- Кукла тоже нужная вещь, - сказала я и начала перетряхивать ящик с вещами.
   Игрушки и кукла, как назло, оказались на самом дне. У куклы был не особенно нарядный вид. Я кое-как пригладила ей волосы, поправила измятое платье. Спустя несколько минут на крыльце уже была настоящая квартира из нескольких комнат, отгороженных кубиками.
   В спальне сидела моя кукла с ярким бантом в растрепанной косе.
   Я сразу заметила, что она произвела сильное впечатление на Павлика. Он стоял возле крыльца и во все глаза глядел на куклу.
   - Что, красивая? - спросила я.
   Павлик молча кивнул.
   "Конечно, - подумала я, - он и в глаза такой не видал. Зинка тоже ахнет. Не будет тогда нос задирать..."
   Но Зинка не появлялась, и мне стало скучно.
   - Павлик, хочешь со мной играть? - предложила я.
   Он растерянно взглянул на Леньку.
   - Ленька тоже будет, - заверила я. - Вы будете дети, а я - мама.
   - Ладно, - сказал Ленька. - Он будет послушный сын, а я - балованный.
   - Дети, идите обедать! - сказала я строго.
   Но ни один из "сыновей" - ни послушный, ни балованный - не поспешил на мой зов.
   Ленька, забравшись на перила крыльца, свесился вниз головой и начал кривляться, а Павлик стоял, как столб, не зная, что делать.
   - Ну, что же ты? Иди домой, говорю! - набросилась я на него.
   - А чего ты кричишь? - заступился за приятеля Ленька. - Он же послушный. Ты на меня кричи, видишь, я балуюсь?
   Я разозлилась:
   - Уходи отсюда! Никто с тобой играть не будет, с таким...
   - Тогда и Павлик уйдет!
   - Нет, не уйдет!
   - Нет, уйдет.
   - А я говорю, не уйдет!
   Павлик стоял растерянный, не зная, кого слушать, а мы с Ленькой тормошили его с обеих сторон и шумели на всю улицу. Вдруг откуда-то как вихрь вылетела Зинка.
   - Вы чего тут деретесь? - закричала она.
   - Мы не деремся, мы играем, - сказал, улыбаясь, Павлик.
   - Давай и ты с нами играть, - обрадовалась я.
   - Вот еще, - сказала Зинка, - что я, маленькая? Некогда мне...
   Она шмыгнула веснушчатым носом и убежала, даже не взглянув на мои игрушки.
   Я хотела было крикнуть ей вслед что-нибудь обидное, но, как назло, ничего не могла придумать. Третий раз за сегодняшний день эта девчонка доводила меня до слез. Я стояла отвернувшись, чтобы Ленька с Павликом не видели, как ползут у меня по щекам две слезины. И вдруг позади я услышала чей-то шамкающий голос, как будто у говорившего был завязан рот.
   - Не обраш-шай на нее внимания...
   Я обернулась. Передо мной стоял мальчик с черной челкой, зачесанной набок, и в синей косоворотке, подпоясанной ремешком. В руке у него был огромный кусок хлеба с маслом. Рот был тоже забит хлебом. Проглотив его, мальчик сразу же заулыбался. Кивнув головой в ту сторону, куда убежала Зинка, он сказал:
   - Эта голь несчастная сроду таких игрушек не видела.
   Я посмотрела на мальчика, на его хлеб с маслом и тоже заулыбалась сквозь слезы.
   - Как тебя зовут? - спросила я.
   - Петя. А тебя?
   - Оля, - ответила я. - Будем с тобой играть?
   Он кивнул.
   - Вот сейчас, только хлеб доем.
   Он сел на крыльцо и не спеша принялся доедать свой хлеб. А мы стояли и смотрели: Ленька с Павликом немного поодаль, а я рядом. Мне даже видны были крупинки соли, блестевшие на масле. И мне почему-то вдруг совершенно расхотелось играть в куклы. Я тоже уселась на крылечке и, подперев кулаком щеку, задумалась. Вдруг мне в голову пришла одна мысль.
   - Петя, ты в школу ходишь? - спросила я.
   - Ага, в первый класс, - промямлил он.
   - А Зинка?
   - Она - нет.
   Ничего не говоря, я побежала в дом.
