Тут Кейн увидел изувеченное тело на полу.
— А Бринанин? — спросил он, удивляясь: неужели он беспокоится?
Эвинголис раздраженно фыркнул:
— Этот толстый придурок убил ее своими руками! Он, должно быть, подумал, что это она во всем виновата. Убил девчонку ее же кинжалом! — Кейн вздрогнул. — Это обидно: у меня были на нее такие планы! Хотя она еще тепленькая, так что думаю, мне удастся немного развлечься — но, конечно, куда приятнее, когда ее живое сердце выплескивает потоки горячей крови на твою морду! — Он снова засмеялся, проведя длинным языком по губам. — Что-то не так, Кейн? Насколько я знаю, не такой уж ты и щепетильный. Да, пожалуй, ты к ней что-то чувствовал. Любовь? Да ты не знаешь, что это такое! Кейн — проклятый и обреченный на вечные скитания — влюблен в смертную девушку! Цветок, который увянет и умрет до того, как ты поймешь, что происходит! Наверняка ты уже не раз это видел и понимаешь, как это глупо! Нет, я знаю, что это было! Она любила тебя — и ты просто был ошеломлен, что к тебе чувствуют не фальшивую любовь, которую ты внушил искусными ухищрениями, и не ненависть и страх, как обычно с тобой бывает! И ты был так тронут этой новостью, что попытался найти нежность в камне, который ты называешь своим сердцем! Ах, Кейн! Ты впадаешь в старческое слабоумие!
Кейн молча смотрел на смеющегося менестреля, и в его глазах плясали холодные огоньки смерти.
— Да, редкий курьез! И вот мы стоим здесь — два получеловека, — в зале, полном смерти. У нас только тела человеческие, ибо все люди здесь мертвы! Кейн, ты по-своему так же далек от этой падали, как и я! Двое бессмертных, и мы оба оставляем за собой только смерть и разрушение! Странно, Кейн. Тот несчастный, которого я убил, когда начиналась буря, возвратившись из пределов смерти, предрек, что явится сюда человек — не человек, который принесет смерть всем! Интересно, кого из нас он имел в виду? — Альбинос отложил лютню, продолжая скалиться по-волчьи. — Что ж, Кейн, это была весьма интересная игра. Я аплодирую тебе. Ты прожил необыкновенную жизнь, мягко говоря. Я восхищаюсь тобой. Возможно, я понимаю тебя. Из всех людей именно ты заслуживаешь моего уважения. Приятно будет тебя убивать! — Он встал.
Кейн был готов к его превращению, но не ожидал, что это произойдет так быстро. Миг назад менестрель стоял перед ним, хихикая, потом только пятно, на долю секунды, словно взгляд Кейна утратил четкость, — и вот на него устремилась рычащая, покрытая белым мехом смерть!
«Троэллет! » — выругался Кейн, надеявшийся, что ему удастся напасть именно тогда, когда оборотень будет менять облик. Кейн схватил стол, разделявший их, и ударил накинувшегося на него зверя. Оборотень оказался под кучей обломков. Секунду он приходил в себя; этого мига Кейну хватило, чтобы добежать до лестницы в конце зала. Судя по рассказу менестреля, серебряный кинжал должен быть сейчас в покоях Британии. Кейн знал, что у него мало шансов добраться туда, но, если он сможет, кинжал станет опасным оружием в схватке с оборотнем.
Он с грохотом несся по ступеням. Завывая от ярости, Эвинголис вырвался из-под обломков и рванулся вслед за Кейном. Кейн имел небольшое преимущество и двигался со всей возможной для него скоростью, но он еще не взбежал по лестнице, когда жуткий преследователь почти догнал его. Щелкающие клыки пропороли сапог. Кейн был уже наверху и отчаянно пытался добраться до двери в комнату Бринанин. Она была уже рядом, но он знал, что не успеет, — еще чуть-чуть, и оборотень настигнет его!
Неожиданно Кейн взвился в воздух, развернулся в прыжке и ударил сапогом в грудь оборотню. Сила толчка заставила существо отступить. Кинжал было уже не достать. Кейн понял, что его единственный шанс — убить противника с помощью физической силы. Человек против демона — безнадежно неравная схватка. Но Кейн не был обычным человеком.
Когда Эвинголис пошатнулся от неожиданного удара, нанесенного человеком, Кейн бросился на оборотня! Оттолкнувшись мощными ногами, он всем своим массивным телом обрушился на Эвинголиса, который потерял равновесие и грохнулся на ступени. Стиснув друг друга в смертельном объятии, человек и демон полетели вниз по длинной лестнице, перекатываясь, ударяясь о ступени и стены. Приложив все силы, Кейн выбрал лестницу точкой опоры и направил их падение за край. Сломав перила, сжимающие друг друга противники рухнули с высоты десять футов. В падении Кейн повернулся и оказался сверху на рычащем оборотне как раз перед тем, как они грохнулись на каменный пол.
Сила удара отбросила их друг от друга. Покрытое мехом тело Эвинголиса смягчило падение Кейна, который откатился в сторону, заполучив всего лишь пару синяков. Вскочив на ноги, он повернулся к врагу. Такое падение убило бы человека, но Эвинголиса, казалось, оно только еще больше разъярило. Тем не менее, он выглядел слегка оглушенным и шатался, поднимаясь навстречу Кейну.
Кейн снова бросился на оборотня, надеясь достать его раньше, чем тот придет в себя. Но существо отпрыгнуло в сторону, ухватило Кейна и швырнуло его на пол. Кейн сгруппировался, смягчив силу удара, и смог вскочить на ноги, когда Эвинголис прыгнул на него. С молниеносной скоростью Кейн поднял ноги и, лежа на спине, саданул зверя в грудь. Оборотень тяжело упал, но вскочил на ноги одновременно с Кейном.
Они осторожно кружили, ожидая, когда один из них раскроется. Эвинголис был потрясен силой и скоростью человека — и испытывал сильные муки: нанесенная кинжалом рана болела и мешала ему. Неистовая ярость овладела демоном. Он должен убить этого человека, должен лишить его жизни. Кейн тоже сильно пострадал, но жажда чужой крови помогала выносить все. Он не чувствовал страха — только безумное желание убивать и разрушать. Они молча ждали, пока один из них допустит ошибку.
