- Вы говорите так потому, что это невозможно. Борьба такая, что нельзя защитить город хотя бы и ценой жизни. Это жертва бессмысленная. Вы плохо цените себя или... - Кайбол остановился.
<Или это пустая фраза, бахвальство>, - закончил я его мысль. Но Кайбол продолжил:
- Или не знаете, что такое человеческая жизнь, что такое человек. Но я думаю, вернее первое.
Кайбол встал и сделал несколько шагов назад и вперед по своему тесному кабинету. Голова его была опущена.
- Я слышал, фашисты во время войны разрушили и сожгли в вашей стране много городов. И я слышал по радио, что все эти города восстановлены, многие из них стали еще лучше, потому что построены заново. Это правда?
- Правда.
- Но восстановилась ли из многих миллионов жизней, загубленных фашистами, хоть одна? Нет, это невозможно. Жизнь, каждая в отдельности, неповторима, как неповторима история. Ваш Толстой говорил, что каждый человек представляет единственный, никогда не повторяющийся случай и потому уничтожение единственного существа является таким ужасом! Это большая правда. Бывают люди похожие друг на друга, схожи и некоторые повороты истории, но это не одно и то же. Скажите, есть у вас другой Ленин?
- Нет, - ответил я и, подумав, добавил: - Есть великие люди, есть продолжатели его дела, но Ленина - нет.
- Теперь подумайте, что осталось бы вам в наследство, если бы Ленина не стало в вашем возрасте, в таком же возрасте убили бы Пушкина, рано умерли бы Толстой, Менделеев, Циолковский, Жолио-Кюри, Курчатов?
- Но Стебельков - это совсем другое: я обыкновенный.
- Откуда вы знаете? - с задором спросил Кайбол и остановился с широко открытыми огненными глазами. - Я вижу, вы плохо читаете своих мыслителей. Назову опять же Толстого. Он говорил о сложности жизни, о том, что в ней все устроено в высшей степени мудро и поэтому невозможно сказать, зачем именно эта индивидуальность живет... Может быть, она окажется впоследствии великой?
- Я уважаю вас, молодой человек. Но не играйте в скромность и уважайте других. Многие ваши сверстники - будущие великие люди. А о вас уже теперь можно сказать это. Не улыбайтесь! - Магистр снова опустил голову и заговорил раздраженно и глухо: - Не научились вы еще ценить жизнь. Война - это высшее проявление бесчеловечности. Допустить ее - столь же страшное преступление перед человечеством. Мы не совершим этого преступления, не так ли?
- Да, это было бы непростительно, и мы договорились с вами.
- Вот видите! - снова воскликнул Кайбол. - Я же говорил, что вы не просто Стебельков. Когда человек, пусть он еще молод, берет на себя ответственность за судьбы других, - это уже настоящий человек. Когда человек в массе и делает то, что делают другие, не отдавая себе отчета, лица и характера его не видно. Зрелость проверяется, когда он должен принять самостоятельное решение.
Магистр говорил долго. Кажется, он хотел подготовить меня к тому, чтобы скорее заняться делами Земли. Конечно, судьба человечества Земли волновала его не так, как меня. И по-своему он прав: опасность войны есть, вмешательство будет оправдано. Но согласиться мне на это сейчас было трудно. Ответственность ответственности - рознь...
Выходило так, что я не мог здесь целиком положиться даже на Кайбола, несмотря на его искреннее желание защищать человеческие жизни. О земных делах я знал больше магистра, я мог бы спорить с ним. Борьба не обходится без человеческих жертв, и тот, кто хочет во что бы то ни стало спасти свою жизнь, просто трус и шкурник. Кайбол, конечно, не трус. Он просто не совсем понимает сути этой борьбы, она для него - слишком далекое прошлое, странное и почти забытое.
Но спорить я не стал и сказал только:
- Мы договорились действовать вместе. У нас принято не отступать от своего слова. Я сдержу его.
- Разумеется... - сказал Кайбол, - мы будем действовать вместе.
2
Ильмана рассказала мне легенду.
...Давно живут под светом Айро - Солнца несчастные влюбленные Рам и Альва. Они кружатся в танце, каждый в отдельности, вокруг Айро, стремясь к сближению. Идет время, все лучше видит Альва Рама и он ее. Вот они совсем рядом, стоит протянуть руки - и они вместе. Но Рам и Альва медлят, ожидая еще большего сближения. И не замечают того, что время уже упущено и они взаимно удаляются. Через двенадцать больших кругов танца вокруг Айро они оказываются далеко друг от друга, а затем все повторяется. За это время новорожденные становятся взрослыми и создают свои семьи. А несчастные влюбленные Рам и Альва вечно молодые. Подчиняясь в движении силе Айро, они снова и снова пытаются сблизиться, но каждый раз происходит то же...
Однажды Альва протянула руку Раму, но тут же стала удаляться. Рам, воспринял это как насмешку. Любовь затмилась озлоблением. Рам неожиданно ударил Альву против сердца, и левая грудь ее сразу же опала и завяла.
Альва была наделена великим умом, а ум дает необыкновенную силу. Она взяла у остывших звезд горсть пыли и швырнула ее в лицо Раму. Пыль умерших звезд окутала его желтым облаком, скрыла из глаз. А когда облако рассеялось, Рам предстал совсем другим. Сильный юноша с короткими жесткими волосами превратился в безобразного, обросшего дикой шерстью пещерного жителя...
* *
*
Легенда была немного грустной, но в устах Ильманы она прозвучала как жестокое осуждение коварства Рама.
- Хотите посмотреть Альву? - предложила Ильмана. - Мы захватили с собой кинопленку, чтобы всегда помнить и думать о своей родине.
Комната Ильманы, в которой она работала, находилась рядом с лабораторией магистра. Это был кабинет врача. Но здесь имелась также радиостанция. Ильмана слушала передачи на русском языке и наиболее важные из них записывала. Теперь это не являлось для меня тайной. Радиостанция приемник и передатчик вместе - была чуть больше спичечной коробки: радиотехника альвинов развилась на основе молектроники. Киноаппарат напоминал фотокамеру с двумя объективами. Экран засветился прямо на стене, он менял форму в зависимости от изображения - принимал вид квадрата, круга, вытягивался по горизонтали или по вертикали.
Пленка была цветная. Меня изумила роскошная природа Альвы. Широко раскинувшиеся кроны деревьев закрывали небо. Листва была синей, голубой, зеленой. Цветы на тонких стеблях обвивали стволы, перекидывались с дерева на дерево и повисали гирляндами. По горным склонам серой тучей двигались какие-то животные с причудливо выгнутыми рогами. Вершины гор были осыпаны золотыми блестками, а выше светились две <луны>.
