— Все прошло бы нормально, если бы не этот маньяк, который ворвался в дом…
— Вы сказали — ворвался. Вы знали, что он проник с улицы? А может, он скрывался в доме? — Яна приковала к Денису испытующий взгляд.
— Об этом написано в газете, — он поднялся и, достав с полки несколько газет, положил их на столик и снова сел в кресло.
Пошелестев широкими листами, он протянул один из них Яне.
— Вот маленькая заметка, — указал он пальцем.
И правда, на последней полосе газеты была помещена заметка о случившемся в доме Санталовых.
— Да, — Яна пробежала глазами текст, — это я сказала лейтенанту Руденко, что преступник проник с улицы. Он, видите ли, всегда делает вид, что не верит мне, а, не успев проверить информацию, сообщает журналистам то, что явилось мне в момент озарения.
Яна нарочно заговорила об озарении — ей любопытна была реакция Гулько. Он заинтересованно посмотрел на нее, в его глазах стояла тень недоверия, прихотливо смешанного тем не менее с дружелюбием и приязнью.
— Я не сказала вам, что я экстрасенс, а вы не спросили меня, на основании чего я пришла к вам с вопросами, — улыбнулась Яна, доставая колоду. — Видите, это мой инструмент.
Она достала карту “Чтение”, позволявшую ей читать настроение и общий ход мыслей собеседника и, положив на нее ладонь, попробовала, глядя на удивленного Дениса из-под полуопущенных век, угадать его эмоции.
— Вы не очень-то рады мне, — наконец произнесла она, — но привыкли соблюдать приличия. Вас не привлекает перспектива говорить об этом деле, но вы боитесь, что если откажете мне, то я заподозрю вас. Пустое, дорогой друг, — лукаво улыбнулась Яна. — Вы — случайный человек в доме Санталовых, и вы мне интересны только в качестве очевидца происшедшего на этой вечеринке. Вы меня понимаете?
Заерзавший было Денис понимающе заулыбался.
— У вас не было мотива желать смерти Санталову и его жене, ведь так? — она пронизала его острым взглядом.
— Нет, — вяло улыбнулся Денис, разводя руками.
— А внутри вас что-то гложет, какое-то тайное недовольство, словно вы что-то упустили, — продолжала вещать Яна, — некая досада…
— У каждого в жизни есть повод погоревать, — уклончиво ответил Денис. — У меня такое впечатление, что меня посетила цыганка.
— Ладно, — Яна сделала глоток соку, — мы немного отвлеклись. Так что было на этой вечеринке?
— Мы выпили, шутили, потом все как-то сразу оказались раздетыми… Все менялись местами, сначала я был с этой…
— Настей? — подсказала Милославская.
— Да, — кивнул Денис, — потом с Оксаной.
— Между Санталовым и его женой не возникало каких-то недоразумений.., из-за ревности, например?
— Нет. Он больше увлекался этой проституткой, а Оксана — мной, — с пренебрежительным самодовольством ответил Денис.
— Или вы не помните, или говорите не правду, — снисходительно заметила Яна.
— Вы о чем?
— Оксана разбила бокал о стену, потом, когда вы были в спальне, она отпихнула мужа ногой.
— Да вы-то откуда знаете? — изумился Денис, видимо, вспоминать о подробностях этой вечеринки ему было неприятно.
— Я же вам сказала, что я экстрасенс, — изобразила легкое кокетливое сожаление Яна, — или вы мне не верите?
Ее рот сам собой сложился в тонкую усмешку.
— Тогда вам незачем расспрашивать людей — вы сами все можете видеть, — через силу улыбнулся Денис.
— Вы остались с Оксаной в спальне, а Санталов с Настей куда-то исчезли. Что было потом?
— Они вернулись минут через двадцать, по-моему, между ними произошла сцена, они уже не были в том беспечном, благодушном настроении, в котором нас покинули… Потом все перебрались в гостиную, Настя куда-то вышла. А еще минут через пять-семь дверь распахнулась, и в комнату ворвался человек в маске и начал палить в нас из пистолета.
— Это был мужчина?
— Я же сказал, человек был в маске, — пояснил Денис.
— Ну-у, — Милославская развернула правую руку ладонью вверх и слегка отвела ее в сторону, — ведь маской было закрыто только лицо. Неужели по фигуре, по движениям нельзя определить, кто это был? Вообще, в какой одежде был нападавший?
— На нем был такой широкий плащ, ну, знаете, какие носят военные, — неуверенно сказал Гулько.
— Угу, — кивнула Яна, — значит, фигуры тоже не было видно. Ну, а двигался он как: резко, как мужчина, или мягко, как женщина?
— Понимаете, я был слегка навеселе, мягко говоря, — после недолгой паузы произнес Гулько, — потом, мы все были немного утомлены… Но если вы хотите знать мое мнение, то стреляла женщина.
— Почему вы так думаете?
— Ну вот, — усмехнулся Денис, — сначала вы просто клещами вытягиваете из меня, что я думаю, а потом спрашиваете, почему я думаю именно так. Вот вы сказали, что вы экстрасенс. Вы всегда можете объяснить, как и почему у вас бывает то или иное видение там или озарение? Наверное, нет, — он сам ответил за Яну, не дожидаясь, пока она заговорит. — Так же и я в том случае. Просто мне показалось, что в движениях человека в маске было что-то женственное, какая-то неуверенность, что ли…
— Хорошо, — поддержала его Милославская, — и как она — условно говоря, будем считать этого человека женщиной — действовала?
— Как действовала? — переспросил Гулько и почесал затылок. — Я, в общем-то, даже не заметил, как она появилась в гостиной, не обратил внимание на то, что хлопнула дверь. Просто, когда раздался первый выстрел, повернул голову в ту сторону.
— Сначала она выстрелила в Санталова?
— Да, — кивнул Гулько, — потом в Оксану — это я уже видел, а потом понял, что следующий выстрел будет в меня, и инстинктивно отпрянул в сторону и затаился. Это, наверное, меня и спасло. Видимо, преступник подумал, что я мертв, и выбежал из дома.
— Вы не пытались его преследовать?
— Да что вы! — снова усмехнулся Денис. — Боль в руке была адская. Возможно, я даже на какое-то время потерял сознание.
— Это ведь вы потом позвонили в милицию?
— Я.
— А не боялись, что подозрение может упасть на вас? — как бы невзначай задала вопрос Милославская, наблюдая исподволь за реакцией Гулько.
— На меня? — он засмеялся, придерживая здоровой рукой раненую. — Вы шутите? Я что же, по-вашему, выстрелил в Санталовых, а потом еще и в себя?