Нетерпение Эвинголиса побудило его продолжить схватку. Уверенный в своей нечеловеческой силе и остроте когтей, оборотень прыгнул! Кейн знал, что увернувшись он отдаст инициативу зверю. Снова он поступил неожиданно. Нагнувшись, Кейн пропустил цепкие руки противника над собой, потом бросился на грудь оборотню.
Могучие руки Кейна стиснули покрытую мехом шею, удерживая щелкающие челюсти на расстоянии. Эвинголис обхватил человека своими длинными руками, стремясь сломать ему позвоночник. Они раскачивались во мраке зала — две титанические фигуры с невероятной силой пытались одолеть друг друга. Давление на ребра Кейна было невыносимым, но его мощные мускулы вздулись, сопротивляясь ужасной силе объятий оборотня. Кейн все крепче сжимал толстую шею демона.
Эвинголис задыхался. Он безжалостно стиснул Кейна в своих давящих кости объятиях, пытаясь сломать человеку спину и так избавиться от его удушающей хватки. Но рана в плече мешала ему использовать одну руку в полную силу, к тому же оборотень еще никогда не встречал в человеке такой мощи и выносливости. Напрасно он клацал клыками, пытаясь вонзить их в человека: вцепившись в его спину своими жуткими когтями, ему приходилось бороться за воздух. Оборотень чувствовал, как под его лапами начинают трещать ребра Кейна!
Спину и ребра словно жгло огнем, но Кейн продолжал сжимать горло Эвинголиса. Он знал, что его единственный шанс — продержаться дольше противника, хотя жуткое создание почти не давало ему самому дышать. Внезапно оборотень ослабил свои тиски! Эвинголису нужен был воздух, и он ожесточенно пытался разорвать хватку Кейна, щелкая покрытыми пеной клыками и дико колотя когтистыми руками.
Потом они упали на пол. Кейн приземлился сверху и тут же попытался обезвредить опасные руки, которые стремились добраться до его лица. Подавшись вперед, Кейн сумел прижать его плечи коленями. Существо яростно извивалось, беспомощно молотя руками.
Потом дикое сопротивление оборотня ослабло. Его нечеловеческая живучесть не выдержала атаки более сильного противника. Сверкающим взглядом Эвинголис уставился в холодные голубые глаза Кейна и узрел пылающую в них смерть. Под смертоносными руками сухо треснул его позвоночник.
— Так умер Авель! — прошипел Кейн, заставляя свои пальцы постепенно ослабить убийственную хватку.
Потом тело Эвинголиса заволокла пелена, и Кейн обнаружил, что сжимает сломанную шею волка-альбиноса.
ЭПИЛОГ
ХОЛОДНЫЙ СВЕТ
I. ГДЕ ПРИТАИЛАСЬ СМЕРТЬ
II. В ДЕМОРНТ ВОЗВРАЩАЕТСЯ СМЕРТЬ
— А Бринанин? — спросил он, удивляясь: неужели он беспокоится?
Эвинголис раздраженно фыркнул:
— Этот толстый придурок убил ее своими руками! Он, должно быть, подумал, что это она во всем виновата. Убил девчонку ее же кинжалом! — Кейн вздрогнул. — Это обидно: у меня были на нее такие планы! Хотя она еще тепленькая, так что думаю, мне удастся немного развлечься — но, конечно, куда приятнее, когда ее живое сердце выплескивает потоки горячей крови на твою морду! — Он снова засмеялся, проведя длинным языком по губам. — Что-то не так, Кейн? Насколько я знаю, не такой уж ты и щепетильный. Да, пожалуй, ты к ней что-то чувствовал. Любовь? Да ты не знаешь, что это такое! Кейн — проклятый и обреченный на вечные скитания — влюблен в смертную девушку! Цветок, который увянет и умрет до того, как ты поймешь, что происходит! Наверняка ты уже не раз это видел и понимаешь, как это глупо! Нет, я знаю, что это было! Она любила тебя — и ты просто был ошеломлен, что к тебе чувствуют не фальшивую любовь, которую ты внушил искусными ухищрениями, и не ненависть и страх, как обычно с тобой бывает! И ты был так тронут этой новостью, что попытался найти нежность в камне, который ты называешь своим сердцем! Ах, Кейн! Ты впадаешь в старческое слабоумие!
Кейн молча смотрел на смеющегося менестреля, и в его глазах плясали холодные огоньки смерти.
— Да, редкий курьез! И вот мы стоим здесь — два получеловека, — в зале, полном смерти. У нас только тела человеческие, ибо все люди здесь мертвы! Кейн, ты по-своему так же далек от этой падали, как и я! Двое бессмертных, и мы оба оставляем за собой только смерть и разрушение! Странно, Кейн. Тот несчастный, которого я убил, когда начиналась буря, возвратившись из пределов смерти, предрек, что явится сюда человек — не человек, который принесет смерть всем! Интересно, кого из нас он имел в виду? — Альбинос отложил лютню, продолжая скалиться по-волчьи. — Что ж, Кейн, это была весьма интересная игра. Я аплодирую тебе. Ты прожил необыкновенную жизнь, мягко говоря. Я восхищаюсь тобой. Возможно, я понимаю тебя. Из всех людей именно ты заслуживаешь моего уважения. Приятно будет тебя убивать! — Он встал.
Кейн был готов к его превращению, но не ожидал, что это произойдет так быстро. Миг назад менестрель стоял перед ним, хихикая, потом только пятно, на долю секунды, словно взгляд Кейна утратил четкость, — и вот на него устремилась рычащая, покрытая белым мехом смерть!
«Троэллет! » — выругался Кейн, надеявшийся, что ему удастся напасть именно тогда, когда оборотень будет менять облик. Кейн схватил стол, разделявший их, и ударил накинувшегося на него зверя. Оборотень оказался под кучей обломков. Секунду он приходил в себя; этого мига Кейну хватило, чтобы добежать до лестницы в конце зала. Судя по рассказу менестреля, серебряный кинжал должен быть сейчас в покоях Британии. Кейн знал, что у него мало шансов добраться туда, но, если он сможет, кинжал станет опасным оружием в схватке с оборотнем.
