Васюкова Галина Георгиевна

Золотые росы


   Галина Георгиевна Васюкова
   Золотые росы
   Повесть
   Для детей младшего школьного возраста.
   СОДЕРЖАНИЕ
   Часть первая. Друзья и недруги
   Часть вторая. Грачи колхозные
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   ДРУЗЬЯ И НЕДРУГИ
   ПЕРЕЕЗД
   В тот день я проснулась рано. Мой братишка Ленька услышал, что я встала, и тоже вскочил, испуганно протирая круглые заспанные глаза. Он, видно, как и я, боялся прозевать самое интересное. Шутка ли, ведь мы переезжали. И не куда-нибудь, а в деревню.
   Наш папа еще с весны уехал туда на работу. Его послали председателем в отстающий, недавно организованный колхоз. Все лето ему было не до нас, и мы жили в городе с мамой и бабушкой. Приезжая по делам, он на минутку забегал домой, и мы с Ленькой засыпали его вопросами. Что такое колхоз? Почему он отстающий? И что папа там делает? Леньке казалось, что колхоз - это какая-то машина, вроде паровоза.
   - Все колхозы идут быстро, а папин отстает. Наверно, в нем что-нибудь испортилось и папу послали исправить, - говорил он.
   Я, конечно, не верила. Если бы только исправить, то папа уже приехал бы обратно, а он там живет целое лето, и мы тоже туда поедем. Все. И бабушка, и мама, и мы с Ленькой, и Рыска. И даже наш зеркальный шкаф и бабушкина швейная машина.
   Когда я все Ленькины рассуждения передала маме, она рассмеялась и сказала:
   - Колхоз - это не как паровоз, а скорее как город, только поменьше. Там есть поле, лес, луг, речка... и дома.
   - А почему он отстающий? Как он может отставать, если стоит на месте и никуда не идет? - допытывались мы.
   Мама подумала и сказала:
   - Он называется отстающим потому, что у людей, которые там живут, мало хлеба, мало коров и молока. А нужно сделать так, чтобы всего было вдоволь. Вот нашего папу и послали помочь этим людям.
   - Видишь, - сказала я Леньке. - Наш папа не только машину может исправить, он все может.
   Ленька был согласен со мной. Он тоже гордился нашим отцом. Только он никак не хотел согласиться, что в деревне все такое же, как и в городе: и небо, и земля, и солнце.
   - Знаешь, Оля, - говорил он мне, - я думаю, что небо в деревне... фиолетовое. Домики маленькие, белые с разноцветными крышами, а трава и деревья синие...
   Я не соглашалась.
   - Зажмурь глаза. Крепко-крепко, сама увидишь, - посоветовал он.
   Я зажмурила глаза, но, кроме красных прыгающих кругов, ничего не увидела.
   - Ну что?
   - Ничего.
   - Совсем ничего не видела?
   - Круги красные.
   - Это коровы, - заявил Ленька. - В деревне коровы красные.
   Я рассердилась:
   - Не выдумывай! Коровы красные не бывают, и трава синяя не бывает, и фиолетовое небо!
   - Не бывает?! А помнишь, мы видели с тобой розовое небо и красное солнце? Оно висело совсем низко, над лесом.
   Я вздохнула, не зная, что ответить.
   И вот сегодня мы увидим деревню собственными глазами. Накануне приехал папа и сказал, что будем переезжать. Еще с вечера все было уложено в чемоданы, посуда - в большой ящик, а швейная машина стояла полосатая, как зебра. Это бабушка обшила ее половиком. Только шкаф громоздился на прежнем месте и, казалось, никуда не собирался. В его зеркале я увидела девчонку в коротеньком синем платье, в сандалиях и с черной челкой на лбу. Из-под челки выглядывали серые глаза.
   Это была я.
   Одеваясь на ходу и пыхтя от усердия, из спальни вышел Ленька.
   - Вкусно пахнет, - заметил он, потянув носом.
   Из кухни доносилось шипение примуса. Заглянув туда, мы увидели бабушку. Она жарила наши любимые картофельные оладьи. В другой раз мы бы захлопали в ладоши от радости, но сегодня оладьи показались чем-то таким обычным, будто мы ели их каждый день. Хотелось скорее выбежать во двор, взглянуть, не пришли ли за нами подводы. Однако бабушка усадила нас на ящик с посудой и заставила поесть.
