Страница:
Вся эта роскошь была не только не для Лефорта, но даже не для Петра, который очень мало об этом заботился. Молодой царь вводил систему, которой он остался верен на всю жизнь. Позднее в Петербурге, живя в маленьком домике, он пожелал, чтобы у Меньшикова был еще более роскошный дворец, но он свалил на него и его жилище все приемы и дворцовые празднества. Дворец Лефорта сделался таким образом отделением недостаточно обширного помещения в Преображенском и в то же время чем-то вроде казино. Последние сады Слободы соприкасались с селом, где вырос Петр. В Слободе у Лефорта танцевали; в Преображенском устраивали фейерверки – новую страсть царя. Впоследствии он старался оправдать крайности, до которых доходил в этом развлечении, вдохновителем которого был Гордон, знакомый с пиротехникой. Он говорил, что хочет приучить русских к шуму и запаху пороха. После Полтавы эта забота стала излишней, но Петр с тем же рвением пускал ракеты и составлял эмблематические фигуры. Он всегда находил в этом огромное удовольствие. Это есть и будет его любимым спортом. Он не любил охоту. В 1690 году любимый загородный дом его предков в Сокольниках пришел в упадок. Петр любил шум, как и его внук, несчастный муж Екатерины II. Он во всем доходил до крайности. Но новый спорт, благодаря неустрашимости Петра, сделался опасным для него и для его товарищей. 26 февраля 1690 года Гордон извещал в своей газете о смерти одного вельможи, убитого пятифунтовой ракетой. Еще один несчастный случай произошел 27 января следующего года.
Фейерверки сменялись маневрами Потешных, которыми предводительствовал Гордон и которые также были сопряжены с серьезной опасностью. 2 июня 1690 года во время примерного сражения Петру обожгло гранатой лицо; некоторые офицеры около него получили серьезные раны. Некоторое время спустя Гордон сам был ранен в ногу. В октябре 1691 года Петр с обнаженной шпагой лично повел отряд; офицеры и солдаты, возбужденные этим зрелищем, бросились в рукопашный бой. Князь Иван Долгорукий был убит в суматохе.
Сами по себе суровость и жестокость этих военных игр вовсе не были чем-нибудь особенным; они вполне соответствовали нравам того времени. Карл XII, готовясь к карьере великого завоевателя, превосходит в этом отношении своего будущего противника. Особенная и очень характерная черта проявляется в потешных войнах Петра: комизм и юмор постоянно примешиваются к ним. Крепость, выстроенная на берегу Яузы, сделалась потом маленьким укрепленным городом. Там находился постоянный гарнизон, судебная палата, приказы и митрополит, бывший наставник молодого царя, произведенный потом в папы или патриархи шутов. Там был даже король. Роль эту играл Ромодановский, принявший титул короля Пресбурга (имя, данное этому городу) и в качестве его ведущий войну с польским королем, которого изображал Бутурлин. В 1694 году польский король должен был защищать площадь, приведенную в оборонительное положение, от осаждающей армии, предводительствуемой Гордоном. При первой атаке, не ожидая результата, но предрешив его заранее, гарнизон и его начальник сдают оружие и бегут. Рассерженный Петр приказывает беглецам вернуться в крепость и защищаться там до последней крайности. Производится масса выстрелов, ранящих и даже убивающих людей. В конце концов «польский король» взят в плен и отведен со связанными за спиной руками в лагерь победителя.
Не надо забывать, что в это время Россия была в мире с Польшей и даже в союзе, и настоящий король этой дружеской нации, приветствуемый всей Европой, был Ян Собесский. В маневрах 1692 года принимал участие эскадрон карликов. В 1694 году церковные певчие под командой дворцового шута Тургенева сражались с военными писарями.
Петр забавлялся. Вечный праздник, какая-то оргия движений и шума, сопровождаемая некоторыми образовательными упражнениями, переходящими в ребячество и распущенность, – вот все, что мы видим из жизни будущего героя в этот переходный период, продолжавшийся около шести лет. Он то учился бросать бомбы и взбираться на верхушки мачт, то пел в церкви глубоким низким голосом, а потом, после богослужения, пировал в веселой компании до следующего дня.
Шведский посол фон Кохен рассказывает о яхте, построенной до последнего винта самим учеником Карштен-Бранта, а другой иностранец говорит о записке, в которой царь напрашивается к нему в гости, предупреждая, что он будет пить всю ночь. В списке вещей, которые царь требовал из Москвы в Преображенское, находятся мортиры, инженерные инструменты, артиллерийские снаряды и клетки для попугаев. В крепости Пресбурга гениальные офицеры, пиротехники и знающие все ремесла мастера находились рядом с дураками, придворными шутами, которые в виде развлечения убивали солдат и оставались безнаказанными. Полки уже давно утратили, или должны были утратить, шуточный характер. В 1690 году гвардейский Преображенский полк превращен был в настоящий полк под командой курляндца Георгия фон Менгдена. Вслед за ним и Семеновский полк – оба с наличным составом на целую треть из французских протестантов. Но следующая азовская кампания показала молодому царю, чего стоило это с виду храброе войско и что значит относиться несерьезно к серьезным вещам.
