит противника. — Или твои темные боги оставили тебя в ужасе, ведь зло всегда бежит перед непобедимым мечом добра!
— Я не служу ни богам, ни безумным идеалам! — прорычал Кейн. — И не обманывайся — принципы не имеют никакого смысла для беспристрастного наблюдателя! — Он совершил неожиданный выпад, рассекший скулу Гаэты. — Первая кровь! — засмеялся Кейн.
Они продолжали сражаться в тишине, нарушаемой тяжелым дыханием и животным рычанием. Гаэта был опаснейшим противником — умный, опытный и выносливый воин, умело управляющийся с мечом. Кроме того, он был относительно свеж, а Кейн — измотан и истекал кровью. Однако Кейн сдерживал все безумные атаки Мстителя, не убавилась и зловещая красота узоров, которые рисовал в воздухе его меч. Двое воинов неустанно делали выпады и били сплеча, отражали удары и делали отвлекающие маневры — каждый был уверен, что скоро вымотает противника и положит конец этой битве.
Их мечи вновь скрестились. Два человека смотрели друг другу в глаза; два меча спорили между собой — миг, и они вновь готовы сшибиться.
Кинжал Гаэты располосовал правый бок Кейна до ребер. Кейн отбросил Гаэту на шаг назад и в то же мгновение метнул свой клинок. Гаэта замешкался, и, воспользовавшись этим, Кейн перехватил его левую руку. Напрягая мышцы раненой руки, Кейн пытался сломать запястье Гаэты. Клинок Мстителя вот-вот войдет под лопатку. И тут с хрустом сломались кости его предплечья, не выдержав чудовищного давления.
Гаэта задыхался и в бешенстве широко размахнулся мечом в надежде достать руку Кейна. Он готов был делать что угодно, лишь бы не чувствовать нечеловеческой боли. Кейн ослабил хватку, и в то же мгновение его меч сверкнул над плечом Гаэты. Страшный удар отсек руку. Красное от крови лезвие меча Кейна кололо и резало пытавшегося увернуться противника. В конце концов, Кейну ловким ударом удалось снять голову Гаэты с плеч. Голова с глухим стуком покатилась по мостовой.
Кейн стоял перед распростертым телом Гаэты Крестоносца, глубоко вдыхая воздух всей грудью. В бодрящей утренней прохладе облачка пара вились над красными от крови камнями, над потемневшим клинком и над ранами, покрывавшими тело Кейна. Они смешивались с паром от его дыхания и исчезали в утренней дымке.
Тяжело вздохнув, Кейн мрачно посмотрел на Алидора, лежащего посреди пустынной улицы. Кровь заливала его лицо и капала на юбку Рихейль. Кейн решительно направился к нему.
— Не надо, Кейн! — взмолилась Рихейль. — Пожалуйста, не убивай его! Алидор несколько раз спасал меня от этих убийц! Теперь ты пощади его ради меня! Прошу тебя, Кейн! Алидор не может причинить тебе зла сейчас!
Кейн переступал с ноги на ногу перед ними, его меч был поднят, он все еще горел жаждой убийства.
Алидор смотрел на него бессмысленным взглядом, его лицо застыло. Он даже не попытался защититься. Взгляды их встретились. Пожав плечами, Кейн опустил меч, кровавая ярость покидала его, оставаясь тлеть лишь в глазах, где ее искры никогда не затухали.
— Хорошо, Рихейль! — сказал он. — Я дарю его тебе. Но сомневаюсь, что твоя жалость поможет ему. Кажется, удар Гаэты раскроил его толстый череп.
— Нет, Кейн! Это его душа разбита! Со временем я смогу излечить раны его души.
— Ну что ж. — Кейн безрадостно засмеялся. — Значит, просить тебя поехать со мной бессмысленно. Хорошо. Я уеду прямо сейчас, Рихейль. Я достаточно пожил среди призраков. На меня навалились нездоровые думы, во внешнем мире меня ждет еще много приключений. С тобой было хотя б не так скучно. Я благодарен тебе.
— Прощай, Кейн, — тихо сказала Рихейль и вновь погрузилась в свои мысли.
Кейн что-то пробормотал, но Рихейль не расслышала. Он повернулся и пошел по пустынным улицам. Призраки мертвого Деморнта провожали его. Кейн покидал землю мертвых, мир теней, где господствует смерть, и нет места жизни.
Алидор застонал. С трудом сев, он потянулся к лежащему на земле мечу. Трясущимися руками он приблизил его острие к груди. Вселенная встала с ног на голову, похоронив его, Алидора, под обломками прежде прекрасных идей. Какой смысл увидеть гибель своих богов и продолжать жить самому?
— Алидор! Нет! — закричала Рихейль, увидев, что он собирается сделать. — Ради меня, не надо! Я хочу, чтобы ты жил! Вместе мы сможем покинуть эту землю мертвых и уйти в мир, где есть жизнь!
— Я думал, что следую за холодным и чистым светом правды, светом бога, — с мукой сказал Алидор. — А на самом деле служил смерти!
