Первый, кто закричал об опасности, умер почти сразу. Огромный волк сбросил его с седла на снег. Защищаясь от оскаленных клыков локтем, охотник выхватил нож и отчаянным ударом выпустил внутренности волку. Но не успел умирающий зверь разжать клыки, как второй серый убийца метнулся и перегрыз горло человеку.
У двух охотников на земле вообще не было никаких шансов. Один едва успел выдернуть копье из тела оленя. Он пронзил первого напавшего волка, но, пока пытался высвободить копье, на него набросились еще двое, сбили с ног и разорвали на части. Второй погиб раньше, чем успел что-либо сделать. Но обреченный ухитрился извлечь свой охотничий нож, и из-под кровожадной серой кучи еще долго выныривала его рука — дольше, чем он, казалось, мог быть жив.
Гончие схватились с волками с неугасимой ненавистью, которую прирученный зверь испытывает к своему дикому собрату. Один волк погиб, и еще несколько откатились от рычащего клубка с переломанными лапами и глубокими ранами. Но количество и дикая ярость волков одолели отважное сопротивление собак…
Кейн был одним из первых, кто встретил неодолимую атаку волков. Только сказочная скорость его реакции позволила ему отразить их первый удар. Изогнувшись в седле, когда первый зверь попытался наброситься на него сзади, он сомкнул свои могучие руки вокруг горла волка. Кейн отшвырнул огромное создание, волк налетел на ближайшее дерево и рухнул на снег со сломанным хребтом. В мгновение ока мощная правая рука Кейна со свистом выхватила клинок из ножен. Второй убийца набросился на Кейна сразу вслед за первым, но удар Кейна оказался быстрее, и острый клинок пронзил череп зверя. Его конь в панике встал на дыбы, когда приблизились остальные волки, и Кейну пришлось сильно сжать его бока, чтобы удержаться в седле. Еще один волк упал, его череп был раздроблен копытами.
Последние два охотника держались недолго. Один все еще сжимал в руке свое охотничье копье и встретил ударом первого напавшего на него волка. Если бы он не попытался воспользоваться луком, то прожил бы немного дольше. Пока он вытаскивал стрелу, на него напали сразу с двух сторон. Он еще пытался всадить свой лук в горло одного из зверей, держась в седле только потому, что волки тащили его в противоположные стороны. Но, когда один разжал челюсти, всадник потерял равновесие. Серая молния — короткий прыжок, и борьба быстро прекратилась. Последний охотник вонзил нож в горло волка, который прыгнул на него чтобы стащить на землю, корчащийся зверь забрал с собой клинок. Оставшись без оружия, всадник попытался спастись бегством. Но конь не успел преодолеть и половины лощины, когда его настигли. Животное и всадник рухнули, придавив одного из волков.
Кейн остался один.
Полдюжины серых убийц осторожно кружили вокруг своей добычи. Некоторые из них были ранены и хромали, тем не менее, они не собирались оставлять последнего человека в живых. Они жаждали крови. Кейн рычал, а его глаза горели адским огнем. В нем самом пылала неутолимая страсть убивать и разрушать. Считанные мгновения убийца смотрел в глаза убийцам.
Их атака была молниеносной и яростной. Двое волков напали на Кейна, а остальные набросились на его лошадь. Волк слева от Кейна наткнулся на острый клинок, который расколол его череп надвое. Второй волк взвился в воздух, его смертоносный прыжок был нацелен в колено Кейну, но клыки судорожно щелкнули, поймав лишь воздух, — в его горло по рукоятку вонзился кинжал. Кейн метнул оружие верной рукой, как только волк прыгнул. Оба зверя умерли одновременно.
Тяжелое тело на колене Кейна замедлило его движения лишь на мгновение. Не успел он сбросить тело, как еще один волк вонзил свои клыки в шею лошади. Ругаясь, Кейн отшвырнул труп; его меч взлетел и пронзил шею волка. Но поздно: лошадь Кейна рухнула на мерзлую землю.
Кейн успел соскочить с седла и по-кошачьи мягким прыжком приземлился на снег, когда его лошадь забилась в смертельной агонии. Чтобы восстановить равновесие, у него была только доля секунды, и тут на него набросились последние три волка. Он сделал выпад, волк попытался избежать клинка, но оказался слишком медлительным. И в этот миг еще один зверь прыгнул на Кейна справа, пока третий собирался с силами. Не имея времени вырвать клинок, Кейн поймал волка в прыжке. Крутанув зверя за переднюю лапу, он отшвырнул его и выдернул меч. Третий волк был ранен и поэтому двигался медленнее. Когда он прыгнул, метя в горло Кейна, клинок пронзил его сердце. Тем временем второй волк успел подняться, и Кейн молниеносно повернулся, чтобы встретить последнего противника. В наполненной смертью лощине два бойца смотрели друг на друга с неимоверной сосредоточенностью. Казалось, они говорят друг с другом на языке, понятном только им одним. Волк сделал движение, как будто собирался убежать, потом повернулся и прыгнул. Удар Кейна чуть не пропустил изгибающуюся серую молнию. Но не пропустил. И только одно живое существо осталось посреди побоища.
Кейн внимательно осмотрелся вокруг, но больше ни один волк не появился в лощине. Он хватал воздух большими глотками и пытался прикинуть, сколько времени длилась схватка. Получалось, что минут пять, — из ран оленя еще текла кровь.
Кейн осмотрел себя. Каким-то чудом он остался почти невредим. Только порез на правой руке — след клыков последнего волка. Его одежда и лицо были покрыты волчьей кровью, отчего он походил на красного гоблина. Кейн быстро почистил свое оружие. Надо добраться до остальных, пока другие волки не застигли его пешим. Если отряд барона не постигла та же судьба, подумал он.
Это нападение казалось невероятным. Можно предположить, что волков привлек шум охоты и они обезумели от вида и запаха крови. Хотя вряд ли, особенно если учесть остальные случаи. Это все было похоже на тщательно спланированную кампанию. Кейн с беспокойством подумал о том, что могло заставить волков систематически учинять резню. Возможные ответы были малопривлекательными.
В этот момент его мысли прервало тихое лошадиное ржание. На тропинке перед ним стоял один из скакунов, умчавшихся в начале схватки. Животное было все еще испугано. Оно нуждалось в обществе человека в этом полном опасностей замерзшем лесу, но было сейчас крайне недоверчивым. Кейн мягко и успокаивающе позвал лошадь, уговаривая ее подойти поближе. Хорошо, что ветер дул в его сторону, — если бы конь уловил запах волчьей крови, наверняка бы убежал.
