Страница:
– Господи, до чего же вы наивны! Он украл у нас плоды со всхожим жизнеспособным семенем, и мы сделаем с ним то же самое. Прежде чем он умрет, ему отрежут… – Тут капитан, покраснев, замолчал и одним махом осушил свой бокал с вином. – Прошу прощения, что затронул при вас столь деликатную тему. В конечном счете участь его самая незавидная. Он будет доставлен в Форт-Виктория на Амбоине и с санкции губернатора предан смерти.
В сознании Аннелизы тотчас же вспыхнул образ – такой отчетливый, что она в смятении затаила дыхание. Пленник, смелый, полный жизни, воюет с теми, кто без веревок и цепей бессилен подчинить его своей воле. И эта мужская сила, эти пьянящие золотистые глаза, эта почти магнетическая внешность – все должно погибнуть? За что? За мелкую контрабанду? За тот мускатный орех, которым она сдабривала тушеное мясо и драчену? За те приправы, на которых ее мать экономила пару флоринов?
Аннелиза повернулась и ощупью отыскала ножку бокала, надеясь подкрепить себя вином. Ей нужно было остановить непрошеные слезы, выступившие в уголках глаз, чтобы не выглядеть слишком уж нелепо.
Она знала, где находится Молуккский архипелаг, так как у нее была скопированная от руки карта, почти развалившаяся от усердного штудирования. Амбоина, куда собирались отправить преступника для оскопления и казни, располагалась севернее островов Банда, менее чем в сотне миль от них. Такое быстроходное судно, как «Остров сокровищ», при благоприятной погоде могло покрыть это расстояние в ничтожно короткое время. Следовательно, контрабандист погибнет спустя день-два после ее собственной высадки. Возможно даже, он будет мертв уже к тому времени, когда она начнет знакомиться с домом своего мужа, и почти наверняка до того, как она запомнит трудные имена его слуг. Вот только вряд ли теперь она хоть раз приготовит пищу с мускатной приправой.
Ароматный парок над обеденным блюдом вызвал у нее отвращение, и она отодвинула тарелку.
– Что, не идет? – участливо осведомился Фербек, приписывая отказ от еды ее недомоганию, и тут же снова вернулся к прерванной теме: – Такие, как этот пират, подрывают устои компании. Из-за них может пострадать благосостояние тысяч работников и их семей. Насколько мне известно, ваша мать своим местом тоже обязана компании…
Капитан недвусмысленно напоминал Аннелизе о том, на чьей стороне она должна быть. Действительно, именно Голландская Ост-Индская компания предоставила приют им с матерью, утвердила кандидатуру Аннелизы на этот брак, отправила ее в путешествие и взяла на себя заботы по обустройству предстоящей новой жизни. А тут какой-то презренный контрабандист ставит под угрозу само существование ее благодетелей. Наверное, непозволительные колебания должны были пробудить в ней чувство стыда, однако слова осуждения в адрес преступника застряли у нее в горле, и она так и не решилась их выговорить.
– Когда его казнят на Амбоине, – все же пыталась поддержать капитана Аннелиза, – это будет означать, что правосудие свершилось. – Несмотря на произнесенную фразу, внутри ее все протестовало против такого неестественно жестокого наказания.
– Ну, это, конечно, будет акт умиротворения общественного мнения, – поправил Фербек, – но не подлинная дань справедливости. Контрабандист благополучно добрался до Африки, прежде чем был раскрыт. Нам просто повезло – по чистой случайности его выявил один из наших агентов и передал мне. Боюсь, что успех преступника, если можно так выразиться, кое о чем говорит – это значит, что в самом сердце компании затаилась коварная гадюка.
Много лет Аннелиза считала, что благодаря компании ее миновал страшный удел девушки, не имеющей средств к существованию. Отсюда и проистекала ее преданность. Тем более она не могла поверить в возможность предательства со стороны тех, кто служит компании.
– Я уверена, – непререкаемым тоном заявила она, – среди нас нет людей, способных на сговор с негодяем.
– Боюсь, вы ошибаетесь. – Фербек еще больше помрачнел. – Как я уже объяснил вам, мускатный орех морят в известке сразу же после сбора. Следовательно, такого количества живых плодов этот паршивец не мог достать без посторонней помощи. Наверняка здесь действовали сообща несколько человек.
Капитан вдруг прервал свою речь, словно осененный какой-то новой идеей. Глаза его загорелись.
– Неплохо бы выяснить, кто помогал ему, прежде чем злодея вздернут. Если удастся выведать от него этот секрет, я уверен, компания в долгу не останется. Надеюсь, вы понимаете о чем идет речь?
Аннелизу неприятно поразили откровенно корыстные намерения капитана, но Фербек, словно не замечая ее напряженного взгляда, продолжал как ни в чем не бывало:
– Гм… вознаграждение, конечно, еще не самое главное. Есть вещи поважнее. Перед компанией встает вопрос, как бороться со злоумышленниками, ведь они дезорганизуют налаженную долгими усилиями работу. Я, со своей стороны, испробовал все, что только мог, но пока безуспешно. Даже не знаю, что еще придумать, чтобы заставить этого пирата выдать сообщников.
– Может быть, мне попробовать? – неожиданно для себя предложила Аннелиза и тотчас вжалась в кресло. От одной мысли, что она сможет задать вопросы пленнику, ей стало не по себе.
Фербек, казалось, был растерян не меньше ее. Непроизвольно почесав затылок, он с сомнением переспросил:
– Вам? Попробовать?
– Я ведь наполовину англичанка и знаю язык достаточно хорошо…
– Ах да, директор Одсвелт действительно обмолвился о ваших достоинствах при оформлении пассажирской страховки. К сожалению, я как-то сразу об этом не подумал.
Капитан выглядел настолько сбитым с толку, что это заставило Аннелизу вспомнить известную притчу, повествовавшую о том, как владелец шкатулки с драгоценностями разобрал по бревнышкам дом, считая, что потерял ключ от нее, а потом выяснил, что все это время ключ болтался у него на шее.
– Возможно, преступник просто не понимает ваших вопросов, – как можно невиннее сказала она, – а значит, не до конца осознает серьезность выдвинутых против него обвинений…
– Вот тут вы ошибаетесь. Он отлично представляет тяжесть содеянного. Не зря же он сопротивляется как загнанный кабан. Но что касается вопросов, то, возможно, вы правы. Пожалуй, стоит попробовать – может быть, вам и вправду удастся убедить его сообщить мне необходимые сведения.