Острие меча уперлось в грудь. Успокаивающее забытье? Или попробовать вернуться к жизни вместе с Рихейль? Его душа была слишком изранена, чтобы принять решение…
МИРАЖ
I. НОЧНОЙ ЛЕС
— Будь ты проклят, Кейн! — закричал он и исчез в тумане.
Когда Гаэта услышал первый крик Миссы и лязг мечей, он не поверил. Затем до него наконец дошло — Кейн все еще жив! Дьявол не погиб в огне, с помощью какого-то колдовства ему удалось спастись! Ведьма солгала, чтобы они потеряли бдительность! Теперь Кейн снова вернулся, чтобы напасть из мрака. Сколько еще демон может обманывать смерть?!
— Алидор! Алидор! Убей чертову ведьму и быстро сюда! — взревел он, не отрывая взгляд от поединка на парапете. — Алидор! Шевелись, черт тебя побери! Кейн все еще жив! Он напал на Миссу у стены!
Забыв на мгновение о Рихейль, Алидор бросился на зов своего командира.
Светало, и теперь можно было видеть, что происходит на городской стене. С мечами в руках они рванулись к ступенькам. Но расстояние было довольно большим, и, достигнув лестницы, Гаэта и Алидор увидели лишь внезапный финал сражения: Дрон Мисса упал с парапета в озеро.
— Теперь и Мисса! — в ярости закричал Гаэта. — Теперь он убил Миссу! Кажется, мы сражаемся с самим Тлолуином! Но мы двое еще живы! До восхода солнца Кейн отведает нашего угощения!
Однако когда они поднялись на стену, Кейн растворился в предрассветном тумане.
— Он убегает от нас, милорд! — воскликнул сбитый с толку Алидор. — Странно, что Кейн прячется от двоих, не решаясь встретиться с нами лицом к лицу. Кажется, он не намерен драться с нами в открытом бою.
— Нет! — прошептал Гаэта, глаза его горели. — Смотри, вон там на камнях! Кровь! Кровавый след! Кейн ранен! Мисса погиб не зря! Жаль, мы не знаем, насколько тяжелы его раны. Мы вынудим его сражаться прямо сейчас, а этот след приведет нас к нему!
Но кровавый след уменьшался, а потом и вовсе исчез. Восходящее солнце прогоняло ночь. Гаэта с досадой понял, что раны Кейна не столь тяжелы, как он надеялся. Во всяком случае, он смог остановить кровь и теперь вновь спрятался в лабиринте притихших улиц.
— Игра продолжается, — мрачно произнес Гаэта. — Мы ничего не добились и опять должны искать Кейна в этом чертовом городе-призраке, идти за ним до его логова. Только сегодня охотиться за тигром мы будем вдвоем, Алидор. Видно, мы никогда не уничтожим Кейна.
Алидор с беспокойством взглянул на своего командира. В голосе Гаэты ему почудилось отчаяние, чего-чего, а такого Алидору еще не доводилось слышать. Но хотя стройная фигура Крестоносца была сгорблена, а кулак подпирал голову, в глазах Гаэты играл огонь мысли. На его вытянутом лице появлялись морщины, когда цепкий ум перебирал и отвергал десятки стратегий, использованных в прошлых кампаниях.
Внезапно его лицо озарила безумная улыбка и с губ сорвался победный смех.
— Мы еще не проиграли эту игру, Алидор! — бешено закричал он. — Мы сожжем этот проклятый город до основания!
— Сожжем Себбей?! — переспросил пораженный Алидор.
— Вот именно! Сожжем его! Пусть он сгорит до основания! Кейн прячется в заброшенных зданиях — мы выкурим его на открытое место. Тоэм знает, как он сбежал с того склада незамеченным, но его хитрость не поможет ему, когда весь Себбей будет объят пламенем! Он сгорит вместе с городом или выберется на открытое пространство. Даже если мы его сначала упустим, то возьмем его след, и наша охота превратится в детскую игру в этой земле призраков. Мы будем следовать за ним, даже если он попытается пересечь Ломарн; раненый он не заберется так далеко. Хватит попадаться в его ловушки!
— Милорд Гаэта! — запротестовал Алидор. — Вы, наверное, шутите! Сжечь целый город, чтобы убить одного человека! А как же горожане?
— Это жалкие трусы! Не волнуйся насчет них! Мы подожжем несколько домов вокруг города — достаточно, чтобы ветер перенес огонь на остальные здания. Они не успеют даже рукой пошевелить, да у них всех кишка тонка остановить нас! Можно сказать кому-нибудь из них, что Кейн поджег город, — может быть, хоть это встряхнет их от апатии, и они скажут, где Кейн, хотя я сомневаюсь, что они способны даже на это!
— Нет! Я имел в виду, что мы не можем сровнять с землей целый город просто для того, чтобы уничтожить Кейна! Эти люди погибнут, в лучшем случае потеряют все свое имущество!
