Страница:
государства. Семья -- не прообраз и не праоснова государства, семья лишь
форма существования индивидуального человека. Человека разумного под другим
углом зрения можно назвать "человеком семейным". Неразумного тоже можно.
Были семьи моногамные, полигамные, групповые простые и с разнообразными
видами внутренней перекрестное -- не суть важно.
И вряд ли правильно объявлять моногамную семью более совершенной, чем
прочие. Ислам с его четырехженством достиг немалых вершин цивилизации, а
вороны с их моногамией цивилизации так и не создали.
Семья -- биологическая система, обусловленная двуполостью вида. В
государстве люди друг друга имеют только в переносном смысле.
Семья для государства -- все равно что личное хозяйство колхозника для
колхоза как системы: хорошо бы эти личные хозяйства отобрать и заставить
всех пахать исключительно на колхозном поле. Да не получается. Платон создал
дивную модель идеального государства без семьи, но внедрить не сумел, хотя
бегал с этой идеей по всей Греции, пока впечатлившийся Дионисий не
законопатил его на рудники.
То есть: не человек через семью приходит к государству -- а "человек
семейный" приходит к государству.
Есть разница.
И семья, и государство -- системы. И в той, и в другой человек вступает
в ролевые отношения. И в той, и в другой больше пашет, разделяя функции.
Только семья попроще, а государство посложнее, и государство состоит из
семей. Эта аналогичность многих думателей сбивала с толку, и они выводили
сложное из простого.
Чем семья всегда раздражала государство? Тем, что отсасывала часть
энергии, которую государство хотело бы употреблять целиком на собственные
нужды. Поэтому государство то и дело норовило объявлять государственное выше
семейного, т. е. личного. В идеале государство стремилось к казарме. Что
никогда толком не получалось, но определенные успехи были.
Почему в результате в мире возобладала моногамная семья? Потому что она
самая простая. Меньше невозможно. Отсасывает минимум энергии. Все
"конструктивные излишества" ссыпались с нее.
Ставим чистый опыт. Берем одного мужчину и одну женщину и суем их в
ландшафт средней суровости и плодородности. И они мгновенно образуют
систему. Как биологическую, так и в более широком смысле слова вообще
продуктивную. Он убивает мамонта, строит хижину и охраняет семью -- она
жарит мясо, шьет из шкур одежду и воспитывает детей. Через два поколения
семья превращается в род, еще через три -- род превращается в племя.
Возникает соперничество, споры -- все самореализуются и самоутверждаются как
могут. Возникает иерархия и ролевое распределение функций. Возникает
простейший закон. Появляется вождь, а при нем -- советник, он же шаман, он
же консильоре, он же премьер-министр. Возникает группа перворанговых
охотников-воинов. И домочадцы любого мужчины подчиняются уже не только главе
семьи, но также -- и во всех главных вопросах в первую очередь -- закону и
вождю. Роль отношений в семье начинает уменьшаться -- роль внесемейных,
внешних отношений в разросшейся, усложнившейся системе начинает
увеличиваться. Когда и на кого охотиться, с кем воевать или от кого убегать
решает уже не семья во главе с мужем, а прагосударство -- совет мужчин во
главе с вождем и в соответствии с законом, обычаем, прецедентами, опытом.
Пра-государство снимает с первобытной семьи часть функций. Семья приобретает
сугубо частный характер. Для совместных, системных, действий она уже не
обязательна. Для обороны перед лицом врагов или охоты на носорога большая
семья уже не обязательна, преимуществ не имеет. И возникает принципиальная
тенденция к упрощению семьи как системы -- тенденция перехода к моногамии.
Возобладать эта тенденция может отнюдь не быстро -- но она имеется и
постепенно проявляется.
И проделывает путь наша семья от большого, о трех поколениях, скопища
народа до семьи не только моногамной, но и малодетной, но и вовсе бездетной,
но и матерей-одиночек, и это в глазах всех становится обычным и нормальным.
В системе государства ты обретаешь и секс, и защиту, и благосостояние, и
самореализацию.
Кому увы, кому ах.
