Вайсс Ян. В стране наших внуков

   - Конечно, твердое[В чешг.ком языке существуют две глагольные формы множественного числа прошедшего времени, отличающиеся окончанием (мягкое "и" и твердое "и"). Форма с мягким "и" может употребляться только в том случае, если подлежащим является имя существительное мужского рода, означающее одушевленный предмет.- Здесь и далее примечания переводчиков], - подскочила на месте Либа, - но, что бы там ни говорили, все равно это несправедливо! Почему женский род в грамматике так принижен, почему он должен подчиняться мужскому, даже если у него в предложении численное преимущество? "Только женщины и псы остались на базарной площади!" Даже псам отдают предпочтение перед женщинами, потому что они мужского рода!
   - Но я же не виноват в этом, Либа, и вполне разделяю твое возмущение. Наверное, так вышло потому, что в составлении грамматики не принимала участие ни одна женщина.
   - Напиши, что в будущем этого не будет...
   - Да это пустяки...
   - Значит, по орфографии пятерка [В Чехословакии пятерка - низшая школьная оценка. ]. А как содержание? - спросила Либа уже совершенно спокойным голосом.
   - Блестящая идея! У тебя такая фантазия, девка! К сожалению, ее нельзя использовать! Твой Человек, поднявшийся в воздух, такой абстрактный, идеализированный, нереальный - в общем, это не человек! Возможно, это моя вина, я должен был точно сказать тебе, что мне нужно...
   - Неважно! - мотнула Либа головой. - Мне он уже не нравится тоже...
   - И все-таки ты не зря написала! Именно благодаря твоему чемпиону кое-что мне стало ясным.
   И на том спасибо! Ты умеешь сочинять, придумывать фабулу, а это как раз мне и надо! Придумай еще какой-нибудь сюжет. Ты ими так и сыплешь...
   - У меня сколько угодно идей, дядя, выбирай любую! Я придумаю тебе что-нибудь необыкновенное, но только и ты должен пообещать мне кое-что...
   - А что?
   - Что ты поговоришь с Ёзой!
   - А что случилось? - удивился я.
   Ёза уже два года ухаживает за Либушкой. Либа и меня с ним познакомила. Мне казалось, что у Ёзы серьезные намерения. Он понравился мне с первого взгляда. Ёзу, должно быть, все любят, такой уж он парень.
   - Он прислушивается к твоему мнению, - сказала Либа.
   - О чем же я должен поговорить с ним?
   - Он опять бросил работу! Опять ищет новое место! Так же не может продолжаться до бесконечности!
   Это меня удивило и огорчило. У Ёзы Ноймана столько хороших качеств, как могло случиться, что я не заметил самого главного? Его лицо светилось всегда неподдельной радостью, выражало пытливую любознательность и какое-то невыразимое счастье.
   Когда он говорил с кем-нибудь, вся душа его как будто рвалась к человеку - он словно готов был отдать ему самого себя. "Возьми меня всего таким, каков я есть", - казалось, говорило его лицо. В нем не было ни капельки эгоцентрического самолюбования. Он так открыто и бесхитростно смотрел на тебя своими карими глазами и наговаривал о себе и на себя такое, о чем другой бы промолчал. Мне думалось, что временами он был даже излишне, даже слишком правдив. Однако, к его чести будь сказано, он и другим не боялся сказать правду в глаза. Теперь ему такое свойство, вероятно, мешает, но настанет время... настанет время, когда все люди будут так говорить, потому что отпадет необходимость лгать. Когда все будут равны между собой, как братья, незачем будет друг от друга скрывать чтото, притворяться, сплетничать, думать одно, а говорить другое.
   Ёза страстно любил угощать папиросами. Он никогда не закуривал сам, не предложив сначала закурить собеседнику. Он носил с собой широкий портсигар и, не задумываясь, предлагал даже последнюю папиросу. При этом он никогда не забывал услужить и огоньком, для чего у него имелась зажигалка в виде маленького револьвера, никогда не дающего осечки.