   - Бабушка! Мама! - закричала я. - Я пойду в школу!
   - Тебе рано еще, - сказала мама. - Что это ты вдруг придумала?
   - Ну, мамочка, дорогая, - умоляла я, - пусти меня в школу. Ведь я и так все знаю: и буквы, и цифры, а там я все-все выучу...
   Мама объясняла мне, что в школу принимают только с восьми лет, но я никак не соглашалась.
   - Мала ты еще! - прикрикнула на меня бабушка. - Семи не исполнилось, а она - в школу!
   - И вовсе я не маленькая, меньше меня бывают ученики...
   Я выскочила во двор, схватила за рукав Павлика и потащила в дом.
   - Вот, пожалуйста. Он в школу ходит, а почему я не могу?
   Я встала с ним рядом.
   И сразу стало видно, что он меньше меня ростом на целую ладонь.
   - Видели? - торжествующе сказала я.
   Мама и бабушка рассмеялись. Смущенно подняв глаза, Павлик взглянул на бабушку, потом на маму и вдруг тоже заулыбался.
   Я ИДУ В ШКОЛУ
   Утром, едва я открыла глаза, меня сразу охватило ощущение чего-то необычного. И тут же вспомнилось: ведь я сегодня иду в школу!
   Вчера я все-таки уговорила маму, и она пошла к учительнице, Вере Петровне, которая жила у нас за стенкой. Вернувшись, она сказала:
   - Ну что ж, собирайся. Вера Петровна разрешила тебе прийти в первый класс. Посмотрим, что из этого выйдет...
   И вот я стою на крыльце в сером платье с белым воротничком и в начищенных ради такого случая ботинках. В волосах у меня не какой-нибудь бант, который лезет в глаза и мешает смотреть, а узенькая ленточка: как у мамы на фотографии, когда она тоже ходила в школу.
   В школе пока пусто. Нет даже "первого ученика" - Павлика, который вчера пришел раньше всех. Солнце только начало свой утренний обход.
   Я выхожу во двор. С крыльца, как мячик, скатывается Ленька. Он так спешит, что даже не замечает меня. Правая рука у него за пазухой, и я вижу, как он там что-то придерживает, завернутое в бумагу.
   - Ты куда? - спрашиваю я.
   - Так, куда надо... - уклончиво говорит он, не глядя на меня.
   Мне становится обидно, что у него появились какие-то свои собственные дела. Но стоило вспомнить, что я иду в школу, и ко мне возвращается радостное и торжественное настроение.
   - Знаешь, Ленька, я тебе буду все рассказывать, о чем будут говорить в школе, и ты тоже все будешь знать.
   - Ладно, - соглашается Ленька, но я вижу, что его мысли заняты чем-то другим. Он пятится от меня, стараясь поскорее улизнуть.
   - А ну, покажи, что у тебя за пазухой! - говорю я.
   Ленька видит, что ему не отвертеться, и, оглянувшись по сторонам, разворачивает газету. В ней лежат высушенные зеленые листья.
   - Это табак, - таинственно шепчет он. - Я вчера нарвал и высушил в печурке. Савельичу отнесу...
   - А где нарвал?
   - На дереве, - говорит Ленька, кивая на кленок возле школы.
   Отбежав немного, он вдруг оборачивается.
   - Послушай, Оля, а та крыша, что мы вчера видели, вовсе не крыша, а холодильник. Для молока...
   - Да ну! А кто тебе сказал? - удивляюсь я.
   - Зинка! Я с ней вчера ходил туда...
   - Ах, Зинка! Ну и пусть. Зато твоя Зинка не ходит в школу, а я хожу! кричу я.
   И все же мне очень обидно, что Ленька сумел уже подружиться с Зинкой, а я нет.
   "Это он, наверно, вчера, когда я собиралась в школу, - подумала я. Ну ничего, я им еще докажу!"
   - Оля! - зовет меня бабушка. - Сходи-ка принеси тыкву с огорода.
   "Вот хорошо! - подумала я. - Значит, сегодня снова у нас будет сладкая каша с молоком".
   В огороде за школой, кроме этих тыкв, почти ничего нет. Развалясь, лежат они по всему огороду. Их толстые стебли зелеными змеями вьются по земле, переплетаются между собой. Только в дальнем углу торчат на смешных ножках седые от утренней росы кочаны капусты да жмется к изгороди длинная грядка краснолистой свеклы.
