Валентино Донна. Пират моего сердца

   Майкл смотрел на нее пристальным взглядом, полным страсти, и золотистый сверкающий огонь мгновенно вымел из головы Аннелизы все мысли об упражнениях перед встречей с мужем. Этот поцелуй должен принадлежать стоящему перед ней отважному пирату, и только ему.
   Она слегка подалась вперед и привстала на цыпочки. Повинуясь бессознательному желанию, она прикрыла глаза и еще выше подняла подбородок, стараясь сохранить равновесие, пока Майкл, наклоняясь, приближал рот к ее губам.
   Словно стремительный горячий поток пронесся сквозь нее. Чтобы устоять на ногах, ей ничего не оставалось, как только придвинуться еще ближе и упереться в широкие плоскогорья его груди. В этот момент жадные губы Майкла прижались к ее губам. Они были обжигающими, твердыми и одновременно нежными, нежнее всего, что только могло создать воображение. В них ощущалось настоятельное, нетерпеливое желание, подкрепляемое внутренней, скрытой силой. Источник ее был замурован ниже, в некоем интимном месте, откуда он посылал свои мощные импульсы подобно незатухающему маятнику.
   Аннелизе захотелось, чтобы Майкл обнял ее и она могла ощущать его руки. Она даже застонала и, открыв глаза, неохотно оторвала губы, как тюльпан, противящийся отделению от материнской луковицы.
   – Аннелиза!
   Он впился в нее горящими глазами, полными неприкрытой жажды, и этот взгляд пробудил в ней новое, неизведанное чувство.
   Разрозненные луковицы тюльпанов… Вместо своего поселения Майкл отправится в Амбоину, на верную смерть, а ее «пересадят» на Банды, к Питеру.
   Питер. Одно только эхо, возникшее после мысленного произнесения его имени, сразу очистило ее голову от фантазий, как будто не на Майкла, а на нее вылили соленую воду.
   – Мой… мой воротник, – заикаясь произнесла она и отступила назад.
   Свет в глазах Майкла потускнел, веки опустились.
   – Берите, – сказал он. – Вот здесь, в рубашке.
   Аннелиза неуверенно попробовала оттянуть его рубашку возле пояса, проникая между тканью и телом.
   Когда она дотронулась до него, Майкл вздрогнул. От его реакции и ощущения горячей гладкой кожи у нее ослабели колени. Она сама не заметила, как обе ее руки оказались под его рубашкой и пробежали по упругим вьющимся волоскам к массивному мускулистому щиту, охраняющему сердце. От прикосновения нежных пальцев в мощных равномерных сокращениях произошел сбой, и Аннелиза испытала упоительное ощущение женской власти. Первый раз в жизни она почувствовала себя желанной. Ее желали как женщину, такой, какая она есть. За этим желанием не стояло заранее оговоренной цели воспроизводства потомства или выполнения супружеских обязанностей по контракту. Желание Майкла было простым и сильным, как любое первородное чувство.
   Когда она осознала это, ее бросило в дрожь. Молодое, упругое, брызжущее мужской силой тело превратило и ее в трепещущий сгусток желания. Но это влечение не было чисто физическим. Прежде всего Майкл притягивал ее как неординарная личность, как человек с сильным характером, который не могла скрыть шутовская маска.
   – Обнимите меня, – прошептала она.
   Одной рукой он обвил ее талию, а другой – с бережностью отца, держащего новорожденного, благоговейно прижал ее голову к груди.
   В этот момент корабль накренился, и Майкл обнял ее еще крепче. Кандалы со звоном сдвинулись, удерживая их обоих в плену разгорающейся страсти. Буря в их сердцах теперь казалась им сильнее, чем шторм, бушевавший наверху.
