Брай Лут не хотел терять времени на размышления: что произошло, почему крепкий металл превращается в пыль? Ясно одно - металлы разрушаются, а камень остается неизменно твердым. Он подошел к двери. На внутренней стороне ручки не было, ухватиться не за что. Он сильно ударил о дверь плечом, и металлическая обивка посыпалась шматками высохшей грязи. Охранник встревожился. Еще один сильный удар. Запора как не бывало, дверь сорвалась и упала.
Охранник, вскинув пулевой самопал с кинжалом-штыком, возился с затвором, руки его дрожали. Брай Лут двинулся на него. Что-то крикнув, охранник навел оружие в грудь. Он не понимал, что случилось с оружием, хотел зарядить, но затвор рассыпался в руках. Страшный узник с длинными косматыми волосами, с черной во всю грудь бородой, заложив руки за спину, шел прямо на него. Он шел на самоубийство, хотел заколоться!.. Охранник пятился, пока не уперся спиной о стену. Заключенный надвинулся грудью на острие штыка. Острие от столкновения с грудью сломалось, штык рассыпался, как гнилой стебель.
Охранник выронил оружие, упал ничком, - видимо, посчитал узника за святого.
А Брай Лут шел по коридору и ударял в двери тяжелой рукой.
От толчков и ударов металлическая обшивка дверей осыпалась, как старая подмоченная штукатурка. Заключенные выходили в коридор, во двор.
Брай Лут поднялся на возвышение из какого-то хлама и начал говорить. Обездоленные слушали его, радовались и недоумевали. Некоторые, все еще не веря в свое освобождение, кинулись к тяжелым воротам в каменной стене, окружавшей тюрьму. Ворота упали под собственной тяжестью и развалились. Стража куда-то исчезла. Заметив, что многие из заключенных намерены поскорее покинуть эти стены, Брай Лут остановил их энергичным жестом руки.
Он разделил толпу на группы, и обездоленные взялись за дело: одни пошли на склад, где хранились продукты, другие разыскали гекконов, которых держали при тюрьме для различных работ, третьи занялись больными.
Начало светать, Брай Лут повел колонну к городу. Над головами летели несметные стаи черных птиц, они спешили в город - там могла оказаться богатая пожива. Дул ветер, и носились тучи серой пыли.
Брай Лут часто останавливал колонну на отдых. Обездоленные были измучены, многие истощены.
И вот показался город, без всяких признаков жизни в нем. Издали он походил на огромное кладбище. Высокие каменные здания стояли, как печальные памятники. Иногда клубясь поднималась пыль - обрушивалось какое-нибудь строение с металлическими опорами и перекрытиями.
Брай Лут и его товарищи увидели горожан. Одетые кое-как, с сухими истрескавшимися губами, они несли на себе громадные свертки. Женщины, разложив небольшие костры на улице, готовили пищу. Счастливцами оказались те, у кого нашлась глиняная посуда. Дети резвились и плакали. Старики и старухи сидели у костров молча, как осужденные к смерти, готовые отправиться в далекий невозвратимый путь.
На колонну Брай Лута обратили внимание, особенно мужчины. Они подходили и сразу же узнавали вождя обездоленных. У всех появилась надежда на спасение. Брай Лута обступили. Мертвенно-бледные старики, и те поднялись на ноги. Все говорили, все спрашивали Брай Лута, что делать?
Брай Лут слушал и молчал, он медлил со словом, обдумывая свое решение, видимо, считал, что поспешно высказанному слову могут не поверить, но все пойдут за своим вождем, если они увидят, что он долго молчал прежде, чем сказать и, значит, сказано единственно правильное. Его не торопили, не мешали думать.
Решение Брай Лута для многих оказалось неожиданным.
Установить порядок в городе - не самое главное. Кому нужен этот город? Надо уйти из него. Надо пойти в долины, где суком дерева можно взрыхлять почву, бросить в нее зерна, и с этого начать новую жизнь. Кто хочет идти - пусть собирается в дорогу. Пусть скажут всем об этом. Кто хочет своим трудом добывать пищу - тот пойдет за обездоленными. Брай Лут каменщик. Он сделает первый каменный топор. Тогда можно будет срубить дерево. Потом он сделает плуг с лемехом из камня. Жители долин, что давно возделывают поля, примут горожан, - им не обойтись без плуга. И не надо делить пахотных угодий, они общие для всех, и работать все будут вместе. Придет время, и рамуины снова начнут плавить металлы. Снова возникнут города. Но тогда не будет деления на обездоленных, рамуинов и гарамуинов, никогда больше не будет гарамунала и войн. Пусть знают это все и собираются в путь. Пусть возьмут с собой всю одежду, огниво, а питание будет общим для всех.
Брай Лут говорил с жаром, он так выразительно жестикулировал, что я, не слыша его голоса и не понимая языка рамуинов, догадывался, о чем он говорит.
Брай Лут вместе со своими товарищами направился к центру города, и туда стали стекаться со всех сторон оживившиеся рамуины. Согнувшись под тяжестью ноши, шли мужчины. Женщины несли детей. Гекконы волочили за собой странные повозки, похожие на корыта.
Великое движение рождалось из одного шага обездоленных, а таких было тысячи, миллионы. Брай Лут, конечно, не знал, что происходило в других городах. Вероятно, то же самое. Но нужно было как-то организовать это движение. Во главе каждой колонны Брай Лут поставил своих друзей, и множество колонн по разным улицам направились на запад и в полуденную сторону, где было раздолье нив и лесов, не выжженных гарамуналом. Брай Лут остался пока в городе. К нему то и дело подходили горожане, по внешнему виду недавно богатые, но теперь все обездоленные.
Брай Лут приглашал всех и предупреждал, что новая жизнь начнется с тяжелого физического труда.
И за Брай Лутом пошли даже те, кто осудил его на смерть - им некуда было деваться.
Город опустел, он превращался в развалины. Айро розовым светящимся диском опускалось ниже, и черные тени легли среди желтой пыли и каменных обломков. Вот обвалилась крыша рамухонды, и из нее вышел гарамунал. Он был один, весь желтый от пыли, его короткие ноги дрожали и едва несли обмякшее грузное тело.