   Я выбрала самую толстую тыкву и отнесла бабушке на кухню.
   - Бабушка, - спросила я, - как это может быть: стоит прямо на земле крыша и вдруг это вовсе не крыша, а холодильник для молока? Его что, прямо туда наливают, что ли?
   - Ox! - спохватилась бабушка и, не отвечая, сунула мне в руки кувшин. - Про молоко-то я совсем забыла. Иди, Оленька, на ферму.
   - Но мне же в школу, - говорю.
   - Рано еще в школу.
   - А я потом опоздаю.
   - Не опоздаешь! Еще восьми нет, а школа с девяти.
   Я сморщилась, зная, что она все равно настоит на своем. И вдруг вспомнила:
   - Бабушка, я не пойду. Там волк бродит.
   - Еще что выдумай! - рассердилась бабушка. - Какой это волк может быть в деревне?
   - Большой такой, серый, с красными глазами... Он вчера знаешь как за мной бежал! Чуть удрала...
   - Иди, иди. Нечего сочинять, - сказала бабушка.
   Я взялась за кувшин.
   - Ну и пусть он меня съест! Тогда пожалеешь, - говорю я, надеясь, что бабушка все же одумается.
   Но она и бровью не повела.
   Я постояла еще минутку, вздохнула и пошла.
   Все время оглядываясь по сторонам, я дошла до фермы. Волк не пояелялся. Он вынырнул откуда-то, когда я уже возвращалась обратно. У меня от страха задрожали ноги, и я остановилась. Волк тоже стоял, нюхал воздух и не двигался с места. Вид у него был довольно мирный. "Может, он молока хочет? - подумала я. - Интересно, едят ли волки молоко?" Я огляделась вокруг, соображая, во что бы ему налить.
   Заметив на краю дороги глиняный черепок, я, не спуская глаз с волка, подняла его и плеснула туда немного молока. Едва я отошла, волк набросился на черепок и чуть не проглотил его вместе с молоком. Вылизав черепок, он снова пошел за мной, приветливо помахивая хвостом. Я нашла в канаве старую банку.
   - Ты хороший волк, раз кушаешь молоко, а не людей, - сказала я. - На, ешь!
   Волк лакал молоко, а я стояла почти рядом. Потом мы снова пошли.
   - Глупый ты волк, - говорила я ему. - Что же ты сразу не сказал, что хочешь молока? Напугал только меня...
   Пока мы шли, я наливала ему молоко во все черепки, которые попадались по дороге. Около деревни он от меня отстал. И тут я заметила, что молока в кувшине только на донышке. "Достанется мне от бабушки", - уныло подумала я и сразу же вспомнила про холодильник.
   Не теряя времени, помчалась прямо туда. На холодильнике висел замок. Я обошла вокруг, но ничего не могла придумать. Можно было пробить гвоздем дырочку, но ведь в школу опоздаешь. Так и поплелась домой.
   Взглянув на мой почти пустой кувшин, бабушка всплеснула руками:
   - Господи, и что это за девчонка такая! Одно наказание! Молоко где?
   - Хорошо, что сама цела осталась, - обиженно ответила я.
   Ребята уже сидели в классах, и мне, к счастью, некогда было расписывать подробности своей встречи с волком. Я взяла приготовленные с вечера две тетрадки с выгоревшими обложками и старый букварь. В другой руке у меня был пенал без крышки, и я шла по коридору прямо и важно, боясь рассыпать свои драгоценности: два пера - рондо и еще неизвестно какое, с обломанным концом, и обгрызенный химический карандаш и "сердце" от желтого.
   Взглянув на меня, Вера Петровна улыбнулась и велела мне сесть с Петей, который сидел один.
   ЧЕТЫРЕ КЛАССА В ОДИН ДЕНЬ
   В школе было четыре класса, и все они занимались в двух комнатах. На каждом ряду сидел отдельный класс.
   Вера Петровна учила первый и третий. Для первоклассников она написала на доске примеры и велела их решать, а сама перешла на другой ряд. В третьем классе был урок чтения.