   Майкл зарылся лицом в волосы Аннелизы и поцеловал ее. Откинув ей голову назад, он начал пробегать губами и языком по ее шее, потом обхватил ладонями за ягодицы и приподнял, придвигая к себе. Когда он остановился, самой интимной частью тела она ощутила плотность его пробудившейся плоти, которую отделяли от нее только ее платье и его брюки.
   Майкл наклонился и опустил ее на солому. Тяжело дыша, они некоторое время смотрели друг на друга; потом он протянул руку к вырезу ее платья и принялся расстегивать пуговицы. Цепь, соскользнувшая с его запястья, улеглась в ложбинке у нее на груди, но ей хотелось чего-то более ощутимого, весомого, горячего. Она жаждала, чтобы Майкл прикоснулся к ней, придавил своим телом…
   Аннелиза подняла руку и сама стала помогать ему. Ее путающиеся пальцы принялись дергать за пуговицы и ленточки на сорочке, но он хотел обойтись без нее, препровождая каждое удавшееся действие тихим рычанием. Вскоре ее обнаженная грудь предстала его голодному взору.
   – Ты еще прекраснее, чем я ожидал, – прошептал Майкл, обдавая ее жарким дыханием. Он проследовал губами по ее шее до груди, затем каким-то неведомым образом незаметно отодвинул лиф и воздушную сорочку. Теперь она лежала перед ним обнаженной до пояса. Но таким же она хотела видеть и его. Как безумная Аннелиза вцепилась в рубаху Майкла и начала тянуть вверх и вниз, пока до нее не дошло, что снять ее невозможно из-за оков на запястьях. Тогда она принялась водить руками по твердым жгутам мышц и курчавой поросли на его животе. И все равно ей этого было мало.
   – Майкл? – произнесла Аннелиза шепотом, в котором слышалась мольба.
   – Ты – моя, – раздалось в ответ. – Моя навсегда.
   В считанные секунды Майкл с поразительной ловкостью избавил ее от платья, сорочки и даже успел снять с нее туфли и чулки. Его губы доставали повсюду, доказывая, что она действительно принадлежит ему.
   Эти ласки превратили Аннелизу в пульсирующий ком страсти. В какой-то момент ей показалось, что у нее отказал разум и ей уже никогда не связать хотя бы двух мыслей. И тогда Майкл, на миг остановившись, захватил в руку ее плоть. Он начал дразнить ее своими длинными пальцами, вызывая нестерпимо острые ощущения, одновременно истязая таким же образом ее правый сосок.
   – Аннелиза, решать тебе. – Она почувствовала, как его палец продвинулся вглубь, к барьеру, предусмотренному природой, дающему женщине возможность хранить свой самый драгоценный дар. – Один Бог знает, чего мне это будет стоить, но если ты скажешь, чтобы я перестал, я сделаю это.
   Его трясло от неутоленного желания. Впереди у него не было ничего, кроме неминуемой смерти, и он знал об этом. Вряд ли в оставшееся время его прекрасному телу мог выпасть еще один шанс изведать наслаждение. Тем не менее Майкл сам предлагал ей сделать выбор.
   Аннелиза ни секунды не сомневалась, что ни богатство, ни высокое положение мужа не идут ни в какое сравнение с тем, что может ей подарить этот необыкновенный узник. Она могла отблагодарить его лишь одним равноценным подарком, предложить единственную вещь, принадлежащую лично ей, так же как и право распоряжаться этой вещью.
   – Я хочу, чтобы ты продолжал, Майкл.
   Тогда он лег между ее бедрами.
   – Обхвати меня ногами, – прошептал он ей на ухо. – И держись за меня крепче.
   Она послушно сделала, как он сказал, – сейчас ей ничего не хотелось так сильно, как быть возможно ближе к нему, зарыться в его тело, в самую сокровенную его часть. И в ту же секунду он сам совершил это. Аннелиза ощутила его, огромного, горячего и твердого в своей самой чувствительной точке. От потрясения у нее широко раскрылись глаза. Потом Майкл вошел в нее, и ее напрягшееся тело прильнуло к нему, доказывая им обоим, что она рождена именно для того, чтобы принадлежать ему. Как только Аннелиза отдалась новым волшебным ощущениям, боль показалась ей ничего не значащим пустяком и довольно скоро прошла.