— Ну, всякое бывает. Кстати, — Яна решила перевести разговор в другое русло, — можно узнать, чем вы зарабатываете себе на жизнь? — Она обвела взглядом комнату. — У вас неплохая квартира, дорогая мебель…
— Вообще-то у меня, конечно, есть специальность, — произнес Денис, — но в данный момент, я, как говорится, временно безработный. А с квартирой и мебелью мне помог отец — он замдиректора одной коммерческой фирмы.
— Что ж, — Милославская допила сок и поднялась с кресла, — не буду больше вас утомлять своими расспросами. И спасибо, что поговорили со мной.
— Ну что вы, — улыбнулся Гулько, — я же тоже пострадавший, и в моих интересах, чтобы преступник был найден.
— До свидания, — Милославская направилась к выходу, но на полпути остановилась, повернувшись к Денису. — Кстати, вы знаете, что Настю Парамонову нашли?
— Нашли? — удивился Гулько. — И что же она говорит?
— К сожалению, она ничего не говорит, — посерьезнела Милославская.
— Почему? — Денис как-то растерянно поглядывал по сторонам, словно ища поддержки неизвестно у кого и неизвестно в чем. Он стоял перед Яной, такой стройный и даже красивый, поглаживая перебинтованную руку.
— Потому что кто-то убил ее, — помолчав немного, ответила Милославская.
— Ох ты, — Гулько присвистнул от изумления, — кто же это мог сделать?
— Возможно, тот же человек, который стрелял в доме Санталовых. — Она развернулась и вышла из квартиры, оставив недоумевающего Дениса стоять посреди комнаты.
Рассеянно разглядывая трупные пятна асфальта, обнаженные сползающим постепенно снегом, она не могла понять, что ее тревожило в состоявшемся только что разговоре с Гулько. Он так старательно отвечал на все ее вопросы… Нервничал, конечно, но его можно понять, не так уж часто попадаешь в ситуации, когда какой-то маньяк целится в тебя из пистолета… Или же все-таки это была женщина?
Милославская никак не могла организовать непрерывный поток размышлений: мысли прыгали, как дикие горные козы, не желая подчиняться хоть какому-то порядку. Настя исчезла за несколько минут до покушения. Потом появляется убийца и начинает методично расстреливать всех присутствующих на вечеринке. Маска. Зачем нужна маска, если никого не собирались оставлять в живых? Кого хотели убить в первую очередь, если вообще была какая-то очередность? Многое могла бы прояснить Оксана, если бы очнулась и смогла говорить.
Труп Парамоновой в погребе заброшенного дома. Кто убил ее? Связано ли ее убийство с расстрелом в доме Санталовых? Вопросов было, как вшей на бродячей собаке, а вместо ответов одни только предположения.
Яна расслабилась и позволила мыслям течь свободно, без напряжения: так, как им заблагорассудится, не останавливаясь ни на чем. Немного погодя она вынула колоду и достала “Джокера”.
Положив ладонь на карту, Милославская сидела, не замечая пронизывающего ветра и не торопя событий. Она даже не стала закрывать глаза, а просто слегка расслабила веки, глядя на черный ствол старого вяза, по голым ветвям которого задорно скакали воробьи. Корявая кора дерева вдруг зашевелилась, словно по ней ползли тысячи ядовитых змей. Их было такое огромное количество, что ствол дерева становился все толще и толще и наконец превратился в сплошную шевелящуюся стену. Затем шевеление прекратилось, будто змеи отравили себя своим собственным ядом и окаменели. На фоне стены появилось небольшое светлое пятно, постепенно увеличивающееся в размерах.
И вскоре перед Яной предстало изображение женского лица. Удивительно пропорционального, светящегося странной беззаботностью. Отсутствие каких-либо морщинок, гладкая упругость плоти и неестественная белизна заставили Яну засомневаться, что это живая женщина, скорее скульптура. Рельефно пустые глазницы служили дополнительным доказательством того, что перед ней статуя.
Безоблачное, даже где-то туповатое выражение ее лица заставляло думать об античной маске, покрывающей глянцем застывшего совершенства лики греческих шедевров. В неуловимой улыбке, тронувшей уголки губ женщины, сквозила легкая насмешка, словно говорящая о превосходстве. Снисходительно-лукавый взгляд, который мастеру удалось запечатлеть в таком грубом материале, как камень, был полуопущен.
На этот раз картинка задержалась на несколько секунд дольше обычного. И этого промежутка Яне хватило на то, чтобы понять, что перед ней лик статуи. Видение исчезло, а Яна еще долгое время сидела с закрытыми глазами. “Джокер” снова подкинул ей сюрприз. Она не понимала смысла этого видения, и только в глухом дальнем уголке ее сознания теплилась уверенность в том, что оно возникло непроста. Несмотря на то, что “Джокер” не требовал много сил, Яна чувствовала настоятельную потребность в отдыхе. Она отправилась домой, где вытянулась на диване и проспала до вечера.
Падение карты послужило для Яны сигналом. Она села, положила на нее руку и прикрыла веки. В теле была приятная легкость, казалось, она помолодела на несколько лет. Электрические токи, потекшие по ее ладони, убедили, что карта действует. Яна услышала странный гул и вскоре из мрака вылетела серая птица. Ее крылья свернулись в ленту, несказанно вытянувшись при этом, — это было сиюминутное превращение. И вот перед глазами Яны побежала пленка, она ежесекундно свивалась, развивалась, летела, издавая при этом характерный свист, переходящий в скрип. И вдруг вереница темных, “непроявленных” кадров, текущих сплошной струей, разомкнулась, остановилась на одном отрезке, и Яна сначала зажмурилась, ослепленная ядовито ярким светом, а потом снова “открыла” глаза, почувствовав, как по векам скользнула спасительная ласковая тень.
Яна путешествовала по тускло освещенному коридору. Его гулкая пустота наводила на мысль о каком-то казенном заведении. Больница — мелькнуло в сознании, когда она “пролетела” над облаченной в белый халат женщиной, с деловитой поспешностью вывернувшей из-за угла и пошедшей навстречу. Яна пронеслась мимо приоткрытой двери, откуда доносилось отточенно-холодное позвякивание инструментов. Взгляд ее зацепился на вывеске “Ординаторская”. Мимо скользили двери, пока Яна, повинуясь какой-то странной силе, не толкнула самую последнюю.