Можно сказать, прибегая к традиционным сравнениям, что семья рождает
государство и умирает (в тенденции, в принципе, в результирующем векторе,
конечно, а не так уж сразу -- брык и коньки отбросила). Правда, когда она
умирает -- недолго и государству жить остается, но об этом -- в другом
месте... И волосатый патриарх вздыхает: "Эх, когда-то семья была -- так это
ж была семья!" -- а его наглый малолетний отпрыск, побитый за кражу варенья
из буфета, подает жалобу судье, и отцу впиливают два месяца принудработ за
нарушение прав ребенка и физические истязания. И патриарх от унижения
спивается и вешается, а государство дает его способным детям стипендию и
общагу в университете, и на хрен им такой папаша не нужен, их кормит
социальный фонд и защищает полиция.
Но, повторяем, выводить происхождение государства из семьи -- это то же
самое, что выводить происхождение государства из сперматозоида или ДНК.
Тогда уж прямо из Большого Взрыва. Поступенчатое усложнение систем --
бесспорно и очевидно. Конкретно нас интересует, как оно образуется из уже
готовых людей, каков механизм и смысл этого образования. То есть: после того
-- не означает вследствие того.
Государство есть следствие семьи лишь на историческо-биологическом
уровне: люди размножились. Системообразующие монады в достатке появились.
Чистый опыт, вариант два. Взяли кучу женщин и поселили в том же
ландшафте. И дали им банк спермы. Причем такой, чтобы рождались только
девочки. И что?
И будет государство.
Вариант три: куча мужчин и инкубатор. Результат? Опять же государство,
только не женщин, а мужчин.
Принципиальное происхождение государства -- не в расширении семьи. А в
той программе вступания в социальные отношения, которая, если можно так
выразиться, заложена в человеке.
Эта программа проявляется и в создании семьи как, социальной именно
системы, и в создании государства, -- но не одно вследствие другого.
Упомянем известное для пущей ясности.
Идеальной (идейной) основой государства является право. Обезличенный
Закон. Он обязателен для каждого и не зависит ни от кого конкретно. Рыдайте,
но следуйте.
Реальной (материальной, бытовой) основой государства как системы
являются три структурных механизма: армия, полиция и дворцовый аппарат.
Такой треножник. Они назывались в разные эпохи и в разных местах по-разному,
это неважно.
Обеспечивающей функцией является сбор налогов, производимый прямым или
косвенным участием этих трех механизмов на основе Закона.
По отношению к государству все населяющие его люди разделяются на два
класса: государственные служащие и производящие работники. Здесь возможны
разнообразные вариации: временность выборных госдолжностей, владельцы рабов
или сдаваемых в аренду предприятий как "косвенные производители", общий
совет свободных граждан как высший исполнительный орган государства,
сенаторы как одновременно и владельцы производящих продукт рабов. Т. е.
можно выполнять функции представителей двух классов попеременно или даже
одновременно. Это деление уже не является столь ясным и традиционным, как
предыдущие, и может вызвать возражения. Но если взглянуть "с точки зрения
государства" -- такое деление понятно и правомерно: те, кто являются частью
собственно государственных структур -- и те, кто создают материальную основу
государства. Они могут совмещаться в одном лице, что реже, и не совмещаться,
что чаще. Функционеры собственно системы -- и функционеры производства
продукта, структурируемого системой. Чем сложнее государство -- тем меньше
совмещения, тем больше разделения на эти два класса. По отношению к
государству -- это подчинители и подчиняемые. Стальная арматура, каркас, --
и заполняющий объем конструкции бетон, прибегая к сравнению.
Викинги пришли на Русь, обложили данью, недовольных подчиняли,
врагов-конкурентов вырубали, закон утвердили -- в свою пользу, но чтоб и
народишко не мер, кто кормить-то будет. Образовалось Древнерусское
государство. Дружина была и армией, и полицией, и дворцовым аппаратом.
Заразы. Пришлось пахать и на себя, и на них. Правда, родной бандит -- защита
от чужого.
Они же, англы и саксы, в то же почти время, ну чуток
пораньше, пришли в Англию и стали обкладывать данью встречных и
поперечных, рубясь шайка на шайку. Собственных подопечных защищали -- с них
кормились. В конце концов объединились в семь главных домов. Домы заключили
конвенцию о территориальных правах и установили регулирующие законы. Стали
выбирать единого короля. Образовалось английское государство.
Латинские бандюки построили себе малину на Палатинском холме над Тибром
и стали обирать окрестности. Народ выл и отмахивался как мог. А ребятам
хотелось баб, и не только в набегах, а каждую ночь. Нагрянули на соседнее
племя сабинян и увезли девок. Сабиняне стали собирать большую бригаду и
звать соседей -- пора укоротить молодцов, такого уже дальше терпеть нельзя.