– Вообще-то, капитан, для убеждения я, наверное, не самый подходящий человек.
Этот ответ развеселил Фербека. Оглядев Аннелизу с небывалой доселе смелостью, он даже позволил себе слегка улыбнуться. Аннелиза вздрогнула. Боже, в каком виде она явилась! Своими перепутанными, распущенными до пояса волосами она, вероятно, могла смутить кого угодно, а отсутствующий воротник позволял видеть сквозь вырез платья ее оголенную шею вплоть до ключиц.
– Ну что вы, о чем речь! Даже если в данный момент вы еще не вполне уверены в своих способностях, то через пару дней, когда вы обретете некоторый опыт… – Фербек покачал головой и озадаченно потер лицо рукой. – Вот только не знаю, вправе ли я позволить вам это. С другой стороны, жалко терять время. До Банда-Нейры остается всего ничего. Кто знает, как оно все повернется. Милое личико, родная речь – глядишь, язык и развяжется!
Обычно суровое лицо капитана неожиданно приняло приторно-любезное выражение, губы заулыбались, и весь он словно затрепетал в надежде не упустить союзника. Но его глаза, глаза… В их тусклой глубине пряталась ядовитая змея, свернувшаяся колечком, готовая к нападению.
Деловые отношения с мужчинами для Аннелизы всегда были чужеродной материей – для этого ей катастрофически не хватало практики.
Как всегда в такие моменты, в ее ушах словно зазвучали тысячи голосов, пронзительных, стенающих. Все они принялись настойчиво уговаривать ее провести остаток путешествия за надежным засовом своей каюты. Ее снова охватило то тревожное напряжение, которое овладевало ею всякий раз, когда она вспоминала об узнике. Наверное, это было не случайно. Безрассудный, опасный человек. Она крепко сцепила руки, но от этого дрожь стала только сильнее. Тогда она положила их на колени и, опустив голову, сказала:
– Извините меня, капитан, я вынуждена отказаться от моего предложения.
– Ну уж нет!
Только теперь Аннелиза осознала, насколько крепко он ухватился за ее слова, которые подхлестнули его безумные надежды. Нужно было каким-то образом выпутываться из неприятного положения, явившегося следствием ее неосторожности. Приказав себе успокоиться, она решила воспользоваться одной своей привилегией, до сих пор остававшейся невостребованной.
– И все же, полагаю, мне не стоит участвовать в подобных делах. Сомневаюсь, что это понравится моему мужу.
Фербек с такой силой выдохнул воздух, словно она ударила его в солнечное сплетение большой кружкой для джина. Апелляция к имени Питера Хотендорфа подействовала на него не хуже мистического заклинания.
– Вероятно, вы правы. Извините, если я был излишне назойлив, но вы сами подняли этот вопрос.
Наступила неловкая тишина. Аннелиза сидела со стиснутыми руками и опущенной головой, посматривая на капитана сквозь заслон рассыпавшихся в беспорядке волос.
Фербек все еще потирал подбородок, продолжая смотреть на нее испытующим взглядом, как бы оценивая твердость ее решения.
– Разумеется, – наконец задумчиво произнес он, – то время, что этот бандит находится на моем корабле, приятным для него не назовешь. Но мы можем еще прибавить ему неудобств, и уж тогда он наверняка разговорится.
С этими словами капитан повернулся к двери и позвал:
– Клопсток!
– Я здесь, капитан! – Голова помощника тут же просунулась в дверь.
– Пожалуй, надо сократить рацион нашего пленника до одной чашки воды в три дня. Одна чашка – это ему больше чем достаточно.
– Есть, капитан. – Клопсток бросил тревожный взгляд на Аннелизу. – Последний раз он получал воду вчера.
– Значит, теперь получит послезавтра, – хмыкнул Фербек.
– Слушаюсь.
У Аннелизы чуть слезы не брызнули из глаз и запершило в горле. Все ее хлопоты об узнике не только провалились, но и усугубили его мучения. Сама же она после короткого добровольного эксперимента испытывала такую жажду, что была готова проглотить воды на несколько чашек больше, чем на самом деле требовалось организму. Ее рука нетерпеливо тянулась к бокалу с водой; ей приходилось подавлять в себе неудержимое желание облизывать губы и совершать глотательные движения, рождавшиеся от ощущения внезапной непроходимости в горле.
Заметив ее состояние, Фербек улыбнулся.
– Да уж, сейчас ему несладко, – произнес он тоном, больше уместным для непринужденной беседы. – Вот вы только что говорили о его самочувствии. Мои люди, должен признаться, обошлись с ним круто, после того как он отказался дать нам нужные сведения. И тут вы так о нем забеспокоились, что я вдруг подумал: а может, милосердие – это долг «дочерей компании»? Уж не возят ли они с собой в путешествия саквояж с лекарствами и целительными бальзамами? Взяли бы и подлечили ему раны, пока будете с ним разговаривать. Впрочем, что это я – вас ведь больше не интересует его здоровье…
– Так ваши люди были у него? – Аннелиза понизила голос, стараясь скрыть негодование. – Вы приказали избивать человека в цепях?
– У меня есть обязательства перед компанией – вот почему я вынужден действовать жестко. Мне нужна информация. Если она может принести пользу, я не остановлюсь ни перед чем. А вам, видимо, не хватает решительности. Это меня удручает. – Убежденность в собственной правоте только что не капала у него с губ. – Между прочим, напрасно он так себя ведет. Когда мы доставим его на Амбоину, там с ним еще не то сделают. Хотя, как вы справедливо заметили, возможно, он действительно толком не понимает, в чем его обвиняют и что ему грозит. Необходимо, чтобы с ним поговорил человек, владеющий английским.
Снова наступило молчание. Фербек с ухмылкой пощипывал усы, краем глаза посматривая на девушку, всем своим видом показывая, что ждет уступки. По мере того как он говорил, Аннелиза все больше испытывала раздражение от собственной беспомощности. Фербек, приятный в общении, всегда вызывавший в ней только симпатию, оказался человеком хитрым, неискренним и склонным к махинациям. Чтоб им всем провалиться! Ни одна нация не имела таких мужчин. Только голландцы умели с такой необыкновенной ловкостью оборачивать присущее женщине послушание против нее самой. Правда, лично она в этом отношении всегда была начеку – в противном случае судьба уготовила бы ей роль прислужницы на всю жизнь. Не один, так другой обязательно помыкал бы ею.