Здесь было еще темнее, чем в коридоре. Яна тут же почувствовала чье-то присутствие. На застеленной белыми простынями кровати под большим клетчатым одеялом лежала женщина. Яна никак не могла рассмотреть ее лица — оно расплывалось, подобно диску луны в дождливо-пасмурную погоду. Яна силилась “собрать” по частям это ускользающее лицо, слепить из его плавающих окружностей полное, отчетливое изображение, но ей не удавалось это сделать.
Круги и овалы, искривленные, наполовину слитые с влажной туманной завесой, медленно вращались, словно обручи на талии гимнастки, не складываясь в определенную картину. Яна даже почувствовала легкое головокружение.
Но нет, не присутствие этой женщины наполнило грудь Яны смутным чувством тревоги, которое неукоснительно росло и давило. Яна видела чью-то тень, стерегущую в углу. Тень приближалась, в темной руке что-то мелькнуло, ударив Яне в глаза острым отблеском. Теперь Яна была сплошной золотисто-бронзовой сетчаткой, на которой плавились черные разводы. Тень превратилась в осьминога, в его щупальца было вложено что-то, напоминающее ножницы, или ножницами стали сами щупальца…
У Яны защемило сердце. Блестящие концы приближались к переливчато мерцающему в приглушенном освещении лабиринту трубок. Яна вздрогнула, потом, оглушенная страхом, распахнула глаза. Ее руки дрожали, по лицу струился пот.
Она схватила телефонную трубку.
— Алло, мне Руденко, — прерывистым голосом сказала она, не узнав собеседника.
— Это я. Слушаю, — отозвался тот.
— В какой больнице Санталова?
— Что еще? — недовольно спросил Три Семерки.
— Говори быстрее — вопрос жизни и смерти! — неистово крикнула Яна.
— Да что на тебя нашло? — судорожно ухмыльнулся Руденко.
— Сеня, — умоляюще и одновременно угрожающе произнесла Яна, — в какой она больнице?
— В Третьей городской, — пробубнил озадаченный лейтенант. — Тебе-то на что?
— В каком отделении и палате? — домогалась Милославская.
Руденко выдал нужную информацию.
— Подъезжай туда. Срочно, — снова повысила голос Милославская и бросила трубку на рычаг.
У нее, как она чувствовала, было мало времени. Она лихорадочно стала собираться. Джинсы, свитер, ботинки. Одев на Джемму ошейник с поводком, Яна пулей вылетела из дома. Машину поймать удалось, простояв минут пять на обочине. Она сунула парню, сидевшему за рулем новенькой белой “семерки”, пятьдесят рублей, и скомандовала:
— Третья городская больница. Парень пожал плечами, одарив Яну взглядом, в котором недоумение соседствовало с насмешливой снисходительностью.
— Третья так третья, — гнусаво просипел он и нажал на педаль акселератора. — Собачка-то не покусает?
— Не беспокойтесь, — отозвалась взволнованная Яна. — Если можно, быстрее, как можно быстрее…
Она вперила взгляд в полетевшую за окном ленту быстро сменяющих друг друга пейзажей. Вот уже съехали с горы, вот уже замелькали новостройки, девятиэтажные панельные дома, несколько монолитных четырнадцатиэтажных свечек, горящие огнями придорожные мини-маркеты, похожие на аквариумы с подсветкой.
— Приехали, — парень остановил “семерку” напротив главного входа в больницу.
Яна поблагодарила его, выпустила Джемму и вышла сама. Перебравшись через трамвайные пути, Милославская миновала тяжелые чугунные ворота, которые были не заперты, и вошла на территорию больницы. От ворот было видно несколько корпусов, казавшихся наполовину вымершими; кое-где в окнах горел слабый свет, остальные чернели, словно старые засохшие язвы. Где-то в глубине сознания Яна чувствовала, что она еще не опоздала, но нужно торопиться.
— Рядом, — скомандовала она Джемме, которая послушно пошла возле ее левой ноги. Нервозность Милославской передалась и собаке, но она только тихонько поскуливала, как бы спрашивая у хозяйки, что же ей нужно делать.
— Спокойно, Джемма, спокойно, — Яна Борисовна успокаивала скорее себя, чем собаку. Она быстро добралась до центрального корпуса, узнала у дежурной сестры, где находится четвертое хирургическое отделение, и направилась туда.
— Так ведь прием давно закончился, — крикнула ей вслед сестра, но Яна уже не слышала ее.
Она почти бегом преодолела двести метров, разделявшие корпуса, и открыла входную дверь.
Несколько помещений у входа оказались совсем пустыми, но наконец Милославекая вышла в коридор, где стоял стол дежурной. Здесь же находился охранник — молодой парень, в защитного цвета костюме с пустыми серыми глазами. Он сидел почти вплотную к дежурной — совсем юной особе в салатовом халате с вечерним макияжем на длинном бледном лице.
Когда Милославская появилась в коридоре, охранник вздрогнул и слегка отстранился от медсестры.
— Добрый вечер, — Милославская приблизилась к столу, за которым сидела сестричка. — Санталова Оксана в реанимации. С ней все в порядке?
— Гражданочка, — недовольно посмотрела на нее сестричка, передернув плечами, — что это вы врываетесь по ночам? Прием давно окончен.
— Девушка, — умоляюще посмотрела на нее Милославская, — мне срочно нужно ее увидеть. Она в опасности.
— Господи! — взвилась сестра, увидев Джемму, которая стояла рядом с Яной, задорно помахивая обрубком хвоста. — Да вы с собакой! Ну-ка, выйдите отсюда сейчас же. Развели, понимаешь, антисанитарию! Эдик, ну что ты смотришь? — она укоризненно взглянула на охранника.
— Выходим, дамочка, выходим, — поднялся Эдик, постукивая пальцами по рукоятке дубинки, заткнутой за пояс.
— Да поймите вы, человек в опасности! — повысила голос Милославская, не тронувшись с места.
Джемма, почуяв неладное, перестала вилять хвостом и внимательно посмотрела сначала на хозяйку, а потом на Эдика, подошедшего почти вплотную к Яне.
— Убери животное, — сквозь зубы процедил охранник, косясь на Джемму, — и двигай отсюда.
— Приемные часы с одиннадцати до часу, — визгливым голосом добавила сестричка. — Приходите завтра.
— Слушайте, — торопливо сказала Милославская, переводя взгляд с сестрички на охранника, — я собаку оставлю на улице, только ради бога пропустите меня в палату, ладно? Я на одну минуточку, только посмотрю — и сразу назад.
— Ну что, Марина? — Охранник вопросительно посмотрел на дежурную сестру.