- Слева спутник Альвы Ларс, справа планета Рам. В год великого противостояния планеты подходят друг к другу очень близко, - пояснила Ильмана.
Показался город. Это был небольшой городок, так укрытый зеленью, что об архитектуре зданий ничего нельзя было сказать. И ни одной заводской трубы, никаких машин на улицах!
- У нас нет больших городов, - сказала Ильмана.
Я увидел людей. Женщины в белых платьях, мужчины в коротких спортивного покроя брюках и бесцветных рубашках с короткими рукавами прогуливались между деревьями. В густой тени лица их вырисовывались довольно отчетливо, объемно, глаза светились мягко и не казались столь красными, как сейчас у Ильманы. Альвины выглядели физически хорошо развитыми. Я любовался энергичным шагом мужчин и легкой походкой женщин, удивлялся фарфоровой белизне их лиц и рук.
Почва Альвы оказалась красноватой. Трава на ней кустистая, невысокая, издали похожая на лесной мох. Дороги и дорожки не были покрыты камнем или асфальтом. Они были из того же темно-красного грунта, чуть приподняты. И слегка блестели. Ильмана объяснила, что дорожный грунт пропитывается специальным составом, он затвердевает и делается гладким. По обочинам плотные кустарниковые заросли, их не подстригают, но они все одинаковой высоты - около двух метров. Они придают окрестностям своеобразный <сельский> вид.
Ильмана сказала, что альвины очень любят природу, не насилуют ее, стремятся сохранить в естественном виде. Исключение составляют плодовые деревья, их сажают в определенном порядке. Все имена у альвинов - из природы. Ильмана - название деревца с серебристыми листьями. Имя Кайбол от названия лесного плода в виде ореха. Грос - так зовут инженера, вместе с которым я спускался в лунную расщелину, - несмотря на громкозвучность и кажущуюся величественность слова, всего-навсего полевой цветок.
Киноэкран показывал богатства Альвы, и я видел горы из чистой железной руды, которую и добывать не надо - отправляй прямо в плавку. Но металлы там применяются очень редко, их заменяют пластмассы - прочные, легкие, негнущиеся, гибкие, любых цветов, не поддающиеся порче - им не страшно и <желтое облако>.
Дно горных рек усеяно самородками золота, вода переливается по ним, и весь поток ее кажется золотым. Это скорее природная красота, но не богатство, потому что золото никуда не используется. Но почвы Альвы каменисты и скудны, в большинстве это - пастбища, и только лучшие участки заняты садами.
Есть деревья, которые дают не только фрукты, но и хлеб и даже масло. Сады расположены вокруг городов, это очень удобно для работы.
А животноводство Альвы - это огромные заповедники с лесами и пастбищами, озерами и реками. Охота на диких животных, на зверя и птицу увлекательнейшее занятие. Мужчины и женщины, прежде всего юноши и девушки, соревнуются в едином для всех виде спорта, среди природы.
- У нас нет стадионов, - сказала Ильмана. - У вас это своеобразные театры для показа ловкости и борьбы физкультурников. Не правда ли, странным кажется, когда спортсмен тренируется в беге, прыжках, метании копья или диска, стрельбе из лука только для того, чтобы выйти на стадион и поставить рекорд? На Альве занятие спортом - это, главным образом, подготовка к охоте. Бег с препятствиями, скачки, скалолазание, метание копья и многие другие виды спорта служат охоте, ловле зверей и птиц. Огнестрельного оружия у нас нет совсем. Очков, как и добычи, никто не считает. Поощряется трудная добыча, меткость удара на дальнее расстояние.
Я видел, как пожилой альвин метко поразил козла <бейка> в момент, когда горный красавец прыгал со скалы на скалу, и видел, как юноша в специальной защитной одежде выходил на поединок с крупным зверем <харом>, напоминающим нашего медведя, - в схватке хар должен быть задушен голыми руками. Юноша победил по всем правилам, и девушки поднесли ему цветы.
Экран помог мне совершить путешествие на спутник Альвы. Ларс небольшая планета, не имеющая атмосферы. Я видел закрытые помещения, похожие на ангары, и звездолеты, стоявшие вертикально, - они были очень высокие, темные резкие тени от них уходили за горизонт. Ларс - это ракетодром, с которого космические корабли альвинов отправляются в межзвездные рейсы.
И снова я вернулся на Альву. Объектив показал мне множество городов, они мало чем отличались друг от друга. Обычный пейзаж Альвы - небольшой городок на фоне скалистых гор, укрытый густой зеленью. Промышленные предприятия по внешнему виду - обыкновенные жилые дома. Все производственные агрегаты расположены глубоко в недрах, либо в горных расщелинах, либо в разрезах, на месте добычи сырья, а линии управления выведены на поверхность, к городу.
Но растительность вокруг городов была не всюду одинаковой. Я видел деревья, похожие на тучи, от них спускались вниз тонкие гибкие стебли картина особенно красивая. Мир, раскинувшийся под этими качающимися деревьями, был голубоватый, как глубины океана, тихий, как начинающееся утро.
Под деревьями стояла молодая женщина, очень похожая на Ильману. Она улыбнулась, помахала рукой и пошла в густой голубой тени по красноватой, как ковер, дорожке.
- Это вы? - спросил я у Ильманы.
- Нет, это моя мать. Смотрите дальше и ни о чем пока не спрашивайте, - голос у нее дрожал.
На экране вспыхнуло пламя, все взметнулось вверх, будто сорвалась пленка, и кадры понеслись беспорядочно. Свет и тьма смешались, на секунду движение замерло.
Когда экран прояснился, высоких деревьев уже не было, они лежали обуглившиеся, и города тоже не было - камни и среди них трупы... Объектив переметнулся на другой город. Та же страшная картина...
Я смотрел на экран и временами поглядывал на Ильману, сидевшую рядом.
- Отец в то страшное время был на Ларсе, я с подругами - далеко в горах, и все мы потеряли своих матерей, родных, близких, - тихо сказала Ильмана.
Я понял, что не просто так, не для развлечения показывала она мне Альву. Она и Кайбол хотели, чтобы я был сговорчивее, когда Кайбол придет к решению вмешаться по-своему в дела Земли.
- Высший совет Альвы решил наказать убийц, - сказала Ильмана. - Это было справедливое наказание.