Напротив рамухонды обрушилась стена дома, гарамунал посмотрел туда. Лучи Айро били ему прямо в глаза. Там, на развалинах дома высилось что-то черное, похожее на памятник - фигура простого рамуина, взмахнувшая молотом. Обломки камня закрывали ее до пояса, и далеко вокруг была видна одна и та же картина - битый камень и остатки стен.
Гарамунал вздрогнул, он узнал - то был Брай Лут. Это он, бессмертный, для которого не нашлось топора, чтобы отрубить голову, ни стражи, ни палачей, увел с собой всех, опустошил город; он поднял молот, чтобы нанести последний удар.
Диск Айро спустился к горизонту, тень от поднятого молота удлинилась и коснулась гарамунала. Он упал лицом вниз, ожидая удара. Но Брай Лут медлил: вероятно, наслаждался видом повергнутого противника. Гарамунал приоткрыл глаза. Наплывшая тень не мешала смотреть вверх. Он увидел маленькое светлое облачко, быстро несущееся по небу. Сияние, подобно божественному, широкими кругами расходилось позади него...
* *
*
- Это наш корабль, - сказала Ильмана. - Отец и другие члены совета полетели к рамуинам, чтобы установить дружественную связь с Брай Лутом.
Дискообразный корабль альвинов снизился и медленно пролетел над городом. С небольшой высоты столица Рама выглядела сплошными развалинами, оставленными жителями в незапамятные времена, над ними сгущались сумерки, но не зажглось ни одного огня.
Альвины поняли, что в городе никого нет. Дюзы корабля выплеснули длинные пики пламени, внизу заклубилась пыль. Корабль поднялся и перешел на горизонтальный полет, и скоро под ним в темноте засветилось множество огней.
- Огни новой жизни, - сказала Ильмана.
Экран потух...
Ильмана ждала, что я скажу об этом страшном столкновении жителей двух планет, но я молчал. Я думал о Брай Луте и всех рамуинах, оставшихся даже без каменного топора, который надо было как-то сделать. С того времени прошло около десяти лет. Трудно было представить, что успели сделать обитатели Рама, на вооружении которых первоначально находился только камень, какой образ жизни они ведут. Мне виделись пещерные жители, полуголые, с косматыми гривами волос; неугасающий очаг, в котором постоянно поддерживал огонь полуслепой немощный старик; групповая охота на крупного зверя - его загнали в западню, в длинной шерсти белеют, как соломинки, древки копий, и на вскинутую голову с разинутой пастью летят тяжелые камни...
Мне рисовались и другие картины: бескрайние зеленые равнины без дымных городов и машин; люди в белых платьях, травы по пояс, деревянные избы, прирученные звери, непуганые птицы, белые барашки облаков на горизонте... Эта безмятежная жизнь настолько понравилась жителям, что они отказались идти дальше сохи. Но я понимал, что этого быть не может - они пойдут дальше.
Угадывая мои мысли, Ильмана сказала:
- Брай Лут поступил очень благоразумно. Он выбрал в городе самые необходимые книги: как строить плавильные печи, машины, дома, мосты, изготовлять лекарства, книги по разным наукам. Благодаря этому общество пройдет второй путь к вершинам цивилизации в тысячу раз быстрее.
- Как встретил Брай Лут вашу делегацию?
- Он сказал: <В тот день мы благодарили наше избавление, от кого бы оно ни исходило>. Ему предложили помощь. Он ответил: Нет, пока не нужно ничего. Все будут работать, мы позаботимся об этом, потому что простых рамуинов - большинство, дети, родившиеся от пастухов, сеятелей и жнецов вырастут равными. Он принял единственный подарок - радиостанцию, чтобы держать связь с Альвой и в крайней необходимости попросить помощи. Скорее всего потребуется медицинская помощь, сказал он.
- Сколько жителей города погибло при этой катастрофе?
- Гарамунал и несколько чиновников, - спокойно ответила Ильмана, меньше того, сколько ежедневно погибали там от несчастных случаев. А на Альве погибли от атомных взрывов тысячи... У вас есть личное мнение на этот счет?
- Да, - сказал я твердо. - Вы поступили справедливо. Но мне все-таки жаль простых рамуинов - им приходится расплачиваться за преступления, которых они не совершали и сами никогда не совершили бы, вся тяжесть ложится опять на их плечи.
- Из двух зол выбирают меньшее - есть у вас, я слышала, такая пословица, - сказала Ильмана.
Я знал, к чему она клонит. Об этом мне еще придется разговаривать с магистром, и надо много, много думать...
БЕССМЕРТИЕ
1
Новосельский волновался. Через полчаса взлетит космический корабль, он должен снять Стебелькова с орбиты. Корабль снабжен магнитными присосками, имеет специальные соединительные фермы, которые захватят и будут держать спутник. Команда находится в готовности номер один. В любую минуту корабль можно видеть на экране - нацеленный в небо, он похож на длинный очиненный карандаш, поставленный на торец. Такая форма соответствовала условиям полета: предстояло не только дважды пройти сквозь атмосферу - при подъеме и спуске, но, возможно, придется сделать несколько заходов, опускаясь в верхние слои воздуха. Все было готово к ответственной операции, но Новосельский волновался. Только что были получены новые данные о спутнике, о них было доложено председателю Комитета космонавтики, который приказал проверить, вторично произвести расчеты и доложить через двадцать минут.
Боковая дверь кабинета выходила в сад. Евгений Викторович оставил ее открытой, чтобы слышать, если позвонят, и опустился в плетеное кресло. Он не сомневался, что счетно-выслительный центр подтвердит те же данные. Нужно было успокоиться перед разговором с председателем Комитета космонавтики, и Евгений Викторович хотел отвлечься от мыслей, взволновавших его. Он пытался думать об Инге Михайловне, однако думалось только о Стебелькове. По привычке мысли его понеслись в дальние дали, к звездам...
Он не принадлежал к числу тех людей, которые считали, что только человек Земли единственно правильно сложен, идеально гармоничен, красив, а разумные существа других миров, вероятно, одноглазы, косорылы, длинноносы, они могут быть в виде отвратительных моллюсков или даже состоящие из кристаллов. Стебельков опроверг это. Он подтвердил ту точку зрения, которой придерживался Новосельский. Существует единство законов Вселенной. В самом деле: если при имеющихся возможностях стали известны спектры звезд даже в других галактиках, - а спектральный анализ помогает ориентироваться в мире атомов, и он показывает, что эти звезды таковы же, как и наше Солнце, - то логичен вывод о схожести возникновения и развития жизни на других планетах. Жизнь развивается только в труде, в борьбе, и разумное существо приобретает руку - совершенный орган трудовых операций (червеобразный отросток для этих целей не годится, он отмер бы, как обезьяний хвост, либо превратился бы в ту же рабочую руку). В иных населенных мирах, как и на Земле, происходит тот же углеродный и кислородный обмен, являющийся дыханием жизни, и всюду господствуют одни и те же законы небесной механики, физики и химии...
