Страница:
На этой волнующей ноте общей любви и братства мы расстались. Закрыв дверь кабинета исполнительного директора, я спросил себя: кто-нибудь, блядь, скажет, что происходит? И не получил ответа, поскольку рядом никого не оказалось. Все делали деньги — и думать не думали обо мне.
Ощутив общую усталость и беспризорность, я поплелся по коридору. Желание снова кормить своими неудачами прожорливую Мамону отсутствовало. Искать девушку-мечту тоже не хотелось. Зачем? Чтобы поинтересоваться странным поведением её дедушки?
Думаю, на сегодня я вволю наколбасил: был бит и бил сам, проигрался в пух и прах, назюзюкался, как покойный родитель. Не пора ли перевести дух в привычной домашней обстановке?
У парадной двери дежурила новая пара опричников ВБ, не обратившая на меня никакого внимания. Видимо, я был настолько уныл, что добивать неудачника не имело смысла — сам околеет, как все тот же дромадер в каракумских песках.
Эх, не вернуться более в те ясные деньки армейской службы под чужим калящим коптильным солнышком. Тогда все было понятно, как устав караульной службы. По вечерам мы хлебали холодный компот из азиатских кишмишов и, заспыпая под хрип пыльных верблюдов, мечтали о гражданке. И, конечно, не подозревали, какая ждет нас овощная окрошка из страстей-страстишек мирного времени.
Выпав из ВБ, как птенец из готического гнезда, я задержал шаг в нерешительности: то ли пехать пехом, то ли поездить на подземки, то ли ловить частника на колесах? Автомобильный сигнал привлек мое внимание — в приземистом спортивном «пежо» цвета знамени СССР (б) находилась… Мая. Удивился ли я? Скорее нет, чем да. У нас ведь любой гражданин может надыбить добросовестным трудом на такую модную и быстроходную таратайку.
— Красиво живем, — сказал я, чувствуя себя кумачовым пролетарием.
— Живем, как можем, — ответила. — Подвезти?
— Да уж я сам, — заартачился, — ножками.
— Садись-садись, — потребовала. — Поговорить надо о делах наших скорбных.
Когда женщина просит… Я плюхнулся на сидение и буквально утонул в его комфортабельной коже. Побарахтавшись, угнездился и, наконец, почувствовал себя малость буржуазным капиталистом.
— Прошу прощения, — буркнул.
— Разит, как от бочки, — фыркнула. — Когда пьешь, закусывай, товарищ.
— Да, закусывал я, — простодушно принялся оправдываться. — Пирожками.
— С чем? С мурзиками?
— Банально и не смешно, — и взорвался. — Прекрати издеваться! У меня трудный день, понимаешь, был.
— Знаю, — выруливала автомобиль на проспект. — И поэтому хочу подсластить пилюлю.
— Что сделать?
— Держи, — и кинула на меня конверт, почтовый, но без марки.
— Что это?
— Компенсация. За моральный и материальный ущерб.
В конверте майскими листочками зеленели купюры, цвет которых так радует сердца современных россиян. Я повторил вопрос: что здесь?
— Не видишь? Тысяча «зелененьких».
— За что?
— За красивые глаза, — ответила, раздражаясь. — Говорю же, компенсация. Я тоже виновата во всей этой истории с йеной.
Еники-беники, ели вареники, вспомнил я считалочку и сказал:
— Прости, я привык давать, а не брать, — и уточнил, — у женщин.
— Ты о чем?
— Подачки мне не нужны, — как отрезал. — Я сказал, буду миллионером, им и буду. И баста, — красивым жестом киногероя кинул конвертик на заднее сидение.
— Ты что, — скривила красивые губки, — дурак?
— А ты внучка господина Брувера, — ответил нелогично.
— И что из этого? — спросила после заметной паузы. — Нельзя быть внучкой?
— Внучка внучке рознь, — весомо заметил, — равно как и дедушка дедушке.
— Прекрати бредить, — занервничала. — Что этим хочешь сказать?
И меня прорвало, как плотину во время грязевого потока в горах. Основной смысл моей обличительной речи заключался в том, что на ВБ существует круговая порука — рука руку моет. Как моет? Этого ещё не знаю, но уверен, там, где налажен тотальный контроль за валютными операциями, нетрудно придумать некую комбинацию, с помощью которой можно рвать денежные куски изо рта зазевавшихся лохомудров, таких, как я, например.
Мог ли подозревать, что эти мои бацилловые слова затрагивают самую щекотливую тему и самую опасную зону в Системе валютных баталий.
Я находился в начале пути, однако прирожденное чувство приспособляемости к всевозможным житейским условиям подсказывало, что игра в МСБС может быть нечестной — и сильно нечестной.
О какой чистоте идет речь, коль дело касается денег. Даже самый святой человек на планете не выдержит испытаний серебреными сребрениками. А если выдержит, то исключительно по своим меркантильным соображениям, как это сделал И. Христос, выполняющий Божественную миссию.
Надо отдать должное Мае — она не устроила бабьей истерики, а, притормозив автомобильчик у стандартного светофора, открыла дверцу:
— Топай, умник!
— Благодарю, — улыбнулся ей, неопределенной от гнева. — Я сам хотел выходить. — И, вывалившись из ромбического «пежо», пожелал: — Передай привет дедушке и бабушке!
У-у-у — как «пежо» стартовал, будто принимал участие в соревнованиях на приз газеты итальянских коммунистов «Unita». Не успел проморгаться, как спортивное авто оказалось вне моей видимости.
Ну и хорошо, осмотрелся по сторонам, всюду Москва, всюду жизнь и как-нибудь доберусь до своей тушинской окраины. Хотя Мая со мной поступила весьма некрасиво, как белая барыня с чумазым чернорабочим, отказавшимся от её щербетных щедрот. Ничего, и на моей улице будет праздник. И, утешая себя, таким образом, я поплелся к станции подземки.
Каждому свое, кому — легкий ветерок в окно авто, а кому — бомжатный запашок в вагоне метро. И почему я решил сыграть роль романтического героя неромантического времени? Тысяча $ мне бы сейчас не помешала. Не помешала бы? Нет, поступил так, как посчитал нужным. Поступок не имеет толкового объяснения, да чувствую, что прав: зачем миллионеру оцинкованный цент? Вопрос, который можно оставить без комментариев.
По возвращению домой будущего рокфеллера ждала новая, но привычная неприятность. Я выматерился: е`род, точно сегодня не мой день. И, засучив рукава, принялся решать проблему — мой универсальный унитаз засорился и запах стоял такой, хоть святых выноси.