   Майкл старался щадить ее, и от этого она чувствовала скованность в его могучих плечах, напряжение тугих мышц против своего живота. Но корабль и шторм мешали ему держать себя в узде. Порывы ветра непрерывно обрушивались на корпус судна; эти звуки походили на страстный аккомпанемент той буре, что бушевала в них.
   Аннелиза услышала приглушенные раскаты грома как раз в тот момент, когда в ней произошел собственный взрыв, накрывший ее своей мощной волной.
   В тот же миг и у Майкла вырвался крик облегчения. Однако он не собирался отпускать ее, да она и не думала уходить, хотя кандалы на его запястьях вдавливались в ее нежную кожу. Ей безумно хотелось унести с собой эту отметину, но она понимала, что должна возвратиться в свой прежний мир такой, какой пришла.
   Пленник обернул кулак ее волосами, и цепи, скользнув, легли на нее. Он легонько отвел ей голову назад, чтобы обнажить шею, потом принялся покрывать ее поцелуями, и тогда все то удивительное, что произошло совсем недавно, повторилось снова.
   Аннелиза не представляла, сколько времени прошло. В какой-то момент она поняла, что корабль идет обычным ровным ходом и что им не нужно больше упираться ногами в пол и держаться за перекладины.
   – Шторм кончился. – Проговорив это, Аннелиза принялась отыскивать в соломе свою одежду. Она натянула через голову сорочку, а затем платье. – Теперь мне нужно идти.
   Майкл, не отвечая, пристально смотрел на нее. Воздух вокруг них струился жаром. Их желание еще полностью не утихло.
   – Да. Теперь пора. И впредь не приходи одна. Это слишком рискованно.
   Аннелиза покорно кивнула, выражая готовность последовать его совету:
   – Пожалуйста, мой воротник.
   Майкл пошевелил бедрами и приподнялся достаточно высоко, чтобы она могла извлечь из-под него материю, сохранившую его тепло и еле уловимый запах. Аннелиза повернулась и приложила воротник к щеке, словно пыталась продлить ощущения от недавних объятий.
   – Я должна идти, – снова сказала она.
   В устах, все еще жаждавших его губ, эти слова казались кощунственными.
   – Иди и, ради нас обоих, не возвращайся! – воззвал он тихим, хриплым голосом, после того как понял, что она вновь бросала его одного в темноте.

Глава 8

   Когда Аннелиза подошла к люку, то, к своему ужасу, обнаружила, что кто-то успел закрыть его сверху.
   Сколько она ни толкала крышку, та не поддавалась. Тогда, прекратив бессмысленную борьбу, она спустилась обратно и притулилась у стены возле лестницы. В этом месте при открытом люке ее должны были сразу заметить. Раз она оказалась в ловушке, приходилось просчитывать последующие шаги и предвидеть возможные осложнения. Если удачно имитировать безумную радость, когда моряки придут спасать ее, может быть, удастся отвлечь внимание капитана, и он не станет ее пытать.
   Масло в фонаре выгорело почти до конца. Оставшиеся капли чадили и разбрасывали в стороны шипящие брызги. Несколько ужасных часов Аннелиза провела в темноте, трясясь от страха, не зная, то ли возвращаться к Майклу, то ли ждать здесь, когда ее отыщут. В конце концов она пришла к выводу, что второе все-таки лучше. Если ее застанут в его объятиях, это будет полной катастрофой для них обоих.
   К тому же Майкл сказал, чтобы она больше не приходила. Она знала, что он хотел ей добра, но где-то в тайниках ее души притаилось крошечное зернышко неуверенности. Может быть, за этими словами стояло что-то большее? Он презирал сентиментальность, считая, что сочувствие делает человека уязвимым и приносит ему лишь неприятности. Если Майкл на самом деле исповедовал такие взгляды, то он мог и не хотеть ее возвращения.