На Переяславльском озере Петр очень старался построить флотилию, но не работал усидчиво. Местность кругом так красива; холмистая лесная дорога ведет туда из Москвы. Светловодная Викса, вытекая из восточного конца озера, пересекает соседнее Сомино озеро и впадает в Волгу. На западе город Переяславль-Залесский блестит золотыми куполами своих 24 церквей, сгруппированных вокруг большого Преображенского собора. Петр выстроил себе там деревянный одноэтажный дом. Помещавшийся над входной дверью двуглавый орел с деревянной позолоченной короной составлял все украшение этого скромного жилища. Но там умели весело проводить время. Верфь находилась в нескольких шагах, но сомнительно, чтобы Петр работал там во время частых своих пребываний зимою на берегах своего «маленького моря». В феврале 1692 года его еле-еле удалось уговорить приехать оттуда, чтобы дать аудиенцию посланнику персидского шаха. Благодаря тому, что это было укромное место, защищенное от материнского надзора и любопытных глаз посторонних, Петр чувствовал себя там гораздо лучше, чем в Москве. Много приглашенных из Москвы часто бывало там. Их повозки встречали по дороге целые караваны, везшие бочки вина, пива, меда или водки. Приезжали также и дамы. Весною, когда на озере начиналась навигация, возобновлялись работы и упражнения, но все еще несерьезные. За год до азовской кампании Петр еще не знал, где он использует свой военный флот, на каком море и против какого врага; но он уже знал, что Лефорт, не бывший никогда моряком, будет его адмиралом, что корабль, на котором он воздвигнет свой флаг, будет называться «Слон», что на этом корабле будет много позолоты, отличные голландские матросы и капитан в лице самого Петра.
Последнее путешествие молодого царя в Переяславль было в мае 1693 года. Он увидит опять свое озеро и свою верфь только через 30 лет, в 1722 году по дороге в Персию. Речная флотилия, которая доставила ему так много горя и радости и которая никогда ни на что не пригодилась, была тогда в совершенном упадке, с гнилыми снастями и деревом, негодным к употреблению. Он рассердился: это ведь реликвии! Он отдал строгие приказания о сохранении их, но это было напрасно. В 1803 году на месте осталась только одна лодка, защищенная сараем, которая тоже разрушилась. Никакого следа не осталось от домика, где прежде жил Петр. Все исчезло, даже березы, под тенью которых отдыхал ученик-плотник от своих трудов.
В 1693 году, как прежде на Преображенских прудах, он почувствовал, что ему тесно на Переяславльском озере; он добился позволения долго не соглашавшейся матери и отправился в Архангельск. Наконец он увидит настоящее море! Ему пришлось пообещать не пускаться в море и только с берега смотреть на корабли. Но, конечно, он быстро забыл свои обещания и рисковал утонуть, пускаясь в море на плохой яхте навстречу купленному в Амстердаме кораблю. Это военный корабль, но на нем были, кроме пушек, прекрасная мебель, французские вина, обезьяны и болонки. Входя на корабль, Петр был в восторге:
«Ты будешь его командиром», писал он Лефорту, «а я на нем простым солдатом». Затем Андрею Андреевичу Виниусу, 21 июля 1694, из Архангельска:
«Min Her!
Ничто иное ныне мне писать, только, что давно желали, ныне в 21 д. совершилось: Ян Флам в целости приехал; на котором корабле 44 пушки и 40 матросов. Пожалуй, покланись всем нашим, пространнее писать буду в настоящей почте; а ныне, обвеселяся, неудобно пространно писать, паче же и нельзя: понеже при таких случаях всегда Бахус почитается, который своими листьями заслоняет очи хотящим пространно писати.
«От Иорода июля 21 д.»
«Schi Per Fonshi Psantus Pro Fet ities.»
(Schiper von ship santus Profeties)
Т. е. шкипер корабля «Святое пророчество». Это означало: Капитан...
Петру уже было 21 год, но он продолжал ребячески относиться ко всему. Он играл в моряка, как прежде играл в солдата или европейца. У Лефорта он одевался по-французски; в Архангельске – в костюм голландского моряка. Он всецело был поглощен Голландией: принял ее морской флаг: красный, синий и белый, изменив только порядок цветов, и пил в кабаках с соотечественниками Тромжа и Рюйтера.
В январе 1694 года Петр вернулся в Москву к умирающей матери. Он выказал много горя, плакал, но через три дня уже кутил у Лефорта. Что это, бессердечие, неспособность к любви? Не вполне. Он до конца сохранил лучшие чувства по отношению к своему старшему брату; Екатерина нашла в нем впоследствии нежного мужа, не вполне безупречного, но верного в несчастиях и крепко привязанного. Но пока он еще был молод и не поддавался горю. Он утешился так же быстро после потери матери, стеснявшей его свободу, как забыл о существовании жены.
1-го мая Петр возвратился в Архангельск и стал заниматься по-прежнему своими морскими забавами. Он раздавал чины: Ромодановский, Бутурлин и Гордон становятся адмиралом, вице-адмиралом и контр-адмиралом, никогда не видевши моря. Петр остается простым капитаном, как он был простым бомбардиром в полку.
В этой скромности, проявляемой также впоследствии и возведенной в систему, историки старались найти глубокий смысл. По-моему же: время возникновения, сопровождавшие обстоятельства, самое происхождение и первые проявления этой скромности ясно указывают, что мы имеем дело только с отклонением воображения, логическое объяснение которому – как вообще всем уклонениям – можно искать в какой-либо черте характера. Таким образом всегда выражается прирожденная застенчивость личности, выдающая себя замаскированной, преображенной, идеализированной противоречивым внешними проявлениями характера сильного, властного, и призрачным блеском удачной карьеры.
Нет, во всем, что составляет в этот период жизнь будущего великого человека, во всех его удовольствиях, учении, поездках заграницу, в посещениях Слободы, и кабаков Архангельска, в Преображенском лагере, в дружбе с Лефортом, Гордоном и голландскими матросами, не было ничего глубокого, но все это выбило его из обычной колеи предков на дорогу, по которой он пришел к своей великой цели.