– Вы добавите ему воды, если я поговорю с ним? – наконец спросила она охрипшим голосом.
– Он будет получать дневной рацион, как и любой другой на корабле.
– И вы не станете снова избивать его?
– А это уж, дорогая госпожа, будет зависеть от вас, точнее, от того, чего вы добьетесь.
Аннелиза подняла голову, в глазах у нее вспыхнули презрение и вызов. Однако ее воинственный настрой, казалось, только еще больше позабавил капитана. Теперь он был уверен, что она у него в руках.
– Поймите же, это обыкновенный преступник. Вы проявляете о нем трогательную заботу – браво! Но на самом деле он этого не заслужил. И не стоит так себя терзать.
Определенно, капитан начал входить во вкус игры, которую она затеяла по неосторожности. Аннелиза вспомнила, как постоянно смиряла себя ее мать, когда над ней издевались директора компании. Пока она размышляла, под ногами возникла легкая вибрация, вероятно, от качки. Или, может быть, едва ощутимые колебания исходили от пленника, по-прежнему не желающего подчиняться, отказывающегося оставаться тихим и незаметным?
Аннелиза распрямила спину. Нет, она не будет до конца дней своих кланяться перед мужчинами и заставлять себя вечно молчать, лишь бы не вызвать их неодобрения.
– Отведите меня к нему, – почти приказала она.
– Прямо сейчас? – Фербек растерянно заморгал, явно опешив от ее неожиданного решения.
– Да, сейчас. Мне всегда говорили, что у меня неудобный характер. Видимо, так оно и есть.
Аннелиза встала с кресла и направилась к двери.
– Э-э… Постойте! Наверное, имеет смысл немного подождать. Мы должны сначала обмыть его, привести, так сказать, в божеский вид, а уж потом… Я боюсь, там такое амбре, что ваш чувствительный носик просто не вынесет. Дайте же мне немного времени, я пошлю вперед Клопстока. Пусть хотя бы стул для вас поставит.
– Мне не нужен стул. – Аннелиза толкнула дверь и, едва не сбив Клопстока, пулей вылетела на палубу, успев все же боковым зрением заметить, что капитан последовал за ней, на ходу отдавая распоряжение помощнику захватить фонарь.
Насколько она знала, им предстояло спускаться по узким железным ступенькам, напоминавшим лестницу-стремянку, до самой глубокой точки корабельного чрева. Там, судя по описаниям Фербека, на обратном пути в Нидерланды будет лежать драгоценный груз – мускатный орех. Но попасть в святая святых корабля ей так и не было суждено, поскольку, не дойдя до нижнего уровня, они остановились и стали медленно продвигаться мимо каких-то корзин, бочек с солониной и прочих грузов в направлении к стойлам, где находились клетки с трепыхающимися курами и несколько овец – все, что осталось от живого мясного запаса, сделанного в Африке. Фонарь Клопстока раскачивался над испуганными животными, блеявшими и пятившимися вглубь от ставшего непривычным за время плавания света.
Но вот золотистый пучок лучей упал на новенький экипаж ее мужа, бережно помещенный сюда для лучшей сохранности во время долгого путешествия…
Потом она увидела его.Вернее, учуяла.
Страшный смрад заставил ее отступить назад и схватиться за горло. Из самого дальнего загона, окутанного мраком, тянуло как из лазарета с тяжелобольным. Это был запах лихорадки, крови и неухоженной человеческой плоти. Фербек отобрал у Клопстока фонарь и поднес его к двери, сделанной из толстых жердей, которую Клопсток тут же отпер и распахнул настежь. Но пламя фонаря давало слишком мало света, чтобы пробить эту темень.
Аннелиза, зажав нос платком, ждала, когда глаза привыкнут к полумраку, и сама удивлялась тому, как велико ее волнение. Она слышала шум собственного тяжелого дыхания, чувствовала, как сильно стучит ее сердце и клокочет кровь.
Наконец она смогла разглядеть пирата. Пленник лежал пластом на охапке грязной соломы, и с первого взгляда было трудно определить, дышит ли он. Аннелиза понимала, что слабый трепет его груди мог быть лишь обманом зрения, рожденным мерцающим светом фонаря.
Она бросила быстрый взгляд на капитана, и Фербек, не выдержав, отвернулся.
– Воды, немедленно! – скомандовала Аннелиза и, сделав несколько шагов по направлению к пленнику, опустилась рядом с ним на солому, положив его голову себе на колени. Клопсток передал ей бадейку с затхлой водой, и она окунула в нее край юбки. Затем осторожными движениями Аннелиза стала прикладывать влажную материю ко лбу несчастного, на котором запеклись сгустки крови.
Почувствовав ее прикосновение, пират открыл глаза.
Сохранился ли в них запомнившийся ей дивный золотистый оттенок? При тусклом свете фонаря вряд ли можно было разобрать их цвет. Когда пират героически сопротивлялся во время свалки в доке, его лицо было чисто выбрито, теперь же, спустя две недели, все выпуклости и ложбинки скрадывались растительностью, а немигающие глаза безучастно смотрели в потолок.
Может быть, те дерзкие крики и воинственный стук, что передавались каждой клеточке ее тела, существовали лишь в ее воображении? Ее внутреннее чувство отвергало это предположение. Упорство, придавшее ей силы и вдохновившее на поход к капитану, не было порождением ее фантазии. Слишком долго оно продолжалось, настолько долго, что становилось невыносимо слушать и хотелось самой кричать, лишь бы заглушить эти звуки.
– Принесите свежей воды! – Аннелиза с усилием протолкнула воздух сквозь пересохшую саднящую глотку. – Ему необходимо питье.
Ее голос прозвучал глухо и сурово. Уже через несколько минут Клопсток мчался обратно с полной бадейкой.
Пока Аннелиза отыскивала чистые участки подола и окунала их в воду, помощник капитана взял на себя труд держать голову пленника. Она выдавила струйку воды на ссохшиеся потрескавшиеся губы и, увидев, как натужно заработало горло пленника, стараясь проглотить влагу, издала слабый стон.
– Да не будьте вы такой нюней! – Фербек повесил фонарь на торчавший из шпангоута деревянный костыль. – Раны его не опасны. Я сейчас уйду, а Клопсток останется. Смотрите в оба, а то как бы вам не оживить его больше чем надо – этот прохвост запросто может вас одурачить.