   - Какая хорошенькая вещичка, - похвалил я однажды его зажигалку, пробуя высечь искру, - сколько она стоила?
   - Не помню уже. Вам она нравится? Оставьте ее себе! У меня дома есть еще одна...
   Я быстро вернул ему зажигалку. Что это ему только взбрело в голову? В эту минуту Ёза был похож на ребенка, раздающего чужое. О его щедрости я уже знал от Либы. Ёза никогда не приходил к ней с пустыми руками, хоть маленький букетик, да принесет! Тщетно обвиняла его Либа в расточительности...
   - Быть щедрым. - сказал я ей тогда, - радоваться радости других - это одно из качеств людей будущего...
   - Не в этом дело! Это качество мне тоже нравится, - отрезала Либа, - у всех людей мне это нравится, а вот у ЁЗЫ - нет.
   Зачем скрывать, Ёзу я как раз и выбрал себе в герои будущего! О нем я вспомнил в первую очередь, мысленно оценивая людей, которых я знал.
   В нем я был совершенно уверен - он был моим неприкосновенным запасом на случай, если я не найду другого! Он так очаровал меня тогда!.. И вдруг...
   Вот что рассказала о нем Либа: Ёза - единственный ребенок. Отец и мать работают, отец - в кузнечном цехе завода "Татра", зарабатывает большие деньги, мать - заведующей каким-то магазином. Ёза - очень способный юноша, но недисциплинированный. Либа говорит, что его испортила семья. Живет он без надзора, в достатке, ни в чем не нуждается. Он не знает цены деньгам, у него их всегда полно, но, когда они кончаются, он не чувствует в них необходимости. Платит он только бумажными деньгами, потому что ему лень считать мелочь. Отец, мать и бабушка тайком друг от друга заботятся о том, чтобы кошелек ?зы никогда не был пустым. Мелочь звенит у ЁЗЫ во всех карманах, и он теряет ее, вынимая носовой платок. Просматривая его карманы, бабушка время от времени освобождает Ёзу от этого балласта. Она складывает монеты в колонки и расходует их на покупки.
   Удивительно, что при всем этом Ёза вовсе не расточителен. Он даже скромен и нетребователен, не покупает себе сладости и не тратит деньги на кутежи, но, если он идет мимо книжного магазина и его внимание привлечет какая-нибудь книга, он, пи минуты не раздумывая, входит в магазин и покупает эту книгу. А если даст ее кому-нибудь почитать, можно считать, что он ее подарил. Никогда не попросит обратно.
   И еще одна интересная подробность. Еза учился на рабфаке. Он даже попал в высшее учебное заведение, но выдержал там ровно год. Вместо учебы он начал кропать стихи. То было время лихорадочных поисков и выращивания молодых, начинающих талантов. Ёза поверил, что и он принадлежит к таким молодым поэтам, и появился в Добржише [Добржиш - город недалеко от Праги, где находится дворец Союза писателей Чехословакии.].
   После блестящего успеха, которым он наслаждался ровно месяц, он вернулся прямо на завод. С тех пор Ёза сменил несколько мест работы, на одном он удержался целых полгода - это был рекордный срок!
   Только позже я узнал от Либы, что добржишский период пестования поэтического дарования Ёзы оставил след в виде тоненькой книжечки стихов под названием "Сегодня и завтра". Мне хотелось посмотреть на Ёзу через спектр его стихов, признаюсь, меня заинтриговало его "завтра", но книги я не достал - она исчезла с полок.
   Один раз я встретил Ёзу в парке вместе с Либой.
   На Ёзе была коричневая спортивная куртка с застежкой-молнией. Он высокий и стройный, как девушка; не удивительно, что Либа к нему неравнодушна; он носит длинные волосы, подобно большинству молодых людей нашего времени. Я попросил дать мне почитать его книгу стихов, которую я нигде не могу достать.