   Ее все еще мучили сомнения, когда сверху послышался резкий щелчок и люк открылся гораздо быстрее, чем она ожидала. Только тут стало ясно, сколько часов, похожих на быстротечные минуты, провела она в объятиях Майкла. Аннелиза зажмурилась от хлынувшего в темноту солнечного света.
   – Она здесь, капитан! – неистово завопил матрос, открывший люк.
   Вскоре в отверстие со всех сторон просунулись любопытные лица. Чуть позже Фербек растолкал матросов и сам спустился по лестнице. Клопсток немедленно последовал за ним, а потом к ним присоединились еще два человека.
   – Слава Богу! Мы тут чуть с ума не посходили. – Фербек, казалось, еле сдерживался. Он стоял с негнущейся спиной, сжатыми кулаками, и вид у него был скорее взбешенный, чем обеспокоенный. – Мы думали, вас смыло за борт во время шторма.
   Аннелиза вздрогнула. Ей и в голову не приходило, что из-за нее может возникнуть такой переполох; она беспокоилась только о позоре, который могла навлечь на себя, и наказании, ожидавшем Майкла.
   Страйпс юркнула сквозь кольцо мужчин и запетляла по ступенькам вниз, к Аннелизе. Остановившись, она с урчанием стала тереться об ее ноги.
   – Простите, капитан, я не хотела причинять вам беспокойство. Это все из-за шторма. Я пошла искать кошку, думала, что она могла спуститься на нижнюю палубу. Когда я добралась сюда, мне показалось, что здесь спокойнее и…
   Должно быть, ее слова выглядели жалким лепетом. Она прикусила губу, чтобы сдержать поток слов, выдававших ее волнение.
   – Я приказал вам оставаться в каюте.
   – Да, – прошептала она. – Я знаю.
   – Мы повсюду вас искали, и я лично подходил к этому люку три часа назад. Разве вы не слышали, как я кричал вам?
   – Наверное, как раз в это время я попыталась пройти к главному люку, заблудилась и… стала плакать.
   – Вот как? Дайте-ка я на вас погляжу.
   Капитан за подбородок поднял ее лицо к солнечному свету, и его губы вытянулись в строгую линию.
   – Что-то вы чересчур покраснели, и губы у вас опухли.
   Кому как не ей было знать, отчего это произошло. Аннелиза вспомнила, как Майкл ненасытно требовал ее губы, и ее бросило в жар, от этого лицо заполыхало еще сильнее.
   – Я же вам говорю, что плакала. За ночь все губы искусала, чтобы не разреветься еще сильнее.
   Фербек недоверчиво хмыкнул и отнял руку. Опустив голову, Аннелиза, к своему ужасу, увидела кусочки соломы, прицепившиеся к краю ее юбки. На корабле было только два места с подстилкой из соломы – это загон для скота и карцер Майкла. Если капитан заметил солому, то он, конечно, догадался, где она была.
   – Клопсток, сходите к пленнику. Посмотрите, как он там после шторма, и потом зайдите ко мне.
   – Хорошо, капитан.
   Дав поручения другим морякам и отпустив их, Фербек остался вдвоем с Аннелизой. Он выразительно взглянул на соломинки, прилипшие к юбке.
   – Я полагаю, вам понятна моя тревога. Когда вас вверили мне, у меня не было повода для беспокойства за ваше здоровье. Мне бы очень не хотелось сообщать вашему мужу, что я чего-то недоглядел. – Лицо капитана стало медленно покрываться красными пятнами.
   – Мое здоровье? Но теперь, после того как вы меня освободили, я чувствую себя прекрасно.