Но животное с мучительной медлительностью приблизилось к Кейну, и он после нескольких попыток, от каждой из которых у него замирало сердце, поймал поводья. Он вскочил в седло и направил пугливого скакуна галопом по той тропинке, по которой недавно ехал с целым отрядом.
Через несколько миль Кейн услышал далекий крик — испуганную мольбу о помощи. Он поколебался мгновение и решил проверить, в чем дело. Крик казался вполне человеческим и даже определенно женским. Кейн осторожно, но поспешно направил своего скакуна туда, где кричали, любопытствуя, кто это мог быть.
Лошадь уловила знакомый запах и тревожно заржала. Кейн тоже попытался принюхаться, но волчье зловоние на его теле перебивало другие запахи. Однако лошадь, должно быть, учуяла волков, которые вполне могли напасть на девушку. Но в таком случае вряд ли она была бы еще жива, а значит… значит, кричал не человек. Кейн знал о случаях, когда спасители находили свою погибель, следуя на крики о помощи, и, памятуя о недавней схватке, был склонен к осторожности.
Тем не менее, голос казался знакомым, и, повинуясь внутреннему толчку, Кейн пришпорил своего испуганного скакуна.
У ствола большой раскидистой ели ворчали два волка. Их внимание привлекла девушка на ветке — это была Бринанин.
Кейн извлек свой клинок и набросился на приникших к земле волков. Они не приняли вызова и предпочли скрыться.
Он встал под деревом и помог Бринанин слезть с ветки; она с рыданием упала в его объятия. Кейн попытался задать ей пару вопросов, но Бринанин только прижималась к нему и всхлипывала. Поэтому он издал какие-то звуки, которые, как он надеялся, могли сойти за сочувствие и утешение, и дал ей выплакаться.
Они почти доехали до поляны, где охотники наткнулись на второго оленя, когда спасенная прекратила хлюпать носом.
— Фу-у! Что за вонища! Ты что, купался в крови оленя или в чьей-то еще?
— В чьей-то еще. Что, во имя Семи Безымянных, ты здесь делаешь? Я вроде припоминаю, что утром мы оставили тебя в замке.
— Я хотела отправиться на охоту, но отец не позволил. А мне все равно надо было выбраться и посмотреть, как выглядит лес после такого бурана, так что я оседлала свою лошадь и поехала за вами. Привратник выпустил меня, потому что я с ним дружу, к тому же я сказала, что просто хочу проехаться вокруг замка, и я направилась за вами, думая, что отец будет слишком занят охотой и не станет отсылать меня назад, раз уж я добралась до вас. Но тут за мной погналась стая волков. Я знала, что не смогу перегнать их в лесу, так что, когда моя лошадь добежала до того дерева, я ухватилась за ветку и полезла вверх. — Она всхлипнула. — Я думала, что у меня руки оторвутся, но знала, что должна держаться. Один из них чуть не схватил меня за ногу, пока я пыталась залезть повыше. Большинство из них погнались за лошадью — думаю, они ее поймали, хотя я этого не видела, — а эти двое остались ждать, когда я слезу. Я кричала и вопила в надежде, что кто-то из охотников услышит меня и спасет. Что ты и сделал, — закончила она.
Кейн был поражен хладнокровием девушки. Большинство женщин были бы слишком испуганы, слишком глупы, слишком слабы. Но Бринанин выжила и даже уже почти успокоилась. Это было невероятно.
Он въехал на поляну и с облегчением увидел там Тройлина и его отряд. Живых и с тушей оленя. Они приветствовали его радостными криками, потом с удивлением умолкли, разглядев покрытого кровью всадника и его спутницу.
— Кейн! Что случилось, черт возьми? — изумленно выдохнул Тройлин.
— Вот твоя дочь — целая и невредимая, — сказал Кейн. — Остальные там, с оленем. Они не последуют за нами.
V. РАССКАЗЫ ЗИМНИМ ВЕЧЕРОМ
VI. ЧЕЛОВЕК НЕ ЧЕЛОВЕК
VII. «ОДИН ИЗ НАС…»
У двух охотников на земле вообще не было никаких шансов. Один едва успел выдернуть копье из тела оленя. Он пронзил первого напавшего волка, но, пока пытался высвободить копье, на него набросились еще двое, сбили с ног и разорвали на части. Второй погиб раньше, чем успел что-либо сделать. Но обреченный ухитрился извлечь свой охотничий нож, и из-под кровожадной серой кучи еще долго выныривала его рука — дольше, чем он, казалось, мог быть жив.
Гончие схватились с волками с неугасимой ненавистью, которую прирученный зверь испытывает к своему дикому собрату. Один волк погиб, и еще несколько откатились от рычащего клубка с переломанными лапами и глубокими ранами. Но количество и дикая ярость волков одолели отважное сопротивление собак…
Кейн был одним из первых, кто встретил неодолимую атаку волков. Только сказочная скорость его реакции позволила ему отразить их первый удар. Изогнувшись в седле, когда первый зверь попытался наброситься на него сзади, он сомкнул свои могучие руки вокруг горла волка. Кейн отшвырнул огромное создание, волк налетел на ближайшее дерево и рухнул на снег со сломанным хребтом. В мгновение ока мощная правая рука Кейна со свистом выхватила клинок из ножен. Второй убийца набросился на Кейна сразу вслед за первым, но удар Кейна оказался быстрее, и острый клинок пронзил череп зверя. Его конь в панике встал на дыбы, когда приблизились остальные волки, и Кейну пришлось сильно сжать его бока, чтобы удержаться в седле. Еще один волк упал, его череп был раздроблен копытами.
Последние два охотника держались недолго. Один все еще сжимал в руке свое охотничье копье и встретил ударом первого напавшего на него волка. Если бы он не попытался воспользоваться луком, то прожил бы немного дольше. Пока он вытаскивал стрелу, на него напали сразу с двух сторон. Он еще пытался всадить свой лук в горло одного из зверей, держась в седле только потому, что волки тащили его в противоположные стороны. Но, когда один разжал челюсти, всадник потерял равновесие. Серая молния — короткий прыжок, и борьба быстро прекратилась. Последний охотник вонзил нож в горло волка, который прыгнул на него чтобы стащить на землю, корчащийся зверь забрал с собой клинок. Оставшись без оружия, всадник попытался спастись бегством. Но конь не успел преодолеть и половины лощины, когда его настигли. Животное и всадник рухнули, придавив одного из волков.
Кейн остался один.
Полдюжины серых убийц осторожно кружили вокруг своей добычи. Некоторые из них были ранены и хромали, тем не менее, они не собирались оставлять последнего человека в живых. Они жаждали крови. Кейн рычал, а его глаза горели адским огнем. В нем самом пылала неутолимая страсть убивать и разрушать. Считанные мгновения убийца смотрел в глаза убийцам.