Гаэта нетерпеливо пожал плечами:
— В городе живет всего несколько сотен. Большинство сможет легко уйти из города, а вокруг полно пустых городов и деревень, в которых они смогут жить. И не надо их жалеть! Если бы они хотели исполнить свой долг перед человечеством, они бы взялись за поиски и помогли нам уничтожить Кейна! Из-за их преступного бездействия погибли все мои люди! Они предали дело добра! Если мы выкурим этих скулящих крыс из их прогнивших нор, это будет справедливым наказанием за их соучастие в преступлениях Кейна! Пойдем, Алидор, мы теряем время!
Голос Алидора дрожал, он схватил Гаэту за плечо и повернул командира к себе лицом.
— Но сжечь целый город из-за одного человека! Кейн не стоит этого!
Лицо Гаэты сделалось мертвенно-бледным, и он отбросил руку своего помощника.
— Кейн не стоит этого?! — прорычал он. — Алидор, ты сошел с ума! Мы прошли полконтинента, чтобы уничтожить этого дьявола! Все твои товарищи отдали свои жизни за это! И после всех усилий, после всех жертв человек, которого я призван уничтожить, все еще насмехается надо мной! Если понадобится, я сровняю с землей сотни городов, чтобы убить Кейна! Не слишком дорогая плата за то зло, которое может совершить этот человек, пока не будет пойман и уничтожен! Что стоит этот город призраков в сравнении с величайшим благом для человечества?!
Логика Гаэты была неопровержимой, но Алидор все еще сомневался.
— Но эта стратегия может не принести никакого результата! — слабо заспорил он. — Пожар не станет для Кейна ловушкой! Он без труда выберется из города: мы не сможем наблюдать за воротами — он может в любом месте перебраться через стену. Кейн уйдет из Себбея, и в неразберихе мы навсегда потеряем его след!
— Полководец, считающий, что его план безупречен, — глупец! — отрезал Гаэта. — Предложи мне лучший план, и я воспользуюсь твоим советом. Я знаю лишь то, что Кейн выиграл у нас в этой проклятой игре в кошки-мышки. Он знает Себбей и может просто затаиться и ждать, когда мы попадемся в расставленные им ловушки! Вчера мы не смогли поймать его вшестером, бессмысленно пытаться сделать это вдвоем! Мы должны выманить его на открытое пространство, заставить его бежать вместо того, чтобы вить сети, в которые мы попадемся! Черт побери, Алидор, что с тобой! Ты утратил свои идеалы, а вместе с ними и нервы!
Лартроксианец колебался, его мысли путались, он ни на что не мог решиться.
И тут позади них раздался голос:
— Алидор! Что ты делаешь? Неужели ты совсем продал душу Гаэте? Этот безумец и его банда убийц совершили во много раз больше зла, чем Кейн! Неужели ты теперь поможешь ему уничтожить Себбей и его несчастных жителей, рассчитывая на то, что этим зверством вы убьете Кейна?! Алидор, если у тебя еще есть душа, уйди от Гаэты! Останови его, пока он не принес человеческие жизни в жертву беспощадным богам!
— А! Я слышу ведьму! — резко проговорил Гаэта. — Тот самый лживый голос, который говорил мне о смерти Кейна. Теперь мы пожинаем плоды фальшивого милосердия! Все ясно! Ведьма извратила душу моего помощника, окутала его дух своим колдовством, подчинила его служению черным силам зла!
Он достал меч и медленно направился к Рихейль, не поднимая оружия.
— Иди обними меня, ведьма! — прошипел он. — Думаю, на этот раз ты переоценила мою слепую глупость и свои темные чары!
Алидор поспешно встал перед ним.
— Остановитесь, милорд! — взмолился он. — Ее слова ничего не значат, она не колдунья!
Гаэта двинулся, чтобы оттолкнуть Алидора в сторону, в его голосе слышалась жалость.
— Ты околдован, Алидор! Твой разум больше не подчиняется тебе. Отойди, мой меч разорвет заклятие, которое она наложила на тебя, и отправит эту ведьму обратно во мрак, ведь она служит ему.
На лице Алидора читалась решимость, он занял позицию и достал меч.
— Это не безумие, милорд, и не колдовство Рихейль! В ее словах я слышу истину и понимаю предчувствия, жившие в моей душе эти последние месяцы. Я не могу позволить вам убить невинную девушку…
— Невинную девушку?! Она ведьма! Она солгала тебе! Она помогала Кейну нападать на нас с того момента, как мы вошли в Себбей!
Алидор продолжал:
— …Я также не могу позволить вам сжечь город просто ради того, чтобы уничтожить Кейна! Прошу вас, давайте уйдем из этой земли мертвых! Вернемся в Каматах, создадим новую армию и возвратимся с достаточными силами, чтобы убить Кейна.
— Об этом не может быть и речи! Теперь Кейн знает, что я намереваюсь убить его! Он спрячется там, где его никто не сможет найти, использует свою колдовскую силу, выстроит такую оборону, которую я никогда не смогу взломать! Отойди, Алидор, и я забуду твое вопиющее неподчинение!
— Нет, милорд Гаэта, — медленно произнес Алидор. — Вы убьете Рихейль и сожжете город сами, но сначала вам придется убить меня!
Гаэту охватил внезапный гнев.