Вот так и живем — по горло в дерьме (в широком смысле этого слова). Живем и не знаем, что нас ждет завтра: то ли кропление живой водой из святого источника, то ли брызги общественно-политического говна.
Поутру меня разбудил танковый гул — не очередной ли пук путча мы имеем? Нет, новая власть крепко держала державный скипетр, и гнобила тишину двора грязная ассенизаторская машина. Наш старый дом был всем хорош, да иногда прорывало канализацию, и возникала проблема, которую я попытался вчера решить самостоятельно. Не решил — и отправился спать на балкон. И теперь, глядя на работу специалиста в робе, сказал себе: Слава, даже откачка говна требует профессионализма, а ты влез в незнакомое дело, как турист на верблюда. Влезть-то он влез, а вот как слезть? Насколько известно, этим обстоятельством пользуются плутоватые бедуины: за бесплатно сажают любителей путешествий меж горбов, и только за хорошую плату ссаживают обратно на землю. И мне тоже надо опуститься на грешную земельку — мечта о миллионе великолепна, она греет душу, однако есть объективные законы развития натуры, правдивые и ароматные, как отходы человеческого бытия. От них никуда! И прежде чем предаваться мечтам, изучи дело, куда собираешься погрузиться с головой. Не поленись — и тебе воздастся сторицей! Топай в библиотеку и найди нужные книги по проблеме. Но прежде позвони по телефону г-ну Сухому и задай несколько вопросов по ВБ.
Что и делаю: набираю номер и долго слушаю продолжительные гудки. Надеюсь, моего друга не пристрелили на слете ОПГ, как не оправдавшего доверие коллектива? Хотя, кому сейчас легко — трудно всем. И выживут в новейших условиях нового кровавого передела только самые мобильные по уму и по делам своим.
Так что, вперед, трейдер, в библиотеку, где на стеллажах пылятся книги по интересующей тебя проблеме. В детстве я любил бегать в районную библиотечку, и читал книжки взахлеб, особенно о пограничниках и шпионах. Теперь вот иду изучать вопрос, который настолько далек от интересов незатейливой публики, насколько я отдален от себя, маленького тушинского гавроша.
Библиотека встретила знакомыми запахами пыли, покоя и консерватизма. Желающих с утра читать современное макулатурное чтиво в кислотных обложках не наблюдалось, только в читальном зале сидели три нравственных пенсионера, изучающих, кажется, основы марксистско-ленинского чучхе.
Две работницы книговыдачи удивились, улицезрев молодую и активно-агрессивную персону перед собой. Еще больше подивились, когда я попросил найти материалы по проблемам Международного валютного рынка. Поиски были продолжительны, но в конце концов в моих руках оказались следующие книги: 1) «Теория спекуляции на валютном рынке», 2) «Малая энциклопедия трейдера», 3) «Биржа — как стать миллионером».
Судя по названию, это было то, что требовалось для желающего теорией подковать свои малоопытные мешкотные мозги.
Садился за стол читального зала с добросовестной целью прочитать все от корки до корки. Естественно, первая книжка, которую я открыл, была о том, как стать миллионером. Если пишут такие труды, значит, это кому-то нужно. И мне — нужно. Однако каково было разочарование, когда, пролистав страницы, обнаружил огромное количество алгебраических уравнений и всевозможные цветные диаграммы. Еще в школе я ненавидел точные математические науки, и понять мои чувства было нетрудно. «Теория спекуляции…» и «Малая энциклопедия…» тоже походили на учебники алгебры и геометрии вместе взятые.
Я ухватился за голову, трещащую по врожденному шву: ничего себе тридцать три испытания на прочность серого вещества. Разве можно так делать, господа? Где ваше милосердие к тому, кто десять лет мучился в средней школе? Эх-ма, нет таки счастья!..
Оставлял библиотеку с чувствами обманутого человека: поманили к высотам светлой надежды, а завели в торфяные болота отчаяния. Да, миллион просто так не прикатит в руки, как ржавый велосипедный обруч, который мы в детстве гоняли по рытвинам.
Вздыхая, поплелся на биржу, проверив наличие пропуска, так как регулярно бить охранников есть непозволительная роскошь даже для меня.
Город благоденствовал в благодушном лете и его большинство жителей ведать не ведали, что некто среди них одержим маниакальной идей разбогатеть на эфирном валютном фу-фу. Счастливые люди, позавидовал, у них привычные заботы: ходить каждый день на работу, расти бедламных бэбиков, смотреть рекламу прокладок по ТВ, собирать единоличный урожай огурцов на дачных участках и верить, что жизнь удалась.
Я бы с удовольствием пополнил молекулярные ряды соотечественников, да, к сожалению, слишком эгоистичен и живу исключительно в свою усладу. За это меня осуждают все прелестницы, с которыми меня сводила судьба. Раздвигая ноги, они тотчас же пытались задвинуть меня на полку, похожую на холодный стол в мертвецкой. Да по какому праву!
Перепехон — ещё не повод строить иллюзии по созданию благополучной ячейки общества. Я такой, какой есть, и меня либо надо принимать, как аксиому, либо посылать туда, откуда весь наш род людской вышел. А вышел он известно, откуда — из праздничного парадиза, где согрешили Адам и Ева, первые трахальщики нашего ссученного миропорядка.
Словом, родные мои, любите меня таким, какой я есть, и вам, повторю, воздастся! Кажется, эти слова уже были говорены однажды две тысячи лет назад, что ничуть не умоляет их значения.
На валютной бирже по-прежнему шел активный процесс обогащения одних и процесс обнищания других. Те, кому госпожа-удача улыбалась, скалился сам со сдержанным превосходством над обстоятельствами, а те, кто не ладил с фартом, находился в напряженном состоянии бесконечного ожидания чуда.
На мое явление никто не обратил внимания, будто это не я вчера дебоширил, разве что Анатолий Кожевников потукал пальцем себя по лбу, мол, голова не бо-бо? Я отмахнулся — пока живу, и включил ПК. Зачем? Поскольку находился в состоянии критического отношения к самому себе. Похмелье действовало самым странным образом: я, словно прозревал, видя и свое несовершенство, и несовершенство окружающей среды. Все-таки трезвый образ жизни не по мне: краски померкли, как после проливного дождя, энтузиазм масс иссяк, душевный порыв сдулся, точно презервативный шарик.
О каком миллионе твои мечты, чудило? Тут бы на подземку взять хотя бы несколько монет. Или на бутылку пива? Вот именно — дернуть бы народного ячменного, чтобы снять общее притомленние организма.
Эх, терпи, дружище, ведь дал слово г-ну Бруверу не пить и не бить. Остается терпеть и, как другие трейдеры, полагаться на диво дивное.
