Он ни о чем не мог думать. Не вспоминал, не пытался осознать, что же такое случилось. Все внутри его было сдавлено ощущением безысходного горя. Он просто смотрел на Василину…
Он смотрел на дочь. Смотрел, впитывая ее всем своим существом. Ведь потом будут только воспоминания. А ее не будет…
Ее не будет? Рубаха, что она постирала вчера, – будет. Шуба новая, что для нее приготовил, – будет. Платья ее – будут! А она – нет. Да как же это?
Он понимал, что такое смерть. Он много раз видел ее. И сам, не боялся. Тяжело ему было пережить потерю жены. Но так, что уж поделаешь, – все, как на роду было написано, так и случилось. Недаром покойница все воды боялась. В лесу вон тоже сколько всего. Но никто не убивает просто так. Это может сделать только бешеная собака или волк, которые готовы кусать кого угодно и когда угодно.
Филипп смотрел на дочь. Холодно ему было. Что-то исчезло в душе.
А еще было ему беспокойно. Ведь тот, чья пуля оборвала жизнь дочери, еще ходит по земле. Филипп не гадал, кто он. Имя он знал наверняка. Сердце подсказало.
Лесник встал и пошел к углу, где хранилось все его охотничье хозяйство. Половицы поскрипывали под ногами. Взял двустволку, внимательно осмотрел ее со всех, сторон. Переломил, заглянул сначала в один ствол, потом в другой. Достал из патронташа два патрона с самой крупной картечью, загнал в стволы и закрыл ружье.
Закинув двустволку за плечо, он направился к двери. На пороге оглянулся. Сначала взглянул на стол, где лежала Василина, потом повернулся к углу, в который забился притихший, съежившийся Нестор. Хотел что-то сказать ему, но не стал. Открыл дверь и вышел из избы.
10.05. БОЛОТА
10.07. БОЛОТА
16.10. БОЛОТА
28 октября 1939 год
Он смотрел на дочь. Смотрел, впитывая ее всем своим существом. Ведь потом будут только воспоминания. А ее не будет…
Ее не будет? Рубаха, что она постирала вчера, – будет. Шуба новая, что для нее приготовил, – будет. Платья ее – будут! А она – нет. Да как же это?
Он понимал, что такое смерть. Он много раз видел ее. И сам, не боялся. Тяжело ему было пережить потерю жены. Но так, что уж поделаешь, – все, как на роду было написано, так и случилось. Недаром покойница все воды боялась. В лесу вон тоже сколько всего. Но никто не убивает просто так. Это может сделать только бешеная собака или волк, которые готовы кусать кого угодно и когда угодно.
Филипп смотрел на дочь. Холодно ему было. Что-то исчезло в душе.
А еще было ему беспокойно. Ведь тот, чья пуля оборвала жизнь дочери, еще ходит по земле. Филипп не гадал, кто он. Имя он знал наверняка. Сердце подсказало.
Лесник встал и пошел к углу, где хранилось все его охотничье хозяйство. Половицы поскрипывали под ногами. Взял двустволку, внимательно осмотрел ее со всех, сторон. Переломил, заглянул сначала в один ствол, потом в другой. Достал из патронташа два патрона с самой крупной картечью, загнал в стволы и закрыл ружье.
Закинув двустволку за плечо, он направился к двери. На пороге оглянулся. Сначала взглянул на стол, где лежала Василина, потом повернулся к углу, в который забился притихший, съежившийся Нестор. Хотел что-то сказать ему, но не стал. Открыл дверь и вышел из избы.
10.05. БОЛОТА
…Мир был заключен в прорезь прицела. Нет больше ничего. Есть только прорезь с черным провалом мушки. Провалом, который в мгновенье может решить судьбу того, кто попал в него. И ты уже царь, бог, властитель жизни и смерти всех, кто идет по болотной тропе.
Начинается азартная игра в покер. Кравец легонько повел стволом по фигурам идущих… Все как на ладони. Некоторые уже в проигрыше, хотя пока и не подозревают об этом. У остальных на руках козыри. Чеслав в любом случае не будет проигравшим. Без него быстро за кордон не попадешь. Хотя, если он будет себя вести плохо, может получить свое. Паныч? Тоже не в счет. Этот байстрюк из НКВД – третий. Вот уж игрок! Никто и не думал, насколько крупные козыри в его колоде. Такое соседство Кравцу совершенно не нужно. А вот и пан пулковник.
Кравец покусал тонкий ус. У него не было точного плана, что нужно сделать. Была цель. А достигать он ее будет стремительно и теми путями, которые предоставляют ему обстоятельства. Но прежде всего – сопляк! Потом – разговор с Барковским. Он снова припал к карабину. Повел стволом. Теперь уже по спинам идущих по тропе. Вот и пиджачок этого лайдака. Каждый из них думает, что самые сильные козыри у него. Но все они забыли о «джокере», а «джокер»-то он, Кравец! И последняя взятка – его! Исчезнет этот сопливый энкэвэдист, можно полковнику выложить свои аргументы. Очень неплохие.
