Вард Дэйтон. Во имя чести

 

Глава 20

 
   Лазерный бур не был тяжелым, и при этом не вибрировал и не брыкался во время работы, но Гарровик все равно ненавидел этот инструмент. Его интенсивный жар обвивался вокруг него подобно кокону, удушающему и выбивающему пот. Он чувствовал потоки пота, бегущие вниз по его телу под рабочим комбинезоном, которые в свою очередь действовали как наждак, трущийся о кожу. Нижнее белье, которое он носил под комбинезоном, тоже промокло, и только усугубляло положение.
   Охранникам понадобилось меньше дня, чтобы вернуть заключенных после землетрясения к чему-то, напоминающему их нормальный режим работы. Хотя восемнадцать обитателей тюрьмы погибли, и многие получили повреждения, Синак оказался единственным раненым офицером с «Гагарина». Гарровик еще раз про себя поблагодарил бога, или богов, присматривающих за ними все эти годы. Сколько еще он и его друзья смогут извлекать пользу из этого божественного провидения? Это был вопрос, который он часто задавал, ожидая ответа, который как он был уверен, никогда не придет.
   Он попытался направить все свое внимание на работу, но это было сложно. Гарровик еще не видел сегодня Кулра, и это его тревожило. Он предпочел бы, чтобы клингон был там, где он мог его видеть, а не прятался в тени в ожидании удобного случая для удара. Первый офицер «Гагарина» знал: после инцидента во время землетрясения два дня назад теперь он станет целью, возможно даже большей, чем Сидни. Гордости клингона был нанесен урон, который был гораздо губительней, чем любая физическая рана, которую мог нанести Гарровик. Однако Кулр не был дураком, и он не станет рисковать, чтобы детали его последнего столкновения с людьми дошли до внимания Коракса. Вместо этого он дождется своего времени, удобного момента, чтобы попытаться отомстить.
   Перед ним сфокусированный энергетический луч бура продолжал вгрызаться в плотную породу добывающей пещеры. Датчики, встроенные в устройство, были запрограммированы так, чтобы прорезать вокруг кристалла дилития, содержащегося в основной породе, освобождая драгоценный минерал из его подземной тюрьмы и позволял образчикам всевозможных размеров падать на землю. Периодически рабочий с буром должен был прекращать бурение, чтобы переместить извлеченный дилитий в портативные контейнеры, которые потом вручную перетаскивались к ряду дистанционно управляемых тележек. В момент затишья эту работу выполнял мужчина галламит, которого Гарровик не знал.
   Когда он дезактивировал свой лазерный бур и поставил его на землю, чтобы помочь собрать дилитий, он не мог не уставиться на прозрачный череп галламита. Мозг заключенного размером почти вдвое больше мозга среднего человеческого, был видим без кожи, мускульной ткани или окружающей его крови. Видна была только полупрозрачная жидкость, окружающая мозг галламита. Можно было рассмотреть почти каждую деталь самого мозга, что до некоторой степени напоминало Гарровику голографические анатомические изображения, которые он изучал в школе на давно забытых уроках биологии.
   – Привет, – радушно произнес он.
   Галламит сначала ответил простым кивком, потому что наклонился для сбора дилития.
   – Ваше старание производит много руды, – сказал он, когда положил несколько больших обломков в один из двух контейнеров для сбора, которые принес с собой. – Наши хозяева будут довольны.
   Побледнев из-за упоминания о клингонских охранниках, Гарровик возможно слишком резко произнес:
   – Они не наши хозяева. Все это я делаю, чтобы гарантировать, что они останутся довольны и будут прилично к нам относиться. И не больше.
   – Аминь, коммандер, – сказал Кавагучи справа от него, дезактивируя свой собственный бур и стирая с лица пот тыльной стороной ладони в перчатке. – Если это заставит их не приближаться к моей спине, тогда я готов прорыть дыру на другую сторону этой планеты. Кроме того, здесь больше нечего делать. Разве что гнить в камере, это точно.