Аннелизу предостережение капитана только рассмешило. Одурачить? Любой из верноподданных компании пришел бы в негодование от такого предположения. Она обтирала контрабандисту щеку, шепча потихоньку успокаивающие слова на английском; рука ее слегка дрожала.
И все же внушительные габариты неподвижно лежавшего перед ней человека не вызывали у Аннелизы ни малейшего страха оказаться его заложницей.
После ухода капитана Клопсток разговорился:
– Я понимаю, госпожа, у вас есть основания мне не доверять. Конечно, я слушаюсь капитана, но не до такой степени, и ни за что не оставил бы этого несчастного без воды на три дня. Я сделал все, что мог, чтобы у него не болели раны. Поверьте, сегодня утром, когда я уходил от него, он был здоровым и крепким. Капитан прав – этот аферист, вероятно, прикидывается. Не думаю, чтобы сейчас он был без сознания.
На это Аннелиза ничего не ответила – ее внимание по-прежнему было сосредоточено на пленнике.
– Какое счастье, что вы уснули, – ласково прошептала она. – Они клевещут на вас. Говорят, что вы притворяетесь слабым и обманываете меня.
Она снова обмакнула край юбки в чистую воду, но когда наклонилась, чтобы вытереть ему лоб, то увидела, что глаза пирата пристально смотрят на нее.
И тут он подмигнул ей.
Глава 4
В сознании Аннелизы тотчас же вспыхнул образ – такой отчетливый, что она в смятении затаила дыхание. Пленник, смелый, полный жизни, воюет с теми, кто без веревок и цепей бессилен подчинить его своей воле. И эта мужская сила, эти пьянящие золотистые глаза, эта почти магнетическая внешность – все должно погибнуть? За что? За мелкую контрабанду? За тот мускатный орех, которым она сдабривала тушеное мясо и драчену? За те приправы, на которых ее мать экономила пару флоринов?
Аннелиза повернулась и ощупью отыскала ножку бокала, надеясь подкрепить себя вином. Ей нужно было остановить непрошеные слезы, выступившие в уголках глаз, чтобы не выглядеть слишком уж нелепо.
Она знала, где находится Молуккский архипелаг, так как у нее была скопированная от руки карта, почти развалившаяся от усердного штудирования. Амбоина, куда собирались отправить преступника для оскопления и казни, располагалась севернее островов Банда, менее чем в сотне миль от них. Такое быстроходное судно, как «Остров сокровищ», при благоприятной погоде могло покрыть это расстояние в ничтожно короткое время. Следовательно, контрабандист погибнет спустя день-два после ее собственной высадки. Возможно даже, он будет мертв уже к тому времени, когда она начнет знакомиться с домом своего мужа, и почти наверняка до того, как она запомнит трудные имена его слуг. Вот только вряд ли теперь она хоть раз приготовит пищу с мускатной приправой.
Ароматный парок над обеденным блюдом вызвал у нее отвращение, и она отодвинула тарелку.
– Что, не идет? – участливо осведомился Фербек, приписывая отказ от еды ее недомоганию, и тут же снова вернулся к прерванной теме: – Такие, как этот пират, подрывают устои компании. Из-за них может пострадать благосостояние тысяч работников и их семей. Насколько мне известно, ваша мать своим местом тоже обязана компании…
Капитан недвусмысленно напоминал Аннелизе о том, на чьей стороне она должна быть. Действительно, именно Голландская Ост-Индская компания предоставила приют им с матерью, утвердила кандидатуру Аннелизы на этот брак, отправила ее в путешествие и взяла на себя заботы по обустройству предстоящей новой жизни. А тут какой-то презренный контрабандист ставит под угрозу само существование ее благодетелей. Наверное, непозволительные колебания должны были пробудить в ней чувство стыда, однако слова осуждения в адрес преступника застряли у нее в горле, и она так и не решилась их выговорить.
– Когда его казнят на Амбоине, – все же пыталась поддержать капитана Аннелиза, – это будет означать, что правосудие свершилось. – Несмотря на произнесенную фразу, внутри ее все протестовало против такого неестественно жестокого наказания.
– Ну, это, конечно, будет акт умиротворения общественного мнения, – поправил Фербек, – но не подлинная дань справедливости. Контрабандист благополучно добрался до Африки, прежде чем был раскрыт. Нам просто повезло – по чистой случайности его выявил один из наших агентов и передал мне. Боюсь, что успех преступника, если можно так выразиться, кое о чем говорит – это значит, что в самом сердце компании затаилась коварная гадюка.
Много лет Аннелиза считала, что благодаря компании ее миновал страшный удел девушки, не имеющей средств к существованию. Отсюда и проистекала ее преданность. Тем более она не могла поверить в возможность предательства со стороны тех, кто служит компании.
– Я уверена, – непререкаемым тоном заявила она, – среди нас нет людей, способных на сговор с негодяем.
– Боюсь, вы ошибаетесь. – Фербек еще больше помрачнел. – Как я уже объяснил вам, мускатный орех морят в известке сразу же после сбора. Следовательно, такого количества живых плодов этот паршивец не мог достать без посторонней помощи. Наверняка здесь действовали сообща несколько человек.
Капитан вдруг прервал свою речь, словно осененный какой-то новой идеей. Глаза его загорелись.
– Неплохо бы выяснить, кто помогал ему, прежде чем злодея вздернут. Если удастся выведать от него этот секрет, я уверен, компания в долгу не останется. Надеюсь, вы понимаете о чем идет речь?
Аннелизу неприятно поразили откровенно корыстные намерения капитана, но Фербек, словно не замечая ее напряженного взгляда, продолжал как ни в чем не бывало:
– Гм… вознаграждение, конечно, еще не самое главное. Есть вещи поважнее. Перед компанией встает вопрос, как бороться со злоумышленниками, ведь они дезорганизуют налаженную долгими усилиями работу. Я, со своей стороны, испробовал все, что только мог, но пока безуспешно. Даже не знаю, что еще придумать, чтобы заставить этого пирата выдать сообщников.
– Может быть, мне попробовать? – неожиданно для себя предложила Аннелиза и тотчас вжалась в кресло. От одной мысли, что она сможет задать вопросы пленнику, ей стало не по себе.
Фербек, казалось, был растерян не меньше ее. Непроизвольно почесав затылок, он с сомнением переспросил:
– Вам? Попробовать?
– Я ведь наполовину англичанка и знаю язык достаточно хорошо…
– Ах да, директор Одсвелт действительно обмолвился о ваших достоинствах при оформлении пассажирской страховки. К сожалению, я как-то сразу об этом не подумал.