Шаг, еще шаг… Пора! Кравец затаил дыхание, палец начал медленно давить на спусковой крючок. И в этот момент спину третьего закрыла другая спина, обтянутая тонким сукном дорогой шинели. Кравец снял палец со спускового крючка и отер пот. «А почему, собственно, нет? Может, это действительно лишнее – слова произносить? Вон как он гордо вышагивает – не от красных удирает, а на светский прием собирается. И с этим можно договориться? А потом зачем? Зачем делиться?»
Кравец снова медленно повел стволом, аккуратно совместил прорезь прицела с мушкой и решительно, но плавно нажал на спуск…
Начинается азартная игра в покер. Кравец легонько повел стволом по фигурам идущих… Все как на ладони. Некоторые уже в проигрыше, хотя пока и не подозревают об этом. У остальных на руках козыри. Чеслав в любом случае не будет проигравшим. Без него быстро за кордон не попадешь. Хотя, если он будет себя вести плохо, может получить свое. Паныч? Тоже не в счет. Этот байстрюк из НКВД – третий. Вот уж игрок! Никто и не думал, насколько крупные козыри в его колоде. Такое соседство Кравцу совершенно не нужно. А вот и пан пулковник.
Кравец покусал тонкий ус. У него не было точного плана, что нужно сделать. Была цель. А достигать он ее будет стремительно и теми путями, которые предоставляют ему обстоятельства. Но прежде всего – сопляк! Потом – разговор с Барковским. Он снова припал к карабину. Повел стволом. Теперь уже по спинам идущих по тропе. Вот и пиджачок этого лайдака. Каждый из них думает, что самые сильные козыри у него. Но все они забыли о «джокере», а «джокер»-то он, Кравец! И последняя взятка – его! Исчезнет этот сопливый энкэвэдист, можно полковнику выложить свои аргументы. Очень неплохие.
Шаг, еще шаг… Пора! Кравец затаил дыхание, палец начал медленно давить на спусковой крючок. И в этот момент спину третьего закрыла другая спина, обтянутая тонким сукном дорогой шинели. Кравец снял палец со спускового крючка и отер пот. «А почему, собственно, нет? Может, это действительно лишнее – слова произносить? Вон как он гордо вышагивает – не от красных удирает, а на светский прием собирается. И с этим можно договориться? А потом зачем? Зачем делиться?»
Кравец снова медленно повел стволом, аккуратно совместил прорезь прицела с мушкой и решительно, но плавно нажал на спуск…
10.07. БОЛОТА
…Полковник навалился как глыба. Алексей не устоял на ногах, и они упали, в болотную грязь. Остальные бросились на землю и начали стрелять. Стреляли просто так. Понять, где противник, не мог никто.
Выбраться из-под полковника сразу не удалось. Лицо Барковского было совсем рядом. Побледневшее, с закатившимися глазами. Он с хрипом дышал, на губах пузырилась розовая пена. Наконец Алексею удалось перевернуть его.
К ним подполз Чеслав. Он махнул рукой, подзывая Владека… Сам рванул ворот мундира у раненого, нетерпеливо полоснул по шинели кинжалом и припал ухом к груди.
– Что, Чеслав, что? – испуганно спросил Владислав.
– В спину его стукнуло… Выходного нет. Погоди, сейчас перевяжу… Может, обойдется.
Бандиты были настороже. Но уже стали потихонечку вставать. Кто стрелял, никто так и не понял. «Шальная», – сказал чей-то голос. На шальную эта пуля была мало похожа. Тем более выстрел был слышен.
– Понесем его… Пока живой… Может, успеем выйти. А там как бог даст… – Чеслав закончил перевязку и встал.
Оглянувшись, он увидел Алексея. Взгляд его был тяжелым и недобрым. Он наклонился к Владиславу и что-то тихо спросил. Не поднимаясь с колена, молодой Барковский махнул рукой. Чеслав шагнул к Алексею, держа в руке широкий кинжал, которым только что разрезал шинель пана.
Алексею стало не по себе. «Что же это? Конец?» Тяжелая рука Чеслава ухватила его за ворот.
Алексей резко рванулся вбок и вниз, перекатился и, быстро вскочив, прыгнул к бандиту, который, стоя неподалеку на коленях, поправлял ремень.
Удар головой. Бандит, схватившись за лицо, упал. Автомат. Сильный прыжок. Алексей уже укрылся за колоду, лежавшую впереди поперек тропы.
Вдруг сзади стегнул еще один выстрел.
– Красные! – истошно завопил кто-то.
И, словно подтверждая это, недалеко застучал пулемет, зачастили винтовки.
«Наши, – подумал Алексей – заслон уничтожают. Скоро будут здесь. Надо этих задержать».