   Гарровик был вынужден согласиться с этим мнением. Он понимал, что без работы, поглощающей их накопленную энергию, и занятий для ума, к настоящему времени он уже давно мог утратить рассудок. По этой причине он ненавидел камеры изоляции, к которым Коракс приговорил его и Сидни несколько дней назад. Отрезанный от всех внешних стимулов и вынужденный ничего не делать кроме как противостоять глубочашим тайникам собственного разума, было опытом по меньшей мере лишающим душевного спокойствия. Замурованный в своей крошечной камере, он все глубже погружался в непрошенные мысли. Надежды, страхи, мечты и кошмары – все требовали его внимания с выворачивающей нутро ясностью, обрушивая на него весь эмоциональный багаж простирающийся от неограниченной радости до абсолютного ужаса. Самое долгое время, что он провел в камере изоляции составляло десять дней. Поначалу это не казалось таким долгим, но так было до того, как время начало замедляться и растягиваться до бесконечности. Он не думал, что этот опыт окажется таким мучительным, и уходил после наказания с неприятным уважением к маленькой камере.
   – Стивен! Осторожнее!
   Узнав голос Сидни, Гарровик обернулся, чтобы посмотреть на своего друга. Он повернулся вовремя, чтобы увидеть, как другой заключенный ромуланец, в котором Гарровик узнал Трела и который по слухам прежде был военным инженером, размахивает своим лазерным буром, словно тяжелым фазерным орудием. И нацелен бур был прямо на него.
   Огненно-красная энергия сорвалась с бура, и Гарровик почувствовал жар луча, который прошел справа от него. Он бросился на землю и откатился с линии огня, не понимая, как Трэл мог промахнуться на таком близком расстоянии. Все было просто. Целью был не он.
   Где- то позади него раздался крик боли, и Гарровик, перекатившись дальше, увидел клингона, рассеченного напополам по талии мощным лучом. Когда голова охранника и туловище отделились от нижней части его тела и упали на землю с глухим стуком, разум Гарровика завопил, что такое невозможно.
   Лазерные буры, используемые тюремными шахтерами, были закодированны специальной программой, которая не допускала, чтобы инструменты использовались иначе нежели для добычи руды. Если бур нацеливали на органическую форму жизни, даже на что-то маленькое вроде грызуна, добывающего пропитание в глубине шахт, бур бы не активировался. Конечно такие меры были благоразумны при числе заключенных, работающих в шахтах в данный момент по сравнению с числом имеющихся охранников, способных наблюдать за ними.
   Но Трэл преодолел наложенное ограничение. Как? Когда у него нашлось время чтобы попробовать? Шахта превратилась в хаос, когда заключенные побросали свое оборудование и ринулись в поисках скудного укрытия. Другие, захваченные на открытом пространстве, бросились на землю и закрыли руками головы. Правда Гарровик перестал волноваться обо всем этом, когда его взгляд упал на съежившуюся фигуру, сгорбившуюся у стены пещеры. Кавагучи.
   – Роберт.
   Шеф попал в перекрестный огонь, когда Трэл обстреливал область, чтобы поразить другого клинонского охранника, которого он выбрал следующей мишенью. Бросившись через открытое пространство горного туннеля Гарровик опустился на колени рядом со своим другом. Ужасная рана оскверняла грудь Кавагучи; луч бура рассек его комбинезон, кожу, мускулы и кости. Его грудь была пробита, и Гарровик мог видеть что его печень, легкое и сердце были полностью разрушены. Кавагучи умер до того, как упал на землю.
   – Черт возьми, – прошептал Гарровик, положив ладонь на руку друга.
   Кавагучи был первым погибшим членом команды «Гагарина», с тех пор как энсин Ренделл Бирд, член подразделения службы безопасности Сидни Эллиот, и человек, которого Гарровик едва знал, стала жертвой смертельного штамма грипа во время второго года их заключения. Первый офицер не мог помочь Бирд, а в тюрьме не было доктора. Клингонское начальство лагеря тогда отказалось предпринять какие-либо шаги, чтобы помочь больному энсину, и он умер через несколько дней. Несколько других заключенных по всему лагерю тоже пали жертвой грипа, но больше никто изтали жертвой грипа ой грипа инять какие-либо шаги, чтобы помочь больному энсину, и он умер через несколько дней. б выживших с «Гагарина» не подхватил заразы.
   Чувство пустоты, грызущее его изнутри – вот что чувствовал Гарровик в тех неприятных случаях, когда сталкивался со смертью подчиненного. Эта боль никогда не уменьшалась, независимо от от того сколько прошло времени. Когда он был энсином на борту «Энтерпрайза» много лет назад, капитан Кирк сказал ему, что о такой боли нельзя забыть. Ее нужно было переключить, сфокусировать, направить в энергию, которую можно было бы использовать, чтобы принимать решения, необходимые для защиты тех кто остался.