Он с грохотом несся по ступеням. Завывая от ярости, Эвинголис вырвался из-под обломков и рванулся вслед за Кейном. Кейн имел небольшое преимущество и двигался со всей возможной для него скоростью, но он еще не взбежал по лестнице, когда жуткий преследователь почти догнал его. Щелкающие клыки пропороли сапог. Кейн был уже наверху и отчаянно пытался добраться до двери в комнату Бринанин. Она была уже рядом, но он знал, что не успеет, — еще чуть-чуть, и оборотень настигнет его!
Неожиданно Кейн взвился в воздух, развернулся в прыжке и ударил сапогом в грудь оборотню. Сила толчка заставила существо отступить. Кинжал было уже не достать. Кейн понял, что его единственный шанс — убить противника с помощью физической силы. Человек против демона — безнадежно неравная схватка. Но Кейн не был обычным человеком.
Когда Эвинголис пошатнулся от неожиданного удара, нанесенного человеком, Кейн бросился на оборотня! Оттолкнувшись мощными ногами, он всем своим массивным телом обрушился на Эвинголиса, который потерял равновесие и грохнулся на ступени. Стиснув друг друга в смертельном объятии, человек и демон полетели вниз по длинной лестнице, перекатываясь, ударяясь о ступени и стены. Приложив все силы, Кейн выбрал лестницу точкой опоры и направил их падение за край. Сломав перила, сжимающие друг друга противники рухнули с высоты десять футов. В падении Кейн повернулся и оказался сверху на рычащем оборотне как раз перед тем, как они грохнулись на каменный пол.
Сила удара отбросила их друг от друга. Покрытое мехом тело Эвинголиса смягчило падение Кейна, который откатился в сторону, заполучив всего лишь пару синяков. Вскочив на ноги, он повернулся к врагу. Такое падение убило бы человека, но Эвинголиса, казалось, оно только еще больше разъярило. Тем не менее, он выглядел слегка оглушенным и шатался, поднимаясь навстречу Кейну.
Кейн снова бросился на оборотня, надеясь достать его раньше, чем тот придет в себя. Но существо отпрыгнуло в сторону, ухватило Кейна и швырнуло его на пол. Кейн сгруппировался, смягчив силу удара, и смог вскочить на ноги, когда Эвинголис прыгнул на него. С молниеносной скоростью Кейн поднял ноги и, лежа на спине, саданул зверя в грудь. Оборотень тяжело упал, но вскочил на ноги одновременно с Кейном.
Они осторожно кружили, ожидая, когда один из них раскроется. Эвинголис был потрясен силой и скоростью человека — и испытывал сильные муки: нанесенная кинжалом рана болела и мешала ему. Неистовая ярость овладела демоном. Он должен убить этого человека, должен лишить его жизни. Кейн тоже сильно пострадал, но жажда чужой крови помогала выносить все. Он не чувствовал страха — только безумное желание убивать и разрушать. Они молча ждали, пока один из них допустит ошибку.
Нетерпение Эвинголиса побудило его продолжить схватку. Уверенный в своей нечеловеческой силе и остроте когтей, оборотень прыгнул! Кейн знал, что увернувшись он отдаст инициативу зверю. Снова он поступил неожиданно. Нагнувшись, Кейн пропустил цепкие руки противника над собой, потом бросился на грудь оборотню.
Могучие руки Кейна стиснули покрытую мехом шею, удерживая щелкающие челюсти на расстоянии. Эвинголис обхватил человека своими длинными руками, стремясь сломать ему позвоночник. Они раскачивались во мраке зала — две титанические фигуры с невероятной силой пытались одолеть друг друга. Давление на ребра Кейна было невыносимым, но его мощные мускулы вздулись, сопротивляясь ужасной силе объятий оборотня. Кейн все крепче сжимал толстую шею демона.
Эвинголис задыхался. Он безжалостно стиснул Кейна в своих давящих кости объятиях, пытаясь сломать человеку спину и так избавиться от его удушающей хватки. Но рана в плече мешала ему использовать одну руку в полную силу, к тому же оборотень еще никогда не встречал в человеке такой мощи и выносливости. Напрасно он клацал клыками, пытаясь вонзить их в человека: вцепившись в его спину своими жуткими когтями, ему приходилось бороться за воздух. Оборотень чувствовал, как под его лапами начинают трещать ребра Кейна!
Спину и ребра словно жгло огнем, но Кейн продолжал сжимать горло Эвинголиса. Он знал, что его единственный шанс — продержаться дольше противника, хотя жуткое создание почти не давало ему самому дышать. Внезапно оборотень ослабил свои тиски! Эвинголису нужен был воздух, и он ожесточенно пытался разорвать хватку Кейна, щелкая покрытыми пеной клыками и дико колотя когтистыми руками.
Потом они упали на пол. Кейн приземлился сверху и тут же попытался обезвредить опасные руки, которые стремились добраться до его лица. Подавшись вперед, Кейн сумел прижать его плечи коленями. Существо яростно извивалось, беспомощно молотя руками.
Потом дикое сопротивление оборотня ослабло. Его нечеловеческая живучесть не выдержала атаки более сильного противника. Сверкающим взглядом Эвинголис уставился в холодные голубые глаза Кейна и узрел пылающую в них смерть. Под смертоносными руками сухо треснул его позвоночник.
— Так умер Авель! — прошипел Кейн, заставляя свои пальцы постепенно ослабить убийственную хватку.
Потом тело Эвинголиса заволокла пелена, и Кейн обнаружил, что сжимает сломанную шею волка-альбиноса.
ЭПИЛОГ
Было раннее утро, на снегу стояли одинокая лошадь и ее всадник. Осмотрев пристройки, Кейн наткнулся на своего собственного скакуна, не замеченного волками, сытого и отдохнувшего. С трудом он оседлал его и собрал узел провизии, чтобы продолжить свое долгое путешествие. Несколько ребер Кейна были сломаны и ушиблены; кроме того, у него были многочисленные глубокие раны и царапины от когтей оборотня, но он перевязал свои раны, как смог, и взгромоздился на коня, не желая провести еще одну ночь в мертвом замке.
Кейн наблюдал, как высоко в воздух взметнулись языки пламени. Еще один этаж обрушился, скоро от замка останутся только обгоревшие каменные стены. Кейн поджег поместье перед уходом, сделав из него огромный погребальный костер для людей и волков. В этом пламени горело и тело Эвинголиса; больше менестрель не будет петь свои песни и строить свои козни.