   - Нет ее у меня! А если бы и была, я не дал бы! - отрубил он.
   - Почему? - удивился я.
   - Потому что это все чушь!
   - Неправда! - Либа с жаром принялась защищать Ёзу от него же самого. Стихи всем понравились, только со второй книжкой он засыпался...
   - Ага! А третья? Решающая?
   - Третьей не было, - объяснила мне Либа. - Вместо того чтобы бороться, он спасовал...
   - Я обязательно хочу прочитать ваши стихи! - воскликнул я, еще более заинтересовавшись. - Ёза, вы должны достать их для меня! Хотя бы первую книгу...
   - Вот вам...
   И Ёза показал мне длинный нос, откровенно издеваясь надо мной. Возмущенный, я посмотрел на Либу. Она только плечами пожала. Я ничего не понимал. Эта неожиданная перемена в поведении ЁЗЫ так не вязалась с его всегдашней чрезмерной услужливостью. Такая мальчишеская выходка является, собственно, проявлением крайнего эгоизма, но в данном случае получилось так, что Ёза отказался от помощи, которую я ему предлагал. Ведь я хотел прочитать его книжку с самыми лучшими намерениями! Я знал, что и самый плохой поэт дрожит над своим произведением и готов в любую минуту проливать кровь за него, а уж если ему посчастливится взойти на Парнас, то его оттуда и палкой не выгонишь. Но сдаться так спокойно и безболезненно, как Еза, признаться, что ты не поэт и посему перестать писать,- нет, тут кроется что-то иное.
   Но, с другой стороны, флагеллантская правдивость ЁЗЫ говорила в его пользу.
   - Не ломай себе над этим голову, дядя! Сколько я убеждала его - во второй книжке тоже были неплохие стихи, но у него такая башка... - Либа сжала руку в кулак и начала колотить Ёзу по голове.
   Чтобы спровоцировать Ёзу, я пошел на хитрость.
   - Да я знаю, - сказал я, - поэт рассердился, что его не встретили с почестями, не пали сразу перед ним ниц...
   - Ничего подобного! - ответил Ёза очень спокойно, ничуть не обидевшись. - Просто нет этого во мне! Я что-то изображал, занимался очковтирательством, мне ведь это лучше известно! Согласны? И вообще оставьте меня в покое...
   Он презрительно отвернулся от меня, а я еще больше загорелся.
   - Слушай, Либа, у тебя, наверное, есть эта его книга "Сегодня и завтра" с красивым автографом на память?
   Либа замотала головой.
   - Нет. Была, но уже нет. Она пропала из моей библиотеки.
   Показав подбородком в сторону Ёзы, Либа намекнула, куда, очевидно, исчезла книга и кто заметает за собой следы.
   - И все-таки я ее прочту, - закончил я разговор.
   Я охотно пообещал Либушке, что поговорку с Ёзой по душам. Я был уверен, что достаточно будет одного дружеского слова - и все станет ясным, сомнения рассеются, как весенний туман. Мне и самому интересно было узнать это второе лицо моего предполагаемого героя, прекрасное лицо, отмеченное таким шрамом.
   Ёза, конечно, и не подозревал о настоящей причине нашей встречи. Все вышло очень просто.
   Я явился вместо Либы на свидание, сказал, что у Либы бронхит, чтобы Ёза напрасно не ждчл, и пригласил его поужинать со мной. Ёза ответил, что он уже ужинал, но принимает мое приглашение с тем условием, что мы не будем говорить о его стихах.
   Мы зашли в винный погребок.