   – Вы меня не поняли. Иногда с человеком внезапно случается лихорадка, которая сильно вредит здоровью. После нее женщина перестает быть такой, как прежде.
   Между прочим, до этой ночи она не была женщиной, и нечего ему так волноваться.
   – Ваш муж может остаться недоволен вашим состоянием, и мне придется держать ответ. Занятие не из приятных, поверьте.
   – Моему мужу нет до этого никакого дела, и в контракте ничего подобного не оговорено. Если ему что-то не понравится во мне, то пусть винит себя.
   Некоторое время Фербек внимательно изучал ее.
   – Хорошо, – сказал он наконец со вздохом. – Но теперь вам придется оставаться в каюте до конца поездки.
   – Вы переводите меня на положение заключенного?
   – Это ненадолго. Скоро мы будем на Банда-Нейре, нам осталось пройти чуть больше ста морских миль.
   – Сколько это по времени?
   – День, может, немного больше – все зависит от ветра.
   – Всего один день? Тогда… тогда, наверное, вы захотите, чтобы я еще раз допросила пленника?
   Худшего вопроса она не могла задать. Не понятно, каким образом именно в данный момент ей пришла в голову эта мысль. Однако Фербек как будто даже обрадовался случаю поговорить на столь щекотливую тему.
   – С моей стороны, – сказал он, – было большой ошибкой обременять вас какими-либо обязанностями. Я ужасно жалею и сознаю ответственность перед вашим мужем. Единственное мое желание сейчас – это избежать неприятных объяснений.
   Аннелиза все поняла. Фербек догадывался, что она обесчещена, и в первую голову винил себя, потому что сам подтолкнул ее к разговору с Майклом.
   – Это наша общая ошибка, капитан, но надо ли докладывать о ней моему мужу? Ему совсем не обязательно знать, что я оставалась наедине с опасным преступником.
   – Хорошо, согласен. Но не забывайте – на ошибках учатся. Отныне путь на нижнюю палубу вам заказан. Надеюсь, вы меня поняли?
   – Да, капитан. – Аннелиза опустила голову, чтобы Фербек не увидел выступившие у нее на глазах слезы.
 
   Вскоре она убедилась, что исполнение приказа Фербека было для нее лучшим выходом. В поведении экипажа произошли заметные изменения. Раньше моряки старательно демонстрировали свое безразличие к ней или, во всяком случае, старались скрыть свой похотливый интерес. Теперь же, когда она направлялась в свою каюту, они провожали ее совсем другими взглядами. По их глазам она видела, что им доподлинно известно, где она провела минувшую ночь.
   Никто открыто не обвинял ее в общении с преступником, никто не показывал на нее пальцем и не называл шлюхой, однако всеобщее осуждение словно витало в воздухе.
   Мужчины всегда считали, что она может пойти по стопам матери, но уверенная в своем целомудрии, Аннелиза могла держать голову высоко и гордо. Теперь она поняла, что помогло ее матери сохранить чувство собственного достоинства. Если Бритта, отдаваясь любимому человеку, была так же счастлива, как она с Майклом, то и у нее не было причин ни для стыда, ни для раскаяния.
   Закрывшись в каюте, Аннелиза чувствовала себя изгнанником, попавшим наконец в святилище. Жара всегда действовала на нее подавляюще, но сейчас она стала просто непереносимой, потому что ей больше нельзя было гулять по палубе. Пришлось раздеться, оставив на себе лишь сорочку, но все равно она продолжала обливаться потом. Тонкая просвечивающая ткань уже почти не закрывала плоти и не скрывала жажду ласки. Только теперь до нее в полной мере дошло, почему мать так настойчиво внушала, что приличные женщины ни днем ни ночью не расстаются с ярдами пышных складок из шерсти – оказывается, это удерживало их от безумия. Стоило Майклу Роуленду начать раздевать ее, как страсть мгновенно вышла из-под контроля. А когда он снял с нее все, она уже задыхалась и корчилась от возбуждения как неуемная блудница.
