Анастасия ВАЛЕЕВА
ЭКСТРЕМАЛЬНАЯ ДАМА
Глава 1
— Ну и погодка! — потянулся на постели Санталов. — Только и остается, что трахаться да горькую пить.
Настя вздохнула и провела рукой по его широкой волосатой груди. Он расплылся в довольной улыбке.
— Слушай, — фамильярным тоном обратился он к ней, — ты где раньше была? Мы могли бы кувыркаться с тобой еще пару месяцев назад.
— Почему пару? — надула губы Настя.
— Потому что… — Санталов с делано озадаченным видом почесал затылок. — Ну, Витька, ну, подвинтил!
— Давай-ка я тобой займусь, — лукаво улыбнулась Настя, сползая к его животу. — Сними простынку, в квартире жарища… Ты же у нас стройненький козлик…
Она дурашливо хихикнула. Настя умела обращаться с мужчинами. Один из ее постоянных клиентов посоветовал ей “заняться” Санталовым, гарантируя “отличный результат”. Он познакомил ее с Санталовым неделю назад, и Юрий каждый раз впадал в восторг от всех этих штучек, которыми Настя имела обыкновение потчевать свою клиентуру.
Настя была не просто умелая жрица любви, способная пофантазировать в постели, поэкспериментировать, а иногда и подыграть какому-нибудь проблемному клиенту. Она славилась своей оригинальной внешностью: бледная кожа, светлые шелковистые волосы, закрывающие лопатки, синие глаза. Фигурка тоже что надо. Подтянутая, худенькая, с крепкой объемной грудью и стройными ногами, Настя производила неизгладимое впечатление на мужиков. Раньше она работала в клубе, якшаясь с непроверенными клиентами и сутенерами, но теперь обслуживала исключительно богатеньких и влиятельных дядечек. И этот ее бизнес приносил неплохие доходы. Три года назад ее родители стали жертвой обмана, потеряли жилье. И вот Настя купила им двухкомнатную квартиру. Ни мать, ни отец не знали, чем она занимается. Или делали вид, что ни о чем не догадываются.
— А-а, — тяжело и гулко задышал Санталов, выше откидываясь на подушку. — Хо… Хорошо, еще, еще давай!.. — Юрий открыл рот и ловил воздух, словно выброшенная на песок рыба. Выражение его лица являло собой прелюбопытное зрелище — раздираемый мукой и наслаждением, он не в состоянии был управлять своими эмоциями, которые овладевали им, заставляя гримасничать.
— Ну.., ну… — Санталов снова учащенно задышал и тут же издал глубокий стон — его накрыла волна наслаждения.
Настя проглотила бесплатный источник ценных белков и плотоядно облизнулась. Она знала, что мужикам нравился этот ее вполне животный жест. Несмотря на всю его животность, было в нем что-то утонченно-извращенное и пленительное, как казалось ей. Санталов смотрел на нее благодарным и одновременно властным взглядом.
— Ну что, сладкий мой, — сощурила она свои синие бесстыжие глаза, — время собираться.
Санталов непонимающе взглянул на нее, потом протянул руку к прикроватной тумбочке и, пошарив по ней, достал часы, золотой “Ролекс”.
— Блин, — встрепенулся он, — ну и время летит! Меня уже, наверное, Виктор ждет. Эх и достала ты меня. — Он игриво хлопнул Настю по аппетитной попке.
Она выставила ее и поводила ею из стороны в сторону. Санталов не удержался и кинулся на Настю, накрыл сверху своим могучим телом.
— Ай-я-яй, — засмеялась Настя, — этак ты меня раздавишь, негодник.
Санталов имел средний, если не сказать посредственный, темперамент. Она сразу это определила, после первого же контакта. Его достоинство было в другом: он сравнительно легко поддавался дрессировке. Настя полагала, что Санталов “голодает”. Его ласки поначалу не отличались ни особым умением, ни особой страстью. Это она его расшевелила, расшевелила так, что теперь стоит ему ее увидеть, как его руки непроизвольно тянутся к ней под юбку.
Поманеврировав над милым женским задиком, Санталов внезапно оттолкнул Настю и сел на кровати. Потом встал, подошел к креслу, на котором висел его пиджак от Армани, порылся во внутреннем кармане, выудил пятидесятидолларовую купюру и кинул на постель.
— Что это? — недоуменно посмотрела на него Настя.
Положенное за час работы вознаграждение она уже получила, поэтому новая доза “зелени” вызвала у нее законное удивление. Санталов молча пренебрежительно кивнул. Потом приказал Насте собираться. В грубом тоне и приказе не было нужды. Настя уже скучала, она не чаяла покинуть эту снятую ее “козликом” двухкомнатную неплохо обставленную квартиру и пообедать.
Она покосилась на бутылку “Абрау-Дюрсо”. В холодильнике стоял сок, а вот с минералкой у этого дядечки сроду напряг.
Санталов спешно одевался. Глотнув из рюмки апельсинового сока — он был за рулем, — нацепил своего “Армани” и озабоченно взглянул на часы.
Уже в машине он заговорил о том наслаждении, которое Настя ему сегодня доставила. Настя смотрела на его жесткий профиль, на узловатые руки” лежавшие на руле…
— Я видел, ты тоже торчала, — удовлетворенно брякнул он, окинув ее пренебрежительно-покровительственным взглядом. — В групповушке не хочешь поучаствовать?
Санталов любил строить из себя этакого распущенного типа. “Рисуется, как мальчишка”, — мелькнуло в голове Насти. Она прощала все эти дешевые трюки, всю эту сексуальную патетику. Да и не могла иначе, поскольку Санталов платил щедро и быстро.
— Что за групповушка? — выразила она чисто профессиональный интерес. — И во что это тебе обойдется? — кокетливо спросила она.
— Это не твое дело, во что мне все это встанет, — бросил через губу Санталов. — Так что?
— Какой состав?
— Я, ты и еще одна парочка, — криво усмехнулся Санталов. — Ну так как?
— Я не против, — пожала она плечами, — но деньги вперед.
— Надо все обмозговать, — хитро улыбнулся он, — ты внакладе не останешься.
— Надеюсь, — жеманно вздохнула Настя. — Когда?
— Я тебе позвоню, — в свою очередь зевнул Санталов, сделавшись вдруг меланхоличным.
— А вдруг у меня клиент будет? — игриво подмигнула Настя.