Алексей сам себе поставил новую задачу, которую с Астаховым не оговаривал. Он должен заставить залечь остатки банды и не дать им уйти до прихода наших.
Он передернул затвор и полоснул очередью по тропе.
Поднявшийся было Чеслав снова упал, вжимаясь в зловонную жижу. Пули с чмоканьем ушли в грязь перед его носом.
Автомат в руках Алексея дрожал, словно пытался освободиться.
Один из бандитов, задергавшись, чуть приподнялся, но снова распластался. «Готов», – радостно отметил Алексей. Но тут же ему пришлось спрятать голову. По трухлявой колоде, за которой он лежал, застучали пули.
– Высунуться ему не давайте! – услышал он голос Чеслава.
Алексей чуть отполз в сторону. Попытался выглянуть из-за колоды. И тут же его обдал веер грязи от пуль. Его надежно стерегли. Он пополз ближе к болоту. Попал в какую-то колдобину, полную вонючей воды.
Он осторожно выставил автомат и, поймав на мушку конфедератку, дал короткую очередь. Фуражка подпрыгнула и ткнулась вниз. Перед ней вдруг появилась рука, которая судорожно начала рвать и мять мох. Постепенно движение пальцев замедлилось, рука замерла…
В ответ по нему снова открыли бешеную стрельбу. Алексей приподнялся, чтобы выползти из ямы…
Выстрела он не услышал. Тяжелое и тупое гулко стукнуло по груди, и она словно раскололась. Яркий мир завертелся волчком сливаясь в призрачные пятна и темнея. «Слепну?» – успел удивиться Алексей и соскользнул в темноту небытия…
Кравец появился незаметно, во время перестрелки. Он вылез откуда-то сбоку, грязный, заляпанный бурыми пятнами. Чеслав помнил распоряжение Барковского. Но стоит ли выполнять приказ почти неживого пана? И так еще двое лежат в болотной жиже. Сейчас и Кравец пригодится.
Кравец любовался на дело рук своих. Он был доволен. Удачный день: девка готова, пан вот-вот богу душу отдаст. Жалко только, забыл сделать поправку – стрелять-то пришлось над водой. И этого лайдака ловко завалил. В шуме перестрелки его карабин никто не услышал. Здесь-то он поправку сделал.
Одно плохо – прекратилась стрельба там, где был заслон. Зато стал слышен собачий лай.
Бандиты засуетились.
Чеслав с Кравцом подняли на шинели полковника и быстро зашагали по болотной тропе…
…Их осталось четверо. Они вышли на сухой островок. Шинель опустили в тени кустов. Чеслав устало сел рядом, жадно приник к фляге.
Невдалеке стукнул выстрел, залаяла собака.
– Они висят на следе, – мрачно сказал Владек.
– Чеслав прав. – Кравец тоже уселся на землю. – Надо хоть немного передохнуть. Иначе не дойдем. Русские тоже осторожничают, засад боятся.
– Некогда отдыхать, – жестко сказал Владек, – я посмотрю дорогу вперед. Вы через минуту поднимайтесь. Ясно?!
– Ясно. Дальше сухого дерева не ходи, – предупредил Чеслав.
Владислав, ничего не ответив, ушел.
Кравец достал сигареты, спрятанные в жестяную баночку с завинчивающейся крышкой. Предложил Чеславу. Выпустив синий дым, тихо спросил:
– Как это его?
– Черт его знает… Шел, шел и на тебе… Шальной, что ли, стукнуло? Да вроде выстрел слышен был, – протянул Чеслав и вдруг с подозрением посмотрел на Кравца.
– Ладно, это сейчас неважно, – бесстрастно сказал тот, – уже неважно. С ним мы не дойдем. Надо подумать о живых.
– Он тоже пока жив… – кивнул Чеслав на пана.
– Жив… – протянул Кравец, подвинулся поближе, приподнял веко полковника, заглянул в глаз, щурясь от дыма, – это ненадолго…
– Что вы предлагаете? – Чеслав прямо посмотрел на Кравца.
– Я не предлагаю. Я просто думаю, что пан пулковник уже умер.
Чеслав наклонился к пану, уловил едва слышное дыхание.
– Он жив…
– К сожалению… Тем самым пан пулковник очень сильно задерживает нас. Всем будет лучше, если он умрет…
Чеслав глубоко вдохнул в себя дым. Встал, потянулся, сделал несколько шагов и вдруг резко обернулся.
Кравец пристально смотрел на него, не мигая, уперев в колено рукоять тяжелого пистолета. Его ствол был направлен Чеславу в живот.
– Это лишнее, – брезгливо скривился Чеслав. – После первого же выстрела появятся красные. Самое надежное – это тишина.
– Вы знаете, что сказал этот лайдак пану? Почему тот таскал его с собой? – Кравец, словно не слыша Чеслава, держал пистолет в прежнем положении.
– Нет… Не знаю. Это знал только он… – Чеслав кивнул на пана, – …покойный…
Кравец усмехнулся и спрятал пистолет.
– Кто должен сделать? – спросил Чеслав.
– Жребий, проше пане…
– Что мы скажем Владеку?
– Правду. Нашу правду. Пан полковник скончался. И все…
– А если узнает?
– От кого?
Пан застонал.
Кравец деловито порылся в кармане и вытащил монету.
– Орел?
Чеслав кивнул. Он надеялся, что выпадет решка. Монета сверкнула в воздухе. Кравец прихлопнул ее ладонью. Медленно отнял руку. Монетка выпала орлом.
Чеслав наклонился над паном, приподнимая его…
Потом он медленно выпрямился, пучком травы вытирая лезвие. Кравец заботливо поправил шинель под убитым.
– Догоните младшего, – распорядился он.
Чеслав не торопился.
– Идите. Я подожду здесь… – Кравец посмотрел на него в упор, пытаясь понять, что задумал Чеслав. Потом перевел взгляд на нож, который он все еще вытирал пучком травы, и понимающе кивнул. Он вытащил свой кинжал из ножен и, чуть протягивая его вперед, сказал:
– Хорошо! Давайте вместе.
Оба ножа шлепнулись в трясину. Теперь можно было не опасаться удара в спину.
Чеслав быстро пошел по тропе за Владеком.
Как только он скрылся в кустах, Кравец наклонился и, распахнув ворот мундира на полковнике, начал судорожно шарить рукой по телу. Наконец нащупал, что искал, сильно рванул.
Тонкие звенья золотой цепочки лопнули. Он, не глядя, запихал медальон за пазуху, развернулся и почти побежал в глубь болота. Благо эти места он знал неплохо.
…Владислав кинулся к отцу, припал к груди и застонал:
– Нет… нет… не верю…
Чеслав взял его за плечи, поднял.
– Уходить надо, – сказал он.
– А-а, да-да… надо. – Молодой пан взял себя в руки: он наклонился над телом отца, снял пояс с вшитыми драгоценностями. Пытался еще что-то найти.
– Скорей, Владислав, скорее, – торопил его Чеслав.
– Момент. Тут должен быть еще… Очень ценная вещь. Самая ценная… – обшаривая тело, Владек повернул его на бок. Вдруг глаза его широко раскрылись. Он увидел ножевую рану под лопаткой. Немигающий взгляд вперился в Чеслава: – Кто?
Чеслав побледнел.
– Пся крев! То он! Кравец! Пан засипел. Он говорит, кончается, зови Владека. Я побежал, а он…
– Ты знаешь, что он унес? – Владислав вскочил и вцепился в Чеслава. – Знаешь?
– Все вроде здесь… – отмахнулся Чеслав, показывая на ранец.
– А-а… – простонал Владек, – бумажки, эти бумажки! Там же будущее мое было… За ним, скорее!
Владек рванулся было в кусты. Чеслав поймал его за руку.
– Куда! – грубо прикрикнул он. – Куда? Ты что, не слышишь? Собаки заливаются. Надо уходить!
Владек сел на землю и разрыдался. Чеслав оттащил тело полковника в сторону и спихнул в трясину.
Потом он подошел к Владеку, немного помолчал, слушая всхлипывания, и тронул за плечо своего нового хозяина.
– Уже ничего нельзя сделать. Пошли. Сейчас главное – выжить.
Владек с трудом встал. Посмотрел в сторону зарослей, где очевидно, скрылся Кравец с медальоном, и тихо сказал:
– Я найду. Мне отец завещал. Я найду, чего бы мне это ни стоило.
Потом, повернувшись, зашагал вслед за Чеславом…
Выбраться из-под полковника сразу не удалось. Лицо Барковского было совсем рядом. Побледневшее, с закатившимися глазами. Он с хрипом дышал, на губах пузырилась розовая пена. Наконец Алексею удалось перевернуть его.
К ним подполз Чеслав. Он махнул рукой, подзывая Владека… Сам рванул ворот мундира у раненого, нетерпеливо полоснул по шинели кинжалом и припал ухом к груди.
– Что, Чеслав, что? – испуганно спросил Владислав.
– В спину его стукнуло… Выходного нет. Погоди, сейчас перевяжу… Может, обойдется.
Бандиты были настороже. Но уже стали потихонечку вставать. Кто стрелял, никто так и не понял. «Шальная», – сказал чей-то голос. На шальную эта пуля была мало похожа. Тем более выстрел был слышен.
– Понесем его… Пока живой… Может, успеем выйти. А там как бог даст… – Чеслав закончил перевязку и встал.
Оглянувшись, он увидел Алексея. Взгляд его был тяжелым и недобрым. Он наклонился к Владиславу и что-то тихо спросил. Не поднимаясь с колена, молодой Барковский махнул рукой. Чеслав шагнул к Алексею, держа в руке широкий кинжал, которым только что разрезал шинель пана.
Алексею стало не по себе. «Что же это? Конец?» Тяжелая рука Чеслава ухватила его за ворот.
Алексей резко рванулся вбок и вниз, перекатился и, быстро вскочив, прыгнул к бандиту, который, стоя неподалеку на коленях, поправлял ремень.
Удар головой. Бандит, схватившись за лицо, упал. Автомат. Сильный прыжок. Алексей уже укрылся за колоду, лежавшую впереди поперек тропы.
Вдруг сзади стегнул еще один выстрел.
– Красные! – истошно завопил кто-то.
И, словно подтверждая это, недалеко застучал пулемет, зачастили винтовки.
«Наши, – подумал Алексей – заслон уничтожают. Скоро будут здесь. Надо этих задержать».
Алексей сам себе поставил новую задачу, которую с Астаховым не оговаривал. Он должен заставить залечь остатки банды и не дать им уйти до прихода наших.
Он передернул затвор и полоснул очередью по тропе.
Поднявшийся было Чеслав снова упал, вжимаясь в зловонную жижу. Пули с чмоканьем ушли в грязь перед его носом.
Автомат в руках Алексея дрожал, словно пытался освободиться.
Один из бандитов, задергавшись, чуть приподнялся, но снова распластался. «Готов», – радостно отметил Алексей. Но тут же ему пришлось спрятать голову. По трухлявой колоде, за которой он лежал, застучали пули.
– Высунуться ему не давайте! – услышал он голос Чеслава.
Алексей чуть отполз в сторону. Попытался выглянуть из-за колоды. И тут же его обдал веер грязи от пуль. Его надежно стерегли. Он пополз ближе к болоту. Попал в какую-то колдобину, полную вонючей воды.
Он осторожно выставил автомат и, поймав на мушку конфедератку, дал короткую очередь. Фуражка подпрыгнула и ткнулась вниз. Перед ней вдруг появилась рука, которая судорожно начала рвать и мять мох. Постепенно движение пальцев замедлилось, рука замерла…
В ответ по нему снова открыли бешеную стрельбу. Алексей приподнялся, чтобы выползти из ямы…
Выстрела он не услышал. Тяжелое и тупое гулко стукнуло по груди, и она словно раскололась. Яркий мир завертелся волчком сливаясь в призрачные пятна и темнея. «Слепну?» – успел удивиться Алексей и соскользнул в темноту небытия…
Кравец появился незаметно, во время перестрелки. Он вылез откуда-то сбоку, грязный, заляпанный бурыми пятнами. Чеслав помнил распоряжение Барковского. Но стоит ли выполнять приказ почти неживого пана? И так еще двое лежат в болотной жиже. Сейчас и Кравец пригодится.
Кравец любовался на дело рук своих. Он был доволен. Удачный день: девка готова, пан вот-вот богу душу отдаст. Жалко только, забыл сделать поправку – стрелять-то пришлось над водой. И этого лайдака ловко завалил. В шуме перестрелки его карабин никто не услышал. Здесь-то он поправку сделал.
Одно плохо – прекратилась стрельба там, где был заслон. Зато стал слышен собачий лай.
Бандиты засуетились.
Чеслав с Кравцом подняли на шинели полковника и быстро зашагали по болотной тропе…
…Их осталось четверо. Они вышли на сухой островок. Шинель опустили в тени кустов. Чеслав устало сел рядом, жадно приник к фляге.
Невдалеке стукнул выстрел, залаяла собака.
– Они висят на следе, – мрачно сказал Владек.
– Чеслав прав. – Кравец тоже уселся на землю. – Надо хоть немного передохнуть. Иначе не дойдем. Русские тоже осторожничают, засад боятся.
– Некогда отдыхать, – жестко сказал Владек, – я посмотрю дорогу вперед. Вы через минуту поднимайтесь. Ясно?!
– Ясно. Дальше сухого дерева не ходи, – предупредил Чеслав.
Владислав, ничего не ответив, ушел.
Кравец достал сигареты, спрятанные в жестяную баночку с завинчивающейся крышкой. Предложил Чеславу. Выпустив синий дым, тихо спросил:
– Как это его?
– Черт его знает… Шел, шел и на тебе… Шальной, что ли, стукнуло? Да вроде выстрел слышен был, – протянул Чеслав и вдруг с подозрением посмотрел на Кравца.
– Ладно, это сейчас неважно, – бесстрастно сказал тот, – уже неважно. С ним мы не дойдем. Надо подумать о живых.
– Он тоже пока жив… – кивнул Чеслав на пана.
– Жив… – протянул Кравец, подвинулся поближе, приподнял веко полковника, заглянул в глаз, щурясь от дыма, – это ненадолго…
– Что вы предлагаете? – Чеслав прямо посмотрел на Кравца.
– Я не предлагаю. Я просто думаю, что пан пулковник уже умер.
Чеслав наклонился к пану, уловил едва слышное дыхание.
– Он жив…
– К сожалению… Тем самым пан пулковник очень сильно задерживает нас. Всем будет лучше, если он умрет…
Чеслав глубоко вдохнул в себя дым. Встал, потянулся, сделал несколько шагов и вдруг резко обернулся.
Кравец пристально смотрел на него, не мигая, уперев в колено рукоять тяжелого пистолета. Его ствол был направлен Чеславу в живот.
– Это лишнее, – брезгливо скривился Чеслав. – После первого же выстрела появятся красные. Самое надежное – это тишина.
– Вы знаете, что сказал этот лайдак пану? Почему тот таскал его с собой? – Кравец, словно не слыша Чеслава, держал пистолет в прежнем положении.
– Нет… Не знаю. Это знал только он… – Чеслав кивнул на пана, – …покойный…
Кравец усмехнулся и спрятал пистолет.
– Кто должен сделать? – спросил Чеслав.
– Жребий, проше пане…
– Что мы скажем Владеку?
– Правду. Нашу правду. Пан полковник скончался. И все…
– А если узнает?
– От кого?
Пан застонал.
Кравец деловито порылся в кармане и вытащил монету.
– Орел?
Чеслав кивнул. Он надеялся, что выпадет решка. Монета сверкнула в воздухе. Кравец прихлопнул ее ладонью. Медленно отнял руку. Монетка выпала орлом.
Чеслав наклонился над паном, приподнимая его…
Потом он медленно выпрямился, пучком травы вытирая лезвие. Кравец заботливо поправил шинель под убитым.
– Догоните младшего, – распорядился он.
Чеслав не торопился.
– Идите. Я подожду здесь… – Кравец посмотрел на него в упор, пытаясь понять, что задумал Чеслав. Потом перевел взгляд на нож, который он все еще вытирал пучком травы, и понимающе кивнул. Он вытащил свой кинжал из ножен и, чуть протягивая его вперед, сказал:
– Хорошо! Давайте вместе.
Оба ножа шлепнулись в трясину. Теперь можно было не опасаться удара в спину.
Чеслав быстро пошел по тропе за Владеком.
Как только он скрылся в кустах, Кравец наклонился и, распахнув ворот мундира на полковнике, начал судорожно шарить рукой по телу. Наконец нащупал, что искал, сильно рванул.
Тонкие звенья золотой цепочки лопнули. Он, не глядя, запихал медальон за пазуху, развернулся и почти побежал в глубь болота. Благо эти места он знал неплохо.
…Владислав кинулся к отцу, припал к груди и застонал:
– Нет… нет… не верю…
Чеслав взял его за плечи, поднял.
– Уходить надо, – сказал он.
– А-а, да-да… надо. – Молодой пан взял себя в руки: он наклонился над телом отца, снял пояс с вшитыми драгоценностями. Пытался еще что-то найти.
– Скорей, Владислав, скорее, – торопил его Чеслав.
– Момент. Тут должен быть еще… Очень ценная вещь. Самая ценная… – обшаривая тело, Владек повернул его на бок. Вдруг глаза его широко раскрылись. Он увидел ножевую рану под лопаткой. Немигающий взгляд вперился в Чеслава: – Кто?
Чеслав побледнел.
– Пся крев! То он! Кравец! Пан засипел. Он говорит, кончается, зови Владека. Я побежал, а он…
– Ты знаешь, что он унес? – Владислав вскочил и вцепился в Чеслава. – Знаешь?
– Все вроде здесь… – отмахнулся Чеслав, показывая на ранец.
– А-а… – простонал Владек, – бумажки, эти бумажки! Там же будущее мое было… За ним, скорее!
Владек рванулся было в кусты. Чеслав поймал его за руку.
– Куда! – грубо прикрикнул он. – Куда? Ты что, не слышишь? Собаки заливаются. Надо уходить!
Владек сел на землю и разрыдался. Чеслав оттащил тело полковника в сторону и спихнул в трясину.
Потом он подошел к Владеку, немного помолчал, слушая всхлипывания, и тронул за плечо своего нового хозяина.
– Уже ничего нельзя сделать. Пошли. Сейчас главное – выжить.
Владек с трудом встал. Посмотрел в сторону зарослей, где очевидно, скрылся Кравец с медальоном, и тихо сказал:
– Я найду. Мне отец завещал. Я найду, чего бы мне это ни стоило.
Потом, повернувшись, зашагал вслед за Чеславом…
16.10. БОЛОТА
…Кравец не пошел к границе, вне всякого сомнения, она была перекрыта, а направился в противоположную сторону. Прежде всего, надо было уйти из области действия русских частей, отсидеться. Возможно, вернуться на остров. Там еще достаточно пищи и воды. И лишь потом, когда все уляжется, перебираться за кордон. Единственное, что не нравилось Кравцу, – необходимость возвращаться в Живуни. Не лежало сердце к этой дороге. Но лучшего варианта не было. Там начиналась единственная тропа по болоту, которую он хорошо знал.
Он больше не слышал звуков погони. То ли всех уже перестреляли, то ли красные далеко ушли. Скорей всего и то и другое.
Наконец поворот к Живуни. Еще с десяток километров по суше, потом час-полтора по болоту, и он в безопасности. Хотя вряд ли успеет засветло. Нужно будет на ночь берлогу соорудить.
Кравец прошел еще с километр. Потом понял, что дальше идти не сможет, пока не узнает, в чем секрет медальона.
Вдали виднелась небольшая поливка. С двух сторон ее, словно стенкой, ограждал молодой орешник. Она показалась ему подходящим местом, и он направился туда.
Выйдя на поляну, он сразу нашел место, где было побольше света. Остановился, бросив на траву карабин, достал медальон.
Он не рассматривал красоту изящной решетки, сплетенной из золотых нитей. Лишь мельком взглянул на художественную миниатюру. Ему хотелось быстрее отыскать тайный рычажок, который открыл бы путь в роскошную жизнь.
Наконец он увидел, что одна веточка расположена не так, как нужно. Вот он, рычажок! Кравец забыл об опасности. Он не заметил, что в густых зарослях стоит человек и внимательно наблюдает за ним.
Кравец взял поудобнее медальон одной рукой. Пальцами другой он хотел нажать на рычажочек.
Человек в кустарнике поднял двустволку, прицелился. Но не стрелял. Он никогда не стрелял в спину.
– Кравец! – глухо окликнул он.
Кравец замер. Потом тихо стал поворачиваться на голос. Одна рука медленно поползла к кобуре. Главное – разрядить обойму в Филиппа. Он узнал голос.
– Кравец! – повторил Филипп. – Повернись!
Кравец поднял голову. Но не увидел глаз Филиппа. Он увидел два черных отверстия. Вот они начали расти, шириться, и из них вырвалось жгучее пламя…
Он больше не слышал звуков погони. То ли всех уже перестреляли, то ли красные далеко ушли. Скорей всего и то и другое.
Наконец поворот к Живуни. Еще с десяток километров по суше, потом час-полтора по болоту, и он в безопасности. Хотя вряд ли успеет засветло. Нужно будет на ночь берлогу соорудить.
Кравец прошел еще с километр. Потом понял, что дальше идти не сможет, пока не узнает, в чем секрет медальона.
Вдали виднелась небольшая поливка. С двух сторон ее, словно стенкой, ограждал молодой орешник. Она показалась ему подходящим местом, и он направился туда.
Выйдя на поляну, он сразу нашел место, где было побольше света. Остановился, бросив на траву карабин, достал медальон.
Он не рассматривал красоту изящной решетки, сплетенной из золотых нитей. Лишь мельком взглянул на художественную миниатюру. Ему хотелось быстрее отыскать тайный рычажок, который открыл бы путь в роскошную жизнь.
Наконец он увидел, что одна веточка расположена не так, как нужно. Вот он, рычажок! Кравец забыл об опасности. Он не заметил, что в густых зарослях стоит человек и внимательно наблюдает за ним.
Кравец взял поудобнее медальон одной рукой. Пальцами другой он хотел нажать на рычажочек.
Человек в кустарнике поднял двустволку, прицелился. Но не стрелял. Он никогда не стрелял в спину.
– Кравец! – глухо окликнул он.
Кравец замер. Потом тихо стал поворачиваться на голос. Одна рука медленно поползла к кобуре. Главное – разрядить обойму в Филиппа. Он узнал голос.
– Кравец! – повторил Филипп. – Повернись!
Кравец поднял голову. Но не увидел глаз Филиппа. Он увидел два черных отверстия. Вот они начали расти, шириться, и из них вырвалось жгучее пламя…
28 октября 1939 год
БРЕСТ
Из болота Алексея вынесли на шинелях красноармейцы. После операции он был в беспамятстве. На четвертый день врачи вообще потеряли всякую надежду. Сильно поднялась температура. Помимо пулевого ранения, у него была еще и простуда. Еще два дня он был между жизнью и смертью. В тягучих кошмарах забытья к нему из невообразимой дали протягивала руки Василинка, потом ее вдруг загораживал неестественно бледный, перепачканный тиной пан Барковский, приказывавший мрачному небритому Чеславу и злому Кравцу пытать его раскаленными иглами. А Астахов спешил ему на помощь и никак не мог успеть.
И все же он выжил. Открыв глаза, увидел белый потолок, блики неяркого осеннего солнца на нем, показавшуюся необычно большой больничную палату. К нему никого не пускали. От слабости и потери крови он даже не мог разговаривать. Его кормили и заставляли спать.
Очнувшись в очередной раз от полусна-полузабытья, Алексей вдруг увидел Астахова. Ссутулив широкие плечи, тот сидел на белой больничной табуретке около его кровати. Поверх новой коверкотовой гимнастерки накинут больничный халат.
– Здравствуй, – почему-то очень тихо сказал Сергей Дмитриевич. – Вот едва пустили к тебе. Ослаб ты здорово, говорят. А я вижу – герой! Как есть, на самом деле…
Алексей слабо улыбнулся в ответ и тоже хотел что-то сказать. Но не получилось. Сил не хватило.
– Ты молчи, молчи… – предостерегающе положил ему руку на плечо Астахов, – а то врачи услышат, что мы тут с тобой болтаем, и выгонят меня. Сам знаешь – врачи! Так что молчок…
Потом подмигнул Алексею, пододвинул табуретку чуть ближе.
– А я, брат, прощаться пришел. Переводят меня. Поеду опять на северо-запад, в Ленинград. Большие дела там начинаются. Адрес вот оставлю, – он сунул под подушку записку, – пиши, как поправишься. Я человек одинокий, письмецо от тебя получить приятно будет… А ты молодец. Великое дело сдюжил. Нет больше Барковского. Мы его шинель всю в крови нашли. Судя по всему, его тело бандиты в трясине похоронили… И банды больше нет.
Алексей почувствовал, что Астахов что-то не договаривает:
– Тетка Килина привет тебе шлет. Приехала специально в Брест. Да…
Астахов снова замялся. Не умел он говорить обиняками, вокруг вертеться, да только ни к чему сейчас прямота, ни к чему…
– Ты прости… – глухо начал Сергей Дмитриевич, – не уберегли мы ее.
Алексей закрыл глаза. По щеке, оставляя влажный след, тихо скатилась слезинка.
В палату заглянул доктор.
– Уже все? – спросил Астахов. Врач кивнул. Сергей Дмитриевич поднялся. – Мы тебя к награде представили, скоро документы должны прийти. Выздоравливай, набирайся сил. Врагов у нас еще много, и бои предстоят жестокие… Ну, прощай! – Он наклонился и неловко поцеловал Алексея, что-то теплое вложив ему в слабую ладонь. – Тебе от меня, на память…
Алексей с трудом приподнял руку и разжал пальцы. Сквозь слезы, застилавшие глаза, он увидел старый медный ключ с замысловатой бородкой…
И все же он выжил. Открыв глаза, увидел белый потолок, блики неяркого осеннего солнца на нем, показавшуюся необычно большой больничную палату. К нему никого не пускали. От слабости и потери крови он даже не мог разговаривать. Его кормили и заставляли спать.
Очнувшись в очередной раз от полусна-полузабытья, Алексей вдруг увидел Астахова. Ссутулив широкие плечи, тот сидел на белой больничной табуретке около его кровати. Поверх новой коверкотовой гимнастерки накинут больничный халат.
– Здравствуй, – почему-то очень тихо сказал Сергей Дмитриевич. – Вот едва пустили к тебе. Ослаб ты здорово, говорят. А я вижу – герой! Как есть, на самом деле…
Алексей слабо улыбнулся в ответ и тоже хотел что-то сказать. Но не получилось. Сил не хватило.
– Ты молчи, молчи… – предостерегающе положил ему руку на плечо Астахов, – а то врачи услышат, что мы тут с тобой болтаем, и выгонят меня. Сам знаешь – врачи! Так что молчок…
Потом подмигнул Алексею, пододвинул табуретку чуть ближе.
– А я, брат, прощаться пришел. Переводят меня. Поеду опять на северо-запад, в Ленинград. Большие дела там начинаются. Адрес вот оставлю, – он сунул под подушку записку, – пиши, как поправишься. Я человек одинокий, письмецо от тебя получить приятно будет… А ты молодец. Великое дело сдюжил. Нет больше Барковского. Мы его шинель всю в крови нашли. Судя по всему, его тело бандиты в трясине похоронили… И банды больше нет.
Алексей почувствовал, что Астахов что-то не договаривает:
– Тетка Килина привет тебе шлет. Приехала специально в Брест. Да…
Астахов снова замялся. Не умел он говорить обиняками, вокруг вертеться, да только ни к чему сейчас прямота, ни к чему…
– Ты прости… – глухо начал Сергей Дмитриевич, – не уберегли мы ее.
Алексей закрыл глаза. По щеке, оставляя влажный след, тихо скатилась слезинка.
В палату заглянул доктор.
– Уже все? – спросил Астахов. Врач кивнул. Сергей Дмитриевич поднялся. – Мы тебя к награде представили, скоро документы должны прийти. Выздоравливай, набирайся сил. Врагов у нас еще много, и бои предстоят жестокие… Ну, прощай! – Он наклонился и неловко поцеловал Алексея, что-то теплое вложив ему в слабую ладонь. – Тебе от меня, на память…
Алексей с трудом приподнял руку и разжал пальцы. Сквозь слезы, застилавшие глаза, он увидел старый медный ключ с замысловатой бородкой…