Опять я увидел Ларс. Несколько кораблей поднялось со спутника Альвы, они исчезли между звезд. Нет, это были не пассажирские корабли звездолеты. Я видел один такой корабль, похожий на дирижабль, недалеко здесь, в глубине лунной трещины. Я знал, что это такое. Снаряд, выбрасывающий <желтое облако>...
3
Заглянув вместе с Кайболом отсюда, с Луны, в здание военного штаба одного из государств Земли и в библиотеку, я уже не удивлялся тому, каким образом альвины могли заснять все происходящее на планете Рам. Ильмана рассказывала:
- Планеты Альва и Рам через каждые двадцать четыре круга сближаются настолько, что между ними можно установить регулярное пассажирское сообщение. Однако никакой связи между ними не было. Альвины не любили вмешиваться в чужие дела, но они, конечно, знали, что происходит на соседней планете. Там шли непрерывные войны, и в конце концов создалось единое государство, управляемое гарамуналом.
<Рам> - значит, <голова>; <Раму> - <главный>. Жители Рама считают свою планету главной в системе Айро - нашего Солнца - и себя тоже главными. Из рамуинов выделяются гарамуины - знать, элита, главенствующая во всей жизни, но законы издает одно лицо - гарамунал, что в переводе означает <наиглавнейший>.
Сейчас вы увидите, что такое Рам.
Я увидел черную планету, голую - без лесов, ровную - без гор, озер и рек. Черная и серая пыль носилась волнами. Никакого намека на строения. Мертво было на всем полушарии, обращенном к нам.
- Неужели это сделали вы? - опросил я встревоженно.
- Нет, - ответила Ильмана. - Это сделали гарамунал и его воины.
- Как, почему?
- Всех, кто был против него, не хотел подчиняться ему, - уничтожали, сжигали их жилища. Погибли деревья и травы, высохли водоемы. Мы не знаем, каким образом гарамунал это делал, возможно, в озлоблении он не думал о последствиях, но вот уже давно на большей части планеты ничего не растет ведь погибли семена и корни растений. Уцелевшие жители перебрались в места, не тронутые огнем, но там они оказались лишними. Они называют себя обездоленными. Жители планеты и войско гарамунала давно испытывают недостаток в продовольствии. Гарамунал, чтобы сохранить свою власть, начал войну против Альвы - он знал, что наша планета богата, и обещал всем гарамуинам и воинам богатую жизнь.
Планета на экране медленно поворачивалась, очертания ее ушли за пределы экрана, и я увидел наползающую светлую сторону ее. Обозначились города. Один из них, самый крупный, расположенный среди желтой равнины, приблизился, можно было разглядеть строения. Они были круглые, высокие и напоминали водонапорные башни; окна тоже круглые.
Объектив нацелился на одно из окон громадной башни с куполообразной крышей и, приблизив его, позволил заглянуть во внутрь.
Здесь проходил, видимо, суд. Гарамуины с торчащими во все стороны жесткими черными волосами, с красными лицами, в длинных сверкающих драгоценностями одеждах, скрывавших руки и ноги, сидели полукругом, а перед ними стоял голый по пояс рамуин. Длинные волосы его были заломлены назад, связаны вместе с голыми мускулистыми руками, закинутыми за спину и схваченными в кольцо.
- Запомните этого рамуина. Это Брай Лут, вождь обездоленных, сказала Ильмана. - Он и его сподвижники выступили против войны с Альвой.
Снова на экране показались похожие на дирижабли снаряды альвинов, нацеленных на черно-желтую планету. Вот они врезались в атмосферу Рама, и густые коричневые клубы дыма повалили из них. Дым рассеивался, окутывая всю планету легкой желтоватой мглой. Ильмана сказала:
- Мы не хотели жертв. Мы знали язык рамуинов, и наши самые мощные радиостанции трижды передавали: всем покинуть жилища, остановить транспорт... Там посчитали это проделкой сообщников Брай Лута с целью вызвать панику и захватить власть. Никто не придал значения появившемуся над городом желтому туману. Он окутал не только столицу Рама, но и всю планету, проник всюду, куда проникал воздух - в дома, склады, шахты. И началось невероятное...
Высокое здание с блестящим куполом и острым шпилем, из которого горизонтально выбрасывались три световых луча - красный, зеленый и желтый, - было чем-то вроде храма. Его заполнили священнослужители и верующие. Высоко над их головами висел громадный светящийся шар. Ильмана объяснила:
- Шар изображает Айро с его теплом и светом - жизненным даром бога Айрамуши. Религия...
Главный священнослужитель, видимо, читал проповедь. Он был одет во все черное, усыпанное блестками драгоценных металлов. Чья-то дрожащая рука указала на одежды святейшего. Они вдруг потускнели, блестки исчезли.
Служители храма отшатнулись от проповедника. Все подняли головы вверх, они ждали ответа от бога Айрамуши: что это значит?
Тяжелый светящийся шар сорвался с цепей и низринулся вниз...
- Эти не поверили нашему предупреждению, - сказала Ильмана. - К счастью, пострадал только проповедник.
Гарамуины, видимо, не сразу поняли, что это был ответный удар Альвы. Но война уже шла, странная, небывалая, все рушилось без выстрелов, без взрывов.
Гарамунал являлся, очевидно, и главнокомандующим войска. Он показался в городе верхом на каком-то ящероподобном животном. Ильмана пояснила мне, что давно один из предшественников гарамунала впервые посадил войско на ящериц и одержал победу. Эти ящерицы были похожи на земных гекконов. Горы, пустыни, водные пространства не были для них преградой, они способны взбираться на отвесные скалы, им не страшны удары холодным оружием - эти гекконы хорошо защищены, как панцирем, роговыми чешуйками. Со временем гекконов заменили боевые машины, гекконы в малом количестве остались лишь для высочайших церемониальных выездов.
Гарамунал выглядел жалким. Чего-то существенного не доставало в его одеждах, которые не держались на его тучном теле.
Высокие здания зияли оконными и дверными проемами, как после сильнейшей бомбежки. Дорога была захламлена. Геккон, чувствуя что-то неладное, кидался из стороны в сторону, Гарамунал еле удерживался на его круглой спине.
В городе начался грабеж. Наиболее предприимчивые из рамуинов шныряли по складам, тащили все, что уцелело, запасали продукты. Не стало запоров и охраны.
На гарамунала никто не обращал внимания: нет оружия - нет войска; нет войска - нет главнокомандующего и гарамунала. Он посмотрел в ту сторону, где стоял храм - одно из самых высоких зданий города. Оно потеряло шпиль и сверкающую крышу - безобразно торчал ее ребристый остов.
