Валентино Донна. Похититель моего сердца

   И тут сзади ее схватили сильные руки.
   – Не ходите туда. Там зрелище не для ваших глаз.
   Камерон! Она знала это уже в ту секунду, когда он прикоснулся к ней. Голос омывал ее как бальзам, прекращая дрожь, смягчая страх. Он жив, здоров… и, конечно, виноват в неподвижности тела, лежащего по ту сторону валуна.
   – Значит, ваша война началась, – тихо сказала она.
   Камерон осторожно повернул ее к себе и прижал так крепко, что она вынуждена была отклониться назад, чтобы посмотреть ему в лицо.
   – Я не убил его, Джиллиан. Хотел, но не смог.
   – О, я рада, что вы не смогли, но… – Она подняла руку и провела по гордой линии его подбородка. – Если для того, чтобы вы остались в живых, надо было бы убить, я сама вонзила бы нож ему в сердце.
   Он еще крепче прижал ее к себе и низко наклонил голову. Джиллиан подумала, что Камерон собирается ее поцеловать, но он вдруг сжал челюсти и отстранился.
   – Подождите здесь.
   Достав из фургона веревку, Камерон скрылся за валуном; но Джиллиан также не могла стоять в бездействии; она села в фургон и, отогнав его с дороги, спрятала от глаз случайных прохожих. Камерона не было видно, зато она слышала, как он тащит что-то тяжелое по усыпанной сухими листьями земле. Потянулись долгие минуты, сопровождаемые глухими ударами ее сердца. Даже сейчас Камерон мог убить этого человека; услышав, что Джиллиан не упрекает его, он мог задушить солдата веревкой. А может быть, он просто тащит его подальше в лес, чтобы тело никому не попалось на глаза.
   Джиллиан с удивлением обнаружила, что ей все это безразлично, главное – чтобы он вернулся к ней.
   И он вернулся – появился из темноты бесшумно, как пантера. В лесу Камерон распоряжался словно у себя дома. Он кивнул, одобряя то, что Джиллиан отвела фургон с дороги.
   – Солдат подумал, что я Карл Стюарт, – усмехнулся Камерон, – и я не стал его разубеждать. Вы должны об этом знать, потому что теперь все может измениться.
   Значит, Камерон не убил солдата, иначе он не стал бы ее предупреждать. Джиллиан ощутила облегчение и что-то еще, пока неясное. Камерон сдерживал свою страсть, и Джиллиан воспринимала ее как дорогой подарок, но не находила подтверждения тому, что его страсть действительно предназначена ей.
   Сперва она даже упала духом, но потом в сердце ее снова возродилась надежда.
   – Но это же прекрасно! Когда он придет в себя, то поднимет шум и будет вопить, что на него напал король. Жители деревни и Фрейли знают, что вы не король, так что никто не обвинит вас в этом нападении.
   Однако Камерон отчего-то не разделял ее радости. Он был необычайно мрачен, и Джиллиан пришлось прикрыть рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
   – Я поставил личные чувства выше долга, – сказал Камерон, – и теперь рискую провалить задание. Если солдаты поверят, что Карл находится где-то поблизости, то это будет еще хуже. Они усилят патрули, и тогда королю здесь ни за что не пройти.
   Джиллиан увидела, как одна рука Камерона сжалась в кулак, а другая потянулась к висящему на поясе ножу, и поняла, что он все-таки решил убить солдата.
   – Постойте… – Она сама не знала, почему вдруг ощутила уверенность: хладнокровное убийство тяжелым грузом ляжет на его будущее. Джиллиан чувствовала своим женским сердцем, что оно может изменить всю его сущность. – Ушибы головы часто стирают из памяти человека события, которые произошли непосредственно перед ударом. Есть вероятность, правда, небольшая, что, очнувшись, солдат не вспомнит, из-за кого он оказался в таком плачевном положении.