Где-то в этом пламени горело еще одно создание, которое больше не будет петь. Кейн завернул ее в белый меховой плащ и осторожно положил на постель, перед тем как зажечь костер. Наверное, Бринанин обрела покой, если смерть — это покой. Кейну не суждено узнать ни то ни другое. Все-таки на миг он почувствовал к ней что-то — какое-то чувство, которое, может быть, испытывал когда-то.
Кейн вздрогнул, внезапно поняв, как холодно.
Он направился на юго-запад. Снег был покрыт толстой коркой и легко выдерживал скакуна. За спиной оставались едва видные следы.
Кейн наблюдал, как высоко в воздух взметнулись языки пламени. Еще один этаж обрушился, скоро от замка останутся только обгоревшие каменные стены. Кейн поджег поместье перед уходом, сделав из него огромный погребальный костер для людей и волков. В этом пламени горело и тело Эвинголиса; больше менестрель не будет петь свои песни и строить свои козни.
Где-то в этом пламени горело еще одно создание, которое больше не будет петь. Кейн завернул ее в белый меховой плащ и осторожно положил на постель, перед тем как зажечь костер. Наверное, Бринанин обрела покой, если смерть — это покой. Кейну не суждено узнать ни то ни другое. Все-таки на миг он почувствовал к ней что-то — какое-то чувство, которое, может быть, испытывал когда-то.
Кейн вздрогнул, внезапно поняв, как холодно.
Он направился на юго-запад. Снег был покрыт толстой коркой и легко выдерживал скакуна. За спиной оставались едва видные следы.
ХОЛОДНЫЙ СВЕТ
«Штурм твердыни огров был ожесточенным », — думал Гаэта, утомленно глядя на руины. Стащив свой отделанный серебром шлем, он провел кровоточащей рукой по лбу, откидывая промокшие от пота светлые пряди, потом прищурился, пытаясь что-нибудь разглядеть в дыму, застилавшем солнечный свет. За стенами крепости была беспорядочная мешанина из разрушенных и сожженных строений, осадных машин, тел людей и слуг огров.
Он столкнул труп с перевернутой повозки и вскарабкался на освободившееся место. Глубоко вздохнув и поморщившись от боли — несколько ребер были ушиблены, но панцирь отразил меч, — Гаэта позволил себе отдаться утомленному ликованию, приличествующему человеку, который поставил перед собой и блестяще выполнил трудное задание, столь же почетное, сколь и опасное.
Если быть точным, надо отдать должное и многим другим. Когда б не талант молодого колдуна из Транодели, Сереба Ак-Сети, волшебный огонь, охранявший стены огров, не был бы погашен, да и непреодолимые обсидиановые ворота не рассыпались бы на куски. Моллил был великолепен, когда вел первую колонну через разбитые ворота навстречу ярости огровых приспешников. И Трое Рыжих чуть не одолели его солдат, хотя их чары рухнули, а слуги бежали. Многие погибли от рук трех братьев-огров, казавшихся неуязвимыми. Потом Гезелла, среднего брата, убила отравленная стрела, пущенная Анмуспи-Лучником. Омселл, старший, был тяжело ранен умирающим Маландером, и, когда огр рухнул на колени, Гаэта сам снес его отвратительную голову с плеч. Остался только Дазелл, который попытался спрыгнуть с замковой стены и убежать, но от удара потерял сознание. Гаэта приказал связать его, и теперь двенадцатифутовое тело огра плясало на виселице, обращенной к долине, которую он и его братья так долго держали в ужасе.
Сквозь туман к нему приблизился Алидор, чья сломанная рука сейчас была кое-как перевязана. «Ты сломал руку, когда отразил удар топора Омселла, направленный в меня », — подумал Гаэта и поклялся сделать своему помощнику ценный подарок из своей части трофеев, хотя подобная храбрость была просто обязанностью рыцаря по отношению к своему лорду.
— Мы осмотрели все вокруг, мой господин. — Алидор хотел было отдать честь левой рукой, но решил, что это будет выглядеть глупо. — Похоже, мы загнали всех уцелевших внутрь. Не очень хорошо — Трое Рыжих, видать, приказали убить всех пленников, когда стало очевидно, что мы вот-вот ворвемся вниз. Так что у нас примерно двадцать человек — последние из их солдат и слуг, и мы ждем вашего приказа, что с ними делать.
— Убейте их.
Алидор помолчал, не желая спорить со своим полководцем.
— Мой господин, почти все они клянутся, что огры заставили их служить. Они были вынуждены повиноваться ограм, или их съели бы, как остальных.
В голосе Гаэты послышался холод, и его лицо окаменело.
— Большинство из них лгут. Остальные заслуживают самого худшего, ибо они спасали свои шкуры, став орудием порабощения и уничтожения своих собратьев. Нет, Алидор, милосердие, конечно, похвально, но, когда ты стремишься уничтожить совершенное зло, ты должен уничтожать его совершенно. Прояви милосердие, выжигая болезнь, и ты только оставишь ее семена прорастать снова. Убей их всех.
Алидор повернулся, чтобы отдать приказ, но Моллил все слышал и уже спешил через двор, чтобы проследить за казнью. «Ему это понравится », — с отвращением подумал Алидор, потом выбросил пеллинита из головы. Он искренне сказал Гаэте:
— Мой господин, сегодня вы на самом деле совершили подвиг! Годами эта земля жила в кошмарном страхе перед Тремя Рыжими. Они опустошили почти весь край, и никто не может сказать, сколько пленников закончили свои дни в желудках огров! Теперь, после их смерти, люди снова вернутся к жизни: смогут возделывать землю и мирно торговать, и путники смогут путешествовать по этим долинам в безопасности. А вы, как и прежде, не примете от людей, кроме благодарности!
Гаэта устало улыбнулся и жестом велел ему замолчать.
— Будь добр, Алидор! Прибереги свои хвалебные речи до моей смерти. Я не хочу их слушать сейчас. Многие погибли, помогая мне в моем походе, иначе я бы не достиг цели. Это они достойны твоей хвалы. Нет, — сказал он с отсутствующим видом, — единственное мое желание — уничтожать силы зла. Это цель моей жизни, и я ничего не прошу у людей.
