Варшавский Илья Иосифович. Контактов не будет (Фантастические повести и рассказы)

   Итак, я пошел открыть дверь.
   Это был не почтальон. Переминавшийся с ноги на ногу человек мало походил на моих обычных посетителей. На вид ему было лет сорок пять. Под глубоко запавшими глазами красовались набрякшие мешки, какие бывают у хронических алкоголиков. Длинный, немного свернутый на сторону нос и оттопыренные уши тоже не придавали особой привлекательности своему владельцу. Хотя на улице шел снег, он был без пальто и шапки. Снежинки таяли на его голове с наголо остриженными волосами. Облачен он был в дешевый, видно только что купленный, костюм, слишком широкий в плечах. Рукава же были настолько коротки, что из них сантиметров на десять торчали руки в черной сатиновой рубашке. Шею он обвязал клетчатым шарфом, концы которого болтались на груди.
   В людях я разбираюсь хорошо. Не дожидаясь горькой исповеди о перипетиях, приведших его к положению просителя, я достал из кошелька 40 копеек и протянул ему.
   Посетитель нетерпеливым жестом отмахнулся от денег и бесцеремонно переступил порог.
   - Вы ошибаетесь. - К моему удивлению, он навал меня по имени и отчеству.
   - Я к вам по делу, и притом весьма срочному. Прошу уделить мне несколько минут.
   Он взглянул на свои ноги, обутые в огромные рабочие ботинки, такие же новые, как и его костюм, потоптался нерешительно на месте и вдруг направился в комнаты.
   Обескураженный, я последовал за ним.
   - Ну-с? - Мы сидели в кабинете, я за столом, он - в кресле напротив. Чем же я обязан вашему визиту?
   Я постарался задать этот вопрос ледяным тоном, тем самым, который уже не раз отпугивал непрошеных посетителей.
   - Сейчас. - Он провел ладонью по мокрой голове и вытер руку о пиджак. Сейчас я вам все объясню, но только разговор должен остаться между нами.
   С меня этого было достаточно. Мне совершенно не хотелось выслушивать признания о загубленной жизни. Вот сейчас он скажет: "Дело в том, что я вернулся..."
   - Дело в том, - сказал посетитель, - дело в том... - он запнулся и сморщил лицо, как будто проглотил что-то очень невкусное, - дело в том, что я прибыл с другой планеты.
   Это было так примитивно, что я рассмеялся. Моему перу принадлежат десятка два подобных рассказов, и у меня выработался полный иммунитет ко всякой фантастической ерунде. Вместе с тем, мой опыт в таких делах давал мне возможность быстро и, я бы сказал, элегантно разоблачить любого проходимца.
   Что ж, это было даже занятно.
   - С другой планеты? - В моем голосе не было и следов удивления. - С какой же именно?
   Он пожал плечами.
   - Как вам сказать? Ведь ее название ничего вам не даст, оно на Земле неизвестно.
   - Неважно! - Я снял с полки энциклопедический словарь и отыскал карту звездного неба. - Покажите мне хотя бы место, где она находится, эта ваша планета.
   Он близоруко прищурился и, поводив пальцем по карте, ткнул в одно из звездных скоплений.
   - Вот тут. С Земли она должна была бы наблюдаться в этом созвездии.
   Однако ни в один из телескопов вы ее увидеть не сможете. Ни ее, ни звезду, вокруг которой она обращается.
   - Почему же?
   - Это не имеет значения. - Он опять поморщился. - Слишком долго объяснять.
   - На каком же расстоянии она находится от Земли?
   - На каком расстоянии? - растерянно переспросил он. - На каком расстоянии? Это... смотря как считать...
   - А как вы привыкли считать звездные расстояния? Может быть, в километрах? - Я вложил в этот вопрос столько иронии, что лишь болван не мог ее почувствовать.
   - В километрах? Право, не знаю... Нет, в километрах нельзя.
   - Почему?
   - Не получается. Километры, ведь они...
   - Разные? - насмешливо переспросил я.
   - Вот-вот, - радостно заулыбался он, - именно разные.
   - Тогда, может быть, в парсеках или в световых годах?
   - Пожалуй, можно в световых годах. Что-то около... двух тысяч лет.
   - Около?
   - Да, около. Я, признаться, никогда точно не интересовался.
   Тут я ему нанес новый удар:
   - Сколько же времени вам пришлось сюда лететь?
   - Я не знаю. - Он как-то беспомощно огляделся вокруг. - Право, не знаю... Ведь те понятия о времени и пространстве...
   Видно было, что он запутался. Еще два вопроса, и я его загоню в угол.
   - Когда вы прилетели?
   - Двадцать лет назад.
   - Что?!
   Только идиот мог отвечать подобным образом. Он даже не пытался придать своим ответам хоть какую-то видимость правдоподобия. Сумасшедший? Но тогда, чтобы поскорее его спровадить, нужно менять тактику. Говорят, что сумасшедшие обладают редким упрямством. С ними нужно во всем соглашаться, иначе дело может принять совсем скверный оборот.
   - Где же вы были все это время? - спросил я участливым тоном.
   - Там. - Он ткнул пальцем по направлению потолка. - На орбите.
   Неопознанные летающие объекты. Слышали?
   - Слыхал. Значит, вы были на этом, как его, летающем блюдце?
   Он утвердительно кивнул головой.
   - Чем же вы там занимались все двадцать лет?
   - Чем занимался?! - Он неожиданно пришел в бешенство. - Идиотский вопрос! Чем занимался?! Всем занимался! Расшифровывал ваши передачи по эфиру, наблюдал, держал связь с Комитетом. Попробовали бы вы, вот так, двадцать лет на орбите! Двадцать лет питаться одной синтетикой! Чем занимался?!! Это вам не за столом сидеть, рассказики пописывать.
   Я взглянул на часы. Пора было полить утку вытопившимся жиром, иначе корочка пересохнет. Однако оставлять такого субъекта одного в кабинете мне очень не хотелось. О, злополучная писательская доля! Чего только не приходится терпеть.
   - Действительно, это должно быть очень тяжело, - примирительно cказал я.
   - Двадцать лет не слезать с блюдца, не каждый выдержит. Видеть под собой землю и не иметь возможности побывать там, с ума сойти можно.
   - Бывал я на земле, - мрачно произнес он. - Бывал, но не надолго. Часа по четыре. Больше в библиотеки ходил, знакомился с книгами. Вот и к вам пришел оттого, что прочитал ваш роман.
   Час от часу не легче! Гибрид сумасшедшего с почитателем.
   - Так вот, - продолжал он, - пришел я к вам, потому что вы пишете о внеземных контактах.
   - Ну и что же?
   - А то, что я заболел. Психика не выдерживает больше на орбите. Понятно?
   Через месяц у меня сеанс связи с Комитетом, я сообщу им свое решение насчет Земли, а пока придется мне пожить у вас, привести себя немного в порядок, накопить жизненной силы для сеанса, а то ничего из этого не получится.
   - Из чего не получится? - Я чувствовал, что еще немного, и я окончательно потеряю терпение. Пусть он сумасшедший, но я тоже имею нервы. - Простите, я не понял, что именно не получится.
   - Сеанс связи не получится. Жизненных сил не хватит, а по радио очень долго. Сами понимаете, две тысячи световых лет.
   - Ну и что?
   - А то, что останетесь без помощи еще на неопределенное время.
   - В чем же вы собираетесь нам помогать? - Я задавал вопросы уже совершенно машинально. В мыслях у меня была только утка, которую нужно было вынуть из духовки. - В какой же помощи мы, по-вашему, нуждаемся?
   Он пренебрежительно ухмыльнулся.
   - Во всех областях. Разве ваши знания можно сравнить с нашими? Вы можете получить все: долголетие, управление силой тяжести, раскрытие тайн биологического синтеза, преодоление времени и пространства. Неужели этого мало за то, что я месяц посплю у вас тут на диване? Нам нужны такие люди, как вы, любознательные, одаренные фантазией. Поверьте, что для вас этот месяц тоже не пропадет даром. На свою ответственность, еще до получения санкции Комитета, я начну вводить вас в курс высших наук, вы станете первым просветителем новой эпохи, ведь наши методы обучения...
   - Хватит! - Я встал и подошел к нему вплотную. - Вы попали не по адресу.
   Для этого есть Академия наук, обратитесь туда, и поймите же наконец, что я больше не могу тратить на вас свое время.
   - Академия наук? - Он тоже встал. - Я ведь не могу туда обратиться без ведома Комитета. Может быть, через месяц, когда...
   - Делайте, что хотите, а я вам ничем помочь не могу.
   - И пожить не дадите?
   - Не дам. Мой дом не гостиница. Хотите отдохнуть - снимите себе номер и отдыхайте, сколько влезет, а меня, прошу покорно, оставьте в покое!
   Он скривил рот и задергал плечом. Похоже было на то, что сейчас меня угостят прелестным зрелищем искусно симулированного припадка.
   Я принципиальный противник всякой благотворительности, превышающей сумму в один рубль, но тут был готов на что угодно, лишь бы отделаться от этого психопата.
   - Вот, - сказал я, достав из стола деньги, - купите себе шапку и пообедайте.
   Он молча сунул в карман десятирублевую бумажку и пошел к выходу, добившись, по-видимому, того, чего хотел.
   Я запер за ним дверь с тем смутным чувством недовольства собой, какое испытывает каждый из нас, когда кто-нибудь его одурачит.
   Впрочем, дурное настроение вмиг развеялось, как только я вошел в кухню.
   Все оказалось в порядке. Покрытая аппетитнейшей розовой корочкой, утка уже красовалась на столе рядом с запотевшим хрустальным графинчиком.
   - Кто это у тебя был? - спросила жена, подавая бруснику.
   - Какой-то сумасшедший, да и аферист к тому же.
   Наполнив рюмку, я взглянул в окно. Снег валил вовсю, крупными хлопьями.
   Мой посетитель все еще болтался во дворе. Он ежился от холода и как-то по-птичьи вертел головой. Потом он поднял руки, медленно взмыл вверх, повисел несколько секунд неподвижно, а затем, стремительно набирая скорость, скрылся в облаках.
   - Удивительное нахальство! - сказала жена. Не дадут человеку творческого труда отдохнуть даже в воскресенье.
   Тупица В зал логического анализа Академии Познания я попал только к вечеру, когда там уже было совсем мало народа.
   По существу, сегодня здесь должна была решаться моя судьба. Я дал себе слово, что если последняя попытка создать теорию распределения антиматерии опять закончится неудачей, я меняю профессию, увы! - уже третью по счету.
   Никто меня к этому не принуждал, но глупо было дальше тратить время на деятельность, не приносящую никакой пользы обществу.
   Мне не хватало новейших данных, полученных за последний месяц, и, раньше чем приступить к анализу, я опустил перфокарту в приемник электронного библиографа.
   Через минуту в моем распоряжении были результаты всех экспериментов, проведенных земными институтами и орбитальными космическими станциями.
   Теперь оставалось проверить, насколько моя гипотеза объяснила все, что получено опытом.
   Я не люблю новейших логических машин, построенных на базе биоэлементов.
   В их сверхбыстродействии и безапелляционности есть что-то неприятное. Мне иногда кажется, что каждая такая машина обладает какими-то чертами индивидуальности, иногда просто отталкивающими. Не так давно одна из них разбила все мои честолюбивые мечты лаконическим и суровым приговором:
   "Чушь".
   Мне гораздо больше по душе неторопливый ход рассуждений стареньких автоматов-анализаторов. С ними легче переживать неудачи. Они только подготовляют материал для выводов, которые делаешь сам. В таких случаях никто не мешает тебе немного подсластить пилюлю.
   К сожалению, моя любимая машина была занята. Какой-то юноша, сидя за перфоратором, яростно стучал по клавишам. Рядом с ним лежала горка карточек с ответами - не меньше сотни штук. Мне впервые приходилось видеть здесь человека, которого интересовала такая уйма проблем.
   - Простите, - обратился я к нему, - у вас еще много вопросов?
   - Один, - ответил он, опуская карточку в машину, - сейчас я отсюда уберусь.
   Он взял с лотка возвращенный машиной листок и безнадежно махнул рукой.
   - Вот полюбуйтесь!
   Я взглянул через его плечо:
   "ВОПРОС: ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК ГЛУП, КАК ПРОБКА, МОЖЕТ ЛИ ОН СДЕЛАТЬ ЧТО-НИБУДЬ УМНОЕ?"
   "ОТВЕТ: МОЖЕТ, НО ТОЛЬКО СЛУЧАЙНО, С НИЧТОЖНО МАЛОЙ СТЕПЕНЬЮ ВЕРОЯТНОСТИ".
   - Н-да, - сказал я, - вряд ли стоило...
   - Занимать машину? - перебил он меня, - А что мне прикажете делать, если я дурак?
   Я рассмеялся.
   - Ну, знаете ли, кто из нас не присваивал себе этого звания после очередной неудачи. Пожалуй, из всех метафор эта имеет наибольшее хождение.
   - Метафор! - желчно сказал он. - В том-то все и дело, что никаких метафор тут нет. Просто я дурак от рождения.
   - Вы сами себе противоречите, - сказал я, - настоящий дурак никогда не считает себя дураком, да и вообще какие в наше время могут быть дураки?
   - Ну, если вам не нравится слово "дурак", так тупица. Дело в том, что я феноменально туп. Мне двадцать пять лет, а кроме обязательного курса машинного обучения, я ничего не прошел, да и тот дался мне с величайшим трудом. Профессии у меня никакой нет, потому что я даже мыслить логически не умею.
   - Чем вы занимаетесь?
   - Да ничем. Живу иждивенцем у общества.
   - Неужели никакая профессия..
   - Никакая. Все, что попроще, делают машины. Сами понимаете, что в двадцать третьем веке никто мне не поручит подметать улицы, а ни на что другое я не способен.
   - Может, вы не пробовали?
   - Пробовал. Все пробовал, ничего не получается. Вот пробую учиться логическому анализу у машин, да что толку?! Я и вопроса умного задать не могу...
   - Да-а, - сказал я, - неприятно. Это что же у вас, наследственное или результат заболевания?
   - Наверное, наследственное. Недаром у меня и фамилия такая - Тупицин.
   Вероятно, еще предки славились.
   - А к врачам вы обращались?
   - Обращался. Никаких органических пороков не находят, а глупость, говорят, - извините, еще лечить не научились. Словом, дурак и все тут! Вот и сейчас: вам работать нужно, а я вас всякой ерундой занимаю.
   - Что вы! - сказал я, опуская карточку в машину. - Все, что вы говорите, так необычайно.
   - Необычайно! В том-то вся беда, что необычайно. Ведь я, по существу говоря, паразит. Люди работают, чтобы меня прокормить и одеть, а я не вношу ни малейшей лепты в общий труд. Больше того: все знают, что я тупица, и всячески стараются скрасить мне жизнь. Я получаю самые последние образцы одежды, приглашения на лучшие концерты, все деликатесы. Даже девушки кокетничают со мной больше, чем с другими, а на черта мне все это нужно, раз делается просто из жалости?
   Он погрозил кому-то кулаком и побежал к выходу. Я хотел пойти за ним, как-то утешить, но тут раздался звонок. Машина кончила анализ. Я схватил карточку. Опять неудача! Моя гипотеза никуда не годилась.
   * * * Больше года я провел в высокогорной экспедиции, в надежде, что эта работа излечит меня от желания стать теоретиком. Однако ни трудности альпийских походов, ни подъемы в верхние слои атмосферы, ни совершенно новая для меня сложная техника физических экспериментов не были в состоянии отвлечь от постоянных дум об одном и том же. Новые гипотезы, одна другой смелее, рождались в моем мозгу.
   Получив отпуск, я сейчас же помчался в Академию Познания.
   За это время в зале логического анализа произошло много перемен. Моих любимцев - электронных анализаторов - уже не было. Их место заняли крохотные машинки неизвестной мне конструкции, способные производить до трех миллиардов логических операций в секунду. В конце зала я увидел массивную дверь, обитую звукоизоляционным материалом. На двери была табличка с надписью "КОНСУЛЬТАНТ".
   Возле двери, в кресле, сидел старичок в академической ермолке. Он просматривал рукопись, лежавшую у него на коленях, время от времени нетерпеливо поглядывая на часы.
   Дверь отворилась, и старичок с неожиданной резвостью вскочил, рассыпав листы по полу.
   - Федор Михайлович! - сказал он заискивающим тоном. - Может быть, вы мне уделите сегодня хоть пять минут?
   Я перевел взгляд и обомлел. В дверях стоял тот самый юноша, который прошлый раз жаловался мне на свою судьбу.
   Но это был уже совсем другой Тупицин.
   - Не могу, дорогой, - снисходительно сказал он, - у меня сейчас свидание с академиком Леонтьевым. Он записался ко мне на прием неделю назад.
   - Но моя работа гораздо важнее той, что ведет Леонтьев, - настаивал старичок. - Я думаю, он, как честный ученый, сам это признает!
   - Не могу, я обещал. А вас я попрошу зайти,- Тупицин вынул записную книжку,-на той неделе, ну, скажем, в пятницу в двенадцать часов. Устраивает?
   - Что ж, - вздохнул старичок, - если раньше нельзя...
   - Никак нельзя, - отрезал Тупицин и важной походкой направился к выходу.
   Несколько минут я стоял, пораженный этой метаморфозой, затем бросился за ним вдогонку.
   - Здравствуйте! - сказал я.- Вы меня не узнаете?
   Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, и вдруг рассмеялся.
   - Как же, помню! В этом зале, не правда ли?
   - Конечно!
   - Вы знаете, - сказал он, беря меня под руку, - в тот день я был близок к самоубийству.
   - Очевидно, вы себя просто недооценивали. Болезненный самоанализ, ну, какие-нибудь неудачи, а отсюда и все остальное. Скажите, что же помогло вам найти место в жизни?
   - Видите ли, - замялся он, - это не так легко объяснить. Я ведь вам говорил, что я тупица.
   - Ну вот, - сказал я, - опять за старое! Лучше расскажите, чем вы тут занимаетесь.
   - Я консультант по немыслимым предложениям.
   - Что?! Никогда не слышал о такой должности. Разве логического анализа недостаточно, чтобы отсеивать подобные предложения?
   - Достаточно. Но я как раз их придумываю.
   - Для чего?
   - Чтобы дать возможность ученым построить новую теорию. Вы ведь все находитесь в плену логики. Всегда во всем ищете преемственность, логическую связь с тем, что уже давно известно, а новые теории часто требуют именно отказа от старых представлений. Вот Леонтьев и посоветовал мне...
   - Но как же вы это можете делать, будучи, простите за откровенность, профаном?
   - Как раз поэтому мне часто удается натолкнуть ученого на новую гипотезу.
   - Чепуха! - сказал я. - Форменная чепуха! Так можно гадать до скончания века. Я, правда, ученый-любитель, но проблема, которая меня интересует...
   - А что это за проблема?
   - Ну, как вам попроще рассказать? Мне хочется найти объяснение, почему антиматерия в доступном нам пространстве распределена не так, как обычная материя.
   - А почему она должна быть так же распределена?
   - Потому что признаки, которые ее отличают, ну, скажем, направление спина, знак заряда и другие, при образовании частиц могут появиться с такой же степенью вероятности, как и в привычном нам мире.
   Он закрыл глаза, стараясь меня понять.
   - Значит, вас интересует, почему антиматерия распределена не так, как обычная материя?
   - Да.
   - А почему так, вы знаете?
   - Что так?
   - Почему именно так распределена обычная материя?
   Вопрос меня озадачил.
   - Насколько мне известно, - ответил я, - еще никто...
   - Не можете же вы знать, почему не так, когда не знаете, почему так. Кажется, он безнадежно запутался в своем софизме.
   - Нет, - ответил я, улыбаясь, - все это, может быть, и забавно, но вовсе... - на мгновение я запнулся, - вовсе не так уж глупо! Пожалуй, лучше всего мне работать в экспедиции!
   Экзамен Нужно было сдавать экзамен по английскому языку, и это приводило меня в смятение.
   Я совершенно лишен способности к языкам. Особенно трудно дается мне заучивание слов. Впрочем, с правилами грамматики дело обстоит не лучше, особенно когда речь идет об исключениях, а их, как известно, в английском языке более чем достаточно.
   День экзамена неуклонно приближался, и чем больше я зубрил, тем меньше оставалось в памяти.
   Трудно перечислить все ухищрения, к которым я прибегал: то повторял задания непосредственно перед сном, то твердил их утром в постели. В конце концов я начал рифмовать английские слова с русскими, и дело немного продвинулось.
   - Мы пойдем сегодня в лес?
   - Иес.
   - Или может все равно?
   - Но.
   - Так вставай же поскорей!
   - Тудей.
   К сожалению, дальнейшее развитие этого многообещающего метода ограничивалось моими поэтическими способностями.
   Я уже потерял всякую надежду, когда случай свел меня с молодым аспирантом, занимающимся вопросами психологии обучения.
   Достаточно было краткого разговора с ним, чтобы понять, как безрассудно я тратил драгоценное время перед экзаменом.
   - Проблема, перед которой вы стали в тупик, - сказал он, глядя на меня сквозь очки с толстыми стеклами, - не нова. Человеческая память не может считаться неограниченной. Это усугубляется еще тем, что мы чрезмерно перегружаем участки мозга, в которых концентрируются сознательно приобретенные понятия. Чем больше усложняются окружающие нас условия, чем обширнее становится объем необходимых нам знаний, тем труднее заучивается то, что не может быть вызвано из недр памяти при помощи ассоциаций. Я думаю, что чем дальше пойдут в своем развитии люди, тем труднее они будут усваивать понятия, требующие механического запоминания и не связанные с уже приобретенными понятиями.
   Теперь моя неспособность к языкам получила теоретическое обоснование.
   Может быть, это меня и утешило бы, если бы не приближающийся экзамен.
   - Что же все-таки делать, если необходимо заучивать слова?
   - О! Для этого существуют неограниченные возможности! Я уже говорил вам, что мы недостаточно рационально используем наш мозг. Человек совершенно не пользуется при обучении подсознательными разделами своей памяти. Знаете ли вы, что за несколько минут внушения в состоянии гипноза можно усвоить на всю жизнь в десятки раз больше знаний, чем за многие часы самой яростной зубрежки?
   - Я об этом слышал, но, насколько мне известно, еще нигде не функционируют гипнотические курсы иностранных языков. Я не могу ждать, пока они появятся у нас в городе. У меня через две недели экзамен!
   - Этого и не требуется. Такие курсы вы можете организовать у себя на дому. Больше того: вам не придется тратить время на заучивание слов и грамматических правил. Все это будет происходить помимо вашей воли во сне.
   - Как во сне?
   - Очень просто. Состояние сна и гипноза сходны. В обоих случаях мы имеем дело с разлитым торможением в коре головного мозга. Запишите то, что вам нужно запомнить, на ленту магнитофона. При помощи нехитрого устройства, подключаемого к будильнику, пусть ночью магнитофон включается на десять, пятнадцать минут. Этого достаточно, чтобы выучить все, что угодно. Наилучшее время для запоминания - от трех до четырех часов утра, когда мозг достаточно отдохнул.
   Признаться, я был поражен. Просто удивительно, как такая простая идея не пришла мне раньше в голову.
   - Ладно, ладно, - прервал он мои излияния, - благодарить будете потом.
   Кстати, лучше всего, если то, что вам нужно запомнить, будет записано на магнитофоне с вашего голоса.
   Самовнушение, как выяснилось, наиболее эффективно при использовании этого метода.
   Покупка магнитофона не была предусмотрена нашим бюджетом, но нужно отдать справедливость жене, она проявила полное понимание срочной необходимости этого приобретения.
   На изготовление контактного устройства к будильнику ушло два дня.
   Наконец настал долгожданный вечер, когда я лег в постель, поставив магнитофон на стул, придвинутый к изголовью.
   Полный надежд, я долго не мог уснуть.
   Проснулся я от ощущения, похожего на удар по затылку. Сначала мне показалось, что в комнату ворвалось стадо быков. Пытаясь понять, откуда идет этот дикий рев, я повернул выключатель и увидел бледное лицо жены, сидевшей в кровати.
   "Кровать-э бед, стол - э тэбл, карандаш - э пэнсл" - надрывался чей-то противный голос в магнитофоне.
   Я рассмеялся, вспомнив, что забыл вечером отрегулировать громкость.
   Первый опыт прошел неудачно, и до самого утра я не мог заснуть.
   На следующий день мы с женой подобрали тембр и силу звука и опытным путем определили расстояние от кровати до магнитофона, необходимые для внушения без перерыва сна.
   Было немногим больше двух часов ночи, когда я почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо.
   - Я не могу спать, - сказала плачущим голосом жена, - все время жду, что он заговорит!
   Кое-как я ее успокоил, но оба мы лежали без сна, прислушиваясь к тиканью будильника. Опыт снова не удался.
   Я не хочу перечислять все события последующих ночей. На четвертый день жена переехала жить к матери. Я утешал себя мыслью, что все это временно и моя семейная жизнь снова наладится после экзамена.
   Однако самое неприятное было впереди.
   Не проходило ни одной ночи без того, чтобы я не проснулся за пять минут до включения магнитофона. Я хитрил сам с собой, меняя время срабатывания контактов, но ничего не помогало.
   Тогда я прибег к люминалу. Приемы снотворного на ночь помогли, но не очень. Теперь я просыпался при первых звуках своего голоса.
   Нужно было что-то предпринимать, и я отправился к очкастому аспиранту.
   Оказалось, что я зря не пришел к нему сразу. Волновавшие меня проблемы давным-давно решены наукой.
   - Привычка спать в любых условиях, - сказал, посмеиваясь, аспирант, может быть выработана искусственно, как и любой другой условный рефлекс. Вы не спите, потому что ваш мозг возбужден ожиданием включения магнитофона.
   Попробуйте выработать на него положительный рефлекс. Не засыпайте до тех пор, пока почувствуете непреодолимую тягу ко сну. После этого ложитесь, включив магнитофон. Через несколько дней у вас образуется прочная временная связь, и после этого можете спокойно приступать к обучению.
   Он был совершенно прав. Уже через три дня я преспокойно спал при включенном магнитофоне.