   – Заботьтесь о своих людях, – сказал ему Кирк. – Чего бы это ни стоило.
   Именно эти слова вспомнились Гарровику, когда он смотрел на неподвижное тело Роберта Кавагучи. Сигнал тревоги пронзительно прозвучал в отзывающихся эхом границах пещеры. Гарровик знал: это означает, что подкрепление уже в пути, и спускается в добывающую пещеру. И на сей раз они будут вооружены, сменив свои оглушающие жезлы на дисрапторы. Клингоны позаботятся о том, чтобы сравнять счет с любыми оказавшими сопротивление заключенными, которые убили их товарищей. Напряжение нарастало, и теперь для него главным было убедиться, что ниодин из его оставшихся людей не станет жертвой не в меру фанатичного охранника клингона, охваченного возбуждением.
   Все заключенные вокруг него носились как животные, убегающие от лесного пожара, ища укрытие. Кроме тех, кто пал жертвой лазерного бура, Гарровик не видел других охранников клингонов. Но что он действительно видел, так это как двое заключенных наклонились над телом одного из клингонов. Когда они нагнулись, чтобы забрать упавший оглушающий жезл охранника, он понял, что они тоже ромуланцы. Это подтвердило его подозрение, что нападение с лазерным буром было не случайным актом. Это была скоординированная попытка. Что они планировали? Побег? Сама эта мысль казалась смехотворной.
   И действительно, добывающие туннели простирались на километры во всех направлениях от тюремного лагеря наподобие сети. Поскольку шли годы и шахты разрастались, пересекающиеся туннели и воздуховоды формировали сеть, по которой теперь можно было перемещаться, используя портативный сканер локации, который носил каждый охранник. По рассказам и слухам, распространившимся за эти годы, заключенных, которые уходили со своего рабочего места и убегали вглубь шахт, живыми больше никто не видел. Оставшиеся скелеты, одетые в обветшавшую тюремную униформу, иногда находили, когда рабочие команды направлялись из туннеля в туннель, что поддерживало рассказы о неудавшихся попытках побега.
   Обведя взглядом добывающую пещеру, Гарровик увидел, что Эллиот и Ра Мхвлови нашли укрытие за цепочкой вагонеток. Эллиот махала ему, и вид ее лица велел ему перестать торчать на открытом месте как идиот, и найти укрытие. Хорошая мысль.
   Два ромуланца двигались нарочито неторопливо, направляясь к Трелу, набрасываясь на каждого, кто вставал у них на пути. Судя по результатам их атаки Гарровик предположил, что жезлы, которыми они завладели, были установлены на смертельный уровень.
   Гарровик видел, как со стороны туннеля появился охранник, и Гарровик узнал в нем Могла, охранника, который нашел способ защитить его и Эллиот от слишком сурового наказания от рук Коракса неделю назад. Могла рисковал разозлить и начальника лагеря, и Кулра, потому что верил, что заключение офицеров «Гагарина» было несправедливым и непорядочным. Этот его поступок вызвал уважение Гарровика и остальных.
   Именно это уважение побудило Гарровика предупредить об опасности, когда Могла попытался приблизиться к ромуланцу с буром в руке. Оглушающий жезл в его руке был поднят высоко и он был готов атаковать. Гарровик видел, что конец его оружия накалился до ярко оранжевого цвета, указывая на то, что жезл был установлен на потенциально смертельный разряд.
 

Глава 21

 
   – Могла!
   Предупреждение Гарровика пришло слишком поздно, потому что Трэл почувствовал движение охранника клингона. Могла понял, что попался только тогда, когда ромуланец повернул бур, чтобы прицелиться в него.
   Огненно-красная энергия снова вырвалась наружу и Могла метнулся вправо, едва успев увернуться и не оказаться разрезанным лучом бура напополам. Но клингон все же получил скользящий удар, и луч рассек плотный материал его форменной туники и его спину. Могла рухнул на землю, скорчившись от боли.