Фейерверки и воинственные игры Петра причинили несколько смертей и много увечий – это был весь видимый результат его забав. Если новый царь в своих играх приближался к Европе, бояре, которые правили вместо него, в серьезных вещах шли назад. Они управляли отвратительно. Голицын потерпел неудачу в борьбе с татарами; они разбили стан далеко за пределами страны, в Перекопских степях, и захватили несколько областей святой Руси! Тревожные известия, просьбы о помощи, извещения о поражениях приходили со всех сторон. Мазепа сообщал о том, что Украйне угрожали враги. Досифей, патриарх Константинопольский, передавал тревожные сведения; французский посол встретился в Адрианополе с Крымским ханом и великим визирем и передал первому 10000 дукатов и 70000 визирю за то, чтобы они уступили Франции охрану Святой Земли. Договор был уже отчасти приведен в исполнение: католические священники отняли у православных монахов Святую Могилу, часть Голгофы, Вифлеемскую церковь и Святой грот. Они разрушили иконы, и русское имя стало для султана и его подданных презренным. Вступая на престол, султан не счел нужным известить об этом русских царей. Из Вены пришло известие, что министры императора, посланник польского царя и посланник султана поддерживали постоянные сношения, о которых Россия ничего не знала. Она была как бы отстранена и рисковала остаться одна лицом к лицу с турками и татарами. И симптомы тревоги и недовольства становились все сильнее, а Петру тем временем начинали надоедать его забавы. Архангельский рейд и воды Белого моря, недоступные в продолжение 7 месяцев из двенадцати, имели очень небольшое значение. Петр пытался найти через Ледовитый океан путь в Китай и Индию, но средств на это огромное предприятие не было никаких. Со стороны Балтийского моря тоже ничего нельзя было сделать: шведы сидели там крепко и не собирались уходить. Лефорт предлагал другой проект. Во время этого переворота в жизни молодого царя он приобрел на него особенно сильное влияние. За последние несколько лет у него не было соперника. Он открыл собою серию иностранных проходимцев (Остерман, Бирон, Миних), которые целый век распоряжались Россией. Двенадцать человек стояли на страже у его дворца, и самые знатные вельможи страны толпились в его прихожей. Петр относился к нему не как царь к подданному; он публично наказывал собственноручно своего зятя Абрама Федоровича Лопухина несколькими пощечинами за то, что тот, поссорившись с фаворитом, испортил ему парик. Расставшись с ним, Петр писал ему письма подозрительной нежности и получал равнодушные и бесцеремонные ответы. Вот например образчик письма Лефорта к Петру. [4]
«Господин Коммандер
Письма твоё, которой писано 7 марта, достал иво с велики радусь. Дай, Богу, тебе здорова на многи леты и веселить да своей воли. А я, по милось твоя, здесь по-маленьку живу не без кручина; а как, Бог изволить, увижу твоя милось с добрем здорова, забуду несчесливе дни, которы я здеся потираю. Товарис моё Феодер Алексевич кочет мене пакидать и у Англеска земли быть по указе твоя. Как ты изволись люди наши отпускать стану скора, а дазидать буду милось твоя. Весте с Польски земли, слава Богу, получше. Кароль в Данцих изволить быть. С Москва потста ни бевала: сия петница ана будет. Чало бью милось твоя, что ты изволись арапов достать. Прости надёже моё. Дай Бог тебе видатсь с велики радусь. Твоё верной слуга
Лефорт ген. ад.
Амстер. 25 м. 1698.
Пужалесте ад мене скажи солобит (челобитную) ваша Компанья и не забевати про наша пити... воистяне не кали (николи) забеваём; коль питья здешнее не добро. Вчерась я уженал у Туртон. Девице добре про твоя здорова пили великой стакан: ани рады твоя милось видатсь».
В 1695 году Лефорту приходит в голову показать своим землякам и друзьям свое удивительное счастье. Петру уже давно хотелось послать некоторых из своих друзей заграницу. Отчего ему не поехать с ними самому и не посмотреть вблизи на те чудеса, о которых Тиммерман и Карштен-Бранд дали ему лишь туманное понятие. Какая радость, какое развлечение от начинающейся скуки, какое поучительное зрелище и какая прелесть новизны! Но встретилось препятствие: какую роль будет играть в Европе всероссийский император? – Он явится с неизвестным именем, омраченным давнишними и недавними неудачами, ничего не успев совершить, чтобы его поднять. Это заставило Петра оглянуться назад и посмотреть на все, что он сделал, на свои занятия и развлечения, которые поглощали все его время: и он пришел к убеждению, что не сделал ничего.
Его осенила мысль: раньше, чем показаться этим людям Запада, которых он представлял себе такими великими, не нужно ли было бы ему подняться до их уровня. Но как достичь этого? В этом случае работающее воображение молодого царя встретилось с пришедшими в отчаяние боярами, которым он до сих пор предоставлял заботу о правлении. Они сами чувствовали необходимость сделать что-нибудь, чтобы выйти из того неприятного положения, в которое их поставила небрежность и неловкость их политики, предоставленной случайностям минутного вдохновения. Вероятно под давлением этих различных мотивов была решена первая попытка завоевания Азова.
Интуитивный гений будущего полтавского победителя, которому доверили выработанный по этому случаю план, кажется был тут ни при чем. Впрочем, ему и не надо было очень трудиться: план был начертан заранее, традиционный и классический в истории отношений России со своими страшными южными соседями. Баторий, знаменитый полководец, указывал его царю Ивану в 1579 г. Древний, дохристианский Танаис, Тано в средние века, торговая колония генуэзцев, завоеванная в 1475 г. турками, превращенная в крепость Азов, в пятнадцати верстах, от устья Дона, был с давних пор причиной раздора двух народов, как ключ к устью большой реки с одной стороны и ключ к Черному морю с другой.
Впрочем, не там должны были сосредоточиться главные усилия московской армии. Ведя с собой главные силы, бывшие в их распоряжении, – всю старую армию государства и ту армию, которая ходила с Голицыным в неудачные предприятия против татар, – бояре просто пошли бы по его стопам и вернулись бы с тем же успехом. Азовская попытка была единичным случаем, на котором должна была выработаться инициатива молодого царя. В огромном лагере были довольны присутствием царя и предоставляли ему свободу. Он же не утруждал себя приготовлениями. По его мысли, ясно выраженной в письме, написанном в начале экспедиции, [5]она должна была сделаться продолжением больших маневров, центром которых была крепость Пресбург. Петр рассчитывал взять Азов внезапно. Но во всяком случае, он воздерживался доверять свои «потешные» полки импровизированным начальникам, которых прежде им назначал во время шуточных сражений на берегах Яузы. Эти сражения его видимо убедили в том, что в войсках, принимавших в них участие, он приобрел большую военную силу, способную вступить в настоящую войну; но видимо он сознавал также, что предприятие на этот раз другое, и что оно требует других мер. Он дал отпуск «Пресбургскому и польскому королям», но в то же время, верный старым приемам, давно отвергнутым военной наукой Запада, он хотел разделить верховное командование. Его армейский корпус, где фигурировали все полки новой формации: гвардейские полки, полк Лефорта с несколькими отрядами ополченцев, городской и дворцовой милиции, стрельцы и царедворцы, – всего 31 000 человек, – имел трех главнокомандующих: Головина, Гордона и Лефорта.