Бандюки прикинули силы, плюнули и законно женились, тем более что девку
каждый умыкал себе по вкусу. И предложили соседям мир и сотрудничество
вместо резни -- а бойцы они были уже известные. Соседи прикинули возможные
потери и выгоды, плюнули и признали зятьков. Породнение перешло естественным
образом в объединение, и в этой компании слово бандюков весило, конечно,
больше. Так образовалось Древнеримское государство.
Ахейцы свалились на доахейцев и вломили им так, что про доахейцев мы
вообще мало чего знаем. Подчинили, поработили и стали жить-поживать, в силу
воинственного и склочного характера и неуемной энергии регулярно воюя друг с
другом. Так возникли древнегреческие города-полисы.
Евреи пришли в Палестину, потому что Моисей сказал, что туда их
направляет лично Господь, покрошили филистимлян, размножились в
благословенном тогда в тех краях климате и еще тысячу лет дрались со всеми,
кто с тем или меньшим успехом на этот клочок посягал. Так образовался
Древний Израиль.
За пылью многих тысячелетий мы не знаем, как именно образовался Древний
Египет, но в его самые древние времена, о которых нам известно хоть что-то,
он уже властвовал над кучей соседних племен и народов и имел мощную армию.
Аналогично с царствами Древнего Двуречья: как только они стали делать
что-то для нас уже достоверное -- так там уже были покоренные народы и
вооруженные армии.
Начальная форма государства -- рэкет, переходящий в крышевание. Пардон
за жаргон... Вот такой вывод следует.
Можно выразиться академичнее. Начальный этап показателен -- видно, что
с чем соединяется. Шайка -- о нет, группа, сравнительно, простая структура!
-- бойцов-насильников садится на шею -- нет: накладывается, соединяется -- с
мирным в общем населением, с системой продуктивной, структурирующей. Еще
иначе:
Система скачкообразно усложняется на порядок путем сложения
деструктурирующей и структурирующей систем. В этой новой системе
деструктурирующая составляющая доминирует, а структурирующая подчиняется. В
результате образуется более мощная, эффективная, более продуктивная
структурирующая система. Т.е.: де-структурирующее накладываем на
структурирующее и получается еще более структурирующее.
Насильники-нахлебники заставляют кормить себя -- и производителям
приходится производить и на свои нужды, и на нужды насильников. Упираются
больше. Но получают защиту от набегов-вырезаний-поджогов -- и, опять же,
имеют возможность производить больше. Нет худа без добра и добра без худа.
Это ясно.
А еще видно с большой ясностью, что на начальном этапе такого
государствообразования государство как система противостоит "народной
массе", является по отношению к ней внешней, принудительной, насильственной
и даже инородной.
А еще понятно, что государство заботится о "массе" не для блага массы,
а для блага собственного: богатства с массы снимать и вообще ее в своих
целях использовать. В парадигме (любят сегодня это слово; кто не любит --
может сказать "в понятиях и выражениях") исторического материализма
допустимо сказать: образовавшееся государство начинает эксплуатировать свой
народ. В российском случае, для примера, славяне -- это народ, а варяжские
дружины -- собственно государство, управляющая и организующая структура.
Мы никогда не узнаем достоверно, действительно ли новгородцы призвали
варягов "прийти и володеть", а то "земля обильная, порядка только нет" --
или Рюрик из Старой Ладоги сам пожаловал. Если и сам, без призыва --
представление позднейшего летописца о необходимости порядка очень
характерно.
Государство по сравнению с догосударством -- более упорядоченная
система. В смысле -- более сложно и стройно структурированная, более
координированная в действиях, отстоящая дальше от хаоса, тем самым более
энергосодержащая и менее, выразимся не вовсе корректно, энтропийная. А
стремление к энтропии -- тенденция любой системы.
Вот она стремится-стремится, пока -- хлоп! -- кто-нибудь не приходит. С
лозунгом "нового порядка". В твердой руке. Перекрестное опыление.
А если все-таки чужие не придут? Тогда придет сосед, или Вован с другой
улицы, или тамбовские, или большевики в запломбированном вагоне, или испанец
с мушкетом, или англичанин со стеком.
Ставим чистый опыт: никто не приходит. И черт с ними. Вспомним зеков в
камере и крыс в вольере. Найдутся свои. Все равно народишко раньше или позже
организуется в государственную систему. Самые энергичные и агрессивные
приведут остальных к общему знаменателю. Только тогда будет менее очевидно,
что государственная система противостоит народной массе.