   Гарровику понадобилась всего секунда, чтобы добраться до упавшего охранника, и безошибочное зловоние горящей плоти во второй раз атаковало его ноздри, когда он опустился на колени, чтобы осмотреть рану клингона. Лазерный бур прожег форму Могла и опалил кожу и мышцы до самых костей грудной клетки. Его лицо помутнело от боли, но Могла сумел прохрипеть слабый вопрос:
   – Что… что ты делаешь, человек?
   – Возвращаю долг, – ответил Гарровик, отрывая рукав своего рабочего комбинезона.
   Вывернув ткань наизнанку он понадеялся, что она окажется достаточно чистой, чтобы ее можно было использовать для временной перевязки. Это все же было лучше, чем позволить открытой ране оказаться незащищенной перед грязью в запыленной пещере.
   Накладывая временную повязку, Гарровик услышал звук шагов перед собой, как раз перед тем, как снова прозвучал звук выстрела лазерного бура. Красная энергия и грунт брызнули от поверхности прямо перед ним и он упал на спину, вскинув руки, чтобы защитить свое лицо.
   Когда он снова поднял взгляд, то увидел, что Трэл стоит примерно в пятнадцати метрах, направив дуло бура прямо на него. К нему присоединились еще два ромуланца, все еще сжимающие оглушающие жезлы, от которых они освободили их прежних владельцев. Гарровик узнал одного из пришельцев, которого он и его спутники прозвали Шрамолицым из-за выступающей крестообразной сморщенной плоти, выделяющейся на его лбу и скуле. Он был одним из нескольких заключенных, за которым выжившие гагаринцы приучились присматривать из-за его склонности завязывать драки с другими заключенными, и его явной неприязни к людям.
   Что же касалось второго ромуланца, Гарровик знал его в лицо, но не знал его имени. Однако злорадная усмешка скривила губы заключенного. Трэл мгновение изучал Гарровика, и его темные глаза не давали никакого представления о том, о чем он мог думать. Гарровик осознал, что беззвучно отсчитывает секунды, которые прошли с тех пор как столкнулись два человека. Не переживает ли он последние мгновения своей жизни? Но вместо того чтобы убить Гарровика, ромуланец переключил свое внимание на Могла, который все еще мягкой бесформенной кучей лежал на земле, и который, как заметил Гарровик, начал проявлять первые признаки шока.
   – Собака клингон все еще жив, – сказал Трэл.
   Дуло лазерного бура устремилось на Могла. Тот усмехнулся в ответ и выражение его лица стало вызывающим несмотря на боль, которая, как знал Гарровик, должна была терзать его тело.
   – Я для тебя жалкая цель, так что можешь сказать спасибо, – прошипел он превозмогая боль, нарочито враждебным тоном. – Возможно тебе стоит найти слепую старуху, которая научит тебя стрелять точнее.
   Гнев омрачил лицо Трэла – демонстрация первой настоящей эмоции, которую видел Гарровик – и в тот же момент он понял, что у Могла нет шанса выжить. В отношении себя он тоже не таил особой надежды. С этого расстояния он видел, что панель доступа на боку бура была открыта. На краю дверцы панели был виден опаленный след, что придавало правдоподобность теории Гарровика о том, что Трэл воспользовался своими техническими навыками, чтобы каким-то образом обойти систему безопасности инструмента. Работа выглядела грубой, но нельзя было спорить о ее эффективности.
   – Убей их, – бросил Шрамолицый. – Мы теряем время. Клингоны вернутся в любой момент, в большем кряем время. Гарровик а о том, олличестве и с более мощным оружием.
   Ну конечно. Пещера в этой области простиралась далеко под землей, и выводила в огромное множество туннелей, пробуренных в горной породе этой захолустной планеты. Гарровик подозревал, что они воспользуются буром, чтобы удалить со сони воспользовались буром, чтобы удалить планеты.воих лодыжек браслеты и трансиверы, внедренные в них. Судя по тому что он подслушал у охранников в прошлом, он знал, что большая концентрация дилития и других минеральных руд вносили помехи трикодерам и сканирующим сенсорам.
   Только высокочастотный коммуникационный сигнал, испускаемый браслетами-радиолокаторами, эффективно проникал через поверхность планеты. Только избавившись от браслетов ромуланцы смогут исчезнуть в сети горных туннелей.
   – Да, мы должны идти, – добавил третий ромуланец. – Они все еще могут следить за нами, пока мы не избавимся от этих самонаводящих устройств.