С этой установкой вывел на экран четыре валюты: фунт, франк, иену и ЕВРО. Господи, помоги произвести верные котировки, ТЫ же обо всем ведаешь, неужели трудно помочь подобию своему в моем лице?
Подозреваю, моя молитва до НЕГО не дошла, заплутав в бюрократической небесной канцелярии. Никакого озарения не чувствовал — возникло впечатление, что, моя голова набита опилками с арены цирка, а душа скисла в мутном растворе собственного безверия.
Нет, решил, надо бороться с обстоятельствами, как с дурным характером любимой. Была — не была: фортуна любит сильных, уверенных и рисковых. Смажем-ка мы по раскормленной морде МСБС размашистым ударом!
И я, цапнув трубку телефона, даю дилеру четыре котировки по четырем валютам — по одному лоту каждая котировка. То есть на кон я выставляю сразу четыре тысячи долларов. А почему бы и нет? Если мне суждено выиграть, выиграю, и наоборот… Где наша не пропадала?!
Часа через два я понял, что и сегодня не мой день. Так в настоящей жизни случается: снаряд дважды попадает в воронку, где сидит недотепистый тёпа, уверенный, что такой казус с ним уж никогда не произойдет. Ан, нет происходит, черт подери! Происходит такой кавардак в невидимой Международной Сети Банковской Системы, что остается только развести руками и подсчитать убытки.
Четыре тысячи долларов исчезло с моего счета, как корова языком слизала. Я произвел необходимые расчеты и задумался о своей жалкой участи.
Если мой друг Вася Сухой захочет меня пристрелить, то будет абсолютно прав. Хотя частично и сам виноват: дружба дружбой, а деньгами сорить не надо. Увы, игрок в моем лице оказался не состоятельным, и с этим фактом трудно спорить.
— Сколько? — поинтересовался Анатолий, когда я стал выбираться из-за стола, и меня при этом мутило так, что хотелось вытравить ранний завтрак на голову главного менеджера. — Видок у тебя, брат, ещё тот.
— Четыре, — промычал я.
— Крутой man, — восхитился опытный трейдер и посоветовал устроить мне завтра на ВБ прощальные проводы.
Я обиделся: никаких проводов, буду играть до победного конца. Именно «конца», позлословил господин Кожевников, видимо, выигрывающий свою малую закономерную толику.
Плюнув на все и всех, я покинул ВБ, чтобы в тишине соседнего городского парка подумать, как жить дальше. На островке природы находилось летнее кафе с пластмассовыми столами и разноцветными стульями. Холодное пиво и сухая тарань — лучшее средство от хандры. Приняв во внутрь целебное зелье, я почувствовал, что жизнь продолжается: травка зеленеет, солнышко блестит, деревья от ветерка шумят, собаки лают… Хорошо! Плохо лишь, что на моей шеи гирей висит должок в семь тысяч $. Спрашивается: мне было плохо, я умирал от голода и холода, по лавкам плакали дети, а жены требовали купить шиншилловое манто? Черт знает что? Не было забот, да захотелось красиво жить, чтобы пасть смертью храбрых.
— Разрешите бутылочку?
Я обращаю внимание на странного человечка — лицо интеллигентное, однако одет бомжевидно, в поношенную одежду. Фигура согбенная, жалкая, готовая при любом недовольном цике провалиться сквозь землю. Мое состояние благодушное, поскольку понимаю, как никогда, что от сумы и тюрьмы…
— Бери, — говорю.
— Я подожду, — отступает, виновато улыбаясь и указывая на вторую посудину.
— Садись, дядя, — указываю на стул цвета синьки. — Если хочешь пивка, пей.
— Спасибо, не употребляю, — укладывает под ноги старую сумку.
— А как расслабляешься?
— Думаю.
— Думаешь? — смеюсь. — О чем?
— Обо всем, — разводит руками. — О мире. О себе. О людях. О парадоксах нашей жизни.
— О парадоксах — интересно?
— Я же доцент физико-математических наук, — признается и уточняет. Бывший научный сотрудник НПО «Вымпел».
— Ракеты мастерили, что ли?
— Двигатели, — шаркает ногами в парусиновых тапочках, крашенными, по-моему, мелом. — Потом мы попали под конверсию, и пришлось выживать в новых условиях.
— Собирать бутылки?
Мой собеседник горько смеется: нет, поначалу он, Алексей Павлович Ребрин, волею проклятого случая решил испытать судьбу игрой на валютной бирже.
— Где? — поперхнулся я пивом.
— На валютной бирже-с, — кивнул головой на здание, парадно розовеющее фасадом за парковыми кустами и деревьями.
Ничего себе встречи-расставания, ахнул про себя, что это все значит? Не предупреждение ли это дурню в моем лице? Выслушай исповедь неудачника, сидящего перед тобой, и сделай выводы.
Я оказался прав: однажды, когда рушился привычный миропорядок, Алексей Павлович задумался о будущем. Тогда в стране широко шагал российский капитализм, расцветая всевозможными АО, ТОО, ЕБО и прочими компаниями по выемке лишних деньжат у народонаселения, мечтающего разбогатеть в одночасье. Глуповой люд ломился в огромных очередях, да в трескучие морозы, чтобы срочно освободиться от своих кровных капиталов. Зачем дуракам деньги — они нужны умным.
— Я знал, это обман, — рассказывал доцент свою житейскую историю. Чистейшей воды обман. Производство падает, а проценты растут, как на дрожжах? Не смешите, господа хорошие, — погрозил пальцем. — Общество развивается по математическим законам, это я вам говорю…
— И что дальше? — сбил эмоциональный взбрык бывшего НТРовца.
До поры до времени семейство Ребриных держалось на плаву, потом начались скандалы: два сына росли, и требовались вложения для их университетского обучения. По совету тестя, царство ему небесное, Алексей Павлович обратил внимание на дело, связанное с операциями на валютном рынке. Изучив проблему, доцент понял, что шансы на выигрыш здесь самые перспективные. Проведя несколько бессонных ночей, научный работник даже вывел формулу успеха. На его взгляд, каждая валюта имела свое математическое основание — непреложное, как формула Fеrma. Например, английский фунт не может упасть ниже определенной ценовой шкалы. Другими словами, если игроку не выходить из «коридора» движения валют, то имеются неплохие шансы на регулярный прибыток.
— Не рисковать! — вскричал господин Ребрин. — И действовать строго в соответствии с высшими математическими законами…
— Курица по зернышку клюет, — сказал я. — Подозреваю, ваша формула не сработала?