Организованная таким образом экспедиция еще походила на прогулку. Генералы, из которых по крайней мере один, Лефорт, не имел никакого понятия о войне, начинают свое дело морем; а молодой царь, продолжая потешаться, вмешивается во все, давая советы вкривь и вкось и принимает псевдоним Петра Алексеева и чин капитана, пародируя во главе своего отряда бомбардиров. Он отнял у Ромодановского его ведомство, но сохранил ему титул и пишет ему, собираясь в поход:
Генералиссимусу князю Федору Юрьевичу 19 июня из Нижнего Новгорода [6]1695 года.
«Min Her Kenich.
Письмо вашего превосходительства, государя моего милостивого, в стольном граде Прешпурге мая в 14 день писанное, мне в 18 день отдано; за которую вашу государскую милость должны до последней капли крови своей пролить; для чего и ныне посланы, и чаем за ваши многие и теплые к Богу молитвы, вашим посланием, а нашим трудами и кровью, оное совершить. А о здешнем возвещаю, что холопы ваши, генералы Автон Михайлович и Франц Яковлевич, со всеми войски дал Бог здорово, и намерены завтрешнего дня иттить в путь, а мешкали для того, что иные суда в три дни на силу пришли, и из тех многие небрежением глупых кормщиков, которых была б?льшая половина в короване, также и суды, которые делали гости, гораздо худы, иные на силу и пришли. А казну здесь перегрузили в пауски; а служивых людей по се число умерло небольшое число; а из того числа иные больные с Москвы поехали. За сим отдаюсь в покров щедрот ваших.
Из Нижнего Всегдашний раб пресветлейшого
мая в 19 д. вашего величества Бомбардир
Piter».
Конец был таков, какого можно было ожидать. Петр принужден был, подобно Софье и Голицыну, присылать известия о вымышленных победах. В Москве отслужили молебен по поводу взятия двух незначительных фортов, но все знали, что две атаки на самую крепость были бесплодны и причинили много потерь. Было произведено испытание новой армии и ее молодому творцу, и оно было решающим. Семь лет юношеских импровизаций привели к самому жалкому и самому унизительному результату. Вот где начинается история Петра Великого.
Никогда народ не отражался так точно, со своими недостатками и своими достоинствами, с высотами и глубинами своего нравственного уровня, со всеми чертами своей физиономии, в одной единственной личности, бывшей его представителем в истории. Те скрытые источники ума и души, которые Петр обнаруживает в эту минуту; то, что он делает, и то, благодаря чему он достигает своего полного развития, Россия будет проявлять изо дня в день, из года в год, на протяжении двух веков, и она возвеличится так же, как он. Разбитая турками и шведами, захваченная Европой, как прежде Азией, после 20-ти поражений, 20-ти мирных договоров, продиктованных ее победителями, она будет раздвигать свои границы за их счет, расчленит Турцию, Швецию и Польшу и будет диктовать свои законы европейскому континенту, благодаря своей настойчивости.
Упорно преследовать свою цель, – недостижимую на первый взгляд, – по избранному ею опасному пути, пользуясь, иногда, неудачными средствами, удваивать, утраивать усилия, учащать удары и терпеливо выжидать часа, – в этом весь ее секрет. Все дело в одной ее душе, твердом металле, закаленном веками рабства и искупительного труда. Величие Петра, величие России подготовлено монгольским завоеванием и терпеливым духом московских князей, закаленном на наковальне, о которую разбился молот завоевателя.
На другой день после этого неудачного похода московская оппозиция со злорадством вспоминала пророческие слова патриарха Иоакима, его проклятие иностранных солдат и еретических начальников. Но Петр, напротив, еще усиленнее призывал иностранную науку и промышленность, просил инженеров у Австрии и Пруссии, матросов и плотников у Голландии и Англии. Флот Переяславльского озера никуда не годился; царь решил построить другой в Воронеже, в Донском бассейне, но натолкнулся на затруднения, которые другому могли бы показаться непреодолимыми. Рабочие, набранные заграницей, собирались медленно и сплошь и рядом возвращались на родину при виде страны, в которую их вызвали и где им предстояло жить и работать. Местные рабочие только портили, ничего не понимали и также убегали массами от дурного обращения. Леса, из которых привозили строительный материал, выгорали целыми десятинами; более образованные сотрудники, офицеры, инженеры, врачи подражали хозяину, превосходя его недостатки. Происходили бесконечные оргии, ссоры, драки. Лефорт, извещенный курьером, принужден был давать отчет о всем, что происходило в вверенной ему отрасли. И он начинает: «Сего числа князь Борис Алексеевич у меня будет кушать и про ваше здоровье станем пить; а с Москвы мой первый наслег (ночлег) будет в Дубровицах, и там мы вашу милость не забудем. Что я, что у вашей милости пива доброва нет на Воронеже: я к милости твоей привезу с собою и мушкатель-вейн и пива доброва». [7]
Работы были начаты осенью 1696 года; на следующий год 3 мая на воду было спущено двадцать три галеры и четыре брандера, которые тотчас же были отправлены к Азовскому морю. Во главе этой флотилии на галере Principium, построенной почти целиком им самим, находился капитан Петр Алексеев. На борте других судов за ним следовали: адмирал Лефорт, вице-адмирал Лима, венецианец, и контр-адмирал Валтазар де Лозиер, француз. На этот раз русский флот был создан не на шутку.