В кабинете раздался звонок, и Новосельский подошел к телефону. Он этого и ожидал - машина не ошибается, счетно-вычислительный центр подтвердил свои данные. Евгений Викторович позвонил в Комитет космонавтики. На экране видеотелефона показалось хорошо знакомое лицо председателя Комитета - сухие щеки, нос с горбинкой, густые черные брови.
- Здравствуйте, Евгений Викторович.
- Еще раз здравствуйте, Леонид Акрамович.
- Я вас слушаю.
- Леонид Акрамович, мое мнение - оставить спутник, - сказал Новосельский, немного волнуясь. - Навсегда, навечно. В этом - бессмертие Стебелькова.
- Данные те же?
- Они абсолютно верны, Леонид Акрамович. Спутник имеет в общем форму шара диаметром не более тридцати сантиметров. Объем футбольного мяча. Это объясняет все.
Председатель Комитета нахмурился, склонил голову, прочитал свои записи и снова взглянул на Новосельского.
- Но вес, Евгений Викторович, вес-то значительный.
- Да, но он подтверждает, а не опровергает наше предположение.
- Значит, только мозг?
- Да, моделированный мозг Стебелькова. Этим и объясняется значительный вес спутника. Если мы при создании машинных копий добились плотности монтажа до сотни миллионов элементов в одном кубическом сантиметре, то альвины, надо полагать, ушли от нас далеко вперед.
Доводы были убедительными, но председатель Комитета ставил перед Новосельским все новые вопросы, он тревожился: а вдруг данные о спутнике не верны и там - живой человек, герой, каких еще не знал мир.
- Ведь Стебельков отвечает на такие вопросы, которые наверняка не могли быть запрограммированы, - сказал он.
- Совершенно верно, Леонид Акрамович. Но вот еще доказательства. То, что Стебельков перед началом сеанса произносил только несколько слов, а затем включал пленку, меня с самого начала заставило подумать о модели мозга. Но я допускал мысль, что ему самому трудно вести длинную передачу, трудно говорить. Когда была установлена двухсторонняя связь, выяснилась такая особенность: он весьма подробно и четко доложил о состоянии аппаратуры. Однако мы ничего не могли узнать о нем самом. Он ни слова не сказал о состоянии своего здоровья, о самочувствии. У него нет этого состояния, Леонид Акрамович.
- Очевидно, вы правы, Евгений Викторович, и все-таки... Когда слушаешь рассказ Стебелькова, думаешь о человеке, а не о машине. Понятно, что альвинам не представляло большого труда сделать электронный мозг. Они знают русский язык, а дальше - законы кибернетики: модель мозга сама анализирует услышанное по принципу отбора, отвечает на вопросы... Но если хоть одна сотая, тысячная, миллионная доля процента в доказательствах будет против моделированного мозга, спутник снимем и доставим на землю.
- Ошибки не должно быть, Леонид Акрамович, - твердо сказал Новосельский. - Если мы снимем спутник и он окажется моделью мозга, мы, возможно, не услышим, что стало со Стебельковым, потому что работа модели рассчитана на определенные условия. Нельзя допустить ошибки, иначе мы просто ничего не стоим.
- Так. Я верю вам, - медленно произнес председатель Комитета. Подождите. Я вернусь для окончательного разговора через несколько минут.
Новосельский стал ждать. Он не отходил от видеотелефона. Он догадывался, какое будет принято решение и кому поручат его выполнять.
Снова появившись на экране, председатель Комитета сказал: подготовленный к старту космический корабль полетит к спутнику; Новосельскому поручается самому наблюдать спутник с близкого расстояния, сообщать данные о нем, и только тогда будет принято окончательное решение.
2
Определить с Земли положение спутника не составляло большого труда, но найти его - дело нелегкое. Для громадного космического корабля он был песчинкой, залетевшей на тридцать пять тысяч километров от Земли. Если бы спутник хоть на мгновение оказался бы позади корабля, горящие газы, выбрасываемые из дюз со страшной силой и на огромное расстояние, уничтожили бы его...
Из предосторожности корабль взлетел и поднялся далеко в стороне. Он достиг высоты в сто тысяч километров и стал снижаться по спирали, окружая место, где находился невидимый спутник, - огненная струя газов все время была направлена в стороны от него и немного вверх. Теперь вся надежда была на приборы. Радар пока ничего не показывал. Иногда о корпус корабля ударялся маленький метеор, при этом Новосельский каждый раз бледнел: <А если это?..> Он отгонял беспокоящую мысль, посматривая на командира корабля.
Командир был опытный космонавт, воплощение невозмутимости; этого человека с добродушным лицом, с ясным открытым взглядом серых глаз, казалось, ничто не может взволновать и огорчить.
- Спокойно, товарищ профессор, - улыбаясь, говорил он Новосельскому. - Нервочки-то у вас, я замечаю, в последнее время поослабли.
- Исключительный случай, - оправдывался Новосельский. - Это же не просто полет.
- Да, такие виражи вблизи Земли опасны, - лениво согласился командир; слово <опасны> он произнес так, будто разговор велся дома за чайным столиком и речь шла о ком-то другом, находившемся в космосе. Новосельскому хотелось упрекнуть его, сознает ли он сам всю ответственность операции? Но это было бы бестактностью. Он хорошо знал этого человека, верил в него.
- Я недавно вернулся с Марса, - сказал командир. - Спокойнейший, даже скучный полет. Когда я спал, меня замещал корреспондент. Сообразительный малый, только не в меру горяч.
- Знаю такого, - сказал Новосельский. - Его зовут Лео Киджи.
На этом разговор кончился. Стало не до разговоров.