— Договоримся, — Санталов резко крутанул руль. — Пятьдесят “зеленых” в час, — намекающе улыбнулся он.
— Я подумаю, — хитро посмотрела на него кокетничающая Настя.
— Хватит из себя Брижит Бардо корчить, — фамильярно одернул ее Санталов. — Жрать хочется, — неожиданно сменил он тему.
— На тебя всегда после этого жор нападает, — беззаботно заметила Настя. — Я тоже, признаюсь, заморила бы червячка.
— Тебе проще, — вздохнул Санталов и высадил ее у ресторана, кухня которого всегда вызывала у него изжогу.
Ом искоса бросил короткий взгляд на красную “Нексию”, стоявшую возле ресторана, и, оборвав на полуслове ударившуюся неожиданно в сентиментальность (это тоже было частью игры с клиентом) Настю, резко стартанул с места.
Оксана всегда стремилась к легкому эпатажу, порой недоумевая, откуда берется это желание. Внутри у нее частенько неприятно холодело, когда она замечала, что несколько пар мужских и женских глаз таращатся на нее с жадным любопытством. Если “зрителями” были мужчины, раздражающая прохлада, рождавшаяся в глубине души, вскоре переходила в пушистую щекотку, точно по проводу передававшую ее глазам провокационно-лукавое выражение, а губам — меланхолично-усталую улыбку, как бы говорящую, что Оксане не впервой притягивать лихорадочно-плотоядные взоры сильной половины человечества.
Тонкая золотая “змейка” на ее запястье скользнула вниз. Оксана подошла к огромному зеркалу в претенциозной бронзовой раме, достала из сумки косметичку, припудрила лицо и, оглядев свою фигуру критическим взором, двинулась в зал.
Ресторан “Золотое плато” был выбран ею сегодня наугад. Она не раз проезжала мимо него в своем новеньком авто, подаренном ей мужем на день рождения. “Нексия” казалась ей такой же женственной, как и она сама. Она заказала красный цвет, ибо где-то прочла, что пристрастие к этому цвету отличает эксцентричных и экзальтированных особ.
Оксана всеми правдами и не правдами хотела выглядеть одной из них. Тайный инстинкт подсказывал ей, что странность в поведении, демонстрируемая ею повсеместно, некий сплав женской чувствительности и детской беззаботности позволит избежать ответственности за некоторые неблаговидные поступки, если таковые ей доведется совершить. В общем, Оксана полусознательно-полубессознательно работала на имидж богатенькой и впечатлительной ценительницы всего прекрасного и сказочного. Она предпочитала яркие цвета, умопомрачительно резкие контрасты, черные простыни и дорогие украшения. Благо Юра, ее муж, мог доставить ей удовольствие приобретать все это.
Сегодняшний день стал для Оксаны вехой. Она сама еще толком не отдала себе отчета в этом. И теперь, усаживаясь на мягкое гобеленовое сиденье и принимая меню из ласковых рук заученно улыбающейся официантки, она силилась примерить на себя новую роль, отчетливые контуры коей придало известие, подкрепленное неопровержимыми фактами. Она еще не знала, как надлежит в подобных обстоятельствах вести себя взбалмошной кокотке, каковой она мечтала быть. Юра одним сильным штрихом перечеркнул этот ее имидж, и, отстаивая последний, она вносила в свой образ мыслей и чувств необходимые коррективы.
— Салат из морской капусты, сен-жюльен, моренго и минеральную воду, — сдавленно произнесла она.
Голос выдавал ее волнение. А она хотела выглядеть немного небрежной и отстраненной. Где-то она вычитала, что Мадонна пьет за обедом исключительно минеральную воду, поэтому решила сфокусировать свое внимание на этом недорогом источнике вечной молодости и полезных для организма веществ. Официантка, которой, откровенно говоря, было начхать на Океании имидж с высокой колокольни, еще раз дежурно улыбнулась, застенографировала заказ в маленьком блокнотике, который моментально достала из кармана на симпатичном переднике, и заскользила по ковролину к стойке.
Конечно, Оксана могла назначить свидание в каком-нибудь кафе быстрого обслуживания, ведь намеченная встреча носила чисто деловой характер. Но ее всегда раздражала царящая в таких кафе суматоха, поднимающийся от кастрюль пар и сконцентрированно-жадное выражение, не сходившее с лиц обедавших в подобных забегаловках граждан. Ее имидж, да и просто хороший вкус требовали чего-то более спокойного и фешенебельного. Она посмотрела на часы, маленькие золотые часики, купленные опять же Юрой, и удовлетворенно улыбнулась. Внимательный наблюдатель уловил бы в этой улыбке оттенок злорадства и тревоги.
Сначала она решила делать вид, что ее не касается то, о чем она узнала. Она повторяла себе, что поручила провернуть некое мероприятие этому малоприятному субъекту, которого теперь ожидала исключительно из праздного любопытства. Все-таки речь шла о ее семье. Она была почти всем обязана мужу, он просто купил ее. На протяжении пяти лет Оксана упорно вбивала себе в голову, что любит его, что деньги здесь ни при чем. Да, она была красива, и Юра приобрел ее со всеми потрохами. Ему доставляло удовольствие таскать ее по вечеринкам и демонстрировать как достойный восхищенного внимания экспонат своим друзьям и деловым партнерам.
Она и сама получала от этого осмотра удовольствие, маленькое удовольствие из разряда мелких тщеславных страстишек, которые считала неотъемлемой частью жизни эксцентричной особы, представление о коей всеми силами старалась вселить в сердца других людей. В этой тихой, как квартира старой девы предпенсионного возраста, радости было что-то скользкое и гадливое, что-то лягушачье, поквакивающее и сырое, отчего даже у такой мало рефлексирующей девушки, как Оксана, частенько сквозил в душе неуют Сартр определил бы это существование как насквозь невротическое и истерическое, как постоянное предательство самой себя, как неподлинность. Но Оксана не читала Сартра и иже с ним, она путала имидж и собственное “я”, да и образ последнего, надо сказать, был настолько смутным, увешанным мишурой и выдумками, что в лучшем случае напоминал Оксанино манто из голубого искусственного меха.
— Пожалуйста. — Выросшая точно из-под земли официантка принялась выставлять на стол тарелки.
Оксана вздрогнула и снова посмотрела на свои “Пьяже”, кокетливо блеснувшие золотой оправой и дымчато-серым циферблатом. Посмотрев же, сделала недовольное лицо и криво улыбнулась официантке, как бы благодаря за расторопность. Потом взяла салфетку, меланхолично потерла ею вилку и нож, грустно зевнула и ковырнула салат.