   - Ешьте, ешьте, - сказала она, - обедать, может, сегодня не придется.
   И верно, обедать нам не довелось. В полдень из колхоза пришли три подводы. Это были не обыкновенные телеги, какие мы видели в городе, а высокие, решетчатые. В таких, как мы после узнали, возят снопы и сено.
   Взглянув на подводы, запряженные тощими лошаденками, бабушка сердито фыркнула:
   - Председатель называется! Лошадей для себя не мог выбрать?
   А нам с Ленькой и лошади, и телеги очень понравились. Только бы скорее ехать. Но нас посадили в последнюю очередь.
   Сначала уложили шкаф. Он долго упирался и никак не хотел грузиться ни боком, ни стоя. Когда его наконец уложили, оказалось, что он занял чуть ли не всю телегу. На вторую подводу погрузили стол, кровати, стулья и ящик с посудой. А на последнюю уселись мы с мамой. Под нами лежали чемоданы и узлы с подушками и одеялами. Сидеть было удобно. Наша телега выехала вперед, и мы видели, как на самой последней, рядом со шкафом, восседала бабушка, придерживая руками фикус. Фикус вежливо кланялся во все стороны, прощаясь с городом.
   И вдруг Ленька закричал:
   - Рыска! Рыска! Бабушка, Рыску забыли!
   Я тоже было открыла рот, но не успела зареветь, как где-то совсем рядом послышалось "мяу".
   - Здесь ваша Рыска, - сказала мама.
   Оказалось, что Рыска едет на одной телеге с нами, - в бабушкиной большой корзине из-под белья.
   Мы сразу успокоились и стали смотреть по сторонам. Вдаль, к темному лесу убегали сжатые поля. Белые и ершистые, они были похожи на недавно постриженную Ленькину голову. По жнивью паслись коровы. Были среди них черные, рябые и коричневые, но красных не было. И небо над нами было обыкновенное, голубовато-серого цвета. Мы так и не дождались, чтобы оно стало фиолетовым. Потом из-за леса навстречу нам выползла огромная туча, и небо сразу стало темным. Лошади зашагали быстрее. Мы сидели притихшие и смотрели, как первые капли дождя скатываются с пыльных листьев фикуса. Прижавшись к маме, мы укрылись плащом.
   Ехать стало неинтересно.
   Дорога быстро размокла, и лошади устало тащились по хлюпкой грязи. Телеги скрипели, как будто вот-вот развалятся. Под их монотонный скрип я уснула. Проснулась оттого, что мы остановились. Вокруг была непроглядная темнота, и только позади мелькал крошечный огонек.
   "Может, волки?" - подумала я, но огонек вспыхнул сильнее, и я догадалась, что это кто-то курит. Из темноты донесся сердитый бабушкин голос:
   - Вот тут где-то она упала и как сквозь землю провалилась.
   - Кто провалился? - спросила я оторопело.
   - Крышку от кастрюли потеряли, - сказала мама, и я по голосу почувствовала, что она улыбается.
   Отец чиркал спичками, стараясь посветить на дорогу. Желтый крошечный огонек на секунду выхватил из темноты бабушку, закутанную в клетчатый платок. Согнувшись, она шарила палкой вокруг телеги.
   - Да бросьте вы, Михайловна, - сказал отец. - Стоит ли из-за какой-то крышки мокнуть? Поехали.
   - Много ты понимаешь! - рассердилась бабушка. - Ты и кастрюлю потеряешь - не пожалеешь. Все нипочем...
   - Я же не виноват. Грязь кругом, - примирительно сказал отец.
   Усаживаясь на телегу, бабушка ворчала:
   - Жил бы себе, как люди... А то сам не сидит на месте и семью за собой таскает. Один убыток от такой жизни, а пользы...
   - Подождите, Михайловна, будет польза, - весело сказал отец, помогая ей устроиться поудобнее.
   - Да уж будет! Весь свет на свой лад все равно не переделаешь...
   - Переделаем со временем, - не сдавался отец.
   Подойдя к нам, он спросил:
   - Ну, как бы тут, команда?
