- Бабушка... - тихо прошептала Тори.
   Митико и Дзёдзи осторожно продвигались по коридору, прислушиваясь к каждому звуку. Но тишину нарушал лишь ровный гул машины.
   - Дзёдзи, остановись, - тихо прошептала Митико. - Мы только что прошли мимо двери? Дзёдзи обернулся.
   - Да.
   - Я хочу, чтобы ты заглянул туда, - сказала Митико. - Я хочу знать, что прячет Масаси.
   - Митико-тян, - нервно сказал Дзёдзи, - благоразумно ли это? Ведь с нами Тори. Мы должны выбраться отсюда как можно быстрее. Чем дольше мы остаемся здесь, тем больше рискуем.
   - Все это так, - твердо ответила Митико. - Но Нобуо боится уже много недель. Он скрывает свой страх, но я чувствую, как сильно он напуган. Я слышу страх в его словах, в его движениях, в его походке. Я спрашиваю себя, в чем дело, и не могу ответить. А ответ, скорее всего, находится здесь, Дзёдзи-тян. У нас есть редчайшая возможность узнать, что тут творится, что задумал Масаси. Мы должны рискнуть. - Она подтолкнула его. - Иди.
   Дзёдзи неслышно скользнул в дверной проем. Он ощутил струю холодного воздуха. Идя навстречу дуновению, он оказался еще у одной двери, повернул ручку и вошел. Здесь было светлее. Дзёдзи осмотрелся. Он стоял на длинной галерее над огромным подвалом, почти точно на том месте, откуда несколько часов назад Масаси и Сийна, наблюдали за разгрузкой ядерного устройства.
   Дзёдзи сделал шаг к деревянным перилам и, заглянув вниз, в изумлении замер. Внизу неслышно сновали люди в защитных костюмах. Он хорошо видел эмблемы на спинах людей. Дзёдзи узнал эмблему "Ямамото Хэви Индастриз"
   Он внимательно смотрел на устройство, вокруг которого суетились люди в спецодежде. По спине пробежал холодок. Дзёдзи понял, что находится внизу. Техники извлекали из свинцового контейнера что-то очень похожее на бомбу. Дзёдзи отер выступивший на лбу пот Так вот в чем дело.
   Он отступил к двери и вышел так же неслышно, как и вошел. Он подумал, что Митико нужно прежде подготовить, а уж потом рассказывать об этом удивительном и чудовищном зрелище. Дзёдзи осторожно продвигался к двери в коридор, когда услышал голоса. Он замер, затем медленно, словно ящерица, подобрался к двери и вжался в стену. Рядом, крепко обняв Тори, стояла Митико, а напротив - Масаси с катаной Митико в руках. У Дзёдзи перехватило дыхание. Он напряг слух.
   - Вы уже причинили мне немало беспокойств. - Дзёдзи узнал голос Масаси. - Ваше присутствие здесь для меня большая неожиданность. Интересно, как вы узнали, где я прячу вашу внучку? Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно. Я вас недооценил. Но теперь я сделаю то, что давно надо было сделать. Вы больше не сможете мне мешать. У меня нет времени возиться с вами. Сейчас наступает самый важный момент в деле, которое я начал, и я не потерплю никаких помех.
   Шум барабанящего по тростниковой крыше дождя перерос в оглушительный рев. Элиан и Майкл были в северном предместье Токио. Асфальт здесь уступил место траве и деревьям.
   Майкл остановил машину у синтоистского храма. Он смотрел на древние постройки, погруженные в пелену дождя, и чувствовал себя так, будто вернулся домой после долгих и нелегких странствий. Он ощущал, как к нему возвращаются силы, как утихает боль. Дух Тсуйо был рядом, Майкл чувствовал его поддержку. Майкл повернулся к Элиан.
   - Ты должна мне все рассказать. Почему ты скрывала от меня свое настоящее имя?
   Элиан на мгновение закрыла глаза. Потом посмотрела на Майкла.
   - Ты хочешь знать правду?