Она снова мысленно вернулась к Юре, к их солидному загородному дому, к их расположенной в самом центре города квартире, к их веселым вечеринкам, к их ночам… Что же она делала не так? Или это он во всем виноват? Просто приелось ему “скромное обаяние буржуазии”, решил покуролесить… Нет, она не может так этого оставить, не хочет! Оксана зябко передернула плечами. А вдруг он пошлет ее куда подальше?
Она еще пуще задумалась. Может, поиграть в стерву — возмущенную, избалованную, капризную? Еще один оттенок к имиджу. Или закрыть на все глаза? Месть требует плана, а составить оный, чувствовала она, у нее нет сил. По крайней мере, сейчас. Торопиться некуда, она все обдумает, взвесит, измерит и тогда уже…
— Добрый день, — неслышно подсел к ней очкарик с дряблыми чертами лица, по которым скользил слабый солнечный лучик, пробивавшийся сквозь занавески. — Миленький ресторанчик.
— Принесли? — небрежно поинтересовалась она.
Оксана от Юры усвоила манеру разговаривать с людьми, которым платила: с парикмахершами, официантками, продавщицами, массажистками. Здесь требовалась жесткость и официальность. Ни малейшей теплой искорки, никакого панибратства!
Очкарик, мужчина лет тридцати, одетый в унылый серый костюм, заговорщически кивнул и нагнулся над столом.
— Четыреста, — вполголоса произнес он, — как и договаривались, Оксана открыла изящную сумочку французской торговой марки “Скарабей”, опять же Юрин подарок, и достала расшитый причудливыми бисерными вензелями кошелек, больше похожий на ридикюль, отсчитала несколько зеленых купюр и положила перед очкариком. Он пересчитал и быстрым птичьим движением спрятал деньги в карман пиджака.
— Остальные получите после того, как я увижу, чего стоит ваша работа, — высокомерно заключила она.
Поначалу, еще работая у Мурашова, Настя весьма болезненно воспринимала подобные замечания, а то и просто жесты, указующие на ее социальную роль. Со временем она усвоила практику относить эти почти незавуалированные требования субординации на счет служебных издержек. Иногда, правда, ее хваленое умение “не вешать нос” не могло избавить ее от горького привкуса во рту, и тогда единственным утешением для нее становилась горсть зеленых бумажек, лежащих в кошельке, да еще сознание, что ее драгоценные клиенты не отличаются ни особым воображением, ни особой одаренностью на предмет счастья.
Она мысленно послала к черту Санта-лова, пожелала всех благ его дуре-жене и вошла в щебечущий симпатичным фонтанчиком холл ресторана. Зеленый ковролин под ногами, обитые зеленым сукном стены подействовали на нее успокаивающе, а лукавая улыбка обаятельного парня в синем пуловере и кожаных брюках, небрежно принявшего номерок из рук пухленькой гардеробщицы и теперь смотрящего в зеркало на Настю, настроил на оптимистический лад. У парня были черные волнистые волосы, открывавшие покатый лоб, немного широковатый нос, гладкая смуглая кожа и красивый дерзкий рот. Карие глаза лучились затаенной симпатией и веселым азартом.
Одарив незнакомца томным взглядом, Настя первой вошла в зал. Ей нравился этот ресторан, его немного тяжеловатый шик. В претенциозности интерьера было что-то старомодное и воркующее. Она знала, сколько усилий нужно приложить, чтобы отодвинуть массивный стул с мягким гобеленовым сиденьем, с точностью, которая открыта скорее не разуму или чувствам, а самым простым ощущениям, открыта рукам, привыкшим к резным спинкам и немного шершавой поверхности дорогой ткани, рукам, чьи осязательные рефлексы незаметно перетекли и, подобно остывшей лаве, застыли в русле отточенного автоматизма.
Ее тихая, мечтательная улыбка, в которой присутствовали сладкая усталость и толика обычного разочарования, приобрела оттенок спокойной уверенности. В зале сидели всего три человека: пожилой дородный мужчина и странная парочка — смазливая, хорошо одетая блондинка с нетерпеливым выражением на лице и ничем не примечательный очкарик.
Настя села за столик у окна, так, чтобы можно было обозревать зал. Попавшийся ей в гардеробе парень приземлился в глубине зала и теперь не смотрел на нее. Он зевнул и взял со стола меню. Еще через секунду к Насте подошла высокая девица в белом переднике. Не глядя в меню, Настя заказала овощной салат, минеральную воду, цыпленка в белом вине и взбитые сливки. Потом вдруг поморщилась, подумав, что в целях поддержания стройности фигуры от такого десерта лучше отказаться, но менять ничего не стала. “Я трачу массу энергии, забавляя этих парней”, — самодовольно подумала она и достала из сумочки зеркальце.
Улыбнувшись своему отражению, она скосила глаза на парочку. Мужчина, одутловатое лицо которого могло свидетельствовать о болезни почек, как, впрочем, и сердца, передал небольшой сверток блондинке. Та с небрежным видом приняла его и, открыв сумку, переливчатая кожа которой привлекла Настино внимание, достала небольшой кошелек. Передав мужчине деньги, она щелкнула замком и обвела зал высокомерным взглядом. Настю не обманул этот взор — он был призван скрыть некоторую растерянность и тревогу. Нервные жесты выдавали блондинку. В ее судорожных движениях и гримасах было что-то от смутной вины и агрессии зажатого подростка.
Настя отвела глаза и снова непроизвольно улыбнулась. В этот момент очкарик суетливо поднялся со стула и быстро зашагал к выходу. Официантка принесла заказ. Настя скосила глаза на симпатичного брюнета. Он с индифферентным видом разглядывал стены заведения. Настя тихо хихикнула, непонимающе пожала плечами и протянула руку к фужеру с минеральной водой.
С первым глотком к ней почему-то вернулась мысль о Стереолопулосе, ее греческом клиенте. Она почувствовала странную щекотку в нижней части живота. Ее губы тронула плотоядная усмешка. Вслед за этим ее глаза снова нашли брюнета. Их взгляды встретились. Настя кокетливо опустила ресницы. Она нутром знала, как понравиться мужчине, но этот брюнет, казалось, вежливо игнорировал ее артистические пассы. Настя надула губки и, склонив голову вбок, потерлась щекой о правое плечо.