   На этот раз Камерон ей поверил: она видела это по тому, как чуть менее напряженной стала его поза и рука перестала сжимать нож. Он настолько доверял ей, что положился на ее слова, рискуя всем, ради чего работал. От осознания этого словно негасимое пламя зажглось в душе Джиллиан.
   – Он теперь долго не придет в сознание. Еще больше времени пройдет, пока этот человек сможет развязать веревку, которой я его спутал. Мы можем не беспокоиться – он освободится не раньше чем на рассвете.
   – Рассвет наступит только через несколько часов! – Почему-то Джиллиан взволновало подтверждение того, что солдат надежно связан и они здесь действительно одни.
   Камерон согнул руку и поморщился от боли.
   – Я опять разбил кулаки.
   – Дайте я посмотрю! – Она взяла его руку и укоризненно покачала головой: – И укус, и старые ушибы растревожены…
   Он придвинулся к ней поближе. Джиллиан хотела, чтобы Камерон опять сжал ее в объятиях, как сделал это, когда она только приехала, но он просто протянул ей руку ладонью вверх. Джиллиан дотронулась до нее, ощущая величину и тяжесть его руки, и была потрясена проснувшимся неодолимым желанием ощутить, как эта рука гладит ее кожу, прижимается к изгибам тела, вызывая трепет в самых чувствительных местах.
   – У тебя такое легкое прикосновение, Джиллиан, – прошептал Камерон.
   Она вздрогнула и обхватила его пальцы своими, подушечкой большого пальца касаясь его мозолей. Камерон задрожал от этой легкой ласки. Его крупное тело показалось сразу менее угрожающим, но более сильным, и Джиллиан знала: он может настолько потрясти ее, что она уже никогда не будет прежней; в то же время и сама она, как женщина, обладает удивительной силой, способной поставить его на колени.
   – Ты всегда избегала прикасаться ко мне, – сказал Камерон угрюмо, и она поняла, как его ранило ее недоверие.
   – Ты тоже старался не дотрагиваться до меня, – прошептала она. Дрожь в голосе выдавала с трудом сдерживаемое желание, которое она так старательно скрывала, но теперь это было не важно. Сжимая его побитые, пораненные руки, Джиллиан вдруг поняла, что драка с солдатом могла закончиться совсем по-другому. Она могла вернуться на это место и обнаружить, что неподвижно лежащее за валуном тело принадлежит Камерону. Он мог погибнуть, и она бы его никогда больше не увидела, даже не узнала бы, кем он был, не изведала бы восторга ощутить на своих губах его ищущие губы.
   – Джиллиан, – хрипло позвал он и притянул ее к себе, обнял так крепко, что казалось, она уже никогда не сможет дышать. Тем не менее, Джиллиан прекрасно впитывала с каждым вдохом запах Камерона и холод ясной ночи.
   Камерон прижал к груди голову Джиллиан, и она слушала биение его сердца, в то время как его рука, легко касаясь ее волос, распускала их, и ветер смешивал развевающиеся пряди. Он хотел убедить Джиллиан, что с ним все в порядке. Его тело было упругим, сильным и крепким, как валун, около которого они стояли. Однако Джиллиан жаждала большего.
   Она, должно быть, издала какой-то звук, выдавший ее желание, потому что Камерон тихо застонал. Джиллиан каким-то образом оказалась еще ближе к нему; шея ее выгнулась. Если бы он попытался сделать что-либо подобное в первый день, она стала бы царапаться и драться, высвобождаясь; но сейчас она прижималась к нему все теснее, дрожа в восторженном порыве, ощущая на своей щеке прикосновение его щетины и невероятную, невозможную мягкость его губ у себя на шее. Эти губы одновременно наслаждались ею и воспламеняли ее.
   Теперь Джиллиан полностью принадлежала ему. Точнее, она всегда принадлежала ему, с самого первого мгновения.