Опять же -- пиар и имиджмейкерство. Рэкетир прямо говорит: бабки гони
-- или убью. А когда он выбивается в политики, начинает произносить речи о
всеобщем благе, подавать в суд иски о защите своей чести и достоинства и
раздавать бесплатный суп, пуская на то малую часть награбленных бабок. И
народ растопыривает карманы, рты и завешанные лапшой уши.
А эскимосы, пигмеи, австралийские аборигены -- как не дошли до
государства? Климат плохой, выживать трудно, не размножишься, взять друг с
друга нечего -- вписались в окружающую среду равновесно, в гомеостазе. Чуть
задень их еле устойчивую системку -- начинает разрушаться, людишки вымирают,
потенциала нет. В результате оказались в других государствах, вобравших в
себя их территории, на положении экспонатов Красной книги. Племен много,
кому развиваться, кому сгинуть, тут природа сурова, и естественный отбор не
во всех смыслах прекратился.
Мы это все о чем? Качественный переход системы на более высокий уровень
совершается скачком. Пришельцы-завоеватели -- самая простая и наглядная
форма скачка. А если к нам никто не идет -- выборный вождь узурпирует
слишком большую власть, или король рубит головы баронам, или авторитетный
стратег становится тираном и, короче, пахан с блатными и шестерками начинает
править мужиками и опушенными.
Свободы в зоопарке нет, но средняя продолжительность жизни обитателей
выше, чем на воле. Кормежка и безопасность гарантированы.
Итак, люди размножаются, а государство усложняется. Это прямая
зависимость? Нет, лишь в некоторых пределах. То есть понятно, что
государство с миллиардным населением волей-неволей должно быть сложнее, чем
состотысячным. Но тоже не факт. Просто до поры до времени усложнение
государства и рост населения происходят более или менее параллельно.
Совершенствование и ветвление функций, усложнение иерархии: от князя и
дружины -- до президента, премьера, министров и замминистров с их
аппаратами, генштаба и советов директоров.
Но не забудем Британского Адмиралтейства из "Законов Паркинсона".
Система развивается по собственным законам и преследует собственные цели:
растет и крепнет.
Интересы человека: жить дольше, безопаснее, благ иметь больше. Интересы
государства: быть мощнее, богаче, больше.
На первом этапе эти интересы противоположны: насильники обирают народ.
На втором этапе (утряслось, обвыклись, приспособились) эти интересы
совпадают: определенность, защита, растет население и растет производство.
На третьем этапе интересы вновь расходятся -- и для многих просто
кардинально: начинается экспансия.
В последние годы неоднократно цитировалось высказывание академика
Сахарова: "Смысл жизни -- в экспансии".
Энергия Вселенной заполняет собою одновременно создаваемое и
заполняемое расширяющееся пространство.
Звезды излучают свою энергию в окружающее пространство.
Элементарные частицы, атомы, молекулы стремятся связать друг друга во
все более сложные системы.
Водоросль стремится заполнить своими размножившимися организмами весь
водоем.
Животное стремится заполнить весь ареал. Государство как система
стремится заполнить собою всю окружающую территорию.
Да: это на уровне монад проявляется через психологию человека --
стремление к самореализации и самоутверждению. Награбить добра, захватить
себе земли (и рабов бы к ней), занять более высокий пост среди себе
подобных, совершить подвиги и прославиться, да и вообще неплохо бы
кого-нибудь покрепче по башке треснуть. Стимулы материальные, социальные,
психологические.
Да: на уровне общеэнергетическом это является выплеском энергии, актом
повышенного энергопреобразования: в годы великих войн годовые кольца
деревьев (видно на срезах) шире, эти годы часто бывают или необычно морозны,
или засушливы, или урожайны, или комета не к добру в небе встает, или просто
цикл солнечной активности в пике.
Да: часто находятся поводы или даже внятные причины: они угрожают
нашему судоходству или гробят нашу торговлю, не уважают наших богов или
надругались над нашими путешественниками.
Да: если враг напал и приходится защищаться, то логично при победах
врага стереть и землю его захватить, чтоб на будущее себя обезопасить.
Однако главное -- выявить закономерность: государство как система в
числе прочих системных свойств имеет тенденцию к экспансии.