— Эдик, — состроив презрительную гримасу, ответила Марина, — ты же знаешь, что приемные часы давно закончились. Да меня главный, если узнает, в два счета с работы выкинет. И запри за ней дверь, — добавила она.
— Выходим, выходим, — грудью стал теснить Милославскую к выходу охранник.
Джемма тихонько зарычала и продемонстрировала огромные белые клыки.
Эдик остановился. Видно было, что, в принципе, ему не светит связываться с этой припозднившейся посетительницей, а тем более с ее собакой, но у него за спиной сидела Маринка, с которой сегодня ночью он бы мог неплохо скоротать время, поэтому отступить просто так он не мог.
— Забери собаку, — прошептал он Яне, положив руку на рукоятку дубинки, — не положено.
— Эдик, — Яна постаралась найти общий язык с охранником, — давай с тобой договоримся, что я останусь здесь, а ты сам поднимешься в палату к Санталовой и все там хорошенько проверишь, ладно?
— Не положено, — Эдик уже вынул дубинку из-за пояса и легонечко похлопывал ей по ладони левой руки.
"Нужно что-то делать”, — поняла Яна, глядя в его пустые глаза. Она сделала шаг вправо-вперед и резко, двумя руками, толкнула охранника в грудь, а сама, не обращая внимания на визгливые окрики медсестры, бросилась в глубь коридора. Не ожидая такого напора, Эдик отлетел назад, ударившись головой о стену. Удар оказался не слишком сильным, поэтому, помотав головой, Эдик быстро пришел в себя. Джемма, словно ниточка за иголкой, кинулась вслед за хозяйкой, по пути слегка зацепив корпусом медсестру и сбив ее с ног.
— Джемма, — скомандовала Милославская, на минуту остановившись, — никого за мной не пускай.
Сама же, добежав до лестницы, метнулась на четвертый этаж, где находилась реанимация. Преодолев несколько десятков метров полутемного коридора, открыла дверь, на которой не было никакой таблички. В тусклом свете ночника Яна увидела обстановку палаты-люкс. Кроме обычного больничного оборудования, в помещении стояли мягкий диван, два кресла, холодильник и небольшой импортный телевизор. На высокой кровати, прикрытая одеялом, лежала женщина, бледное лицо которой тускло поблескивало в свете, проникавшем через полуопушенные шторы. На спинке кровати была прикреплена табличка с именем Оксаны Санталовой. Ниже — кривая, вычерченная синим фломастером, показывала движение температуры. По обе стороны кровати на высоких стойках были закреплены два флакона с прозрачной жидкостью, трубки из которых были присоединены к венам, ноздрям и рту больной. На темном экране какого-то прибора в такт биению сердца вздрагивала зеленая кривая линия.
"Жива”, — с облегчением вздохнула Милославская и, обойдя палату по периметру, опустилась на диван. Что-то надо было предпринимать, только вот что, Яна пока не знала. “Скоро должен появиться Руденко, — вспомнила она, — нужно дать Джемме соответствующую команду, чтобы пропустила его”. Она встала и направилась к двери, но тут вдруг какое-то странное чувство остановило ее. Прислушавшись, она уловила шаги человека, крадущегося по коридору. Осторожно подойдя вплотную к двери, она прислушалась.
Шаги приближались к палате, в которой она находилась. Незнакомец — она поняла, что шел мужчина, — остановился с противоположной стороны и, помедлив несколько секунд, повернул рукоятку. Стараясь не шуметь, Яна буквально вдавилась в стену и скользнула вдоль нее в сторону.
Дверь открылась. В образовавшемся проеме появился темный силуэт. Он скользнул в палату, не забыв прикрыть за собой дверь, и медленно направился к кровати, на которой лежала Санталова. В руках у незнакомца сверкнул странный, раздвоенный предмет. Через несколько мгновений Милославская скорее вспомнила, чем увидела, что это два заостренных конца стальных ножниц, которые явились ей в видении.
Мужчина был в больничном халате и в ботинках на мягкой подошве. Он приблизился к постели больной, поднес ножницы к трубке, присоединенной к вене, и сначала пощелкал ножницами в воздухе. Милославская даже не успела ничего толком понять. Нет, то, что сейчас может произойти нечто непоправимое, она понимала хорошо, но что можно предпринять? Какая-то неведомая сила вдавила ее в стену, не давая возможности пошевелиться. Еще одно мгновение — и незнакомец перережет трубку.
— Не-ет! — Милославской показалось, что ее слышно на всех этажах больницы, на самом деле это прозвучало как шепот. Но этот шепот произвел на незнакомца такое действие, словно его ударили кнутом. Он резко отпрянул от кровати, суетливо начал озираться по сторонам, и прошло несколько секунд, прежде чем он заметил Милославскую.
— Кто ты такая? — Он зажал ножницы в кулаке и двинулся на Яну.
"Джемма, ко мне, на помощь!” — скомандовала Милославская про себя, мысленно показывая собаке дорогу. Она не сомневалась, что Джемма приняла ее телепатический сигнал и уже спешит на выручку, но нужно было, чтобы собака успела до того, пока этот маньяк не вонзил ей в живот свои ножницы.
Она не видела лица незнакомца, но прекрасно чувствовала намерения.
— Стой, — негромко произнесла она, — тебе лучше убраться побыстрее, здесь сейчас будет милиция.
— Чего ты несешь? — услышала она злобный шепот.
Милославской даже показалось, что она чувствует дыхание, исходящее изо рта мужчины. Но дело было сделано: на какое-то мгновение он замер. В ту же секунду дверь в палату распахнулась под мощным ударом, и Яна поняла, что спасена. Джемма, не обращая внимания на ножницы, которые незнакомец машинально выставил перед собой, кинулась на него. В мужчине, наверное, тоже проснулся животный инстинкт, и он понял, что с этим зверем ему не справиться. Схватив стул, он попытался им защититься, но Джемма сбила его с ног. Со страшным грохотом незнакомец упал на пол и подтянул ноги к подбородку.
— Помогите, спасите, о-ой, мать твою! — заорал он в тот момент, когда Джемма сомкнула свои клыки у него на запястье.
— Джемма, фу! — приказала Милославская, зная, что той ничего не стоит покалечить человека.
Собака послушно разжала зубы и подошла к хозяйке, будто спрашивая: ну, что дальше-то?
— Вы сказали — ворвался. Вы знали, что он проник с улицы? А может, он скрывался в доме? — Яна приковала к Денису испытующий взгляд.
— Об этом написано в газете, — он поднялся и, достав с полки несколько газет, положил их на столик и снова сел в кресло.
