Валё Пер. Гибель 31-ого отдела

   Тот, ради кого Иенсен приехал сюда, оказался загорелым и синеглазым мужчиной, чуть выше средней упитанности, с бычьим затылком и надменным выражением лица. Он был одет в спортивные брюки, сандалии и короткую элегантную куртку из какой-то легкой ткани.
   - В чем дело? - хмуро начал он.- У меня решительно нет времени.
   Иенсен шагнул ему навстречу и предъявил свой значок.
   - Моя фамилия Иенсен. Я комиссар шестнадцатого участка. Веду следствие по делу, касающемуся вашей прежней должности и места работы.
   Поза и выражение лица хозяина мгновенно изменились. Он растерянно переступил с ноги на ногу и съежился. Глаза тревожно забегали.
   - Ради бога,- пролепетал он,- только не здесь... не при... пойдемте в мой... или в библиотеку лучше всего.- Он сделал какой-то неопределенный жест, словно хотел отвлечь внимание Иенсена, и сказал:- Это мой сын.
   Молодой человек, сидевший в кресле, бросил на них недовольный взгляд.
   - Ты не хочешь прокатиться, испробовать свою новую машину? - спросил мужчина в куртке.
   - Это еще зачем?
   - Ну, барышни и вообще...
   - Лажа,- сказал юнец и тупо уставился в пространство.
   - Не понимаю я нынешнюю молодежь, не понимаю,- вымученно улыбнулся человек в куртке.
   Иенсен промолчал, и улыбка тотчас угасла.
   В библиотеке - большой светлой комнате - стояло несколько шкафов и несколько низких кресел, а книг не было совсем. На столе лежали журналы.
   Хозяин плотно прикрыл дверь и бросил умоляющий взгляд на посетителя. Лицо последнего сохраняло невозмутимую серьезность. Затем, преодолевая нервную дрожь, хозяин подошел к одному из шкафов, достал стакан, из каких пьют сельтерскую, почти доверху налил его водкой и залпом выпил. Налил еще раз, поглядел на Иенсена и промямлил:
   - Теперь-то уже все равно... А вы сами случайно не желаете... хотя, что я спрашиваю... извините... Вы меня поймете - нервы.- И с этими словами он рухнул в одно из кресел.
   Иенсен, по-прежнему стоя, достал из кармана блокнот. Лицо хозяина заблестело от пота. Он непрерывно утирал его сложенным вчетверо платком.
   - Господи, господи! - простонал он. - Я это предвидел. Я это предвидел с самого начала. Я знал, что эти гады воткнут мне нож в спину, как только кончатся выборы. Но я буду сопротивляться,- вдруг взвился он.- Конечно, они отберут у меня все, но я кой-чего знаю, много кой-чего, о чем они даже и не...
   Иенсен не сводил с него глаз.
   - Много есть всякой всячины,- продолжал хозяин,- есть и цифры, которые им нелегко будет объяснить. Вы знаете, какой налог они платят? А какое жалованье получают их консультанты по налогам, вы знаете? А где служат эти юристы на самом деле, вы знаете? - И, возбужденно запустив пальцы в свою поредевшую шевелюру, уныло добавил: - Вы меня, конечно, извините... Я не хотел... Это только ухудшит мое положение... - Вдруг в его голосе прозвучали властные нотки: - А с какой стати вы допрашиваете меня в моем собственном доме? Небось и так все знаете. Чего вы стоите? Почему не сядете?
   Иенсен все стоял. И по-прежнему не произносил ни слова. Хозяин осушил второй стакан и со стуком поставил его на стол. Руки у него дрожали.
   - Ну, действуйте, действуйте,- сказал он, покорившись судьбе.- Значит, ничего не поделаешь. Значит, придется все это оставить.
   Он еще раз подошел к шкафу и возобновил прежние манипуляции со стаканом.
   Иенсен раскрыл блокнот и достал авторучку.
   - Когда вы ушли оттуда? - спросил он.
   - Осенью. Десятого сентября. Этот день я никогда не забуду. И время, которое ему предшествовало, тоже нет. Это было страшное время, не лучше, чем нынешний день.
   - Вы досрочно ушли на пенсию?
   - Попробуй не уйди. Они меня заставили. От хорошего отношения, ни от чего другого. У меня даже есть медицинское заключение. Они все предусмотрели. Порок сердца, сказали они. "Порок сердца" - это звучит. Хотя на самом деле я был здоров как бык.
   - А размер пенсии?
   - Месячное жалованье. Я до сих пор такую получаю. Господи, ведь для них это гроши по сравнению с теми суммами, которые они выплачивают налоговым инспекторам. Кстати, они в любой момент могут прекратить выплату. Я ведь подписал бумагу.
   - Какую бумагу?
   - Они называют это объяснительной запиской. Ну, признание своего рода. Вы, наверно, его читали. Отказ от этого дома, где мы находимся, и от всех денежных средств. Они заверили меня, что это чистейшая проформа, что они в жизни не воспользуются моей запиской без крайней необходимости. Я, конечно, никогда не строил иллюзий. Я только не думал, что крайняя необходимость наступит так скоро. Я долго уговаривал себя, что они не посмеют привлечь меня к ответственности, не решатся на открытое судебное разбирательство, не пойдут на скандал. Я сижу у них на крючке, а это добро,- он обвел рукой вокруг себя,вполне вознаградит их за все затраты, как ни велика покажется сумма на первый взгляд.
   - А точнее?
   - Около миллиона. Скажите, а я непременно должен это вспоминать? Устно... и здесь... у меня?
   - Все наличными?
   - Нет, примерно половину. Да и то в рассрочку на много лет. А вторую половину...
   - Да, да?
   - Вторую выплатили стройматериалами, транспортом, рабочей силой, бумагой, конвертами... Этот паразит все просчитал, бьюсь об заклад, что он просчитал даже скрепки, клей и тесьму для папок.
   - Кто?
   - Мерзавец, который оформлял эту историю. Их любимчик, их цепной пес, господин директор издательства. Их самих я и в глаза не видел. Они не желают пачкать руки, сказал директор. И никто ничего не узнал. Это нанесло бы концерну невосполнимый ущерб, сказал директор. Дело было как раз перед выборами. Я догадывался, что им важно только переждать, пока пройдут выборы.
   Говоря это, он все тер и тер лицо носовым платком. Платок уже весь посерел и вымок.
   - А что вы хотите со мной сделать?
   - Когда вы перестали там работать, вам был вручен диплом, своего рода поздравительный адрес?
   Хозяин вздрогнул.
   - Был,- вяло сказал он.
   - Будьте любезны, покажите мне его.
   - Сейчас?
   - Вот именно.
   Хозяин встал пошатываясь, привел в порядок выражение лица и вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся с дипломом в руках. Диплом был вставлен под стекло в золотую рамку. На нем стояли подписи шефа и издателя.
   - Должен быть еще один лист, первый, где ничего не написано. Куда вы его дели?
   Хозяин растерянно воззрился на Иенсена.
   - Понятия не имею. Наверное, выбросил. Помнится, я просто отрезал его, когда заказывал рамку.
   - А поточнее не можете сказать?
   - Не могу, но скорей всего я его действительно выбросил. Да, да, теперь припоминаю. Отрезал. Отрезал и выбросил.
   - Ножницами?
   - А чем же еще? Конечно, ножницами.
   Он глянул на диплом и взмахнул рукой.
   - Какой обман! - простонал он.- Какое гнусное лицемерие, какой подлый обман!
   - Да,- согласился Иенсен.
   Он захлопнул блокнот, сунул его в карман и встал.
   - До свиданья.
   Хозяин вытаращил глаза.
   - А когда вы... вернетесь?
   - Не знаю,- сказал Иенсен.
   Юнец за это время не переменил позы, но сейчас он изучал в журнале гороскопы и даже проявлял при этом некоторые признаки интереса.
   Когда Иенсен выехал в обратный путь, на дворе уже была ночь и в заброшенных поселках торчали дома, словно шеренги черных призраков среди дремучего леса.
   Иенсен не стал даже заезжать на работу, а прямиком отправился домой. Он только завернул по дороге в кафе и хотя понимал, к чему это приведет, съел три бутерброда и выпил две чашки черного кофе.
   Кончился четвертый день.
   XVI
   Телефон зазвонил раньше, чем Иенсен успел одеться. Будильник показывал пять минут седьмого, и Иенсен стоял и брился перед зеркалом в ванной. Ночью его отчаянно донимали колики, теперь боль немного отпустила, но под ложечкой все равно сосало.
   Он сразу понял, что звонок служебный, он сам никогда не пользовался телефоном для частных разговоров и другим не разрешал.
   - Иенсен! - вскричал начальник полиции.- Где вас черти носят?
   - В нашем распоряжении еще три дня.
   - Я не совсем точно выразился.
   - Я только-только приступил к допросам.
   - Да я не про ваши темпы, честное слово.
   Эта была одна из тех фраз, на которые не знаешь что ответить.
   Начальник хрипло прокашлялся.
   - На наше с вами счастье, вопрос уладился и без нас.
   - Уладился?
   - Да, они сами разыскали виновника.
   - Кто же он?
   - Один из служащих концерна. Как мы и предполагали с самого начала, причиной всему была глупая шутка. Пошутил один из служащих, журналист. Судя по всему, это чрезвычайно разболтанный молодой человек, одержимый всякими завиральными идеями. А вообще-то он славный парень. Они его подозревали с первой минуты, хотя и не позаботились сообщить нам об этом.
   - Понимаю.
   - Скорее всего, они не хотели высказывать непроверенные подозрения.
   - Понимаю.
   - Как бы то ни было, инцидент исчерпан. Они решили не возбуждать против него дела. Они примирились с убытками, они проявили великодушие. От вас требуется только одно: снять с него показания. И можете поставить точку.
   - Понимаю.
   - У меня есть его имя и адрес. Запишите.
   Ненсен записал имя и адрес на обратной стороне маленькой белой карточки.
   - Я думаю, для вас будет лучше, если вы спихнете это как можно скорей - и дело с концом.
   - Да.
   - Потом оформите все обычным порядком. Учтите, что они в данном случае хотели бы ознакомиться с материалами следствия.
   - Понимаю.
   - Иенсен!
   - Слушаю.
   - У вас нет повода огорчаться. Очень хорошо, что все так кончилось. Разумеется, у служащих концерна было больше возможностей распутать дело. Точное знание персонала и внутренних взаимоотношений давало им определенное преимущество.
   Иенсен молчал. Начальник дышал прерывисто и неровно.
   - И еще одно,- сказал он.
   - Слушаю.
   - Я с самого начала говорил вам, что ваша задача - разобраться с анонимным письмом, не так ли?
   - Говорили.
   - Другими словами, что вам незачем обращать внимание на всякие побочные детали, которые могут всплыть в ходе следствия. Как только вы снимете показания с этого шутника, можете считать дело закрытым. И забыть все, что к нему относится. Ясно?
   - Ясно.
   - Думаю, что эта история кончилась ко всеобщему удовольствию... включая вас и меня, как я уже говорил.
   - Понимаю.
   - Вот и хорошо. До свиданья.
   Иенсен повесил трубку, вернулся в ванную, добрил вторую щеку, оделся, выпил чашку горячей воды с медом и прочел утреннюю газету. Все это без спешки.
   Хотя движение было не такое интенсивное, как обычно, Иенсен ехал на малой скорости, и, когда он добрался до участка и отогнал машину на стоянку, часы показывали уже половину десятого.
   Целый час он просидел за столом, не заглядывая ни в донесения, ни в заготовленный список адресов. Потом он вызвал начальника патруля, передал ему белую карточку и сказал:
   - Соберите сведения об этом лице. Все, какие можно. И поскорей.
   Он долго стоял у окна и глядел, как санитары дезинфицируют камеры. Раньше чем они успели завершить свою работу, два полицейских в зеленой форме доставили первого алкоголика. Немного спустя позвонил тот полицейский, который в свое время был откомандирован на почту.
   - Вы где находитесь?
   - В центральном архиве периодических изданий.
   - Есть какие-нибудь результаты?
   - Никаких. Продолжать?
   - Продолжайте.
   Еще через час, никак не меньше, вернулся начальник гражданского патруля.
   - Докладывайте.
   - Двадцать шесть лет. Сын известного коммерсанта. Семья считается весьма состоятельной. Время от времени сотрудничает в еженедельниках. Получил хорошее образование. Холост. Судя по некоторым данным, ему протежируют сами шефы, скорей всего ради его фамильных связей. Характер...- Он наморщил лоб и принялся внимательно изучать записи, словно не мог разобрать собственный почерк. После этого он продолжал:- Неустойчивый, порывистый, обаятельный, с чувством юмора. Склонность к довольно смелым шуткам. Нервы плохие, ненадежен, быстро утомляется. Семь раз страдал запоем, дважды принудительно лечился от алкоголизма... Одним словом, портрет неудачника,- завершил свой доклад начальник патруля.
   - Ну и достаточно.- сказал Иенсен.
   В половине первого он велел принести из буфета два яйца всмятку, чашку чаю и три белых сухарика. Позавтракав, надел китель и фуражку, спустился вниз, сел в машину и поехал в южном направлении.
   Указанную квартиру он нашел на третьем этаже обыкновенного доходного дома. На звонок никто не вышел. Он прислушался, и ему показалось, что из-за двери доносятся чуть слышные звуки гитары. Подождав минуту, Иенсен повернул дверную ручку. Дверь была не заперта, и он вошел в квартиру, стандартную квартиру из двух комнат, передней и кухни. Стены в первой комнате были голые, окно не занавешено. Посреди комнаты стоял стул, на полу возле стула - пустая бутылка из-под коньяка. На стуле сидел раздетый мужчина и перебирал струны гитары.
   Чуть наклонив голову, он взглянул на посетителя, но играть не перестал и ничего не спросил.
   Иенсен прошел в следующую комнату. Там тоже не было ни мебели, ни ковров, ни занавесок, но зато на полу лежали несколько бутылок и груда одежды. В углу на тюфяке спала женщина, укрытая простыней и одеялом, спала, уткнувшись носом в подушку. Одна рука у нее съехала на пол, и как раз на расстоянии вытянутой руки перед ней лежали сигареты, коричневая сумочка и пепельница.
   Воздух здесь был тяжелый и затхлый, пахло спиртом, табаком, человеческим телом.
   Иенсен открыл окно.
   Женщина подняла голову и бессмысленно посмотрела на него.
   - Вы кто такой? - спросила она. - Какого черта вы здесь ковыряетесь?
   - Птичка, это сыщик, которого мы ждали весь день!- крикнул гитарист из соседней комнаты. - Известный сыщик, который явился уличить нас.
   - А пошел ты...- сказала женщина и опять уронила голову на подушку.
   Иенсен приблизился к тюфяку.
   - Предъявите ваше удостоверение личности,- сказал он.
   - А, пошел ты...- сонно сказала она лицом в подушку.
   Иенсен нагнулся, поднял сумочку и после недолгих поисков нашел удостоверение. Посмотрел анкетные сведения: девятнадцать лет. В верхнем правом углу Иенсен увидел две красные пометки, довольно отчетливые, хотя кто-то явно пытался стереть их. Две пометки означали два привода за пьянство. После третьего отправляют на принудительное лечение.
   Иенсен вышел из квартиры и в дверях сказал гитаристу:
   - Я вернусь ровно через пять минут. К этому времени потрудитесь одеться.
   Он спустился к машине и вызвал по радиотелефону полицейский автобус. Автобус прибыл через три минуты, и Иенсен с двумя полицейскими снова зашел в квартиру. Гитарист за это время успел надеть штаны и рубашку. Он сидел на подоконнике и курил. Женщина по-прежнему спала.
   Один из полицейских достал алкогольный тестер и, приподняв с подушки голову женщины, сунул ей в рот раструб прибора.
   - Дохните, - скомандовал он.
   Кристаллик в резиновом пузыре тотчас позеленел.
   - Одевайтесь,- сказал полицейский.
   Женщина сразу проснулась, села и дрожащими руками натянула простыню на грудь.
   - Нет, - сказала она. - Вы не смеете. Я ничего не сделала. Я здесь живу. Нет, вы не смеете. Не надо, ради бога, не надо.
   - Одевайтесь,- повторил полицейский с прибором и кончиком башмака придвинул ворох одежды к ее постели.
   - Не хочу!- закричала она и отшвырнула ворох чуть не до дверей.
   - Заверните ее в одеяло,- приказал комиссар Иенсен,- и поскорей.
   Она повернулась к нему резко, молча, испуганно. Правая щека у нее была красная и помятая от подушки, черные, коротко остриженные волосы сбились в ком.
   А Иенсен вышел в другую комнату. Гитарист по-прежнему сидел на подоконнике. Женщина плакала, пронзительно, взахлеб, и, должно быть, сопротивлялась, но все это заняло очень немного времени. Минуты через две полицейские одержали победу и увели ее. Иенсен заметил время по часам.
   - Неужели это было так необходимо?- спросил мужчина, не вставая с подоконника.
   Голос у него был звучный, но неуверенный, и руки дрожали.
   - Значит, это вы написали письмо?- спросил Иенсен.
   - Ну да, я же сознался. И давно сознался, черт побери.
   - Когда вы его отправили?
   - В воскресенье.
   - В какое время дня?
   - Вечером. Точно не помню.
   - До девяти или после?
   - По-моему, после. Я же вам сказал, что не помню точно.
   - Где вы составляли письмо?
   - Дома.
   - Здесь?
   - Нет, у родителей.
   - На какой бумаге?
   - На обыкновенной, белой.
   Голос его обрел твердость, он даже взглянул на Иенсена с некоторым пренебрежением.
   - На бумаге для машинки?
   - Нет, получше. На обрывке какого-то диплома.
   - А где вы его взяли?
   - Известно где - в издательстве, их много там валяется. Сотрудники, которые уходят по собственному желанию или получают под зад коленкой, награждаются перед уходом такими дипломами. Описать, как он выглядит?
   - Не стоит. Где вы его нашли?
   - Вам говорят, в издательстве.
   - А точнее?
   - Ну, валялся он, валялся, понимаете? Наверно, брали его для образца или еще зачем-нибудь.
   - На столе?
   - Может, и на столе. - Он задумался. - А может, на полке, не помню.
   - Когда это произошло?
   - Несколько месяцев назад. Хотите верьте, хотите нет, но я почти ничего не помню. Вот ей-богу. Одно могу сказать: не в этом году.
   - И вы взяли его с собой?
   - Да.
   - Для шутки?
   - Нет, я думал устроить хорошенький бенц.
   - Что устроить?
   - Ну, бенц. Это тоже вроде шутки. Выражение старое.
   - А какой именно шутки?
   - Да мало ли какой! Подписаться выдуманной фамилией, приклеить на первой странице голую девку и отправить какому-нибудь идиоту.
   - А когда у вас возникла идея написать письмо?
   - В воскресенье. Делать было нечего. Я и решил устроить у них небольшой переполох. Только ради забавы. Я даже и не думал, что они всерьез этим займутся.
   С каждой минутой голос его становился тверже и уверенней. Но вдруг он просительно добавил:
   - Ну откуда я мог знать, что начнется такая петрушка? У меня и в мыслях не было.
   - Каким клеем вы пользовались?
   - Своим собственным. Обычный клей.
   Иенсен кивнул.
   - Покажите мне ваше удостоверение личности.
   Тот достал его сразу. На удостоверении стояло шесть красных пометок, все перечеркнуты синим.
   - Задерживать меня не к чему. Я и так уже три раза подвергался принудительному лечению.
   Иенсен вернул ему документ.
   - А она нет,- добавил гитарист и кивком головы указал на дверь соседней комнаты. - Если разобраться, вы сами и виноваты во всем. Мы вас дожидались с прошлой ночи, а чем еще прикажете заниматься, пока ждешь? Терпеть не могу сидеть без дела. Бедная девочка.
   - Она что, ваша невеста?
   - Пожалуй, так.
   - Она здесь живет?
   - Обычно. Она правильная девка, душевная, только возни с ней много. У нее немножко устаревшие взгляды. А уж темперамент - прямо вихрь, если только вы понимаете, что я имею в виду.
   Иенсен кивнул.
   - Скажите, если бы дядя... если бы они не были так снисходительны и не сняли иск, о каком наказании могла бы идти речь?
   - Такие вещи решает суд,- ответил Иенсен. И закрыл блокнот.
   Его собеседник достал сигарету, закурил, спрыгнул с подоконника и стоял теперь, бессильно привались к стене.
   - Иногда вытворяешь черт-те что,- пробормотал он.- Счастье еще, что мне везет в жизни.
   Иенсен спрятал блокнот в карман и поглядел на дверь.
   - А перед тем как наклеить буквы, вы рвали газету?
   - Ну, разумеется.
   - И вырывали из нее буквы?
   - Да.
   - А не вырезали? Ножницами?
   Гитарист быстрым движением потер переносицу, затем провел пальцами по бровям, наморщил лоб и только после этого ответил:
   - Точно не могу сказать...
   - А вы попытайтесь.
   Пауза.
   - Не припомню.
   - Откуда вы отправили письмо?
   - Отсюда. Из города.
   - Точнее.
   - Ну, сунул в какой-то ящик.
   - Точнее. Где он находится?
   - А я почем знаю?
   - Значит, вы не знаете, где вы опустили письмо?
   - Сказал ведь, что в городе, а где точно, я не помню.
   - Значит, не помните?
   - Смешно было бы запоминать такие глупости. В городе полно почтовых ящиков, верно ведь?
   Иенсен не ответил.
   - Верно ведь?- переспросил гитарист, повышая голос.
   - Верно, верно.
   - Вот видите.
   - Но зато вы, конечно, помните, в какой части города это произошло?
   Иенсен рассеянно поглядел в окно. Гитарист пытался поймать его взгляд, но успеха не имел и потому, чуть наклонив голову, ответил:
   - Представьте себе, что не помню. А разве это имеет какое-нибудь значение?
   - Где живут ваши родители?
   - В восточной части города.
   - Может быть, и письмо вы опустили неподалеку от их дома?
   - Не знаю, слышите! Не все ли равно, где я его опустил?
   - А может быть, в южной части?
   - Да, черт возьми. То есть нет, не знаю.
   - Где вы опустили письмо?
   - Не знаю, черт подери, не знаю!-истерически выкрикнул гитарист и, внезапно оборвав крик, с шумом вздохнул. Потом после небольшой паузы сказал:-Я в тот вечер гонял по всему городу.
   - Один?
   - Да.
   - И вы не помните, где вы опустили письмо?
   - Не пом-ню. Сколько раз надо повторять, что я не помню?
   Он встал и принялся расхаживать по комнате мелкими, торопливыми шажками.
   - Не помните, значит?
   - Нет.
   - Итак, вы не знаете, в какой ящик вы опустили письмо.
   - Не-ет! - закричал он, больше не владея собой.
   - Одевайтесь и следуйте за мной,- приказал Иенсен.
   - Это куда еще?
   - В полицию, в шестнадцатый участок.
   - А вас не устроит, если я просто... просто запишу все это на бумаге? Завтра утром? У меня... у меня были другие планы на сегодняшний вечер.
   - Нет.
   - А если я откажусь следовать за вами?
   - Не имеете права. Вы арестованы.
   - Арестован? Да как вы смеете, черт вас подери! Они взяли иск обратно. Ясно вам? За что я, спрашивается, арестован?
   - За дачу ложных показаний.
   По дороге ни тот, ни другой не проронили ни слова. Арестант сидел на заднем сиденье, и Иенсен мог наблюдать за ним в зеркало, почти не поворачивая головы. Арестант заметно нервничал. Щурился под очками, моргал, а когда думал, что за ним не наблюдают, грыз ногти.
   Иенсен заехал во двор и отогнал машину к дверям подвала. Потом вылез из машины и провел арестованного мимо регистрационного стола, мимо камер, где за блестящими решетчатыми дверями сидели пьяницы - одни плакали, другие поникли в тупом оцепенении. Иенсен распахнул последнюю дверь и очутился вместе со своим подопечным в ярко освещенной комнате. Потолок здесь был белый, стены и пол тоже, а посреди комнаты стояла скамейка из белого бакелита.
   Арестант оглянулся вызывающе и в то же время растерянно и опустился на скамью. А Иенсен вышел и запер за собой дверь. У себя в кабинете он снял трубку, набрал три цифры и сказал:
   - Срочно направьте следователя в камеру-одиночку. Речь идет о ложных показаниях. Обвиняемый должен в этом сознаться,
   Иенсен повесил трубку, достал из нагрудного кармана белую карточку, выложил ее на стол и тщательно нарисовал в левом верхнем углу маленькую пятиконечную звездочку. Потом с не меньшим тщанием заполнил такими звездочками целую строку. Ниже последовала строка шестиконечных звезд, маленьких, одинакового размера. Доведя свой труд до конца, он подвел итог. В общей сложности он нарисовал одну тысячу двести сорок две звезды, из них шестьсот тридцать три пятиконечных и шестьсот девять шестиконечных. Изжога начала донимать Иенсена, к ней присоединились желудочные спазмы. Он развел щепотку соды и залпом выпил ее. Со двора доносились вопли и прочие шумы, там явно разыгрывалась баталия, но Иенсен даже не подумал выглянуть в окно.
   Телефон зазвонил через четыре часа двадцать пять минут.
   - Все ясно,- сказал следователь,- Конечно, он тут ни при чем, но пока я это из него выудил, столько пришлось попотеть...
   - А протокол допроса?
   - Уже подписан.
   - Мотивы?
   - Скорей всего деньги... Но в этом он до сих пор не сознался.
   - Отпустите его.
   - Передать дело в суд?
   - Нет.
   - Выжать из него, кто давал ему деньги?
   - Нет.
   - Теперь это будет нетрудно сделать.
   - Нет,- повторил Иенсен. - не надо.
   Иенсен положил трубку, разорвал испещренную звездами карточку и бросил обрывки в корзину для бумаг. Потом извлек список с девятью именами, перевернул страничку блокнота и написал: "№ 2. 42 года. Репортер. Разведенный. Ушел по собственному желанию".
   Потом Иенсен поехал домой и сразу лег, даже не поужинав.
   Устал он страшно, и, хоть изжога отпустила, он все равно еще долго ворочался, прежде чем заснуть.
   Итак, прошел пятый день, и прошел зря, без малейшей пользы.
   XVII
   - Это был не он, - сказал комиссар Иенсен начальнику полиции.
   - То есть как не он? В чем дело? Ведь он же сам говорил...
   - Он все выдумал.
   - И признался?
   - Да, только не сразу.
   - Итак, вы утверждаете, что этот человек сознался в преступлении, которого не совершил? Вы уверены, что не ошиблись?
   - Да.
   - Вам известно, почему он так поступил?
   - Нет.
   - Не кажется ли вам, что в этом случае необходимо установить причину?
   - Нет надобности.
   - Может, оно и к лучшему...- Казалось, начальник полиции обращается к себе самому.- Иенсен!
   - Слушаю.
   - Положение у вас незавидное. Ведь требование найти преступника остается в силе, насколько мне известно. А в запасе всего два дня. Успеете?
   - Не знаю.
   - Если вам не удастся решить эту задачу до понедельника, я не ручаюсь за последствия. Мне даже самому трудно их представить. Стоит ли напоминать вам об этом?
   - Нет.
   - Ваша неудача может обернуться неудачей и для меня.