   Непонятным образом, несмотря на ужасное появление Камерона, своим женским чутьем Джиллиан распознала в нем единственного мужчину, предназначенного ей судьбой. Несмотря на его очевидную враждебность, она была убеждена, что преднамеренно Камерон не причинит вреда ни ей, ни ее отцу. Теперь же все тело Джиллиан трепетало от радости, потому что ее затаенная в глубине души вера оказалась не напрасной. Джиллиан чувствовала, что остатки сомнений тают, как иней под лучами утреннего солнца.
   Его руки скользнули вниз, обводя выпуклости ее бедер. Не раздумывая, Джиллиан протянула к нему руки и расстегнула пуговицы рубашки, чтобы дотронуться до его широкой груди. Прижавшись к его груди лбом, она вдыхала его запах, наслаждалась прикосновением тонких завитков волос к ее векам и губам.
   Камерон поднял ее в фургон одним непринужденным движением, как будто Джиллиан была легкой пушинкой. Она обхватила его за шею и замерла, пока он нащупывал под сиденьем одеяло, которое она всегда там хранила. Вскоре он опустил ее на эту тонкую шерстяную подстилку. Джиллиан была ему открыта, беззащитна, и Камерон воспользовался своим преимуществом: он расстегивал пуговицы и стягивал с нее платье, развязывал бантики на нижнем белье, раздевал ее, пока она не оказалась совеем обнаженной, не защищенной от холода осенней ночи.
   Джиллиан вздрогнула от нового ощущения – она никогда не раздевалась на ветру. Камерон подумал, что она замерзла, и тут же, быстро раздевшись, прижался к ней своим разгоряченным телом.
   Он целовал ее губы, его руки ласкали ее грудь, а ниже, на уровне бедер, она ощущала его настойчивость в стремлении ворваться в ее самое сокровенное место и сделать ее навеки своей. Она снова вздрогнула, взволнованная сознанием того, что он обладает ею полностью, одновременно изнутри и снаружи, а затем изогнулась ему навстречу в молчаливом требовании и, отвечая на его поцелуи, стада ласкать его. Его губы приникли к ее груди, и Джиллиан вскрикнула от пронзившего ее ощущения невыразимого счастья.
   Этот звук еще больше разгорячил Камерона, и вскоре он побывал везде: его язык скользил между грудями, губы прижимались к животу. Он шептал ее имя, и вибрация, проникая сквозь кожу, доходила до самого ее сердца, и оно сжималось, а потом рассыпалось на сверкающие блестки восторга.
   Когда он поднялся, Джиллиан вскрикнула протестующе, дрожа от ощущения пустоты и желания. Камерон пристально смотрел на нее: глаза его горели страстью, а волосы серебрились в свете луны. Джиллиан знала, что он предлагает ей выбор: последовать за ним в его желаниях или оттолкнуть.
   – О Камерон! – прошептала она, сдаваясь.
   С тихим торжествующим возгласом он опустился на нее, и его вес оказался грузом, которого жаждало ее тело. Она наслаждалась ощущением сдавленности под ним, но хотела большего, не зная, чего именно, до тех пор, пока не почувствовала его пульсирующую настойчивость в середине своего тела и не поняла, что хочет впустить его внутрь. С тихим стоном она выгнулась ему навстречу.
   – Да, Джиллиан, иди ко мне. Иди ко мне, я покажу, как сильно тебя люблю.
   – Ты… ты меня любишь?
   – Дай только мне доказать тебе…
   Джиллиан ожидала боли и никогда не думала, что главным станет сладострастное ощущение, что тело ее отзовется таким восторгом. Она всегда считала, что, отдавшись мужчине, тем самым окончательно подчинится чужой воле, лишится своей индивидуальности. С Камероном все произошло иначе – он был внутри ее, вокруг нее, и тем не менее она, Джиллиан Боуэн, чувствовала себя как никогда живой и сильной.