   - Мы за тебя, - улыбаясь, сказала мама, - хотя, конечно, крышки жаль. Кастрюля новая...
   - Па-апка, - сонно протянул Ленька, - я тебе помогу переделать. Я все люблю переделывать.
   - Ну, тогда вперед, - рассмеялся отец. - Трогай, - скомандовал он и, обернувшись к нам, ласково сказал: - Скоро приедем, потерпите немножко.
   Уютно прижавшись к маминому теплому плечу и снова засыпая, я подумала, что наш папа когда-нибудь непременно все переделает на земле. Он такой смелый и сильный - ему даже грязь и дождь нипочем.
   УТРОМ
   Проснувшись, я увидела прямо над собой незнакомый дощатый потолок, на котором весело прыгали солнечные зайчики. Зайчики были знакомые. Они прыгали у нас еще в старой квартире, в городе. Наверно, мы их привезли с собой.
   Я плохо помнила, как мы вчера приехали. Сонная, усталая, я упала на подушку, едва бабушка стащила с меня пальто и сандалии. Оказывается, мы все спали на полу. Мама спала возле Леньки, подложив под голову свою тонкую руку, и была похожа не на маму, а скорее на большую девочку. Папино место уже пустовало, и бабушки тоже не было видно. Я растолкала Леньку, и мы выбежали на крыльцо.
   Дома с позолоченными солнцем окошками, голубое небо и зеленая трава. Обыкновенная трава, как и на нашем городском дворе - еще зеленая возле домов и заборов и вытоптанная посреди улицы. Из труб вьются сизые дымки, и солнце полощет косички в лужах от вчерашнего дождя. Все самое обыкновенное и все-таки необыкновенное. Солнца больше, неба больше и воздуха больше. Мы с Ленькой соскочили с крыльца и помчались по лужам. Золотистые брызги разлетались во все стороны.
   - Стой! - вдруг крикнула я. - Смотри!
   Перед нами прямо на земле лежит крыша. Обыкновенная крыша, как на всех остальных домах. Только эта лежит прямо на земле, и никакого дома под ней нет.
   - Гм, почему это она здесь валяется? - спрашиваю я.
   Ленька молчит. Даже Ленька не может ничего сказать!
   - Может, ее вчера ветром снесло, когда был дождь? - говорю я, и мы с Ленькой оглядываемся по сторонам, ожидая увидеть дом без крыши.
   Но все дома с крышами и даже с трубами.
   - Это, наверно, еще только строят дом, - говорит Ленька.
   - Почему же его начали строить с крыши? - допытываюсь я.
   Ленька задумывается. Он не успевает ничего сочинить, потому что я говорю:
   - Дома так не строят. Сначала делают стены, а потом уже крышу. Я видела в городе...
   - Ага, - говорит Ленька, - так то - в городе, а это - в деревне...
   Присмотревшись как следует, мы заметили, что у крыши есть еще дверь и что она замкнута на огромный висячий замок. Это открытие нам не удалось обсудить как следует. На крыльцо вышла бабушка и позвала нас домой.
   Обернувшись, я вдруг увидела, что дом, в котором мы остановились, не похож на другие дома. Он большой, с зеленой железной крышей и высокими окнами.
   Не успели мы взбежать на крыльцо, как бабушка подала мне стеклянный в цветочках кувшин и сказала:
   - Иди, Оля, с отцом на ферму за молоком. Только дорогу запоминай, назад одна пойдешь. Отец на минутку домой забежал. Ему будет некогда.
   - И я хочу, - заныл Ленька.
   - У нас с тобой другая работа, - сказала бабушка. - Тыкву будем чистить. А в ней семечки есть, белые, крупные. Хочешь?
   Ленька наклонился к круглой желтой тыкве и потянул ее за жесткий, закрученный, как у поросенка, хвостик. Мне стало завидно. "Конечно, Леньке всегда все самое лучшее. Ему тыкву чистить, а мне - тащись на какую-то ферму. Что я, молока не видела, что ли?" - с обидой подумала я.
   ТЕТЯ МАША
   Ферма оказалась просто длинным-предлинным сараем, в котором живут коровы. Коров дома не было. Они встают очень рано и уходят в поле.