   Цифры я знала и поэтому быстро переписала всё, что было на доске. Потом стала слушать, что читали на другом ряду. Павлик сидел немного сбоку, впереди меня, и мне было видно, как он морщит лоб, загибает пальцы и хмурится. Петя склонил набок голову и, высунув кончик языка, тоже усердно срисовывал цифры.
   - Павлик! - позвала я шепотом.
   Он обернулся. Я скорчила ему рожу, показывая, что он ничего не соображает и поэтому так долго копается. Петя взглянул на меня и засмеялся. Павлик покраснел и отвернулся.
   К концу урока Вера Петровна задала третьему классу учить стихотворение, а сама начала проверять у нас примеры.
   - Ну, ребята, кто решил? - спросила она.
   Все подняли руки. И я тоже.
   - Первый столбик прочитает... - Она обвела взглядом весь наш ряд.
   "Я прочитаю, я..." - мысленно твердила я, глядя на нее умоляющими глазами.
   - Оля Лещук, - сказала Вера Петровна.
   Я вскочила, бросив на Павлика победоносный взгляд, и затараторила:
   - Два - крестик - один - две черточки, четыре - крестик - три - две черточки...
   Дружный смех не дал мне дочитать столбик. Ничего не донимая, я замолчала. Взглянула на Веру Петровну и увидела, что она тоже улыбается.
   - Оля у нас сегодня первый день, и ничего нет смешного, если она еще не умеет решать. Садись, Оля, я тебе потом объясню, - сказала она.
   Я села.
   - Это тебе не в куклы играть, - хихикнул Петька.
   Я закусила губу, стараясь не заплакать. Особенно стыдно мне было перед Павликом. Он читал первый столбик примеров, и все у него было правильно. Оказывается, цифры надо было сложить или отнять, чтобы сколько-то получилось. А я просто списала, и у меня не получилось нисколько. Зато и у Петьки, к моему великому удовольствию, от восьми отнять три вышло шесть. Разве так бывает? Даже я сообразила, что это неправильно.
   - А это тебе не хлеб с маслом есть, - отплатила я ему.
   Но Петька нисколько не смутился. Он достал из кармана новенькую резинку, стер шестерку и вместо нее написал цифру пять. Я просто глаз не могла отвести от резинки, которую он положил на парту.
   - Петь, а Петь, давай поменяемся, - сказала я, кивнув на резинку.
   - А что дашь? - оживился он.
   Я вытащила из парты пенал.
   - Хочешь два пера?
   Петька взял перья, осмотрел их со всех сторон и, положив на место, презрительно сказал:
   - Барахло...
   - Бери уж и "сердце" в придачу, - вздохнула я.
   Петька почиркал моим "сердцем" по бумаге и задумчиво произнес:
   - Цвет какой-то...
   Мне показалось, что сейчас он согласится.
   - Знаешь, - прошептала я, - если достать еще синий карандаш и покрасить сверху по желтому, то получится зеленый. Вот увидишь.
   Прикидывая что-то в уме, Петька молчал.
   - А может, на карандаш поменяемся? - сказала я.
   Скосив глаза, Петька безошибочно определил:
   - Старый он...
   - Твоя резинка тоже не новая. У нее один уголок уже стерт, - сказала я.
   Петька запустил руку в карман, и у него на ладони появилась вторая резинка, совершенно новенькая.
   - Ух ты, жадина! - сказала я. - Если бы у меня было две резинки, а у тебя ни одной, я бы тебе просто так отдала...
   Петька ухмыльнулся.
   На переменке ко мне подошел Павлик и несмело сказал:
   - Хочешь, я покажу, как складывать и отнимать?
   Я отмахнулась. В голове у меня засела мысль, как раздобыть резинку, и мне было не до примеров.
   - Павлик, у тебя есть резинка? - спросила я.
   Павлик покачал головой.
   - У Петьки две, да он не дает, - вздохнула я. - А ты дал бы, если б у тебя было две?
   - Хоть бы одна, так я ее пополам перерезал бы, - сказал Павлик.
   Вторым уроком в третьем классе было рисование, и я пересела туда. Вера Петровна взглянула на меня, улыбнулась и ничего не сказала. Я нарисовала дом с трубой, из которой вился кудрявый дым.
   Дом получился немножко кривой, потому что рисовать прямо длинные палки очень трудно даже и в третьем классе. И снова я вспомнила про резинку: ну, просто невозможно учиться в школе без резинки!
   На следующий урок меня переманили к себе девочки из второго класса. У них была книжка для чтения с интересными картинками. Весь урок я рассматривала картинки.
   Но когда на последнем уроке в четвертом классе появился глобус, я не выдержала и сразу же перешла в четвертый.
   Серафима Ивановна, которая учила четвертый и второй классы, взглянула на меня строго. Она рассказывала ребятам, что глобус имеет форму земли. Наша земля на самом деле тоже круглая. Слегка поворачивая глобус рукой, учительница показывала, какие и где есть моря и земли. Я сидела, подперев щеку рукой, и, не отрываясь, смотрела на глобус. Он мне вовсе не казался похожим на землю. Когда Серафима Ивановна его поворачивала, он скрипел и кряхтел так, словно ему было тяжело стоять на своей единственной тоненькой ножке.
   Как только Серафима Ивановна ушла на другой ряд, я дотронулась до него пальцем. Он вздрогнул. И тут, не выдержав, я завертела его изо всей силы. Замелькали голубые, бурые и зеленые пятна. Все перемешалось: и земля, и вода. Я улыбалась, а глобус просто визжал от удовольствия.
   Это веселое занятие прервал сердитый голос Серафимы Ивановны.
   - Вот что, милочка, - сказала она, - я вижу, тебе скучно, пойди лучше поиграй в коридоре...
   Но в коридоре было еще скучнее. Из классов доносилось монотонное гудение. Огромная муха жужжала и билась в оконное стекло. Я стояла и скребла подоконник пером, пока оно не сломалось вовсе.
   Только я принялась за рондо, как урок кончился, и ребята высыпали в коридор.
   Ко мне подошел Петька.
   - Хочешь, давай меняться? - сказал он. - Я тебе резинку, а ты мне пенал и... все остальное...
   Я взглянула на его аккуратненький чубчик, на хромовые сапожки и, ничего не говоря, направилась к Павлику.
   - Вот, возьми. Мне не нужно, - сказала я, подавая ему пенал и тетрадки.
   Дома мать, узнав о моих "школьных успехах", огорченно сказала:
   - Глупая ты у меня, совсем глупая...
   - Неглупая, - сказала я обиженно. - Попробовала бы ты учиться, когда ничего нет... даже резинки...
   Зато отец, когда ему рассказали обо мне, рассмеялся.
   - Ничего, дочка, - сказал он, - четыре класса в один день - не так уж плохо...
   - Четыре класса и коридор, - уточнила бабушка.
   Я хотела было сказать, что она в школе не училась и поэтому ничего не понимает, но, вспомнив про молоко, промолчала.
   Кашу из тыквы в тот день мы все же ели с молоком. Я не знала, где бабушка его взяла, но была рада, что все так обошлось.
   ДРАКА
   За школой был овраг, в который свозили мусор. По краям его росли тонкие и гибкие лозы. Свешиваясь вниз, они как бы старались прикрыть свалку своими ветвями.
   Овраг был любимым местом ребят.
   Мы, словно грачи, налетали на эти кусты и качались на них, как на качелях. Было радостно и немного страшно, когда тонкие, но прочные ветки лозы раскачивались над обрывом. Мы уже знали, который куст удобный и крепкий, а который нет. На некоторых прутья росли так, что можно было сидеть, как в кресле, и раскачиваться, не боясь сорваться вниз. А на других приходилось держаться покрепче и то и дело с опаской поглядывать на дно оврага, усыпанное битым стеклом, щепками, кирпичами. Поэтому ребята всегда спешили захватить место получше.
   Петька мне сказал, что раз мой отец - председатель, то я здесь самая главная и все мне должны уступать.
   Я заважничала.
   Когда бы я ни появилась возле оврага, мое место тут же освобождалось. Завидев меня, ребята беспрекословно слезали и перебирались на другой куст.
   И вот однажды на "своем" месте я застала Зинку. Увидев меня, она даже не шелохнулась. Я растерянно остановилась. Зинка раскачивалась, не обращая на меня ровно никакого внимания, и ветер трепал ее белые волосы и пестрое платье. Она щурила свои зеленоватые глаза и весело смеялась.
   - Слезай! - потребовала я. - Это мое место.
   - Ты что, купила его? - фыркнула Зинка.
   Я оглянулась, ища поддержки, но ребята молчали. Миролюбивый Павлик предложил мне свое место, однако я не соглашалась и требовала, чтобы Зинка немедленно слезала. Меня поддержал Петька.
   - Это ее место, слышишь? Слезай лучше, - сказал он храбро.
   - Замолчи, кулацкий подпевала! - сердито крикнула Зинка.
   В ту же секунду я прыгнула на нее и, схватив за волосы, потащила вниз. Зинка одной рукой держалась за куст, а второй тоже вцепилась в мою челку.
   Мы молча таскали друг друга за волосы, куст под нами качался и трещал. И вдруг я почувствовала, как ветер засвистел у меня в ушах, а потом больно стукнулась коленом о что-то твердое и острое.
   Приподнявшись, я увидела Зинку. Она стояла рядом на четвереньках и выжидательно смотрела на меня, готовая снова дать отпор.
   Но мне уже было не до драки. Руки горели, из разбитого колена сочилась кровь, и я, едва сдерживая слезы, полезла наверх.
   Не успели мы с Зинкой отряхнуться, как я увидела своего отца. Он шел прямо к нам.
   - Ну, будет!.. - сказал Петька и на всякий случай юркнул за чью-то спину.
   - Что случилось? - спросил отец, оглядывая нас с Зинкой.
   - Свалились, - сказала Зинка, отряхиваясь.
   - Да-а, свалились! Она ей не хотела... - начал было Петька, высовываясь вперед.
   - Замолчи, никто тебя не спрашивает, - прошипела я.
   Взглянув на отца, я не выдержала и опустила глаза. Он стоял и молча смотрел на меня. Я чувствовала, что не права, и мне было стыдно. Выручила Зинка.
   Пригладив свои торчащие во все стороны волосы и отряхнув платье, она беззаботно сказала:
   - Ничего страшного. Вот только куста жаль - сломали... Хороший был куст...
   Обведя ребят внимательным взглядом, отец, словно оправдываясь, сказал:
   - Руки всё не доходят придумать вам что-нибудь получше. - Он кивнул на свалку. - Вот погодите, будет у нас хлеб, а потом и все остальное...
   Когда он ушел, я взглянула на Зинку, и мне захотелось подойти к ней и сказать что-нибудь хорошее, может быть, даже попросить прощения.
   Я уже было шагнула к ней, но Зинка отвернулась, показывая, что не желает со мной знаться.
   Прихрамывая, я поплелась домой, и на душе у меня было скверно.
   ДЕЛА НЕВАЖНЫЕ
   Бабушка, увидав меня после сражения в овраге, всплеснула руками и запричитала:
   - Ой, да что это за девчонка растет! Хуже мальчишки! Живого места на ней нет...
   Ворча, она промыла мне колено и завязала чистой белой тряпочкой. Тряпочка мне понравилась, я решила, что она пригодится для другой цели, и, не долго думая, сняла.
   Колено перевязано носовым платком. Побаливает. Я даже хромаю. Не от боли, конечно, а просто мне так нравится.
   Бабушка возится в темном коридорчике возле нашей комнаты. Там у нее примус и все хозяйство. Мама куда-то ушла, и в комнате я да Рыска.
   Рыска лежит на старом мамином халате, зевает и жмурится. Видно, ей тоже скучно. Сначала, когда ее привезли, она металась по незнакомой комнате и жалобно мяукала. Потом нашла мамин халат и улеглась. Теперь лежит на нем целыми днями и только ночью выбегает во двор.
   Я брожу из угла в угол и никак не придумаю, чем бы заняться. Вещи стоят как попало. Никто почему-то не разбирает их и не приводит в порядок.
   Вдруг я вижу в окно, как Ленька с Зинкой идут к школе. Ленька что-то горячо и быстро говорит, размахивает руками и даже, заглядывая ей в лицо, забегает вперед. Это с моим заклятым врагом, с Зинкой! Они остановились возле школы и кого-то ждут. Я вижу, как к ним подходит третьеклассник конопатый Федя. Федя - Зинкин друг. Он живет где-то далеко на хуторе. Молчаливый и солидный не по возрасту, Федя не станет заниматься пустяками. Наверно, у них серьезные дела. И Ленька с ними. Они о чем-то совещаются. Потом все трое уходят.
