Страница:
– Какой спокойный мальчик, – прошептала она.
– Он всего час как успокоился, – сказала Сэри. – До этого два дня кричал без умолку.
– Извивался и хватался за животик? – подсказала Джиллиан.
– Да, мисс. Изгибался и жутко царапал себя.
– Ест хорошо?
– До сегодняшнего утра хорошо ел. И вот… то кричит, а то лежит без движения… Я боюсь, мисс. Помогите ему, молодой доктор. Пожалуйста, помогите ему.
– О, доктору Смиту нет надобности особенно помогать. – Джиллиан сунула мальчика Камерону в руки. – Осмелюсь сказать, этот парень просто часто пачкает пеленки.
– Да, мисс, изо дня в день… – Сэри вспыхнула и украдкой бросила печальный взгляд на Камерона. – Это я виновата. Я разозлилась на него, когда он пачкал по три пеленки за час. Из-за меня дьявол завязал кишки Томми.
Ей было слишком стыдно за то, что она ругалась на своего маленького мальчика, поэтому она не обратилась за помощью к другим матерям – Джиллиан ясно читала это по виноватому лицу Сэри.
Ей трудно было найти слова прощения, в которых нуждалась женщина, и она просто смотрела, как Камерон баюкал младенца в своих больших ласковых руках. Он держал ребенка с благоговением перед человеческой жизнью, которое Джиллиан видела только у своего отца.
Томми полностью завладел вниманием Камерона; казалось, рассеялись все его мысли о смерти и тайных заговорах, о короле-изгнаннике, и теперь больше всего его беспокоил крошечный, страдающий запором крестьянский мальчик.
Таившиеся в глубине души Джиллиан остатки сомнений развеялись без следа.
– У маленьких детей иногда бывают запоры. – Джиллиан вынуждена была прочистить горло. – Доктор Смит укажет вам простое средство от этого.
– Да, есть простое средство, – подхватил Камерон с понимающей ухмылкой, которая превратилась в ослепительную улыбку. Было заметно, что ему доставляет удовольствие помогать испуганной матери и ее младенцу.
– Правда? – Сэри смотрела на них с надеждой, которая вдруг сменилась тревогой. – Но у меня нет денег, чтобы заплатить вам, доктор, и на лекарства тоже нет.
Нахмурив лоб, Камерон сделал вид, что обдумывает ее слова.
– Хорошо, вы не должны будете платить мне, если мисс Боуэн скажет вам, что делать.
Так он спокойно и открыто передал лечение маленького Томми в руки Джиллиан. Она думала, что Сэри будет возражать, но молодая женщина повернулась к ней в ожидании советов. Джиллиан была потрясена, поняв, что Камерон прав: она действительно недостаточно верила крестьянам, взрастив в себе чувство собственной неполноценности и позволив этому чувству убедить себя, что они не примут ее помощи. Она с самого начала была не права.
– Надо сделать травяную клизму, это поможет. Здесь, в деревне, некоторые летом собирают и сушат слабительные травы. – Джиллиан слышала, как громко и ясно звучат ее слова. – Приготовьте слабый чай из цветков и листьев, добавьте щепотку красного сахара, а перед тем как дать ребенку, хорошо процедите. Вы умеете делать клизму?
– Да, мисс. Трубку и пузырь я могу попросить у повитухи. – Сэри взяла у Камерона ребенка. Она крепко прижала Томми к груди, с благодарностью посмотрела на Камерона и Джиллиан и быстро пошла в сторону одной из деревенских улиц.
– Это его вылечит?
Джиллиан кивнула:
– Думаю, да.
Камерон задумчиво посмотрел вслед Сэри.
– Видите ли, Джиллиан, ради этого малыша и его матери вы не должны оказаться в числе… жертв. Вы и ваш отец будете нужны этим людям независимо от того, станет ли королем Карл Стюарт или же у власти останется Оливер Кромвель.
Он повернулся в ту сторону, куда ушла Сэри, как будто хотел догнать ее и посмотреть, как поправляется ее маленький сын, и Джиллиан почувствовала его тоску, неизбывное желание узнать, каково это – быть кому-то нужным.
– Камерон. – Она тронула его за плечо и ощутила силу, пока находящуюся в бездействии. Он напрягся, и Джиллиан осознала, что первый раз добровольно дотронулась до него. На самом деле она впервые добровольно дотронулась не только до него, но и вообще до другого человека, не считая отца и пациентов. Сотни раз в мечтах она дотрагивалась до Камерона, но никогда не ожидала, что это прикосновение настолько приблизит ее к нему и она ощутит биение его сердца.
– Из-за этого малыша и его матери, из-за всех этих людей я не могу пойти на попятную. Я должна помочь вам завершить то, что мы начали.
– Джиллиан…
Она заставила его замолчать, приложив пальцы к его губам, потрясенная своей смелостью и ощущением твердости его губ у себя под рукой. Близость к нему еще усилилась, и Джиллиан поспешила отстраниться до того, как ее охватит дрожь.
– Мы оба знаем, что мой отец недолго будет в состоянии им помогать. Если вы позволите мне вернуться в тот надежный мирок, который я так тщательно себе подготовила, никто не доверит мне занять его место; я окажусь бесполезной, пустой и ненужной и не оставлю никакого следа на земле.
Джиллиан думала, что Камерон будет над ней смеяться. Женщинам вообще не дано оставлять свой след на земле – это право мужчины сохранили за собой. Однако Камерон не стал насмехаться, а вглядывался в нее с жадностью, которая показывала, что у него тоже были неосуществленные мечты.
– Я не собираюсь совершать что-то выдающееся. – Чтобы высказать вслух свои мечты, ей понадобилось большое мужество. Она никогда не осмеливалась доверить их даже отцу, но почему-то очень нуждалась в понимании Камерона. – Я буду рада узнать, что помогла выжить хотя бы одному ребенку или что одна поверившая мне женщина живет и кормит свою семью, а не погибла, став жертвой неумелого лечения цирюльника.
– Это честная и достойная восхищения цель, и я вас понимаю.
На какой-то миг Джиллиан показалось, что глаза Камерона говорят: «Я тоже хотел бы этого». Но видение слишком быстро исчезло.
– Не думаю, что вы понимаете степень возможного риска, Джиллиан.
– Я понимаю пустоту жизни, проведенной… в ожидании. Вы здесь всего несколько дней, а уже дали мне смелость открыто заниматься тем, о чем я мечтаю. Я хочу помочь вам сделать то же самое.
Камерон снова и снова подходил к окну. Каждый раз, отодвигая занавеску, он надеялся, что облака наконец закроют луну, однако небо оставалось по-прежнему чистым, так что хотя луна была всего лишь узеньким серпом, ее свечение и мерцание звезд заливали округу серебром. В такую ночь только самый глупый заговорщик рискнул бы покинуть укрытие, потому что его тень тут же стала бы длинной-предлинной, а его силуэт был бы виден отовсюду.
– Вряд ли вам стоит сегодня выходить из дома. – Джиллиан словно зловеще вторила его мыслям. Она смотрела на него огромными, все понимающими глазами. – В такую ночь патрули все видят на несколько миль в округе. Вы можете…
– Оказаться мертвым в канаве, как Роберт, – закончил Камерон.
– Пожалуйста, не говорите так даже в шутку.
– В деревне я пытался вам объяснить, что осуществление моих планов – дело опасное, но вы настаивали.
– Слава Богу, что сегодня вам не надо никуда идти!
– Надо. Что-то случилось, и я должен выяснить, в чем дело. Мои люди ждут меня.
Джиллиан отложила штопку и медленно воткнула иголку в клубок ниток.
– Прекрасно. Тогда мы с отцом поедем с вами. Мне нужно всего несколько минут, чтобы подготовиться…
Камерон сдержал готовое сорваться с языка ругательство: она опять била его же собственным оружием!
– В конце концов, разве не это стало целью вашего появления здесь: сделаться известной личностью и ездить с нами по ночам. Никто ничего не подумает, если нас увидят вместе.
– Нас никто не вызывал. Сегодня ночью никто не болен. Если мы неожиданно к кому-то ворвемся, то можем вызвать… я не знаю что, наверное, сердечный приступ.
Ее губы дрогнули.
– Мы, кажется, поменялись ролями, молодой доктор Смит. Вам следовало бы убеждать, а не отговаривать меня.
– Мне следовало бы ради вашего блага привязать вас к кровати.
Ворот платья Джиллиан был расстегнут, и край его начал подрагивать, как будто при упоминании кровати пульс под ним яростно забился.
– Нет, вам следовало бы рассказать мне, почему вам так срочно понадобилось осуществлять свои планы, – решительно заявила она. – Знание дает силу, Камерон. Мои возможности становятся шире, если я знаю, чего ожидать.
Она была права. Если Джиллиан в самом деле настроена до конца сыграть свою роль, то должна знать, что ее ждет.
– Самые хорошие планы – очень простые. – Он закрыл глаза и теперь почти слышал голос своего отца. – Тем не менее, могут вмешаться какие-то обстоятельства и все испортить. Дело приняло плохой оборот, когда вы в деревне заявили, что знали меня в Лондоне.
– Я думала, что помогаю вам.
Камерону хотелось притянуть ее к себе, чтобы из ее глаз исчезло причиняющее ему боль беспокойство.
– Вы и помогли. Но я некоторым образом замешан в заговоре, и, если король будет пробираться во Францию здесь, кто-нибудь вспомнит, что вы поручились за меня. Если Кромвель решит, что вы сыграли активную роль в этом побеге, то вас арестуют и накажут как государственного преступника. Вас могут приговорить к смерти, Джиллиан – вас и вашего отца. Так что молитесь, чтобы Карл не поехал этой дорогой. Если же он поедет здесь, молитесь, чтобы никто никогда не узнал, каким путем он сбежал. Я обещаю обеспечить вам объяснение своего исчезновения, которое не поставит вас под подозрение.
– Ваше… ваше исчезновение?
– Когда я сделаю свое дело, мне надо будет скрыться.
– Скрыться?
– Мы все давали клятву исчезать сразу же после того, как король перейдет в следующее укрытие. Конечно, это не касается тех, кто постоянно живет в данном месте. – Если бы и эти люди исчезали, их семьи попали бы под подозрение как сторонники монархистов. Кромвель применяет весьма жестокие методы, чтобы вытянуть нужные ему сведения из тех, кого он подозревает в помощи королю. Для вас и вашего отца, а также для жизни моих людей безопаснее будет, если все пришлые уйдут отсюда, чтобы их не схватили.
– Вы с самого начала знали, что уйдете. – Она, казалось, оцепенела, а он не мог понять причину ее волнения.
– Да, я говорил вам, Джиллиан, – три недели, не более…
– Вы всегда были со мной исключительно честны, Камерон.
Странно, что такой комплимент, как исключительно честный, мог заставить его почувствовать себя последним лжецом. Он вспомнил о необдуманно сорванном поцелуе, о подаренном ей золотистом шелке и убедился, что нет на свете такой женщины, которая не поняла бы смысл его поведения. Разумеется, Джиллиан тоже его поняла.
– Я считал, что сказал об этом в самом начале. Простите, если не сумел выразиться достаточно ясно.
– Вы не сказали мне кое-что очень важное. – Джиллиан сглотнула. – Имя. Ваше настоящее имя.
О, как ему хотелось это сделать! Его губы задрожали от желания. «Камерон. Мое имя есть, было и всегда будет Камерон», – хотелось ему сказать, но он не мог.
– Это было бы слишком опасно, – тихо сказал он.
– Опасно для вас?
– Опасно для всех, – ответил он.
– Справляйтесь с этим сами, уважаемый Смит, – проворчал он. – Какой смысл иметь ученика, если приходится поднимать свои старые кости каждый раз, когда кому-то вздумается приболеть.
– Ничего не поделаешь, – пожал плечами Камерон, когда они с Джиллиан вернулись на кухню. – Вы не можете ехать со мной. Как только я выйду из фургона, вас некому будет защитить. Не забывайте – убийца Роберта Линдсея все еще разгуливает на свободе.
– Но мой отец вряд ли в состоянии меня защитить.
– Для этого достаточно одного вида сидящего рядом с вами мужчины.
– Роберт Линдсей тоже был мужчиной, – спокойно заметила Джиллиан. – Кроме того, если убийца задумал уничтожить всех, кто связан с вашим планом, он может напасть на нас прямо здесь, застав нас врасплох в постелях, когда вы уйдете.
Камерон сердито посмотрел на нее. Черт возьми, она права. Надо будет предупредить Мартина, чтобы сохранял особую бдительность.
– Фрейли знает, что вы не ездите к пациентам в одиночку.
– Фрейли знает, что я иногда навещаю миссис Хокинг.
– Но не ночью же!
– Нас с ней считают не совсем обычными. Если Фрейли встретится нам до того, как вы выйдете из экипажа, я просто объясню ему, что мы собрались навестить ее. Если он остановит меня после того, как вы выйдете, я вообще не буду о вас говорить.
Камерон продолжал хмуриться.
– У вас есть ответ на каждый мой довод.
– Я такое создание, которое проклинают большинство мужчин, – упрямая женщина.
– Не упрямая, – сказал он. – Сильная.
– Не такая уж и сильная, – прошептала Джиллиан. – Я сделала все в точности так, как вы предсказывали.
Ему хотелось крепко прижать ее к себе и доказать, что склониться еще не значит сдаться, что ей удалось сохранить свою честь и достоинство, тогда как он отказался от своих ценностей ради бессмысленной мести.
Джиллиан одна стоила десятка, даже сотни его людей. Любой мужчина был бы горд назвать такую женщину своей, идти рядом с ней и на весь свет заявить: «Это та, которую я люблю».
Он любит ее, и догадывался об этом с самого начала, но наверняка понял только теперь, когда осознал, что невозможно изменить судьбу, которая отрывает его от Джиллиан.
Сейчас они с Джиллиан поедут в ночь. Однако это будет не романтическая прогулка под луной с любимой женщиной, чего так страстно хотелось его сердцу, а поездка на тайную опасную встречу в ночи.
Камерон не стал тревожить Мартина и сам запряг кобылу. Когда он подогнал фургон к кухне, Джиллиан, нагруженная множеством вещей, уже ждала у дверей.
Он спрыгнул со своего сиденья, чтобы помочь ей забраться в экипаж, но она остановилась в нескольких шагах от него.
– Вот уже три года я забираюсь в фургон и вылезаю из него сама. Нет необходимости мне помогать.
– Сегодня я здесь, а джентльмен всегда помогает даме войти в экипаж. – Камерон протянул руку, пораженный тем, насколько ему хотелось дотронуться до Джиллиан, хотя бы мимолетно.
– Я сяду на сиденье, а вам придется лечь на пол. – Она снова помешала ему и, понимая это, улыбнулась довольной улыбкой, отчего ему тоже захотелось улыбнуться. – У меня будут неприятности, если Фрейли увидит вас рядом со мной, а позднее встретит меня одну. Если же вы ляжете на пол, он даже не узнает, что вы здесь.
– Если только не остановит вас и не обыщет.
– Но если вы будете лежать на полу, и от вас будет вонять элем, он поверит, что вы напились, как это обычно делают ученики.
– Отличный план, – признал Камерон, – только от меня не воняет элем.
– Завоняет, если выльете его на себя. – Джиллиан торжествующе подняла бурдюк с элем.
Принимая бурдюк у нее из рук, Камерон покачал головой, давая понять, что восхищается ее дерзостью.
– Лорд Харрингтон обрекал себя на множество неприятностей, когда нанимал меня. Не могу дождаться момента, когда скажу ему, что он просмотрел прирожденного заговорщика у себя под носом.
Среди многочисленных комплиментов, которые он делал женщинам, этот вряд ли был достоин высокой оценки, но Джиллиан, услышав его, вся засветилась от удовольствия. Камерон подумал о том, какие ласковые, нежные слова он не может, но так хотел бы шептать ей на ухо. И когда он через много лет будет лежать на смертном одре, вряд ли его утешит воспоминание о том, что самое большое удовольствие любимой женщине он доставил, назвав ее прирожденным заговорщиком.
У Камерона странно перехватило горло, когда он налил немного эля в сложенную лодочкой ладонь и приготовился растереть его на рубашке.
– О! – Джиллиан прикрыла рукой рот.
– Что такое?
– Я не подумала: ведь от эля на рубашке останутся пятна.
Он приподнял бровь.
– Тогда половина мужчин в Англии ходили бы в испорченных рубашках.
– Может быть… может быть, вы расстегнете рубашку и вотрете немного эля в кожу?
В одной руке Камерон держал бурдюк, из другой сквозь пальцы капал эль. Джиллиан увидела, что его попытка расстегнуть рубашку приведет к тому, что та будет заляпана.
– Я сама все сделаю, – решительно сказала она.
Одним легким прикосновением она моментально расстегнула пуговицы, но когда подцепила пальцем край рубашки, чтобы отодвинуть его, то ногтями задела кожу и нечаянно прихватила завитки волос на груди. От желания Камерона бросило в жар, нижняя часть тела внезапно стала тяжелой.
Джиллиан, казалось, перестала дышать. Ее губы очутились на одном уровне с его сосками, а все внимание было поглощено тем, как они затвердели от желания.
– Я полезу в фургон, – прошептала она. От тепла ее дыхания соски ему как будто обожгло огнем.
Камерон плеснул себе на кожу добрую пригоршню холодного эля, но этого оказалось недостаточно, чтобы остудить тело. Ветерок быстро высушил эль, и Камерон дрожащими пальцами застегнул рубашку. Он не мог забыть, как губы Джиллиан были в нескольких дюймах от его тела, а ее дыхание касалось его груди.
Через приоткрытую дверцу Камерон проскользнул в экипаж и неудобно устроился на полу, вытянув ноги под сиденьем и поддерживая себя локтями.
– Едем в Брамбер?
– Да, но через Скупперз-Фидд, а потом по тропинке, которая опять ведет в лес. Там место, где я встречаюсь со своими людьми.
– Как я узнаю, где остановиться?
– Я оставлю дверцу приоткрытой и буду видеть дорогу, – сказал он и отодвинул щеколду.
Джиллиан встряхнула поводья, прищелкнула языком, и они пустились в путь.
Оба молчали, но, казалось, воздух вокруг них загустел от невысказанных мыслей. Камерон не мог не смотреть на нее, на классические линии ее лица, освещенные серебристым сиянием луны. Она не считала себя красивой, но в тот момент ему нестерпимо захотелось убедить ее в том, что она необычайно прекрасна. Он знал, что всю жизнь будет завидовать мужчине, которому посчастливится добиться такой чести.
Очень быстро они достигли поля, которое крестьяне когда-то отвоевали у леса. Кустарник тянулся из глубины Арундел-Форест в направлении поля, как будто лес стремился вернуть отобранную у него землю. Единственное, что не позволяло лесу вернуть себе свои владения, – это широкие полосы усыпанной галькой каменистой почвы, превращенные в дорожки. Джиллиан поехала по той, которую указал Камерон.
– Еще четверть мили, – сказал он, слабо шевельнув рукой.
Джиллиан слегка натянула поводья, почти незаметно замедляя бег лошади. Несколько минут спустя они подъехали к месту, где ползучие, увитые лианами низкорослые деревья росли вокруг огромных валунов. За валунами была полянка – напоминание об усердии какого-то давно умершего крестьянина.
– Не останавливайтесь, – предупредил Камерон. – За нами могут следить. Я выпрыгну на ходу.
Она вздрогнула.
– Вы можете пораниться.
– Чтобы поранить меня, нужно нечто большее, чем падение из фургона.
– Когда мне за вами вернуться?
Он молчал.
– Камерон, надеюсь, вы не собираетесь просто сбежать?
– Лучше всего было бы нам расстаться здесь и сейчас.
Ну, вот он и сказал это. Она заслужила то, что он сделал такой выбор. Его вынудила к этому храбрость Джиллиан; ей больше не надо будет рисковать своей жизнью. И все же Камерон не мог избавиться от желания услышать, что она вернется за ним.
– Вы говорили, что я сама решу, буду ли продолжать в этом участвовать. Я должна делать это вместе с вами, чтобы доказать себе…
Камерон взял складку ее платья и сжал между пальцами. Ему казалось, что он чувствует, как в шершавой ткани вибрирует жизненная сила Джиллиан. Он знал, что она не ощущает его тайное прикосновение, не видит обуявшее его желание, не знает, что он хотел бы держать в руках всю ее, а не только край платья.
– Я вам совсем не нужен. – Его голос прозвучал необычно хрипло; может быть, просто эхо отражалось от высоких стенок фургона. – У вас достаточно силы и решимости, чтобы осуществить все свои мечты. Поезжайте домой, и претворите их в жизнь.
Джиллиан не мигая смотрела на него. Глаза ее сверкали, губы выглядели сочными и мягкими. Ему хотелось выскользнуть из фургона с ощущением ее поцелуя, с воспоминанием о ее тяжести и изгибах тела. Камерону вдруг захотелось, чтобы она попросила его быть осторожным и вернуться целым и невредимым; но еще больше он хотел иметь право этого желать.
– Если я сейчас поеду домой… – Ее голос замер, и Камерон почувствовал ее дрожь. – Вы сказали, что я имею право выбора, – снова повторила она.
Он улыбнулся, зная, что Джиллиан не видит его горькой радости, вызванной ее решимостью.
– Вы правы, я обещал. А вы должны пообещать мне все как следует взвесить, прежде чем принять решение. Я вернусь на это место через два часа: надеюсь, к этому времени вас здесь уже не будет.
С тяжелым сердцем Камерон выскользнул через приотворенную дверцу и с глухим звуком приземлился на обочине дороги. Низко пригнувшись, он пробежал десяток шагов за фургоном, а потом скрылся за валуном, верхушка которого была похожа на огромный шип.
Фургон медленно прополз еще сотню шагов, после чего Камерон услышал решительный и бодрый голос Джиллиан, далеко разносившийся в ночном воздухе:
– Шевелись, Куинни, ты еще не в стойле!
Это были слова любви – громкое объяснение замедления хода фургона на случай, если кто-то спрятался в лесу и шпионит. Точно так же словами любви были его просьбы к ней оставить его. Возможно, между ними больше ничего не будет.
Камерон стоял за валуном, глядя на фургон до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом. Душа его разрывалась от боли.
Увидит ли он эту женщину когда-нибудь еще?
Глава 12
– Он всего час как успокоился, – сказала Сэри. – До этого два дня кричал без умолку.
– Извивался и хватался за животик? – подсказала Джиллиан.
– Да, мисс. Изгибался и жутко царапал себя.
– Ест хорошо?
– До сегодняшнего утра хорошо ел. И вот… то кричит, а то лежит без движения… Я боюсь, мисс. Помогите ему, молодой доктор. Пожалуйста, помогите ему.
– О, доктору Смиту нет надобности особенно помогать. – Джиллиан сунула мальчика Камерону в руки. – Осмелюсь сказать, этот парень просто часто пачкает пеленки.
– Да, мисс, изо дня в день… – Сэри вспыхнула и украдкой бросила печальный взгляд на Камерона. – Это я виновата. Я разозлилась на него, когда он пачкал по три пеленки за час. Из-за меня дьявол завязал кишки Томми.
Ей было слишком стыдно за то, что она ругалась на своего маленького мальчика, поэтому она не обратилась за помощью к другим матерям – Джиллиан ясно читала это по виноватому лицу Сэри.
Ей трудно было найти слова прощения, в которых нуждалась женщина, и она просто смотрела, как Камерон баюкал младенца в своих больших ласковых руках. Он держал ребенка с благоговением перед человеческой жизнью, которое Джиллиан видела только у своего отца.
Томми полностью завладел вниманием Камерона; казалось, рассеялись все его мысли о смерти и тайных заговорах, о короле-изгнаннике, и теперь больше всего его беспокоил крошечный, страдающий запором крестьянский мальчик.
Таившиеся в глубине души Джиллиан остатки сомнений развеялись без следа.
– У маленьких детей иногда бывают запоры. – Джиллиан вынуждена была прочистить горло. – Доктор Смит укажет вам простое средство от этого.
– Да, есть простое средство, – подхватил Камерон с понимающей ухмылкой, которая превратилась в ослепительную улыбку. Было заметно, что ему доставляет удовольствие помогать испуганной матери и ее младенцу.
– Правда? – Сэри смотрела на них с надеждой, которая вдруг сменилась тревогой. – Но у меня нет денег, чтобы заплатить вам, доктор, и на лекарства тоже нет.
Нахмурив лоб, Камерон сделал вид, что обдумывает ее слова.
– Хорошо, вы не должны будете платить мне, если мисс Боуэн скажет вам, что делать.
Так он спокойно и открыто передал лечение маленького Томми в руки Джиллиан. Она думала, что Сэри будет возражать, но молодая женщина повернулась к ней в ожидании советов. Джиллиан была потрясена, поняв, что Камерон прав: она действительно недостаточно верила крестьянам, взрастив в себе чувство собственной неполноценности и позволив этому чувству убедить себя, что они не примут ее помощи. Она с самого начала была не права.
– Надо сделать травяную клизму, это поможет. Здесь, в деревне, некоторые летом собирают и сушат слабительные травы. – Джиллиан слышала, как громко и ясно звучат ее слова. – Приготовьте слабый чай из цветков и листьев, добавьте щепотку красного сахара, а перед тем как дать ребенку, хорошо процедите. Вы умеете делать клизму?
– Да, мисс. Трубку и пузырь я могу попросить у повитухи. – Сэри взяла у Камерона ребенка. Она крепко прижала Томми к груди, с благодарностью посмотрела на Камерона и Джиллиан и быстро пошла в сторону одной из деревенских улиц.
– Это его вылечит?
Джиллиан кивнула:
– Думаю, да.
Камерон задумчиво посмотрел вслед Сэри.
– Видите ли, Джиллиан, ради этого малыша и его матери вы не должны оказаться в числе… жертв. Вы и ваш отец будете нужны этим людям независимо от того, станет ли королем Карл Стюарт или же у власти останется Оливер Кромвель.
Он повернулся в ту сторону, куда ушла Сэри, как будто хотел догнать ее и посмотреть, как поправляется ее маленький сын, и Джиллиан почувствовала его тоску, неизбывное желание узнать, каково это – быть кому-то нужным.
– Камерон. – Она тронула его за плечо и ощутила силу, пока находящуюся в бездействии. Он напрягся, и Джиллиан осознала, что первый раз добровольно дотронулась до него. На самом деле она впервые добровольно дотронулась не только до него, но и вообще до другого человека, не считая отца и пациентов. Сотни раз в мечтах она дотрагивалась до Камерона, но никогда не ожидала, что это прикосновение настолько приблизит ее к нему и она ощутит биение его сердца.
– Из-за этого малыша и его матери, из-за всех этих людей я не могу пойти на попятную. Я должна помочь вам завершить то, что мы начали.
– Джиллиан…
Она заставила его замолчать, приложив пальцы к его губам, потрясенная своей смелостью и ощущением твердости его губ у себя под рукой. Близость к нему еще усилилась, и Джиллиан поспешила отстраниться до того, как ее охватит дрожь.
– Мы оба знаем, что мой отец недолго будет в состоянии им помогать. Если вы позволите мне вернуться в тот надежный мирок, который я так тщательно себе подготовила, никто не доверит мне занять его место; я окажусь бесполезной, пустой и ненужной и не оставлю никакого следа на земле.
Джиллиан думала, что Камерон будет над ней смеяться. Женщинам вообще не дано оставлять свой след на земле – это право мужчины сохранили за собой. Однако Камерон не стал насмехаться, а вглядывался в нее с жадностью, которая показывала, что у него тоже были неосуществленные мечты.
– Я не собираюсь совершать что-то выдающееся. – Чтобы высказать вслух свои мечты, ей понадобилось большое мужество. Она никогда не осмеливалась доверить их даже отцу, но почему-то очень нуждалась в понимании Камерона. – Я буду рада узнать, что помогла выжить хотя бы одному ребенку или что одна поверившая мне женщина живет и кормит свою семью, а не погибла, став жертвой неумелого лечения цирюльника.
– Это честная и достойная восхищения цель, и я вас понимаю.
На какой-то миг Джиллиан показалось, что глаза Камерона говорят: «Я тоже хотел бы этого». Но видение слишком быстро исчезло.
– Не думаю, что вы понимаете степень возможного риска, Джиллиан.
– Я понимаю пустоту жизни, проведенной… в ожидании. Вы здесь всего несколько дней, а уже дали мне смелость открыто заниматься тем, о чем я мечтаю. Я хочу помочь вам сделать то же самое.
Камерон снова и снова подходил к окну. Каждый раз, отодвигая занавеску, он надеялся, что облака наконец закроют луну, однако небо оставалось по-прежнему чистым, так что хотя луна была всего лишь узеньким серпом, ее свечение и мерцание звезд заливали округу серебром. В такую ночь только самый глупый заговорщик рискнул бы покинуть укрытие, потому что его тень тут же стала бы длинной-предлинной, а его силуэт был бы виден отовсюду.
– Вряд ли вам стоит сегодня выходить из дома. – Джиллиан словно зловеще вторила его мыслям. Она смотрела на него огромными, все понимающими глазами. – В такую ночь патрули все видят на несколько миль в округе. Вы можете…
– Оказаться мертвым в канаве, как Роберт, – закончил Камерон.
– Пожалуйста, не говорите так даже в шутку.
– В деревне я пытался вам объяснить, что осуществление моих планов – дело опасное, но вы настаивали.
– Слава Богу, что сегодня вам не надо никуда идти!
– Надо. Что-то случилось, и я должен выяснить, в чем дело. Мои люди ждут меня.
Джиллиан отложила штопку и медленно воткнула иголку в клубок ниток.
– Прекрасно. Тогда мы с отцом поедем с вами. Мне нужно всего несколько минут, чтобы подготовиться…
Камерон сдержал готовое сорваться с языка ругательство: она опять била его же собственным оружием!
– В конце концов, разве не это стало целью вашего появления здесь: сделаться известной личностью и ездить с нами по ночам. Никто ничего не подумает, если нас увидят вместе.
– Нас никто не вызывал. Сегодня ночью никто не болен. Если мы неожиданно к кому-то ворвемся, то можем вызвать… я не знаю что, наверное, сердечный приступ.
Ее губы дрогнули.
– Мы, кажется, поменялись ролями, молодой доктор Смит. Вам следовало бы убеждать, а не отговаривать меня.
– Мне следовало бы ради вашего блага привязать вас к кровати.
Ворот платья Джиллиан был расстегнут, и край его начал подрагивать, как будто при упоминании кровати пульс под ним яростно забился.
– Нет, вам следовало бы рассказать мне, почему вам так срочно понадобилось осуществлять свои планы, – решительно заявила она. – Знание дает силу, Камерон. Мои возможности становятся шире, если я знаю, чего ожидать.
Она была права. Если Джиллиан в самом деле настроена до конца сыграть свою роль, то должна знать, что ее ждет.
– Самые хорошие планы – очень простые. – Он закрыл глаза и теперь почти слышал голос своего отца. – Тем не менее, могут вмешаться какие-то обстоятельства и все испортить. Дело приняло плохой оборот, когда вы в деревне заявили, что знали меня в Лондоне.
– Я думала, что помогаю вам.
Камерону хотелось притянуть ее к себе, чтобы из ее глаз исчезло причиняющее ему боль беспокойство.
– Вы и помогли. Но я некоторым образом замешан в заговоре, и, если король будет пробираться во Францию здесь, кто-нибудь вспомнит, что вы поручились за меня. Если Кромвель решит, что вы сыграли активную роль в этом побеге, то вас арестуют и накажут как государственного преступника. Вас могут приговорить к смерти, Джиллиан – вас и вашего отца. Так что молитесь, чтобы Карл не поехал этой дорогой. Если же он поедет здесь, молитесь, чтобы никто никогда не узнал, каким путем он сбежал. Я обещаю обеспечить вам объяснение своего исчезновения, которое не поставит вас под подозрение.
– Ваше… ваше исчезновение?
– Когда я сделаю свое дело, мне надо будет скрыться.
– Скрыться?
– Мы все давали клятву исчезать сразу же после того, как король перейдет в следующее укрытие. Конечно, это не касается тех, кто постоянно живет в данном месте. – Если бы и эти люди исчезали, их семьи попали бы под подозрение как сторонники монархистов. Кромвель применяет весьма жестокие методы, чтобы вытянуть нужные ему сведения из тех, кого он подозревает в помощи королю. Для вас и вашего отца, а также для жизни моих людей безопаснее будет, если все пришлые уйдут отсюда, чтобы их не схватили.
– Вы с самого начала знали, что уйдете. – Она, казалось, оцепенела, а он не мог понять причину ее волнения.
– Да, я говорил вам, Джиллиан, – три недели, не более…
– Вы всегда были со мной исключительно честны, Камерон.
Странно, что такой комплимент, как исключительно честный, мог заставить его почувствовать себя последним лжецом. Он вспомнил о необдуманно сорванном поцелуе, о подаренном ей золотистом шелке и убедился, что нет на свете такой женщины, которая не поняла бы смысл его поведения. Разумеется, Джиллиан тоже его поняла.
– Я считал, что сказал об этом в самом начале. Простите, если не сумел выразиться достаточно ясно.
– Вы не сказали мне кое-что очень важное. – Джиллиан сглотнула. – Имя. Ваше настоящее имя.
О, как ему хотелось это сделать! Его губы задрожали от желания. «Камерон. Мое имя есть, было и всегда будет Камерон», – хотелось ему сказать, но он не мог.
– Это было бы слишком опасно, – тихо сказал он.
– Опасно для вас?
– Опасно для всех, – ответил он.
* * *
Доктор Боуэн отказался ехать с ними – он уже погрузился в дрему, и рассудок его был настроен на ночной отдых; поэтому доктор, нахмурившись, выгнал их из своей комнаты.– Справляйтесь с этим сами, уважаемый Смит, – проворчал он. – Какой смысл иметь ученика, если приходится поднимать свои старые кости каждый раз, когда кому-то вздумается приболеть.
– Ничего не поделаешь, – пожал плечами Камерон, когда они с Джиллиан вернулись на кухню. – Вы не можете ехать со мной. Как только я выйду из фургона, вас некому будет защитить. Не забывайте – убийца Роберта Линдсея все еще разгуливает на свободе.
– Но мой отец вряд ли в состоянии меня защитить.
– Для этого достаточно одного вида сидящего рядом с вами мужчины.
– Роберт Линдсей тоже был мужчиной, – спокойно заметила Джиллиан. – Кроме того, если убийца задумал уничтожить всех, кто связан с вашим планом, он может напасть на нас прямо здесь, застав нас врасплох в постелях, когда вы уйдете.
Камерон сердито посмотрел на нее. Черт возьми, она права. Надо будет предупредить Мартина, чтобы сохранял особую бдительность.
– Фрейли знает, что вы не ездите к пациентам в одиночку.
– Фрейли знает, что я иногда навещаю миссис Хокинг.
– Но не ночью же!
– Нас с ней считают не совсем обычными. Если Фрейли встретится нам до того, как вы выйдете из экипажа, я просто объясню ему, что мы собрались навестить ее. Если он остановит меня после того, как вы выйдете, я вообще не буду о вас говорить.
Камерон продолжал хмуриться.
– У вас есть ответ на каждый мой довод.
– Я такое создание, которое проклинают большинство мужчин, – упрямая женщина.
– Не упрямая, – сказал он. – Сильная.
– Не такая уж и сильная, – прошептала Джиллиан. – Я сделала все в точности так, как вы предсказывали.
Ему хотелось крепко прижать ее к себе и доказать, что склониться еще не значит сдаться, что ей удалось сохранить свою честь и достоинство, тогда как он отказался от своих ценностей ради бессмысленной мести.
Джиллиан одна стоила десятка, даже сотни его людей. Любой мужчина был бы горд назвать такую женщину своей, идти рядом с ней и на весь свет заявить: «Это та, которую я люблю».
Он любит ее, и догадывался об этом с самого начала, но наверняка понял только теперь, когда осознал, что невозможно изменить судьбу, которая отрывает его от Джиллиан.
Сейчас они с Джиллиан поедут в ночь. Однако это будет не романтическая прогулка под луной с любимой женщиной, чего так страстно хотелось его сердцу, а поездка на тайную опасную встречу в ночи.
Камерон не стал тревожить Мартина и сам запряг кобылу. Когда он подогнал фургон к кухне, Джиллиан, нагруженная множеством вещей, уже ждала у дверей.
Он спрыгнул со своего сиденья, чтобы помочь ей забраться в экипаж, но она остановилась в нескольких шагах от него.
– Вот уже три года я забираюсь в фургон и вылезаю из него сама. Нет необходимости мне помогать.
– Сегодня я здесь, а джентльмен всегда помогает даме войти в экипаж. – Камерон протянул руку, пораженный тем, насколько ему хотелось дотронуться до Джиллиан, хотя бы мимолетно.
– Я сяду на сиденье, а вам придется лечь на пол. – Она снова помешала ему и, понимая это, улыбнулась довольной улыбкой, отчего ему тоже захотелось улыбнуться. – У меня будут неприятности, если Фрейли увидит вас рядом со мной, а позднее встретит меня одну. Если же вы ляжете на пол, он даже не узнает, что вы здесь.
– Если только не остановит вас и не обыщет.
– Но если вы будете лежать на полу, и от вас будет вонять элем, он поверит, что вы напились, как это обычно делают ученики.
– Отличный план, – признал Камерон, – только от меня не воняет элем.
– Завоняет, если выльете его на себя. – Джиллиан торжествующе подняла бурдюк с элем.
Принимая бурдюк у нее из рук, Камерон покачал головой, давая понять, что восхищается ее дерзостью.
– Лорд Харрингтон обрекал себя на множество неприятностей, когда нанимал меня. Не могу дождаться момента, когда скажу ему, что он просмотрел прирожденного заговорщика у себя под носом.
Среди многочисленных комплиментов, которые он делал женщинам, этот вряд ли был достоин высокой оценки, но Джиллиан, услышав его, вся засветилась от удовольствия. Камерон подумал о том, какие ласковые, нежные слова он не может, но так хотел бы шептать ей на ухо. И когда он через много лет будет лежать на смертном одре, вряд ли его утешит воспоминание о том, что самое большое удовольствие любимой женщине он доставил, назвав ее прирожденным заговорщиком.
У Камерона странно перехватило горло, когда он налил немного эля в сложенную лодочкой ладонь и приготовился растереть его на рубашке.
– О! – Джиллиан прикрыла рукой рот.
– Что такое?
– Я не подумала: ведь от эля на рубашке останутся пятна.
Он приподнял бровь.
– Тогда половина мужчин в Англии ходили бы в испорченных рубашках.
– Может быть… может быть, вы расстегнете рубашку и вотрете немного эля в кожу?
В одной руке Камерон держал бурдюк, из другой сквозь пальцы капал эль. Джиллиан увидела, что его попытка расстегнуть рубашку приведет к тому, что та будет заляпана.
– Я сама все сделаю, – решительно сказала она.
Одним легким прикосновением она моментально расстегнула пуговицы, но когда подцепила пальцем край рубашки, чтобы отодвинуть его, то ногтями задела кожу и нечаянно прихватила завитки волос на груди. От желания Камерона бросило в жар, нижняя часть тела внезапно стала тяжелой.
Джиллиан, казалось, перестала дышать. Ее губы очутились на одном уровне с его сосками, а все внимание было поглощено тем, как они затвердели от желания.
– Я полезу в фургон, – прошептала она. От тепла ее дыхания соски ему как будто обожгло огнем.
Камерон плеснул себе на кожу добрую пригоршню холодного эля, но этого оказалось недостаточно, чтобы остудить тело. Ветерок быстро высушил эль, и Камерон дрожащими пальцами застегнул рубашку. Он не мог забыть, как губы Джиллиан были в нескольких дюймах от его тела, а ее дыхание касалось его груди.
Через приоткрытую дверцу Камерон проскользнул в экипаж и неудобно устроился на полу, вытянув ноги под сиденьем и поддерживая себя локтями.
– Едем в Брамбер?
– Да, но через Скупперз-Фидд, а потом по тропинке, которая опять ведет в лес. Там место, где я встречаюсь со своими людьми.
– Как я узнаю, где остановиться?
– Я оставлю дверцу приоткрытой и буду видеть дорогу, – сказал он и отодвинул щеколду.
Джиллиан встряхнула поводья, прищелкнула языком, и они пустились в путь.
Оба молчали, но, казалось, воздух вокруг них загустел от невысказанных мыслей. Камерон не мог не смотреть на нее, на классические линии ее лица, освещенные серебристым сиянием луны. Она не считала себя красивой, но в тот момент ему нестерпимо захотелось убедить ее в том, что она необычайно прекрасна. Он знал, что всю жизнь будет завидовать мужчине, которому посчастливится добиться такой чести.
Очень быстро они достигли поля, которое крестьяне когда-то отвоевали у леса. Кустарник тянулся из глубины Арундел-Форест в направлении поля, как будто лес стремился вернуть отобранную у него землю. Единственное, что не позволяло лесу вернуть себе свои владения, – это широкие полосы усыпанной галькой каменистой почвы, превращенные в дорожки. Джиллиан поехала по той, которую указал Камерон.
– Еще четверть мили, – сказал он, слабо шевельнув рукой.
Джиллиан слегка натянула поводья, почти незаметно замедляя бег лошади. Несколько минут спустя они подъехали к месту, где ползучие, увитые лианами низкорослые деревья росли вокруг огромных валунов. За валунами была полянка – напоминание об усердии какого-то давно умершего крестьянина.
– Не останавливайтесь, – предупредил Камерон. – За нами могут следить. Я выпрыгну на ходу.
Она вздрогнула.
– Вы можете пораниться.
– Чтобы поранить меня, нужно нечто большее, чем падение из фургона.
– Когда мне за вами вернуться?
Он молчал.
– Камерон, надеюсь, вы не собираетесь просто сбежать?
– Лучше всего было бы нам расстаться здесь и сейчас.
Ну, вот он и сказал это. Она заслужила то, что он сделал такой выбор. Его вынудила к этому храбрость Джиллиан; ей больше не надо будет рисковать своей жизнью. И все же Камерон не мог избавиться от желания услышать, что она вернется за ним.
– Вы говорили, что я сама решу, буду ли продолжать в этом участвовать. Я должна делать это вместе с вами, чтобы доказать себе…
Камерон взял складку ее платья и сжал между пальцами. Ему казалось, что он чувствует, как в шершавой ткани вибрирует жизненная сила Джиллиан. Он знал, что она не ощущает его тайное прикосновение, не видит обуявшее его желание, не знает, что он хотел бы держать в руках всю ее, а не только край платья.
– Я вам совсем не нужен. – Его голос прозвучал необычно хрипло; может быть, просто эхо отражалось от высоких стенок фургона. – У вас достаточно силы и решимости, чтобы осуществить все свои мечты. Поезжайте домой, и претворите их в жизнь.
Джиллиан не мигая смотрела на него. Глаза ее сверкали, губы выглядели сочными и мягкими. Ему хотелось выскользнуть из фургона с ощущением ее поцелуя, с воспоминанием о ее тяжести и изгибах тела. Камерону вдруг захотелось, чтобы она попросила его быть осторожным и вернуться целым и невредимым; но еще больше он хотел иметь право этого желать.
– Если я сейчас поеду домой… – Ее голос замер, и Камерон почувствовал ее дрожь. – Вы сказали, что я имею право выбора, – снова повторила она.
Он улыбнулся, зная, что Джиллиан не видит его горькой радости, вызванной ее решимостью.
– Вы правы, я обещал. А вы должны пообещать мне все как следует взвесить, прежде чем принять решение. Я вернусь на это место через два часа: надеюсь, к этому времени вас здесь уже не будет.
С тяжелым сердцем Камерон выскользнул через приотворенную дверцу и с глухим звуком приземлился на обочине дороги. Низко пригнувшись, он пробежал десяток шагов за фургоном, а потом скрылся за валуном, верхушка которого была похожа на огромный шип.
Фургон медленно прополз еще сотню шагов, после чего Камерон услышал решительный и бодрый голос Джиллиан, далеко разносившийся в ночном воздухе:
– Шевелись, Куинни, ты еще не в стойле!
Это были слова любви – громкое объяснение замедления хода фургона на случай, если кто-то спрятался в лесу и шпионит. Точно так же словами любви были его просьбы к ней оставить его. Возможно, между ними больше ничего не будет.
Камерон стоял за валуном, глядя на фургон до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом. Душа его разрывалась от боли.
Увидит ли он эту женщину когда-нибудь еще?
Глава 12
«Надеюсь, вас здесь не будет. Надеюсь, вас здесь не будет». Эти слова навязчиво звучали в ушах Джиллиан под стук копыт Куинни.
Камерон отверг ее помощь.
Она боялась, что вместе с помощью он отверг и ее как женщину.
У Джиллиан горела кожа при воспоминании о том, как она не могла удержаться и дотронулась до него, расстегивая ему пуговицы на рубашке, как провела пальцами по шелковистым завиткам волос у него на груди. Ее губы были в нескольких дюймах от его тела, и Джиллиан пришлось собрать всю силу воли, чтобы устоять перед желанием приблизиться к нему, прижаться губами и насладиться его запахом, его теплом.
Он опытный мужчина и должен был знать, что, связав с ним свою судьбу, она предлагала ему гораздо больше, чем доскональное знание бесчисленных дорог, проходящих по Арундел-Форест и прилегающей к нему местности.
Любая женщина, у которой в голове есть хотя бы немного мозгов, стала бы мстить за то, что ее отвергли. По этому сценарию ей надо бы поехать прямо к дому приспешника лорда-протектора, чтобы за два часа тот смог схватить заговорщиков-роялистов около валунов неподалеку от Скупперз-Филд.
Однако Джиллиан не могла предать Камерона.
«Беги, Джилли, беги домой!» Ощущение покалывания возникло глубоко внутри и угрожало стать неодолимым. Она могла пойти по самому легкому пути. Когда подойдет время встречи, а она к валуну не приедет, ее отсутствие будет ответом. Камерон поймет, что она положила конец их отношениям.
Джиллиан представила себе, как он стоит в тени валуна, смотрит на плывущую все выше по небу луну, до тех пор пока бархат ночи перед рассветом не станет немного прозрачнее. Интересно, что он подумает? Будет волноваться, не случилось ли с ней что-нибудь дурного, или огорчится, что она так явно ухватилась за его предложение одним махом покончить с их отношениями?
«Беги, Джилли, беги домой!»
Ее дом всегда был для нее сияющим маяком, обещающим защиту, надежной гаванью… Казалось, теперь маяк замигал, предупреждая Джиллиан, что она не будет чувствовать себя в безопасности, если спрячется, оставив Камерона на милость республиканских солдат. Она однажды уже спряталась, и ее мать заплатила за это своей жизнью. Если сейчас она поедет домой, то никогда не сможет оттуда выйти.
Может быть, тогда Камерон вздохнет и порадуется, что догадался о тайной слабости, которая вот-вот парализует ее. Он просто пойдет в ближайшую деревню и начнет все сначала с другой, более послушной пленницей, не такой слезливо-сентиментальной, как она, с женщиной, у которой не будут дрожать колени от того, что он ей разок улыбнется. Он найдет такую женщину, на которую сможет рассчитывать, которой не нужно соблюдать дурацкий ритуал, перед тем как хоть на шаг удалиться от дома, которая не побежит прятаться, когда враги убивают его…
Она гадала, беспокоит ли его мысль о том, что он больше никогда ее не увидит. Душу самой Джиллиан разрывала мысль о том, что остаток своих дней она проведет, не видя этой улыбки, осветившей ее дни и ночи.
О, как ей будет не хватать этого негодяя! Больше чем не хватать. У нее болело сердце оттого, что он прекратил все вот так, без прощальных слов, не дав ей возможности отвести волосы у него со лба или затрепетать от жара его губ у ее груди.
Камерон отверг ее помощь.
Она боялась, что вместе с помощью он отверг и ее как женщину.
У Джиллиан горела кожа при воспоминании о том, как она не могла удержаться и дотронулась до него, расстегивая ему пуговицы на рубашке, как провела пальцами по шелковистым завиткам волос у него на груди. Ее губы были в нескольких дюймах от его тела, и Джиллиан пришлось собрать всю силу воли, чтобы устоять перед желанием приблизиться к нему, прижаться губами и насладиться его запахом, его теплом.
Он опытный мужчина и должен был знать, что, связав с ним свою судьбу, она предлагала ему гораздо больше, чем доскональное знание бесчисленных дорог, проходящих по Арундел-Форест и прилегающей к нему местности.
Любая женщина, у которой в голове есть хотя бы немного мозгов, стала бы мстить за то, что ее отвергли. По этому сценарию ей надо бы поехать прямо к дому приспешника лорда-протектора, чтобы за два часа тот смог схватить заговорщиков-роялистов около валунов неподалеку от Скупперз-Филд.
Однако Джиллиан не могла предать Камерона.
«Беги, Джилли, беги домой!» Ощущение покалывания возникло глубоко внутри и угрожало стать неодолимым. Она могла пойти по самому легкому пути. Когда подойдет время встречи, а она к валуну не приедет, ее отсутствие будет ответом. Камерон поймет, что она положила конец их отношениям.
Джиллиан представила себе, как он стоит в тени валуна, смотрит на плывущую все выше по небу луну, до тех пор пока бархат ночи перед рассветом не станет немного прозрачнее. Интересно, что он подумает? Будет волноваться, не случилось ли с ней что-нибудь дурного, или огорчится, что она так явно ухватилась за его предложение одним махом покончить с их отношениями?
«Беги, Джилли, беги домой!»
Ее дом всегда был для нее сияющим маяком, обещающим защиту, надежной гаванью… Казалось, теперь маяк замигал, предупреждая Джиллиан, что она не будет чувствовать себя в безопасности, если спрячется, оставив Камерона на милость республиканских солдат. Она однажды уже спряталась, и ее мать заплатила за это своей жизнью. Если сейчас она поедет домой, то никогда не сможет оттуда выйти.
Может быть, тогда Камерон вздохнет и порадуется, что догадался о тайной слабости, которая вот-вот парализует ее. Он просто пойдет в ближайшую деревню и начнет все сначала с другой, более послушной пленницей, не такой слезливо-сентиментальной, как она, с женщиной, у которой не будут дрожать колени от того, что он ей разок улыбнется. Он найдет такую женщину, на которую сможет рассчитывать, которой не нужно соблюдать дурацкий ритуал, перед тем как хоть на шаг удалиться от дома, которая не побежит прятаться, когда враги убивают его…
Она гадала, беспокоит ли его мысль о том, что он больше никогда ее не увидит. Душу самой Джиллиан разрывала мысль о том, что остаток своих дней она проведет, не видя этой улыбки, осветившей ее дни и ночи.
О, как ей будет не хватать этого негодяя! Больше чем не хватать. У нее болело сердце оттого, что он прекратил все вот так, без прощальных слов, не дав ей возможности отвести волосы у него со лба или затрепетать от жара его губ у ее груди.