Блондинка пыталась всем своим видом демонстрировать скуку. У нее это, однако, получалось плохо. Нервозность давала о себе знать, и все старания смирить тревожные импульсы только оттеняли ее жаркие всполохи. Настя перевела взгляд с блондинки на брюнета. Парню тоже принесли заказ. Он протер вилку и нож салфеткой, но вместо того чтобы приняться за еду, лукаво улыбнулся блондинке. Та не заметила адресованной ей улыбки: она была слишком поглощена своими думами. По ее кукольному личику пробегали тени, она хмурила брови, кривила губы, потом вдруг, как бы спохватившись, обводила зал рассеянным и в то же время торопливым взглядом и снова опускала глаза в тарелку.
"Тоже играет”, — мысленно усмехнулась Настя.
Глотнув вина, брюнет неожиданно поднялся и, даже не взглянув на Настю, направился к блондинке. Настя почувствовала неприятное посасывание под ложечкой и немедленно подцепила вилкой горку слипшейся капусты. Она почти ревновала. Настя со всей простотой, присущей многим проституткам, в том числе и дорогим, полагала, что она неотразима, и была уверена, что стоит ей улыбнуться или томно взглянуть в лицо какому-нибудь олуху, как тот тут же воспламенится. Она путала свои профессиональные навыки со способностью нравиться и возбуждать, присущей женщине вообще. Обилие мужчин, желающих лишь переспать с ней, она наивно отождествляла с когортой сказочных принцев, жаждущих отдать за нее жизнь. Холодный прагматизм и рассудительность поразительным образом сочеталась в ней с инфантильной уверенностью в собственной неотразимости и романтическими бреднями а-ля Вальтер Скотт.
Поведение брюнета было прямым ударом по этой ее согревающей душу убежденности в собственной обольстительности, значит, охваченная беспокойством блондинка сумела вызвать к себе интерес, а она, яркая и уверенная в себе, — нет! Неслыханно!
Увидев парня, блондинка как-то растерянно заморгала. Потом вдруг все ее красивое и спесивое лицо застыло и уподобилось каменной маске. До Насти долетели отголоски обычного в такой ситуации разговора. Она поняла, что брюнет просит разрешения сесть за столик блондинки. Та отвечала с жеманной неопределенностью, по крайней мере, Насте так показалось. В конце концов парень устроился за столом, наплевав на свой остывающий обед.
Поняв, что эта маленькая битва проиграна, Настя принялась за цыпленка, стараясь не смотреть на свежеобразовавшуюся парочку. Когда от цыпленка остались, как говорится, рожки да ножки, она все же бросила взгляд в сторону молодых людей. К ее немалому и какому-то злорадному удивлению, блондинка мило и покладисто улыбалась, внимая сладким речам парня. Тот держался любезно и немного отстранение, что не мешало ему кидать горячие взгляды на свою собеседницу. Настя почувствовала себя задетой за живое и попробовала сосредоточиться на сильном и гибком теле своего “греческого” клиента, которого упорно про себя называла любовником.
Но что-то ей мешало, отвлекало и нашептывало, что Стереолопулос — дело прошлое, о его завоевании теперь не могло идти речи, хотя порой он вежливо избегал ее, и тогда ей приходилось “напоминать” о себе. Настя знала, что неделя-другая — и Георгий вновь окажется с ней в постели. Она чувствовала в себе амбициозную завоевательницу мужских сердец, не отдавая отчета, что это ее хлопотное пристрастие из-за общей неразвитости умственной и душевной жизни приобрело черты шаржа. И потому порой она испытывала дискомфорт, не ведая причин недовольства собой и окружающими.
Вначале Оксана, находясь под впечатлением услышанного, не хотела разговаривать с этим самоуверенным типом. Потом, слово за слово, разговорилась, узнала, как его зовут, чем он занимается. Денис работал менеджером в фирме, название которой тут же вылетело у нее из головы, едва ее собеседник произнес его. Тем более по собственному опыту она знала, что в наше смутное время нельзя верить словам, что в городе полным-полно разных частных лавочек, которые при первом знакомстве оказываются чистой фикцией. Внешность парня, его манера разговаривать как-то сами собой отодвинули в тень его трудовое поприще.
Оксана предпочитала не засорять свою память ненужными сведениями, она была вполне чувственной особой, реалисткой в самом примитивном смысле этого слова и потому довольствовалась видимым, осязаемым. Даже Интернет, про который столько всего говорят, в возможности которого так неистово верят, казался ей чем-то сказочно-нереальным и далеким, пока она не узнала, что одна из ее подружек нашла себе зажиточного американца, прибегнув к услугам компьютера. Оксану представили этому немолодому, но богатому дяденьке, имеющему во Флориде “скромную” виллу и приехавшему за Олей, и тогда диковинное слово “Интернет” заиграло в Оксанином воображении всеми цветами радуги и многообещающих перспектив для простых городских девушек.
Когда прошел первый шок после знакомства с Интернетом, она стала осваивать его изо дня в день. Нет, она не стала путешествовать по байтам, она даже не садилась за Юрин компьютер, просто стала медитировать на тему “Интернет и женское счастье”, мобилизуя все свои умственные и душевные способности, дабы свыкнуться с присутствием четвертого измерения, как она тут же окрестила эту диковинную штуку, в нашей жизни.
Юра не раз говорил ей, что, освоив Интернет, она могла бы блуждать по бесчисленным европейским бутикам. Но до Оксаны все это как-то не доходило. Она предпочитала реально шелестящие бумажки, шмотки, которые могла тут же ощупать и Примерить. А вот когда Ольга Лаврова нашла своего американца, что-то моментально сдвинулась в Оксаниных мозгах.
Оксана слегка улыбнулась, не поднимая глаз, и небрежно сказала:
— Я, честно говоря, здесь впервые и нахожу, что ресторан совсем не плох.
— Вполне с вами согласен, — стал вдруг на удивление церемонным парень.
Настя вздохнула и провела рукой по его широкой волосатой груди. Он расплылся в довольной улыбке.
— Слушай, — фамильярным тоном обратился он к ней, — ты где раньше была? Мы могли бы кувыркаться с тобой еще пару месяцев назад.
— Почему пару? — надула губы Настя.
— Потому что… — Санталов с делано озадаченным видом почесал затылок. — Ну, Витька, ну, подвинтил!