На уровне более конкретном это ясно проявляется в "поступенчатой
самозащите".
Геродот, историк просвещенный и образованный, отмечал мудрость и
незлобивость Кира. И тем не менее именно Кир еще в начале создания Великого
Персидского царства, когда послы Спарты угрозой пытались остановить его
расширение, отпустил характерную фразу: "Если боги дадут мне дожить,
спартанцам будет не до чужих бед -- своих хватит". Кир мечтал о мире в
великой стране. О процветании и созидании. А для этого было необходимо
обезопасить границы от нападений агрессивных соседей. Поскольку ракетных сил
стратегического сдерживания тогда не было, приходилось решать вопрос по
старинке: мечами. Соседей покорить, замирить, поставить под свою руку и тем
самым гарантировать себя от опасности набегов и разорений рубежей. Чем
дальше отодвигались рубежи -- тем больше оказывалось по соседству
потенциально опасных стран. В конце концов Кир решил разобраться со скифами,
беспокоящими северные границы империи. Чтоб мирные граждане наслаждались в
покое созидательной пахотой. Скифский поход носил превентивный характер. Но
политологически малообразованные скифы восприняли его как агрессию и,
защищая свою территорию, победоносного дотоле Кира убили, а голову сунули в
кожаный мешок с кровью: "Напейся, наконец, досыта, раз хотел".
Латаны покорили неслабых и воинственных этрусков и объединили под собой
Апеннинский полуостров. Тогда на них свалился отъявленный боец Пирр. Разбили
Пирра и вынесли кордоны за Альпы. Заодно прибрали часть Сицилии: "Воевать
малой кровью и на чужой территории". Не успели зажить спокойно -- пополз на
континент Карфаген. Долго воевали с Карфагеном, захватили, стерли, встали до
Пиринеев и Атласских гор. Нумидийцы на юге зашевелились, иберы на западе
забеспокоили, фракийцы на востоке зашалили. Ну, и пришлось захватывать все
Средиземноморье от Гибралтара до Кавказа и от Британии до Египта. И со
свойственной им четкостью отчеканили в анналах: "Хочешь мира -- готовься к
войне".
Наполеон, укрепив и возвысив положение Франции, вообще-то хотел мира. И
прекрасно понимал, что европейские монархи оставят Францию в покое лишь при
одном условии -- если сами сидеть будут шатко и угрожаемо, зависеть будут от
него и бояться. Потому что, во-первых, по границам лежат спорные от веку
территории, а во-вторых, французские законы и порядки угрожают самому их
существованию -- а ну как все народы захотят себе французских свобод и
порядков. На континенте разобрался, а до Англии подлой, этого непотопляемого
авианосца, достать не мог. Англия сыпала золото и мутила воду. Подрывала
экономику и склоняла к союзу Россию. Склонила. Угроза с востока! Вот и
московский поход. В конце концов угрожаемый всей Европой Наполеон так всю
Европу задоставал, что она сообща его и укоротила в отчаянных усилиях.
После Первой Мировой войны Антанта на переговорах Германию обманула,
обкорнала, унизила и кучу исконных германских земель оттяпала вопреки
предварительным обещаниям. И немцы мечтали о справедливости и реванше, и
Гитлера поэтому активно поддержали., Если мы почитаем речи Гитлера, то это
был борец за мир, каких не много. Он хотел лишь своего, кровного, родного --
и стал это получать обратно. Австрия присоединилась с восторгом -- это были
те же немцы. С захватом Чехословакии забрали назад то, что потеряли раньше,
свое, опять же, воссоединили: Судеты, Саксония, там полторы-две тысячи лет
жили германцы. Насчет Данцигского коридора, который союзнички передали
Польше, предложили провести плебисцит: под кем хотят жить тамошние немцы --
под Польшей, или как всегда -- в Германии? В плебисците им мировое
сообщество отказало. Ну, пришлось брать силой. Тогда Франция с Англией
объявили войну. Ах, так? Пришлось вломить Франции и вернуть себе Эльзас и
Лотарингию. Еще бы Англию замирить... не замиряется, тварь заморская.
Воткнем-ка ей на Балканах и в Северной Африке, перережем колониальные связи,
посадим на голодный паек -- авось станет сговорчивей. И тут этот
русско-кавказский головорез, дядя Джо, двигает к границам несметную армаду
-- топор в спину точит, грохнет с размаху -- костей не соберешь. Ну,
пришлось нападать первыми, чтоб хуже не было.