   Внезапно ритм его движений изменился, и великолепное тело Камерона напряглось. Он поднял ей бедра, прижал ее живот к твердым бугрящимся мышцам своего, отчего она как будто взорвалась изнутри; этот взрыв бросил их вместе в головокружительную радостную пустоту…
   Джиллиан не знала, как долго они лежали обнявшись, тяжело дыша, пока биение их сердец постепенно приходило в норму. В конце концов, буря внутри ее улеглась настолько, что она стала слышать шелест падающих на землю сухих листьев, дыхание Куинни, нежное пение ветра. Голая и бесстыдная, она лежала в объятиях разбойника, довольная, как никогда прежде.
   Камерон крепко держал ее: тело его, еще не пресыщенное, требовало, чтобы он снова взял ее, в то время как разум, вновь обретя способность здраво рассуждать, методично сообщал ему холодную правду о том, что он наделал.
   Джиллиан – девственница из знатной семьи – хотела обустроить свою жизнь таким образом, чтобы всегда оставаться в высшей степени пристойной. Сейчас же они, как пара подростков, прелюбодействовали на скамье стоящего у дороги фургона, и он не мог ничего предложить ей взамен того, что взял, – ни титула, ни земли, ни даже обещания, что будет любить ее всю жизнь, потому что не мог остаться здесь с ней.
   И все же Камерон опять овладел ей, как только заметил, что она этого хочет.
   Негромкий смех прозвучал в ночи, и Камерон не сразу понял, что это смеется он сам.
   – Что? Что такое?
   Смех его замер, когда Камерон вспомнил, какими цепями неуверенности в себе все еще опутана Джиллиан. Она не верила в то, что ее красота могла свести мужчину с ума.
   Он перевернулся и лег спиной на скамью, а ее положил на себя, чтобы она сама могла почувствовать, что с ним сделала.
   – Ах, Джиллиан, когда я вот так держу тебя в своих объятиях, то понимаю, что мой старый отец был прав.
   – В чем?
   – Только действием мужчина показывает, чего он стоит. Надо добиваться того, чего хочешь, и к дьяволу угрызения совести.
   – Ты действительно так думаешь? – Она приподнялась на локте: ее волосы прикрывали их обоих, образуя пахнущий розами кокон на двоих.
   – После того, что я сегодня сделал, я чувствую себя королем, – сказал Камерон. Джиллиан слегка пошевелилась, и он глуповато заулыбался от острого ощущения, вызванного ее движением. – Уверяю тебя, Карл Стюарт позавидовал бы мне сегодня.
   – Если бы ты не обращал внимания на угрызения совести, то мы никогда не сделали бы того, что сделали.
   Его руки обхватили ее талию, потом заскользили вверх. Камерон прижал ее ближе к сердцу, которое билось быстрее от желания услышать то, что она готова была сказать ему.
   – Твои действия по отношению ко мне и моему отцу часто выглядели низкими. – Она легким поцелуем остановила его готовые сорваться с языка возражения. – Но я постоянно чувствовала благородство и честность человека под холодной маской.
   – И все равно ты не знаешь, кто я такой.
   – Правильно, я не знаю твое настоящее имя, да и не хочу его знать, потому что это имя принадлежит человеку, считающему, что надо действовать, не оглядываясь на совесть. Зато я полюбила Камерона, человека, который находится в твоем теле.
   Он крепко прижал ее к себе и движением, которое совсем не надо было обдумывать, перекатил под себя, а затем снова погрузился в ее горячее лоно толчком, вызванным в равной мере желанием и неудержимой радостью.
   – Повтори, – потребовал он, овладев ей. – Повтори, что ты сказала.
   – Камерон. – Она издала легкий стон. – Я люблю тебя!
   Он погрузился глубже, потом еще и еще, до тех пор, пока Джиллиан не ожила изнутри и не заполнила пустоту, которая всю жизнь глодала его.
   Он готов был лежать с ней всю ночь. Он хотел этого всеми фибрами души, но уже через четверть часа сжал ее в последнем отчаянном объятии.