— Это предательство! Предательство с твоей стороны, Алидор! Черт побери, если ты сражаешься за силы зла, восстань против холодного света добра, и этим холодным светом ты будешь уничтожен! Уйди с дороги!
— Не вынуждайте меня скрестить с вами меч, милорд! — Мольба Алидора прозвучала предостережением.
Гаэту охватила слепая ярость.
— Ты глупец, Алидор! — закричал он. Своим мечом он попытался выбить оружие из рук восставшего помощника.
Алидор отпрыгнул назад, выставляя вперед меч. Его душа была готова разорваться от бушевавших в ней противоречивых чувств. Весь его внутренний мир внезапно обрушился, и теперь он бьется в смертельной схватке с человеком, за которого час назад был готов отдать свою жизнь. Он неожиданно восстал против убеждений и идеалов, которым был всегда верен. Захваченный водоворотом эмоций, только благодаря инстинкту самосохранения Алидор отчаянно сдерживал бешеные атаки Гаэты.
В таком состоянии духа он не мог противостоять отважному Гаэте. Легко и быстро Крестоносец пробил его защиту. Сильный удар пришелся в бок Алидора, а когда он, мучаясь от боли, сумел отойти назад, стремительный удар меча отбросил в сторону его шлем.
Алидор лежал на земле, мрак застилал его сознание, глаза заливала кровь из рассеченной брови. Где-то в тысяче миль от него раздался крик девушки.
Гаэта оглядел своего поверженного помощника, его взгляд был еще полон безумного гнева.
— Прости меня, Алидор, — произнес он с глубоким сожалением. — Ты был для меня братом, другом, испытанным во множестве сражений. И хотя сейчас я должен убить тебя, чтобы избавить от злых чар, я навсегда запомню верного и отважного своего помощника.
Он поднял меч, чтобы нанести последний смертельный удар.
— Легенды гласят об адском проклятии — проклятии, уничтожающем всех, кто встанет на пути Кейна. Теперь я понимаю, что эти легенды не лгут. Прощай, Алидор, — Кейн убил тебя, но, умирая, будь уверен, что ты будешь отмщен!
— Троэллет побери, убей его, если хочешь, но я здесь ни при чем. Мне уже надоело слушать лесть от человека, которого я собираюсь прикончить через минуту, — раздался насмешливый голос с улицы позади Гаэты. — Или, если ты не решаешься убить друга, оставь его лежать здесь, и я разберусь и с ним после того, как вырву твое сердце.
Гаэта резко обернулся и увидел Кейна. Враг выходил из тумана и дыма и беспечно направлялся к Гаэте с мечом в руке. Его ребра были замотаны грубыми повязками, бинты на правом плече пропитались кровью. Его голубые глаза светились смертельным огнем, он был полон решимости.
— Итак, тигр выбрался из своего убежища! — промурлыкал Гаэта. — Я думал, мне придется выкуривать тебя из логова. Но сейчас мы закончим эту игру, и наконец-то в ней сошлись лицом к лицу главные игроки. Из-за тебя погибли все люди моего отряда, Кейн. Сейчас ты ответишь за их жизни и за преступления, которые совершал веками!
— И ты в своей короткой жизни совершил множество злодеяний, за которые тебе воздастся сполна! — усмехнулся Кейн, поднимая меч.
Гаэта сделал резкий бесшумный выпад, и они сошлись в бою. Мечи скрещивались и лязгали, Кейн отбрасывал назад более легкого противника. Кинжал в руке Гаэты пронзал лишь воздух. Удар за ударом звучала безумная какофония смерти. Правая рука Кейна была неподвижна, но невероятная скорость левой делала эту потерю менее ощутимой.
— Призови силы зла себе на помощь, Кейн! — язвительно усмехнулся Гаэта, увидев, как на повязках Кейна расплывается ярко-красное пятно свежей крови. Открылись раны, и скоро сила оставит противника. — Или твои темные боги оставили тебя в ужасе, ведь зло всегда бежит перед непобедимым мечом добра!
— Я не служу ни богам, ни безумным идеалам! — прорычал Кейн. — И не обманывайся — принципы не имеют никакого смысла для беспристрастного наблюдателя! — Он совершил неожиданный выпад, рассекший скулу Гаэты. — Первая кровь! — засмеялся Кейн.
Они продолжали сражаться в тишине, нарушаемой тяжелым дыханием и животным рычанием. Гаэта был опаснейшим противником — умный, опытный и выносливый воин, умело управляющийся с мечом. Кроме того, он был относительно свеж, а Кейн — измотан и истекал кровью. Однако Кейн сдерживал все безумные атаки Мстителя, не убавилась и зловещая красота узоров, которые рисовал в воздухе его меч. Двое воинов неустанно делали выпады и били сплеча, отражали удары и делали отвлекающие маневры — каждый был уверен, что скоро вымотает противника и положит конец этой битве.
Их мечи вновь скрестились. Два человека смотрели друг другу в глаза; два меча спорили между собой — миг, и они вновь готовы сшибиться.