Капитан выглядел настолько сбитым с толку, что это заставило Аннелизу вспомнить известную притчу, повествовавшую о том, как владелец шкатулки с драгоценностями разобрал по бревнышкам дом, считая, что потерял ключ от нее, а потом выяснил, что все это время ключ болтался у него на шее.
– Возможно, преступник просто не понимает ваших вопросов, – как можно невиннее сказала она, – а значит, не до конца осознает серьезность выдвинутых против него обвинений…
– Вот тут вы ошибаетесь. Он отлично представляет тяжесть содеянного. Не зря же он сопротивляется как загнанный кабан. Но что касается вопросов, то, возможно, вы правы. Пожалуй, стоит попробовать – может быть, вам и вправду удастся убедить его сообщить мне необходимые сведения.
– Вообще-то, капитан, для убеждения я, наверное, не самый подходящий человек.
Этот ответ развеселил Фербека. Оглядев Аннелизу с небывалой доселе смелостью, он даже позволил себе слегка улыбнуться. Аннелиза вздрогнула. Боже, в каком виде она явилась! Своими перепутанными, распущенными до пояса волосами она, вероятно, могла смутить кого угодно, а отсутствующий воротник позволял видеть сквозь вырез платья ее оголенную шею вплоть до ключиц.
– Ну что вы, о чем речь! Даже если в данный момент вы еще не вполне уверены в своих способностях, то через пару дней, когда вы обретете некоторый опыт… – Фербек покачал головой и озадаченно потер лицо рукой. – Вот только не знаю, вправе ли я позволить вам это. С другой стороны, жалко терять время. До Банда-Нейры остается всего ничего. Кто знает, как оно все повернется. Милое личико, родная речь – глядишь, язык и развяжется!
Обычно суровое лицо капитана неожиданно приняло приторно-любезное выражение, губы заулыбались, и весь он словно затрепетал в надежде не упустить союзника. Но его глаза, глаза… В их тусклой глубине пряталась ядовитая змея, свернувшаяся колечком, готовая к нападению.
Деловые отношения с мужчинами для Аннелизы всегда были чужеродной материей – для этого ей катастрофически не хватало практики.
Как всегда в такие моменты, в ее ушах словно зазвучали тысячи голосов, пронзительных, стенающих. Все они принялись настойчиво уговаривать ее провести остаток путешествия за надежным засовом своей каюты. Ее снова охватило то тревожное напряжение, которое овладевало ею всякий раз, когда она вспоминала об узнике. Наверное, это было не случайно. Безрассудный, опасный человек. Она крепко сцепила руки, но от этого дрожь стала только сильнее. Тогда она положила их на колени и, опустив голову, сказала:
– Извините меня, капитан, я вынуждена отказаться от моего предложения.
– Ну уж нет!
Только теперь Аннелиза осознала, насколько крепко он ухватился за ее слова, которые подхлестнули его безумные надежды. Нужно было каким-то образом выпутываться из неприятного положения, явившегося следствием ее неосторожности. Приказав себе успокоиться, она решила воспользоваться одной своей привилегией, до сих пор остававшейся невостребованной.
– И все же, полагаю, мне не стоит участвовать в подобных делах. Сомневаюсь, что это понравится моему мужу.
Фербек с такой силой выдохнул воздух, словно она ударила его в солнечное сплетение большой кружкой для джина. Апелляция к имени Питера Хотендорфа подействовала на него не хуже мистического заклинания.
– Вероятно, вы правы. Извините, если я был излишне назойлив, но вы сами подняли этот вопрос.
Наступила неловкая тишина. Аннелиза сидела со стиснутыми руками и опущенной головой, посматривая на капитана сквозь заслон рассыпавшихся в беспорядке волос.
Фербек все еще потирал подбородок, продолжая смотреть на нее испытующим взглядом, как бы оценивая твердость ее решения.
– Разумеется, – наконец задумчиво произнес он, – то время, что этот бандит находится на моем корабле, приятным для него не назовешь. Но мы можем еще прибавить ему неудобств, и уж тогда он наверняка разговорится.
С этими словами капитан повернулся к двери и позвал:
– Клопсток!
– Я здесь, капитан! – Голова помощника тут же просунулась в дверь.
– Пожалуй, надо сократить рацион нашего пленника до одной чашки воды в три дня. Одна чашка – это ему больше чем достаточно.
– Есть, капитан. – Клопсток бросил тревожный взгляд на Аннелизу. – Последний раз он получал воду вчера.
– Значит, теперь получит послезавтра, – хмыкнул Фербек.
– Слушаюсь.
У Аннелизы чуть слезы не брызнули из глаз и запершило в горле. Все ее хлопоты об узнике не только провалились, но и усугубили его мучения. Сама же она после короткого добровольного эксперимента испытывала такую жажду, что была готова проглотить воды на несколько чашек больше, чем на самом деле требовалось организму. Ее рука нетерпеливо тянулась к бокалу с водой; ей приходилось подавлять в себе неудержимое желание облизывать губы и совершать глотательные движения, рождавшиеся от ощущения внезапной непроходимости в горле.
Заметив ее состояние, Фербек улыбнулся.
– Да уж, сейчас ему несладко, – произнес он тоном, больше уместным для непринужденной беседы. – Вот вы только что говорили о его самочувствии. Мои люди, должен признаться, обошлись с ним круто, после того как он отказался дать нам нужные сведения. И тут вы так о нем забеспокоились, что я вдруг подумал: а может, милосердие – это долг «дочерей компании»? Уж не возят ли они с собой в путешествия саквояж с лекарствами и целительными бальзамами? Взяли бы и подлечили ему раны, пока будете с ним разговаривать. Впрочем, что это я – вас ведь больше не интересует его здоровье…
– Так ваши люди были у него? – Аннелиза понизила голос, стараясь скрыть негодование. – Вы приказали избивать человека в цепях?
– У меня есть обязательства перед компанией – вот почему я вынужден действовать жестко. Мне нужна информация. Если она может принести пользу, я не остановлюсь ни перед чем. А вам, видимо, не хватает решительности. Это меня удручает. – Убежденность в собственной правоте только что не капала у него с губ. – Между прочим, напрасно он так себя ведет. Когда мы доставим его на Амбоину, там с ним еще не то сделают. Хотя, как вы справедливо заметили, возможно, он действительно толком не понимает, в чем его обвиняют и что ему грозит. Необходимо, чтобы с ним поговорил человек, владеющий английским.