Еще один ход по спирали. Высота - пятьдесят тысяч... Внизу виднелась выпуклая Земля, закрытая дымкой облаков. Командир корабля преобразился, его сильное тело напружинилось, взгляд заострился. Еще виток. Теперь корабль почти на одной высоте со спутником. Напряжение возросло. И вот на экране появилась искрящаяся точка. Командир приказал убавить скорость. Точка увеличивалась, приобретала четкие очертания, затем у нее появилось что-то вроде усиков. Корабль суживал круг. Он стал как бы спутником маленького спутника Земли, затем он выравнял скорость и полетел по прямой параллельно со спутником, чуть поотстав от него - при таком положении длинный огненный хвост был не опасен.
Спутник был виден хорошо. Усы оказались двумя парами металлических стержней, между которыми было что-то вроде сетки с серебряным блеском. Вероятно, это были своеобразные агрегаты электростанции, использующей энергию Солнца. Сам спутник был не круглый, он скорее напоминал падающую каплю, величина ее в общем была такой, как и предполагалось. В этом малогабаритном снаряде человек поместиться, конечно, не мог.
На радиовызов <Стебельков> не откликнулся. Это еще раз подтвердило, что передатчик его направляет с помощью квантово-механического прибора радиоволны узким лучом только в одну точку на Земле, не расходуясь на ненужные излучения в пространство.
Никаких сомнений не оставалось.
- Это не Стебельков, - сказал Новосельский. - Тело его покоится, вероятно, на далекой Альве.
Не сговариваясь, весь экипаж корабля - четыре человека - поднялись, придерживаясь руками за кресла, и замерли в траурном молчании.
За иллюминатором, совсем близко плыл, величаво поворачиваясь и сверкая серебристыми сетчатыми крыльями, вечный Спутник Земли, необычайный памятник герою-космонавту, обстоятельства гибели которого оставались пока неизвестны.
Новосельский вздохнул, сел в кресло и попросил радиста связаться с Комитетом космонавтики.
3
Возле небольшого поселка в пустыне с необычайной быстротой была сооружена радиостанция. Она уже начала передавать запись рассказа Стебелькова для слушателей всего мира. <Стебельков> сообщил, что у него имеются и телепрограммы. Потребовалось в срочном порядке строить телецентр.
Поселок превращался в город. По воздуху были доставлены сборные дома, аппаратура. Вертолеты поднимали готовые фермы, и росла пирамидальная телевизионная вышка, она будет высотой около тысячи метров.
Старик казах с белой бородой выходил из своего домика, садился на песчаный холмик и с удивлением смотрел, как растет его поселок, как на глазах появляются многоэтажные дома, вертолеты легко несут металлические решетки, и все выше, в самые небеса тянется башня.
<Когда я был маленький, - вспоминал старик, - и вместе с отцом, который верил аллаху, ходил в южные города, мне казалось, что самая высокая башня - это минарет. Но теперь я хорошо знаю, что в моем поселке самая высокая башня>.
К нему подходили люди в белых, как зимняя степь, костюмах, в синих комбинезонах, в легких, раздуваемых ветром рубашках, в темных очках, с аппаратами в кожаных чехлах, с блестящими инструментами в руках корреспонденты, инженеры, строители - и который раз вежливо спрашивали:
- Почтеннейший Ертыс, скажите ради добра, где ваш правнук? Им интересуются редакции газет и радио, хотят знать в Москве, во всех городах.
Старик отвечал с заметным удивлением:
- Зачем вы приехали сюда, если мой Булат в Москве?
- Москва большая, нам надо знать точно.
- Он сдает экзамены в институт.
- В какой институт? В Москве много институтов.
Старик покачивал головой.
- Этого я не знаю. Булат еще не написал письма. Уезжая, он сказал: <Не тревожьтесь за меня, я решу все задачи, сдам все экзамены и выучусь на инженера. Не надо телеграмм и писем с пожеланием успеха: ваши слова будут волновать меня, а волноваться на экзаменах нельзя>. Так говорил всем наш Булат. И вы не разыскивайте его - не надо мешать мальчику решать трудные инженерные задачи.
И люди, пожимая плечами, уходили.
* *
*
В двадцать часов <Стебельков> начнет радиопередачу, запрограммированную ему. До начала ее оставалось полчаса. Это время было использовано для продолжения знакомства, которое началось с установлением двухсторонней связи. Новосельский решил не покидать пока радиостанции: очень важно и интересно было выяснить <умственные> способности и <память> моделированного мозга.
<Стебельков> желал здоровья и личного счастья всем людям Земли, но на посланные ему поздравления не ответил. Было замечено, что он быстро реагирует на слова <солнце>, <земля>, <человек>, <работа>. Он подтвердил, что видит и слышит, и скупыми, но точными словами рассказал, как выглядит сверху Земля - различал форму, цвет, правильно определил расстояние от спутника до Земли. Пять часов тридцать минут назад он увидел космический корабль, который подошел довольно близко, <Стебельков> сказал несколько слов о его внешнем виде - это был корабль, в котором летал Новосельский, кружась над спутником. <Стебельков> слышал голоса, но отвечать не мог линия передачи у него только одна, она идет к Земле. Он говорил об этом спокойно, сухо, не выказывая никакой радости, и странно было слышать его голос, лишенный малейшей эмоциональной окраски.
Тема диалога расширялась, и Новосельский сделал вывод, что альвины снабдили модель мозга довольно гибкой программой. Но в то же время у <Стебелькова> была и жесткая программа.
- Ваш корабль, на котором вы прилетели с Альвы, сгорел без огня, сказал Новосельский. - Странное горение...
- <Желтое облако>, - последовал короткий ответ.
- Что это такое?
- Мне не дано знать. - А вы не знаете?
- Нет, - ответил Новосельский. - О <желтом облаке> мы впервые услышали от вас. - Евгений Викторович вспомнил телефонный разговор с Ингой Михайловной: она была весьма осторожна, однако в ее словах чувствовался намек: в лаборатории некоего Шкубина занимаются не только анализами остатков сгоревшего корабля. А Киджи - этот горячий, склонный к преувеличениям человек - уверял, что Шкубин и Руис давние друзья. Последние дни страшно занятый, немало поволновавшийся, Новосельский забыл о Карасаевой, о том, что она там делает - вернее, не забыл, а просто не беспокоился: ничего опасного там нет, а при необходимости Карасаева и Дольц поставят его в известность. Надо непременно сегодня же все выяснить... А сейчас Новосельскому хотелось узнать, как будет реагировать <Стебельков> на имя - Руис. И он сказал:
- Отец Дина Руиса - Пат Руис - жив.