Нельзя сказать, чтобы он покрыл себя славой, так же, как сухопутное войско под командой боярина Шеина, вместе с которым он должен был совершить новую попытку взятия Азова. Потешные полки слишком привыкли «потешаться»; стрельцы годились только на осаду дворцов; пушечные выстрелы приводили их в смятение. Под стенами неприступной крепости Петр решал уже их участь.
Фейерверки сменялись маневрами Потешных, которыми предводительствовал Гордон и которые также были сопряжены с серьезной опасностью. 2 июня 1690 года во время примерного сражения Петру обожгло гранатой лицо; некоторые офицеры около него получили серьезные раны. Некоторое время спустя Гордон сам был ранен в ногу. В октябре 1691 года Петр с обнаженной шпагой лично повел отряд; офицеры и солдаты, возбужденные этим зрелищем, бросились в рукопашный бой. Князь Иван Долгорукий был убит в суматохе.
Сами по себе суровость и жестокость этих военных игр вовсе не были чем-нибудь особенным; они вполне соответствовали нравам того времени. Карл XII, готовясь к карьере великого завоевателя, превосходит в этом отношении своего будущего противника. Особенная и очень характерная черта проявляется в потешных войнах Петра: комизм и юмор постоянно примешиваются к ним. Крепость, выстроенная на берегу Яузы, сделалась потом маленьким укрепленным городом. Там находился постоянный гарнизон, судебная палата, приказы и митрополит, бывший наставник молодого царя, произведенный потом в папы или патриархи шутов. Там был даже король. Роль эту играл Ромодановский, принявший титул короля Пресбурга (имя, данное этому городу) и в качестве его ведущий войну с польским королем, которого изображал Бутурлин. В 1694 году польский король должен был защищать площадь, приведенную в оборонительное положение, от осаждающей армии, предводительствуемой Гордоном. При первой атаке, не ожидая результата, но предрешив его заранее, гарнизон и его начальник сдают оружие и бегут. Рассерженный Петр приказывает беглецам вернуться в крепость и защищаться там до последней крайности. Производится масса выстрелов, ранящих и даже убивающих людей. В конце концов «польский король» взят в плен и отведен со связанными за спиной руками в лагерь победителя.
Не надо забывать, что в это время Россия была в мире с Польшей и даже в союзе, и настоящий король этой дружеской нации, приветствуемый всей Европой, был Ян Собесский. В маневрах 1692 года принимал участие эскадрон карликов. В 1694 году церковные певчие под командой дворцового шута Тургенева сражались с военными писарями.
Петр забавлялся. Вечный праздник, какая-то оргия движений и шума, сопровождаемая некоторыми образовательными упражнениями, переходящими в ребячество и распущенность, – вот все, что мы видим из жизни будущего героя в этот переходный период, продолжавшийся около шести лет. Он то учился бросать бомбы и взбираться на верхушки мачт, то пел в церкви глубоким низким голосом, а потом, после богослужения, пировал в веселой компании до следующего дня.
Шведский посол фон Кохен рассказывает о яхте, построенной до последнего винта самим учеником Карштен-Бранта, а другой иностранец говорит о записке, в которой царь напрашивается к нему в гости, предупреждая, что он будет пить всю ночь. В списке вещей, которые царь требовал из Москвы в Преображенское, находятся мортиры, инженерные инструменты, артиллерийские снаряды и клетки для попугаев. В крепости Пресбурга гениальные офицеры, пиротехники и знающие все ремесла мастера находились рядом с дураками, придворными шутами, которые в виде развлечения убивали солдат и оставались безнаказанными. Полки уже давно утратили, или должны были утратить, шуточный характер. В 1690 году гвардейский Преображенский полк превращен был в настоящий полк под командой курляндца Георгия фон Менгдена. Вслед за ним и Семеновский полк – оба с наличным составом на целую треть из французских протестантов. Но следующая азовская кампания показала молодому царю, чего стоило это с виду храброе войско и что значит относиться несерьезно к серьезным вещам.
На Переяславльском озере Петр очень старался построить флотилию, но не работал усидчиво. Местность кругом так красива; холмистая лесная дорога ведет туда из Москвы. Светловодная Викса, вытекая из восточного конца озера, пересекает соседнее Сомино озеро и впадает в Волгу. На западе город Переяславль-Залесский блестит золотыми куполами своих 24 церквей, сгруппированных вокруг большого Преображенского собора. Петр выстроил себе там деревянный одноэтажный дом. Помещавшийся над входной дверью двуглавый орел с деревянной позолоченной короной составлял все украшение этого скромного жилища. Но там умели весело проводить время. Верфь находилась в нескольких шагах, но сомнительно, чтобы Петр работал там во время частых своих пребываний зимою на берегах своего «маленького моря». В феврале 1692 года его еле-еле удалось уговорить приехать оттуда, чтобы дать аудиенцию посланнику персидского шаха. Благодаря тому, что это было укромное место, защищенное от материнского надзора и любопытных глаз посторонних, Петр чувствовал себя там гораздо лучше, чем в Москве. Много приглашенных из Москвы часто бывало там. Их повозки встречали по дороге целые караваны, везшие бочки вина, пива, меда или водки. Приезжали также и дамы. Весною, когда на озере начиналась навигация, возобновлялись работы и упражнения, но все еще несерьезные. За год до азовской кампании Петр еще не знал, где он использует свой военный флот, на каком море и против какого врага; но он уже знал, что Лефорт, не бывший никогда моряком, будет его адмиралом, что корабль, на котором он воздвигнет свой флаг, будет называться «Слон», что на этом корабле будет много позолоты, отличные голландские матросы и капитан в лице самого Петра.