— Давай-ка я тобой займусь, — лукаво улыбнулась Настя, сползая к его животу. — Сними простынку, в квартире жарища… Ты же у нас стройненький козлик…
Она дурашливо хихикнула. Настя умела обращаться с мужчинами. Один из ее постоянных клиентов посоветовал ей “заняться” Санталовым, гарантируя “отличный результат”. Он познакомил ее с Санталовым неделю назад, и Юрий каждый раз впадал в восторг от всех этих штучек, которыми Настя имела обыкновение потчевать свою клиентуру.
Настя была не просто умелая жрица любви, способная пофантазировать в постели, поэкспериментировать, а иногда и подыграть какому-нибудь проблемному клиенту. Она славилась своей оригинальной внешностью: бледная кожа, светлые шелковистые волосы, закрывающие лопатки, синие глаза. Фигурка тоже что надо. Подтянутая, худенькая, с крепкой объемной грудью и стройными ногами, Настя производила неизгладимое впечатление на мужиков. Раньше она работала в клубе, якшаясь с непроверенными клиентами и сутенерами, но теперь обслуживала исключительно богатеньких и влиятельных дядечек. И этот ее бизнес приносил неплохие доходы. Три года назад ее родители стали жертвой обмана, потеряли жилье. И вот Настя купила им двухкомнатную квартиру. Ни мать, ни отец не знали, чем она занимается. Или делали вид, что ни о чем не догадываются.
— А-а, — тяжело и гулко задышал Санталов, выше откидываясь на подушку. — Хо… Хорошо, еще, еще давай!.. — Юрий открыл рот и ловил воздух, словно выброшенная на песок рыба. Выражение его лица являло собой прелюбопытное зрелище — раздираемый мукой и наслаждением, он не в состоянии был управлять своими эмоциями, которые овладевали им, заставляя гримасничать.
— Ну.., ну… — Санталов снова учащенно задышал и тут же издал глубокий стон — его накрыла волна наслаждения.
Настя проглотила бесплатный источник ценных белков и плотоядно облизнулась. Она знала, что мужикам нравился этот ее вполне животный жест. Несмотря на всю его животность, было в нем что-то утонченно-извращенное и пленительное, как казалось ей. Санталов смотрел на нее благодарным и одновременно властным взглядом.
— Ну что, сладкий мой, — сощурила она свои синие бесстыжие глаза, — время собираться.
Санталов непонимающе взглянул на нее, потом протянул руку к прикроватной тумбочке и, пошарив по ней, достал часы, золотой “Ролекс”.
— Блин, — встрепенулся он, — ну и время летит! Меня уже, наверное, Виктор ждет. Эх и достала ты меня. — Он игриво хлопнул Настю по аппетитной попке.
Она выставила ее и поводила ею из стороны в сторону. Санталов не удержался и кинулся на Настю, накрыл сверху своим могучим телом.
— Ай-я-яй, — засмеялась Настя, — этак ты меня раздавишь, негодник.
Санталов имел средний, если не сказать посредственный, темперамент. Она сразу это определила, после первого же контакта. Его достоинство было в другом: он сравнительно легко поддавался дрессировке. Настя полагала, что Санталов “голодает”. Его ласки поначалу не отличались ни особым умением, ни особой страстью. Это она его расшевелила, расшевелила так, что теперь стоит ему ее увидеть, как его руки непроизвольно тянутся к ней под юбку.
Поманеврировав над милым женским задиком, Санталов внезапно оттолкнул Настю и сел на кровати. Потом встал, подошел к креслу, на котором висел его пиджак от Армани, порылся во внутреннем кармане, выудил пятидесятидолларовую купюру и кинул на постель.
— Что это? — недоуменно посмотрела на него Настя.
Положенное за час работы вознаграждение она уже получила, поэтому новая доза “зелени” вызвала у нее законное удивление. Санталов молча пренебрежительно кивнул. Потом приказал Насте собираться. В грубом тоне и приказе не было нужды. Настя уже скучала, она не чаяла покинуть эту снятую ее “козликом” двухкомнатную неплохо обставленную квартиру и пообедать.
Она покосилась на бутылку “Абрау-Дюрсо”. В холодильнике стоял сок, а вот с минералкой у этого дядечки сроду напряг.
Санталов спешно одевался. Глотнув из рюмки апельсинового сока — он был за рулем, — нацепил своего “Армани” и озабоченно взглянул на часы.
Уже в машине он заговорил о том наслаждении, которое Настя ему сегодня доставила. Настя смотрела на его жесткий профиль, на узловатые руки” лежавшие на руле…
— Я видел, ты тоже торчала, — удовлетворенно брякнул он, окинув ее пренебрежительно-покровительственным взглядом. — В групповушке не хочешь поучаствовать?
Санталов любил строить из себя этакого распущенного типа. “Рисуется, как мальчишка”, — мелькнуло в голове Насти. Она прощала все эти дешевые трюки, всю эту сексуальную патетику. Да и не могла иначе, поскольку Санталов платил щедро и быстро.
— Что за групповушка? — выразила она чисто профессиональный интерес. — И во что это тебе обойдется? — кокетливо спросила она.
— Это не твое дело, во что мне все это встанет, — бросил через губу Санталов. — Так что?
— Какой состав?
— Я, ты и еще одна парочка, — криво усмехнулся Санталов. — Ну так как?
— Я не против, — пожала она плечами, — но деньги вперед.
— Надо все обмозговать, — хитро улыбнулся он, — ты внакладе не останешься.
— Надеюсь, — жеманно вздохнула Настя. — Когда?
— Я тебе позвоню, — в свою очередь зевнул Санталов, сделавшись вдруг меланхоличным.
— А вдруг у меня клиент будет? — игриво подмигнула Настя.
— Договоримся, — Санталов резко крутанул руль. — Пятьдесят “зеленых” в час, — намекающе улыбнулся он.
— Я подумаю, — хитро посмотрела на него кокетничающая Настя.
— Хватит из себя Брижит Бардо корчить, — фамильярно одернул ее Санталов. — Жрать хочется, — неожиданно сменил он тему.
— На тебя всегда после этого жор нападает, — беззаботно заметила Настя. — Я тоже, признаюсь, заморила бы червячка.
— Тебе проще, — вздохнул Санталов и высадил ее у ресторана, кухня которого всегда вызывала у него изжогу.
Ом искоса бросил короткий взгляд на красную “Нексию”, стоявшую возле ресторана, и, оборвав на полуслове ударившуюся неожиданно в сентиментальность (это тоже было частью игры с клиентом) Настю, резко стартанул с места.