   Разумеется, Питер все равно узнает правду, и довольно скоро. Он поймет, что ее «состояние здоровья» в том смысле, о каком иносказательно говорил капитан, действительно необратимо подпорчено. Она перестала быть непорочной, и хотя право распоряжаться собой принадлежало ей одной, она не исключала, что от нее попросят объяснений.
   Но как на грех, ей никак не удавалось сосредоточиться и подумать, что она будет говорить мужу. Мысли ее все время возвращались к минувшей ночи, к Майклу. Возможно, дело было в одежде, оставшейся на ней после той встречи. Если бы она сменила ее на свадебное платье, может быть, ей удалось бы направить свой ум в нужное русло. Наверное, это неплохая идея, подумала она и стащила с себя сорочку.
   Когда Аннелиза вынула из запылившегося муслинового чехла свадебное платье и приложила на миг к груди, у нее тут же возникло странное ощущение неприятия. И все же она влезла в него одним махом, даже не подумав о белье и юбках. Шелк растекся по голой коже рук и ног, коснулся прохладой груди, еще не остывшей от прикосновений Майкла…
   Чуда не произошло. Платье не смогло заглушить чувств, пробужденных близостью с пленником.
   Аккуратно подобрав шелк, Аннелиза опустилась на колени возле своего сундучка и откинула крышку. Здесь находился скудный запас нижнего белья и предметов дамского туалета, поверх которого покоилась массивная шкатулка. Аннелиза вынула из нее тяжелую, унизанную драгоценными камнями брачную перчатку и натянула на руку – так рыцарь надевает доспехи, готовясь к схватке с врагом.
   Однако битва не увенчалась победой. Покаяния души не состоялось. «Твой брак недействителен, – нашептывал ей внутренний голос. – Ты ему не жена».
   Аннелиза осторожно залезла в постель, расправила на себе платье, положила на пояс руку в перчатке, и тут же драгоценные камни своими острыми гранями врезались в ее тело сквозь ткань свадебного платья. Она подложила под перчатку другую руку, чтобы не испортить шелка, и прикрыла глаза. Вот так в будущем ей предстоит лежать в своей постели в ожидании мужа каждую ночь до конца дней.
   Но больше всего Аннелизу пугало то, что она теперь уже не чувствовала себя женой Питера и скорее походила на мертвеца, с единственной разницей: в отличие от покойника она ощущала боль. Но может, и правда лучше быть мертвой, чем сознавать, что ты неверная жена, влюбившаяся в обреченного преступника?
   – Я влюблена в Майкла Роуленда, – произнесла она вслух. Этих слов оказалось достаточно, чтобы снова пробудилось страстное желание. У нее задрожали руки. Призвав на помощь всю свою волю, Аннелиза продолжала лежать в свадебном платье, с брачной перчаткой на руке, тогда как сердце ее рвалось к Майклу. Теперь она была готова без оглядки мчаться в трюм, чтобы сделать то, о чем ее просил пленник, – освободить его и убежать вместе с ним.
   – Я люблю его, – снова повторила она, прислушиваясь к сладкому замиранию волшебных звуков. Только сейчас Аннелиза поняла, что, вероятно, знала это с первой минуты, когда на палубе он прошел мимо нее. Все последующие дни Майкл оставался узником, но настоящей пленницей была она. Так было и тогда, когда он целовал ее и когда они предавались любовным утехам. Все ее ощущения напоминали бурное пробуждение природы. С Майклом в ней возрождалась жизнь, без него она гасла и умирала.
   Неудивительно, что сейчас ее тело напоминало пустой кокон, трепещущий на ветру. Аннелиза больше не сомневалась, что вся оставшаяся жизнь пройдет в смятении и опустошенности, если Майкла не будет рядом.
   У нее оставалось чуть больше одного дня. После этого она произнесет слова завершающей клятвы и начнет новую жизнь в качестве почтенной супруги Питера Хотендорфа. А до той поры у нее есть возможность оставаться Аннелизой Вандерманн – любовницей Майкла Роуленда. Вот почему она должна увидеть его хотя бы еще раз.
 
   Как и ожидала Аннелиза, число дозорных на палубе резко возросло, однако теперь все их внимание было сосредоточено исключительно на море, и ей ничего не стоило у них за спиной незаметно проскользнуть в дополнительный люк. На этот раз она не рискнула брать с собой лампу и ограничилась лишь свечой, которую зажгла при помощи кремня, как только удалилась от лестницы на достаточное расстояние. Она предпочла бы не делать и этого, но побоялась, что без света не сумеет найти дорогу. К тому же ей пришлось бы усиленно смотреть по сторонам, чтобы не налететь на что-нибудь впотьмах и не наделать шума.
   Едва она приблизилась к его тюрьме, как Майкл зашевелился. Тихое позвякивание цепей означало, что он готовился к встрече. Как ей ни хотелось ободрить его, она не решалась подать голос, пока не оказалась совсем близко.
   – Это я. – Аннелиза перегнулась через ограду его загона и подняла свечу, чтобы свет падал ей на лицо.
   – Так ты все-таки рискнула?! – Он широко улыбнулся и тотчас спрятал улыбку. Однако радость чувствовалась уже в самом его приветственном возгласе. Майкл ждал ее появления! Такого в ее жизни никогда не было. Она подумала, что, наверное, будет вспоминать об этом до конца жизни, с безумной жаждой снова испытать пережитое.
   – О, Майкл, мне так нравится, как ты произносишь мое имя!
   Спохватившись, что едва не выдала себя, она залилась краской. Но им отпущено так мало! Надо было ловить каждый миг и черпать из него как можно больше.
   – Я предупреждал, чтобы ты не приходила, а ты не слушаешься. Тебе не следовало так рисковать.
   Свеча всколыхнулась от того, что ее рука внезапно задрожала, и пламя чуть не погасло. Почему он так говорит? Тревога и желание увидеться с ним были столь велики, что она оставила сомнения и пришла сюда. Однако сейчас Аннелиза была в растерянности, так как не понимала истинного смысла его слов. Может быть, Майкл действительно больше не хотел ее? В отчаянии она бросилась было назад, но его взволнованный срывающийся голос заставил ее остановиться.
   – Я беспокоился за тебя. Какое счастье, что вчера они не застали тебя здесь.
   Аннелиза прикусила губу, не зная, как быть. Нужно ли ему знать, что произошло на самом деле? Молчание – это еще не ложь.
   Но если открыть Майклу, что она попалась и что Фербек запретил ей появляться на нижней палубе, он немедленно отошлет ее обратно. Поэтому она решила проявить осторожность.
   – Я должна сообщить тебе, что через день мы будем на островах Банда.
   – Ах вот как… Я так и думал.
   Эти слова прозвучали на удивление равнодушно, словно она сообщила ему о цене на яблоки, а не о том, что им осталось недолго быть вместе. Аннелиза подошла ближе и только тут увидела, как потемнело его лицо.
   – Не знаю, как я это перенесу, Майкл.
   – Ничего, справишься. Ты сильная.
   «Я сильная», – молча согласилась она. Сколько времени ей приходилось подавлять в себе эту силу, запрятывать ее в самые дальние тайники души, пока однажды она не задумалась над тем, каким чудом в ней вообще уцелела ее воля. Только Майкл видел в ее силе нечто ценное и прекрасное. Он единственный поощрял в ней чувство собственного достоинства.
   В кромешной тьме, окружавшей их, свеча имела не последнее значение, поэтому Аннелиза была вынуждена держать ее, тогда как ей очень хотелось освободить руки для Майкла. Неожиданно ее глаза наткнулись на экипаж Питера. Там должен быть кронштейн для фонаря…