   В разговоре Я основательно прощупал Ёзу и снова убедился, что этот человек не способен говорить неправду. Я начал осторожно расспрашивать его о работе. Где он работает теперь? Ёза ответил, что в данный момент он ничем не занят. Он откровенно признался мне, что то и дело переходит с одного места на другое. По его словам, он самым искренним образом хочет работать, начинает всегда с огромным воодушевлением, но вскоре ему все надоедает. Работа набивает оскомину, а притворяться, изображать, что она ему нравится, он не умеет. Ёза понимает тех людей, которые трудятся ради заработка, но этого стимула у него как раз нет. Он пробовал заниматься и умственным и физическим трудом, корпел над бумагами, работал на заводе рабочим, побывал на сельскохозяйственных работах в деревне, но результат был всегда один и тот же.
   В конце концов ему начинало казаться, что он работает зря.
   Я просто поразился таким рассуждениям молодого человека и наконец не выдержал: - И вам не скучно вести такой образ жизни?
   Мне хотелось сказать "такую праздную жизнь", но я решил не восстанавливать с самого начала Ёзу против себя.
   - Мне не бывает скучно, - резонно ответил он. - Зато я никогда не притворяюсь. Люди работают, кроме всего прочего, для того, чтобы не думать, ищут забвения в работе. А иные просто делают вид, что заняты чем-то очень важным. Обманывают сами себя и скучают...
   - А откуда вы берете средства для существования? - начал я атаковать Ёзу с другого конца, чтобы припереть его к стенке. - Кто вас кормит? Папа? Или мама?
   - Родители обедают в заводской столовой, - ответил Ёза, как будто не поняв моего вопроса. - Дома мне готовит бабушка.
   - Вот как... А если бы она вам не готовила?..
   - То умерла бы от скуки! Весь смысл ее жизни состоит теперь только в том, чтобы готовить, заботиться о ком-нибудь, смотреть за платьем.
   "Вот как извернулся, змееныш! - подумал я. - И все-таки я тебя поймаю!"
   - А кто дает вашей бабушке деньги на продукты?
   - И это я уже пробовал. Я предложил ей деньги, которые заработал. Она отказалась. Даже обиделась. Вы не знаете мою бабушку!
   - Так, значит, вам потому не хочется работать, что у вас хорошая и неразумная бабушка?
   - Здорово вы за меня принялись, - неожиданно сказал Ёза с сокрушенным видом. - Ну что ж, продолжайте! У вас есть на это право! Убедите меня! Ваша правда, но я не в силах заставить себя...
   И я по своей наивности начал убеждать Ёзу, что труд - дело чести, дело славы и дело доблести, что весь мир построен работниками физического и умственного труда.
   Чтобы создать у Ёзы стимул к работе, я приподнял перед ним завесу и начал рассказывать о труде в будущем. Что физического труда будет очень мало, он будет таким желанным для всех и, чем меньше его будет, тем больше будут его ценить.
   Слова "труд" и "радость", "труд" и "игра", "труд" и "счастье" станут для грядущих поколений синонимами! Подобным образом я разглагольствовал -довольно долго, не подозревая, что лью воду на его же мельницу. Если будет мало работы, заявил Ёза, то он с удовольствием откажется от нее в пользу тех, кто не может жить без работы.
   - Они будут счастливы, - сказал Ёза, - что смогут вкалывать и за нас, за тех, кто освободится от труда!
   Вот в каком свете предстал наконец передо мной герой моего романа, этот "до мозга костей новый человек"! Оказывается, и его щедрость, которая так подкупала меня, не имеет ничего общего с щедростью людей будущего! Чужое добро нетрудно раздавать, это каждый сумеет! Что же наконец осталось от моего представления о нем?
   Ёжко, Ёжко...
   Блестит со всех сторон, с виду хрустальная ваза... Да, ваза, но только треснувшая...
   Пропади он пропадом, этот Ёжко!.. Сейчас у меня па примете другой герой...
   Иногда я встречаю замечательного старичка.
   Кто знает, сколько ему лет. Выглядит он очень старым, как будто ему по крайней мере лет сто. Но как он привлекателен, величествен и трогателен в своей старости! У старичка розовое лицо без морщин, голубые глаза. Мягкие белые волосы похожи на только что выпавший снег; он не горбится, время от времени расправляет плечи, из чего можно заключить, что он до сих пор мучает свое тело гимнастическими упражнениями.
   Чем же он красив в своей старости, в чем секрет его старческой красоты, заставляющей прохожих оборачиваться? Глядя на него, никак нельзя допустить мысли об упадке сил, об одряхлении или постепенном умирании тела. Скорее можно предположить обратное, что перед такой старостью открываются новые возможности и с годами она становится только еще более величественной, уважаемой и ценимой, подобно старой скрипке.
   Старичок совершает свой моцион ежедневно, даже в сильный мороз, когда холод пронизывает все тело и снег хрустит под ногами. Он носит черную шубу городского покроя с воротником из меха какого-то редкого зверя с длинным блестящим ворсом. Воротник уже довольно сильно потерся, материя возле пуговиц лоснится от вечного застегивания и расстегивания, но все это ничуть не принижает величавости его облика. Мой старичок кажется мне привлекательным и изящным, как драгоценный антикварный уникум.
   Я не знаком с ним, не знаю, что он из себя представляет, но, вероятно, он именно так и выглядел бы, если бы жил в далеком будущем, скажем, в городе Гармонии, достигнув двухсотлетнего возраста... Где-то я читал, что сокровенной мечтой человечества является достижение бессмертия.
   Бессмертный человек якобы не будет размножаться и будет находиться в состоянии вечного блаженства. Сейчас нам это еще кажется неосуществимым, но, когда эта мечта осуществится, человек станет богом. Сейчас нам трудно даже представить себе это, потому что мысль о смерти слишком глубоко запечатлелась в нашем cознании и мы не можем освободиться от нее.
   Все это, конечно, чепуха!
   Здравый смысл подсказывает мне, что мечтать о бессмертии человеческого индивидуума как о каком-то абсолютном идеале всего человечества просто нелепо и безумно. Вся вселенная подчиняется закону вечного возникновения и уничтожения, не только человек, но и звезды рождаются и умирают, и это так естественно! Не стоит больше говорить об этом.
   А что случилось бы, господа мечтатели о бессмертии, с вашим бессмертным человеком, если бы он случайно утонул или упал и сломал себе шею?
   Смотрите, чтобы не получилось с ним так же, как с тем куманьком в сказке! Куманек засадил смерть в мешок и тем самым нарушил весь ход жизни на земле...
   Я шел по Пржикопе [На Пржикопе - улица в Праге] и по своему обыкновению всматривался в лица прохожих. Это гораздо интереснее, чем разглядывать витрины.
   В окна я смотрю, только проходя мимо кафе, потому что там возле окон сидят люди. Каждое лицо само по себе является чем-то своеобразным, замечательным, неповторимым, и по нему можно кое-что прочесть, хотя бы только одно словечко. Иногда я даже возвращаюсь, чтобы еще раз взглянуть на особенно заинтересовавшее и поразившее меня лицо, а потом - прощай навсегда!..
   И вот однажды в окне кафе "Саварин" я увидел моего старичка! Он сидел за столиком и, очевиднo только что прочитав "Руде право", отложил ее на другой конец стола. Затем он положил на газету свои очки в широкой костяной оправе и принялся тереть ладонями глаза, как это делают старые люди.
   Стул напротив старичка был свободен.
   Не раздумывая долго, я открыл дверь. Меня сразу же обдало атмосферой кафе - шум, табачный дым, теплый запах крепкого кофе. Я быстро разделся и поспешил к окну. Попросив у старичка разрешения, я сел за его столик. Мне страшно хотелось спросить его о чем-нибудь, но о чем, собственно, я и сам не знал. Просто мне нужно было поговорить с ним.
   Ясно было одно: если я искал среди своих современников человека, который подходил бы для моих замыслов, то я нашел его в моем старичке, красивом, закаленном, стройном и розоволицем. Я знаю, что я с ним сделаю. Теперь я уже знаю!
   Однако едва я уселся напротив старичка, как он поднялся. Я не предполагал, что он уже расплатился. Старичок молча поклонился мне, что еще больше усилило мою симпатию к нему, а вместе с тем и сожаление, что он уже уходит. Я взял газету, чтобы освободить место на столике, и в этот момент что-то, звякнув, упало на пол. Я нагнулся - это были его очки!
   - Алло, алло! - закричал я ему вслед. - Ваши очки!
   Он вернулся, взял очки, еще раз молча поклонился мне, губы его слегка задрожали, и - возможно, мне это только показалось - он даже покраснел!
   Но, конечно, мне только показалось - ведь у него всегда было розовое лицо. Но почему задрожали его губы? Он как бы не находил слов, чтобы выразить свою благодарность. Вслед за тем он отвернулся, не Дав мне времени сообразить, что я должен ему сказать, чтобы завязать знакомство.
   А потом я следил за ним глазами, как он выходит из гардероба в своем меховом пальто, держа в руках тросточку, прямой и сосредоточенный, и идет медленно и величаво, как бы направляясь в будущее, и за ним гаснут огни...
   Я сгорал от любопытства. Мне хотелось вскочить и побежать за ним. Впрочем, нет! Пожалуй, так будет даже лучше! Я перенесу его в будущее таким, каким его вижу. Кто знает, может быть, уже первые его слова принесли бы мне разочарование! А вдруг он эгоист и плутишка или позер? А может, дома это тяжелый и сварливый человек. Нет, нет, ничто не должно портить моего старичка!
   Именно так мог бы выглядеть гражданин будущего, когда ему будет, скажем, сто девяносто лет!
   Мастер долголетия - так мог бы называться этот рассказ! Старый Матоуш и его потомство!
   В глубокой задумчивости сидел старый Матоуш в своем кабинете.
   Створки широких окон, выходящих в парк, были открыты. Летний воскресный день близился к своему апогею, а вместе с ним и все удовольствия жизни. Накануне всю ночь искусственные тучи сеяли мелкий дождик. Освеженные благодатной влагой, поднимались золотистые нивы вокруг агрогорода "Утренняя звезда". Легкий ветерок доносил в комнату смешанный запах роз и множества летних цветов.
   Площадь была пуста, как будто всех под метлу вымели. Затихшие, стояли вокруг парка белые здания школ, клубов и театров. Жители города устремились во все стороны света. В близких и далеких городах происходили матчи, соревнования, турниры и фестивали. Многие из жителей отдали, однако, предпочтение тишине и улетели на свои дачи в заповеднике Крконош.
   Только старый Матоуш сидит в глубоком кресле совершенно один. Изредка, когда легкий порыв ветерка доносит до его слуха приглушенные взрывы смеха и шум голосов, на его увядших губах мелькает улыбка. Это на городском стадионе происходит встреча между футбольной командой города и негритянской командой "Мозамбик". На левом краю наших играет и правнук старого Матоуша - Вацлав. У него за плечами сорок лет, а он носится, как мальчишка! Приглашали и старого Матоуша, такой почетный гость придал бы этой встрече торжественный характер, но он отказался. Ему хочется спать, так хочется спать, что он боялся заснуть там...
   У Вацлава тоже есть уже сын и дочери, у старшей из них, Марии, недавно родились близнецы.
   Подумать только, какое у него потомство...
   Матоуш гордо усмехнулся. Большое у него потомство, здоровое и сильное, сколько радости принесла ему старость! А жизнь пролетела как сон - сейчас он самый старый в "Утренней звезде". В прошлом году Матоуш праздновал свое стодевяностопятилетие. О прекрасные звезды, какое это было торжество! Среди его потомков семь поэтов, и все они в стихах, рифмованных и нерифмованных, воспевали его благословенный возраст. Балетная группа, состоявшая из его самых молодых потомков, исполняла специально для него разученные танцы.