Очевидно, имя это связывалось в программе у <Стебелькова> с чем-то важным, имело значение для альвинов - он тем же холодным тоном сказал:
Охранник, вскинув пулевой самопал с кинжалом-штыком, возился с затвором, руки его дрожали. Брай Лут двинулся на него. Что-то крикнув, охранник навел оружие в грудь. Он не понимал, что случилось с оружием, хотел зарядить, но затвор рассыпался в руках. Страшный узник с длинными косматыми волосами, с черной во всю грудь бородой, заложив руки за спину, шел прямо на него. Он шел на самоубийство, хотел заколоться!.. Охранник пятился, пока не уперся спиной о стену. Заключенный надвинулся грудью на острие штыка. Острие от столкновения с грудью сломалось, штык рассыпался, как гнилой стебель.
Охранник выронил оружие, упал ничком, - видимо, посчитал узника за святого.
А Брай Лут шел по коридору и ударял в двери тяжелой рукой.
От толчков и ударов металлическая обшивка дверей осыпалась, как старая подмоченная штукатурка. Заключенные выходили в коридор, во двор.
Брай Лут поднялся на возвышение из какого-то хлама и начал говорить. Обездоленные слушали его, радовались и недоумевали. Некоторые, все еще не веря в свое освобождение, кинулись к тяжелым воротам в каменной стене, окружавшей тюрьму. Ворота упали под собственной тяжестью и развалились. Стража куда-то исчезла. Заметив, что многие из заключенных намерены поскорее покинуть эти стены, Брай Лут остановил их энергичным жестом руки.
Он разделил толпу на группы, и обездоленные взялись за дело: одни пошли на склад, где хранились продукты, другие разыскали гекконов, которых держали при тюрьме для различных работ, третьи занялись больными.
Начало светать, Брай Лут повел колонну к городу. Над головами летели несметные стаи черных птиц, они спешили в город - там могла оказаться богатая пожива. Дул ветер, и носились тучи серой пыли.
Брай Лут часто останавливал колонну на отдых. Обездоленные были измучены, многие истощены.
И вот показался город, без всяких признаков жизни в нем. Издали он походил на огромное кладбище. Высокие каменные здания стояли, как печальные памятники. Иногда клубясь поднималась пыль - обрушивалось какое-нибудь строение с металлическими опорами и перекрытиями.
Брай Лут и его товарищи увидели горожан. Одетые кое-как, с сухими истрескавшимися губами, они несли на себе громадные свертки. Женщины, разложив небольшие костры на улице, готовили пищу. Счастливцами оказались те, у кого нашлась глиняная посуда. Дети резвились и плакали. Старики и старухи сидели у костров молча, как осужденные к смерти, готовые отправиться в далекий невозвратимый путь.
На колонну Брай Лута обратили внимание, особенно мужчины. Они подходили и сразу же узнавали вождя обездоленных. У всех появилась надежда на спасение. Брай Лута обступили. Мертвенно-бледные старики, и те поднялись на ноги. Все говорили, все спрашивали Брай Лута, что делать?
Брай Лут слушал и молчал, он медлил со словом, обдумывая свое решение, видимо, считал, что поспешно высказанному слову могут не поверить, но все пойдут за своим вождем, если они увидят, что он долго молчал прежде, чем сказать и, значит, сказано единственно правильное. Его не торопили, не мешали думать.
Решение Брай Лута для многих оказалось неожиданным.
Установить порядок в городе - не самое главное. Кому нужен этот город? Надо уйти из него. Надо пойти в долины, где суком дерева можно взрыхлять почву, бросить в нее зерна, и с этого начать новую жизнь. Кто хочет идти - пусть собирается в дорогу. Пусть скажут всем об этом. Кто хочет своим трудом добывать пищу - тот пойдет за обездоленными. Брай Лут каменщик. Он сделает первый каменный топор. Тогда можно будет срубить дерево. Потом он сделает плуг с лемехом из камня. Жители долин, что давно возделывают поля, примут горожан, - им не обойтись без плуга. И не надо делить пахотных угодий, они общие для всех, и работать все будут вместе. Придет время, и рамуины снова начнут плавить металлы. Снова возникнут города. Но тогда не будет деления на обездоленных, рамуинов и гарамуинов, никогда больше не будет гарамунала и войн. Пусть знают это все и собираются в путь. Пусть возьмут с собой всю одежду, огниво, а питание будет общим для всех.
Брай Лут говорил с жаром, он так выразительно жестикулировал, что я, не слыша его голоса и не понимая языка рамуинов, догадывался, о чем он говорит.
Брай Лут вместе со своими товарищами направился к центру города, и туда стали стекаться со всех сторон оживившиеся рамуины. Согнувшись под тяжестью ноши, шли мужчины. Женщины несли детей. Гекконы волочили за собой странные повозки, похожие на корыта.
Великое движение рождалось из одного шага обездоленных, а таких было тысячи, миллионы. Брай Лут, конечно, не знал, что происходило в других городах. Вероятно, то же самое. Но нужно было как-то организовать это движение. Во главе каждой колонны Брай Лут поставил своих друзей, и множество колонн по разным улицам направились на запад и в полуденную сторону, где было раздолье нив и лесов, не выжженных гарамуналом. Брай Лут остался пока в городе. К нему то и дело подходили горожане, по внешнему виду недавно богатые, но теперь все обездоленные.
Брай Лут приглашал всех и предупреждал, что новая жизнь начнется с тяжелого физического труда.
И за Брай Лутом пошли даже те, кто осудил его на смерть - им некуда было деваться.
Город опустел, он превращался в развалины. Айро розовым светящимся диском опускалось ниже, и черные тени легли среди желтой пыли и каменных обломков. Вот обвалилась крыша рамухонды, и из нее вышел гарамунал. Он был один, весь желтый от пыли, его короткие ноги дрожали и едва несли обмякшее грузное тело.
Напротив рамухонды обрушилась стена дома, гарамунал посмотрел туда. Лучи Айро били ему прямо в глаза. Там, на развалинах дома высилось что-то черное, похожее на памятник - фигура простого рамуина, взмахнувшая молотом. Обломки камня закрывали ее до пояса, и далеко вокруг была видна одна и та же картина - битый камень и остатки стен.