— Работала, — горячо запротестовал сборщик бутылок. — Работала, молодой человек, три года — положительное сальдо. Звезд с неба не хватал, это правда, но дети учились, хлеб кушали с маслом, а жена отдыхала в Анталии.
— И что же произошло?
— Произошло?! — возгласил бывший трейдер, забывшись. — Простите, сбился на нервный шепот, объясняясь: после известного дефолта имени г-на кирнутого на голову Израэля биржа повела себя ужасно и бессмысленно. Было такое впечатление, что некая разрушительная сила проникла в Систему и нарушила все её целесообразные законы. — Я начал проигрывать, молодой человек, — с болью в голосе проговорил Алексей Павлович. — Мне бы переждать. Но это подобно болезни. Пребываешь, как будто под гипнозом. Веришь, что вот-вот выиграешь и… — протер тыльной стороной ладони слезившийся глаз. — Я заложил машину, потом дачу, потом квартиру, потом… все! — Развел руками. — Я бы и супругу дорогую заложил-с, — засмеялся мелким сатанистским смехом, — да она сбежала к лавочнику Дюдюку — Дюдюку, представляете? — Взялся за сумку. — И теперь я имею то, что имею. Ничего не имею. У вдовушки проживаю, женщина она добрая, аккуратная, жалеет… — и протянул руку к пустопорожней бутылке. — Можно?
— М-да, — промычал я.
— Я видел, вы из биржи выходили, — поднялся на ноги. — Там нечестно играют, скажу ещё раз. Посмотрите на меня и на господ Бруверов, и почувствуйте разницу, молодой человек, — отступал, — но я вам ничего не говорил. Там страшные люди, страшные, — округлил глаза. — Желаю здравствовать, — и пропал в теплых пыльных кустах.
Что все это значит, Слава? Случайная встреча с горемыкой или закономерное предупреждение, посланное тебе свыше? Машину и дачу я ещё не заложил — их просто нет, а вот квартира есть. Как бы её не лишиться? А после обитать на свалке, собирая утильсырье и цветные металлы. Перспективы самые радужные. И все почему? Нечестная игра — вот в чем дело. И кто главная фигура в этой нечестной игре? Господин Брувер или кто другой?
Последняя моя встреча с исполнительным директором биржи показалось мне странной. Так не разговаривают с пролетарским хамом — извинительным тоном. Будто не я колотил опричников ВБ, а меня молотили по коленной чашечки и выше.
Что за казусная история? То ли разбираться, то ли махнуть рукой и убыть в неизвестном направлении, чтобы безвылазно жить в погребе деревни Тырново. Хлебать домашнее кислое винцо, шишкастить в попку рыжую молодочку Жанночку и верить, что жизнь случилась.
Хуюшки — это не по мне, господа. Лучше погибнуть в окопах биржи, да с твердым убеждением, что явил миру истину.
Пожалуй, начнем наши боевые действия… с друга детства. Если Вася Сухой доходчиво объяснит, что братва держит ВБ, то я постыдно удалюсь на тырновские просторы, чтобы вместе с жопастенькой Жанночкой молиться над своими несбывшимися мечтами о миллионе.
Ежели в деле замешана местечковая «коза ностра» во главе с г-ном Брувером, то имеются вопросы, касающихся и его самого, и милой Маи, и меня, молодца.
По телефону нахожу своего товарища. Он тренируется в ЦСКА, и я вынужден снова тащиться туда. В здоровьем теле — здоровый дух, банально шутит Василий при нашей встречи и демонстрирует бицепсы.
— Ну, как дела на бирже? — наконец проявляет интерес. — Слышал, тебя били.
— Бил я, — скромно уточняю.
— А чего так? Проигрался?
— Проигрался, — подтверждаю. — В пух и прах.
— Шутишь?
— Какие могут быть шутки.
— И все промотал? — не верит.
— Нет, не все, — вредничаю. — Три ещё осталось. Тысячи.
— Проще тебя, растратчика, пристрелить, — задумывается Василий. Меньше будет проблем.
— Это не выход из положения, — и без лишних подробностей рассказываю о своих подозрениях относительно поведения господина Брувера. — Такое впечатление, что он меня боится, — делаю заключение.
— Дурачок, — смеется Сухой. — Он меня боится, а вернее — уважает.
— За что?
— За ум, конечно, — дурачится. — И силу.
— То есть вы держите биржу под своей «крышей»? — пытаюсь уточнить.
— Как ты, право, выражаешься, — морщится. — Топорно выражаешься, — и читает короткую лекцию о том, что в новых условиях между интересующими сторонами заключен долгосрочный договор о сотрудничестве. — Биржа сама по себе, мы сами по себе. Но двадцать процентов от прибыльных сделок наши.
— Ваши? — спрашиваю. — А кто вы такие?
— Группа товарищей, — смеется, — из мира спорта.
— О, спорт — ты все! — иронизирую.
Василий не понимает меня — в том, что я просадил вверенные капиталы, беда только моя: играть надо головой, а не жопой, дружище мой ситный.
— Нечистая там игра, — стою на своем, но сидя в БМВ.
— А доказательства имеются?
— Пока нет.
— Тогда о чем базар?
— О том, что хочу разобраться в ситуации.
— Ну, и разбирайся, — удивляется Сухой. — В чем проблема?
— Я ещё жить хочу, — признаюсь, — вдруг выйду на группу товарищей из мира спорта.
— Прекрати, — с досадой проговаривает мой товарищ. — Тары-бары начинаются, когда дело тянет за сотню тысяч…
— Рублей?
— Долларов, балда, — смеется. — Так что, спокойно ковыряйся в своем дерьме.
Я огрызаюсь, заявив, что ещё не вечер. Блажен, кто верует, хлопает меня по плечу Василий и напоминает, что многие мечтают о миллионах, а копеечку забывают вернуть.
— Верну копеечку, — клятвенно обещаю. — Только кинь ещё копеечку, протягиваю руку, как нищий. — Мы не местны-ы-ые…
— Зачем? Пить-гулять?
— Для оперативно-розыскных мероприятий.
— Для чего? — открывает рот и портмоне.
Я излагаю свои планы на ближайшее будущее, и получаю пять импортных кредиток в долг.
— Верну, — снова обещаю.
— Верится с трудом, — хныкает мой друг. — Все-таки думай больше башкой, а не…
— Понял, чем, — обрываю. — Ты уже об этом говорил.
— А-а-а, тебе, малахольному, говори, не говори, — и вспоминает. Кстати, о малахольных. Как там Илюша?
Я рассказываю о своей последней поездке: у Лидии проблемы со здоровьем, возможно, какое-то время придется опекать нашего товарища детства.
— Во! — хохочет Василий. — Полный отстой. Парочка ваша будет лучше всех.
Ощутив общую усталость и беспризорность, я поплелся по коридору. Желание снова кормить своими неудачами прожорливую Мамону отсутствовало. Искать девушку-мечту тоже не хотелось. Зачем? Чтобы поинтересоваться странным поведением её дедушки?
Думаю, на сегодня я вволю наколбасил: был бит и бил сам, проигрался в пух и прах, назюзюкался, как покойный родитель. Не пора ли перевести дух в привычной домашней обстановке?
У парадной двери дежурила новая пара опричников ВБ, не обратившая на меня никакого внимания. Видимо, я был настолько уныл, что добивать неудачника не имело смысла — сам околеет, как все тот же дромадер в каракумских песках.
Эх, не вернуться более в те ясные деньки армейской службы под чужим калящим коптильным солнышком. Тогда все было понятно, как устав караульной службы. По вечерам мы хлебали холодный компот из азиатских кишмишов и, заспыпая под хрип пыльных верблюдов, мечтали о гражданке. И, конечно, не подозревали, какая ждет нас овощная окрошка из страстей-страстишек мирного времени.
Выпав из ВБ, как птенец из готического гнезда, я задержал шаг в нерешительности: то ли пехать пехом, то ли поездить на подземки, то ли ловить частника на колесах? Автомобильный сигнал привлек мое внимание — в приземистом спортивном «пежо» цвета знамени СССР (б) находилась… Мая. Удивился ли я? Скорее нет, чем да. У нас ведь любой гражданин может надыбить добросовестным трудом на такую модную и быстроходную таратайку.
— Красиво живем, — сказал я, чувствуя себя кумачовым пролетарием.
— Живем, как можем, — ответила. — Подвезти?
— Да уж я сам, — заартачился, — ножками.
— Садись-садись, — потребовала. — Поговорить надо о делах наших скорбных.
Когда женщина просит… Я плюхнулся на сидение и буквально утонул в его комфортабельной коже. Побарахтавшись, угнездился и, наконец, почувствовал себя малость буржуазным капиталистом.
— Прошу прощения, — буркнул.
— Разит, как от бочки, — фыркнула. — Когда пьешь, закусывай, товарищ.
— Да, закусывал я, — простодушно принялся оправдываться. — Пирожками.
— С чем? С мурзиками?
— Банально и не смешно, — и взорвался. — Прекрати издеваться! У меня трудный день, понимаешь, был.
— Знаю, — выруливала автомобиль на проспект. — И поэтому хочу подсластить пилюлю.
— Что сделать?
— Держи, — и кинула на меня конверт, почтовый, но без марки.
— Что это?
— Компенсация. За моральный и материальный ущерб.
В конверте майскими листочками зеленели купюры, цвет которых так радует сердца современных россиян. Я повторил вопрос: что здесь?
— Не видишь? Тысяча «зелененьких».
— За что?
— За красивые глаза, — ответила, раздражаясь. — Говорю же, компенсация. Я тоже виновата во всей этой истории с йеной.
Еники-беники, ели вареники, вспомнил я считалочку и сказал:
— Прости, я привык давать, а не брать, — и уточнил, — у женщин.
— Ты о чем?
— Подачки мне не нужны, — как отрезал. — Я сказал, буду миллионером, им и буду. И баста, — красивым жестом киногероя кинул конвертик на заднее сидение.
— Ты что, — скривила красивые губки, — дурак?
— А ты внучка господина Брувера, — ответил нелогично.
— И что из этого? — спросила после заметной паузы. — Нельзя быть внучкой?
— Внучка внучке рознь, — весомо заметил, — равно как и дедушка дедушке.
— Прекрати бредить, — занервничала. — Что этим хочешь сказать?
И меня прорвало, как плотину во время грязевого потока в горах. Основной смысл моей обличительной речи заключался в том, что на ВБ существует круговая порука — рука руку моет. Как моет? Этого ещё не знаю, но уверен, там, где налажен тотальный контроль за валютными операциями, нетрудно придумать некую комбинацию, с помощью которой можно рвать денежные куски изо рта зазевавшихся лохомудров, таких, как я, например.
Мог ли подозревать, что эти мои бацилловые слова затрагивают самую щекотливую тему и самую опасную зону в Системе валютных баталий.
Я находился в начале пути, однако прирожденное чувство приспособляемости к всевозможным житейским условиям подсказывало, что игра в МСБС может быть нечестной — и сильно нечестной.
О какой чистоте идет речь, коль дело касается денег. Даже самый святой человек на планете не выдержит испытаний серебреными сребрениками. А если выдержит, то исключительно по своим меркантильным соображениям, как это сделал И. Христос, выполняющий Божественную миссию.
Надо отдать должное Мае — она не устроила бабьей истерики, а, притормозив автомобильчик у стандартного светофора, открыла дверцу:
— Топай, умник!
— Благодарю, — улыбнулся ей, неопределенной от гнева. — Я сам хотел выходить. — И, вывалившись из ромбического «пежо», пожелал: — Передай привет дедушке и бабушке!
У-у-у — как «пежо» стартовал, будто принимал участие в соревнованиях на приз газеты итальянских коммунистов «Unita». Не успел проморгаться, как спортивное авто оказалось вне моей видимости.
Ну и хорошо, осмотрелся по сторонам, всюду Москва, всюду жизнь и как-нибудь доберусь до своей тушинской окраины. Хотя Мая со мной поступила весьма некрасиво, как белая барыня с чумазым чернорабочим, отказавшимся от её щербетных щедрот. Ничего, и на моей улице будет праздник. И, утешая себя, таким образом, я поплелся к станции подземки.
Каждому свое, кому — легкий ветерок в окно авто, а кому — бомжатный запашок в вагоне метро. И почему я решил сыграть роль романтического героя неромантического времени? Тысяча $ мне бы сейчас не помешала. Не помешала бы? Нет, поступил так, как посчитал нужным. Поступок не имеет толкового объяснения, да чувствую, что прав: зачем миллионеру оцинкованный цент? Вопрос, который можно оставить без комментариев.
По возвращению домой будущего рокфеллера ждала новая, но привычная неприятность. Я выматерился: е`род, точно сегодня не мой день. И, засучив рукава, принялся решать проблему — мой универсальный унитаз засорился и запах стоял такой, хоть святых выноси.
Вот так и живем — по горло в дерьме (в широком смысле этого слова). Живем и не знаем, что нас ждет завтра: то ли кропление живой водой из святого источника, то ли брызги общественно-политического говна.