* * *
Оксана сняла и отдала гардеробщице, черноволосой пухленькой девушке с озорными раскосыми глазами, свое экстравагантное пальто из искусственного меха, свисавшего длинными нерасчесанными прядями сакраментального небесно-голубого цвета. Черное трикотажное платье, закрывающее лодыжки, делало ее вдвойне стройной, одновременно подчеркивая соблазнительные формы. Оксана немного неуютно чувствовала себя в парике, приобретенном в дорогом бутике. Его цвет — серебристо-платиновый, — как ей казалось, привлекал к ней излишнее внимание.Оксана всегда стремилась к легкому эпатажу, порой недоумевая, откуда берется это желание. Внутри у нее частенько неприятно холодело, когда она замечала, что несколько пар мужских и женских глаз таращатся на нее с жадным любопытством. Если “зрителями” были мужчины, раздражающая прохлада, рождавшаяся в глубине души, вскоре переходила в пушистую щекотку, точно по проводу передававшую ее глазам провокационно-лукавое выражение, а губам — меланхолично-усталую улыбку, как бы говорящую, что Оксане не впервой притягивать лихорадочно-плотоядные взоры сильной половины человечества.
Тонкая золотая “змейка” на ее запястье скользнула вниз. Оксана подошла к огромному зеркалу в претенциозной бронзовой раме, достала из сумки косметичку, припудрила лицо и, оглядев свою фигуру критическим взором, двинулась в зал.
Ресторан “Золотое плато” был выбран ею сегодня наугад. Она не раз проезжала мимо него в своем новеньком авто, подаренном ей мужем на день рождения. “Нексия” казалась ей такой же женственной, как и она сама. Она заказала красный цвет, ибо где-то прочла, что пристрастие к этому цвету отличает эксцентричных и экзальтированных особ.
Оксана всеми правдами и не правдами хотела выглядеть одной из них. Тайный инстинкт подсказывал ей, что странность в поведении, демонстрируемая ею повсеместно, некий сплав женской чувствительности и детской беззаботности позволит избежать ответственности за некоторые неблаговидные поступки, если таковые ей доведется совершить. В общем, Оксана полусознательно-полубессознательно работала на имидж богатенькой и впечатлительной ценительницы всего прекрасного и сказочного. Она предпочитала яркие цвета, умопомрачительно резкие контрасты, черные простыни и дорогие украшения. Благо Юра, ее муж, мог доставить ей удовольствие приобретать все это.
Сегодняшний день стал для Оксаны вехой. Она сама еще толком не отдала себе отчета в этом. И теперь, усаживаясь на мягкое гобеленовое сиденье и принимая меню из ласковых рук заученно улыбающейся официантки, она силилась примерить на себя новую роль, отчетливые контуры коей придало известие, подкрепленное неопровержимыми фактами. Она еще не знала, как надлежит в подобных обстоятельствах вести себя взбалмошной кокотке, каковой она мечтала быть. Юра одним сильным штрихом перечеркнул этот ее имидж, и, отстаивая последний, она вносила в свой образ мыслей и чувств необходимые коррективы.
— Салат из морской капусты, сен-жюльен, моренго и минеральную воду, — сдавленно произнесла она.
Голос выдавал ее волнение. А она хотела выглядеть немного небрежной и отстраненной. Где-то она вычитала, что Мадонна пьет за обедом исключительно минеральную воду, поэтому решила сфокусировать свое внимание на этом недорогом источнике вечной молодости и полезных для организма веществ. Официантка, которой, откровенно говоря, было начхать на Океании имидж с высокой колокольни, еще раз дежурно улыбнулась, застенографировала заказ в маленьком блокнотике, который моментально достала из кармана на симпатичном переднике, и заскользила по ковролину к стойке.
Конечно, Оксана могла назначить свидание в каком-нибудь кафе быстрого обслуживания, ведь намеченная встреча носила чисто деловой характер. Но ее всегда раздражала царящая в таких кафе суматоха, поднимающийся от кастрюль пар и сконцентрированно-жадное выражение, не сходившее с лиц обедавших в подобных забегаловках граждан. Ее имидж, да и просто хороший вкус требовали чего-то более спокойного и фешенебельного. Она посмотрела на часы, маленькие золотые часики, купленные опять же Юрой, и удовлетворенно улыбнулась. Внимательный наблюдатель уловил бы в этой улыбке оттенок злорадства и тревоги.
Сначала она решила делать вид, что ее не касается то, о чем она узнала. Она повторяла себе, что поручила провернуть некое мероприятие этому малоприятному субъекту, которого теперь ожидала исключительно из праздного любопытства. Все-таки речь шла о ее семье. Она была почти всем обязана мужу, он просто купил ее. На протяжении пяти лет Оксана упорно вбивала себе в голову, что любит его, что деньги здесь ни при чем. Да, она была красива, и Юра приобрел ее со всеми потрохами. Ему доставляло удовольствие таскать ее по вечеринкам и демонстрировать как достойный восхищенного внимания экспонат своим друзьям и деловым партнерам.
Она и сама получала от этого осмотра удовольствие, маленькое удовольствие из разряда мелких тщеславных страстишек, которые считала неотъемлемой частью жизни эксцентричной особы, представление о коей всеми силами старалась вселить в сердца других людей. В этой тихой, как квартира старой девы предпенсионного возраста, радости было что-то скользкое и гадливое, что-то лягушачье, поквакивающее и сырое, отчего даже у такой мало рефлексирующей девушки, как Оксана, частенько сквозил в душе неуют Сартр определил бы это существование как насквозь невротическое и истерическое, как постоянное предательство самой себя, как неподлинность. Но Оксана не читала Сартра и иже с ним, она путала имидж и собственное “я”, да и образ последнего, надо сказать, был настолько смутным, увешанным мишурой и выдумками, что в лучшем случае напоминал Оксанино манто из голубого искусственного меха.
— Пожалуйста. — Выросшая точно из-под земли официантка принялась выставлять на стол тарелки.
Оксана вздрогнула и снова посмотрела на свои “Пьяже”, кокетливо блеснувшие золотой оправой и дымчато-серым циферблатом. Посмотрев же, сделала недовольное лицо и криво улыбнулась официантке, как бы благодаря за расторопность. Потом взяла салфетку, меланхолично потерла ею вилку и нож, грустно зевнула и ковырнула салат.