На утомленном битвой лице Алидора засияла радость.
— И теперь, когда Трое Рыжих мертвы, что будет нашей следующей миссией?
Голос Гаэты стал вдохновенным:
— Теперь я жажду найти и уничтожить одного из самых опасных представителей сил зла, которые известны истории. Завтра я отправлюсь на поиски человека по имени Кейн!
Он столкнул труп с перевернутой повозки и вскарабкался на освободившееся место. Глубоко вздохнув и поморщившись от боли — несколько ребер были ушиблены, но панцирь отразил меч, — Гаэта позволил себе отдаться утомленному ликованию, приличествующему человеку, который поставил перед собой и блестяще выполнил трудное задание, столь же почетное, сколь и опасное.
Если быть точным, надо отдать должное и многим другим. Когда б не талант молодого колдуна из Транодели, Сереба Ак-Сети, волшебный огонь, охранявший стены огров, не был бы погашен, да и непреодолимые обсидиановые ворота не рассыпались бы на куски. Моллил был великолепен, когда вел первую колонну через разбитые ворота навстречу ярости огровых приспешников. И Трое Рыжих чуть не одолели его солдат, хотя их чары рухнули, а слуги бежали. Многие погибли от рук трех братьев-огров, казавшихся неуязвимыми. Потом Гезелла, среднего брата, убила отравленная стрела, пущенная Анмуспи-Лучником. Омселл, старший, был тяжело ранен умирающим Маландером, и, когда огр рухнул на колени, Гаэта сам снес его отвратительную голову с плеч. Остался только Дазелл, который попытался спрыгнуть с замковой стены и убежать, но от удара потерял сознание. Гаэта приказал связать его, и теперь двенадцатифутовое тело огра плясало на виселице, обращенной к долине, которую он и его братья так долго держали в ужасе.
Сквозь туман к нему приблизился Алидор, чья сломанная рука сейчас была кое-как перевязана. «Ты сломал руку, когда отразил удар топора Омселла, направленный в меня », — подумал Гаэта и поклялся сделать своему помощнику ценный подарок из своей части трофеев, хотя подобная храбрость была просто обязанностью рыцаря по отношению к своему лорду.
— Мы осмотрели все вокруг, мой господин. — Алидор хотел было отдать честь левой рукой, но решил, что это будет выглядеть глупо. — Похоже, мы загнали всех уцелевших внутрь. Не очень хорошо — Трое Рыжих, видать, приказали убить всех пленников, когда стало очевидно, что мы вот-вот ворвемся вниз. Так что у нас примерно двадцать человек — последние из их солдат и слуг, и мы ждем вашего приказа, что с ними делать.
— Убейте их.
Алидор помолчал, не желая спорить со своим полководцем.
— Мой господин, почти все они клянутся, что огры заставили их служить. Они были вынуждены повиноваться ограм, или их съели бы, как остальных.
В голосе Гаэты послышался холод, и его лицо окаменело.
— Большинство из них лгут. Остальные заслуживают самого худшего, ибо они спасали свои шкуры, став орудием порабощения и уничтожения своих собратьев. Нет, Алидор, милосердие, конечно, похвально, но, когда ты стремишься уничтожить совершенное зло, ты должен уничтожать его совершенно. Прояви милосердие, выжигая болезнь, и ты только оставишь ее семена прорастать снова. Убей их всех.
Алидор повернулся, чтобы отдать приказ, но Моллил все слышал и уже спешил через двор, чтобы проследить за казнью. «Ему это понравится », — с отвращением подумал Алидор, потом выбросил пеллинита из головы. Он искренне сказал Гаэте:
— Мой господин, сегодня вы на самом деле совершили подвиг! Годами эта земля жила в кошмарном страхе перед Тремя Рыжими. Они опустошили почти весь край, и никто не может сказать, сколько пленников закончили свои дни в желудках огров! Теперь, после их смерти, люди снова вернутся к жизни: смогут возделывать землю и мирно торговать, и путники смогут путешествовать по этим долинам в безопасности. А вы, как и прежде, не примете от людей, кроме благодарности!
Гаэта устало улыбнулся и жестом велел ему замолчать.
— Будь добр, Алидор! Прибереги свои хвалебные речи до моей смерти. Я не хочу их слушать сейчас. Многие погибли, помогая мне в моем походе, иначе я бы не достиг цели. Это они достойны твоей хвалы. Нет, — сказал он с отсутствующим видом, — единственное мое желание — уничтожать силы зла. Это цель моей жизни, и я ничего не прошу у людей.
На утомленном битвой лице Алидора засияла радость.
— И теперь, когда Трое Рыжих мертвы, что будет нашей следующей миссией?
Голос Гаэты стал вдохновенным:
— Теперь я жажду найти и уничтожить одного из самых опасных представителей сил зла, которые известны истории. Завтра я отправлюсь на поиски человека по имени Кейн!
I. ГДЕ ПРИТАИЛАСЬ СМЕРТЬ
Временами ужасное проклятие бессмертия было для Кейна невыносимым грузом. Тогда его одолевало черное отчаяние, он полностью отрешался от мира и проводил дни в размышлениях. В таком мрачном унынии он, бывало, оставался очень долго, его разум путешествовал по прожитым столетиям, и из глубины души кричала безответная жажда покоя. В конце концов? какое-нибудь происшествие, поворот судьбы или резкая перемена настроения прорывали его безнадежное отчаяние и вновь бросали его в мир людей. Тогда холодное отчаяние таяло, отступало перед ненавистью к древнему богу, проклявшему его.
Случилось, что такое настроение охватило Кейна, когда он приехал в Себбей. Он бежал из пустынь Ломарна, где его разбойники несколько месяцев грабили богатые караваны и опустошали города-оазисы. Хитроумная ловушка погубила большую часть отряда Кейна, а он спасся бегством и отправился на запад, в населенные призраками земли Деморнта. Кейн знал: здесь враги не будут его преследовать, потому что чума, уничтожившая местный народ, до сих пор внушала людям невыразимый страх, и, хотя она поразила эту окруженную пустыней землю почти два десятилетия назад, до сих пор никто не входил и не выходил из безмолвного Деморнта.