Снова наступило молчание. Фербек с ухмылкой пощипывал усы, краем глаза посматривая на девушку, всем своим видом показывая, что ждет уступки. По мере того как он говорил, Аннелиза все больше испытывала раздражение от собственной беспомощности. Фербек, приятный в общении, всегда вызывавший в ней только симпатию, оказался человеком хитрым, неискренним и склонным к махинациям. Чтоб им всем провалиться! Ни одна нация не имела таких мужчин. Только голландцы умели с такой необыкновенной ловкостью оборачивать присущее женщине послушание против нее самой. Правда, лично она в этом отношении всегда была начеку – в противном случае судьба уготовила бы ей роль прислужницы на всю жизнь. Не один, так другой обязательно помыкал бы ею.
– Вы добавите ему воды, если я поговорю с ним? – наконец спросила она охрипшим голосом.
– Он будет получать дневной рацион, как и любой другой на корабле.
– И вы не станете снова избивать его?
– А это уж, дорогая госпожа, будет зависеть от вас, точнее, от того, чего вы добьетесь.
Аннелиза подняла голову, в глазах у нее вспыхнули презрение и вызов. Однако ее воинственный настрой, казалось, только еще больше позабавил капитана. Теперь он был уверен, что она у него в руках.
– Поймите же, это обыкновенный преступник. Вы проявляете о нем трогательную заботу – браво! Но на самом деле он этого не заслужил. И не стоит так себя терзать.
Определенно, капитан начал входить во вкус игры, которую она затеяла по неосторожности. Аннелиза вспомнила, как постоянно смиряла себя ее мать, когда над ней издевались директора компании. Пока она размышляла, под ногами возникла легкая вибрация, вероятно, от качки. Или, может быть, едва ощутимые колебания исходили от пленника, по-прежнему не желающего подчиняться, отказывающегося оставаться тихим и незаметным?
Аннелиза распрямила спину. Нет, она не будет до конца дней своих кланяться перед мужчинами и заставлять себя вечно молчать, лишь бы не вызвать их неодобрения.
– Отведите меня к нему, – почти приказала она.
– Прямо сейчас? – Фербек растерянно заморгал, явно опешив от ее неожиданного решения.
– Да, сейчас. Мне всегда говорили, что у меня неудобный характер. Видимо, так оно и есть.
Аннелиза встала с кресла и направилась к двери.
– Э-э… Постойте! Наверное, имеет смысл немного подождать. Мы должны сначала обмыть его, привести, так сказать, в божеский вид, а уж потом… Я боюсь, там такое амбре, что ваш чувствительный носик просто не вынесет. Дайте же мне немного времени, я пошлю вперед Клопстока. Пусть хотя бы стул для вас поставит.
– Мне не нужен стул. – Аннелиза толкнула дверь и, едва не сбив Клопстока, пулей вылетела на палубу, успев все же боковым зрением заметить, что капитан последовал за ней, на ходу отдавая распоряжение помощнику захватить фонарь.
Насколько она знала, им предстояло спускаться по узким железным ступенькам, напоминавшим лестницу-стремянку, до самой глубокой точки корабельного чрева. Там, судя по описаниям Фербека, на обратном пути в Нидерланды будет лежать драгоценный груз – мускатный орех. Но попасть в святая святых корабля ей так и не было суждено, поскольку, не дойдя до нижнего уровня, они остановились и стали медленно продвигаться мимо каких-то корзин, бочек с солониной и прочих грузов в направлении к стойлам, где находились клетки с трепыхающимися курами и несколько овец – все, что осталось от живого мясного запаса, сделанного в Африке. Фонарь Клопстока раскачивался над испуганными животными, блеявшими и пятившимися вглубь от ставшего непривычным за время плавания света.
Но вот золотистый пучок лучей упал на новенький экипаж ее мужа, бережно помещенный сюда для лучшей сохранности во время долгого путешествия…
Потом она увидела его.Вернее, учуяла.
Страшный смрад заставил ее отступить назад и схватиться за горло. Из самого дальнего загона, окутанного мраком, тянуло как из лазарета с тяжелобольным. Это был запах лихорадки, крови и неухоженной человеческой плоти. Фербек отобрал у Клопстока фонарь и поднес его к двери, сделанной из толстых жердей, которую Клопсток тут же отпер и распахнул настежь. Но пламя фонаря давало слишком мало света, чтобы пробить эту темень.
Аннелиза, зажав нос платком, ждала, когда глаза привыкнут к полумраку, и сама удивлялась тому, как велико ее волнение. Она слышала шум собственного тяжелого дыхания, чувствовала, как сильно стучит ее сердце и клокочет кровь.
Наконец она смогла разглядеть пирата. Пленник лежал пластом на охапке грязной соломы, и с первого взгляда было трудно определить, дышит ли он. Аннелиза понимала, что слабый трепет его груди мог быть лишь обманом зрения, рожденным мерцающим светом фонаря.
Она бросила быстрый взгляд на капитана, и Фербек, не выдержав, отвернулся.
– Воды, немедленно! – скомандовала Аннелиза и, сделав несколько шагов по направлению к пленнику, опустилась рядом с ним на солому, положив его голову себе на колени. Клопсток передал ей бадейку с затхлой водой, и она окунула в нее край юбки. Затем осторожными движениями Аннелиза стала прикладывать влажную материю ко лбу несчастного, на котором запеклись сгустки крови.
Почувствовав ее прикосновение, пират открыл глаза.
Сохранился ли в них запомнившийся ей дивный золотистый оттенок? При тусклом свете фонаря вряд ли можно было разобрать их цвет. Когда пират героически сопротивлялся во время свалки в доке, его лицо было чисто выбрито, теперь же, спустя две недели, все выпуклости и ложбинки скрадывались растительностью, а немигающие глаза безучастно смотрели в потолок.
Может быть, те дерзкие крики и воинственный стук, что передавались каждой клеточке ее тела, существовали лишь в ее воображении? Ее внутреннее чувство отвергало это предположение. Упорство, придавшее ей силы и вдохновившее на поход к капитану, не было порождением ее фантазии. Слишком долго оно продолжалось, настолько долго, что становилось невыносимо слушать и хотелось самой кричать, лишь бы заглушить эти звуки.
– Принесите свежей воды! – Аннелиза с усилием протолкнула воздух сквозь пересохшую саднящую глотку. – Ему необходимо питье.