Их атака была молниеносной и яростной. Двое волков напали на Кейна, а остальные набросились на его лошадь. Волк слева от Кейна наткнулся на острый клинок, который расколол его череп надвое. Второй волк взвился в воздух, его смертоносный прыжок был нацелен в колено Кейну, но клыки судорожно щелкнули, поймав лишь воздух, — в его горло по рукоятку вонзился кинжал. Кейн метнул оружие верной рукой, как только волк прыгнул. Оба зверя умерли одновременно.
Тяжелое тело на колене Кейна замедлило его движения лишь на мгновение. Не успел он сбросить тело, как еще один волк вонзил свои клыки в шею лошади. Ругаясь, Кейн отшвырнул труп; его меч взлетел и пронзил шею волка. Но поздно: лошадь Кейна рухнула на мерзлую землю.
Кейн успел соскочить с седла и по-кошачьи мягким прыжком приземлился на снег, когда его лошадь забилась в смертельной агонии. Чтобы восстановить равновесие, у него была только доля секунды, и тут на него набросились последние три волка. Он сделал выпад, волк попытался избежать клинка, но оказался слишком медлительным. И в этот миг еще один зверь прыгнул на Кейна справа, пока третий собирался с силами. Не имея времени вырвать клинок, Кейн поймал волка в прыжке. Крутанув зверя за переднюю лапу, он отшвырнул его и выдернул меч. Третий волк был ранен и поэтому двигался медленнее. Когда он прыгнул, метя в горло Кейна, клинок пронзил его сердце. Тем временем второй волк успел подняться, и Кейн молниеносно повернулся, чтобы встретить последнего противника. В наполненной смертью лощине два бойца смотрели друг на друга с неимоверной сосредоточенностью. Казалось, они говорят друг с другом на языке, понятном только им одним. Волк сделал движение, как будто собирался убежать, потом повернулся и прыгнул. Удар Кейна чуть не пропустил изгибающуюся серую молнию. Но не пропустил. И только одно живое существо осталось посреди побоища.
Кейн внимательно осмотрелся вокруг, но больше ни один волк не появился в лощине. Он хватал воздух большими глотками и пытался прикинуть, сколько времени длилась схватка. Получалось, что минут пять, — из ран оленя еще текла кровь.
Кейн осмотрел себя. Каким-то чудом он остался почти невредим. Только порез на правой руке — след клыков последнего волка. Его одежда и лицо были покрыты волчьей кровью, отчего он походил на красного гоблина. Кейн быстро почистил свое оружие. Надо добраться до остальных, пока другие волки не застигли его пешим. Если отряд барона не постигла та же судьба, подумал он.
Это нападение казалось невероятным. Можно предположить, что волков привлек шум охоты и они обезумели от вида и запаха крови. Хотя вряд ли, особенно если учесть остальные случаи. Это все было похоже на тщательно спланированную кампанию. Кейн с беспокойством подумал о том, что могло заставить волков систематически учинять резню. Возможные ответы были малопривлекательными.
В этот момент его мысли прервало тихое лошадиное ржание. На тропинке перед ним стоял один из скакунов, умчавшихся в начале схватки. Животное было все еще испугано. Оно нуждалось в обществе человека в этом полном опасностей замерзшем лесу, но было сейчас крайне недоверчивым. Кейн мягко и успокаивающе позвал лошадь, уговаривая ее подойти поближе. Хорошо, что ветер дул в его сторону, — если бы конь уловил запах волчьей крови, наверняка бы убежал.
Но животное с мучительной медлительностью приблизилось к Кейну, и он после нескольких попыток, от каждой из которых у него замирало сердце, поймал поводья. Он вскочил в седло и направил пугливого скакуна галопом по той тропинке, по которой недавно ехал с целым отрядом.
Через несколько миль Кейн услышал далекий крик — испуганную мольбу о помощи. Он поколебался мгновение и решил проверить, в чем дело. Крик казался вполне человеческим и даже определенно женским. Кейн осторожно, но поспешно направил своего скакуна туда, где кричали, любопытствуя, кто это мог быть.
Лошадь уловила знакомый запах и тревожно заржала. Кейн тоже попытался принюхаться, но волчье зловоние на его теле перебивало другие запахи. Однако лошадь, должно быть, учуяла волков, которые вполне могли напасть на девушку. Но в таком случае вряд ли она была бы еще жива, а значит… значит, кричал не человек. Кейн знал о случаях, когда спасители находили свою погибель, следуя на крики о помощи, и, памятуя о недавней схватке, был склонен к осторожности.
Тем не менее, голос казался знакомым, и, повинуясь внутреннему толчку, Кейн пришпорил своего испуганного скакуна.
У ствола большой раскидистой ели ворчали два волка. Их внимание привлекла девушка на ветке — это была Бринанин.
Кейн извлек свой клинок и набросился на приникших к земле волков. Они не приняли вызова и предпочли скрыться.
Он встал под деревом и помог Бринанин слезть с ветки; она с рыданием упала в его объятия. Кейн попытался задать ей пару вопросов, но Бринанин только прижималась к нему и всхлипывала. Поэтому он издал какие-то звуки, которые, как он надеялся, могли сойти за сочувствие и утешение, и дал ей выплакаться.
Они почти доехали до поляны, где охотники наткнулись на второго оленя, когда спасенная прекратила хлюпать носом.
— Фу-у! Что за вонища! Ты что, купался в крови оленя или в чьей-то еще?
— В чьей-то еще. Что, во имя Семи Безымянных, ты здесь делаешь? Я вроде припоминаю, что утром мы оставили тебя в замке.
— Я хотела отправиться на охоту, но отец не позволил. А мне все равно надо было выбраться и посмотреть, как выглядит лес после такого бурана, так что я оседлала свою лошадь и поехала за вами. Привратник выпустил меня, потому что я с ним дружу, к тому же я сказала, что просто хочу проехаться вокруг замка, и я направилась за вами, думая, что отец будет слишком занят охотой и не станет отсылать меня назад, раз уж я добралась до вас. Но тут за мной погналась стая волков. Я знала, что не смогу перегнать их в лесу, так что, когда моя лошадь добежала до того дерева, я ухватилась за ветку и полезла вверх. — Она всхлипнула. — Я думала, что у меня руки оторвутся, но знала, что должна держаться. Один из них чуть не схватил меня за ногу, пока я пыталась залезть повыше. Большинство из них погнались за лошадью — думаю, они ее поймали, хотя я этого не видела, — а эти двое остались ждать, когда я слезу. Я кричала и вопила в надежде, что кто-то из охотников услышит меня и спасет. Что ты и сделал, — закончила она.