Мертвый Деморнт. Деморнт, чьи города пусты, а некогда возделываемые земли превращаются в леса. Деморнт, где притаилась смерть, и куда не вернется жизнь. Земля смерти, где по пустым городам бродят только тени, где живых лишь горстка, а вокруг — мертвецы.
Деморнт, где призраки шагают по безмолвным улицам бок о бок с живыми, где живые идут рядом со своими призраками. И надо внимательно присмотреться, чтобы отличить одного от другого.
Когда на западе Лартроксии и к востоку от Ломарна появились огромные пустыни, какая-то причуда природы пощадила Деморнт. Здесь, окруженная двумя могучими пустынями, рядом с выжженными песками, лежала зеленая земля, чьи невысокие холмы, прохладные озера и мелколесье приютили тысячи поселенцев. Деморнт словно огромный оазис, и его люди вели приятную жизнь, возделывая свои земли и торгуя с крупными караванами, которые пересекали пустыни с востока и запада.
Один из таких караванов принес с собой чуму — болезнь, которой никогда не видела эта земля. Может быть, в тех далеких краях, откуда пришел караван, люди притерпелись к этой болезни. Но здесь, в плодородном Деморнте, она распространилась со скоростью ветра по всей зеленой земле, и в ее лихорадочном бреду сгорели тысячи, моля о воде, которую они не смогли бы выпить.
Деморнт окружала пустыня. Чума не могла преодолеть пески, вся ее ярость обрушилась на этот мирный край. И когда она наконец отбушевала, в Деморнт вернулся мир. Земля стала одной огромной могилой и познала покой могилы, ведь выживших было недостаточно, чтобы похоронить всех мертвых.
Деморнт, где призраки шагают по безмолвным улицам бок о бок с живыми, где живые идут рядом со своими призраками. И надо внимательно присмотреться, чтобы отличить одного от другого.
Чума пощадила немногих. Большинство из них собрались в Себбее, старой столице, и теперь несколько сотен человек влачили унылое существование там, где некогда по своим повседневным делам торопились десятки тысяч. Живые в Себбее ждали только смерти.
Кейн пришел в Себбей в поисках покоя. Бессмертного в земле мертвецов, его притягивала мертвая тишина города. Лошадь несла его по заросшим дорогам, мимо деревушек где лес неуклонно поглощал следы повседневных трудов. Кейн ехал по усыпанным обломками улицам покинутых городов, где его могли видеть только пустые окна и зияющие дверные проемы. Часто на дороге попадались кучи белых костей — жалкие останки, и время от времени ему казалось, что ему подмигивает и улыбается улыбкой всезнания голый череп. Добро пожаловать, рыжеволосый странник! Добро пожаловать, человек с глазами смерти! Добро пожаловать, проклятый! Останешься с нами? Почему ты так торопишься?
Но Кейн остановился, только когда прибыл в Себбей. Его конь миновал распахнутые ворота — кто войдет сюда? кто уйдет? — и побрел меж пустых зданий по безмолвным улицам. Но улицы поддерживались в умеренной чистоте, и в некоторых домах можно было заметить жителей, чьи печальные лица смотрели на него с легким любопытством. Никто не окликнул Кейна; никто ни о чем его не спросил. Это был Себбей, где человек жил посреди смерти, где человек ждал только смерти. Себбей, чью немую раковину населяли несколько человек — словно мыши, шуршащие в скелете великана. Кейну Себбей показался намного более зловещим, чем те населенные только мертвецами города, которые он уже миновал.
Он остановился у единственной таверны. Захваченный на миг сверхъестественной безжизненностью города, Кейн застыл в седле и облизал свои обветренные губы сухим языком. Он легко соскользнул с седла и вошел в таверну, задумчиво глядя прямо в лица повернувшихся к нему людей. Глаза их были тусклыми и безжизненными, как остекленевшие глаза мертвецов.
— Меня зовут Кейн, — сказал он тем, кто пил в таверне. Его голос отдался громким эхом, потому что в Себбее говорили приглушенным шепотом. — Я устал, странствуя по этой пустыне, и намереваюсь остаться в ваших краях на некоторое время, — пояснил он. Несколько человек кивнули ему, остальные вернулись к своим мыслям. Кейн пожал плечами и начал задавать вопросы горожанам, а они равнодушно отвечали ему.
Наконец кто-то указал ему на сухопарого старика, сидевшего в углу. Старик выглядел изможденным, но старался не горбиться. Его звали Гавейн, и он занимал пост лорд-мэра Себбея — несколько комичная должность, ибо в этом городе призраков у него оставалось мало обязанностей и его авторитет был всего лишь слабым эхом прежнего.
Гавейн непонимающе посмотрел на Кейна, когда тот попытался объяснить свои желания, но через миг очнулся от своих мечтаний.
— В городе много пустых домов, — сказал он Кейну. — Займи любой, какой тебе надо, — здесь есть и дворцы, и лачуги, все, чего пожелаешь. Большая часть нашего города оставалась незаселенной все годы после чумы, и твое присутствие помешает разве что призракам. Пищу ты можешь купить на рынке или выращивать и разводить сам то, что желаешь. Нынче у нас осталось мало потребностей, так что наша однообразная еда вскоре тебе надоест. Эта таверна предоставляет нам кое-какие развлечения, если, конечно, захочешь развлекаться здесь. Оставайся с нами столько, сколько твоей душе угодно. Делай что хочешь, никто не будет вмешиваться в твои занятия. Мы здесь, в Себбее, умирающий народ. У нас редко бывают гости, и мало кто остается надолго. Наши мысли и обычаи — это наше дело, и нам неинтересно, какой случай привел тебя к нам. Наше единственное желание — чтобы нас оставили наедине с нашими мыслями. Взамен мы оставим в покое тебя. — Гавейн плотнее закутал худые плечи в поношенный плащ и вернулся к своим грезам.
Кейн побрел по пустынным улицам Себбея, время от времени из обитаемого дома на него смотрела пара затуманенных глаз. Наконец он обосновался в старом особняке купца, чья богатая обстановка соответствовала его вкусу к роскоши и чьи заброшенные сады и маленькое озерцо обещали утешение его измученной душе.
Но он пребывал там не в одиночестве, потому что к нему часто приходила странная девушка по имени Рихейль, которую многие называли колдуньей. Из всех обитателей Себбея только Рихейль проявляла по отношению к чужестранцу, остановившемуся в их городе, что-то большее, чем рассеянную отстраненность. Будучи сама изгоем, Рихейль проводила долгие часы в обществе Кейна и во многом помогала ему.