   Зато на ферме была тетя Маша в белой косынке и в белом переднике. Она повела меня в маленький домик с марлевыми занавесками на окнах.
   В этом домике никто не жил. В нем было очень много больших блестящих бидонов - с молоком и пустых.
   И тетя Маша, и домик мне очень понравились. Взяв у меня из рук кувшин, тетя Маша налила в него молока выше цветочков.
   Взглянув на меня, она почему-то вздохнула. Потом взяла белую кружку с длинной, торчащей вверх, как палка, ручкой, зачерпнула в нее молока и подала мне:
   - На, пей.
   Я опустила губы в теплое душистое молоко и даже зажмурилась от удовольствия.
   - Вкусно? - улыбаясь, спросила тетя Маша. - В городе, наверно, такого нет?
   Я кивнула головой, не отрываясь от кружки.
   Пока я пила, тетя Маша смотрела на меня добрыми, жалостливыми глазами.
   - Худая какая да бледная, - сказала она. - Плохо вам в городе жилось, наверно? Я ведь говорила отцу твоему: "Вези, Егорыч, ребят сюда поскорее, отпоим их хоть молоком маленько". А он все твердит, что, мол, еще и молока в колхозе не заработал. А в городе они, говорит, паек получают и молока могут купить. Я, говорит, не объедать колхоз приехал, а поставить его на ноги...
   Мне стало смешно, что нашего молодого и безусого папку тетя Маша назвала Егорычем, как старика. И вроде она его ругает, а сама любит. Точно как наша бабушка.
   - Ну, так как же вы там жили, в своем городе-то? - допытывалась тетя Маша. - И впрямь, что ли, паек какой получали? Ведь отец-то ваш из колхоза крупинки еще не взял...
   Я не знала, что сказать. Мне вспомнились бабушкины пестрые мешочки для пайка, которые чаще всего бывали пустыми. Вспомнилось, как однажды бабушка поднялась чуть свет и, собрав их, отправилась в очередь. Нас с Ленькой оставила дома смотреть за примусом, на котором стояла большая зеленая кастрюля. Вытряхивая корзинку, она вдруг обнаружила между очистками небольшую картофелину. Бабушка поскребла ее ногтем и, ополоснув, бросила в кастрюлю.
   - Пускай варится, - сказала она. - А ты, Ольга, смотри. Тут в кастрюле вода с молоком. Я вот пойду крупу получу, и тогда суп будет.
   Щелкнул замок, мы с Ленькой остались одни. Несколько минут мы сидели молча, и у обоих вертелась в голове одна и та же мысль: "Сварилась уже картофелина или нет?"
   Ленька, вдруг вооружившись ложкой, направился к кастрюле.
   - Стой! - закричала я. - Не лезь! Ты слышал, бабушка велела мне смотреть.
   Ленька только фыркнул и, приподняв крышку, понюхал варево.
   - Ах так! - сказала я и тоже схватила ложку.
   Наши ложки заработали вовсю. Мы обшаривали дно и бока кастрюли, но маленькая картофелина была неуловимой. Драгоценная, засиненная молоком вода расплескивалась, и примус угрожающе шипел. Мы едва успели отскочить, когда он, разъяренный, прошипел в последний раз.
   Кастрюля валялась на боку, а по полу расползалась мутная лужа. Картофелина откатилась в сторону и лежала на сухом месте.
   Ленька завладел ею первый. Откусив половину, он протянул мне мою долю.
   - На. Сырая еще, - сказал он.
   - Не хочу, - ответила я, шмыгнув носом. - Достанется нам теперь...
   Ленька задумчиво повертел вторую половинку, положил в рот и, как кролик, схрумкал ее передними зубами. Одной рукой я вытирала лужу на полу, а другой - глаза и нос. За этим занятием и застала меня бабушка.
   Взглянув на ее корзинку с пустыми мешочками, я заулыбалась:
   - Не получила паек? Ну и хорошо. Все равно у нас тут разлилось... Вот... - развела я руками.
   НЕОЖИДАННОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
   Солнце поднялось высоко. Оно пригрело так, что белое пятно за огородами, про которое я подумала, что это река, начало расползаться во все стороны. Это был туман.
   От выпитого молока и солнца, которое проворно сушило лужи и мои сандалии, мне стало так радостно, что я даже запела свою любимую песенку про Красную Шапочку:
   Красной Шапочкой Катюшу
   Мама называла.