Ее голос прозвучал глухо и сурово. Уже через несколько минут Клопсток мчался обратно с полной бадейкой.
Пока Аннелиза отыскивала чистые участки подола и окунала их в воду, помощник капитана взял на себя труд держать голову пленника. Она выдавила струйку воды на ссохшиеся потрескавшиеся губы и, увидев, как натужно заработало горло пленника, стараясь проглотить влагу, издала слабый стон.
– Да не будьте вы такой нюней! – Фербек повесил фонарь на торчавший из шпангоута деревянный костыль. – Раны его не опасны. Я сейчас уйду, а Клопсток останется. Смотрите в оба, а то как бы вам не оживить его больше чем надо – этот прохвост запросто может вас одурачить.
Аннелизу предостережение капитана только рассмешило. Одурачить? Любой из верноподданных компании пришел бы в негодование от такого предположения. Она обтирала контрабандисту щеку, шепча потихоньку успокаивающие слова на английском; рука ее слегка дрожала.
И все же внушительные габариты неподвижно лежавшего перед ней человека не вызывали у Аннелизы ни малейшего страха оказаться его заложницей.
После ухода капитана Клопсток разговорился:
– Я понимаю, госпожа, у вас есть основания мне не доверять. Конечно, я слушаюсь капитана, но не до такой степени, и ни за что не оставил бы этого несчастного без воды на три дня. Я сделал все, что мог, чтобы у него не болели раны. Поверьте, сегодня утром, когда я уходил от него, он был здоровым и крепким. Капитан прав – этот аферист, вероятно, прикидывается. Не думаю, чтобы сейчас он был без сознания.
На это Аннелиза ничего не ответила – ее внимание по-прежнему было сосредоточено на пленнике.
– Какое счастье, что вы уснули, – ласково прошептала она. – Они клевещут на вас. Говорят, что вы притворяетесь слабым и обманываете меня.
Она снова обмакнула край юбки в чистую воду, но когда наклонилась, чтобы вытереть ему лоб, то увидела, что глаза пирата пристально смотрят на нее.
И тут он подмигнул ей.
Глава 4
Майкл сразу узнал ее. Маленькая монахиня, которую он видел, когда его втаскивали на борт. Когда он подмигнул ей, она отвела глаза, потом покраснела. Восхитительный розовый румянец залил ей щеки и пополз вниз. Взгляд Майкла невольно последовал в том же направлении, минуя подбородок и шею, к двум выпуклым окружностям, обозначившимся под темным платьем. Эти сокровища совсем не были похожи на монашеские иссохшие прелести. Несмотря на болезненное подергивание потрескавшихся губ, он не мог удержаться от улыбки. Вне всякого сомнения, юная монашка была возмущена тем, с какой жадностью он созерцал ее прелести.
И все же Майкл решил впредь вести себя сдержаннее – негоже в преддверии смерти тешиться похотливыми мечтами. От совращения святой сестры путь на небеса не станет доступнее. Ему оставалось только с сожалением вздохнуть и перевести взгляд на ее лицо. Он вдруг почувствовал, как трудно подобрать слова извинения, когда у тебя перед лицом свежая, позолоченная солнцем кожа, глаза, опушенные длинными трепещущими ресницами, а легкие завитки волос колышутся в такт учащенному легкому дыханию и щекочут тебе нос.
– Сестра, помните, подзорная труба… – тихонько зашептал он.
– Тс-с! – Она украдкой прижала пальцы к его губам, словно боясь, что это заметит кто-то еще, кроме нее. – Не разговаривайте, пока я не напою вас. И потом, никакая я не сестра.
Майкл опешил. Монашка заговорила с ним по-английски, похоже, она не очень-то доверяла голландцам.
К тому же она пообещала ему воды. О Боже, вода!
Прежде он даже не предполагал, что сильная и постоянная жажда способна заставить человека забыть о чем угодно, даже о боли. Постоянное отсутствие воды настолько притупило его разум, что множество часов, проведенных в одиночестве, он мечтал вовсе не о побеге, а о том, как бы окунуть голову в корыто с лошадиным пойлом.
Однако, когда он смотрел на нее, жажда становилась иной. Ему вдруг захотелось вырвать бадейку у нее из рук и вылить себе прямо в горло, а потом припасть к ее шее горячими влажными поцелуями и слизывать с нее влагу. Майкл закрыл глаза и прижал к бокам стиснутые кулаки, чтобы сдержаться и не наделать глупостей. Хотя склонившаяся над ним девушка, по ее словам, не была монахиней, он сильно сомневался, что его выходка будет воспринята спокойно. Поэтому он откинулся на спину и приоткрыл рот, как только что вылупившийся беспомощный птенец в ожидании крох из клюва матери.
Его неожиданная спасительница слегка замешкалась, но через несколько секунд он услышал шуршание материи и почувствовал, как на губы снова полилась прохладная струйка воды. Майкл глухо застонал. Его губы и язык вели себя как опаленная земля, постоянно поглощающая капли дождя и все же остающаяся сухой. Но его спасительница упорно продолжала свое дело, и через несколько мгновений он сумел-таки пропустить внутрь благодатную струйку. Майкл, почувствовав, что может свободно дышать, замер в блаженном предвкушении грядущего облегчения своей участи.
Как только с одной жаждой было покончено, все настойчивее стала заявлять о себе другая, тоже требовавшая утоления. Майкл слегка приоткрыл глаза и сквозь ресницы начал изучать свою добросердечную гостью. Ее светло-карие глаза запомнились ему со времени короткой встречи на палубе, однако тогда он не успел разглядеть в них колдовского золотистого оттенка. Но чего Майкл совершенно не предполагал, так это существования таких восхитительных темно-каштановых волос, длинных, до пояса, – настоящее богатство, которое она прятала от всех. Когда она подалась вперед отжать воду ему в рот, одна блестящая их прядь змейкой повисла против пульсирующей ямочки внизу ее шеи.
– Как ваше имя, мисс? – Он сам ужаснулся собственному голосу. Господи Иисусе, прямо лягушачье кваканье.
– Вопросы здесь задаю я! – Аннелиза произнесла эти слова с уверенностью человека, не привыкшего, чтобы ему возражали.
Майкл восхищенно пожирал ее глазами, и она покраснела еще сильнее. Между тем ее рука неосмотрительно прижалась к тому прелестному месту, куда был устремлен его взор, словно ее изрядно волновало, какое впечатление этот небольшой участок оголенного тела произведет на него.