Поутру меня разбудил танковый гул — не очередной ли пук путча мы имеем? Нет, новая власть крепко держала державный скипетр, и гнобила тишину двора грязная ассенизаторская машина. Наш старый дом был всем хорош, да иногда прорывало канализацию, и возникала проблема, которую я попытался вчера решить самостоятельно. Не решил — и отправился спать на балкон. И теперь, глядя на работу специалиста в робе, сказал себе: Слава, даже откачка говна требует профессионализма, а ты влез в незнакомое дело, как турист на верблюда. Влезть-то он влез, а вот как слезть? Насколько известно, этим обстоятельством пользуются плутоватые бедуины: за бесплатно сажают любителей путешествий меж горбов, и только за хорошую плату ссаживают обратно на землю. И мне тоже надо опуститься на грешную земельку — мечта о миллионе великолепна, она греет душу, однако есть объективные законы развития натуры, правдивые и ароматные, как отходы человеческого бытия. От них никуда! И прежде чем предаваться мечтам, изучи дело, куда собираешься погрузиться с головой. Не поленись — и тебе воздастся сторицей! Топай в библиотеку и найди нужные книги по проблеме. Но прежде позвони по телефону г-ну Сухому и задай несколько вопросов по ВБ.
Что и делаю: набираю номер и долго слушаю продолжительные гудки. Надеюсь, моего друга не пристрелили на слете ОПГ, как не оправдавшего доверие коллектива? Хотя, кому сейчас легко — трудно всем. И выживут в новейших условиях нового кровавого передела только самые мобильные по уму и по делам своим.
Так что, вперед, трейдер, в библиотеку, где на стеллажах пылятся книги по интересующей тебя проблеме. В детстве я любил бегать в районную библиотечку, и читал книжки взахлеб, особенно о пограничниках и шпионах. Теперь вот иду изучать вопрос, который настолько далек от интересов незатейливой публики, насколько я отдален от себя, маленького тушинского гавроша.
Библиотека встретила знакомыми запахами пыли, покоя и консерватизма. Желающих с утра читать современное макулатурное чтиво в кислотных обложках не наблюдалось, только в читальном зале сидели три нравственных пенсионера, изучающих, кажется, основы марксистско-ленинского чучхе.
Две работницы книговыдачи удивились, улицезрев молодую и активно-агрессивную персону перед собой. Еще больше подивились, когда я попросил найти материалы по проблемам Международного валютного рынка. Поиски были продолжительны, но в конце концов в моих руках оказались следующие книги: 1) «Теория спекуляции на валютном рынке», 2) «Малая энциклопедия трейдера», 3) «Биржа — как стать миллионером».
Судя по названию, это было то, что требовалось для желающего теорией подковать свои малоопытные мешкотные мозги.
Садился за стол читального зала с добросовестной целью прочитать все от корки до корки. Естественно, первая книжка, которую я открыл, была о том, как стать миллионером. Если пишут такие труды, значит, это кому-то нужно. И мне — нужно. Однако каково было разочарование, когда, пролистав страницы, обнаружил огромное количество алгебраических уравнений и всевозможные цветные диаграммы. Еще в школе я ненавидел точные математические науки, и понять мои чувства было нетрудно. «Теория спекуляции…» и «Малая энциклопедия…» тоже походили на учебники алгебры и геометрии вместе взятые.
Я ухватился за голову, трещащую по врожденному шву: ничего себе тридцать три испытания на прочность серого вещества. Разве можно так делать, господа? Где ваше милосердие к тому, кто десять лет мучился в средней школе? Эх-ма, нет таки счастья!..
Оставлял библиотеку с чувствами обманутого человека: поманили к высотам светлой надежды, а завели в торфяные болота отчаяния. Да, миллион просто так не прикатит в руки, как ржавый велосипедный обруч, который мы в детстве гоняли по рытвинам.
Вздыхая, поплелся на биржу, проверив наличие пропуска, так как регулярно бить охранников есть непозволительная роскошь даже для меня.
Город благоденствовал в благодушном лете и его большинство жителей ведать не ведали, что некто среди них одержим маниакальной идей разбогатеть на эфирном валютном фу-фу. Счастливые люди, позавидовал, у них привычные заботы: ходить каждый день на работу, расти бедламных бэбиков, смотреть рекламу прокладок по ТВ, собирать единоличный урожай огурцов на дачных участках и верить, что жизнь удалась.
Я бы с удовольствием пополнил молекулярные ряды соотечественников, да, к сожалению, слишком эгоистичен и живу исключительно в свою усладу. За это меня осуждают все прелестницы, с которыми меня сводила судьба. Раздвигая ноги, они тотчас же пытались задвинуть меня на полку, похожую на холодный стол в мертвецкой. Да по какому праву!
Перепехон — ещё не повод строить иллюзии по созданию благополучной ячейки общества. Я такой, какой есть, и меня либо надо принимать, как аксиому, либо посылать туда, откуда весь наш род людской вышел. А вышел он известно, откуда — из праздничного парадиза, где согрешили Адам и Ева, первые трахальщики нашего ссученного миропорядка.
Словом, родные мои, любите меня таким, какой я есть, и вам, повторю, воздастся! Кажется, эти слова уже были говорены однажды две тысячи лет назад, что ничуть не умоляет их значения.
На валютной бирже по-прежнему шел активный процесс обогащения одних и процесс обнищания других. Те, кому госпожа-удача улыбалась, скалился сам со сдержанным превосходством над обстоятельствами, а те, кто не ладил с фартом, находился в напряженном состоянии бесконечного ожидания чуда.
На мое явление никто не обратил внимания, будто это не я вчера дебоширил, разве что Анатолий Кожевников потукал пальцем себя по лбу, мол, голова не бо-бо? Я отмахнулся — пока живу, и включил ПК. Зачем? Поскольку находился в состоянии критического отношения к самому себе. Похмелье действовало самым странным образом: я, словно прозревал, видя и свое несовершенство, и несовершенство окружающей среды. Все-таки трезвый образ жизни не по мне: краски померкли, как после проливного дождя, энтузиазм масс иссяк, душевный порыв сдулся, точно презервативный шарик.
О каком миллионе твои мечты, чудило? Тут бы на подземку взять хотя бы несколько монет. Или на бутылку пива? Вот именно — дернуть бы народного ячменного, чтобы снять общее притомленние организма.
Эх, терпи, дружище, ведь дал слово г-ну Бруверу не пить и не бить. Остается терпеть и, как другие трейдеры, полагаться на диво дивное.
С этой установкой вывел на экран четыре валюты: фунт, франк, иену и ЕВРО. Господи, помоги произвести верные котировки, ТЫ же обо всем ведаешь, неужели трудно помочь подобию своему в моем лице?
Подозреваю, моя молитва до НЕГО не дошла, заплутав в бюрократической небесной канцелярии. Никакого озарения не чувствовал — возникло впечатление, что, моя голова набита опилками с арены цирка, а душа скисла в мутном растворе собственного безверия.
Нет, решил, надо бороться с обстоятельствами, как с дурным характером любимой. Была — не была: фортуна любит сильных, уверенных и рисковых. Смажем-ка мы по раскормленной морде МСБС размашистым ударом!
И я, цапнув трубку телефона, даю дилеру четыре котировки по четырем валютам — по одному лоту каждая котировка. То есть на кон я выставляю сразу четыре тысячи долларов. А почему бы и нет? Если мне суждено выиграть, выиграю, и наоборот… Где наша не пропадала?!
Часа через два я понял, что и сегодня не мой день. Так в настоящей жизни случается: снаряд дважды попадает в воронку, где сидит недотепистый тёпа, уверенный, что такой казус с ним уж никогда не произойдет. Ан, нет происходит, черт подери! Происходит такой кавардак в невидимой Международной Сети Банковской Системы, что остается только развести руками и подсчитать убытки.
Четыре тысячи долларов исчезло с моего счета, как корова языком слизала. Я произвел необходимые расчеты и задумался о своей жалкой участи.
Если мой друг Вася Сухой захочет меня пристрелить, то будет абсолютно прав. Хотя частично и сам виноват: дружба дружбой, а деньгами сорить не надо. Увы, игрок в моем лице оказался не состоятельным, и с этим фактом трудно спорить.
— Сколько? — поинтересовался Анатолий, когда я стал выбираться из-за стола, и меня при этом мутило так, что хотелось вытравить ранний завтрак на голову главного менеджера. — Видок у тебя, брат, ещё тот.
— Четыре, — промычал я.
— Крутой man, — восхитился опытный трейдер и посоветовал устроить мне завтра на ВБ прощальные проводы.
Я обиделся: никаких проводов, буду играть до победного конца. Именно «конца», позлословил господин Кожевников, видимо, выигрывающий свою малую закономерную толику.
Плюнув на все и всех, я покинул ВБ, чтобы в тишине соседнего городского парка подумать, как жить дальше. На островке природы находилось летнее кафе с пластмассовыми столами и разноцветными стульями. Холодное пиво и сухая тарань — лучшее средство от хандры. Приняв во внутрь целебное зелье, я почувствовал, что жизнь продолжается: травка зеленеет, солнышко блестит, деревья от ветерка шумят, собаки лают… Хорошо! Плохо лишь, что на моей шеи гирей висит должок в семь тысяч $. Спрашивается: мне было плохо, я умирал от голода и холода, по лавкам плакали дети, а жены требовали купить шиншилловое манто? Черт знает что? Не было забот, да захотелось красиво жить, чтобы пасть смертью храбрых.
— Разрешите бутылочку?
Я обращаю внимание на странного человечка — лицо интеллигентное, однако одет бомжевидно, в поношенную одежду. Фигура согбенная, жалкая, готовая при любом недовольном цике провалиться сквозь землю. Мое состояние благодушное, поскольку понимаю, как никогда, что от сумы и тюрьмы…
— Бери, — говорю.
— Я подожду, — отступает, виновато улыбаясь и указывая на вторую посудину.
— Садись, дядя, — указываю на стул цвета синьки. — Если хочешь пивка, пей.
— Спасибо, не употребляю, — укладывает под ноги старую сумку.
— А как расслабляешься?
— Думаю.
— Думаешь? — смеюсь. — О чем?
— Обо всем, — разводит руками. — О мире. О себе. О людях. О парадоксах нашей жизни.
— О парадоксах — интересно?
— Я же доцент физико-математических наук, — признается и уточняет. Бывший научный сотрудник НПО «Вымпел».
— Ракеты мастерили, что ли?
— Двигатели, — шаркает ногами в парусиновых тапочках, крашенными, по-моему, мелом. — Потом мы попали под конверсию, и пришлось выживать в новых условиях.
— Собирать бутылки?
Мой собеседник горько смеется: нет, поначалу он, Алексей Павлович Ребрин, волею проклятого случая решил испытать судьбу игрой на валютной бирже.
— Где? — поперхнулся я пивом.
— На валютной бирже-с, — кивнул головой на здание, парадно розовеющее фасадом за парковыми кустами и деревьями.
Ничего себе встречи-расставания, ахнул про себя, что это все значит? Не предупреждение ли это дурню в моем лице? Выслушай исповедь неудачника, сидящего перед тобой, и сделай выводы.
Я оказался прав: однажды, когда рушился привычный миропорядок, Алексей Павлович задумался о будущем. Тогда в стране широко шагал российский капитализм, расцветая всевозможными АО, ТОО, ЕБО и прочими компаниями по выемке лишних деньжат у народонаселения, мечтающего разбогатеть в одночасье. Глуповой люд ломился в огромных очередях, да в трескучие морозы, чтобы срочно освободиться от своих кровных капиталов. Зачем дуракам деньги — они нужны умным.
— Я знал, это обман, — рассказывал доцент свою житейскую историю. Чистейшей воды обман. Производство падает, а проценты растут, как на дрожжах? Не смешите, господа хорошие, — погрозил пальцем. — Общество развивается по математическим законам, это я вам говорю…
— И что дальше? — сбил эмоциональный взбрык бывшего НТРовца.
До поры до времени семейство Ребриных держалось на плаву, потом начались скандалы: два сына росли, и требовались вложения для их университетского обучения. По совету тестя, царство ему небесное, Алексей Павлович обратил внимание на дело, связанное с операциями на валютном рынке. Изучив проблему, доцент понял, что шансы на выигрыш здесь самые перспективные. Проведя несколько бессонных ночей, научный работник даже вывел формулу успеха. На его взгляд, каждая валюта имела свое математическое основание — непреложное, как формула Fеrma. Например, английский фунт не может упасть ниже определенной ценовой шкалы. Другими словами, если игроку не выходить из «коридора» движения валют, то имеются неплохие шансы на регулярный прибыток.
— Не рисковать! — вскричал господин Ребрин. — И действовать строго в соответствии с высшими математическими законами…
— Курица по зернышку клюет, — сказал я. — Подозреваю, ваша формула не сработала?
— Работала, — горячо запротестовал сборщик бутылок. — Работала, молодой человек, три года — положительное сальдо. Звезд с неба не хватал, это правда, но дети учились, хлеб кушали с маслом, а жена отдыхала в Анталии.
— И что же произошло?
— Произошло?! — возгласил бывший трейдер, забывшись. — Простите, сбился на нервный шепот, объясняясь: после известного дефолта имени г-на кирнутого на голову Израэля биржа повела себя ужасно и бессмысленно. Было такое впечатление, что некая разрушительная сила проникла в Систему и нарушила все её целесообразные законы. — Я начал проигрывать, молодой человек, — с болью в голосе проговорил Алексей Павлович. — Мне бы переждать. Но это подобно болезни. Пребываешь, как будто под гипнозом. Веришь, что вот-вот выиграешь и… — протер тыльной стороной ладони слезившийся глаз. — Я заложил машину, потом дачу, потом квартиру, потом… все! — Развел руками. — Я бы и супругу дорогую заложил-с, — засмеялся мелким сатанистским смехом, — да она сбежала к лавочнику Дюдюку — Дюдюку, представляете? — Взялся за сумку. — И теперь я имею то, что имею. Ничего не имею. У вдовушки проживаю, женщина она добрая, аккуратная, жалеет… — и протянул руку к пустопорожней бутылке. — Можно?
— М-да, — промычал я.
— Я видел, вы из биржи выходили, — поднялся на ноги. — Там нечестно играют, скажу ещё раз. Посмотрите на меня и на господ Бруверов, и почувствуйте разницу, молодой человек, — отступал, — но я вам ничего не говорил. Там страшные люди, страшные, — округлил глаза. — Желаю здравствовать, — и пропал в теплых пыльных кустах.
Что все это значит, Слава? Случайная встреча с горемыкой или закономерное предупреждение, посланное тебе свыше? Машину и дачу я ещё не заложил — их просто нет, а вот квартира есть. Как бы её не лишиться? А после обитать на свалке, собирая утильсырье и цветные металлы. Перспективы самые радужные. И все почему? Нечестная игра — вот в чем дело. И кто главная фигура в этой нечестной игре? Господин Брувер или кто другой?
Последняя моя встреча с исполнительным директором биржи показалось мне странной. Так не разговаривают с пролетарским хамом — извинительным тоном. Будто не я колотил опричников ВБ, а меня молотили по коленной чашечки и выше.
Что за казусная история? То ли разбираться, то ли махнуть рукой и убыть в неизвестном направлении, чтобы безвылазно жить в погребе деревни Тырново. Хлебать домашнее кислое винцо, шишкастить в попку рыжую молодочку Жанночку и верить, что жизнь случилась.
Хуюшки — это не по мне, господа. Лучше погибнуть в окопах биржи, да с твердым убеждением, что явил миру истину.
Пожалуй, начнем наши боевые действия… с друга детства. Если Вася Сухой доходчиво объяснит, что братва держит ВБ, то я постыдно удалюсь на тырновские просторы, чтобы вместе с жопастенькой Жанночкой молиться над своими несбывшимися мечтами о миллионе.
Ежели в деле замешана местечковая «коза ностра» во главе с г-ном Брувером, то имеются вопросы, касающихся и его самого, и милой Маи, и меня, молодца.
По телефону нахожу своего товарища. Он тренируется в ЦСКА, и я вынужден снова тащиться туда. В здоровьем теле — здоровый дух, банально шутит Василий при нашей встречи и демонстрирует бицепсы.
— Ну, как дела на бирже? — наконец проявляет интерес. — Слышал, тебя били.
— Бил я, — скромно уточняю.
— А чего так? Проигрался?
— Проигрался, — подтверждаю. — В пух и прах.
— Шутишь?
— Какие могут быть шутки.
— И все промотал? — не верит.
— Нет, не все, — вредничаю. — Три ещё осталось. Тысячи.
— Проще тебя, растратчика, пристрелить, — задумывается Василий. Меньше будет проблем.
— Это не выход из положения, — и без лишних подробностей рассказываю о своих подозрениях относительно поведения господина Брувера. — Такое впечатление, что он меня боится, — делаю заключение.
— Дурачок, — смеется Сухой. — Он меня боится, а вернее — уважает.
— За что?
— За ум, конечно, — дурачится. — И силу.
— То есть вы держите биржу под своей «крышей»? — пытаюсь уточнить.
— Как ты, право, выражаешься, — морщится. — Топорно выражаешься, — и читает короткую лекцию о том, что в новых условиях между интересующими сторонами заключен долгосрочный договор о сотрудничестве. — Биржа сама по себе, мы сами по себе. Но двадцать процентов от прибыльных сделок наши.
— Ваши? — спрашиваю. — А кто вы такие?
— Группа товарищей, — смеется, — из мира спорта.
— О, спорт — ты все! — иронизирую.
Василий не понимает меня — в том, что я просадил вверенные капиталы, беда только моя: играть надо головой, а не жопой, дружище мой ситный.
— Нечистая там игра, — стою на своем, но сидя в БМВ.
— А доказательства имеются?
— Пока нет.
— Тогда о чем базар?
— О том, что хочу разобраться в ситуации.
— Ну, и разбирайся, — удивляется Сухой. — В чем проблема?
— Я ещё жить хочу, — признаюсь, — вдруг выйду на группу товарищей из мира спорта.
— Прекрати, — с досадой проговаривает мой товарищ. — Тары-бары начинаются, когда дело тянет за сотню тысяч…
— Рублей?
— Долларов, балда, — смеется. — Так что, спокойно ковыряйся в своем дерьме.
Я огрызаюсь, заявив, что ещё не вечер. Блажен, кто верует, хлопает меня по плечу Василий и напоминает, что многие мечтают о миллионах, а копеечку забывают вернуть.
— Верну копеечку, — клятвенно обещаю. — Только кинь ещё копеечку, протягиваю руку, как нищий. — Мы не местны-ы-ые…
— Зачем? Пить-гулять?
— Для оперативно-розыскных мероприятий.
— Для чего? — открывает рот и портмоне.
Я излагаю свои планы на ближайшее будущее, и получаю пять импортных кредиток в долг.
— Верну, — снова обещаю.
— Верится с трудом, — хныкает мой друг. — Все-таки думай больше башкой, а не…
— Понял, чем, — обрываю. — Ты уже об этом говорил.
— А-а-а, тебе, малахольному, говори, не говори, — и вспоминает. Кстати, о малахольных. Как там Илюша?
Я рассказываю о своей последней поездке: у Лидии проблемы со здоровьем, возможно, какое-то время придется опекать нашего товарища детства.
— Во! — хохочет Василий. — Полный отстой. Парочка ваша будет лучше всех.