Кейн был поражен хладнокровием девушки. Большинство женщин были бы слишком испуганы, слишком глупы, слишком слабы. Но Бринанин выжила и даже уже почти успокоилась. Это было невероятно.
Он въехал на поляну и с облегчением увидел там Тройлина и его отряд. Живых и с тушей оленя. Они приветствовали его радостными криками, потом с удивлением умолкли, разглядев покрытого кровью всадника и его спутницу.
— Кейн! Что случилось, черт возьми? — изумленно выдохнул Тройлин.
— Вот твоя дочь — целая и невредимая, — сказал Кейн. — Остальные там, с оленем. Они не последуют за нами.
V. РАССКАЗЫ ЗИМНИМ ВЕЧЕРОМ
Пир по случаю охоты был довольно унылым. Бить лесного зверя — занятие опасное, и чаши нередко поднимались в память погибших. Но пять трупов — это слишком. Люди пили эль с подавленным видом, и вместо обычных грубоватых шуточек слышались беспокойные разговоры о странных нападениях. Поведение волков было неестественным, и в полумраке главного зала в этот вечер рассказали немало старых легенд.
Да, невесело было за широким столом. Бринанин еще не отошла от пережитого и не вела свои привычные добродушные перепалки с отцом. Барон даже забыл наказать дочь, так он был подавлен. Место Хендерина пустовало, не было и двух его слуг. Безумный юнец сегодня ускользнул от своих стражников, долго его не могли найти и наконец застигли: Хендерин карабкался по наружной стене. Он совершенно обезумел, и Листрику пришлось запереть его, пока чары не потеряют над ним власть. Листрик вел себя как всегда. Длиннобородый астролог угрюмо поглощал пищу, награждая окружающих сердитыми взглядами.
Барон Тройлин только что дослушал, как Кейн в очередной раз рассказал о побоище в лощине. Барон уже трижды просил повторить эту историю, и каждый раз в заключение качал головой и говорил о неестественном поведении волков. Он пытался запомнить все подробности, слабо надеясь, что где-то в повествовании Кейна таится объяснение произошедшего.
Барон заметил Эвинголиса, который, как обычно, сидел в тени, наблюдая за обедающими, и грыз ребрышко оленя.
— Менестрель! — прогремел Тройлин. — В этом зале не больше веселья, чем на поминках. Спой нам что-нибудь для поднятия духа.
По столам пронесся шумок: наконец-то запахло развлечением.
Альбинос встал со своего места и взял лютню. Он недолго перебирал струны, потом поднял насмешливые глаза на Кейна и объявил:
— Вот напев, который, наверное, будет знаком нашему гостю.
Его чистый голос начал песню, и Кейн едва подавил удивленный возглас. Менестрель пел на древнем амертирском наречии — Кейн считал, что вряд ли кто-то в этой глуши понимает давно забытый язык. Эту песню некогда сочинил печально известный поэт Клем Гинех из древнего Амертири. Деяния его заставили современников сомневаться, то ли он был поэтом, который стал колдуном, то ли наоборот.
В бесконечном зеркале бессмертной души моего духа
Я возвращаюсь в давние времена,
Когда все только начиналось или еще не началось,
И вижу хрустальный узор, движущийся рисунок,
Забытый богами, но открытый внутреннему взору.
— Давай что-нибудь по-каррасальски! — проревел пьяный солдат.
Безумный старший бог в своем безумии хотел создать
Созданий смертных расу по образу богов.
И в глупом себялюбии, безрассудстве роковом творец придал
Созданьям смертным божественное совершенство
И в слепоте своей забыл: подобное творенье
Получит от обманщика отца его безумие.
Свершил он тяжкий труд, гигантское усилье,
А братья бога наблюдали за ним с усмешкой, дивясь творению глупца.
Всю землю заселил он своим губительным созданьем
И почил в самодовольстве от безумного труда.
Кое-кто из мужланов начал бить по столам, возмущаясь загадочной, непостижимой песней.
Со временем глупца созданья размножились по всей земле
И презирали тех, кто был до них, в своем безумье,
Довольные червеподобным прозябаньем для удовольствия своего бога,
Который в бездумном себялюбье играл со своими куклами.
Но в одном из них проснулось недовольство
Прозябаньем в космической грязи -
Не червем, но змеей был этот сын божьего безрассудства.
И в адской ярости от умиротворяющей лжи своего творца
Он решил быть хозяином сам себе, и отверг безымянного бога,
И своими руками убил родного брата — любимую игрушку.
Отчаяние охватило поврежденный мозг безумного бога,
Ибо он узрел порок в своем излюбленном создании
И понял, что виновник этого — он сам.
Мятежника проклял он и приговорил к безрадостному вечному блужданию,
И дал ему глаза убийцы, чтобы все узнавали Метку Кейна.
— Черт бы тебя побрал, бледная немочь! — проревел пьяный солдат. — Я сказал, спой то, что мы все знаем! — Он поднялся, спотыкаясь, направился к Эвинголису и прервал древнюю песню. — Спой нам что-нибудь другое! — Он выплеснул эль из своей кружки в лицо менестрелю и зарычал от смеха. Его приятели присоединились к нему.
Эвинголиса охватила горячая ослепляющая ярость. Он отложил лютню и утер лицо. Затем, в движении слишком быстром, чтобы его можно было уловить, рука менестреля устремилась вперед, и солдат, захлебнувшись смехом, рухнул на каменный пол, словно его лягнула лошадь. Он больше не встал. Присутствующие замерли как громом пораженные: худощавого альбиноса считали слабаком.
— Сукин сын! — изумленно выдохнул Тройлин. — Вот что значит затевать драку, когда на ногах не стоишь. Должно быть, он слишком сильно ударился головой об пол. Кто-нибудь, унесите его.
Презрительно улыбаясь, Эвинголис подобрал лютню и вышел из зала.
— Ну и хорошо! — заметил барон. — Он слишком достал парней своим надменным видом, они не потерпят такого от менестреля. В следующий раз он может не так удачно ударить. — Барон хмыкнул. — Тот еще характер, не правда ли? Он поет самые диковинные песни, которые я когда-либо слышал. Ты что-нибудь понял, Кейн?
Кейн задумчиво посмотрел вслед менестрелю.
— Кое-что, — пробормотал он и погрузился в раздумья. Его глаза смотрели на пляшущие языки пламени, и никто не мог сказать, что он там видел.
Да, невесело было за широким столом. Бринанин еще не отошла от пережитого и не вела свои привычные добродушные перепалки с отцом. Барон даже забыл наказать дочь, так он был подавлен. Место Хендерина пустовало, не было и двух его слуг. Безумный юнец сегодня ускользнул от своих стражников, долго его не могли найти и наконец застигли: Хендерин карабкался по наружной стене. Он совершенно обезумел, и Листрику пришлось запереть его, пока чары не потеряют над ним власть. Листрик вел себя как всегда. Длиннобородый астролог угрюмо поглощал пищу, награждая окружающих сердитыми взглядами.
Барон Тройлин только что дослушал, как Кейн в очередной раз рассказал о побоище в лощине. Барон уже трижды просил повторить эту историю, и каждый раз в заключение качал головой и говорил о неестественном поведении волков. Он пытался запомнить все подробности, слабо надеясь, что где-то в повествовании Кейна таится объяснение произошедшего.
Барон заметил Эвинголиса, который, как обычно, сидел в тени, наблюдая за обедающими, и грыз ребрышко оленя.
— Менестрель! — прогремел Тройлин. — В этом зале не больше веселья, чем на поминках. Спой нам что-нибудь для поднятия духа.
По столам пронесся шумок: наконец-то запахло развлечением.
Альбинос встал со своего места и взял лютню. Он недолго перебирал струны, потом поднял насмешливые глаза на Кейна и объявил:
— Вот напев, который, наверное, будет знаком нашему гостю.
Его чистый голос начал песню, и Кейн едва подавил удивленный возглас. Менестрель пел на древнем амертирском наречии — Кейн считал, что вряд ли кто-то в этой глуши понимает давно забытый язык. Эту песню некогда сочинил печально известный поэт Клем Гинех из древнего Амертири. Деяния его заставили современников сомневаться, то ли он был поэтом, который стал колдуном, то ли наоборот.
В бесконечном зеркале бессмертной души моего духа
Я возвращаюсь в давние времена,
Когда все только начиналось или еще не началось,
И вижу хрустальный узор, движущийся рисунок,
Забытый богами, но открытый внутреннему взору.
— Давай что-нибудь по-каррасальски! — проревел пьяный солдат.
Безумный старший бог в своем безумии хотел создать
Созданий смертных расу по образу богов.
И в глупом себялюбии, безрассудстве роковом творец придал
Созданьям смертным божественное совершенство
И в слепоте своей забыл: подобное творенье
Получит от обманщика отца его безумие.
Свершил он тяжкий труд, гигантское усилье,
А братья бога наблюдали за ним с усмешкой, дивясь творению глупца.
Всю землю заселил он своим губительным созданьем
И почил в самодовольстве от безумного труда.
Кое-кто из мужланов начал бить по столам, возмущаясь загадочной, непостижимой песней.
Со временем глупца созданья размножились по всей земле
И презирали тех, кто был до них, в своем безумье,
Довольные червеподобным прозябаньем для удовольствия своего бога,
Который в бездумном себялюбье играл со своими куклами.
Но в одном из них проснулось недовольство
Прозябаньем в космической грязи -
Не червем, но змеей был этот сын божьего безрассудства.
И в адской ярости от умиротворяющей лжи своего творца
Он решил быть хозяином сам себе, и отверг безымянного бога,
И своими руками убил родного брата — любимую игрушку.
Отчаяние охватило поврежденный мозг безумного бога,
Ибо он узрел порок в своем излюбленном создании
И понял, что виновник этого — он сам.
Мятежника проклял он и приговорил к безрадостному вечному блужданию,
И дал ему глаза убийцы, чтобы все узнавали Метку Кейна.
— Черт бы тебя побрал, бледная немочь! — проревел пьяный солдат. — Я сказал, спой то, что мы все знаем! — Он поднялся, спотыкаясь, направился к Эвинголису и прервал древнюю песню. — Спой нам что-нибудь другое! — Он выплеснул эль из своей кружки в лицо менестрелю и зарычал от смеха. Его приятели присоединились к нему.
Эвинголиса охватила горячая ослепляющая ярость. Он отложил лютню и утер лицо. Затем, в движении слишком быстром, чтобы его можно было уловить, рука менестреля устремилась вперед, и солдат, захлебнувшись смехом, рухнул на каменный пол, словно его лягнула лошадь. Он больше не встал. Присутствующие замерли как громом пораженные: худощавого альбиноса считали слабаком.
— Сукин сын! — изумленно выдохнул Тройлин. — Вот что значит затевать драку, когда на ногах не стоишь. Должно быть, он слишком сильно ударился головой об пол. Кто-нибудь, унесите его.
Презрительно улыбаясь, Эвинголис подобрал лютню и вышел из зала.
— Ну и хорошо! — заметил барон. — Он слишком достал парней своим надменным видом, они не потерпят такого от менестреля. В следующий раз он может не так удачно ударить. — Барон хмыкнул. — Тот еще характер, не правда ли? Он поет самые диковинные песни, которые я когда-либо слышал. Ты что-нибудь понял, Кейн?
Кейн задумчиво посмотрел вслед менестрелю.
— Кое-что, — пробормотал он и погрузился в раздумья. Его глаза смотрели на пляшущие языки пламени, и никто не мог сказать, что он там видел.
VI. ЧЕЛОВЕК НЕ ЧЕЛОВЕК
Зверь крался в тени стены, наблюдая за спящим поместьем, и не было в его взгляде ничего, кроме ненависти. Холодный ветер ерошил его белый мех, от тяжелого дыхания поднимались облачка пара. Но зверь не чувствовал холода, ощущая только дикий голод, который надо было утолить. Он крался к пристройке, где жили воины барона; в темноте все предметы казались серыми. В этом доме были мягкие человеческие тела — безволосые слабые обезьяноподобные создания, которые сейчас беззаботно спали. Их нежная плоть была теплой от текущей в их жилах крови. Зверь трепетал от нетерпения и скалился.
Из укрытого ночью леса по снегу бежали темные фигуры, молча собираясь у внешних ворот. Зверь ощутил их присутствие и приветствовал их. Многие его собратья отозвались на безмолвный призыв. Они тоже чувствовали множество ненавистных человеческих созданий за стенами замка, и их дикий разум ликовал, предвкушая резню, обещанную им вожаком.
Более тридцати поджарых серых фигур ждали за воротами. Этого достаточно, решил зверь, и волки почувствовали — он зовет их. Никто не сопротивлялся. Это был волчий вожак; они должны повиноваться его призыву, исполнять его приказы. Так было еще до того, как люди впервые спустились с деревьев и бросили вызов Братству своими жалкими дубинками и камнями.
Зверь отодвинул засов и легко распахнул ворота. Голодные волки хлынули во двор, под покровом теней подкрадываясь к пристройке. За этой дверью спали ненавистные люди, завернутые в украденные меха и одурманенные горелым мясом и соком гнилых растений. Вожак бесшумно скользнул к двери, зная — она не заперта, чтобы загулявшие могли войти. Его трясло от нетерпения и голода. Сейчас!
Его красные глаза горели жаждой крови, и ликующая ухмылка обнажила ряды сверкающих клыков. Зверь распахнул дверь и прыгнул внутрь. Следом за ним устремилась рычащая стая!
Солдаты проснулись слишком поздно. Зверь завыл: дюжина людей, которых можно убить! Из мрака стая бросилась на беззащитных спящих. Серые тела сомкнулись над извивающимися жертвами, рыча и разрывая теплую плоть. Крики предсмертной агонии — невообразимого ужаса — заполнили пристройку и понеслись в ночь, смешиваясь с отвратительным урчанием, которое издавали пирующие волки.
Крики стихли.
«Сейчас! », — Вожак прорычал команду. — «Идем отсюда! Пока не пришли остальные! Потом будет еще больше добычи! Но сейчас — прочь отсюда! » Волки с трудом оторвались от содрогающихся жертв. Это было слишком для них. Но вожаку надо подчиняться. Стая неохотно оставила мертвых и повернула острые морды к выходу.
Во дворе их встретили несколько человек: беспомощные крики умирающих разбудили замок. Люди в ужасе остановились, увидев, как из пристройки следом за вожаком хлынула напившаяся крови стая.
Он стоял, залитый светом бледной луны, — мерзкая помесь человека и волка. Покрытый белым мехом, выше любого из людей, подобием которых он был. На руках и ногах — жуткие когти; руки длиннее человеческих, а ляжки подобны волчьим. На широких плечах — голова демона, покрытая мехом, с высоко поставленными ушами и длинной челюстью, больше похожей на волчью, чем на человеческую. Острые клыки отливали красным в лунном свете, и звериные глаза пылали злобным огнем.
Солдаты в отчаянии подняли оружие. Но их было только четверо, и волки просто раздавили их, сбив с ног на землю и разорвав на клочки. Несколько волков погибло. Сам зверь яростно накинулся на одного из солдат, чей клинок пронзил серого убийцу. Отшвырнув оружие человека, существо сжало его в убийственных объятиях. Ребра и позвоночник хрустнули, в беззащитное горло вонзились острые как бритва клыки. Затем вожак отбросил труп в сторону и вместе со стаей выбежал в ворота, когда из замка появились еще люди с факелами и оружием. Стая скрылась в лесу.
Прибежавшие увидели сцену жуткого побоища. Те, кто вошел в пристройку, в ужасе отшатнулись при виде разорванных и изуродованных тел своих товарищей. В вытоптанном дворе был еще жив один человек.
— Волки! — выдохнул он перед смертью. — Много волков! Он привел их сюда! Демон! Оборотень! Впустил их внутрь, чтобы они убили всех нас! Оборотень! — Он умер, пронзительно крича о красных клыках.
Кейн размышлял над словами погибшего. Он только что вышел из замка и не видел уходившую стаю. Судя по рассказам людей, они видели мельком, как волки скользнули в лес. Слуги и солдаты, спавшие в главном зале, первыми высочили во двор, но никто из них не мог сказать внятно, что они видели.
Не сразу люди барона осмелились выйти за ворота. В свете факелов можно было разглядеть следы множества волков. Среди волчьих следов обнаружились странные отпечатки. Они не походили на следы голой человеческой ступни, но и звериными не были: широкие, овальные, с длинными когтистыми… пальцами.
Но самое ужасное — следы эти вели не в лес, они обрывались у стены замка. Оборотень перемахнул через стену, а во дворе снег был вытоптан; здесь не разобрался бы и самый искусный следопыт. Одно можно было предположить: оборотень больше не уходил со двора.
— Да смилостивятся над нами боги! — прошептал кто-то. — Один из нас — демон!
Из укрытого ночью леса по снегу бежали темные фигуры, молча собираясь у внешних ворот. Зверь ощутил их присутствие и приветствовал их. Многие его собратья отозвались на безмолвный призыв. Они тоже чувствовали множество ненавистных человеческих созданий за стенами замка, и их дикий разум ликовал, предвкушая резню, обещанную им вожаком.
Более тридцати поджарых серых фигур ждали за воротами. Этого достаточно, решил зверь, и волки почувствовали — он зовет их. Никто не сопротивлялся. Это был волчий вожак; они должны повиноваться его призыву, исполнять его приказы. Так было еще до того, как люди впервые спустились с деревьев и бросили вызов Братству своими жалкими дубинками и камнями.
Зверь отодвинул засов и легко распахнул ворота. Голодные волки хлынули во двор, под покровом теней подкрадываясь к пристройке. За этой дверью спали ненавистные люди, завернутые в украденные меха и одурманенные горелым мясом и соком гнилых растений. Вожак бесшумно скользнул к двери, зная — она не заперта, чтобы загулявшие могли войти. Его трясло от нетерпения и голода. Сейчас!
Его красные глаза горели жаждой крови, и ликующая ухмылка обнажила ряды сверкающих клыков. Зверь распахнул дверь и прыгнул внутрь. Следом за ним устремилась рычащая стая!
Солдаты проснулись слишком поздно. Зверь завыл: дюжина людей, которых можно убить! Из мрака стая бросилась на беззащитных спящих. Серые тела сомкнулись над извивающимися жертвами, рыча и разрывая теплую плоть. Крики предсмертной агонии — невообразимого ужаса — заполнили пристройку и понеслись в ночь, смешиваясь с отвратительным урчанием, которое издавали пирующие волки.
Крики стихли.
«Сейчас! », — Вожак прорычал команду. — «Идем отсюда! Пока не пришли остальные! Потом будет еще больше добычи! Но сейчас — прочь отсюда! » Волки с трудом оторвались от содрогающихся жертв. Это было слишком для них. Но вожаку надо подчиняться. Стая неохотно оставила мертвых и повернула острые морды к выходу.
Во дворе их встретили несколько человек: беспомощные крики умирающих разбудили замок. Люди в ужасе остановились, увидев, как из пристройки следом за вожаком хлынула напившаяся крови стая.
Он стоял, залитый светом бледной луны, — мерзкая помесь человека и волка. Покрытый белым мехом, выше любого из людей, подобием которых он был. На руках и ногах — жуткие когти; руки длиннее человеческих, а ляжки подобны волчьим. На широких плечах — голова демона, покрытая мехом, с высоко поставленными ушами и длинной челюстью, больше похожей на волчью, чем на человеческую. Острые клыки отливали красным в лунном свете, и звериные глаза пылали злобным огнем.
Солдаты в отчаянии подняли оружие. Но их было только четверо, и волки просто раздавили их, сбив с ног на землю и разорвав на клочки. Несколько волков погибло. Сам зверь яростно накинулся на одного из солдат, чей клинок пронзил серого убийцу. Отшвырнув оружие человека, существо сжало его в убийственных объятиях. Ребра и позвоночник хрустнули, в беззащитное горло вонзились острые как бритва клыки. Затем вожак отбросил труп в сторону и вместе со стаей выбежал в ворота, когда из замка появились еще люди с факелами и оружием. Стая скрылась в лесу.
Прибежавшие увидели сцену жуткого побоища. Те, кто вошел в пристройку, в ужасе отшатнулись при виде разорванных и изуродованных тел своих товарищей. В вытоптанном дворе был еще жив один человек.
— Волки! — выдохнул он перед смертью. — Много волков! Он привел их сюда! Демон! Оборотень! Впустил их внутрь, чтобы они убили всех нас! Оборотень! — Он умер, пронзительно крича о красных клыках.
Кейн размышлял над словами погибшего. Он только что вышел из замка и не видел уходившую стаю. Судя по рассказам людей, они видели мельком, как волки скользнули в лес. Слуги и солдаты, спавшие в главном зале, первыми высочили во двор, но никто из них не мог сказать внятно, что они видели.
Не сразу люди барона осмелились выйти за ворота. В свете факелов можно было разглядеть следы множества волков. Среди волчьих следов обнаружились странные отпечатки. Они не походили на следы голой человеческой ступни, но и звериными не были: широкие, овальные, с длинными когтистыми… пальцами.
Но самое ужасное — следы эти вели не в лес, они обрывались у стены замка. Оборотень перемахнул через стену, а во дворе снег был вытоптан; здесь не разобрался бы и самый искусный следопыт. Одно можно было предположить: оборотень больше не уходил со двора.
— Да смилостивятся над нами боги! — прошептал кто-то. — Один из нас — демон!
VII. «ОДИН ИЗ НАС…»
— Если не считать женщин, нас человек тридцать. И один из этих тридцати, один из нас — оборотень, — объявил Тройлин, ни на кого не глядя.
Была середина следующего дня. Тщательные поиски, предпринятые утром, не помогли обнаружить ни следа оборотня. Пропавших среди людей не было: мертвые ли, живые ли — все в стенах замка. Замок был маленьким, на самом деле это было просто укрепленное поместье. Все закоулки, любое мыслимое и немыслимое укрытие тщательно осмотрели. Было ясно, что демонический вожак волчьей стаи сейчас принял облик человека, он стоял здесь, среди живых.
— Есть несколько видов существ, которые относятся к оборотням, — пояснил Листрик. — Один вид — это человек, который каким-то образом может превращаться в волка или в существо, волку подобное. В других случаях какой-нибудь злобный демон, призрак или другой дух может менять облик, превращаясь по своей прихоти во что угодно или в кого угодно. — Астролог говорил вдохновенно. — Еще один вид — волк, ставший человеком. Это чудовище обычно называют волчьим вожаком, и оно наиболее опасно. Если человек и демон действуют в одиночку, то волчий вожак ведет за собой стаю, и стая эта не успокоится до тех пор, пока жив хотя бы один человек. Конечно, не каждый, кто воображает себя зверем, — оборотень. Бывают психические расстройства.
— Имеешь в виду своего подопечного Хендерина, без сомнения! — резко оборвал его Тали. — Извини, седобородый, но мы не купимся на твои излияния и умные речи! Все мы знаем, что этот сумасшедший не безобиден — он убил человека в Каррасале! Так же как и других парней здесь! «Одержимость демоном» — помнится, ты так это назвал тогда! Что ж, я думаю, что это создание слишком далеко зашло! У тебя была возможность изгнать демона! Но все, что ты делал, — слонялся тут и даром жрал хлеб! Ладно, клянусь Тоэмом, хватит нам выжидать, пора бы кое-что сделать!
— И что ты имеешь в виду? — прогремел барон, ударив по столу. — Что это ты хочешь сделать с моим сыном?
Тали замялся, но потом, видя, что его готовы поддержать, продолжил, хоть и не столь воинственно:
— Мой господин, мы все понимаем, как много этот мальчик значит для вас. И мы всегда были вам верны. Многие не советовали нам отправляться в это забытое богами место вместе с сумасшедшим. Но, Троэллет побери, мы не собираемся сидеть, сложа руки, и ждать, пока нас убьют в собственных постелях, только потому, что ваш сын слишком дорог вам. Его нужно сжечь!
— Могу я напомнить, — прошипел Тройлин, — что убийство аристократа — безумен он или нет — карается распятием? И я вас уверяю, что любого, кто попытается причинить вред моему мальчику, я убью самолично!
Толпа роптала. Тали распалялся все больше.
— Ну что ж, среди нас есть такие, кто согласится рискнуть, если придется, — это лучше, чем сидеть тут, среди снега и волков-оборотней! А наказания не будет, если не останется свидетелей! — прибавил он со значением.
— Что мы делаем?! — Голос Бринанин перекрыл угрожающие возгласы толпы. — Вы стоите здесь и рассуждаете об убийстве того, кто никогда не давал никому из вас повода даже пожаловаться! Месяц назад вы бы умерли за барона Тройлина! Сколько раз я слышала, как вы благодарите судьбу за то, что оказались на службе у одного из самых благородных и великодушных дворян! И теперь, только потому, что вы вдруг испугались, вы говорите об убийстве его единственного сына, которого до его болезни вы все считали замечательным юношей! Вы хотите убить всех нас! Я лучше впущу в замок волков: они более благодарны! Вы даже не знаете, имеет ли Хендерин на самом деле какое-то отношение к этим убийствам!
Воины в замешательстве притихли. Они были обыкновенными людьми, деревенский барон и кучка провинциальных слуг из захолустного княжества. Убийство и мятеж были чужды их образу мыслей, но страх перед неведомым и ужасная смерть выпустили наружу звериные инстинкты.
Слугам нужно вернуть привычную уверенность: Тройлин готов защищать своего сына до последней капли крови.
Кейн предусмотрительно избегал становиться на чью-либо сторону. Это была не его схватка, и, как всегда, опытный воин был верен только себе. Он нуждался в гостеприимстве барона, пока не откроется путь на юг. А потом ему будет все равно, чем закончится спор. Тем не менее, пока Кейн еще здесь, а оборотень таится в замке, нужно на что-то решиться. Он не хотел оказаться вовлеченным в бунт хотя бы потому, что чужакам опасно быть свидетелями в таких случаях.