Вдруг кто-то, державший его голову над провонявшей соломой, быстро залопотал по-голландски. В ответ девушка медленно и достаточно четко произнесла несколько слов, из которых Майкл понял, что человек, находившийся вне поля его зрения, опасался за ее жизнь.
В душе он даже рассмеялся – оказывается, и при нынешних обстоятельствах его еще воспринимают как реальную угрозу. Что ж, положа руку на сердце он мог сказать, что в эти минуты ощущал себя вулканом на грани извержения. Прекрасная женщина, склонившаяся над ним, свежая как морской ветерок, своим очарованием и сердечностью доставляла ему невыносимые муки. Но на этот раз он решил довольствоваться малым – просто смотреть на нее и слушать дальше их тарабарщину. В конце концов Майклу удалось понять, кто такой этот Клопсток. Мужчина, державший его голову, был всего лишь капитанским лакеем, однако этот человек не вызывал у него особого презрения, во всяком случае, до тех пор, пока из разговора он не уяснил, что очаровательная незнакомка – не мисс, а миссис, жена голландца, черт бы его побрал!
Какое разочарование! Ему оставалось только посмеяться над собой. Да и что ему за дело, кто она такая – монахиня, чья-то жена или прислуга, какая разница! Разве может он, закованный в кандалы, смердящий, обреченный на смерть, рассчитывать на интерес с ее стороны?
И все же Майкл решил впредь вести себя сдержаннее – негоже в преддверии смерти тешиться похотливыми мечтами. От совращения святой сестры путь на небеса не станет доступнее. Ему оставалось только с сожалением вздохнуть и перевести взгляд на ее лицо. Он вдруг почувствовал, как трудно подобрать слова извинения, когда у тебя перед лицом свежая, позолоченная солнцем кожа, глаза, опушенные длинными трепещущими ресницами, а легкие завитки волос колышутся в такт учащенному легкому дыханию и щекочут тебе нос.
– Сестра, помните, подзорная труба… – тихонько зашептал он.
– Тс-с! – Она украдкой прижала пальцы к его губам, словно боясь, что это заметит кто-то еще, кроме нее. – Не разговаривайте, пока я не напою вас. И потом, никакая я не сестра.
Майкл опешил. Монашка заговорила с ним по-английски, похоже, она не очень-то доверяла голландцам.
К тому же она пообещала ему воды. О Боже, вода!
Прежде он даже не предполагал, что сильная и постоянная жажда способна заставить человека забыть о чем угодно, даже о боли. Постоянное отсутствие воды настолько притупило его разум, что множество часов, проведенных в одиночестве, он мечтал вовсе не о побеге, а о том, как бы окунуть голову в корыто с лошадиным пойлом.
Однако, когда он смотрел на нее, жажда становилась иной. Ему вдруг захотелось вырвать бадейку у нее из рук и вылить себе прямо в горло, а потом припасть к ее шее горячими влажными поцелуями и слизывать с нее влагу. Майкл закрыл глаза и прижал к бокам стиснутые кулаки, чтобы сдержаться и не наделать глупостей. Хотя склонившаяся над ним девушка, по ее словам, не была монахиней, он сильно сомневался, что его выходка будет воспринята спокойно. Поэтому он откинулся на спину и приоткрыл рот, как только что вылупившийся беспомощный птенец в ожидании крох из клюва матери.
Его неожиданная спасительница слегка замешкалась, но через несколько секунд он услышал шуршание материи и почувствовал, как на губы снова полилась прохладная струйка воды. Майкл глухо застонал. Его губы и язык вели себя как опаленная земля, постоянно поглощающая капли дождя и все же остающаяся сухой. Но его спасительница упорно продолжала свое дело, и через несколько мгновений он сумел-таки пропустить внутрь благодатную струйку. Майкл, почувствовав, что может свободно дышать, замер в блаженном предвкушении грядущего облегчения своей участи.
Как только с одной жаждой было покончено, все настойчивее стала заявлять о себе другая, тоже требовавшая утоления. Майкл слегка приоткрыл глаза и сквозь ресницы начал изучать свою добросердечную гостью. Ее светло-карие глаза запомнились ему со времени короткой встречи на палубе, однако тогда он не успел разглядеть в них колдовского золотистого оттенка. Но чего Майкл совершенно не предполагал, так это существования таких восхитительных темно-каштановых волос, длинных, до пояса, – настоящее богатство, которое она прятала от всех. Когда она подалась вперед отжать воду ему в рот, одна блестящая их прядь змейкой повисла против пульсирующей ямочки внизу ее шеи.
– Как ваше имя, мисс? – Он сам ужаснулся собственному голосу. Господи Иисусе, прямо лягушачье кваканье.
– Вопросы здесь задаю я! – Аннелиза произнесла эти слова с уверенностью человека, не привыкшего, чтобы ему возражали.
Майкл восхищенно пожирал ее глазами, и она покраснела еще сильнее. Между тем ее рука неосмотрительно прижалась к тому прелестному месту, куда был устремлен его взор, словно ее изрядно волновало, какое впечатление этот небольшой участок оголенного тела произведет на него.
Вдруг кто-то, державший его голову над провонявшей соломой, быстро залопотал по-голландски. В ответ девушка медленно и достаточно четко произнесла несколько слов, из которых Майкл понял, что человек, находившийся вне поля его зрения, опасался за ее жизнь.
В душе он даже рассмеялся – оказывается, и при нынешних обстоятельствах его еще воспринимают как реальную угрозу. Что ж, положа руку на сердце он мог сказать, что в эти минуты ощущал себя вулканом на грани извержения. Прекрасная женщина, склонившаяся над ним, свежая как морской ветерок, своим очарованием и сердечностью доставляла ему невыносимые муки. Но на этот раз он решил довольствоваться малым – просто смотреть на нее и слушать дальше их тарабарщину. В конце концов Майклу удалось понять, кто такой этот Клопсток. Мужчина, державший его голову, был всего лишь капитанским лакеем, однако этот человек не вызывал у него особого презрения, во всяком случае, до тех пор, пока из разговора он не уяснил, что очаровательная незнакомка – не мисс, а миссис, жена голландца, черт бы его побрал!
Какое разочарование! Ему оставалось только посмеяться над собой. Да и что ему за дело, кто она такая – монахиня, чья-то жена или прислуга, какая разница! Разве может он, закованный в кандалы, смердящий, обреченный на смерть, рассчитывать на интерес с ее стороны?