Гарамунал подъехал к рамухонде - главной канцелярии, которая была также военным штабом. Перед входом стояла какая-то скульптура, вероятно, наполовину сделанная из металла, но от нее остались одни обломки.
У подъезда вместо машин стояли загнанные гекконы, некоторые лежали, пригнув короткие лапы и откинув длинные хвосты.
Армия еще существовала. Она жила вчерашней дисциплиной, а главное потому, что в этой странной и страшной войне пока не было жертв. В рамухонде толпились одетые кое-как военачальники. Гарамунал вошел в середину этой толпы, обликом похожей на группу пленных, которые ожидали тут своей участи от командования неприятеля.
Что они могли доложить своему правителю и командующему?
На экране открывались двери складов - ни одного снаряда, никакого оружия, все превратилось в прах. На взлетных площадках и ракетных базах пустота, чернеют только пологие кучи золы. Аппараты связи молчат, как пустые коробки. Воины, лишившись оружия, толпами бродят по городу.
Власть, державшаяся на оружии и насилии, пала. Я не видел, что стало с гарамуналом и его помощниками. Кинопленка альвинов оставила их в рамухонде.
Я увидел плачущего старика, он сидел в большой захламленной комнате, седые жесткие волосы лежали на его плечах.
- Это скульптор, - сказала мне Ильмана. - После нам попалась в развалинах дома книга, написанная им. Он был автором всех памятников, установленных в столице Рама и других городах.
Основным материалом в его работе являлись металлы и их сплавы. Работа обычно проходила так: по чертежу скульптора металлисты изготовляли каркас, его привозили и устанавливали в мастерской. Скульптор брал листы соответствующей формы и определенного металла и обрабатывал их путем холодной ковки и чеканки. Подготовленные таким образом куски затем укреплялись на каркасе, который постепенно обретал художественную, по замыслу скульптора, форму. Заказчик сам представлял материал, из которого хотел иметь скульптуру; богатые, разумеется, предпочитали драгоценные металлы. Иногда в мастерской накапливалось столько ценностей, что возле дома скульптора выставлялась стража.
И вот не осталось никакого намека на эти художественные и материальные ценности. Все металлические фигуры были словно истерты в порошок, валялись лишь гипсовые обломки и грязные полотнища.
Старик поднял голову - лицо его, искаженное горечью обрушившегося несчастья, вдруг просветлело. Он смотрел в дальний угол, там что-то возвышалось, окутанное покрывалом. Скульптор тяжело встал, подошел и стащил полотно. Это была единственная уцелевшая скульптура, высеченная из камня. Пьедесталом служил расползающийся тяжелый свиток цепей, он охватывал фигуру до пояса. Это был, несомненно, простой рамуин, с сухими напряженными мускулами и широкой грудью. Лицо сосредоточенное, угрюмое; длинные волосы раскиданы ветром. Опираясь левой рукой о толстые кольца каменных цепей, он как бы привстал. В правой, высоко вознесенной руке угрожающе поднят молот. Сейчас он освободится от цепей, ударом молота раскрошит их и затем...
Не от его ли страшных ударов превратились в прах монументальные памятники гарамуналам и прославленным полководцам? Каменный богатырь сокрушил прочнейшие и драгоценные металлы, и все разрушенное лежало возле его ног.
- Это Брай Лут, - я вспомнил кадр, показавший суд над вождем обездоленных.
- Да, - подтвердила Ильмана. - Символично. Не правда ли? Это была одна из первых работ скульптора. Он встречался с Брай Лутом, когда будущий вождь обездоленных работал каменотесом. И знаете, о чем думает старик, глядя на эту единственную на всей планете скульптуру? Он думает: пройдет какое-то время, исчезнет город, он превратится в развалины. И когда возникнет новая цивилизация и потомки Брай Лута начнут раскапывать останки этого городища, чтобы узнать прошлое, - они наткнутся на эту единственную каменную скульптуру и прочтут на ней имя скульптора. Вот почему у него посветлело лицо. Он все-таки доволен: что-то сделано в жизни полезное.
- Если остался среди рамуинов хоть один сколько-нибудь счастливый, сказал я, - так это старик скульптор.
- Нет, - возразила Ильмана. - Таких оказалось много - Брай Лут и его сподвижники.
- Его не успели казнить?
- Смотрите дальше.
* *
*
Я увидел рамувалу - главную тюрьму, она была далеко за городом. Высокое здание в кольце каменных стен. Вокруг - кремнистая равнина без признаков растительности. Тяжелые окованные двери, надежные запоры, толстые прутья оконных решеток, недремлющее око вооруженной стражи, кандалы на руках и ногах - всего этого было с избытком для того, чтобы заключенные не могли бежать.
Брай Лут сидел в одиночной камере, в этой же рамувале содержались и другие члены <Лиги обездоленных>, все они ожидали только смерти.
Брай Лут смотрел в окно. Там, на свободе, наступал вечер. Но что это? Почему голубое небо, сумеречно темнея, стало вдруг закрываться желтизной? Вероятно, над кремнистой равниной пронесся ураган, он поднял пыль?
Постепенно за окном голубое, желтое и черное смешивалось. Наступала ночь. Для жизни осталась только эта ночь. Завтра на рассвете...
Брай Лут вскочил. Глаза его горели в темноте. Он рванул руками, и отчего это, неужели столько силы у него? - наручные металлические кольца лопнули!
В чудеса Брай Лут не верил. Он конечно знал прочность металлов и мог ударами молота по долоту распарывать каменные глыбы. Многие металлы прочнее камня, и кандалы сделаны надежными. Но почему вдруг металлические кольца лопнули? Освободившейся рукой Брай Лут взял звенья цепи в кулак, сжал. Они искрошились, и на ладони осталась щепоть серой массы.
Брай Лут улыбнулся. Он подумал: это друзья готовят освобождение и постарались, чтобы на его руки и ноги надели не настоящие кандалы. И вот руки свободны! Что же дальше? Как вырваться из этих каменных стен?
Охранник ходил за дверью. Окно высоко, до него не дотянуться рукой. Раздумывая, что же делать, Брай Лут смотрел на решетку из толстых металлических прутьев. В камере сгустилась темнота, но на одну сторону оконного проема падал отсвет угасающей зари. Брай Лут видел, что черные прутья решетки стали сероватыми и не такими толстыми, как были прежде. У него ничего не было в руках, чтобы проверить крепость решетки. Он подошел к стене и вынул обломок камня, за которым было спрятано что-то очень дорогое - возможно, завещание. Брай Лут прицелился. Камень разорвал решетку, как паутину, и улетел наружу. Обломки ее упали в камеру на пол и рассыпались так же, как цепи и наручные кольца.