Последнее путешествие молодого царя в Переяславль было в мае 1693 года. Он увидит опять свое озеро и свою верфь только через 30 лет, в 1722 году по дороге в Персию. Речная флотилия, которая доставила ему так много горя и радости и которая никогда ни на что не пригодилась, была тогда в совершенном упадке, с гнилыми снастями и деревом, негодным к употреблению. Он рассердился: это ведь реликвии! Он отдал строгие приказания о сохранении их, но это было напрасно. В 1803 году на месте осталась только одна лодка, защищенная сараем, которая тоже разрушилась. Никакого следа не осталось от домика, где прежде жил Петр. Все исчезло, даже березы, под тенью которых отдыхал ученик-плотник от своих трудов.
В 1693 году, как прежде на Преображенских прудах, он почувствовал, что ему тесно на Переяславльском озере; он добился позволения долго не соглашавшейся матери и отправился в Архангельск. Наконец он увидит настоящее море! Ему пришлось пообещать не пускаться в море и только с берега смотреть на корабли. Но, конечно, он быстро забыл свои обещания и рисковал утонуть, пускаясь в море на плохой яхте навстречу купленному в Амстердаме кораблю. Это военный корабль, но на нем были, кроме пушек, прекрасная мебель, французские вина, обезьяны и болонки. Входя на корабль, Петр был в восторге:
«Ты будешь его командиром», писал он Лефорту, «а я на нем простым солдатом». Затем Андрею Андреевичу Виниусу, 21 июля 1694, из Архангельска:
«Min Her!
Ничто иное ныне мне писать, только, что давно желали, ныне в 21 д. совершилось: Ян Флам в целости приехал; на котором корабле 44 пушки и 40 матросов. Пожалуй, покланись всем нашим, пространнее писать буду в настоящей почте; а ныне, обвеселяся, неудобно пространно писать, паче же и нельзя: понеже при таких случаях всегда Бахус почитается, который своими листьями заслоняет очи хотящим пространно писати.
«От Иорода июля 21 д.»
«Schi Per Fonshi Psantus Pro Fet ities.»
(Schiper von ship santus Profeties)
Т. е. шкипер корабля «Святое пророчество». Это означало: Капитан...
Петру уже было 21 год, но он продолжал ребячески относиться ко всему. Он играл в моряка, как прежде играл в солдата или европейца. У Лефорта он одевался по-французски; в Архангельске – в костюм голландского моряка. Он всецело был поглощен Голландией: принял ее морской флаг: красный, синий и белый, изменив только порядок цветов, и пил в кабаках с соотечественниками Тромжа и Рюйтера.
В январе 1694 года Петр вернулся в Москву к умирающей матери. Он выказал много горя, плакал, но через три дня уже кутил у Лефорта. Что это, бессердечие, неспособность к любви? Не вполне. Он до конца сохранил лучшие чувства по отношению к своему старшему брату; Екатерина нашла в нем впоследствии нежного мужа, не вполне безупречного, но верного в несчастиях и крепко привязанного. Но пока он еще был молод и не поддавался горю. Он утешился так же быстро после потери матери, стеснявшей его свободу, как забыл о существовании жены.
1-го мая Петр возвратился в Архангельск и стал заниматься по-прежнему своими морскими забавами. Он раздавал чины: Ромодановский, Бутурлин и Гордон становятся адмиралом, вице-адмиралом и контр-адмиралом, никогда не видевши моря. Петр остается простым капитаном, как он был простым бомбардиром в полку.
В этой скромности, проявляемой также впоследствии и возведенной в систему, историки старались найти глубокий смысл. По-моему же: время возникновения, сопровождавшие обстоятельства, самое происхождение и первые проявления этой скромности ясно указывают, что мы имеем дело только с отклонением воображения, логическое объяснение которому – как вообще всем уклонениям – можно искать в какой-либо черте характера. Таким образом всегда выражается прирожденная застенчивость личности, выдающая себя замаскированной, преображенной, идеализированной противоречивым внешними проявлениями характера сильного, властного, и призрачным блеском удачной карьеры.
Нет, во всем, что составляет в этот период жизнь будущего великого человека, во всех его удовольствиях, учении, поездках заграницу, в посещениях Слободы, и кабаков Архангельска, в Преображенском лагере, в дружбе с Лефортом, Гордоном и голландскими матросами, не было ничего глубокого, но все это выбило его из обычной колеи предков на дорогу, по которой он пришел к своей великой цели.
II
А что же делала Россия, в то время как ее хозяин разгуливал, гонимый своим капризным, непоседливым духом? Россия, насколько она понимала и могла рассуждать о том, что с ней происходит, начинала думать, что она ничего не выиграла от переворота 1689 года. Народ без особенного страха и недовольства смотрел на знакомства, которые молодой царь заводил с немцами, и на его постоянное пребывание в Слободе. Алексей приучил его к этому. Но склонность покойного царя к Западу проявлялась в достижении более заманчивых результатов: в развитии промышленности, законодательных реформах и действительном прогрессе, приносившем плоды.Фейерверки и воинственные игры Петра причинили несколько смертей и много увечий – это был весь видимый результат его забав. Если новый царь в своих играх приближался к Европе, бояре, которые правили вместо него, в серьезных вещах шли назад. Они управляли отвратительно. Голицын потерпел неудачу в борьбе с татарами; они разбили стан далеко за пределами страны, в Перекопских степях, и захватили несколько областей святой Руси! Тревожные известия, просьбы о помощи, извещения о поражениях приходили со всех сторон. Мазепа сообщал о том, что Украйне угрожали враги. Досифей, патриарх Константинопольский, передавал тревожные сведения; французский посол встретился в Адрианополе с Крымским ханом и великим визирем и передал первому 10000 дукатов и 70000 визирю за то, чтобы они уступили Франции охрану Святой Земли. Договор был уже отчасти приведен в исполнение: католические священники отняли у православных монахов Святую Могилу, часть Голгофы, Вифлеемскую церковь и Святой грот. Они разрушили иконы, и русское имя стало для султана и его подданных презренным. Вступая на престол, султан не счел нужным известить об этом русских царей. Из Вены пришло известие, что министры императора, посланник польского царя и посланник султана поддерживали постоянные сношения, о которых Россия ничего не знала. Она была как бы отстранена и рисковала остаться одна лицом к лицу с турками и татарами. И симптомы тревоги и недовольства становились все сильнее, а Петру тем временем начинали надоедать его забавы. Архангельский рейд и воды Белого моря, недоступные в продолжение 7 месяцев из двенадцати, имели очень небольшое значение. Петр пытался найти через Ледовитый океан путь в Китай и Индию, но средств на это огромное предприятие не было никаких. Со стороны Балтийского моря тоже ничего нельзя было сделать: шведы сидели там крепко и не собирались уходить. Лефорт предлагал другой проект. Во время этого переворота в жизни молодого царя он приобрел на него особенно сильное влияние. За последние несколько лет у него не было соперника. Он открыл собою серию иностранных проходимцев (Остерман, Бирон, Миних), которые целый век распоряжались Россией. Двенадцать человек стояли на страже у его дворца, и самые знатные вельможи страны толпились в его прихожей. Петр относился к нему не как царь к подданному; он публично наказывал собственноручно своего зятя Абрама Федоровича Лопухина несколькими пощечинами за то, что тот, поссорившись с фаворитом, испортил ему парик. Расставшись с ним, Петр писал ему письма подозрительной нежности и получал равнодушные и бесцеремонные ответы. Вот например образчик письма Лефорта к Петру. [4]
«Господин Коммандер
Письма твоё, которой писано 7 марта, достал иво с велики радусь. Дай, Богу, тебе здорова на многи леты и веселить да своей воли. А я, по милось твоя, здесь по-маленьку живу не без кручина; а как, Бог изволить, увижу твоя милось с добрем здорова, забуду несчесливе дни, которы я здеся потираю. Товарис моё Феодер Алексевич кочет мене пакидать и у Англеска земли быть по указе твоя. Как ты изволись люди наши отпускать стану скора, а дазидать буду милось твоя. Весте с Польски земли, слава Богу, получше. Кароль в Данцих изволить быть. С Москва потста ни бевала: сия петница ана будет. Чало бью милось твоя, что ты изволись арапов достать. Прости надёже моё. Дай Бог тебе видатсь с велики радусь. Твоё верной слуга
Лефорт ген. ад.
Амстер. 25 м. 1698.
Пужалесте ад мене скажи солобит (челобитную) ваша Компанья и не забевати про наша пити... воистяне не кали (николи) забеваём; коль питья здешнее не добро. Вчерась я уженал у Туртон. Девице добре про твоя здорова пили великой стакан: ани рады твоя милось видатсь».
В 1695 году Лефорту приходит в голову показать своим землякам и друзьям свое удивительное счастье. Петру уже давно хотелось послать некоторых из своих друзей заграницу. Отчего ему не поехать с ними самому и не посмотреть вблизи на те чудеса, о которых Тиммерман и Карштен-Бранд дали ему лишь туманное понятие. Какая радость, какое развлечение от начинающейся скуки, какое поучительное зрелище и какая прелесть новизны! Но встретилось препятствие: какую роль будет играть в Европе всероссийский император? – Он явится с неизвестным именем, омраченным давнишними и недавними неудачами, ничего не успев совершить, чтобы его поднять. Это заставило Петра оглянуться назад и посмотреть на все, что он сделал, на свои занятия и развлечения, которые поглощали все его время: и он пришел к убеждению, что не сделал ничего.
Его осенила мысль: раньше, чем показаться этим людям Запада, которых он представлял себе такими великими, не нужно ли было бы ему подняться до их уровня. Но как достичь этого? В этом случае работающее воображение молодого царя встретилось с пришедшими в отчаяние боярами, которым он до сих пор предоставлял заботу о правлении. Они сами чувствовали необходимость сделать что-нибудь, чтобы выйти из того неприятного положения, в которое их поставила небрежность и неловкость их политики, предоставленной случайностям минутного вдохновения. Вероятно под давлением этих различных мотивов была решена первая попытка завоевания Азова.
Интуитивный гений будущего полтавского победителя, которому доверили выработанный по этому случаю план, кажется был тут ни при чем. Впрочем, ему и не надо было очень трудиться: план был начертан заранее, традиционный и классический в истории отношений России со своими страшными южными соседями. Баторий, знаменитый полководец, указывал его царю Ивану в 1579 г. Древний, дохристианский Танаис, Тано в средние века, торговая колония генуэзцев, завоеванная в 1475 г. турками, превращенная в крепость Азов, в пятнадцати верстах, от устья Дона, был с давних пор причиной раздора двух народов, как ключ к устью большой реки с одной стороны и ключ к Черному морю с другой.
Впрочем, не там должны были сосредоточиться главные усилия московской армии. Ведя с собой главные силы, бывшие в их распоряжении, – всю старую армию государства и ту армию, которая ходила с Голицыным в неудачные предприятия против татар, – бояре просто пошли бы по его стопам и вернулись бы с тем же успехом. Азовская попытка была единичным случаем, на котором должна была выработаться инициатива молодого царя. В огромном лагере были довольны присутствием царя и предоставляли ему свободу. Он же не утруждал себя приготовлениями. По его мысли, ясно выраженной в письме, написанном в начале экспедиции, [5]она должна была сделаться продолжением больших маневров, центром которых была крепость Пресбург. Петр рассчитывал взять Азов внезапно. Но во всяком случае, он воздерживался доверять свои «потешные» полки импровизированным начальникам, которых прежде им назначал во время шуточных сражений на берегах Яузы. Эти сражения его видимо убедили в том, что в войсках, принимавших в них участие, он приобрел большую военную силу, способную вступить в настоящую войну; но видимо он сознавал также, что предприятие на этот раз другое, и что оно требует других мер. Он дал отпуск «Пресбургскому и польскому королям», но в то же время, верный старым приемам, давно отвергнутым военной наукой Запада, он хотел разделить верховное командование. Его армейский корпус, где фигурировали все полки новой формации: гвардейские полки, полк Лефорта с несколькими отрядами ополченцев, городской и дворцовой милиции, стрельцы и царедворцы, – всего 31 000 человек, – имел трех главнокомандующих: Головина, Гордона и Лефорта.