   Раз она ее с гостинцем
   К бабушке послала...
   Красной Шапочкой, разумеется, была я, а гостинец - у меня в кувшине. И только не было злого серого волка. Да и откуда ему взяться, когда здесь деревня, а не лес? А позади ферма, на которой хозяйничает тетя Маша. Я оглянулась, чтобы посмотреть на ферму, и... замерла. Шагах в десяти от меня стоял волк. Серый и огромный! Левое ухо у него было разорвано. Он смотрел на меня красноватыми глазами.
   Я хотела бежать, но ноги мои точно приросли к земле.
   Мы стояли оба, не шевелясь, и смотрели друг на друга. Наконец я немножко пришла в себя. "Почему он не бросается на меня? Может, он ручной?" - подумала я и осторожно начала пятиться назад.
   Волк не двинулся с места. Он стоял, вытянув острую морду, и принюхивался. Я осмелела, потихонечку пошла. Волк стоял. Я пошла быстрее. Волк тоже заковылял за мной. Не раздумывая больше, я пустилась бежать. Оглядываясь на ходу, видела, что волк трусит следом. Придерживая рукой кувшин, чтобы не расплескать молоко, я побежала быстрее. Я уже не смотрела назад, чувствуя, что волк и не думает отставать.
   "Только бы не упасть, - думала я. - Он сразу тогда набросится". А вокруг, как назло, ни души, и до деревни еще порядочно. Вдруг я увидела, что из-за поворота на телеге выехал человек.
   - Дядя! - закричала я. - Дядя!..
   Но вместо дяди на телеге, держа в руках вожжи, стояла белобрысая девчонка. Она глянула на меня, потом на зверя, остановившегося в нескольких шагах, и, ничего не говоря, взялась за кнут.
   - Пошел вон! - крикнула она.
   Волк стоял и, вытянув морду, посматривал то на меня, то на нее.
   - Ах, ты так! - обозлилась моя спасительница и, поставив босую ногу на край телеги, подалась вперед. - Кому говорю, пошел вон!
   К моему удивлению, волк повернулся и потрусил обратно.
   - Спасибо вам, - сказала я вежливо.
   Не обернувшись, девчонка взмахнула вожжами:
   - Н-но! Пош-шел!
   И не успела я опомниться, как она покатила прочь. Я смотрела, как ветер пузырит ее цветастое платье, и мне почему-то хотелось зареветь.
   Телега была уже почти возле фермы, и все же мне было видно, как храбрая девчонка размахивала кнутом и ветер трепал ее светлые волосы.
   - Дура лохматая! - бросила я ей вслед и тут же с испугом схватилась за голову.
   Банта не было. Мой новый голубой бант, который я утром завязала первый раз, потерялся. Волосы торчали во все стороны, и я, верно, похожа была на взъерошенную ворону.
   Я вздохнула и поплелась домой.
   Навстречу мне выбежал сияющий Ленька.
   - Знаешь, я сделал открытие, - объявил он. - Хочешь, скажу?
   - Не надо мне твоих открытий, можешь не говорить, - ответила я сердито.
   Но Ленькино открытие так и распирало его, и он, не дожидаясь, пока я попрошу, выпалил:
   - Мы живем в школе!
   - Как - в школе?
   - В обыкновенной школе, в которой учатся. Там есть классы и парты!
   Я смотрела на Леньку, думая, что он опять сочиняет.
   - Не веришь? Ну так смотри - вон уже первый ученик пришел. Скоро уроки начнутся.
   Только тут я увидела возле крыльца незнакомого мальчишку в длинных холщовых штанах и с сумкой через плечо. Он молча таращился на меня.
   Вспомнив, что мой отец председатель колхоза, я задрала нос кверху и прошагала мимо.
   ДОМ БЕЗ ТРУБЫ И СЕРДИТЫЙ ДЕД
   После "первого ученика", пришли остальные. Они стояли и глазели на нас. Обычно Ленька очень быстро заводил знакомства, но на этот раз не успел. Из школы вышла учительница и позвала их в классы - в этой школе не было даже звонка. Мы остались одни, и нам стало скучно.