<Или это пустая фраза, бахвальство>, - закончил я его мысль. Но Кайбол продолжил:
- Или не знаете, что такое человеческая жизнь, что такое человек. Но я думаю, вернее первое.
Кайбол встал и сделал несколько шагов назад и вперед по своему тесному кабинету. Голова его была опущена.
- Я слышал, фашисты во время войны разрушили и сожгли в вашей стране много городов. И я слышал по радио, что все эти города восстановлены, многие из них стали еще лучше, потому что построены заново. Это правда?
- Правда.
- Но восстановилась ли из многих миллионов жизней, загубленных фашистами, хоть одна? Нет, это невозможно. Жизнь, каждая в отдельности, неповторима, как неповторима история. Ваш Толстой говорил, что каждый человек представляет единственный, никогда не повторяющийся случай и потому уничтожение единственного существа является таким ужасом! Это большая правда. Бывают люди похожие друг на друга, схожи и некоторые повороты истории, но это не одно и то же. Скажите, есть у вас другой Ленин?
- Нет, - ответил я и, подумав, добавил: - Есть великие люди, есть продолжатели его дела, но Ленина - нет.
- Теперь подумайте, что осталось бы вам в наследство, если бы Ленина не стало в вашем возрасте, в таком же возрасте убили бы Пушкина, рано умерли бы Толстой, Менделеев, Циолковский, Жолио-Кюри, Курчатов?
- Но Стебельков - это совсем другое: я обыкновенный.
- Откуда вы знаете? - с задором спросил Кайбол и остановился с широко открытыми огненными глазами. - Я вижу, вы плохо читаете своих мыслителей. Назову опять же Толстого. Он говорил о сложности жизни, о том, что в ней все устроено в высшей степени мудро и поэтому невозможно сказать, зачем именно эта индивидуальность живет... Может быть, она окажется впоследствии великой?
- Я уважаю вас, молодой человек. Но не играйте в скромность и уважайте других. Многие ваши сверстники - будущие великие люди. А о вас уже теперь можно сказать это. Не улыбайтесь! - Магистр снова опустил голову и заговорил раздраженно и глухо: - Не научились вы еще ценить жизнь. Война - это высшее проявление бесчеловечности. Допустить ее - столь же страшное преступление перед человечеством. Мы не совершим этого преступления, не так ли?
- Да, это было бы непростительно, и мы договорились с вами.
- Вот видите! - снова воскликнул Кайбол. - Я же говорил, что вы не просто Стебельков. Когда человек, пусть он еще молод, берет на себя ответственность за судьбы других, - это уже настоящий человек. Когда человек в массе и делает то, что делают другие, не отдавая себе отчета, лица и характера его не видно. Зрелость проверяется, когда он должен принять самостоятельное решение.
Магистр говорил долго. Кажется, он хотел подготовить меня к тому, чтобы скорее заняться делами Земли. Конечно, судьба человечества Земли волновала его не так, как меня. И по-своему он прав: опасность войны есть, вмешательство будет оправдано. Но согласиться мне на это сейчас было трудно. Ответственность ответственности - рознь...
Выходило так, что я не мог здесь целиком положиться даже на Кайбола, несмотря на его искреннее желание защищать человеческие жизни. О земных делах я знал больше магистра, я мог бы спорить с ним. Борьба не обходится без человеческих жертв, и тот, кто хочет во что бы то ни стало спасти свою жизнь, просто трус и шкурник. Кайбол, конечно, не трус. Он просто не совсем понимает сути этой борьбы, она для него - слишком далекое прошлое, странное и почти забытое.
Но спорить я не стал и сказал только:
- Мы договорились действовать вместе. У нас принято не отступать от своего слова. Я сдержу его.
- Разумеется... - сказал Кайбол, - мы будем действовать вместе.
2
Ильмана рассказала мне легенду.
...Давно живут под светом Айро - Солнца несчастные влюбленные Рам и Альва. Они кружатся в танце, каждый в отдельности, вокруг Айро, стремясь к сближению. Идет время, все лучше видит Альва Рама и он ее. Вот они совсем рядом, стоит протянуть руки - и они вместе. Но Рам и Альва медлят, ожидая еще большего сближения. И не замечают того, что время уже упущено и они взаимно удаляются. Через двенадцать больших кругов танца вокруг Айро они оказываются далеко друг от друга, а затем все повторяется. За это время новорожденные становятся взрослыми и создают свои семьи. А несчастные влюбленные Рам и Альва вечно молодые. Подчиняясь в движении силе Айро, они снова и снова пытаются сблизиться, но каждый раз происходит то же...
Однажды Альва протянула руку Раму, но тут же стала удаляться. Рам, воспринял это как насмешку. Любовь затмилась озлоблением. Рам неожиданно ударил Альву против сердца, и левая грудь ее сразу же опала и завяла.
Альва была наделена великим умом, а ум дает необыкновенную силу. Она взяла у остывших звезд горсть пыли и швырнула ее в лицо Раму. Пыль умерших звезд окутала его желтым облаком, скрыла из глаз. А когда облако рассеялось, Рам предстал совсем другим. Сильный юноша с короткими жесткими волосами превратился в безобразного, обросшего дикой шерстью пещерного жителя...
* *
*
Легенда была немного грустной, но в устах Ильманы она прозвучала как жестокое осуждение коварства Рама.
- Хотите посмотреть Альву? - предложила Ильмана. - Мы захватили с собой кинопленку, чтобы всегда помнить и думать о своей родине.
Комната Ильманы, в которой она работала, находилась рядом с лабораторией магистра. Это был кабинет врача. Но здесь имелась также радиостанция. Ильмана слушала передачи на русском языке и наиболее важные из них записывала. Теперь это не являлось для меня тайной. Радиостанция приемник и передатчик вместе - была чуть больше спичечной коробки: радиотехника альвинов развилась на основе молектроники. Киноаппарат напоминал фотокамеру с двумя объективами. Экран засветился прямо на стене, он менял форму в зависимости от изображения - принимал вид квадрата, круга, вытягивался по горизонтали или по вертикали.
Пленка была цветная. Меня изумила роскошная природа Альвы. Широко раскинувшиеся кроны деревьев закрывали небо. Листва была синей, голубой, зеленой. Цветы на тонких стеблях обвивали стволы, перекидывались с дерева на дерево и повисали гирляндами. По горным склонам серой тучей двигались какие-то животные с причудливо выгнутыми рогами. Вершины гор были осыпаны золотыми блестками, а выше светились две <луны>.