Гарамунал вздрогнул, он узнал - то был Брай Лут. Это он, бессмертный, для которого не нашлось топора, чтобы отрубить голову, ни стражи, ни палачей, увел с собой всех, опустошил город; он поднял молот, чтобы нанести последний удар.
Диск Айро спустился к горизонту, тень от поднятого молота удлинилась и коснулась гарамунала. Он упал лицом вниз, ожидая удара. Но Брай Лут медлил: вероятно, наслаждался видом повергнутого противника. Гарамунал приоткрыл глаза. Наплывшая тень не мешала смотреть вверх. Он увидел маленькое светлое облачко, быстро несущееся по небу. Сияние, подобно божественному, широкими кругами расходилось позади него...
* *
*
- Это наш корабль, - сказала Ильмана. - Отец и другие члены совета полетели к рамуинам, чтобы установить дружественную связь с Брай Лутом.
Дискообразный корабль альвинов снизился и медленно пролетел над городом. С небольшой высоты столица Рама выглядела сплошными развалинами, оставленными жителями в незапамятные времена, над ними сгущались сумерки, но не зажглось ни одного огня.
Альвины поняли, что в городе никого нет. Дюзы корабля выплеснули длинные пики пламени, внизу заклубилась пыль. Корабль поднялся и перешел на горизонтальный полет, и скоро под ним в темноте засветилось множество огней.
- Огни новой жизни, - сказала Ильмана.
Экран потух...
Ильмана ждала, что я скажу об этом страшном столкновении жителей двух планет, но я молчал. Я думал о Брай Луте и всех рамуинах, оставшихся даже без каменного топора, который надо было как-то сделать. С того времени прошло около десяти лет. Трудно было представить, что успели сделать обитатели Рама, на вооружении которых первоначально находился только камень, какой образ жизни они ведут. Мне виделись пещерные жители, полуголые, с косматыми гривами волос; неугасающий очаг, в котором постоянно поддерживал огонь полуслепой немощный старик; групповая охота на крупного зверя - его загнали в западню, в длинной шерсти белеют, как соломинки, древки копий, и на вскинутую голову с разинутой пастью летят тяжелые камни...
Мне рисовались и другие картины: бескрайние зеленые равнины без дымных городов и машин; люди в белых платьях, травы по пояс, деревянные избы, прирученные звери, непуганые птицы, белые барашки облаков на горизонте... Эта безмятежная жизнь настолько понравилась жителям, что они отказались идти дальше сохи. Но я понимал, что этого быть не может - они пойдут дальше.
Угадывая мои мысли, Ильмана сказала:
- Брай Лут поступил очень благоразумно. Он выбрал в городе самые необходимые книги: как строить плавильные печи, машины, дома, мосты, изготовлять лекарства, книги по разным наукам. Благодаря этому общество пройдет второй путь к вершинам цивилизации в тысячу раз быстрее.
- Как встретил Брай Лут вашу делегацию?
- Он сказал: <В тот день мы благодарили наше избавление, от кого бы оно ни исходило>. Ему предложили помощь. Он ответил: Нет, пока не нужно ничего. Все будут работать, мы позаботимся об этом, потому что простых рамуинов - большинство, дети, родившиеся от пастухов, сеятелей и жнецов вырастут равными. Он принял единственный подарок - радиостанцию, чтобы держать связь с Альвой и в крайней необходимости попросить помощи. Скорее всего потребуется медицинская помощь, сказал он.
- Сколько жителей города погибло при этой катастрофе?
- Гарамунал и несколько чиновников, - спокойно ответила Ильмана, меньше того, сколько ежедневно погибали там от несчастных случаев. А на Альве погибли от атомных взрывов тысячи... У вас есть личное мнение на этот счет?
- Да, - сказал я твердо. - Вы поступили справедливо. Но мне все-таки жаль простых рамуинов - им приходится расплачиваться за преступления, которых они не совершали и сами никогда не совершили бы, вся тяжесть ложится опять на их плечи.
- Из двух зол выбирают меньшее - есть у вас, я слышала, такая пословица, - сказала Ильмана.
Я знал, к чему она клонит. Об этом мне еще придется разговаривать с магистром, и надо много, много думать...
БЕССМЕРТИЕ
1
Новосельский волновался. Через полчаса взлетит космический корабль, он должен снять Стебелькова с орбиты. Корабль снабжен магнитными присосками, имеет специальные соединительные фермы, которые захватят и будут держать спутник. Команда находится в готовности номер один. В любую минуту корабль можно видеть на экране - нацеленный в небо, он похож на длинный очиненный карандаш, поставленный на торец. Такая форма соответствовала условиям полета: предстояло не только дважды пройти сквозь атмосферу - при подъеме и спуске, но, возможно, придется сделать несколько заходов, опускаясь в верхние слои воздуха. Все было готово к ответственной операции, но Новосельский волновался. Только что были получены новые данные о спутнике, о них было доложено председателю Комитета космонавтики, который приказал проверить, вторично произвести расчеты и доложить через двадцать минут.
Боковая дверь кабинета выходила в сад. Евгений Викторович оставил ее открытой, чтобы слышать, если позвонят, и опустился в плетеное кресло. Он не сомневался, что счетно-выслительный центр подтвердит те же данные. Нужно было успокоиться перед разговором с председателем Комитета космонавтики, и Евгений Викторович хотел отвлечься от мыслей, взволновавших его. Он пытался думать об Инге Михайловне, однако думалось только о Стебелькове. По привычке мысли его понеслись в дальние дали, к звездам...
Он не принадлежал к числу тех людей, которые считали, что только человек Земли единственно правильно сложен, идеально гармоничен, красив, а разумные существа других миров, вероятно, одноглазы, косорылы, длинноносы, они могут быть в виде отвратительных моллюсков или даже состоящие из кристаллов. Стебельков опроверг это. Он подтвердил ту точку зрения, которой придерживался Новосельский. Существует единство законов Вселенной. В самом деле: если при имеющихся возможностях стали известны спектры звезд даже в других галактиках, - а спектральный анализ помогает ориентироваться в мире атомов, и он показывает, что эти звезды таковы же, как и наше Солнце, - то логичен вывод о схожести возникновения и развития жизни на других планетах. Жизнь развивается только в труде, в борьбе, и разумное существо приобретает руку - совершенный орган трудовых операций (червеобразный отросток для этих целей не годится, он отмер бы, как обезьяний хвост, либо превратился бы в ту же рабочую руку). В иных населенных мирах, как и на Земле, происходит тот же углеродный и кислородный обмен, являющийся дыханием жизни, и всюду господствуют одни и те же законы небесной механики, физики и химии...