Тали настаивал:
— Ладно, может быть, Хендерин и не оборотень, но против него слишком много улик! Во-первых, мы знаем, что он убил того стражника, словно он дикое животное, и мы все знаем, что он сумасшедший. Все время просит сырое мясо, воет по ночам и делается неуправляемым! Во-вторых, когда вчера на охоте был атакован отряд, Хендерин где-то носился без присмотра. Его поймали, когда он возвращался из леса. Могучие странные волки нападают на вооруженных всадников, а безоружный пеший человек бегает цел и невредим. Словно ему не надо их бояться — словно он был там, чтобы командовать ими! Ладно, где был Хендерин во всех остальных случаях? Бедняга Бит погибает во время бурана, группа путешественников — тоже, потом вчерашнее происшествие в пристройке для солдат! И Хендерин — ах, он под надежным замком! Так нам обещали! Листрик дал нам слово! А я, например, не собираюсь верить каждому слову этого хитрого ископаемого!
Была середина следующего дня. Тщательные поиски, предпринятые утром, не помогли обнаружить ни следа оборотня. Пропавших среди людей не было: мертвые ли, живые ли — все в стенах замка. Замок был маленьким, на самом деле это было просто укрепленное поместье. Все закоулки, любое мыслимое и немыслимое укрытие тщательно осмотрели. Было ясно, что демонический вожак волчьей стаи сейчас принял облик человека, он стоял здесь, среди живых.
— Есть несколько видов существ, которые относятся к оборотням, — пояснил Листрик. — Один вид — это человек, который каким-то образом может превращаться в волка или в существо, волку подобное. В других случаях какой-нибудь злобный демон, призрак или другой дух может менять облик, превращаясь по своей прихоти во что угодно или в кого угодно. — Астролог говорил вдохновенно. — Еще один вид — волк, ставший человеком. Это чудовище обычно называют волчьим вожаком, и оно наиболее опасно. Если человек и демон действуют в одиночку, то волчий вожак ведет за собой стаю, и стая эта не успокоится до тех пор, пока жив хотя бы один человек. Конечно, не каждый, кто воображает себя зверем, — оборотень. Бывают психические расстройства.
— Имеешь в виду своего подопечного Хендерина, без сомнения! — резко оборвал его Тали. — Извини, седобородый, но мы не купимся на твои излияния и умные речи! Все мы знаем, что этот сумасшедший не безобиден — он убил человека в Каррасале! Так же как и других парней здесь! «Одержимость демоном» — помнится, ты так это назвал тогда! Что ж, я думаю, что это создание слишком далеко зашло! У тебя была возможность изгнать демона! Но все, что ты делал, — слонялся тут и даром жрал хлеб! Ладно, клянусь Тоэмом, хватит нам выжидать, пора бы кое-что сделать!
— И что ты имеешь в виду? — прогремел барон, ударив по столу. — Что это ты хочешь сделать с моим сыном?
Тали замялся, но потом, видя, что его готовы поддержать, продолжил, хоть и не столь воинственно:
— Мой господин, мы все понимаем, как много этот мальчик значит для вас. И мы всегда были вам верны. Многие не советовали нам отправляться в это забытое богами место вместе с сумасшедшим. Но, Троэллет побери, мы не собираемся сидеть, сложа руки, и ждать, пока нас убьют в собственных постелях, только потому, что ваш сын слишком дорог вам. Его нужно сжечь!
— Могу я напомнить, — прошипел Тройлин, — что убийство аристократа — безумен он или нет — карается распятием? И я вас уверяю, что любого, кто попытается причинить вред моему мальчику, я убью самолично!
Толпа роптала. Тали распалялся все больше.
— Ну что ж, среди нас есть такие, кто согласится рискнуть, если придется, — это лучше, чем сидеть тут, среди снега и волков-оборотней! А наказания не будет, если не останется свидетелей! — прибавил он со значением.
— Что мы делаем?! — Голос Бринанин перекрыл угрожающие возгласы толпы. — Вы стоите здесь и рассуждаете об убийстве того, кто никогда не давал никому из вас повода даже пожаловаться! Месяц назад вы бы умерли за барона Тройлина! Сколько раз я слышала, как вы благодарите судьбу за то, что оказались на службе у одного из самых благородных и великодушных дворян! И теперь, только потому, что вы вдруг испугались, вы говорите об убийстве его единственного сына, которого до его болезни вы все считали замечательным юношей! Вы хотите убить всех нас! Я лучше впущу в замок волков: они более благодарны! Вы даже не знаете, имеет ли Хендерин на самом деле какое-то отношение к этим убийствам!
Воины в замешательстве притихли. Они были обыкновенными людьми, деревенский барон и кучка провинциальных слуг из захолустного княжества. Убийство и мятеж были чужды их образу мыслей, но страх перед неведомым и ужасная смерть выпустили наружу звериные инстинкты.
Слугам нужно вернуть привычную уверенность: Тройлин готов защищать своего сына до последней капли крови.
Кейн предусмотрительно избегал становиться на чью-либо сторону. Это была не его схватка, и, как всегда, опытный воин был верен только себе. Он нуждался в гостеприимстве барона, пока не откроется путь на юг. А потом ему будет все равно, чем закончится спор. Тем не менее, пока Кейн еще здесь, а оборотень таится в замке, нужно на что-то решиться. Он не хотел оказаться вовлеченным в бунт хотя бы потому, что чужакам опасно быть свидетелями в таких случаях.
Тали настаивал:
— Ладно, может быть, Хендерин и не оборотень, но против него слишком много улик! Во-первых, мы знаем, что он убил того стражника, словно он дикое животное, и мы все знаем, что он сумасшедший. Все время просит сырое мясо, воет по ночам и делается неуправляемым! Во-вторых, когда вчера на охоте был атакован отряд, Хендерин где-то носился без присмотра. Его поймали, когда он возвращался из леса. Могучие странные волки нападают на вооруженных всадников, а безоружный пеший человек бегает цел и невредим. Словно ему не надо их бояться — словно он был там, чтобы командовать ими! Ладно, где был Хендерин во всех остальных случаях? Бедняга Бит погибает во время бурана, группа путешественников — тоже, потом вчерашнее происшествие в пристройке для солдат! И Хендерин — ах, он под надежным замком! Так нам обещали! Листрик дал нам слово! А я, например, не собираюсь верить каждому слову этого хитрого ископаемого!