А ведь в начале всех достославных дел лежала благородная и даже святая
как бы идея свободы, независимости, безопасности своего государства в неких
"естественных", "исторических" границах на своей исконной, кровной
территории. Просто как-то остановиться не получалось...
Самый понятный и простой вид экспансии -- "естественное расширение".
Народ в государстве размножается и ему потребны для выживания новые
территории. И он на них распространяется и осваивает. Древнегреческие
колонии.
Можно колонизировать незаселенные территории. Ничьи. Тогда к тебе
никаких претензий нет.
Можно колонизировать территории, жидко заселенные "варварами". Тогда к
тебе претензий не очень много. Мол, на черта дикарям столько пустующих
земель, да, пусть себе живут, нас только не трогают -- и мы им, дышать
дадим. И даже приобщим к своим достижениям. Но это -- в теории. На практике
всегда находятся хваткие ребята, которые оттяпывают у туземцев лучшие
'земли, а их самих приспосабливают к работе на себя. Ничего, мол, пусть
трудятся и просвещаются.
А можно распространяться на территории, где расположены государства
твоего, казалось бы, не хуже. По крайней мере они уверены, что тебя не хуже.
Тогда мы говорим о захватнических войнах.
А можно захватить государство гораздо более цивилизованное, чем твое
собственное. Народ поработить, недвижимость присвоить, движимость
разграбить. Об этом варианте речь будет ниже.
А можно воодушевиться идеей великого и благого переустройства мира.
Тогда получается Александр Македонский, строящий мировую державу -- с
гражданскими свободами и просвещением, справедливыми законами и
некоррумпированным управлением. Короче, принесем на концах македонских мечей
счастье человечеству. Или товарищ Сталин с реальными походами и действиями
по одариванию всего мира светом социализма. Принесем на пролетарских штыках
счастье человечеству.
И везде всегда работал, ясное дело, пропагандистский аппарат: "Наше
дело правое, мы победим! Они убийцы, они варвары, они нам угрожают, они
ничего не стоят, они сами не понимают своего блага, и вера у них
неправильная и поганая". Священники проводят служения, женщины бросают
цветы, мужчины расправляют плечи, интенданты воруют деньги. Все при деле.
К чему мы все это гнем? К тому, что солдат, отправляясь в опасный
поход, гарантии жизни не получает. Мать его останется безутешной, отец --
без подмоги, жена -- без мужа, дети -- без кормильца. Его бы оставили в
покое -- он бы, может, и не пошел никуда. Но в военное время за уклонение от
службы его просто прикончат. И покроют позором. И выбор у него не велик: на
войну -- или в бега. А пропаганда надрывается, и толпы вопят с энтузиазмом.
форма существования индивидуального человека. Человека разумного под другим
углом зрения можно назвать "человеком семейным". Неразумного тоже можно.
Были семьи моногамные, полигамные, групповые простые и с разнообразными
видами внутренней перекрестное -- не суть важно.
И вряд ли правильно объявлять моногамную семью более совершенной, чем
прочие. Ислам с его четырехженством достиг немалых вершин цивилизации, а
вороны с их моногамией цивилизации так и не создали.
Семья -- биологическая система, обусловленная двуполостью вида. В
государстве люди друг друга имеют только в переносном смысле.
Семья для государства -- все равно что личное хозяйство колхозника для
колхоза как системы: хорошо бы эти личные хозяйства отобрать и заставить
всех пахать исключительно на колхозном поле. Да не получается. Платон создал
дивную модель идеального государства без семьи, но внедрить не сумел, хотя
бегал с этой идеей по всей Греции, пока впечатлившийся Дионисий не
законопатил его на рудники.
То есть: не человек через семью приходит к государству -- а "человек
семейный" приходит к государству.
Есть разница.
И семья, и государство -- системы. И в той, и в другой человек вступает
в ролевые отношения. И в той, и в другой больше пашет, разделяя функции.
Только семья попроще, а государство посложнее, и государство состоит из
семей. Эта аналогичность многих думателей сбивала с толку, и они выводили
сложное из простого.
Чем семья всегда раздражала государство? Тем, что отсасывала часть
энергии, которую государство хотело бы употреблять целиком на собственные
нужды. Поэтому государство то и дело норовило объявлять государственное выше
семейного, т. е. личного. В идеале государство стремилось к казарме. Что
никогда толком не получалось, но определенные успехи были.