- Слева спутник Альвы Ларс, справа планета Рам. В год великого противостояния планеты подходят друг к другу очень близко, - пояснила Ильмана.
Показался город. Это был небольшой городок, так укрытый зеленью, что об архитектуре зданий ничего нельзя было сказать. И ни одной заводской трубы, никаких машин на улицах!
- У нас нет больших городов, - сказала Ильмана.
Я увидел людей. Женщины в белых платьях, мужчины в коротких спортивного покроя брюках и бесцветных рубашках с короткими рукавами прогуливались между деревьями. В густой тени лица их вырисовывались довольно отчетливо, объемно, глаза светились мягко и не казались столь красными, как сейчас у Ильманы. Альвины выглядели физически хорошо развитыми. Я любовался энергичным шагом мужчин и легкой походкой женщин, удивлялся фарфоровой белизне их лиц и рук.
Почва Альвы оказалась красноватой. Трава на ней кустистая, невысокая, издали похожая на лесной мох. Дороги и дорожки не были покрыты камнем или асфальтом. Они были из того же темно-красного грунта, чуть приподняты. И слегка блестели. Ильмана объяснила, что дорожный грунт пропитывается специальным составом, он затвердевает и делается гладким. По обочинам плотные кустарниковые заросли, их не подстригают, но они все одинаковой высоты - около двух метров. Они придают окрестностям своеобразный <сельский> вид.
Ильмана сказала, что альвины очень любят природу, не насилуют ее, стремятся сохранить в естественном виде. Исключение составляют плодовые деревья, их сажают в определенном порядке. Все имена у альвинов - из природы. Ильмана - название деревца с серебристыми листьями. Имя Кайбол от названия лесного плода в виде ореха. Грос - так зовут инженера, вместе с которым я спускался в лунную расщелину, - несмотря на громкозвучность и кажущуюся величественность слова, всего-навсего полевой цветок.
Киноэкран показывал богатства Альвы, и я видел горы из чистой железной руды, которую и добывать не надо - отправляй прямо в плавку. Но металлы там применяются очень редко, их заменяют пластмассы - прочные, легкие, негнущиеся, гибкие, любых цветов, не поддающиеся порче - им не страшно и <желтое облако>.
Дно горных рек усеяно самородками золота, вода переливается по ним, и весь поток ее кажется золотым. Это скорее природная красота, но не богатство, потому что золото никуда не используется. Но почвы Альвы каменисты и скудны, в большинстве это - пастбища, и только лучшие участки заняты садами.
Есть деревья, которые дают не только фрукты, но и хлеб и даже масло. Сады расположены вокруг городов, это очень удобно для работы.
А животноводство Альвы - это огромные заповедники с лесами и пастбищами, озерами и реками. Охота на диких животных, на зверя и птицу увлекательнейшее занятие. Мужчины и женщины, прежде всего юноши и девушки, соревнуются в едином для всех виде спорта, среди природы.
- У нас нет стадионов, - сказала Ильмана. - У вас это своеобразные театры для показа ловкости и борьбы физкультурников. Не правда ли, странным кажется, когда спортсмен тренируется в беге, прыжках, метании копья или диска, стрельбе из лука только для того, чтобы выйти на стадион и поставить рекорд? На Альве занятие спортом - это, главным образом, подготовка к охоте. Бег с препятствиями, скачки, скалолазание, метание копья и многие другие виды спорта служат охоте, ловле зверей и птиц. Огнестрельного оружия у нас нет совсем. Очков, как и добычи, никто не считает. Поощряется трудная добыча, меткость удара на дальнее расстояние.
Я видел, как пожилой альвин метко поразил козла <бейка> в момент, когда горный красавец прыгал со скалы на скалу, и видел, как юноша в специальной защитной одежде выходил на поединок с крупным зверем <харом>, напоминающим нашего медведя, - в схватке хар должен быть задушен голыми руками. Юноша победил по всем правилам, и девушки поднесли ему цветы.
Экран помог мне совершить путешествие на спутник Альвы. Ларс небольшая планета, не имеющая атмосферы. Я видел закрытые помещения, похожие на ангары, и звездолеты, стоявшие вертикально, - они были очень высокие, темные резкие тени от них уходили за горизонт. Ларс - это ракетодром, с которого космические корабли альвинов отправляются в межзвездные рейсы.
И снова я вернулся на Альву. Объектив показал мне множество городов, они мало чем отличались друг от друга. Обычный пейзаж Альвы - небольшой городок на фоне скалистых гор, укрытый густой зеленью. Промышленные предприятия по внешнему виду - обыкновенные жилые дома. Все производственные агрегаты расположены глубоко в недрах, либо в горных расщелинах, либо в разрезах, на месте добычи сырья, а линии управления выведены на поверхность, к городу.
Но растительность вокруг городов была не всюду одинаковой. Я видел деревья, похожие на тучи, от них спускались вниз тонкие гибкие стебли картина особенно красивая. Мир, раскинувшийся под этими качающимися деревьями, был голубоватый, как глубины океана, тихий, как начинающееся утро.
Под деревьями стояла молодая женщина, очень похожая на Ильману. Она улыбнулась, помахала рукой и пошла в густой голубой тени по красноватой, как ковер, дорожке.
- Это вы? - спросил я у Ильманы.
- Нет, это моя мать. Смотрите дальше и ни о чем пока не спрашивайте, - голос у нее дрожал.
На экране вспыхнуло пламя, все взметнулось вверх, будто сорвалась пленка, и кадры понеслись беспорядочно. Свет и тьма смешались, на секунду движение замерло.
Когда экран прояснился, высоких деревьев уже не было, они лежали обуглившиеся, и города тоже не было - камни и среди них трупы... Объектив переметнулся на другой город. Та же страшная картина...
Я смотрел на экран и временами поглядывал на Ильману, сидевшую рядом.
- Отец в то страшное время был на Ларсе, я с подругами - далеко в горах, и все мы потеряли своих матерей, родных, близких, - тихо сказала Ильмана.
Я понял, что не просто так, не для развлечения показывала она мне Альву. Она и Кайбол хотели, чтобы я был сговорчивее, когда Кайбол придет к решению вмешаться по-своему в дела Земли.
- Высший совет Альвы решил наказать убийц, - сказала Ильмана. - Это было справедливое наказание.
Опять я увидел Ларс. Несколько кораблей поднялось со спутника Альвы, они исчезли между звезд. Нет, это были не пассажирские корабли звездолеты. Я видел один такой корабль, похожий на дирижабль, недалеко здесь, в глубине лунной трещины. Я знал, что это такое. Снаряд, выбрасывающий <желтое облако>...
3
Заглянув вместе с Кайболом отсюда, с Луны, в здание военного штаба одного из государств Земли и в библиотеку, я уже не удивлялся тому, каким образом альвины могли заснять все происходящее на планете Рам. Ильмана рассказывала:
- Планеты Альва и Рам через каждые двадцать четыре круга сближаются настолько, что между ними можно установить регулярное пассажирское сообщение. Однако никакой связи между ними не было. Альвины не любили вмешиваться в чужие дела, но они, конечно, знали, что происходит на соседней планете. Там шли непрерывные войны, и в конце концов создалось единое государство, управляемое гарамуналом.
<Рам> - значит, <голова>; <Раму> - <главный>. Жители Рама считают свою планету главной в системе Айро - нашего Солнца - и себя тоже главными. Из рамуинов выделяются гарамуины - знать, элита, главенствующая во всей жизни, но законы издает одно лицо - гарамунал, что в переводе означает <наиглавнейший>.
Сейчас вы увидите, что такое Рам.
Я увидел черную планету, голую - без лесов, ровную - без гор, озер и рек. Черная и серая пыль носилась волнами. Никакого намека на строения. Мертво было на всем полушарии, обращенном к нам.
- Неужели это сделали вы? - опросил я встревоженно.
- Нет, - ответила Ильмана. - Это сделали гарамунал и его воины.
- Как, почему?
- Всех, кто был против него, не хотел подчиняться ему, - уничтожали, сжигали их жилища. Погибли деревья и травы, высохли водоемы. Мы не знаем, каким образом гарамунал это делал, возможно, в озлоблении он не думал о последствиях, но вот уже давно на большей части планеты ничего не растет ведь погибли семена и корни растений. Уцелевшие жители перебрались в места, не тронутые огнем, но там они оказались лишними. Они называют себя обездоленными. Жители планеты и войско гарамунала давно испытывают недостаток в продовольствии. Гарамунал, чтобы сохранить свою власть, начал войну против Альвы - он знал, что наша планета богата, и обещал всем гарамуинам и воинам богатую жизнь.
Планета на экране медленно поворачивалась, очертания ее ушли за пределы экрана, и я увидел наползающую светлую сторону ее. Обозначились города. Один из них, самый крупный, расположенный среди желтой равнины, приблизился, можно было разглядеть строения. Они были круглые, высокие и напоминали водонапорные башни; окна тоже круглые.
Объектив нацелился на одно из окон громадной башни с куполообразной крышей и, приблизив его, позволил заглянуть во внутрь.
Здесь проходил, видимо, суд. Гарамуины с торчащими во все стороны жесткими черными волосами, с красными лицами, в длинных сверкающих драгоценностями одеждах, скрывавших руки и ноги, сидели полукругом, а перед ними стоял голый по пояс рамуин. Длинные волосы его были заломлены назад, связаны вместе с голыми мускулистыми руками, закинутыми за спину и схваченными в кольцо.
- Запомните этого рамуина. Это Брай Лут, вождь обездоленных, сказала Ильмана. - Он и его сподвижники выступили против войны с Альвой.
Снова на экране показались похожие на дирижабли снаряды альвинов, нацеленных на черно-желтую планету. Вот они врезались в атмосферу Рама, и густые коричневые клубы дыма повалили из них. Дым рассеивался, окутывая всю планету легкой желтоватой мглой. Ильмана сказала:
- Мы не хотели жертв. Мы знали язык рамуинов, и наши самые мощные радиостанции трижды передавали: всем покинуть жилища, остановить транспорт... Там посчитали это проделкой сообщников Брай Лута с целью вызвать панику и захватить власть. Никто не придал значения появившемуся над городом желтому туману. Он окутал не только столицу Рама, но и всю планету, проник всюду, куда проникал воздух - в дома, склады, шахты. И началось невероятное...
Высокое здание с блестящим куполом и острым шпилем, из которого горизонтально выбрасывались три световых луча - красный, зеленый и желтый, - было чем-то вроде храма. Его заполнили священнослужители и верующие. Высоко над их головами висел громадный светящийся шар. Ильмана объяснила:
- Шар изображает Айро с его теплом и светом - жизненным даром бога Айрамуши. Религия...
Главный священнослужитель, видимо, читал проповедь. Он был одет во все черное, усыпанное блестками драгоценных металлов. Чья-то дрожащая рука указала на одежды святейшего. Они вдруг потускнели, блестки исчезли.
Служители храма отшатнулись от проповедника. Все подняли головы вверх, они ждали ответа от бога Айрамуши: что это значит?
Тяжелый светящийся шар сорвался с цепей и низринулся вниз...
- Эти не поверили нашему предупреждению, - сказала Ильмана. - К счастью, пострадал только проповедник.
Гарамуины, видимо, не сразу поняли, что это был ответный удар Альвы. Но война уже шла, странная, небывалая, все рушилось без выстрелов, без взрывов.
Гарамунал являлся, очевидно, и главнокомандующим войска. Он показался в городе верхом на каком-то ящероподобном животном. Ильмана пояснила мне, что давно один из предшественников гарамунала впервые посадил войско на ящериц и одержал победу. Эти ящерицы были похожи на земных гекконов. Горы, пустыни, водные пространства не были для них преградой, они способны взбираться на отвесные скалы, им не страшны удары холодным оружием - эти гекконы хорошо защищены, как панцирем, роговыми чешуйками. Со временем гекконов заменили боевые машины, гекконы в малом количестве остались лишь для высочайших церемониальных выездов.
Гарамунал выглядел жалким. Чего-то существенного не доставало в его одеждах, которые не держались на его тучном теле.
Высокие здания зияли оконными и дверными проемами, как после сильнейшей бомбежки. Дорога была захламлена. Геккон, чувствуя что-то неладное, кидался из стороны в сторону, Гарамунал еле удерживался на его круглой спине.
В городе начался грабеж. Наиболее предприимчивые из рамуинов шныряли по складам, тащили все, что уцелело, запасали продукты. Не стало запоров и охраны.
На гарамунала никто не обращал внимания: нет оружия - нет войска; нет войска - нет главнокомандующего и гарамунала. Он посмотрел в ту сторону, где стоял храм - одно из самых высоких зданий города. Оно потеряло шпиль и сверкающую крышу - безобразно торчал ее ребристый остов.
Гарамунал подъехал к рамухонде - главной канцелярии, которая была также военным штабом. Перед входом стояла какая-то скульптура, вероятно, наполовину сделанная из металла, но от нее остались одни обломки.