   – У тебя неприятности, – шепотом сказала она, уткнувшись ему в плечо.
   – Да. Меня угнетает необходимость отказаться продолжать дело короля.
   – Тогда не отказывайся. Приведи свои дела в соответствие с достоинствами человека, живущего у тебя внутри. Помоги спасти короля; Камерон. Мы можем сделать это вместе.
   – Нет.
   – Я не хочу тебя потерять.
   – Мне надо уйти, Джиллиан. Я объяснял, почему не могу позволить себя схватить до того, как мои люди уйдут отсюда. Клянусь тебе: я вернусь, когда король окажется в безопасности, и на вас с отцом не падет даже тень подозрения.
   – О! – Ее смех закончился всхлипом, и Камерону показалось, что он почувствовал горячую влагу у себя на груди. – Мысль о том, что я потеряю тебя, пугает меня больше, чем мысль об аресте.
   Камерон был сбит с толку, поэтому смог лишь повторить свое обещание:
   – Я вернусь к тебе.
   – Неужели ты не понимаешь? Если ты откажешься от того, что подсказывает тебе твое сердце, я потеряю тебя – настоящего. Камерон, которого я люблю, не смог бы бросить меня или покинуть своего короля.
   Столь безошибочное понимание его сути смирило его.
   – Джиллиан, риск слишком велик. К тому же он может оказаться напрасным. Не так много шансов, что Карл Стюарт пойдет в этом направлении.
   – А если все-таки пойдет? Ты веришь, что те люди в лесу смогут благополучно провести его к морю?
   – Надежда есть, но очень слабая, – признался Камерон.
   – Ты смог бы это сделать. Мы смогли бы это сделать. Вместе.
   Он обнял ее и сжал как мог крепко, чтобы только не раздавить. Джиллиан верит в него.
   – Я провожу тебя домой, а потом вернусь в лагерь и посмотрю, до чего они там договорились. Если им удалось разработать удачный план, то я не буду вмешиваться.
   – А если они в своем плане будут рассчитывать на меня? – спросила Джиллиан.
   – Я помогу им найти другой выход.
   – И ты смог бы спокойно жить, зная, что король приходил сюда, нуждался в тебе, а ты ради моей безопасности отказался от плана, который мог спасти его?
   – Это была бы не твоя вина, а моя, но мне легче жить с чувством вины, чем потерять тебя.
   – Значит, мы не должны допустить провала!

Глава 16

   Камерон отвез Джиллиан домой, убедился, что она благополучно добралась до своей комнаты, и, хотя ему совсем этого не хотелось, оставил ее одну в постели, а сам пошел позаботиться о лошади и объяснить сбитому с толку Мартину, что передумал уходить от Боуэнов.
   Потом он направился через поле, лежащее позади дома. Туман сгущался, когда Камерон, зайдя глубоко в лес, пробрался к лагерю окольными путями. Он думал, что встретит своих людей на дальних подступах к лагерю и, как они договорились с Джиллиан, собирался умолчать о том, что намерен по-прежнему помогать делу роялистов. Если повезет, Баско разработает новый план, и Джиллиан будет вне опасности.
   Хотя Камерон не встретил ни одного солдата Кромвеля, он не мог подавить беспокойство, не встретив также ни одного часового, охраняющего роялистов. Подобравшись к самому лагерю и обойдя его кругом, он не увидел ни единого караула.
   В конце концов, Камерон отбросил все попытки идти скрытно и быстро зашагал к лагерю, разозленный тем, что дисциплина настолько ослабла всего за один день командования Баско.
   В нарушение всех приказов, которые он отдавал, в лагере ярко горел костер. Кучка людей собралась вокруг мерцающего огня, больше заботясь о том, чтобы согреться, чем о том, чтобы оградить себя от прочесывающих округу солдат республиканской армии.
   Никто даже не заметил Камерона, пока он не швырнул ногой в костер комок земли. Он бы и вовсе погасил пламя, если бы не остановился в изумлении, узнав недовольно глянувшего на него человека. Квинт. Тот, кого Харрингтон посылал предупредить короля об изменениях в плане.
   – Что случилось, Квинт? Ты не нашел короля и вернулся?
   Прежде чем Квинт успел ответить, из-за спины Камерона послышался насмешливый голос:
   – Глянь-ка, не тот ли это милорд, который привык командовать нашим отрядом?
   Камерон напрягся: даже воздух казался тяжелым от ненависти, которую источал Баско. Квинт встал.
   – Я отправился искать короля, как приказал лорд Харрингтон, но дошел только до лагеря Западного союза в Хамблдоне, когда туда, шатаясь, пришел гонец: его послал король сообщить нам, что он вышел из Трента и направляется сюда. Он продвигается скрытно, останавливается вдалеке от хороших дорог, и нет надежных способов связаться с ним.
   – Выходит, король не знает, что Харрингтон нас больше не поддерживает. И ты не смог передать ему новый план, разработанный мистером Баско? – Камерон надеялся на существование плана, не предусматривающего участие Джиллиан и ее отца.
   В ответ на вопрос Камерона установилась неловкая тишина, и его невольно охватило беспокойство.
   – Так вы разработали новый план?
   – Мы собираемся составить его сегодня ночью, – раздраженно сообщил Баско. – И вы нас задерживаете.
   Однако в голосе Баско не было уверенности. Остальные сидели на корточках вокруг костра и смотрели на Камерона с немой мольбой, как овцы, отданные в руки тупоголового пастуха.
   Камерон не выдержал и громко выругался. Его освободили от командования, и теперь Баско не уступит ему власть без борьбы, на которую он не хотел тратить ни силы, ни время.
   Не имеет значения, кто командует отрядом: важно спасти короля.
   – Возьмите эти карты, сэр, – прохрипел он, и Баско, схватив сумку, прижал ее к сердцу, загораживаясь ею, как щитом.
   Камерон обвел взглядом лагерь.
   – Не более трех часов назад я столкнулся в лесу с республиканским солдатом. С ним произошел несчастный случай. Думаю, когда его обнаружат, этот лес обыщут намного тщательнее.
   Один из мужчин издал похожий на хныканье звук, выплеснул в костер осадок из своей кружки, потом встал, потянулся и побежал в лес, как пес, которому дали пинка. До оставшихся долго еще долетали треск и хруст подлеска.
   – Кто еще хочет нас покинуть? – резко спросил Камерон.
   – В моем отряде нет места таким, как он, – огрызнулся Баско.
   – Зато у нас есть место для вас, мистер Делакорт, – вступил в разговор Квинт. – Это не означает неуважение к мистеру Баско, но вы всегда были искусны в обращении с картами, составлении планов и всем таком прочем.
   Неожиданно Баско кивнул, видимо, соглашаясь с Квинтом.
   – Мне нравился наш старый план, – вздохнув, задумчиво сказал Родермел и придвинулся поближе к Камерону. – Чего проще: сидеть здесь и ждать короля, а потом посадить его в фургон мисс Боуэн, чтобы она отвезла его в Брайтхелмстон. В самом деле, план недурен.
   Люди у костра одобрительно закивали, но Камерона это мало радовало.
   Баско так и не стал настоящим командиром. Настроение в отряде упало из-за ухода Харрингтона, разжалования Камерона, недавнего дезертирства. Солдаты Кромвеля прочесывают лес, и никто не знает, где король. Если не предпринять решительных действий и не сплотить маленький отряд, его члены по одному скроются во мраке леса и Карл Стюарт, если он действительно придет сюда, обнаружит только остывшую золу костра, который вообще не следовало разжигать.
   – Наш старый план. – Камерон с усилием проталкивал эти слова через горло, которое сжималось, не желая их пропускать, – тот план еще может сработать.