Так Кейн пришел в Деморнт. Деморнт, где притаилась смерть и куда не вернется жизнь.
Случилось, что такое настроение охватило Кейна, когда он приехал в Себбей. Он бежал из пустынь Ломарна, где его разбойники несколько месяцев грабили богатые караваны и опустошали города-оазисы. Хитроумная ловушка погубила большую часть отряда Кейна, а он спасся бегством и отправился на запад, в населенные призраками земли Деморнта. Кейн знал: здесь враги не будут его преследовать, потому что чума, уничтожившая местный народ, до сих пор внушала людям невыразимый страх, и, хотя она поразила эту окруженную пустыней землю почти два десятилетия назад, до сих пор никто не входил и не выходил из безмолвного Деморнта.
Мертвый Деморнт. Деморнт, чьи города пусты, а некогда возделываемые земли превращаются в леса. Деморнт, где притаилась смерть, и куда не вернется жизнь. Земля смерти, где по пустым городам бродят только тени, где живых лишь горстка, а вокруг — мертвецы.
Деморнт, где призраки шагают по безмолвным улицам бок о бок с живыми, где живые идут рядом со своими призраками. И надо внимательно присмотреться, чтобы отличить одного от другого.
Когда на западе Лартроксии и к востоку от Ломарна появились огромные пустыни, какая-то причуда природы пощадила Деморнт. Здесь, окруженная двумя могучими пустынями, рядом с выжженными песками, лежала зеленая земля, чьи невысокие холмы, прохладные озера и мелколесье приютили тысячи поселенцев. Деморнт словно огромный оазис, и его люди вели приятную жизнь, возделывая свои земли и торгуя с крупными караванами, которые пересекали пустыни с востока и запада.
Один из таких караванов принес с собой чуму — болезнь, которой никогда не видела эта земля. Может быть, в тех далеких краях, откуда пришел караван, люди притерпелись к этой болезни. Но здесь, в плодородном Деморнте, она распространилась со скоростью ветра по всей зеленой земле, и в ее лихорадочном бреду сгорели тысячи, моля о воде, которую они не смогли бы выпить.
Деморнт окружала пустыня. Чума не могла преодолеть пески, вся ее ярость обрушилась на этот мирный край. И когда она наконец отбушевала, в Деморнт вернулся мир. Земля стала одной огромной могилой и познала покой могилы, ведь выживших было недостаточно, чтобы похоронить всех мертвых.
Деморнт, где призраки шагают по безмолвным улицам бок о бок с живыми, где живые идут рядом со своими призраками. И надо внимательно присмотреться, чтобы отличить одного от другого.
Чума пощадила немногих. Большинство из них собрались в Себбее, старой столице, и теперь несколько сотен человек влачили унылое существование там, где некогда по своим повседневным делам торопились десятки тысяч. Живые в Себбее ждали только смерти.
Кейн пришел в Себбей в поисках покоя. Бессмертного в земле мертвецов, его притягивала мертвая тишина города. Лошадь несла его по заросшим дорогам, мимо деревушек где лес неуклонно поглощал следы повседневных трудов. Кейн ехал по усыпанным обломками улицам покинутых городов, где его могли видеть только пустые окна и зияющие дверные проемы. Часто на дороге попадались кучи белых костей — жалкие останки, и время от времени ему казалось, что ему подмигивает и улыбается улыбкой всезнания голый череп. Добро пожаловать, рыжеволосый странник! Добро пожаловать, человек с глазами смерти! Добро пожаловать, проклятый! Останешься с нами? Почему ты так торопишься?
Но Кейн остановился, только когда прибыл в Себбей. Его конь миновал распахнутые ворота — кто войдет сюда? кто уйдет? — и побрел меж пустых зданий по безмолвным улицам. Но улицы поддерживались в умеренной чистоте, и в некоторых домах можно было заметить жителей, чьи печальные лица смотрели на него с легким любопытством. Никто не окликнул Кейна; никто ни о чем его не спросил. Это был Себбей, где человек жил посреди смерти, где человек ждал только смерти. Себбей, чью немую раковину населяли несколько человек — словно мыши, шуршащие в скелете великана. Кейну Себбей показался намного более зловещим, чем те населенные только мертвецами города, которые он уже миновал.
Он остановился у единственной таверны. Захваченный на миг сверхъестественной безжизненностью города, Кейн застыл в седле и облизал свои обветренные губы сухим языком. Он легко соскользнул с седла и вошел в таверну, задумчиво глядя прямо в лица повернувшихся к нему людей. Глаза их были тусклыми и безжизненными, как остекленевшие глаза мертвецов.
— Меня зовут Кейн, — сказал он тем, кто пил в таверне. Его голос отдался громким эхом, потому что в Себбее говорили приглушенным шепотом. — Я устал, странствуя по этой пустыне, и намереваюсь остаться в ваших краях на некоторое время, — пояснил он. Несколько человек кивнули ему, остальные вернулись к своим мыслям. Кейн пожал плечами и начал задавать вопросы горожанам, а они равнодушно отвечали ему.
Наконец кто-то указал ему на сухопарого старика, сидевшего в углу. Старик выглядел изможденным, но старался не горбиться. Его звали Гавейн, и он занимал пост лорд-мэра Себбея — несколько комичная должность, ибо в этом городе призраков у него оставалось мало обязанностей и его авторитет был всего лишь слабым эхом прежнего.
Гавейн непонимающе посмотрел на Кейна, когда тот попытался объяснить свои желания, но через миг очнулся от своих мечтаний.
— В городе много пустых домов, — сказал он Кейну. — Займи любой, какой тебе надо, — здесь есть и дворцы, и лачуги, все, чего пожелаешь. Большая часть нашего города оставалась незаселенной все годы после чумы, и твое присутствие помешает разве что призракам. Пищу ты можешь купить на рынке или выращивать и разводить сам то, что желаешь. Нынче у нас осталось мало потребностей, так что наша однообразная еда вскоре тебе надоест. Эта таверна предоставляет нам кое-какие развлечения, если, конечно, захочешь развлекаться здесь. Оставайся с нами столько, сколько твоей душе угодно. Делай что хочешь, никто не будет вмешиваться в твои занятия. Мы здесь, в Себбее, умирающий народ. У нас редко бывают гости, и мало кто остается надолго. Наши мысли и обычаи — это наше дело, и нам неинтересно, какой случай привел тебя к нам. Наше единственное желание — чтобы нас оставили наедине с нашими мыслями. Взамен мы оставим в покое тебя. — Гавейн плотнее закутал худые плечи в поношенный плащ и вернулся к своим грезам.