В кабинете раздался звонок, и Новосельский подошел к телефону. Он этого и ожидал - машина не ошибается, счетно-вычислительный центр подтвердил свои данные. Евгений Викторович позвонил в Комитет космонавтики. На экране видеотелефона показалось хорошо знакомое лицо председателя Комитета - сухие щеки, нос с горбинкой, густые черные брови.
- Здравствуйте, Евгений Викторович.
- Еще раз здравствуйте, Леонид Акрамович.
- Я вас слушаю.
- Леонид Акрамович, мое мнение - оставить спутник, - сказал Новосельский, немного волнуясь. - Навсегда, навечно. В этом - бессмертие Стебелькова.
- Данные те же?
- Они абсолютно верны, Леонид Акрамович. Спутник имеет в общем форму шара диаметром не более тридцати сантиметров. Объем футбольного мяча. Это объясняет все.
Председатель Комитета нахмурился, склонил голову, прочитал свои записи и снова взглянул на Новосельского.
- Но вес, Евгений Викторович, вес-то значительный.
- Да, но он подтверждает, а не опровергает наше предположение.
- Значит, только мозг?
- Да, моделированный мозг Стебелькова. Этим и объясняется значительный вес спутника. Если мы при создании машинных копий добились плотности монтажа до сотни миллионов элементов в одном кубическом сантиметре, то альвины, надо полагать, ушли от нас далеко вперед.
Доводы были убедительными, но председатель Комитета ставил перед Новосельским все новые вопросы, он тревожился: а вдруг данные о спутнике не верны и там - живой человек, герой, каких еще не знал мир.
- Ведь Стебельков отвечает на такие вопросы, которые наверняка не могли быть запрограммированы, - сказал он.
- Совершенно верно, Леонид Акрамович. Но вот еще доказательства. То, что Стебельков перед началом сеанса произносил только несколько слов, а затем включал пленку, меня с самого начала заставило подумать о модели мозга. Но я допускал мысль, что ему самому трудно вести длинную передачу, трудно говорить. Когда была установлена двухсторонняя связь, выяснилась такая особенность: он весьма подробно и четко доложил о состоянии аппаратуры. Однако мы ничего не могли узнать о нем самом. Он ни слова не сказал о состоянии своего здоровья, о самочувствии. У него нет этого состояния, Леонид Акрамович.
- Очевидно, вы правы, Евгений Викторович, и все-таки... Когда слушаешь рассказ Стебелькова, думаешь о человеке, а не о машине. Понятно, что альвинам не представляло большого труда сделать электронный мозг. Они знают русский язык, а дальше - законы кибернетики: модель мозга сама анализирует услышанное по принципу отбора, отвечает на вопросы... Но если хоть одна сотая, тысячная, миллионная доля процента в доказательствах будет против моделированного мозга, спутник снимем и доставим на землю.
- Ошибки не должно быть, Леонид Акрамович, - твердо сказал Новосельский. - Если мы снимем спутник и он окажется моделью мозга, мы, возможно, не услышим, что стало со Стебельковым, потому что работа модели рассчитана на определенные условия. Нельзя допустить ошибки, иначе мы просто ничего не стоим.
- Так. Я верю вам, - медленно произнес председатель Комитета. Подождите. Я вернусь для окончательного разговора через несколько минут.
Новосельский стал ждать. Он не отходил от видеотелефона. Он догадывался, какое будет принято решение и кому поручат его выполнять.
Снова появившись на экране, председатель Комитета сказал: подготовленный к старту космический корабль полетит к спутнику; Новосельскому поручается самому наблюдать спутник с близкого расстояния, сообщать данные о нем, и только тогда будет принято окончательное решение.
2
Определить с Земли положение спутника не составляло большого труда, но найти его - дело нелегкое. Для громадного космического корабля он был песчинкой, залетевшей на тридцать пять тысяч километров от Земли. Если бы спутник хоть на мгновение оказался бы позади корабля, горящие газы, выбрасываемые из дюз со страшной силой и на огромное расстояние, уничтожили бы его...
Из предосторожности корабль взлетел и поднялся далеко в стороне. Он достиг высоты в сто тысяч километров и стал снижаться по спирали, окружая место, где находился невидимый спутник, - огненная струя газов все время была направлена в стороны от него и немного вверх. Теперь вся надежда была на приборы. Радар пока ничего не показывал. Иногда о корпус корабля ударялся маленький метеор, при этом Новосельский каждый раз бледнел: <А если это?..> Он отгонял беспокоящую мысль, посматривая на командира корабля.
Командир был опытный космонавт, воплощение невозмутимости; этого человека с добродушным лицом, с ясным открытым взглядом серых глаз, казалось, ничто не может взволновать и огорчить.
- Спокойно, товарищ профессор, - улыбаясь, говорил он Новосельскому. - Нервочки-то у вас, я замечаю, в последнее время поослабли.
- Исключительный случай, - оправдывался Новосельский. - Это же не просто полет.
- Да, такие виражи вблизи Земли опасны, - лениво согласился командир; слово <опасны> он произнес так, будто разговор велся дома за чайным столиком и речь шла о ком-то другом, находившемся в космосе. Новосельскому хотелось упрекнуть его, сознает ли он сам всю ответственность операции? Но это было бы бестактностью. Он хорошо знал этого человека, верил в него.
- Я недавно вернулся с Марса, - сказал командир. - Спокойнейший, даже скучный полет. Когда я спал, меня замещал корреспондент. Сообразительный малый, только не в меру горяч.
- Знаю такого, - сказал Новосельский. - Его зовут Лео Киджи.
На этом разговор кончился. Стало не до разговоров.
Еще один ход по спирали. Высота - пятьдесят тысяч... Внизу виднелась выпуклая Земля, закрытая дымкой облаков. Командир корабля преобразился, его сильное тело напружинилось, взгляд заострился. Еще виток. Теперь корабль почти на одной высоте со спутником. Напряжение возросло. И вот на экране появилась искрящаяся точка. Командир приказал убавить скорость. Точка увеличивалась, приобретала четкие очертания, затем у нее появилось что-то вроде усиков. Корабль суживал круг. Он стал как бы спутником маленького спутника Земли, затем он выравнял скорость и полетел по прямой параллельно со спутником, чуть поотстав от него - при таком положении длинный огненный хвост был не опасен.