   Баско вскинул голову, и на миг лицо его отразило благодарность, а кто-то – судя по голосу, Родермел – пробормотал:
   – Слава тебе, Господи!
   – Но в него надо внести некоторые изменения. – Баско явно желал показать свою власть.
   – Верно. – Камерон обрадовался этому неосторожному замечанию, потому что оно давало возможность предложить меры, которые смогут хоть немного защитить Джиллиан. – Вы командир отряда, мистер Баско, так что от вас зависит, будут ли приняты мои предложения.
   – Правильно. – Упрямо задранный подбородок Баско немного дрогнул.
   – Например, – сказал Камерон, – мы можем не сидеть здесь в ожидании, пока на нас натолкнутся солдаты. Поскольку мы не знаем, где находится король, нам надо внимательнее следить за тем, что происходит вокруг. Вы должны разойтись, устроив посты на расстоянии полумили друг от друга. У нас достаточно людей, чтобы обеспечить наблюдение на расстоянии вплоть до Арундел-Хилла. Тот, кто обнаружит короля, проводит его к дому Боуэнов или к валунам у Скупперз-Филд.
   При этих словах всех охватило необычайное возбуждение. Они опять едины – верноподданные англичане, вышедшие спасать своего короля.
   – А мисс Боуэн будет катать милорда взад-вперед по лесу… – Хотя колкие слова были произнесены, обычная острота их притупилась.
   – Заткнись, Баско, – оборвал его Квинт.
   Все ждали от Камерона быстрого короткого кивка, которым он обычно одобрял их планы. Камерон кивнул.
   Он снова завоевал каждого из этих людей, и ему не понадобились ни сила, ни шпага, чтобы одержать верх над соперником. Баско, несмотря на то, что обладал всеми качествами, которые отец Камерона считал обязательными для настоящего командира, так и не смог удержать людей.
   Джиллиан. Это она убедила его вернуться сюда, поступить так, как требовала его честь, и сделать все возможное для спасения своего короля. Если бы не ее настойчивость, вряд ли он сейчас наслаждался бы ощущением одержанной победы. Теперь его задача – сделать, чтобы роль, которую ей предстоит сыграть, стала как можно меньше…
   Люди, сидящие на корточках у его ног, стали понемногу передвигаться, пока не окружили его, грязные, неуклюжие. Его люди. Его отряд. У его короля появился проблеск надежды благодаря маленькой женщине, всей душой поверившей в мужчину, которого она знала только как Камерона Смита. Ей было безразлично, что он первый наследник Делакорт, которому не удалось заслужить рыцарство. Ее не волновало то, что у него отобрали Бенингтон-Мэнор, поделенное теперь между десятком приверженцев республики, и, вероятнее всего, навсегда.
   Камерон решил, что скажет ей свое имя, когда попросит ее выйти за него замуж. Если они, конечно, доживут до этого блаженного мига.
 
   Джиллиан легла спать, когда первые солнечные лучи уже заливали ее постель. Она вздрогнула от нового ощущения нежности и глубокой удовлетворенности в теле, потом улыбнулась, вспоминая каждый момент обретения этих новых ощущений. Камерон любит ее. Рука ее гладила пустое место рядом, и Джиллиан надеялась, что наступит время, когда он будет обнимать ее каждую ночь.
   Маленькая птичка приветствовала рассвет восторженным пением, созвучным музыке в сердце Джиллиан, и она радовалась, вспоминая их медленные прикосновения в фургоне, когда они отпустили поводья и доверили Куинни самой везти их домой. О, эти поцелуи, которые она сначала робко дарила ему, и которых он требовал потом! Она была бесстыдной и требовательной, а он изо всех сил старался оставаться джентльменом и не пользоваться моментом, пока ее юбки не оказались сбиты наподобие подушки у нее под бедрами, и он овладел ею прямо там, на скамье фургона. Она как будто обезумела, когда Камерон вошел в нее.