Кейн побрел по пустынным улицам Себбея, время от времени из обитаемого дома на него смотрела пара затуманенных глаз. Наконец он обосновался в старом особняке купца, чья богатая обстановка соответствовала его вкусу к роскоши и чьи заброшенные сады и маленькое озерцо обещали утешение его измученной душе.
Но он пребывал там не в одиночестве, потому что к нему часто приходила странная девушка по имени Рихейль, которую многие называли колдуньей. Из всех обитателей Себбея только Рихейль проявляла по отношению к чужестранцу, остановившемуся в их городе, что-то большее, чем рассеянную отстраненность. Будучи сама изгоем, Рихейль проводила долгие часы в обществе Кейна и во многом помогала ему.
Так Кейн пришел в Деморнт. Деморнт, где притаилась смерть и куда не вернется жизнь.
II. В ДЕМОРНТ ВОЗВРАЩАЕТСЯ СМЕРТЬ
В Деморнт снова пришла смерть. Девять костлявых скакунов гулко стучали копытами по безмолвным улицам Деморнта, мимо заросших полей, мимо пустых домов с распахнутыми окнами и дверями, мимо скалящихся черепов. Смерть возвращалась в Деморнт под разными стягами: идеализм, садизм, долг, месть, приключение. Новые знамена, но под ними маршировала смерть, и всезнающие глаза покинутых домов и смеющихся черепов узнали смерть и приветствовали ее.
Только девять человек. В путь отправились многие — опытные наемники, привлеченные золотом Гаэты, искатели приключений, захваченные смелостью этой миссии, были и такие, кто стремился свести давние счеты с Кейном. Но дорога оказалась трудной, кое-кто погиб в пути, кое-кто дезертировал, уяснив, что за человека они ищут. В Омлиптее преступники приняли их за отряд Ломарнской гвардии; в этой схватке погибли многие. И когда они наконец достигли Деморнта, многие усомнились в тройных чарах, которые, как клялся Сереб Ак-Сети, оградят их от страшной чумы. Они попытались дезертировать, Гаэта назвал их предателями, а значит, слугами зла, и приказал казнить всех дезертиров. Битва была короткой и яростной, ведь и те и другие были закаленными воинами. В конце концов, остались только Гаэта и восемь его людей, и они направились в Себбей, где, как открыли чары Сереба Ак-Сети, находился Кейн.
— Нас достаточно, — сказал Гаэта. — Мы не должны дать этому демону возможности избежать своей участи.
И вот все девять пришли в край призраков — Деморнт.
Гаэта — именуемый также Гаэта Крестоносец, Добрый Мститель — унаследовал обширное баронетство в Каматах. В детстве он проводил почти все время в обществе воинов, служивших его отцу. Гаэта презирал изнеживающую роскошь и бездумную жизнь аристократов и мечтал о приключениях, о которых воины рассказывали у костров. Когда он вырос, то решил использовать свое богатство, чтобы сражаться за угнетаемых, чтобы находить и уничтожать порождения зла, губящие людей. Он был фанатиком добра, и стоило ему узнать о каком-нибудь гнездилище зла, как он сметал любые препятствия, мешавшие ему выжечь его дотла. В течение нескольких лет он выступал против мелких тиранов, злых колдунов, разбойничающих баронов, преступных шаек и демонов-чудовищ. Каждый раз он побеждал зло во имя добра, из хаоса создавал порядок. И теперь он шел против Кейна. Это имя всегда зачаровывало его, но он верил в существование Кейна только наполовину, пока не узнал правду, таящуюся в сказочных историях об этом человеке. Кейн был бы достойным противником для Гаэты Крестоносца.
Только девять человек. В путь отправились многие — опытные наемники, привлеченные золотом Гаэты, искатели приключений, захваченные смелостью этой миссии, были и такие, кто стремился свести давние счеты с Кейном. Но дорога оказалась трудной, кое-кто погиб в пути, кое-кто дезертировал, уяснив, что за человека они ищут. В Омлиптее преступники приняли их за отряд Ломарнской гвардии; в этой схватке погибли многие. И когда они наконец достигли Деморнта, многие усомнились в тройных чарах, которые, как клялся Сереб Ак-Сети, оградят их от страшной чумы. Они попытались дезертировать, Гаэта назвал их предателями, а значит, слугами зла, и приказал казнить всех дезертиров. Битва была короткой и яростной, ведь и те и другие были закаленными воинами. В конце концов, остались только Гаэта и восемь его людей, и они направились в Себбей, где, как открыли чары Сереба Ак-Сети, находился Кейн.
— Нас достаточно, — сказал Гаэта. — Мы не должны дать этому демону возможности избежать своей участи.
И вот все девять пришли в край призраков — Деморнт.
Гаэта — именуемый также Гаэта Крестоносец, Добрый Мститель — унаследовал обширное баронетство в Каматах. В детстве он проводил почти все время в обществе воинов, служивших его отцу. Гаэта презирал изнеживающую роскошь и бездумную жизнь аристократов и мечтал о приключениях, о которых воины рассказывали у костров. Когда он вырос, то решил использовать свое богатство, чтобы сражаться за угнетаемых, чтобы находить и уничтожать порождения зла, губящие людей. Он был фанатиком добра, и стоило ему узнать о каком-нибудь гнездилище зла, как он сметал любые препятствия, мешавшие ему выжечь его дотла. В течение нескольких лет он выступал против мелких тиранов, злых колдунов, разбойничающих баронов, преступных шаек и демонов-чудовищ. Каждый раз он побеждал зло во имя добра, из хаоса создавал порядок. И теперь он шел против Кейна. Это имя всегда зачаровывало его, но он верил в существование Кейна только наполовину, пока не узнал правду, таящуюся в сказочных историях об этом человеке. Кейн был бы достойным противником для Гаэты Крестоносца.