   - Пойдем? - предложил Ленька.
   - Куда?
   - Куда глаза глядят, - сказал он.
   Мы пошли. Шли-шли и вдруг видим: из одного дома валит дым.
   - Бежим, - крикнул Ленька, - это, наверно, пожар!..
   Мы подбежали и увидели, что никакого пожара нет. Только дым валит из открытой двери, пролезает через крошечное оконце. И дом - не дом, а избушка, маленькая, с огромной соломенной крышей.
   Мы с Ленькой уцепились друг за дружку и стояли как заколдованные. Мне даже показалось, что это вовсе не избушка, а какой-то страшный зверь и наверху у него не крыша из пожелтевшей соломы, а грозно торчащая во все стороны щетина. Чудовище уставилось на нас своим единственным глазом и, открыв четырехугольную пасть, выбрасывает клубы едкого дыма.
   И вдруг из этой пасти вынырнула старушка с деревянным корытцем в руках - маленькая, сухонькая, в длинной синей юбке с передником. Сгорбившись, она засеменила за дом. Не успели мы опомниться, как она вернулась обратно. В корытце лежала свекла. Ополоснув ее водой из деревянного ведра, бабка снова нырнула в дымящееся отверстие.
   - Смотри, - прошептал вдруг Ленька, - трубы нет...
   Я взглянула на крышу и тоже не увидела там трубы.
   - Может, с другой стороны? - сказала я.
   Мы стали осторожно обходить избушку. Вокруг ни изгороди, ни колышка. Только грядки со свеклой и зеленовато-белыми кочанами капусты.
   И вдруг Ленька чуть не наступил на какой-то крошечный желтый комочек.
   - Ой, цыпленок! - закричал он.
   Между грядок копошились цыплята. Желтые и серенькие. Они разгребали землю, как настоящие куры, и тоненько попискивали. Ленька нагнулся и хотел погладить одного.
   - Осторожно, - сказала я, - а то курица тебя сейчас ка-а-ак клюнет!..
   - Не бойтесь. Курицы нет. Я тут за курицу.
   Мы испуганно обернулись. Возле дома, на завалинке, сидел старый дед с лицом, заросшим седыми волосами.
   Он и в самом деле был похож на наседку с растрепанными перьями. Я даже хихикнула, но дед смотрел на нас строго, и мне тут же расхотелось смеяться.
   - Мы гуляли... - начала я смущенно, - и...
   - И вдруг видим - пожар! - подхватил Ленька. - Мы подошли сюда, а это вовсе не пожар. Просто дом без трубы.
   Дед улыбнулся в прокуренные усы, и мы с Ленькой тоже заулыбались.
   - А где же ваша труба, дедушка? Упала? - спросила я.
   - Ее у меня никогда не было, - сказал дед.
   - Не было? А как же зимой без трубы? - удивились мы.
   - А вот так, как видите... Топим по-курному.
   - Мы скажем папе, и вам сделают трубу, - сказал Ленька.
   Дед усмехнулся.
   - Не верите? Наш папка председатель, он здесь самый главный... быстро заговорил Ленька, поглядывая на меня.
   - Да, - сказала я. - Нашего папку прислали сюда все переделать. Он сделает, что все будут жить богато. А труба ему пустяки - в два счета сделает... - заявила я, видя, что этого деда ничем не проймешь.
   Вместо того чтобы обрадоваться и поблагодарить, дед еще раз усмехнулся, покачал головой и сказал:
   - Дай бог, дай бог... Только тут уже бывали такие, переделывали. А толку... - Он вздохнул и, махнув костлявой рукой, полез в карман.
   - Вы нашего папку не знаете! - взволнованно сказал Ленька. - Он не такой, как другие, он... он...
   Ленька готов был зареветь от досады, а дед, не обращая на него внимания, набивал свою трубку.
   Мы и не заметили, как к нам подошла бабка.
   - Вот, Марта, гости к нам пришли, - кивнул на нас дед.
   - А ты уж их и обидеть успел, - взглянув на наши насупленные лица, сказала бабка Марта. - Ну, пойдемте в хату, я вас горохом угощу.