Она снова мысленно вернулась к Юре, к их солидному загородному дому, к их расположенной в самом центре города квартире, к их веселым вечеринкам, к их ночам… Что же она делала не так? Или это он во всем виноват? Просто приелось ему “скромное обаяние буржуазии”, решил покуролесить… Нет, она не может так этого оставить, не хочет! Оксана зябко передернула плечами. А вдруг он пошлет ее куда подальше?
Она еще пуще задумалась. Может, поиграть в стерву — возмущенную, избалованную, капризную? Еще один оттенок к имиджу. Или закрыть на все глаза? Месть требует плана, а составить оный, чувствовала она, у нее нет сил. По крайней мере, сейчас. Торопиться некуда, она все обдумает, взвесит, измерит и тогда уже…
— Добрый день, — неслышно подсел к ней очкарик с дряблыми чертами лица, по которым скользил слабый солнечный лучик, пробивавшийся сквозь занавески. — Миленький ресторанчик.
— Принесли? — небрежно поинтересовалась она.
Оксана от Юры усвоила манеру разговаривать с людьми, которым платила: с парикмахершами, официантками, продавщицами, массажистками. Здесь требовалась жесткость и официальность. Ни малейшей теплой искорки, никакого панибратства!
Очкарик, мужчина лет тридцати, одетый в унылый серый костюм, заговорщически кивнул и нагнулся над столом.
— Четыреста, — вполголоса произнес он, — как и договаривались, Оксана открыла изящную сумочку французской торговой марки “Скарабей”, опять же Юрин подарок, и достала расшитый причудливыми бисерными вензелями кошелек, больше похожий на ридикюль, отсчитала несколько зеленых купюр и положила перед очкариком. Он пересчитал и быстрым птичьим движением спрятал деньги в карман пиджака.
— Остальные получите после того, как я увижу, чего стоит ваша работа, — высокомерно заключила она.
* * *
Слегка развинченной походкой Настя направилась к ресторану. Оскорбительная поспешность, с которой с ней простился Санталов, ничуть не поразила ее, просто еще раз напомнила, что, несмотря на статус дорогой жрицы любви, она все же проститутка. Да, порой от своих богатых и не слишком счастливых клиентов ей приходилось выслушивать такие признания и жалобы на тяготы сытой, но неспокойной жизни! Но эти нытики никогда не упускали шанс поставить ее на свое место, подчеркнуть чисто деловой аспект их отношений.Поначалу, еще работая у Мурашова, Настя весьма болезненно воспринимала подобные замечания, а то и просто жесты, указующие на ее социальную роль. Со временем она усвоила практику относить эти почти незавуалированные требования субординации на счет служебных издержек. Иногда, правда, ее хваленое умение “не вешать нос” не могло избавить ее от горького привкуса во рту, и тогда единственным утешением для нее становилась горсть зеленых бумажек, лежащих в кошельке, да еще сознание, что ее драгоценные клиенты не отличаются ни особым воображением, ни особой одаренностью на предмет счастья.
Она мысленно послала к черту Санта-лова, пожелала всех благ его дуре-жене и вошла в щебечущий симпатичным фонтанчиком холл ресторана. Зеленый ковролин под ногами, обитые зеленым сукном стены подействовали на нее успокаивающе, а лукавая улыбка обаятельного парня в синем пуловере и кожаных брюках, небрежно принявшего номерок из рук пухленькой гардеробщицы и теперь смотрящего в зеркало на Настю, настроил на оптимистический лад. У парня были черные волнистые волосы, открывавшие покатый лоб, немного широковатый нос, гладкая смуглая кожа и красивый дерзкий рот. Карие глаза лучились затаенной симпатией и веселым азартом.
Одарив незнакомца томным взглядом, Настя первой вошла в зал. Ей нравился этот ресторан, его немного тяжеловатый шик. В претенциозности интерьера было что-то старомодное и воркующее. Она знала, сколько усилий нужно приложить, чтобы отодвинуть массивный стул с мягким гобеленовым сиденьем, с точностью, которая открыта скорее не разуму или чувствам, а самым простым ощущениям, открыта рукам, привыкшим к резным спинкам и немного шершавой поверхности дорогой ткани, рукам, чьи осязательные рефлексы незаметно перетекли и, подобно остывшей лаве, застыли в русле отточенного автоматизма.
Ее тихая, мечтательная улыбка, в которой присутствовали сладкая усталость и толика обычного разочарования, приобрела оттенок спокойной уверенности. В зале сидели всего три человека: пожилой дородный мужчина и странная парочка — смазливая, хорошо одетая блондинка с нетерпеливым выражением на лице и ничем не примечательный очкарик.
Настя села за столик у окна, так, чтобы можно было обозревать зал. Попавшийся ей в гардеробе парень приземлился в глубине зала и теперь не смотрел на нее. Он зевнул и взял со стола меню. Еще через секунду к Насте подошла высокая девица в белом переднике. Не глядя в меню, Настя заказала овощной салат, минеральную воду, цыпленка в белом вине и взбитые сливки. Потом вдруг поморщилась, подумав, что в целях поддержания стройности фигуры от такого десерта лучше отказаться, но менять ничего не стала. “Я трачу массу энергии, забавляя этих парней”, — самодовольно подумала она и достала из сумочки зеркальце.
Улыбнувшись своему отражению, она скосила глаза на парочку. Мужчина, одутловатое лицо которого могло свидетельствовать о болезни почек, как, впрочем, и сердца, передал небольшой сверток блондинке. Та с небрежным видом приняла его и, открыв сумку, переливчатая кожа которой привлекла Настино внимание, достала небольшой кошелек. Передав мужчине деньги, она щелкнула замком и обвела зал высокомерным взглядом. Настю не обманул этот взор — он был призван скрыть некоторую растерянность и тревогу. Нервные жесты выдавали блондинку. В ее судорожных движениях и гримасах было что-то от смутной вины и агрессии зажатого подростка.
Настя отвела глаза и снова непроизвольно улыбнулась. В этот момент очкарик суетливо поднялся со стула и быстро зашагал к выходу. Официантка принесла заказ. Настя скосила глаза на симпатичного брюнета. Он с индифферентным видом разглядывал стены заведения. Настя тихо хихикнула, непонимающе пожала плечами и протянула руку к фужеру с минеральной водой.
С первым глотком к ней почему-то вернулась мысль о Стереолопулосе, ее греческом клиенте. Она почувствовала странную щекотку в нижней части живота. Ее губы тронула плотоядная усмешка. Вслед за этим ее глаза снова нашли брюнета. Их взгляды встретились. Настя кокетливо опустила ресницы. Она нутром знала, как понравиться мужчине, но этот брюнет, казалось, вежливо игнорировал ее артистические пассы. Настя надула губки и, склонив голову вбок, потерлась щекой о правое плечо.
Блондинка пыталась всем своим видом демонстрировать скуку. У нее это, однако, получалось плохо. Нервозность давала о себе знать, и все старания смирить тревожные импульсы только оттеняли ее жаркие всполохи. Настя перевела взгляд с блондинки на брюнета. Парню тоже принесли заказ. Он протер вилку и нож салфеткой, но вместо того чтобы приняться за еду, лукаво улыбнулся блондинке. Та не заметила адресованной ей улыбки: она была слишком поглощена своими думами. По ее кукольному личику пробегали тени, она хмурила брови, кривила губы, потом вдруг, как бы спохватившись, обводила зал рассеянным и в то же время торопливым взглядом и снова опускала глаза в тарелку.
"Тоже играет”, — мысленно усмехнулась Настя.
Глотнув вина, брюнет неожиданно поднялся и, даже не взглянув на Настю, направился к блондинке. Настя почувствовала неприятное посасывание под ложечкой и немедленно подцепила вилкой горку слипшейся капусты. Она почти ревновала. Настя со всей простотой, присущей многим проституткам, в том числе и дорогим, полагала, что она неотразима, и была уверена, что стоит ей улыбнуться или томно взглянуть в лицо какому-нибудь олуху, как тот тут же воспламенится. Она путала свои профессиональные навыки со способностью нравиться и возбуждать, присущей женщине вообще. Обилие мужчин, желающих лишь переспать с ней, она наивно отождествляла с когортой сказочных принцев, жаждущих отдать за нее жизнь. Холодный прагматизм и рассудительность поразительным образом сочеталась в ней с инфантильной уверенностью в собственной неотразимости и романтическими бреднями а-ля Вальтер Скотт.
Поведение брюнета было прямым ударом по этой ее согревающей душу убежденности в собственной обольстительности, значит, охваченная беспокойством блондинка сумела вызвать к себе интерес, а она, яркая и уверенная в себе, — нет! Неслыханно!
Увидев парня, блондинка как-то растерянно заморгала. Потом вдруг все ее красивое и спесивое лицо застыло и уподобилось каменной маске. До Насти долетели отголоски обычного в такой ситуации разговора. Она поняла, что брюнет просит разрешения сесть за столик блондинки. Та отвечала с жеманной неопределенностью, по крайней мере, Насте так показалось. В конце концов парень устроился за столом, наплевав на свой остывающий обед.
Поняв, что эта маленькая битва проиграна, Настя принялась за цыпленка, стараясь не смотреть на свежеобразовавшуюся парочку. Когда от цыпленка остались, как говорится, рожки да ножки, она все же бросила взгляд в сторону молодых людей. К ее немалому и какому-то злорадному удивлению, блондинка мило и покладисто улыбалась, внимая сладким речам парня. Тот держался любезно и немного отстранение, что не мешало ему кидать горячие взгляды на свою собеседницу. Настя почувствовала себя задетой за живое и попробовала сосредоточиться на сильном и гибком теле своего “греческого” клиента, которого упорно про себя называла любовником.
Но что-то ей мешало, отвлекало и нашептывало, что Стереолопулос — дело прошлое, о его завоевании теперь не могло идти речи, хотя порой он вежливо избегал ее, и тогда ей приходилось “напоминать” о себе. Настя знала, что неделя-другая — и Георгий вновь окажется с ней в постели. Она чувствовала в себе амбициозную завоевательницу мужских сердец, не отдавая отчета, что это ее хлопотное пристрастие из-за общей неразвитости умственной и душевной жизни приобрело черты шаржа. И потому порой она испытывала дискомфорт, не ведая причин недовольства собой и окружающими.
* * *
— Я часто прихожу сюда, но ни разу вас не видел, — меланхолично произнес Денис.Вначале Оксана, находясь под впечатлением услышанного, не хотела разговаривать с этим самоуверенным типом. Потом, слово за слово, разговорилась, узнала, как его зовут, чем он занимается. Денис работал менеджером в фирме, название которой тут же вылетело у нее из головы, едва ее собеседник произнес его. Тем более по собственному опыту она знала, что в наше смутное время нельзя верить словам, что в городе полным-полно разных частных лавочек, которые при первом знакомстве оказываются чистой фикцией. Внешность парня, его манера разговаривать как-то сами собой отодвинули в тень его трудовое поприще.
Оксана предпочитала не засорять свою память ненужными сведениями, она была вполне чувственной особой, реалисткой в самом примитивном смысле этого слова и потому довольствовалась видимым, осязаемым. Даже Интернет, про который столько всего говорят, в возможности которого так неистово верят, казался ей чем-то сказочно-нереальным и далеким, пока она не узнала, что одна из ее подружек нашла себе зажиточного американца, прибегнув к услугам компьютера. Оксану представили этому немолодому, но богатому дяденьке, имеющему во Флориде “скромную” виллу и приехавшему за Олей, и тогда диковинное слово “Интернет” заиграло в Оксанином воображении всеми цветами радуги и многообещающих перспектив для простых городских девушек.
Когда прошел первый шок после знакомства с Интернетом, она стала осваивать его изо дня в день. Нет, она не стала путешествовать по байтам, она даже не садилась за Юрин компьютер, просто стала медитировать на тему “Интернет и женское счастье”, мобилизуя все свои умственные и душевные способности, дабы свыкнуться с присутствием четвертого измерения, как она тут же окрестила эту диковинную штуку, в нашей жизни.
Юра не раз говорил ей, что, освоив Интернет, она могла бы блуждать по бесчисленным европейским бутикам. Но до Оксаны все это как-то не доходило. Она предпочитала реально шелестящие бумажки, шмотки, которые могла тут же ощупать и Примерить. А вот когда Ольга Лаврова нашла своего американца, что-то моментально сдвинулась в Оксаниных мозгах.
Оксана слегка улыбнулась, не поднимая глаз, и небрежно сказала:
— Я, честно говоря, здесь впервые и нахожу, что ресторан совсем не плох.
— Вполне с вами согласен, — стал вдруг на удивление церемонным парень.