   Трэл кивнул.
   – Вы правы. – Он еще раз смерил взглядом Могла с жестокой улыбкой, сформировавшейся на его губах. – На тот случай, клингон, если ты хочешь знать, мне действительно нравиться смотреть как ты умираешь.
   – Разве это так необходимо? – рявкнул Гарровик. – Он не сможет помешать вам сбежать, и он не сможет повредить вам. Какой вам смысл убивать его?
   Улыбаясь Трэл взмахом руки указал на пещеру.
   – Считайте это достаточным возмещением за то, что я вынес существуя по клингонским правилам. – Скрестив взгляд с Гарровиком он добавил. – Кроме того, почему вас так заботит жизнь клингона, когда вы должны беспокоиться о том, выживите ли вы сами?
   Гарровик давно смирился с тем, что может умереть в этом месте, став жертвой несчастного случая или тем, что могло показаться несчастным случаем от руки беспринципного охранника вроде Кулра. Он смирился с этим также, как поверил в то, что те, кто любил его дома, давно объявили его мертвым.
   Но теперь впервые он почувствовал холодную руку смерти, протянувшуюся чтобы схватить его в свои объятья. Он умрет здесь и сейчас; не от рук природы или охраны, а ради забавы. Бессильный гнев опалил его разум. И не было способа подняться на ноги или хотя бы откатиться с линии огня. Он был слишком близко, а оружие было слишком мощным. Гарровик посмотрел на Могла. Клингон либо отказался отвечать ромуланцам, либо впал в такое шоковое состояние, что его это больше не интересовало.
   – Прощай, человек, – сказал Трэл, поднимая бур, и наводя его на голову Гарровика.
   Гарровику показалось, что он слышит, как сжались мускулы пальца ромуланца, когда он надавил на кнопку пуска оружия. И вдруг весь мир вокруг него взорвался. Потом в пещере разразился адский шторм, и Гарровик почувствовал почти электрическое ощущение, прокатившееся по его неприкрытой коже, когда безжалостные красные энергетические лучи рассекли воздух. Он бросился поперек распростертого тела Могла, который к этому моменту впал в такой глубокий шок, что похоже не замечал яростной перестрелки, бушующей вокруг него.
   Благодаря тревожной сирене, все еще звучавшей в пещере, клингоны сумели проделать путь в системе туннелей пещеры оставшись не обнаруженными ромуланцами. Подняв взгляд, Гарровик увидел, что Трэл, Шрамолиций и другой ромуланец попали в беспощадный прекрестный огонь, потому что клингоны стреляли в них с нескольких направлений. Казалось, что время замедлилось, пока неумолимый заградительный огонь дисрапторов рассекал троих мятежников.
   И так же быстро как и началось, эта разрушительная атака закончилась; все это заняло всего несколько секунд от начала до конца, и оставило Гарровика с открытым ртом смотреть на то, что осталось от ромуланцев. Смотреть было не на что. Подтащив себя в коленопреклоненную позицию, Гарровик увидел, как Сидни и Ра Мхвлови выходят из-за вагончиков, которые они использовали в качестве прикрытия. Перекрестным огнем никого из них не задело. Оба офицера держали руки подальше от тел, чтобы показать, что они не вооружены, когда со стороны туннелей и проходов в пещеру хлынули охранники клингоны.
   Сирена прекратила завывать, когда Гарровик заметил Коракса, идущего во главе группы охранников со стороны главного туннеля. Начальник лагеря жестикулировал обеими руками, рассылая подчиненных во всех направлениях, когда клингоны начали брать ситуацию под контроль. Первый офицер «Гагарина» заметил, что Коракс вместе с небольшой командой охранников быстрым шагом направляется к нему.
   Гарровик при приближении Коракса поднялся. Когда клингон остановился перед заключенным, его лицо было непроницаемо. Человек ожидал какого-то рода разгневанной реакции на восстание, которое прервало производство, а также погубило много его солдат и заключенных. Вместо этого он повернулся к четырем клингонам, которые его сопровождали.
   – Доставьте Могла к хирургу.
   Когда охранники двинулись, чтобы исполнить его приказ, Коракс переключил внимание на Гарровика, изучая человека так, словно мысленно взвешивая события нескольких последних минут.