Пошелестев широкими листами, он протянул один из них Яне.
— Вот маленькая заметка, — указал он пальцем.
И правда, на последней полосе газеты была помещена заметка о случившемся в доме Санталовых.
— Да, — Яна пробежала глазами текст, — это я сказала лейтенанту Руденко, что преступник проник с улицы. Он, видите ли, всегда делает вид, что не верит мне, а, не успев проверить информацию, сообщает журналистам то, что явилось мне в момент озарения.
Яна нарочно заговорила об озарении — ей любопытна была реакция Гулько. Он заинтересованно посмотрел на нее, в его глазах стояла тень недоверия, прихотливо смешанного тем не менее с дружелюбием и приязнью.
— Я не сказала вам, что я экстрасенс, а вы не спросили меня, на основании чего я пришла к вам с вопросами, — улыбнулась Яна, доставая колоду. — Видите, это мой инструмент.
Она достала карту “Чтение”, позволявшую ей читать настроение и общий ход мыслей собеседника и, положив на нее ладонь, попробовала, глядя на удивленного Дениса из-под полуопущенных век, угадать его эмоции.
— Вы не очень-то рады мне, — наконец произнесла она, — но привыкли соблюдать приличия. Вас не привлекает перспектива говорить об этом деле, но вы боитесь, что если откажете мне, то я заподозрю вас. Пустое, дорогой друг, — лукаво улыбнулась Яна. — Вы — случайный человек в доме Санталовых, и вы мне интересны только в качестве очевидца происшедшего на этой вечеринке. Вы меня понимаете?
Заерзавший было Денис понимающе заулыбался.
— У вас не было мотива желать смерти Санталову и его жене, ведь так? — она пронизала его острым взглядом.
— Нет, — вяло улыбнулся Денис, разводя руками.
— А внутри вас что-то гложет, какое-то тайное недовольство, словно вы что-то упустили, — продолжала вещать Яна, — некая досада…
— У каждого в жизни есть повод погоревать, — уклончиво ответил Денис. — У меня такое впечатление, что меня посетила цыганка.
— Ладно, — Яна сделала глоток соку, — мы немного отвлеклись. Так что было на этой вечеринке?
— Мы выпили, шутили, потом все как-то сразу оказались раздетыми… Все менялись местами, сначала я был с этой…
— Настей? — подсказала Милославская.
— Да, — кивнул Денис, — потом с Оксаной.
— Между Санталовым и его женой не возникало каких-то недоразумений.., из-за ревности, например?
— Нет. Он больше увлекался этой проституткой, а Оксана — мной, — с пренебрежительным самодовольством ответил Денис.
— Или вы не помните, или говорите не правду, — снисходительно заметила Яна.
— Вы о чем?
— Оксана разбила бокал о стену, потом, когда вы были в спальне, она отпихнула мужа ногой.
— Да вы-то откуда знаете? — изумился Денис, видимо, вспоминать о подробностях этой вечеринки ему было неприятно.
— Я же вам сказала, что я экстрасенс, — изобразила легкое кокетливое сожаление Яна, — или вы мне не верите?
Ее рот сам собой сложился в тонкую усмешку.
— Тогда вам незачем расспрашивать людей — вы сами все можете видеть, — через силу улыбнулся Денис.
— Вы остались с Оксаной в спальне, а Санталов с Настей куда-то исчезли. Что было потом?
— Они вернулись минут через двадцать, по-моему, между ними произошла сцена, они уже не были в том беспечном, благодушном настроении, в котором нас покинули… Потом все перебрались в гостиную, Настя куда-то вышла. А еще минут через пять-семь дверь распахнулась, и в комнату ворвался человек в маске и начал палить в нас из пистолета.
— Это был мужчина?
— Я же сказал, человек был в маске, — пояснил Денис.
— Ну-у, — Милославская развернула правую руку ладонью вверх и слегка отвела ее в сторону, — ведь маской было закрыто только лицо. Неужели по фигуре, по движениям нельзя определить, кто это был? Вообще, в какой одежде был нападавший?
— На нем был такой широкий плащ, ну, знаете, какие носят военные, — неуверенно сказал Гулько.
— Угу, — кивнула Яна, — значит, фигуры тоже не было видно. Ну, а двигался он как: резко, как мужчина, или мягко, как женщина?
— Понимаете, я был слегка навеселе, мягко говоря, — после недолгой паузы произнес Гулько, — потом, мы все были немного утомлены… Но если вы хотите знать мое мнение, то стреляла женщина.
— Почему вы так думаете?
— Ну вот, — усмехнулся Денис, — сначала вы просто клещами вытягиваете из меня, что я думаю, а потом спрашиваете, почему я думаю именно так. Вот вы сказали, что вы экстрасенс. Вы всегда можете объяснить, как и почему у вас бывает то или иное видение там или озарение? Наверное, нет, — он сам ответил за Яну, не дожидаясь, пока она заговорит. — Так же и я в том случае. Просто мне показалось, что в движениях человека в маске было что-то женственное, какая-то неуверенность, что ли…
— Хорошо, — поддержала его Милославская, — и как она — условно говоря, будем считать этого человека женщиной — действовала?
— Как действовала? — переспросил Гулько и почесал затылок. — Я, в общем-то, даже не заметил, как она появилась в гостиной, не обратил внимание на то, что хлопнула дверь. Просто, когда раздался первый выстрел, повернул голову в ту сторону.
— Сначала она выстрелила в Санталова?
— Да, — кивнул Гулько, — потом в Оксану — это я уже видел, а потом понял, что следующий выстрел будет в меня, и инстинктивно отпрянул в сторону и затаился. Это, наверное, меня и спасло. Видимо, преступник подумал, что я мертв, и выбежал из дома.
— Вы не пытались его преследовать?
— Да что вы! — снова усмехнулся Денис. — Боль в руке была адская. Возможно, я даже на какое-то время потерял сознание.
— Это ведь вы потом позвонили в милицию?
— Я.
— А не боялись, что подозрение может упасть на вас? — как бы невзначай задала вопрос Милославская, наблюдая исподволь за реакцией Гулько.
— На меня? — он засмеялся, придерживая здоровой рукой раненую. — Вы шутите? Я что же, по-вашему, выстрелил в Санталовых, а потом еще и в себя?
— Ну, всякое бывает. Кстати, — Яна решила перевести разговор в другое русло, — можно узнать, чем вы зарабатываете себе на жизнь? — Она обвела взглядом комнату. — У вас неплохая квартира, дорогая мебель…
— Вообще-то у меня, конечно, есть специальность, — произнес Денис, — но в данный момент, я, как говорится, временно безработный. А с квартирой и мебелью мне помог отец — он замдиректора одной коммерческой фирмы.