   - Только правду, Элиан. Я всегда ждал от тебя одной лишь правды. Но именно этого ты никогда не могла мне дать
   В ее душе любовь к человеку, стоящему перед ней, боролась со страхом за жизнь дочери. Элиан казалось: еще мгновение, и она сойдет с ума.
   - Ты всегда ждал какого-нибудь простого ответа, - медленно сказала она, пытаясь справиться со смятением. - Ты ждешь слов, которые чудесным образом расставят все по местам, сделают все понятным и ясным, как это бывает в голливудских фильмах. Но жизнь гораздо сложнее. - Она посмотрела на храм.
   Майкл чувствовал, что ее голова занята какой-то одной неотвязной мыслью, что она мучительно пытается сделать выбор. Он хотел бы ей помочь, но не представлял себе, как это сделать. Они долго молчали. Наконец Элиан снова заговорила:
   - Я скрыла от тебя свое настоящее имя потому, что не доверяла тебе.
   Майкл недоуменно посмотрел на нее.
   - Мне говорили, что я должна доверять тебе. Но я никогда не была в этом уверена. С кем ты? Я не знала этого. С Джоунасом? Со своим отцом? С кем-то еще, кого я не знаю? Я без конца задавала себе этот вопрос, но не находила ответа. Я хотела довериться тебе, Майкл, но боялась ошибиться.
   Майкла словно озарило - они оба были в одинаковом положении. Словно слепые котята, тычущиеся носами по углам, ничего не видя и ничего не понимая. Элиан, как и он, жила в полной неопределенности. Господи, как же нам удалось дожить до этого разговора, подумал он, как нам удалось не уничтожить друг друга?
   - Тебе что-то сказали обо мне? Что-то определенное? - спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Ты, похоже, знала дядю Сэмми. Лучше бы ты все мне объяснила.
   Элиан протерла запотевшее стекло.
   - Все так запутанно, Майкл. Я постараюсь. - Она нерешительно тронула его руку. - Сыну будет трудно услышать такое о своих родителях. Но, по-видимому, действительно настало время сказать все.
   Майкл смотрел в бездонные черные глаза. Они молили его, буквально кричали о том, что переполняло ее душу. И он вдруг понял, о чем именно говорят ее глаза, и откликнулся на этот страстный зов. Плотина недоверия рухнула.
   Не отводя глаз, Элиан сказала:
   - Наши родители, моя мать и твой отец, были любовниками.
   Майкл вздрогнул. Хоть он и не знал, что услышит в эту минуту, но уж такого совсем не ожидал.
   - Что ты имеешь в виду? - растерянно спросил он. Элиан погладила его ладонь.
   - Они встретились в сорок шестом, когда вместе работали в ЦРГ, и полюбили друг друга. Их отношения длились, пока Ватаро Таки не узнал о связи своей приемной дочери с Филиппом Доссом.
   - И на этом все кончилось, - с облегчением продолжил за нее Майкл. Это было давным-давно.
   Элиан сжала его руку, словно он был ребенком, которого надо уберечь от опасностей взрослого мира.
   - Нет, не кончилось, - мягко сказала она.
   Дождь не ослабевал, его шум действовал успокаивающе.
   - Мать не послушалась Ватаро Таки. Впервые в жизни она осмелилась ослушаться своего отца. Она считала это своим долгом, потому что любила Филиппа Досса.
   Майкл смотрел на потоки воды, заливающие ветровое стекло.
   - Ты хочешь сказать, что вплоть до своей смерти мой отец... - он не договорил
   - Майкл, - ласково произнесла Элиан, - я рассказывала тебе о молитве, которой меня научили, когда я была совсем маленькой? - Она помолчала. - Да - это желание, нет - это мечта. Боже, дай мне силы отказаться от "да" и "нет", дай мне силы обойтись без них.
   - Я помню.
   - Ей научил меня твой отец. - Он повернулся к ней. - Твой отец, Майкл. Это были странные слова, я не поняла их тогда, но они мне понравились. И лишь много лет спустя я осознала их смысл. Это мы - желание и мечта. Наши родители отказались от собственных, чтобы воплотить их в нас. Твой отец сделал из тебя солдата, воина. Моя мать поступила со мной так же. Долгие годы я думала, что это просто совпадение. Но как-то раз мать отвела меня к деду. Я видела его, когда была совсем ребенком. И вот, когда я прошла полный курс обучения, он со мной встретился. Его слова тогда потрясли меня, они перевернули весь мой мир. Может быть, с тобой произойдет то же самое. Сейчас я передам тебе его слова. Ватаро Таки сказал, что долгие годы Митико была его правой рукой, а Филипп Досс - левой. Но времена изменились, необходимо прокладывать путь в будущее. Он внимательно посмотрел на меня и добавил: "Наш путь в будущее - это ты". Он рассказал, почему у меня не японское, а европейское имя. Это он дал мне его. Для Таки-гуми и для всей Японии я должна стать дорогой в будущее, европейское имя должно явиться символом перемен. Так он считал. Он хотел, чтобы Япония вырвалась из пут традиций и старого образа мышления, из плена косных представлений. Он хотел, чтобы Япония встретила следующее столетие обновленной и молодой. Она должна прекратить замыкаться на саму себя и обрести связь с остальным миром. Я уж не говорю о процветании: это необходимо стране хотя бы для того, чтобы просто выжить. Так думал Ватаро Таки, и в нас он видел будущее Японии, Майкл.
   Элиан взяла руки Майкла и положила их себе на грудь.
   - Я передаю тебе слова моего деда. Это должен был бы сделать твой отец, но его уже нет в живых. Я всего лишь жалкая замена, но кроме меня сейчас некому сказать тебе эти слова. Мы будущее, Майкл. Нас научили подниматься по боевой тревоге, которую наши семьи привыкли ждать с минуты на минуту. Мы желание и мечта.
   Она умолкла.
   - И вот мы вовлечены в эту войну, - задумчиво сказал Майкл, - в войну, которая убила моего отца. А я даже не знаю, хочу ли в ней участвовать.
   Элиан улыбнулась.
   - Я сказала Ватаро то же самое, когда он уговаривал меня, скорее даже вербовал.
   - Но ведь ты говорила, что не состоишь в якудзе.
   - Да, я никогда не была в ней. Но и твой отец тоже, что не помешало ему поступить так, как он поступил.
   - И чего же Ватаро хотел от тебя? - спросил Майкл.
   - Чтобы я стала его правой рукой, - ответила Элиан. - Он хотел, чтобы я сохраняла мир между семьями якудзы, не привлекая внимания полиции. Я понимала, что, сохраняя мир, он стремился удержать за кланом Таки-гуми лидирующее положение среди семейств якудзы. Мне казалось, что это невыполнимая задача, особенно для женщины. Но Ватаро был гораздо дальновиднее. Он обдумал все, и мы вместе создали миф: я воплотила замысел Ватаро Таки. Я стала Зеро.
   Лилиан делала покупки для Евгения Карска. Это доставляло ей громадное удовольствие. В эти дни, наполненные страхом за детей, Лилиан особенно хотелось отвлечься от тревожных мыслей.
   Карск был высок и худощав, как пловец, и начисто лишен вкуса. Может быть, Россия и дала миру много полезных вещей, но только не умение одеваться с лоском.
   Они пробежались по Рив Друат. Лилиан отвела Карска к Живенши за костюмами, у Пьера Бальмена они купили рубашки и куртки, у Эштера спортивные костюмы (у Карска, к изумлению Лилиан, их не было). За обувью заглянули к Роберу Клержери. ("Не будь занудой, дорогой, - сказала Карску Лилиан. - Все носят эти туфли, почему бы и тебе не приобщиться?") Галстуки, носки, платки и прочую мелочь они нашли у Миссони. Когда они закончили, настала пора обедать. Карск уже совсем изнемогал.
   - Господи, - простонал он, - до сих пор я и ведать не ведал, что такое тяжкий труд.
   - Тяжкий труд? - изумилась Лилиан. - Да ведь мы ходили по магазинам всего пару часов. Мы встретились после ленча.
   - Лучше бы мы отправились с тобой на ленч. Думаю, я чувствовал бы себя куда спокойнее, не пережив этого безумия, именуемого хождением по магазинам.
   - Не валяй дурака, теперь ты самый импозантный шпион во всей Европе.
   Он вздрогнул.
   - Господи, что ты такое говоришь!
   Лилиан рассмеялась.
   - Видел бы ты сейчас свое лицо. - Он повернулся к зеркальной витрине магазина. - Нет, нет. Уже поздно. То выражение уже исчезло.
   Карск вздохнул.
   - Я представления не имею, куда девать половину всех этих вещей, которые ты заставила меня купить.
   - Я вовсе не заставляла тебя покупать. Ты делал покупки сам и был при этом на верху блаженства.
   Карск опять глубоко вздохнул. Он знал, что Лилиан права. Он и впрямь не был свободен от частнособственнической психологии, и это его тревожило. Он вспомнил, как жена постоянно твердила, будто Европа - его любовница. Этим она хотела сказать, что в Европе он бывает чаще, чем в России. Но разве это свидетельствует о нелюбви к своей стране?
   - Давай где-нибудь пообедаем, - предложил он Лилиан. - Или, по крайней мере, выпьем. Именно это я собирался предложить тебе сегодня утром по телефону, а вовсе не беготню по магазинам.
   - Отлично. Сам решай где, - ответила Лилиан. Поймать такси в это время было невозможно, и они поехали на метро. Карск выбрал марокканский ресторан, который он хорошо знал. Ресторан стоял в тупике длинной мрачноватой улицы, куда не долетал городской шум. Здесь собирались большей частью студенты. Карск частенько назначал тут встречи: в этом ресторане он чувствовал себя свободно и уютно. Его мало заботило качество подаваемых блюд.
   Владельцем ресторана был толстый марокканец с лоснящимся лицом. В остальном он, впрочем, выглядел вполне чистоплотным. Он встретил их и провел в дальний угол ресторана. Встречать своих постоянных клиентов, казалось, являлось смыслом его жизни. Он поразил Лилиан своей необыкновенной учтивостью и предупредительностью.
   Карск, как обычно, сел лицом ко входу. Лилиан расположилась напротив, с любопытством оглядываясь по сторонам. Она была здесь впервые. Карск заказал два аперитива.
   Лилиан мягко тронула его худую руку.
   - Я рада, что мы вместе. В новой одежде ты выглядишь великолепно, ни дать ни взять истинный европеец. Tu es tres chic, mon coeur.
   - Merci, madame.
   Официант принес аперитивы. Потягивая их, они наслаждались покоем.
   - Мои люди проявили пленки, которые ты мне передала.
   - Да? - Лилиан сохранила невозмутимое выражение лица. - Это все, чего ты хотел?
   - И да, и нет.
   - Вот как? - Лилиан прищурилась.
   - Твои сведения - точное попадание в цель. Основные данные МЭТБ по тайным операциям на территории СССР. Потенциально это самая разрушительная информация, которую мы когда-либо получали об американской конспиративной сети в России. И с этой точки зрения твои сведения бесценны. Но все же мы ожидали гораздо большего. Те данные, что ты нам передала, - всего лишь дразнящий намек на куда более радостные открытия.
   - Я знаю.
   Карск молчал, собираясь с мыслями. Начал болеть правый висок - верный признак повышенного давления. Стараясь выглядеть спокойным, он наконец спросил:
   - Что ты этим хочешь сказать?
   Лилиан улыбнулась.
   - Все очень просто. Я дала тебе только то, что сочла нужным дать. Не больше. - Карск вздернул брови. Глядя ему в глаза, она продолжала: - Уж не думал ли ты, что я передам тебе все сведения, которые у меня есть и которые вам так нужны? Это был бы слишком большой риск. К тому же, это означало бы, что в моей жизни наступают крутые перемены. Я не вернусь в Америку. Я знала это уже, когда решила добыть необходимые для тебя сведения. Ты тоже это понимал. Но неужели ты все-таки рассчитывал на какой-нибудь иной исход?
   Карск молчал, забыв о стоящем перед ним аперитиве. Наконец он медленно заговорил:
   - Я ожидал, - он запнулся, едва сдерживая гнев. - Я полагал, что ты действуешь из соображений более высоких, например, из чувства долга.
   - Долга? - Лилиан рассмеялась ему в лицо.
   - Да, - упрямо повторил Карск, - долга. - Он старался говорить холодно и отрешенно. - Я всегда понимал, что есть высокие идеи, которым стоит служить. Мне показалось, что и ты понимаешь это. Мы ведем войну, войну без оружия и солдат. Мы ведем войну идей, мы боремся за свободу...
   - Прекрати, - Лилиан произнесла эти слова так резко, что он осекся. Ты бы еще упомянул о призраках Маркса и Ленина. Ты ошибся, если полагал, что я работаю на тебя из идейных соображений.
   Карск краем глаза увидел приближающегося официанта и жестом отослал его.
   - Какие же у тебя были причины?
   - Личные, дорогой. Работая на тебя все эти годы, я получала редкое наслаждение, потому что ненавидела людей, с которыми жила, - отца, мужа, Джоунаса. Да, я ненавидела их и ненавидела очень давно. Ты спросишь меня, почему я не ушла от Филиппа. Радость мщения была сильнее. Мой брак служил прекрасным прикрытием для шпионажа. И для тебя, дорогой. Ну, а поскольку за любое удовольствие приходится платить, то я и рассматривала свой брак как такую вот плату, состоявшую в том, что в течение десятилетий я вынуждена была смотреть, как муж изменяет мне. Он так и не перестал встречаться с этой японской сукой Митико Ямамото.
   - Если ты так ненавидела своего мужа, - раздраженно сказал Карск, - то его увлечения не должны были тебя волновать.
   Лилиан, увидев, что сумела перевести разговор на себя, на собственную личность, сказала более доверительным тоном:
   - Они волновали меня, Евгений. Еще как. Я горда, я очень горда. Я хочу, чтобы меня любили, чтобы обо мне заботились, чтобы наконец я чувствовала, что нужна. Этого хочет каждая женщина. Тебе не понять, какая это мука - быть женой человека, которому ты до лампочки.
   Карск через силу улыбнулся. Казалось, что его лицо пошло трещинами от сделанного усилия.
   - У тебя был я. Со мной ты имела все, что тебе требовалось.
   - Да. - Она коснулась его руки. - В тебе я нашла то, чего была лишена долгие годы. После нескольких часов, проведенных с тобой, возвращение домой к Филиппу было особенно мучительным.
   Польщенный, он улыбнулся и нежно погладил ее руку - так, как делал это в постели.
   - Прекрасно, когда мужчина нуждается в тебе, - сказала Лилиан задумчиво. - Это подобно оазису посреди пустыни. Ты спас мою жизнь, Евгений, в буквальном смысле спас.
   Карск прижал ее руку к губам.
   - Чем был бы без тебя Париж? - Он улыбнулся. - Но вернемся к началу нашего разговора. Где остальные сведения?
   - Все спрятано в очень надежном месте. Тебе не стоит беспокоиться. Я собираюсь передать тебе все, что у меня есть. В конце концов, я обещала. А я человек слова. - Лилиан нахмурилась. - Однако мне необходимо вознаграждение. Это ведь долгое и трудное дело, риск велик. Но я с охотой пошла на него.
   - Но почему? - спросил Карск. Он выглядел вконец сбитым с толку. - Ты хочешь сказать, что предала свою страну только из ненависти к нескольким людям?
   - Только? Ты считаешь, это недостаточно веская причина? По-твоему, люди идут на предательство лишь благодаря идеалам марксизма-ленинизма?
   - Да, я так считаю. Ведь именно эти идеалы привели к самым славным революциям в мире. Вспомни те книги, которые я тебе давал. Вспомни.
   - Я их прекрасно помню. Ты недооцениваешь меня, я провела немало бессонных ночей над этими книгами. Я много размышляла, пыталась понять, что эти идеалы значат для меня. Но я пришла к выводу, что по большому счету нет разницы между Вашингтоном и Кремлем. Власть развращает, любая власть, Евгений. В истории человечества это, возможно, единственная истина. Стремление к абсолютной власти и развращает абсолютно. Это утверждение верно как в Вашингтоне, так и в Москве.
   - Ты не права, - возразил Карск, - совершенно не права.
   - Вот как? Посмотри на себя, Евгений. Ты утверждаешь, что предан марксизму. Я верю тебе. Но при всей твоей преданности идеалам, ты привержен Западу, его образу жизни. Взгляни, что на тебе надето. Лучшие парижские модели.
   - Это ты потащила меня по магазинам.
   - Но я вовсе не заставляла покупать все эти прекрасные костюмы, рубашки и галстуки. Это ты покупал, ты платил за них. - Лилиан покачала головой, - И ты получал от этого удовольствие. Ты просто обожаешь бывать в Париже. Ты предпочитаешь жить здесь, а не в России.
   - Я люблю Россию. - Разговор принял неприятный оборот, Карск не мог понять, почему он вынужден защищаться. - Я люблю Россию. Я люблю Москву. Я люблю Одессу, особенно весной.
   - Ты знаешь, что писал Генри Джеймс о Париже? - спросила Лилиан, не слушая его возражений. - "Париж - это величайший храм, когда-либо построенный для плотских наслаждений". И именно в этом храме ты преклоняешь колени. Именно Парижу ты поклоняешься, Евгений.
   - Я никогда не отрицал, что люблю Париж.
   - Ну, а твой дом? Ты ведь живешь не в тесной однокомнатной квартире, а твои соседи - вовсе не любимые тобой пролетарии, не так ли? - Она посмотрела ему в глаза.
   - Нет, - ответил Карск.
   - Разумеется, нет. Наверняка ты живешь в прекрасном доме, населенном руководящими партийными работниками. У тебя вполне респектабельные соседи. В твоей квартире хватает места. Возможно даже, что из окон открывается хороший вид. В квартире светло и просторно. Разве не так?
   - Описание довольно точное.
   - Образец социализма, - саркастически заметила Лилиан. - Праведный последователь Ленина.
   Она открыла свою сумочку и швырнула через стол несколько сложенных листов.
   - Что это? - Он посмотрел на них, как на разворошенное гнездо скорпионов.
   - Это то, что мне причитается, - спокойно сказала Лилиан. - То, что твоя страна должна мне. То, что ты должен мне.
   - Чушь, - резко ответил Карск. - Перестань упрямиться и играть. Отдай всю остальную информацию, и закончим на этом.
   - Я говорю вполне серьезно. Может быть, ты хочешь получить то, что требуешь, силой?
   Он погладил ее так, как она больше всего любила. Лилиан вздохнула и цинично спросила:
   - Ты полагаешь, я люблю тебя настолько сильно, что исполню любую твою просьбу?
   Когда Карск заговорил, он не смог совладать со своим голосом:
   - Думаю, что ты все-таки не отдаешь себе отчета в том, насколько серьезно то, что ты делаешь.
   - Не стоит мне угрожать, Евгений. Я сделана из достаточно прочного материала. Если ты попробуешь нанести мне хоть какой-нибудь вред, то никогда не получишь этих бесценных сведений.
   На мгновение их взгляды встретились, потом Карск нацепил очки и развернул сложенные листы. Это были два документа, в трех экземплярах каждый. Прочитав первый, Карск поднял глаза и внимательно посмотрел на Лилиан. Он начал понимать, что серьезно недооценивал ее.
   - То, что здесь написано, - сказал он, - не имеет никакого отношения к твоей мести.
   - Месть - мое личное дело, - ответила Лилиан. - Здесь же речь идет только о деловой стороне.
   - Понятно. - Он еще раз пробежал глазами листок. - Таких требований в нашей стране не услышишь даже в сумасшедшем доме.
   - Я же сказала, что не вернусь в Америку. Даже при всем желании я уже просто никогда не смогу этого сделать. Но моя жизнь не кончена, кое-что еще осталось. Я хочу быть счастливой.
   Карск медленно снял очки.
   - Ты хочешь... - он помолчал. - Ты хочешь иметь свой собственный отдел в рамках КГБ. Ты хочешь в течение года после приезда в Москву стать членом Политбюро. Это же невозможно.
   - В этом мире нет ничего невозможного, - улыбнулась Лилиан. - Вспомни о тех сведениях, которые у меня есть. Их цена очень высока.
   - Я понимаю, но Полит... Господи, да ведь существует определенный порядок. Вся процедура выборов занимает долгие годы. Пойми, это невозможно. К тебе будут присматриваться, тебя будут проверять.
   - Меня могут счесть троянским конем, засланным американцами? - Она рассмеялась. - И это после того, как в Кремле прочтут мои данные, точнее, твои данные? Это ведь твоя операция. Ты полагаешь, у кого-то могут остаться сомнения на мой счет? Подумай о важности этой информации. Каждый час промедления на руку американцам.
   Карск нахмурился и резко спросил:
   - Что ты имеешь в виду? Ты что, все испортила? Американцам известно о том, что ты сделала? Ты ведь уверяла меня, что никто не узнает об утечке информации по крайней мере неделю.
   - Все так и есть. Но я оставила электронную карточку вызова. Люди из МЭТБ еще не выяснили, кто выдал информацию о разведсети в России, но они наверняка знают, что она исчезла.
   - О Боже.
   Карск сжал ладонями виски. Боль запульсировала и стала сильней.
   - Подпиши соглашение, - дружелюбно посоветовала Лилиан. - У тебя есть на это все полномочия. Я знаю, что есть. Он взглянул на нее.
   - Да, знаю. Я все о тебе знаю, Евгений. Даже о том, что у тебя нет сестры по имени Мими. У тебя вообще нет сестры. Ты ведь не был уверен во мне, когда бежал из Токио много лет назад. Да, это мой звонок спас тебя от Филиппа и Джоунаса. Ты потерял связь со мной. Прошли годы, мы опять встретились. Но ты не знал, что у меня на уме сейчас, и поэтому заслал ко мне под видом своей сестры агента КГБ.
   Карску казалось, что она видит его насквозь.
   - Как давно ты знаешь, что я тебя использую?
   - С момента моего возвращения в Вашингтон после первой встречи с Мими. Именно тогда я проникла в компьютер МЭТБ и обнаружила твое досье.
   Карск подумал, что, возможно, цена, которую она просит, и не столь уж неприемлема. У Лилиан блестящий ум. Она на деле доказала, что великолепно приспособлена к подпольной работе.
   - Хорошо, - сказал он, достал ручку и подписал все три экземпляра.
   Лилиан протянула руку.
   - Себе я оставлю два.
   Карск передал листы.
   - Для чего третий?
   - Я отправлю его в один из банков Лихтенштейна. В Швейцарии банки с недавних пор перестали оберегать свои секреты так же ревностно, как встарь. Если ты поведешь двойную игру, это соглашение будет отправлено во все крупнейшие газеты мира.
   Карск рассмеялся.
   - Это ничего не даст.
   Лилиан кивнула.
   - Соглашение само по себе ничего не будет значить. Но вместе с доказательствами того, что именно ты убил Гарольда Мортена Силверса, полковника армии США, руководителя дальневосточного отдела ЦРУ, оно наделает немало шуму. - Ей показалось, что Карск сейчас потеряет сознание.
   - Да, - спокойно подтвердила Лилиан, - я знаю и это. Но больше ни у кого нет даже подозрений на твой счет. Я знала гораздо больше Филиппа и Джоунаса. Я знала, где тебя не было в ночь убийства Силверса. И знала, где ты находился. Если со мной в Москве что-нибудь случится, об этом эпизоде твоей карьеры узнают все. И вот тогда твои дни будут сочтены. Американцы не успокоятся, пока не уничтожат тебя. Но стоит ли нам думать о такой мрачной перспективе? - Лилиан слабо улыбнулась и кивнула на второй документ. - Есть кое-что еще. Взгляни.