   – Вы пришли ему на помощь, – сказал он наконец, кивком головы указывая на Могла, когда раненного охранника проносили мимо. – Ваши спутники тоже с их отвлекающей тактикой. Вы навлекали на себя верную смерть ради клингона. Почему?
   – Назовем это самосохранением, коммандер, – ответил Гарровик. – Я не хотел, чтобы ваши охранники войдя сюда с оружием наготове перестреляли всех и каждого, чтобы найти тех, кто начал эти беспорядки.
   Коракс покачал головой.
   – Я хорошо знаю людей. У вас всегда присутствует эта ненасытная потребность помогать другим, даже если это ваш враг и независимо от обстоятельств. Надеюсь вы понимаете, что это слабость, которая однажды вас уничтожит.
   – Верьте во что хотите, – сказал Гарровик. – Возможно мне стоило позволить им убить его, или может быть я должен был присоединиться к их попытке побега. – Он указал на лежавшее позади него тело Роберта Кавагучи. – Но они убили одного из моих людей, к тому же Могла оказался более гуманен к нам, людям, чем мы имели право ожидать от клингона. Поэтому я помог ему. И потом, если мне предстояло умереть во время тюремного мятежа, я предпочел бы сделать это руководя им.
   Коракс улыбнулся; его уважение к людям только что возросло.
   – Возможно у вашего вида есть надежда, человек, если большинство из ваших соотечественников будут думать как вы.
   Гарровик вспомнил свой разговор с Сидни Эллиот и Могла. Клингон казался искренним в своей вере, что понятия чести и доблести, так долго игнорируемые, снова начинают утверждаться в пределах Империи. Чтобы победить в таком крестовом походе нужны были люди вроде Могла, указывающие путь остальным. Гарровик посмотрел Кораксу в глаза.
   – Если большинство клингонов думают как Могла, для вас тоже есть надежда.
 

Глава 22

 
   Этот был редкий случай, когда Спок мог увидеть «Энтерпрайз», парящий в пространстве, и наблюдательный порт офицерской комнаты отдыха Звездной Базы 49 дал ему такую неограниченную возможность. Без эффектов компьютерного изображения многие части корабля скрывала тень, и только часть его корпуса освещалась его собственными бегущими огнями или иллюминацией, отбрасываемой самой Звездной Базой.
   Глядя сквозь толстые плексистайловые окна корабля он смог оценить олицетворяемое им эффективное сочетание формы и функции. Хотя Спок служил на борту «Энтерпрайза» – А и его предшественников на протяжении последних тридцати пяти лет, сами корабли для него были не больше, чем сумма своих составляющих частей. Логически не было другого способа оценивать звездолеты. Однако его человеческие черты, вкупе с десятилетиями, проведенными в жизни и работе среди людей, давали ему иную перспективу.
   За все эти годы он подметил, что путешествия в космосе, какими бы обычными они ни были в эти дни, все еще представляли для многих людей романтическое очарование, и корабли, на которых они путешествовали, становились им домом. Нечто большее чем простой способ транспортировки, корабль был тем местом, где они чувствовали себя комфортно и защищено. Это было место, где они работали, жили, любили, а в неудачных случаях, и умирали.
   Для других связь с кораблем, казалось, существовала на другом уровне связь, которая могла соперничать даже с самыми страстными взаимоотношениями. Спок наблюдал это странное поведение у нескольких людей, и у одного особенного.
   Хотя он никогда не признался бы в этом доктору Маккою, Спок понимал эмоциональную связь, которая соединяла Джеймса Кирка с кораблем, дрейфующем в пространстве перед ним. Но даже если логика и могла допустить такую связь с каким-либо объектом, она не оправдывала того, что Кирк питал такую же привязанность к этому «Энтерпрайзу», который фактически был ни чем иным как заменой. Его предшественник, звездолет которым командовал Кирк, исторический, и возможно легендарный, теперь стал всего лишь воспоминанием.
   Атомы первого «Энтерпрайза» были рассеяны по космосу вместе с атомами уже разрушенной планеты Генезис. Кирк приказал уничтожить корабль, который честно служил ему столько лет, лишь бы не позволить ему попасть в руки врага. Логика говорила Споку, что такое действие было правильным при том положении дел. В конце концов Кирк не позволил секретным технологиям Звездного флота оказать захваченными и использованными клингонами. Чиновникам Федерации ничего не оставалось кроме как согласиться.