— Что ж, — Милославская допила сок и поднялась с кресла, — не буду больше вас утомлять своими расспросами. И спасибо, что поговорили со мной.
— Ну что вы, — улыбнулся Гулько, — я же тоже пострадавший, и в моих интересах, чтобы преступник был найден.
— До свидания, — Милославская направилась к выходу, но на полпути остановилась, повернувшись к Денису. — Кстати, вы знаете, что Настю Парамонову нашли?
— Нашли? — удивился Гулько. — И что же она говорит?
— К сожалению, она ничего не говорит, — посерьезнела Милославская.
— Почему? — Денис как-то растерянно поглядывал по сторонам, словно ища поддержки неизвестно у кого и неизвестно в чем. Он стоял перед Яной, такой стройный и даже красивый, поглаживая перебинтованную руку.
— Потому что кто-то убил ее, — помолчав немного, ответила Милославская.
— Ох ты, — Гулько присвистнул от изумления, — кто же это мог сделать?
— Возможно, тот же человек, который стрелял в доме Санталовых. — Она развернулась и вышла из квартиры, оставив недоумевающего Дениса стоять посреди комнаты.
* * *
Очутившись на улице, Яна подняла воротник пальто, закрываясь от поднявшегося весеннего, но все еще довольно холодного ветра, дующего с постоянством, достойным лучшего применения, и, сделав несколько шагов, опустилась на деревянную скамейку, врытую в землю возле подъезда.Рассеянно разглядывая трупные пятна асфальта, обнаженные сползающим постепенно снегом, она не могла понять, что ее тревожило в состоявшемся только что разговоре с Гулько. Он так старательно отвечал на все ее вопросы… Нервничал, конечно, но его можно понять, не так уж часто попадаешь в ситуации, когда какой-то маньяк целится в тебя из пистолета… Или же все-таки это была женщина?
Милославская никак не могла организовать непрерывный поток размышлений: мысли прыгали, как дикие горные козы, не желая подчиняться хоть какому-то порядку. Настя исчезла за несколько минут до покушения. Потом появляется убийца и начинает методично расстреливать всех присутствующих на вечеринке. Маска. Зачем нужна маска, если никого не собирались оставлять в живых? Кого хотели убить в первую очередь, если вообще была какая-то очередность? Многое могла бы прояснить Оксана, если бы очнулась и смогла говорить.
Труп Парамоновой в погребе заброшенного дома. Кто убил ее? Связано ли ее убийство с расстрелом в доме Санталовых? Вопросов было, как вшей на бродячей собаке, а вместо ответов одни только предположения.
Яна расслабилась и позволила мыслям течь свободно, без напряжения: так, как им заблагорассудится, не останавливаясь ни на чем. Немного погодя она вынула колоду и достала “Джокера”.
Положив ладонь на карту, Милославская сидела, не замечая пронизывающего ветра и не торопя событий. Она даже не стала закрывать глаза, а просто слегка расслабила веки, глядя на черный ствол старого вяза, по голым ветвям которого задорно скакали воробьи. Корявая кора дерева вдруг зашевелилась, словно по ней ползли тысячи ядовитых змей. Их было такое огромное количество, что ствол дерева становился все толще и толще и наконец превратился в сплошную шевелящуюся стену. Затем шевеление прекратилось, будто змеи отравили себя своим собственным ядом и окаменели. На фоне стены появилось небольшое светлое пятно, постепенно увеличивающееся в размерах.
И вскоре перед Яной предстало изображение женского лица. Удивительно пропорционального, светящегося странной беззаботностью. Отсутствие каких-либо морщинок, гладкая упругость плоти и неестественная белизна заставили Яну засомневаться, что это живая женщина, скорее скульптура. Рельефно пустые глазницы служили дополнительным доказательством того, что перед ней статуя.
Безоблачное, даже где-то туповатое выражение ее лица заставляло думать об античной маске, покрывающей глянцем застывшего совершенства лики греческих шедевров. В неуловимой улыбке, тронувшей уголки губ женщины, сквозила легкая насмешка, словно говорящая о превосходстве. Снисходительно-лукавый взгляд, который мастеру удалось запечатлеть в таком грубом материале, как камень, был полуопущен.
На этот раз картинка задержалась на несколько секунд дольше обычного. И этого промежутка Яне хватило на то, чтобы понять, что перед ней лик статуи. Видение исчезло, а Яна еще долгое время сидела с закрытыми глазами. “Джокер” снова подкинул ей сюрприз. Она не понимала смысла этого видения, и только в глухом дальнем уголке ее сознания теплилась уверенность в том, что оно возникло непроста. Несмотря на то, что “Джокер” не требовал много сил, Яна чувствовала настоятельную потребность в отдыхе. Она отправилась домой, где вытянулась на диване и проспала до вечера.
* * *
День заметно прибавил, поэтому, когда Яна открыла глаза, едва-едва начало смеркаться. Она встала, оперлась рукой на столик и, случайно задев разбросанные на нем карты, смахнула на пол одну из них. Она подняла карту. Это был “Взгляд в будущее”.Падение карты послужило для Яны сигналом. Она села, положила на нее руку и прикрыла веки. В теле была приятная легкость, казалось, она помолодела на несколько лет. Электрические токи, потекшие по ее ладони, убедили, что карта действует. Яна услышала странный гул и вскоре из мрака вылетела серая птица. Ее крылья свернулись в ленту, несказанно вытянувшись при этом, — это было сиюминутное превращение. И вот перед глазами Яны побежала пленка, она ежесекундно свивалась, развивалась, летела, издавая при этом характерный свист, переходящий в скрип. И вдруг вереница темных, “непроявленных” кадров, текущих сплошной струей, разомкнулась, остановилась на одном отрезке, и Яна сначала зажмурилась, ослепленная ядовито ярким светом, а потом снова “открыла” глаза, почувствовав, как по векам скользнула спасительная ласковая тень.
Яна путешествовала по тускло освещенному коридору. Его гулкая пустота наводила на мысль о каком-то казенном заведении. Больница — мелькнуло в сознании, когда она “пролетела” над облаченной в белый халат женщиной, с деловитой поспешностью вывернувшей из-за угла и пошедшей навстречу. Яна пронеслась мимо приоткрытой двери, откуда доносилось отточенно-холодное позвякивание инструментов. Взгляд ее зацепился на вывеске “Ординаторская”. Мимо скользили двери, пока Яна, повинуясь какой-то странной силе, не толкнула самую последнюю.