   Пешком, на машинах, на кораблях и самолетах прибыли инженеры, врачи, изобретатели, спортсмены, киноработники, ученые, рабочие - их было очень, очень много, от юных стариков и старух и до самых маленьких, еще младенцев, будущих строителей этой необыкновенной планеты, которой принадлежит величайшее чудо мироздания - всемогущий человек!
   С задумчивой улыбкой Матоуш вспоминает об этом грандиозном празднестве, вспоминает, как обнимали и целовали его суетившиеся вокруг внуки и правнуки, как благодарили, считая его чуть ли не своим создателем, который вывел их из темноты и указал путь к счастливой и (радостной жизни.
   Словно он был началом всего, словно он значил больше, чем простое звено в бесконечной человеческой цепи, соединившей нашу планету с другими звездами...
   Уже и теперь наша планета является звездой радости и счастья, и чем дальше, тем более совершенной и прекрасной делает ее своим трудом человек. Для него под солнцем нет почти ничего невозможного; в труде, в любви и радости проходят его дни, и каждый день приносит все новые и новые удивительные открытия, каждому из которых можно было бы удивляться всю жизнь! Но всякое чудо техники, не успев поразить, сразу же устаревает; не зная устали, человеческий гений стремится к все новым победам в воздухе и на море, старается покорить материю, завоевать звезды. У старого Матоуша захватывает дух при мысли о том, что еще может придумать и свершить это непостижимое существо по имени Человек, чтобы было...
   И все же, все же Матоушу очень хочется спать.
   Не потому, однако, что ему надоело жить, нет, он днем и ночью благословляет ту минуту, когда ему было дано впервые видеть и слышать, и не может понять, за что так милостива была к нему судьба.
   Недавно, овеянная славой, в Москву благополучно возвратилась с Луны экспедиция Коваленко. Но правнук Матоуша Иван остался где-то в звездном пространстве. Вернулась ракета, а Иван не вернулся...
   Вспоминает Матоуш и Карла, одного из потомков рода его дочери Индржишки. Он пал жертвой науки во время атомного землетрясения при согревании Великого северного морского пути... А бедняжка Юлинька, ей теперь было бы девяносто шесть лет! Но Матоуш вспоминает ее все такой же, какой он видел ее в последний раз, - в широкой соломенной шляпе, украшенной венком из крупных ромашек. Банановая корка была причиной ее смерти.
   "Иногда кажется, что вещи мстят человеку за то, что он их подчинил себе", - сказал как-то пан Рокос, у которого на этот счет была своя философская теория; от нечего делать он написал трактат "Бунт материи". И вот теперь Матоуш видит во сне: Рокос надевает рубашку, а она сопротивляется.
   Весь его огромный бельевой шкаф воспылал местью.
   Атомы его сандалий устроили заговор. Они, точно муравьи, разбежались во все стороны, и пану Рокосу нечего надеть на ноги. А потом Матоушу снится Иван: он ходит по саду и читает книгу.
   "Иван, почему ты не возвращаешься домой?" Иван не слышит и продолжает ходить по саду и читать.
   "Иван, когда же ты вернешься к нам? Я больше не могу ждать..." "Тсс... тише!. Здесь так тихо, - неожиданно отвечает Иван, - не нарушайте..." И, действительно, в саду темнеет, всюду царит глубокая и нестерпимая тишина, но тут Матоуш просыпается. Он открывает глаза и видит над собой улыбающееся лицо своего доктора. Доктор в белой рубашке без рукавов, у него вид студента, и только морщинки, образующиеся по сторонам рта, когда он бывает серьезным, выдают его шестьдесят лет.
   - Вы задремали, мой милый друг?
   - Да. А вы... вы меня разбудили! Вы не даете мне ни минуты покоя!