У подъезда вместо машин стояли загнанные гекконы, некоторые лежали, пригнув короткие лапы и откинув длинные хвосты.
Армия еще существовала. Она жила вчерашней дисциплиной, а главное потому, что в этой странной и страшной войне пока не было жертв. В рамухонде толпились одетые кое-как военачальники. Гарамунал вошел в середину этой толпы, обликом похожей на группу пленных, которые ожидали тут своей участи от командования неприятеля.
Что они могли доложить своему правителю и командующему?
На экране открывались двери складов - ни одного снаряда, никакого оружия, все превратилось в прах. На взлетных площадках и ракетных базах пустота, чернеют только пологие кучи золы. Аппараты связи молчат, как пустые коробки. Воины, лишившись оружия, толпами бродят по городу.
Власть, державшаяся на оружии и насилии, пала. Я не видел, что стало с гарамуналом и его помощниками. Кинопленка альвинов оставила их в рамухонде.
Я увидел плачущего старика, он сидел в большой захламленной комнате, седые жесткие волосы лежали на его плечах.
- Это скульптор, - сказала мне Ильмана. - После нам попалась в развалинах дома книга, написанная им. Он был автором всех памятников, установленных в столице Рама и других городах.
Основным материалом в его работе являлись металлы и их сплавы. Работа обычно проходила так: по чертежу скульптора металлисты изготовляли каркас, его привозили и устанавливали в мастерской. Скульптор брал листы соответствующей формы и определенного металла и обрабатывал их путем холодной ковки и чеканки. Подготовленные таким образом куски затем укреплялись на каркасе, который постепенно обретал художественную, по замыслу скульптора, форму. Заказчик сам представлял материал, из которого хотел иметь скульптуру; богатые, разумеется, предпочитали драгоценные металлы. Иногда в мастерской накапливалось столько ценностей, что возле дома скульптора выставлялась стража.
И вот не осталось никакого намека на эти художественные и материальные ценности. Все металлические фигуры были словно истерты в порошок, валялись лишь гипсовые обломки и грязные полотнища.
Старик поднял голову - лицо его, искаженное горечью обрушившегося несчастья, вдруг просветлело. Он смотрел в дальний угол, там что-то возвышалось, окутанное покрывалом. Скульптор тяжело встал, подошел и стащил полотно. Это была единственная уцелевшая скульптура, высеченная из камня. Пьедесталом служил расползающийся тяжелый свиток цепей, он охватывал фигуру до пояса. Это был, несомненно, простой рамуин, с сухими напряженными мускулами и широкой грудью. Лицо сосредоточенное, угрюмое; длинные волосы раскиданы ветром. Опираясь левой рукой о толстые кольца каменных цепей, он как бы привстал. В правой, высоко вознесенной руке угрожающе поднят молот. Сейчас он освободится от цепей, ударом молота раскрошит их и затем...
Не от его ли страшных ударов превратились в прах монументальные памятники гарамуналам и прославленным полководцам? Каменный богатырь сокрушил прочнейшие и драгоценные металлы, и все разрушенное лежало возле его ног.
- Это Брай Лут, - я вспомнил кадр, показавший суд над вождем обездоленных.
- Да, - подтвердила Ильмана. - Символично. Не правда ли? Это была одна из первых работ скульптора. Он встречался с Брай Лутом, когда будущий вождь обездоленных работал каменотесом. И знаете, о чем думает старик, глядя на эту единственную на всей планете скульптуру? Он думает: пройдет какое-то время, исчезнет город, он превратится в развалины. И когда возникнет новая цивилизация и потомки Брай Лута начнут раскапывать останки этого городища, чтобы узнать прошлое, - они наткнутся на эту единственную каменную скульптуру и прочтут на ней имя скульптора. Вот почему у него посветлело лицо. Он все-таки доволен: что-то сделано в жизни полезное.
- Если остался среди рамуинов хоть один сколько-нибудь счастливый, сказал я, - так это старик скульптор.
- Нет, - возразила Ильмана. - Таких оказалось много - Брай Лут и его сподвижники.
- Его не успели казнить?
- Смотрите дальше.
* *
*
Я увидел рамувалу - главную тюрьму, она была далеко за городом. Высокое здание в кольце каменных стен. Вокруг - кремнистая равнина без признаков растительности. Тяжелые окованные двери, надежные запоры, толстые прутья оконных решеток, недремлющее око вооруженной стражи, кандалы на руках и ногах - всего этого было с избытком для того, чтобы заключенные не могли бежать.
Брай Лут сидел в одиночной камере, в этой же рамувале содержались и другие члены <Лиги обездоленных>, все они ожидали только смерти.
Брай Лут смотрел в окно. Там, на свободе, наступал вечер. Но что это? Почему голубое небо, сумеречно темнея, стало вдруг закрываться желтизной? Вероятно, над кремнистой равниной пронесся ураган, он поднял пыль?
Постепенно за окном голубое, желтое и черное смешивалось. Наступала ночь. Для жизни осталась только эта ночь. Завтра на рассвете...
Брай Лут вскочил. Глаза его горели в темноте. Он рванул руками, и отчего это, неужели столько силы у него? - наручные металлические кольца лопнули!
В чудеса Брай Лут не верил. Он конечно знал прочность металлов и мог ударами молота по долоту распарывать каменные глыбы. Многие металлы прочнее камня, и кандалы сделаны надежными. Но почему вдруг металлические кольца лопнули? Освободившейся рукой Брай Лут взял звенья цепи в кулак, сжал. Они искрошились, и на ладони осталась щепоть серой массы.
Брай Лут улыбнулся. Он подумал: это друзья готовят освобождение и постарались, чтобы на его руки и ноги надели не настоящие кандалы. И вот руки свободны! Что же дальше? Как вырваться из этих каменных стен?
Охранник ходил за дверью. Окно высоко, до него не дотянуться рукой. Раздумывая, что же делать, Брай Лут смотрел на решетку из толстых металлических прутьев. В камере сгустилась темнота, но на одну сторону оконного проема падал отсвет угасающей зари. Брай Лут видел, что черные прутья решетки стали сероватыми и не такими толстыми, как были прежде. У него ничего не было в руках, чтобы проверить крепость решетки. Он подошел к стене и вынул обломок камня, за которым было спрятано что-то очень дорогое - возможно, завещание. Брай Лут прицелился. Камень разорвал решетку, как паутину, и улетел наружу. Обломки ее упали в камеру на пол и рассыпались так же, как цепи и наручные кольца.