Организованная таким образом экспедиция еще походила на прогулку. Генералы, из которых по крайней мере один, Лефорт, не имел никакого понятия о войне, начинают свое дело морем; а молодой царь, продолжая потешаться, вмешивается во все, давая советы вкривь и вкось и принимает псевдоним Петра Алексеева и чин капитана, пародируя во главе своего отряда бомбардиров. Он отнял у Ромодановского его ведомство, но сохранил ему титул и пишет ему, собираясь в поход:
Генералиссимусу князю Федору Юрьевичу 19 июня из Нижнего Новгорода [6]1695 года.
«Min Her Kenich.
Письмо вашего превосходительства, государя моего милостивого, в стольном граде Прешпурге мая в 14 день писанное, мне в 18 день отдано; за которую вашу государскую милость должны до последней капли крови своей пролить; для чего и ныне посланы, и чаем за ваши многие и теплые к Богу молитвы, вашим посланием, а нашим трудами и кровью, оное совершить. А о здешнем возвещаю, что холопы ваши, генералы Автон Михайлович и Франц Яковлевич, со всеми войски дал Бог здорово, и намерены завтрешнего дня иттить в путь, а мешкали для того, что иные суда в три дни на силу пришли, и из тех многие небрежением глупых кормщиков, которых была б?льшая половина в короване, также и суды, которые делали гости, гораздо худы, иные на силу и пришли. А казну здесь перегрузили в пауски; а служивых людей по се число умерло небольшое число; а из того числа иные больные с Москвы поехали. За сим отдаюсь в покров щедрот ваших.
Из Нижнего Всегдашний раб пресветлейшого
мая в 19 д. вашего величества Бомбардир
Piter».
Конец был таков, какого можно было ожидать. Петр принужден был, подобно Софье и Голицыну, присылать известия о вымышленных победах. В Москве отслужили молебен по поводу взятия двух незначительных фортов, но все знали, что две атаки на самую крепость были бесплодны и причинили много потерь. Было произведено испытание новой армии и ее молодому творцу, и оно было решающим. Семь лет юношеских импровизаций привели к самому жалкому и самому унизительному результату. Вот где начинается история Петра Великого.
III
Петр был не только великим человеком. Он является вместе с тем самым полным, самым понятным и самым многосторонним олицетворением великого народа.Никогда народ не отражался так точно, со своими недостатками и своими достоинствами, с высотами и глубинами своего нравственного уровня, со всеми чертами своей физиономии, в одной единственной личности, бывшей его представителем в истории. Те скрытые источники ума и души, которые Петр обнаруживает в эту минуту; то, что он делает, и то, благодаря чему он достигает своего полного развития, Россия будет проявлять изо дня в день, из года в год, на протяжении двух веков, и она возвеличится так же, как он. Разбитая турками и шведами, захваченная Европой, как прежде Азией, после 20-ти поражений, 20-ти мирных договоров, продиктованных ее победителями, она будет раздвигать свои границы за их счет, расчленит Турцию, Швецию и Польшу и будет диктовать свои законы европейскому континенту, благодаря своей настойчивости.
Упорно преследовать свою цель, – недостижимую на первый взгляд, – по избранному ею опасному пути, пользуясь, иногда, неудачными средствами, удваивать, утраивать усилия, учащать удары и терпеливо выжидать часа, – в этом весь ее секрет. Все дело в одной ее душе, твердом металле, закаленном веками рабства и искупительного труда. Величие Петра, величие России подготовлено монгольским завоеванием и терпеливым духом московских князей, закаленном на наковальне, о которую разбился молот завоевателя.
На другой день после этого неудачного похода московская оппозиция со злорадством вспоминала пророческие слова патриарха Иоакима, его проклятие иностранных солдат и еретических начальников. Но Петр, напротив, еще усиленнее призывал иностранную науку и промышленность, просил инженеров у Австрии и Пруссии, матросов и плотников у Голландии и Англии. Флот Переяславльского озера никуда не годился; царь решил построить другой в Воронеже, в Донском бассейне, но натолкнулся на затруднения, которые другому могли бы показаться непреодолимыми. Рабочие, набранные заграницей, собирались медленно и сплошь и рядом возвращались на родину при виде страны, в которую их вызвали и где им предстояло жить и работать. Местные рабочие только портили, ничего не понимали и также убегали массами от дурного обращения. Леса, из которых привозили строительный материал, выгорали целыми десятинами; более образованные сотрудники, офицеры, инженеры, врачи подражали хозяину, превосходя его недостатки. Происходили бесконечные оргии, ссоры, драки. Лефорт, извещенный курьером, принужден был давать отчет о всем, что происходило в вверенной ему отрасли. И он начинает: «Сего числа князь Борис Алексеевич у меня будет кушать и про ваше здоровье станем пить; а с Москвы мой первый наслег (ночлег) будет в Дубровицах, и там мы вашу милость не забудем. Что я, что у вашей милости пива доброва нет на Воронеже: я к милости твоей привезу с собою и мушкатель-вейн и пива доброва». [7]
Работы были начаты осенью 1696 года; на следующий год 3 мая на воду было спущено двадцать три галеры и четыре брандера, которые тотчас же были отправлены к Азовскому морю. Во главе этой флотилии на галере Principium, построенной почти целиком им самим, находился капитан Петр Алексеев. На борте других судов за ним следовали: адмирал Лефорт, вице-адмирал Лима, венецианец, и контр-адмирал Валтазар де Лозиер, француз. На этот раз русский флот был создан не на шутку.
Нельзя сказать, чтобы он покрыл себя славой, так же, как сухопутное войско под командой боярина Шеина, вместе с которым он должен был совершить новую попытку взятия Азова. Потешные полки слишком привыкли «потешаться»; стрельцы годились только на осаду дворцов; пушечные выстрелы приводили их в смятение. Под стенами неприступной крепости Петр решал уже их участь.