   Мы с Ленькой покосились на дверь, из которой только что валил дым. Дыма было уже меньше. Он плыл, совсем светлый и реденький, как старый бабушкин шарф, который я у нее выпрашивала для куклы. Мы нырнули вслед за бабкой Мартой в избушку. Внутри дым был только вверху. Мы сели на низенькую скамеечку и смотрели, как бабка проворно снует по избушке. Она делала все не разгибаясь. Быстро передвинула в печи кипящие горшки, принесла нам в миске свежий вылущенный горох.
   - Вкусно? - улыбнулась она, глядя на нас, и веселые морщинки разбежались у нее по лицу.
   Присев рядом с нами, она сказала:
   - А на моего Савельича вы не обижайтесь. Он добрый, только так ворчит, с обиды... - Поглядывая на дверь, бабка шепотом рассказывала: - Табак у него рос на грядках, а огород у нас, сами видели, не огорожен...
   - Ни кола ни двора... - догадался Ленька, вспомнив сказку про бедного мужичка.
   Бабка кивнула.
   - Правда твоя, дитятко. Ну, а эта ведьма, кулачка Лещиха, пустила свою корову, она весь табак и потоптала.
   - А пусть бы дед Савельич взял палку и побил бы ведьму Лещиху, сказал Ленька.
   Я только глаза вытаращила от удивления, как он все сразу понимает.
   Мне, например, совсем не ясно, как это табак растет на грядках, когда он должен продаваться в магазине. Я постеснялась спросить, да и рот был занят горохом, а бабка продолжала:
   - Он ей так и посулил, а она за это возьми да отними у нас курицу!
   - Как это? - не поняли мы с Ленькой.
   - А так, отняла - и все, - сказала бабка, и веселые ее морщинки сбежались в горькие складочки вокруг рта. - Курица-то ее была. Одолжали мы наседку, цыплят выводить, - пояснила она. - Осиротила их, маленьких. А на дворе осень, им теперь трудно без матери...
   Мне даже горох не полез в горло, так жалко стало цыплят.
   - И что это наш папка смотрит?! - возмущался Ленька, когда мы шли домой. - Беспорядки кругом, а ему вроде и дела нет. Я ему все доложу сегодня! Все! - заявил он решительно.
   ЗНАКОМСТВО
   Уроки в школе уже кончились, все ребята ушли домой, только "первый ученик" со своей холщовой сумкой остался возле крыльца. Оказалось, его зовут Павликом и они с Ленькой уже друзья. Они сидели на скамеечке и о чем-то разговаривали.
   Вдруг я заметила знакомое цветастое платье, мелькнувшее за забором. Когда девочка подошла, я увидела у нее в руке мой бант, который потеряла нынче утром.
   - Это твой? - спросила она. - Я сразу догадалась... На, возьми!
   Я взяла бант и стояла, не решаясь сказать ей, что мне очень хочется с нею дружить. Ведь это была не какая-нибудь городская девочка с соседнего двора, к которой я могла подойти и просто сказать: "Давай с тобой дружить". А эта вон какая - ездит на лошади и даже может расправиться с волком. С виду она была совсем обыкновенная, почти такого же роста, как и я, только босоногая, загорелая и растрепанная. И вдруг, когда она уже повернулась, чтобы идти, я решилась.
   - Как тебя зовут? - спросила я.
   Она обернулась.
   - Зинка.
   - Зина, хочешь, я... я тебе этот бант подарю?
   Она смотрела на меня насупившись.
   - Он тебе знаешь как пойдет! У тебя волосы белые, а бант голубой... А мне он не подходит, и... у меня еще есть. На, возьми.
   - Вот еще придумала! Сама носи... - сказала она и фыркнула.
   Потом смерила меня взглядом с головы до ног, снова чмыхнула и, ничего не говоря, помчалась прочь.
   Я покосилась на скамейку, где сидели Ленька с Павликом. Они сочувственно глядели на меня. Тогда я, размахивая ленточкой, запрыгала на одной ножке к крыльцу. Но мне вовсе не было весело. Мысли мои были заняты тем, как покорить эту странную Зинку.
   И вдруг я придумала.
   - Бабушка, где моя кукла?! - крикнула я, влетев в комнату.
   Бабушка сердито отмахнулась.
   - Отстань, не знаю я. Разве тут найдешь что? Нужную вещь не могу найти, не то что куклу...