Спутник был виден хорошо. Усы оказались двумя парами металлических стержней, между которыми было что-то вроде сетки с серебряным блеском. Вероятно, это были своеобразные агрегаты электростанции, использующей энергию Солнца. Сам спутник был не круглый, он скорее напоминал падающую каплю, величина ее в общем была такой, как и предполагалось. В этом малогабаритном снаряде человек поместиться, конечно, не мог.
На радиовызов <Стебельков> не откликнулся. Это еще раз подтвердило, что передатчик его направляет с помощью квантово-механического прибора радиоволны узким лучом только в одну точку на Земле, не расходуясь на ненужные излучения в пространство.
Никаких сомнений не оставалось.
- Это не Стебельков, - сказал Новосельский. - Тело его покоится, вероятно, на далекой Альве.
Не сговариваясь, весь экипаж корабля - четыре человека - поднялись, придерживаясь руками за кресла, и замерли в траурном молчании.
За иллюминатором, совсем близко плыл, величаво поворачиваясь и сверкая серебристыми сетчатыми крыльями, вечный Спутник Земли, необычайный памятник герою-космонавту, обстоятельства гибели которого оставались пока неизвестны.
Новосельский вздохнул, сел в кресло и попросил радиста связаться с Комитетом космонавтики.
3
Возле небольшого поселка в пустыне с необычайной быстротой была сооружена радиостанция. Она уже начала передавать запись рассказа Стебелькова для слушателей всего мира. <Стебельков> сообщил, что у него имеются и телепрограммы. Потребовалось в срочном порядке строить телецентр.
Поселок превращался в город. По воздуху были доставлены сборные дома, аппаратура. Вертолеты поднимали готовые фермы, и росла пирамидальная телевизионная вышка, она будет высотой около тысячи метров.
Старик казах с белой бородой выходил из своего домика, садился на песчаный холмик и с удивлением смотрел, как растет его поселок, как на глазах появляются многоэтажные дома, вертолеты легко несут металлические решетки, и все выше, в самые небеса тянется башня.
<Когда я был маленький, - вспоминал старик, - и вместе с отцом, который верил аллаху, ходил в южные города, мне казалось, что самая высокая башня - это минарет. Но теперь я хорошо знаю, что в моем поселке самая высокая башня>.
К нему подходили люди в белых, как зимняя степь, костюмах, в синих комбинезонах, в легких, раздуваемых ветром рубашках, в темных очках, с аппаратами в кожаных чехлах, с блестящими инструментами в руках корреспонденты, инженеры, строители - и который раз вежливо спрашивали:
- Почтеннейший Ертыс, скажите ради добра, где ваш правнук? Им интересуются редакции газет и радио, хотят знать в Москве, во всех городах.
Старик отвечал с заметным удивлением:
- Зачем вы приехали сюда, если мой Булат в Москве?
- Москва большая, нам надо знать точно.
- Он сдает экзамены в институт.
- В какой институт? В Москве много институтов.
Старик покачивал головой.
- Этого я не знаю. Булат еще не написал письма. Уезжая, он сказал: <Не тревожьтесь за меня, я решу все задачи, сдам все экзамены и выучусь на инженера. Не надо телеграмм и писем с пожеланием успеха: ваши слова будут волновать меня, а волноваться на экзаменах нельзя>. Так говорил всем наш Булат. И вы не разыскивайте его - не надо мешать мальчику решать трудные инженерные задачи.
И люди, пожимая плечами, уходили.
* *
*
В двадцать часов <Стебельков> начнет радиопередачу, запрограммированную ему. До начала ее оставалось полчаса. Это время было использовано для продолжения знакомства, которое началось с установлением двухсторонней связи. Новосельский решил не покидать пока радиостанции: очень важно и интересно было выяснить <умственные> способности и <память> моделированного мозга.
<Стебельков> желал здоровья и личного счастья всем людям Земли, но на посланные ему поздравления не ответил. Было замечено, что он быстро реагирует на слова <солнце>, <земля>, <человек>, <работа>. Он подтвердил, что видит и слышит, и скупыми, но точными словами рассказал, как выглядит сверху Земля - различал форму, цвет, правильно определил расстояние от спутника до Земли. Пять часов тридцать минут назад он увидел космический корабль, который подошел довольно близко, <Стебельков> сказал несколько слов о его внешнем виде - это был корабль, в котором летал Новосельский, кружась над спутником. <Стебельков> слышал голоса, но отвечать не мог линия передачи у него только одна, она идет к Земле. Он говорил об этом спокойно, сухо, не выказывая никакой радости, и странно было слышать его голос, лишенный малейшей эмоциональной окраски.
Тема диалога расширялась, и Новосельский сделал вывод, что альвины снабдили модель мозга довольно гибкой программой. Но в то же время у <Стебелькова> была и жесткая программа.
- Ваш корабль, на котором вы прилетели с Альвы, сгорел без огня, сказал Новосельский. - Странное горение...
- <Желтое облако>, - последовал короткий ответ.
- Что это такое?
- Мне не дано знать. - А вы не знаете?
- Нет, - ответил Новосельский. - О <желтом облаке> мы впервые услышали от вас. - Евгений Викторович вспомнил телефонный разговор с Ингой Михайловной: она была весьма осторожна, однако в ее словах чувствовался намек: в лаборатории некоего Шкубина занимаются не только анализами остатков сгоревшего корабля. А Киджи - этот горячий, склонный к преувеличениям человек - уверял, что Шкубин и Руис давние друзья. Последние дни страшно занятый, немало поволновавшийся, Новосельский забыл о Карасаевой, о том, что она там делает - вернее, не забыл, а просто не беспокоился: ничего опасного там нет, а при необходимости Карасаева и Дольц поставят его в известность. Надо непременно сегодня же все выяснить... А сейчас Новосельскому хотелось узнать, как будет реагировать <Стебельков> на имя - Руис. И он сказал:
- Отец Дина Руиса - Пат Руис - жив.
Очевидно, имя это связывалось в программе у <Стебелькова> с чем-то важным, имело значение для альвинов - он тем же холодным тоном сказал: