Получив от вице-короля ранг паши, он потребовал титула наместника, считая, что имеет право на это как завоеватель области. Но хедив, не доверяя честолюбивому «королю зериб», отказал. Для ускорения переговоров по этому делу Зибер согласился приехать в Каир. Однако он прибыл туда в недобрый час. Ему запретили обратный выезд в Судан, он был интернирован в Каире. Тогда его двадцатилетний сын Солиман принял управление в Бахр-эль-Газале. Понятно, что он был во вражде с египетскими властями и грозил им открытым восстанием.
В июле 1877 года Солиман, во главе 4000 воинов, стоял в Шакка, готовый к восстанию. Ибрагим-эфенди Фауци, посланный Гордон-пашой в Бахр-эль-Газаль для доставки слоновой кости (около 3000 квантар), задерживаемой на месте более трех лет, а также для урегулирования положения в области, испугался возможного нападения Солимана и спешно поднял к защите все свободные войска в подчиненных ему провинциях. Это и послужило причиной нашего непредвиденного похода в Роль и Бахр-эль-Газаль.
16 июля 1877 года мобилизованные макарака двинулись в поход. Я присоединился к ним со своими десятью носильщиками и слугами. В первые дни мы шли уже знакомыми мне дорогами. Мы остановились у вождя макарака Амузеи. Багит и Атруш-ага с офицерами и солдатами прибыли туда раньше меня и заняли все немногочисленные тукули в деревне. Для меня пришлось строить новую рекубу, но ленивые донколанцы, на обязанности которых лежала забота обо мне в дороге, затянули постройку на несколько часов. Лишь вечером я, наконец, попал под свою крышу. Как и во время моего похода из Ладо в Макарака, я опять видел многочисленные костры лагеря, вокруг которых группировались носильщики. Опять слышны были их веселый, добродушный смех и громкая, оживленная беседа. Они считали, что живут в изобилии, так как каждый из них получил к вечеру порцию мяса из заколотых шестнадцати коров, что, вместе с достаточным запасом дурры, составляло хороший ужин. Негры уже давно знали, что труд носильщика в этой стране не дает ничего, кроме усталости до полного истощения из-за недостаточного питания. Поэтому неудивительно, что они всячески стараются избавиться от обязанностей носильщика и при первой возможности убегают. Во избежание этого их часто привязывают веревками за шею одного к другому. Несмотря на это, уже в первую ночь некоторые из носильщиков убежали. Пришлось искать замену им, и это задержало утром наш подъем.
Мы шли в направлении на северо-запад холмистой местностью, поднимаясь в гору, перевалили через вышележащие скалистые площадки, прошли несколько папирусных болот (причем сотни ног превратили болотный ил в пепельно-коричневую, густую жидкость) и, спустившись вниз, вошли в деревни вождя племени мунду Кудурмы. Вид деревень, обещающих утомленному путешественнику гостеприимную кровлю, всегда приятен, особенно, когда деревни находятся в таком живописном месте, как в данном случае. Пышная растительность широкой змеевидной лентой тянется по берегу ручья Асса, впадающего в Аире. В долине, образуемой двумя рукавами реки, близ воды расположились деревни Кудурмы. С севера горные хребты закрывают долину, переходящую на юге в холмистую местность. О прибытии нашей большой экспедиции было заранее послано предупреждение. Так как здесь было заказано большое количество очищенной дурры и соответствующее количество носильщиков, то наша экспедиция стала еще многочисленней. В дальнейшем походе мы перешли реку Аире, через которую я уже однажды, во время моего первого объезда, переходил (в полутора часах хода отсюда к югу). Эта река и здесь также течет по ущелью, но растительность по ее берегам – высокие деревья, камыш и травы – не так пышна и разнообразна, как та тропическая растительность, которой я удивлялся при первом переходе болотистых берегов этой реки. В дальнейшем мы встретили болота довольно неприятные.
В таких местах мне пришлось поддерживать порядок, что требовало значительных усилий. Трудности, с которыми сопряжены переходы через болота, конечно, задерживают поход. Задние колонны нетерпеливо стремятся вперед, так что на узких дорогах и в болоте возникает беспорядок. Особенно бесцеремонно лезут вперед женщины и попадают в самые глубокие лужи. Часто застревая по пояс в грязи, они с громким криком выкарабкиваются из луж под смех остальных. При подобных задержках я шел впереди колонны и отгонял нетерпеливых и выскакивающих вперед. Когда подходили мои носильщики, я переходил с ними болото, а мой слуга Ахмет в это время задерживал идущих сзади. Выйдя на сухое место, я опять садился на своего выкупавшегося по грудь в грязи осла и следовал за своими носильщиками, предоставляя задним колоннам переходить болото как им вздумается. Такие переходы через болота повторялись несколько раз до прихода в деревню Конфо.
Для приветствия мудира перед деревнями выстроились празднично одетые управляющий, вождь негров абукайя Бабира и отряд донколанцев.
Я занял в зерибе Бабиры два тукуля. Жилища Конфо расположены севернее, в нескольких минутах пути. Не успел я закончить установку своих вещей в тукле (между прочим, эту работу я повторял каждый день), как услышал выстрелы, приветствующие прибытие Багит-аги; это меня удивило, так как я полагал, что он со своими друзьями – долговязым писцом Ибрагимом, оружейным мастером Белила и др. – прибыл сюда еще до меня. Закончив уборку хижины, я раздвинул траву в крыше, устроив подобие окна, и принялся за крайне прозаическую работу: рука, только что державшая часы и компас, взяла иголку с ниткой, чтобы заштопать носки, починить ремешки седла и выполнить другие столь же малоинтересные работы. Лишь закончив их, я принялся за нанесение на карту моего пути и за дневник.
Следующий день был днем отдыха. Поскольку Конфо на нашем пути – последняя станция провинции Макарака, скопившиеся здесь большие запасы дурры были упакованы в тюки, и для переноски их взято еще пятьдесят носильщиков. День отдыха был испорчен многочасовым дождем, так что можно было уже предвидеть, что дорога на следующий день будет тяжелая.
Вместо построенных на легкую руку светлых рекуб я вынужден был в последнее время пользоваться более прочными хижинами туземцев, в которых меня порой мучили почти уже забытые мной блохи, стоившие мне два года назад двух бессонных ночей в грязном жилище в Файюме.
Двадцатого июля мы вышли из Бабира. Сперва прошли ручей Мекке, протекавший в непосредственной близости к Конфо, и затем все время шли на север, в большинстве случаев среди кустарника, лишь иногда встречая великолепные деревья. Скоро, однако, встреченные носильщики сообщили нам, что лежащая на нашем пути река, после вчерашнего дождя, сильно разлилась и стала непроходима. Пришлось сделать остановку.
Лагерь был разбит на полуострове, образуемом излучиной реки Аире, в широкой и сухой низине.
Ноши были сложены в удобном месте, и мои носильщики начали строить хижины. Обычно в сухое, недождливое время высохшая трава служит покрытием остова хижины. Теперь же пришлось брать для этого свежую, зеленую и совсем мокрую траву. Такие временные хижины безопасны в пожарном отношении, но из-за сырости очень вредны для здоровья. Во время дождливого сезона – харифа – носильщики и все туземцы ищут защиту от дождя и прячутся под сорванными ветвями и даже целыми кустами, и сегодня, помимо выстроенных хижин, наш лагерь покрылся еще сотнями «беседок».
Ограниченная площадь полуостровка не позволила лагерю расположиться свободно; скученные хижины почти соприкасались, и к вечеру между ними вырастали все новые. Рингио, Атруш-ага и Ибрагим Гур-гуру были моими ближайшими соседями. Река Аире протекала в десяти шагах от моей хижины по долине к северо-западу, но мне была видна только небольшая ее часть. Макарака называют ее Гире или Ире. Вода на несколько футов ниже края берега, а ширина ее была около 16 м. Когда я подошел к реке через несколько часов, уровень ее поднялся, и было сомнительно, сможем ли мы перейти ее завтра. В случае невозможности перехода решено было сделать мост: Ибрагим-эфенди Фауци своим письмом предложил нам поторопиться.
Ночью вода в Аире спала, и утром мы перешли ее. Мы направились к зерибе Гоза и пошли на север по правому берегу реки. Изгибающейся лентой она плавно протекает по долине, местами достигая 40 м в ширину. Лес и высокая трава закрывали горизонт, так что мы не могли видеть даже ближайшей местности. Между низкими деревьями и кустарником высились акации с длинными цветущими ветками и тонкими листьями.
Около полудня мы подошли к полям и хижинам негров племен мору и абукайя марих; последние очень малочисленны, вождь их – Нгуди. Дальнейшая дорога к зерибе проходила вдоль обработанных полей. Негры живут вокруг зерибы в расположенных группами тукулях. По отсутствию вокруг станции каких-либо оборонительных заграждений можно было думать, что окружавшие ее негры были в дружественных отношениях с жителями зерибы.
Мы оставались в зерибе Гоза лишь полдня и ночь и уже утром 22 июля двинулись дальше – все время по течению Аире, которая здесь носит название Бахр-Гоза, на северо-восток, среди высокой травы и кустарника. Через три с половиной часа мы подошли к месту, где река преграждала нам путь. Здесь она была шагов пятьдесят в ширину и текла спокойно, но непрерывный гул с запада давал понять, что там река прокладывает себе путь через пороги. Для нагих туземцев переход через реку был освежающим завидным купанием, но я не мог искупаться за недостатком времени; меня перенесли через глубокую воду, доходившую по грудь. Перейдя еще через две небольшие речки, мы после пятичасового марша остановились на отдых.
Постепенно мы отходили от реки. С возвышенных мест за низменностью на востоке видна была длинная горная цепь, которая далее к северу у станции Сайядин приближалась на расстояние до четырех километров и тянулась дальше без видимого перерыва на север. Цепь куполообразных холмов, высотой около 250 м, на западной стороне круто снижалась.
С изменением профиля левого берега Роля меняется также и прибрежная растительность.
Вместо высокой травы (Panicum), остающейся лишь местами в низинах, появляется светло-зеленая, высотой до одного фута трава, указывающая на каменистую почву. Она покрывает землю в северной части области Джур и многих других высоколежащих районов. Несмотря на заманчиво сочный вид, верховые животные не дотрагиваются до этой травы. По-видимому, недостаточный слой плодородной почвы не способствует развитию более богатой растительности.
В скором времени мы увидели выход на поверхность красноватой (содержащей железо) пористой породы, характерной для областей Джур и Бонго, так называемого латерита – продукта распада земной коры, гранита и глины. Тростники, на далекое расстояние покрытые красным гравием и окаймленные часто растущими деревьями, очень привлекательны. У маленькой станции Сайядин живут негры мору-мади, но на протяжении всего пути жилища встречаются редко. Поселения мору тянутся от Роля далеко на север.
В маленькой зерибе Сайядин («зериба охотников») мы оставались всего полчаса. Негров этой местности я не успел увидеть. Освежившись медовой водой и напитком абре, мы пошли дальше на север. Аире, здесь именуемая Джало, протекает по долине на север, вблизи зерибы; скоро мы потеряли ее из вида. С рекой удаляется и вышеупомянутая горная цепь, отдельные части которой называются по именам вождей; например: южная гряда– Локо, северная– Джяна и Даколь. Никаких значительных изменений характера местности в дальнейшем пути мы не обнаружили. Низменности, простирающиеся на восток к Джало-Ролю, сменялись расположенными более высоко гнейсовыми и гранитными блоками. В общем ландшафт плоскохолмистый. Перед зерибой Лори со скалы Даматоббо открывается большая панорама на запад, и в области Митту видна горная цепь, впереди которой – обширные леса; отдельных отрогов и гор не видно. После двухдневного похода среди лесов и травы, без признаков человеческого жилья, зериба Лори, с ее тукулями, окруженными изгородями из вьющихся растений, многочисленными тыквенными плантациями, тенистыми рекубами и хорошо построенными хижинами, произвела на нас отрадное впечатление.
Однако наше пребывание в этом мирном уголке, в необозримой дикой местности было очень кратковременно. В этом месте, где лишь очень немногие могли найти скромное убежище, 2000 человек, конечно, не могли устроиться, не хватало даже воды. Поэтому экспедиция без задержки прошла дальше к ручью Богу, где и разбила на ночь лагерь.
После обхода далеко растянувшегося лагеря я посетил Багит-агу который сообщил мне, что многие из наших людей заболели; позднее я видел, как отставшие больные и слабые группами тащились в лагерь. Многим носильщикам удалось бежать. Привязанные друг к другу веревками, обвитыми кожей, они ночью над костром пережгли эти путы и освободились. Убегают главным образом мору и феджилу, макарака же выдерживают. Последних не связывают друг с другом, и они очень редко обманывают оказываемое им доверие. Я часто видел в нашей экспедиции арестантов в железных кандалах, принуждаемых быть носильщиками; так, например, двое из них были прикованы за руки друг к другу короткими цепями. Как тяжело было им следовать один за другим на узких тропинках! Ведь цепь охватывала левую руку одного и правую – другого, так что несчастные могли идти только рядом. На некоторых женщин надевали колодки – толстые дубинки, свисающие с шеи. Во время моего визита к Багит-аге к нему явился вождь племени мору-лори со свитой, чтоб приветствовать мудира музыкой. Горнисты и несколько мальчиков с барабанами составляли весь оркестр. Некоторые из этих негров носили головной убор, похожий на маленькую опрокинутую корзину.
Вчера, когда мы остановились на ночлег, нас промочил проливной дождь до того, как были приготовлены хижины. В последующие дни дождя не было, но роса или что-то, подобное ей, была так обильна, что платье по утрам было совсем мокро, а спички отсыревали.
Немногочисленные злаки, выращиваемые мору-лори в количествах, едва достаточных для удовлетворения их скромных потребностей, также и по качеству уступают зерну, культивируемому макарака. Это – красная дурра.
Почти ежедневно в лагере происходили очень шумные сцены, когда в вырванной для покрытия хижин траве или в принесенных дровах обнаруживалось какое-нибудь животное, за которым с диким криком, под громкий хохот окружающих, начиналась бешеная охота. Вчера это были змея в два метра длиной и маленькая антилопа, которую поймали и принесли ко мне, чтоб я разрешил спор, как ее поделить; сегодня я увидел лишь половину большой ящерицы-варана; далее пойманная полевая крыса служила предметом шумной радости – ведь негры едят всякую ползучую и летающую тварь.
Севернее зерибы Лори открывается широкий вид на восток, взгляд скользит над высокими деревьями, не встречая на горизонте преград в виде горных цепей. К Джало-Ролю мы подошли, лишь достигнув зерибы Моффо, находящейся в 50 км к северу. С приближением к этой зерибе дорога стала гораздо живописнее. По лесу разбросаны были причудливые нагромождения скал с пышной растительностью у подножий; так, мы прошли мимо западного склона конуса виденной нами гнейсовой горы Тоик, на склонах которой цвели прекрасные вьющиеся растения с корнями в щелях скалы, густым ковром покрывающие склон.
На влажной почве у подножия горы растут самые разнообразные растения. Над ними высится пальма-борассус (Borassus flabelliformis) и пышно цветет под защитой скалы дикий банан (Musa ensete), краса тропической флоры. В другом месте лес своим ровным травяным покровом напоминает английский парк, созданный искусством садовника. Я особенно ясно припомнил парк в Петергофе. Так неожиданно нашел я здесь мысленно мостик, перебросивший меня в далекое Отечество.
У зерибы Моффо, названной по имени вождя обитавших здесь негров лесси, мой путь скрестился с путем Швейнфурта, 18 декабря 1869 года посетившего ныне уже не существующее селение Мфоло; место это указал мне знающий окрестности негр, служивший мне черным Бедекером.[40] Я нашел здесь также связь и с путешествием Петерика: посещенная им 19 ноября 1862 года Дугвара находилась в нескольких часах ходьбы на правом берегу Роля.
Наша экспедиция никак не могла разместиться в зерибе, и лагерь был разбит в десяти минутах ходьбы от нее на восток у Аире-Роль. Место было не совсем удачное, так как земля в низине была совершенно мокрая, но здесь было самое необходимое для нас – вода и достаточно дерева для постройки лагерных хижин. Река в этом месте доходила до 80 м в ширину, и берег ее возвышался над водой на 2–3 м. Желтая речная вода в стакане делалась прозрачной и светлой. Река текла спокойно, ничто не указывало на то, что она где-нибудь образует пороги или водовороты, находящиеся вниз по реке к северо-востоку и описанные моим предшественником Швейнфуртом. Как и он, я убедился в необыкновенном рыбном богатстве Роля. Уже короткий опыт с удочкой принес богатую добычу.
Итак, я стоял на берегах Роля, верховье которого в области Макарака называется Аире. К своему удовольствию, я видел, что мои предположения при переходе Аире подтвердились. Пребывание у вождя абака Томайя и особенно обзор с гнейсового холма, на котором расположена маленькая зериба Гассан, были мне очень полезны для определения истоков Роля. Из ущелий гнейсовых холмов и скалистых гор многочисленные ручьи текут к низменности и долинам в реку Аире, называемую неграми бомбе Гире.
Эта река начинается южнее округа Томайя, быстрым потоком течет на запад и затем поворачивает к северу. Ее берега покрыты великолепными рощами. Бесчисленные ручьи вливаются в нее с восточной стороны. Один из них– Гуру негров бомбе, начинающийся вблизи зерибы Гассан, пополнившись водой из многих маленьких ручьев в северной части области, течет далее на север и, сливаясь с Аире между зерибами Гоза и Сайядин, вместе с последней образует реку Роль. У Гоза эта же река неграми мору называется Джало; кроме того, ее именуют Бахр Гоза Мене и др.
Понятно, что со времени первых путешествий в область Верхнего Нила в отношении гидрографии царил хаос; ни один путешественник не мог исследовать притоки Нила южнее девятого градуса северной широты и в то же время в разных местах слышал различные наименования одной и той же реки. Вследствие этого, прежние карты Африки были искажены мнимыми открытиями нескольких несуществующих рек, и даже теперь может случиться, что какая-нибудь фантастическая несуществующая водная линия может быть нанесена на карту.
Верховья и частично среднее течение Роля проходят через гористую местность, в глубоком, узком русле. С переходом в плоскую низменность картина меняется, все притоки Бахр-эль-Газаля, включая Роль и Джур, в своем среднем и нижнем течении образуют характерные поймы. Это плоские, шириной от 1 до 5 км, террасы, резко ограниченные с востока и запада; отлогий спуск в них ведет на глубину 4–8 м. Здесь извиваются речки, местами приближаясь то к восточному, то к западному краю низменности. Деревья растут по одному на маленьких островках, вся остальная площадь покрыта камышом. Большую часть года эти низменности сухи, но в период дождей длительные ливни наполняют их водой до самых краев. В это время перейти такую реку невозможно; путешественник вынужден терпеливо ждать, пока река войдет в свое русло, что, между прочим, наступает уже через несколько дней. Уровень воды в реках, достигающих даже до 8 м глубины, очень быстро спадает, если ливни не повторяются ежедневно, так что даже во время дождливого сезона – харифа – в отдельных местах можно перейти эти реки вброд.
От зерибы Моффо, или, как ее чаще называют, Мфоло, мы шли 6 ½ часов до ночного привала на реке Роль, вблизи селений вождя лесси Йеи, преемника вождя А-Ури, которого в свое время посетил Швейнфурт.
После полей и хижин негров, живущих вокруг зерибы Моффо, мы пошли по высокой траве, между прекрасными густыми лесами с высокими деревьями и кустарниковыми зарослями. По сравнению с южными областями Макарака здесь растительность гораздо богаче. Характерные для южной флоры большие, с толстыми листьями, деревья юга постепенно исчезают; все чаще появляются колючие растения, кустарники и деревья с колючками длиной в палец, твердыми, как железо, которые безжалостно прибавляли новые дыры на моей одежде.
Мы пришли к реке Омбол’окко шириной примерно в 20 шагов, через которую был переброшен высокий, из длинных кривых стволов деревьев, мост, если его можно так назвать. Мы остановились у полей туземцев, в пяти минутах от Роля, близость которого давала себя чувствовать неприятной сыростью в наших хижинах. Злаки, красная дурра, были уже высотой в человеческий рост и усиленно истреблялись голодными носильщиками, несмотря на выставленную Багит-агой охрану, вооруженную кнутами из кожи гиппопотама. Поздно вечером слышны были жалобные крики пойманных на месте преступления и наказываемых носильщиков. Дурру воровали не столько из-за еще неспелого зерна, сколько из-за сладкого стебля, с которого снимают верхнюю зеленую оболочку и жуют его, как сахарный тростник.
Два дня дальнейшего пути на север, все время вблизи Роля, несколько раз виденного мной, привели нас к зерибе Дефа’Аллы, называемой также зериба Агар и Аяк.
Мы прошли мимо группы хижин вождей лесси Мбити и Мена. Однообразная местность тянется по западному берегу реки до зерибы; перспектива закрыта лесами. Восточный берег Роля постепенно подымается и образует цепь невысоких гор, из которых самая высокая – Джебель Хартум, или по-туземному – Джебель Нджеди. Там находятся селения сохфи, лама, доманджо и брунио, ответвления племен митту и агар, в свою очередь относящихся к крупным племенам дичка или джанге.
С пересечением долины Роля, совершенно лишенной деревьев и покрытой лишь травами в рост человека и камышом, мы пришли к западному берегу Роля. На восточном берегу ранее упомянутые цепи гор перешли в плавно повышающееся побережье. Край берега у зерибы заканчивается крутым склоном высотой до 4 м. Уровень воды в Роле был теперь, в конце июля и начале харифа, относительно низкий– 2–2,5 м. По моему расчету, ширина русла доходила до двухсот шагов (160 м); вода, несколько молочного цвета, с берега казалась желтой.
Так как река, даже в месте перехода, доходила до полутора метров глубины, решено было отложить переход и остановиться лагерем против зерибы. Долговязые агар, которые, в противоположность нашим маленьким, коренастым макарака, хорошо плавали и знали реку, часто переплывали ее и вошли в тесные сношения с экспедицией. Они притащили много соломенных крыш для сооружаемых в лагере хижин. Самых высоких из своих макарака я послал за дровами в зерибу, но они по-детски боялись воды, при переходе доходившей им по грудь, чем вызывали смех и насмешки других негров, всегда готовых поострить. Хорошо, что макарака не очень обидчивы, иначе не избежать бы драки. В общем переход был нелегкий; хотя взрослый человек и мог достать ногами дно, но довольно сильное течение увлекало переходящего с мелкого места в глубокое, как я сам позднее испытал это на себе; в этот день было много случаев, когда люди тонули и спасены были благодаря искусным пловцам агар.
Тридцать первого июля, в пасмурную погоду, экспедиция в составе 1700 человек начала переправу через Роль. Уровень воды несколько спал. Несмотря на большое количество людей и очень большую поклажу, переправа прошла довольно гладко, и через несколько часов все были на восточном берегу реки.
Этот день мы оставались в зерибе. Я поселился в хижине на сваях и столбах, на высоте 2–3 м над землей. Эти хижины характерны для области Агар, и для зериб Аяк и Румбек являются особенностью, отличающей их от всех прочих поселений египтян, расположенных в негритянских областях. Швейнфурт упоминает о таких хижинах и у племен лесси, описывая их довольно ярко: «Косые и искривленные сваи поддерживают на высоте 7 футов покрытые глиной помосты, на которых стоят конусообразные хижины, напоминающие бумажные кули на гладком столе». Эти постройки образуют как бы улицы, причем почти каждая группа хижин, составляющая поселок, окружена бамбуковой оградой с дверью, так что даже лестница, ведущая к террасе и сделанная из необтесанных стволов деревьев, находится внутри ограды. На площадке, утрамбованной и выравненной глиной, находится несколько круглых тукулей с глиняными стенами и соломенными крышами, лежащими на конусообразных остовах, и открытая рекуба с наклонной крышей. Лишь немногие хижины и рекубы в зерибе Аяк стояли не на сваях, а на земле. Эти строения возникли потому, что, не давая непосредственного подхода к жилью, они лучше защищены; кроме того, жилища агар расположены не деревнями, а разбросаны среди их полей, и большая высота свайной постройки позволяет лучше наблюдать и охранять поля. Поселившиеся среди агар хартумские торговцы переняли свайные постройки для своих зериб.