   Возле школы вертится Павлик. Он поглядывает на наше окно, в надежде, что я выйду. Но я нарочно не выхожу. Раз меня все бросили, не нужен мне и Павлик. Пусть поглядывает. Я отхожу от окна и начинаю играть с куклой.
   Сначала просто так, от нечего делать шью ей кофточку из тряпки, которой было завязано колено. Пошить кукле кофточку проще простого. Можно даже без иголки. Взять тряпочку, сложить ее пополам и еще раз пополам. Потом резать прямо и направо. Выйдут рукава. Посредине, вверху прорезать дырочку для головы - и кофточка готова. Бока зашивать не обязательно, можно подвязать пояском.
   Кофточка у меня получилась на славу. Моя старая, начинающая лысеть кукла в ней просто помолодела. Мне сразу же захотелось нарядить ее по-настоящему. Я разыскала черный шелковый лоскут, и из него вышла отменная юбка, узкая и длинная. Дело портила только плешь на куклиной голове. Непременно нужна шляпа. И вдруг я вспомнила про мамину соломенную шляпку с прозрачной розочкой. Найти шляпку было недолго, но обнаружилось, что она великовата. Я принялась за дело. Шляп я никогда не шила и даже не видела, как их шьют. Но это не беда - была бы охота, а научиться можно всему. Мне порядком пришлось повозиться, зато моя кукла обзавелась шляпой. Настоящей, соломенной и даже с розочкой! Голова у куклы болталась во все стороны, и розочка нежно покачивалась.
   Вообще в своем новом наряде она стала похожа на барышню. Рядом с ней я выглядела просто замарашкой. Тогда мне в голову пришла еще одна интересная мысль. Я полезла в бабушкину корзину и вытащила два платка: черный, шерстяной, и беленький в черную крапинку.
   Белый я сложила пополам, потом еще раз пополам. Чик, чик - рукава, чик - прорез для головы, и кофточка готова.
   Черный резать не пришлось - я его просто обернула вокруг себя. Когда я глянула в зеркало, то с огорчением заметила, что вырез для головы немного великоват и кофточка спадает с плеч. Но это пустяки, а в общем-то я очень нарядная, не хуже своей куклы. Я только хотела показаться в окно Павлику, как вдруг увидела маму. Она шла домой. Не успев снять свой наряд, я юркнула под кровать. С замиранием сердца прислушивалась, как бабушка докладывала ей о моих синяках. Войдя в комнату, мама сказала:
   - Ну, покажись, героиня, как ты разукрасилась?
   Я сидела под кроватью и боялась дышать. Бабушка, оглянувшись вокруг, сразу определила, где я. Она нагнулась и ловко вытащила меня на свет.
   Я уже не казалась себе такой нарядной. "Кофта" совсем съехала с плеч, хвост "юбки" волочился. Известное дело, какой бывает вид, когда тебя вытащат из-под кровати. Взглянув на меня и на обрезки соломенной шляпы, валявшиеся на полу, мама всплеснула руками:
   - Что это такое?
   - Мамочка, ведь ты ее все равно не стала бы носить здесь, в деревне... - сказала я жалобно.
   И тут на меня грозно двинулась бабушка.
   - А платки тоже, по-твоему, в деревне не нужны? - сказала она, тыча пальцем мне в плечо.
   Наказанная, я стояла в углу и горько плакала. Бабушка ходила по комнате и все никак не могла успокоиться.
   - И где твоя голова была, когда ты все это делала? - отчитывала она меня.
   Голова моя была на месте! Куда она могла деться?
   НА ХУТОРЕ
   В школе мы, оказывается, жили временно. Однажды снова пришли подводы, на них погрузили все наши вещи, и мы поехали. Ехали недолго. Еще не успела скрыться деревня, как мы увидели впереди какие-то постройки. Из-за поворота выглянула крошечная избушка с одним оконцем, похожая на старушку, присевшую отдохнуть у дороги. Дальше громоздились длинные сараи с растрепанными соломенными крышами и открытыми настежь дверями. Немного поодаль, окруженный яблонями, стоял дом с желтыми ставнями. Большой и старый, он смотрел неприветливо.