Кинжал Гаэты располосовал правый бок Кейна до ребер. Кейн отбросил Гаэту на шаг назад и в то же мгновение метнул свой клинок. Гаэта замешкался, и, воспользовавшись этим, Кейн перехватил его левую руку. Напрягая мышцы раненой руки, Кейн пытался сломать запястье Гаэты. Клинок Мстителя вот-вот войдет под лопатку. И тут с хрустом сломались кости его предплечья, не выдержав чудовищного давления.
Гаэта задыхался и в бешенстве широко размахнулся мечом в надежде достать руку Кейна. Он готов был делать что угодно, лишь бы не чувствовать нечеловеческой боли. Кейн ослабил хватку, и в то же мгновение его меч сверкнул над плечом Гаэты. Страшный удар отсек руку. Красное от крови лезвие меча Кейна кололо и резало пытавшегося увернуться противника. В конце концов, Кейну ловким ударом удалось снять голову Гаэты с плеч. Голова с глухим стуком покатилась по мостовой.
Кейн стоял перед распростертым телом Гаэты Крестоносца, глубоко вдыхая воздух всей грудью. В бодрящей утренней прохладе облачка пара вились над красными от крови камнями, над потемневшим клинком и над ранами, покрывавшими тело Кейна. Они смешивались с паром от его дыхания и исчезали в утренней дымке.
Тяжело вздохнув, Кейн мрачно посмотрел на Алидора, лежащего посреди пустынной улицы. Кровь заливала его лицо и капала на юбку Рихейль. Кейн решительно направился к нему.
— Не надо, Кейн! — взмолилась Рихейль. — Пожалуйста, не убивай его! Алидор несколько раз спасал меня от этих убийц! Теперь ты пощади его ради меня! Прошу тебя, Кейн! Алидор не может причинить тебе зла сейчас!
Кейн переступал с ноги на ногу перед ними, его меч был поднят, он все еще горел жаждой убийства.
Алидор смотрел на него бессмысленным взглядом, его лицо застыло. Он даже не попытался защититься. Взгляды их встретились. Пожав плечами, Кейн опустил меч, кровавая ярость покидала его, оставаясь тлеть лишь в глазах, где ее искры никогда не затухали.
— Хорошо, Рихейль! — сказал он. — Я дарю его тебе. Но сомневаюсь, что твоя жалость поможет ему. Кажется, удар Гаэты раскроил его толстый череп.
— Нет, Кейн! Это его душа разбита! Со временем я смогу излечить раны его души.
— Ну что ж. — Кейн безрадостно засмеялся. — Значит, просить тебя поехать со мной бессмысленно. Хорошо. Я уеду прямо сейчас, Рихейль. Я достаточно пожил среди призраков. На меня навалились нездоровые думы, во внешнем мире меня ждет еще много приключений. С тобой было хотя б не так скучно. Я благодарен тебе.
— Прощай, Кейн, — тихо сказала Рихейль и вновь погрузилась в свои мысли.
Кейн что-то пробормотал, но Рихейль не расслышала. Он повернулся и пошел по пустынным улицам. Призраки мертвого Деморнта провожали его. Кейн покидал землю мертвых, мир теней, где господствует смерть, и нет места жизни.
Алидор застонал. С трудом сев, он потянулся к лежащему на земле мечу. Трясущимися руками он приблизил его острие к груди. Вселенная встала с ног на голову, похоронив его, Алидора, под обломками прежде прекрасных идей. Какой смысл увидеть гибель своих богов и продолжать жить самому?
— Алидор! Нет! — закричала Рихейль, увидев, что он собирается сделать. — Ради меня, не надо! Я хочу, чтобы ты жил! Вместе мы сможем покинуть эту землю мертвых и уйти в мир, где есть жизнь!
— Я думал, что следую за холодным и чистым светом правды, светом бога, — с мукой сказал Алидор. — А на самом деле служил смерти!
Острие меча уперлось в грудь. Успокаивающее забытье? Или попробовать вернуться к жизни вместе с Рихейль? Его душа была слишком изранена, чтобы принять решение…
МИРАЖ
Среди удушающей жары их настигла смерть.
Поминутно разражаясь злобными проклятиями, по пыльной горной дороге бежали изнуренные сражением наемники. Солнце палило вовсю, от его лучей не спасал даже широкий полог смешанного леса. Спотыкаясь на раскаленных камнях, люди с трудом продвигались вперед, измученные и отчаявшиеся, задыхающиеся от пыли, пота и удушающего запаха запекшейся крови.
Полсотни солдат, проигравших сражение. Люди, продавшие свои жизни честолюбивому бастарду, брату изнеженного властелина маленького королевства Крозант. Но Джассартион, так звали законного короля, оказался вовсе не глуп, даром что жеманился да носил батистовые сорочки; его соглядатаи, его личная гвардия оказались столь же надежны, сколь преданны были подданные.
В конце концов, его брата Таливиона подвесили в крошечной клетке, прикрепленной к огромным балкам того тронного зала, к которому манило его честолюбие. Теперь разрозненные отряды его раздавленной армии спасались бегством, преследуемые неутомимыми солдатами Джассартиона и мстительными подданными, жаждущими заработать на жизнях мятежников.
Награда за голову Кейна была огромной. Кейн был последним из офицеров неудачника Таливиона, до которого пока не добрались расторопные слуги короля. И хотя Кейн присоединился к заговорщикам слишком поздно, когда ничто уже не могло спасти обреченное предприятие, его выдающиеся таланты, особенно умение интриговать и воевать, снискали особое признание владыки Крозанта и его верноподданных. Даже мятежнику королевским воззванием было обещано полное прощение и больше золота, чем он мог заработать за десять лет солдатской службы, если он доставит Кейна ко двору живым или мертвым.
По правде говоря, слово Джассартиона никогда не было таким уж нерушимым, особенно если слово это дано было тем, кто должен был предстать пред лицом всем известного королевского правосудия, и все-таки предложение было весьма соблазнительным.
Памятуя об этом, Кейн обмотал лицо окровавленными бинтами, сделал себе из подушки фальшивый живот и прикрыл кольчугу грязным широким плащом. Замаскировавшись таким образом, он смешался с отрядом беглецов, надеясь, что ни приверженцы Джассартиона, ни его бывшие соратники не признают в этом грязном тучном пехотинце с перевязанным лицом чужестранца-аристократа, который присоединился к Таливиону незадолго до того, как от того отвернулась удача.
В это мгновение знойный летний воздух наполнился резким свистом молниеносных стрел. Засада! Среди деревьев и горячих камней, окружавших пыльную горную тропу, затаился отряд армии Джассартиона.
В ярости оттого, что он угодил в засаду вместе с безмозглыми овцами, среди которых он надеялся спрятаться, Кейн рванулся к укрытию, правой рукой нащупывая под плащом рукоятку меча. Глубокая рана, полученная в предыдущем бою, мешала ему в полную силу использовать левую руку, и, хотя Кейн почти так же хорошо орудовал правой, он знал, что, начнись заваруха, отбиться будет сложновато.
Еще стрелы не поразили цель, а королевские гвардейцы уже рубили обезумевших от страха наемников. Потеряв часть людей, корчившихся на раскаленной горной тропе, отчаявшиеся беглецы все же пытались организовать безнадежное сопротивление.
Первый же человек, приблизившийся к Кейну, был отброшен сокрушительным ударом меча. Еще один вырос за спиной первого, описывая топором сверкающую дугу, и от Кейна потребовалась вся его сила, чтобы отбить удар. Воин отскочил назад и снова замахнулся топором. Все, что мог Кейн, — обложить своего противника отборными ругательствами. Если бы он сейчас мог пользоваться левой рукой, давно бы уже выпустил кишки из этого полудурка. В то время как топор вновь обрушился на голову Кейна, слева подоспел еще один гвардеец.
Кейн отпрыгнул и отразил топор своим клинком, отчаянно увертываясь от второго противника. Замахиваясь мечом, он рассек запястье воина с топором и, когда тот от боли уронил оружие, пронзил его ребра.
Секунда на то, чтобы извлечь меч. Слишком долго. Клинок второго солдата обрушился на него. Кейн раненой рукой перехватил запястье противника. Дикая боль пронзила руку. Отчаянное усилие лишь смягчило удар — острие рассекло тяжелый плащ, подушку и пробило кольчугу. Кейн повалился, увлекая за собой противника. Он еще успел насадить гвардейца на его же меч, и в этот миг тяжелый удар, казалось, расколол череп надвое. Черная волна заволокла сознание, так и не дав понять, что же, собственно, произошло: добил ли его очередной гвардеец или рухнуло сверху мертвое тело.
Поминутно разражаясь злобными проклятиями, по пыльной горной дороге бежали изнуренные сражением наемники. Солнце палило вовсю, от его лучей не спасал даже широкий полог смешанного леса. Спотыкаясь на раскаленных камнях, люди с трудом продвигались вперед, измученные и отчаявшиеся, задыхающиеся от пыли, пота и удушающего запаха запекшейся крови.
Полсотни солдат, проигравших сражение. Люди, продавшие свои жизни честолюбивому бастарду, брату изнеженного властелина маленького королевства Крозант. Но Джассартион, так звали законного короля, оказался вовсе не глуп, даром что жеманился да носил батистовые сорочки; его соглядатаи, его личная гвардия оказались столь же надежны, сколь преданны были подданные.
В конце концов, его брата Таливиона подвесили в крошечной клетке, прикрепленной к огромным балкам того тронного зала, к которому манило его честолюбие. Теперь разрозненные отряды его раздавленной армии спасались бегством, преследуемые неутомимыми солдатами Джассартиона и мстительными подданными, жаждущими заработать на жизнях мятежников.
Награда за голову Кейна была огромной. Кейн был последним из офицеров неудачника Таливиона, до которого пока не добрались расторопные слуги короля. И хотя Кейн присоединился к заговорщикам слишком поздно, когда ничто уже не могло спасти обреченное предприятие, его выдающиеся таланты, особенно умение интриговать и воевать, снискали особое признание владыки Крозанта и его верноподданных. Даже мятежнику королевским воззванием было обещано полное прощение и больше золота, чем он мог заработать за десять лет солдатской службы, если он доставит Кейна ко двору живым или мертвым.
По правде говоря, слово Джассартиона никогда не было таким уж нерушимым, особенно если слово это дано было тем, кто должен был предстать пред лицом всем известного королевского правосудия, и все-таки предложение было весьма соблазнительным.
Памятуя об этом, Кейн обмотал лицо окровавленными бинтами, сделал себе из подушки фальшивый живот и прикрыл кольчугу грязным широким плащом. Замаскировавшись таким образом, он смешался с отрядом беглецов, надеясь, что ни приверженцы Джассартиона, ни его бывшие соратники не признают в этом грязном тучном пехотинце с перевязанным лицом чужестранца-аристократа, который присоединился к Таливиону незадолго до того, как от того отвернулась удача.
В это мгновение знойный летний воздух наполнился резким свистом молниеносных стрел. Засада! Среди деревьев и горячих камней, окружавших пыльную горную тропу, затаился отряд армии Джассартиона.
В ярости оттого, что он угодил в засаду вместе с безмозглыми овцами, среди которых он надеялся спрятаться, Кейн рванулся к укрытию, правой рукой нащупывая под плащом рукоятку меча. Глубокая рана, полученная в предыдущем бою, мешала ему в полную силу использовать левую руку, и, хотя Кейн почти так же хорошо орудовал правой, он знал, что, начнись заваруха, отбиться будет сложновато.
Еще стрелы не поразили цель, а королевские гвардейцы уже рубили обезумевших от страха наемников. Потеряв часть людей, корчившихся на раскаленной горной тропе, отчаявшиеся беглецы все же пытались организовать безнадежное сопротивление.
Первый же человек, приблизившийся к Кейну, был отброшен сокрушительным ударом меча. Еще один вырос за спиной первого, описывая топором сверкающую дугу, и от Кейна потребовалась вся его сила, чтобы отбить удар. Воин отскочил назад и снова замахнулся топором. Все, что мог Кейн, — обложить своего противника отборными ругательствами. Если бы он сейчас мог пользоваться левой рукой, давно бы уже выпустил кишки из этого полудурка. В то время как топор вновь обрушился на голову Кейна, слева подоспел еще один гвардеец.
Кейн отпрыгнул и отразил топор своим клинком, отчаянно увертываясь от второго противника. Замахиваясь мечом, он рассек запястье воина с топором и, когда тот от боли уронил оружие, пронзил его ребра.
Секунда на то, чтобы извлечь меч. Слишком долго. Клинок второго солдата обрушился на него. Кейн раненой рукой перехватил запястье противника. Дикая боль пронзила руку. Отчаянное усилие лишь смягчило удар — острие рассекло тяжелый плащ, подушку и пробило кольчугу. Кейн повалился, увлекая за собой противника. Он еще успел насадить гвардейца на его же меч, и в этот миг тяжелый удар, казалось, расколол череп надвое. Черная волна заволокла сознание, так и не дав понять, что же, собственно, произошло: добил ли его очередной гвардеец или рухнуло сверху мертвое тело.
I. НОЧНОЙ ЛЕС
Его глаза открылись — кругом прохладная тьма. Кейн с трудом выбрался из-под трупа солдата и сел. Глаза застилала пелена, из-за мучительной боли в голове казалось, что земля качается. Кейн закусил губу и заставил себя встать на колени. Вокруг него были только трупы.
Он осторожно снял с головы тяжелую повязку и провел пальцами по затылку. Шишка приличная, но повязки и густая рыжая шевелюра смягчили удар. Он поднялся на ноги и с отвращением отбросил плащ и рассеченную подушку. Кольчуга все-таки спасла, но клинок прорубил звенья и превратил правый бок в сплошную рану.
«Как все плохо », — подумал Кейн, снова проклиная свое неразумное решение спрятаться среди этого сброда, вместо того чтобы уходить самостоятельно. Тем не менее, ему еще повезло, что он сумел спастись, когда заговор был раскрыт, не говоря уже о том, что пережил эту засаду.
Он осмотрелся. Только что взошедшая полная луна давала достаточно света для его кошачьего зрения.
Тишина. Спокойствие. Смерть. Холодный лунный свет озарял странное зрелище: белые фигуры, словно спящие, разметались на темной земле. И ни дуновения ветерка, чтобы нарушить эту застывшую картину. Черные деревья отбрасывали тени — могут ли быть тени от лунного света — темные фигуры вцепились в тела павших.
Искаженное юное лицо — ему тяжело было умирать, долго ли он мучился? Может быть, этот человек о чем-то спрашивал Кейна за миг до сражения. Может быть, нет. Лунный свет искажал очертания, и лица, которые при солнечном свете были живыми и настоящими, теперь казались всего лишь кукольными масками. Кейн даже не был уверен, настоящая ли боль терзает его тело.
«Где я? » — подумал он, с трудом заставляя мысль работать. У границы земель, считающихся владениями Крозанта, — весьма уединенная часть королевства. Крозантинцы не любят заходить в эту лесистую местность, именно поэтому беглецы выбрали столь трудный путь. Еще одна плохая идея, припомнил Кейн. Джассартиону было наплевать на неприязнь подданных к этой части королевства, к тому же наемники Таливиона внушили особенную ненависть к себе.
Деревья поплыли перед глазами, когда Кейн умудрился встать. По крайней мере, прохладный ночной воздух врачевал раны, которые под палящим солнцем болели нестерпимо. Ему нельзя оставаться здесь, понял Кейн. Утром солдаты наверняка вернутся сюда — чтобы ограбить трупы. Только наступление ночи и страх перед этими местами удержали их от этого привычного занятия.
Упыри. Вот в чем дело. Кейн вспомнил, что два века назад крозантинцы пережили необычайно жестокую гражданскую войну. В этих краях бои были особенно жестокими, и победившая группировка безжалостно расправилась с владыками и их подданными, — работа предков Джассартиона. Эти края так и остались безлюдными; о судьбе тех из победителей, которые пытались построить жилища на непохороненных костях своих несчастных предшественников, рассказывали странные легенды.
«Древнее побоище привлекло сюда стаи упырей или сделало упырей из оголодавших местных жителей , — подумал Кейн. Да, все говорило в пользу того, чтобы убраться отсюда как можно быстрее. — Черт! Хоть бы какую-нибудь конягу! »
Кейн устало подобрал свой меч и поковылял среди белых тел на черной земле, время от времени на чем-то поскальзываясь. Поморщившись, он покачал головой, но помутнение зрения не проходило. Под деревьями был привлекательный валун, и Кейн, спотыкаясь, добрался до него и присел отдохнуть, привалившись к камню спиной, словно ему достался вновь один из многих тронов, которые судьба годами дарила и вновь отнимала.
Он осторожно снял с головы тяжелую повязку и провел пальцами по затылку. Шишка приличная, но повязки и густая рыжая шевелюра смягчили удар. Он поднялся на ноги и с отвращением отбросил плащ и рассеченную подушку. Кольчуга все-таки спасла, но клинок прорубил звенья и превратил правый бок в сплошную рану.
«Как все плохо », — подумал Кейн, снова проклиная свое неразумное решение спрятаться среди этого сброда, вместо того чтобы уходить самостоятельно. Тем не менее, ему еще повезло, что он сумел спастись, когда заговор был раскрыт, не говоря уже о том, что пережил эту засаду.
Он осмотрелся. Только что взошедшая полная луна давала достаточно света для его кошачьего зрения.
Тишина. Спокойствие. Смерть. Холодный лунный свет озарял странное зрелище: белые фигуры, словно спящие, разметались на темной земле. И ни дуновения ветерка, чтобы нарушить эту застывшую картину. Черные деревья отбрасывали тени — могут ли быть тени от лунного света — темные фигуры вцепились в тела павших.
Искаженное юное лицо — ему тяжело было умирать, долго ли он мучился? Может быть, этот человек о чем-то спрашивал Кейна за миг до сражения. Может быть, нет. Лунный свет искажал очертания, и лица, которые при солнечном свете были живыми и настоящими, теперь казались всего лишь кукольными масками. Кейн даже не был уверен, настоящая ли боль терзает его тело.
«Где я? » — подумал он, с трудом заставляя мысль работать. У границы земель, считающихся владениями Крозанта, — весьма уединенная часть королевства. Крозантинцы не любят заходить в эту лесистую местность, именно поэтому беглецы выбрали столь трудный путь. Еще одна плохая идея, припомнил Кейн. Джассартиону было наплевать на неприязнь подданных к этой части королевства, к тому же наемники Таливиона внушили особенную ненависть к себе.
Деревья поплыли перед глазами, когда Кейн умудрился встать. По крайней мере, прохладный ночной воздух врачевал раны, которые под палящим солнцем болели нестерпимо. Ему нельзя оставаться здесь, понял Кейн. Утром солдаты наверняка вернутся сюда — чтобы ограбить трупы. Только наступление ночи и страх перед этими местами удержали их от этого привычного занятия.
Упыри. Вот в чем дело. Кейн вспомнил, что два века назад крозантинцы пережили необычайно жестокую гражданскую войну. В этих краях бои были особенно жестокими, и победившая группировка безжалостно расправилась с владыками и их подданными, — работа предков Джассартиона. Эти края так и остались безлюдными; о судьбе тех из победителей, которые пытались построить жилища на непохороненных костях своих несчастных предшественников, рассказывали странные легенды.
«Древнее побоище привлекло сюда стаи упырей или сделало упырей из оголодавших местных жителей , — подумал Кейн. Да, все говорило в пользу того, чтобы убраться отсюда как можно быстрее. — Черт! Хоть бы какую-нибудь конягу! »
Кейн устало подобрал свой меч и поковылял среди белых тел на черной земле, время от времени на чем-то поскальзываясь. Поморщившись, он покачал головой, но помутнение зрения не проходило. Под деревьями был привлекательный валун, и Кейн, спотыкаясь, добрался до него и присел отдохнуть, привалившись к камню спиной, словно ему достался вновь один из многих тронов, которые судьба годами дарила и вновь отнимала.