Здесь было еще темнее, чем в коридоре. Яна тут же почувствовала чье-то присутствие. На застеленной белыми простынями кровати под большим клетчатым одеялом лежала женщина. Яна никак не могла рассмотреть ее лица — оно расплывалось, подобно диску луны в дождливо-пасмурную погоду. Яна силилась “собрать” по частям это ускользающее лицо, слепить из его плавающих окружностей полное, отчетливое изображение, но ей не удавалось это сделать.
Круги и овалы, искривленные, наполовину слитые с влажной туманной завесой, медленно вращались, словно обручи на талии гимнастки, не складываясь в определенную картину. Яна даже почувствовала легкое головокружение.
Но нет, не присутствие этой женщины наполнило грудь Яны смутным чувством тревоги, которое неукоснительно росло и давило. Яна видела чью-то тень, стерегущую в углу. Тень приближалась, в темной руке что-то мелькнуло, ударив Яне в глаза острым отблеском. Теперь Яна была сплошной золотисто-бронзовой сетчаткой, на которой плавились черные разводы. Тень превратилась в осьминога, в его щупальца было вложено что-то, напоминающее ножницы, или ножницами стали сами щупальца…
У Яны защемило сердце. Блестящие концы приближались к переливчато мерцающему в приглушенном освещении лабиринту трубок. Яна вздрогнула, потом, оглушенная страхом, распахнула глаза. Ее руки дрожали, по лицу струился пот.
Она схватила телефонную трубку.
— Алло, мне Руденко, — прерывистым голосом сказала она, не узнав собеседника.
— Это я. Слушаю, — отозвался тот.
— В какой больнице Санталова?
— Что еще? — недовольно спросил Три Семерки.
— Говори быстрее — вопрос жизни и смерти! — неистово крикнула Яна.
— Да что на тебя нашло? — судорожно ухмыльнулся Руденко.
— Сеня, — умоляюще и одновременно угрожающе произнесла Яна, — в какой она больнице?
— В Третьей городской, — пробубнил озадаченный лейтенант. — Тебе-то на что?
— В каком отделении и палате? — домогалась Милославская.
Руденко выдал нужную информацию.
— Подъезжай туда. Срочно, — снова повысила голос Милославская и бросила трубку на рычаг.
У нее, как она чувствовала, было мало времени. Она лихорадочно стала собираться. Джинсы, свитер, ботинки. Одев на Джемму ошейник с поводком, Яна пулей вылетела из дома. Машину поймать удалось, простояв минут пять на обочине. Она сунула парню, сидевшему за рулем новенькой белой “семерки”, пятьдесят рублей, и скомандовала:
— Третья городская больница. Парень пожал плечами, одарив Яну взглядом, в котором недоумение соседствовало с насмешливой снисходительностью.
— Третья так третья, — гнусаво просипел он и нажал на педаль акселератора. — Собачка-то не покусает?
— Не беспокойтесь, — отозвалась взволнованная Яна. — Если можно, быстрее, как можно быстрее…
Она вперила взгляд в полетевшую за окном ленту быстро сменяющих друг друга пейзажей. Вот уже съехали с горы, вот уже замелькали новостройки, девятиэтажные панельные дома, несколько монолитных четырнадцатиэтажных свечек, горящие огнями придорожные мини-маркеты, похожие на аквариумы с подсветкой.
— Приехали, — парень остановил “семерку” напротив главного входа в больницу.
Яна поблагодарила его, выпустила Джемму и вышла сама. Перебравшись через трамвайные пути, Милославская миновала тяжелые чугунные ворота, которые были не заперты, и вошла на территорию больницы. От ворот было видно несколько корпусов, казавшихся наполовину вымершими; кое-где в окнах горел слабый свет, остальные чернели, словно старые засохшие язвы. Где-то в глубине сознания Яна чувствовала, что она еще не опоздала, но нужно торопиться.
— Рядом, — скомандовала она Джемме, которая послушно пошла возле ее левой ноги. Нервозность Милославской передалась и собаке, но она только тихонько поскуливала, как бы спрашивая у хозяйки, что же ей нужно делать.
— Спокойно, Джемма, спокойно, — Яна Борисовна успокаивала скорее себя, чем собаку. Она быстро добралась до центрального корпуса, узнала у дежурной сестры, где находится четвертое хирургическое отделение, и направилась туда.
— Так ведь прием давно закончился, — крикнула ей вслед сестра, но Яна уже не слышала ее.
Она почти бегом преодолела двести метров, разделявшие корпуса, и открыла входную дверь.
Несколько помещений у входа оказались совсем пустыми, но наконец Милославекая вышла в коридор, где стоял стол дежурной. Здесь же находился охранник — молодой парень, в защитного цвета костюме с пустыми серыми глазами. Он сидел почти вплотную к дежурной — совсем юной особе в салатовом халате с вечерним макияжем на длинном бледном лице.
Когда Милославская появилась в коридоре, охранник вздрогнул и слегка отстранился от медсестры.
— Добрый вечер, — Милославская приблизилась к столу, за которым сидела сестричка. — Санталова Оксана в реанимации. С ней все в порядке?
— Гражданочка, — недовольно посмотрела на нее сестричка, передернув плечами, — что это вы врываетесь по ночам? Прием давно окончен.
— Девушка, — умоляюще посмотрела на нее Милославская, — мне срочно нужно ее увидеть. Она в опасности.
— Господи! — взвилась сестра, увидев Джемму, которая стояла рядом с Яной, задорно помахивая обрубком хвоста. — Да вы с собакой! Ну-ка, выйдите отсюда сейчас же. Развели, понимаешь, антисанитарию! Эдик, ну что ты смотришь? — она укоризненно взглянула на охранника.
— Выходим, дамочка, выходим, — поднялся Эдик, постукивая пальцами по рукоятке дубинки, заткнутой за пояс.
— Да поймите вы, человек в опасности! — повысила голос Милославская, не тронувшись с места.
Джемма, почуяв неладное, перестала вилять хвостом и внимательно посмотрела сначала на хозяйку, а потом на Эдика, подошедшего почти вплотную к Яне.
— Убери животное, — сквозь зубы процедил охранник, косясь на Джемму, — и двигай отсюда.
— Приемные часы с одиннадцати до часу, — визгливым голосом добавила сестричка. — Приходите завтра.
— Слушайте, — торопливо сказала Милославская, переводя взгляд с сестрички на охранника, — я собаку оставлю на улице, только ради бога пропустите меня в палату, ладно? Я на одну минуточку, только посмотрю — и сразу назад.
— Ну что, Марина? — Охранник вопросительно посмотрел на дежурную сестру.
— Эдик, — состроив презрительную гримасу, ответила Марина, — ты же знаешь, что приемные часы давно закончились. Да меня главный, если узнает, в два счета с работы выкинет. И запри за ней дверь, — добавила она.
— Выходим, выходим, — грудью стал теснить Милославскую к выходу охранник.
Джемма тихонько зарычала и продемонстрировала огромные белые клыки.
Эдик остановился. Видно было, что, в принципе, ему не светит связываться с этой припозднившейся посетительницей, а тем более с ее собакой, но у него за спиной сидела Маринка, с которой сегодня ночью он бы мог неплохо скоротать время, поэтому отступить просто так он не мог.
— Забери собаку, — прошептал он Яне, положив руку на рукоятку дубинки, — не положено.
— Эдик, — Яна постаралась найти общий язык с охранником, — давай с тобой договоримся, что я останусь здесь, а ты сам поднимешься в палату к Санталовой и все там хорошенько проверишь, ладно?
— Не положено, — Эдик уже вынул дубинку из-за пояса и легонечко похлопывал ей по ладони левой руки.
"Нужно что-то делать”, — поняла Яна, глядя в его пустые глаза. Она сделала шаг вправо-вперед и резко, двумя руками, толкнула охранника в грудь, а сама, не обращая внимания на визгливые окрики медсестры, бросилась в глубь коридора. Не ожидая такого напора, Эдик отлетел назад, ударившись головой о стену. Удар оказался не слишком сильным, поэтому, помотав головой, Эдик быстро пришел в себя. Джемма, словно ниточка за иголкой, кинулась вслед за хозяйкой, по пути слегка зацепив корпусом медсестру и сбив ее с ног.
— Джемма, — скомандовала Милославская, на минуту остановившись, — никого за мной не пускай.
Сама же, добежав до лестницы, метнулась на четвертый этаж, где находилась реанимация. Преодолев несколько десятков метров полутемного коридора, открыла дверь, на которой не было никакой таблички. В тусклом свете ночника Яна увидела обстановку палаты-люкс. Кроме обычного больничного оборудования, в помещении стояли мягкий диван, два кресла, холодильник и небольшой импортный телевизор. На высокой кровати, прикрытая одеялом, лежала женщина, бледное лицо которой тускло поблескивало в свете, проникавшем через полуопушенные шторы. На спинке кровати была прикреплена табличка с именем Оксаны Санталовой. Ниже — кривая, вычерченная синим фломастером, показывала движение температуры. По обе стороны кровати на высоких стойках были закреплены два флакона с прозрачной жидкостью, трубки из которых были присоединены к венам, ноздрям и рту больной. На темном экране какого-то прибора в такт биению сердца вздрагивала зеленая кривая линия.
"Жива”, — с облегчением вздохнула Милославская и, обойдя палату по периметру, опустилась на диван. Что-то надо было предпринимать, только вот что, Яна пока не знала. “Скоро должен появиться Руденко, — вспомнила она, — нужно дать Джемме соответствующую команду, чтобы пропустила его”. Она встала и направилась к двери, но тут вдруг какое-то странное чувство остановило ее. Прислушавшись, она уловила шаги человека, крадущегося по коридору. Осторожно подойдя вплотную к двери, она прислушалась.
Шаги приближались к палате, в которой она находилась. Незнакомец — она поняла, что шел мужчина, — остановился с противоположной стороны и, помедлив несколько секунд, повернул рукоятку. Стараясь не шуметь, Яна буквально вдавилась в стену и скользнула вдоль нее в сторону.
Дверь открылась. В образовавшемся проеме появился темный силуэт. Он скользнул в палату, не забыв прикрыть за собой дверь, и медленно направился к кровати, на которой лежала Санталова. В руках у незнакомца сверкнул странный, раздвоенный предмет. Через несколько мгновений Милославская скорее вспомнила, чем увидела, что это два заостренных конца стальных ножниц, которые явились ей в видении.
Мужчина был в больничном халате и в ботинках на мягкой подошве. Он приблизился к постели больной, поднес ножницы к трубке, присоединенной к вене, и сначала пощелкал ножницами в воздухе. Милославская даже не успела ничего толком понять. Нет, то, что сейчас может произойти нечто непоправимое, она понимала хорошо, но что можно предпринять? Какая-то неведомая сила вдавила ее в стену, не давая возможности пошевелиться. Еще одно мгновение — и незнакомец перережет трубку.
— Не-ет! — Милославской показалось, что ее слышно на всех этажах больницы, на самом деле это прозвучало как шепот. Но этот шепот произвел на незнакомца такое действие, словно его ударили кнутом. Он резко отпрянул от кровати, суетливо начал озираться по сторонам, и прошло несколько секунд, прежде чем он заметил Милославскую.
— Кто ты такая? — Он зажал ножницы в кулаке и двинулся на Яну.
"Джемма, ко мне, на помощь!” — скомандовала Милославская про себя, мысленно показывая собаке дорогу. Она не сомневалась, что Джемма приняла ее телепатический сигнал и уже спешит на выручку, но нужно было, чтобы собака успела до того, пока этот маньяк не вонзил ей в живот свои ножницы.
Она не видела лица незнакомца, но прекрасно чувствовала намерения.
— Стой, — негромко произнесла она, — тебе лучше убраться побыстрее, здесь сейчас будет милиция.
— Чего ты несешь? — услышала она злобный шепот.
Милославской даже показалось, что она чувствует дыхание, исходящее изо рта мужчины. Но дело было сделано: на какое-то мгновение он замер. В ту же секунду дверь в палату распахнулась под мощным ударом, и Яна поняла, что спасена. Джемма, не обращая внимания на ножницы, которые незнакомец машинально выставил перед собой, кинулась на него. В мужчине, наверное, тоже проснулся животный инстинкт, и он понял, что с этим зверем ему не справиться. Схватив стул, он попытался им защититься, но Джемма сбила его с ног. Со страшным грохотом незнакомец упал на пол и подтянул ноги к подбородку.
— Помогите, спасите, о-ой, мать твою! — заорал он в тот момент, когда Джемма сомкнула свои клыки у него на запястье.
— Джемма, фу! — приказала Милославская, зная, что той ничего не стоит покалечить человека.
Собака послушно разжала зубы и подошла к хозяйке, будто спрашивая: ну, что дальше-то?