Почему в результате в мире возобладала моногамная семья? Потому что она
самая простая. Меньше невозможно. Отсасывает минимум энергии. Все
"конструктивные излишества" ссыпались с нее.
Ставим чистый опыт. Берем одного мужчину и одну женщину и суем их в
ландшафт средней суровости и плодородности. И они мгновенно образуют
систему. Как биологическую, так и в более широком смысле слова вообще
продуктивную. Он убивает мамонта, строит хижину и охраняет семью -- она
жарит мясо, шьет из шкур одежду и воспитывает детей. Через два поколения
семья превращается в род, еще через три -- род превращается в племя.
Возникает соперничество, споры -- все самореализуются и самоутверждаются как
могут. Возникает иерархия и ролевое распределение функций. Возникает
простейший закон. Появляется вождь, а при нем -- советник, он же шаман, он
же консильоре, он же премьер-министр. Возникает группа перворанговых
охотников-воинов. И домочадцы любого мужчины подчиняются уже не только главе
семьи, но также -- и во всех главных вопросах в первую очередь -- закону и
вождю. Роль отношений в семье начинает уменьшаться -- роль внесемейных,
внешних отношений в разросшейся, усложнившейся системе начинает
увеличиваться. Когда и на кого охотиться, с кем воевать или от кого убегать
решает уже не семья во главе с мужем, а прагосударство -- совет мужчин во
главе с вождем и в соответствии с законом, обычаем, прецедентами, опытом.
Пра-государство снимает с первобытной семьи часть функций. Семья приобретает
сугубо частный характер. Для совместных, системных, действий она уже не
обязательна. Для обороны перед лицом врагов или охоты на носорога большая
семья уже не обязательна, преимуществ не имеет. И возникает принципиальная
тенденция к упрощению семьи как системы -- тенденция перехода к моногамии.
Возобладать эта тенденция может отнюдь не быстро -- но она имеется и
постепенно проявляется.
И проделывает путь наша семья от большого, о трех поколениях, скопища
народа до семьи не только моногамной, но и малодетной, но и вовсе бездетной,
но и матерей-одиночек, и это в глазах всех становится обычным и нормальным.
В системе государства ты обретаешь и секс, и защиту, и благосостояние, и
самореализацию.
Кому увы, кому ах.
Можно сказать, прибегая к традиционным сравнениям, что семья рождает
государство и умирает (в тенденции, в принципе, в результирующем векторе,
конечно, а не так уж сразу -- брык и коньки отбросила). Правда, когда она
умирает -- недолго и государству жить остается, но об этом -- в другом
месте... И волосатый патриарх вздыхает: "Эх, когда-то семья была -- так это
ж была семья!" -- а его наглый малолетний отпрыск, побитый за кражу варенья
из буфета, подает жалобу судье, и отцу впиливают два месяца принудработ за
нарушение прав ребенка и физические истязания. И патриарх от унижения
спивается и вешается, а государство дает его способным детям стипендию и
общагу в университете, и на хрен им такой папаша не нужен, их кормит
социальный фонд и защищает полиция.
Но, повторяем, выводить происхождение государства из семьи -- это то же
самое, что выводить происхождение государства из сперматозоида или ДНК.
Тогда уж прямо из Большого Взрыва. Поступенчатое усложнение систем --
бесспорно и очевидно. Конкретно нас интересует, как оно образуется из уже
готовых людей, каков механизм и смысл этого образования. То есть: после того
-- не означает вследствие того.
Государство есть следствие семьи лишь на историческо-биологическом
уровне: люди размножились. Системообразующие монады в достатке появились.
Чистый опыт, вариант два. Взяли кучу женщин и поселили в том же
ландшафте. И дали им банк спермы. Причем такой, чтобы рождались только
девочки. И что?
И будет государство.
Вариант три: куча мужчин и инкубатор. Результат? Опять же государство,
только не женщин, а мужчин.
Принципиальное происхождение государства -- не в расширении семьи. А в
той программе вступания в социальные отношения, которая, если можно так
выразиться, заложена в человеке.
Эта программа проявляется и в создании семьи как, социальной именно
системы, и в создании государства, -- но не одно вследствие другого.
Упомянем известное для пущей ясности.
Идеальной (идейной) основой государства является право. Обезличенный
Закон. Он обязателен для каждого и не зависит ни от кого конкретно. Рыдайте,
но следуйте.
Реальной (материальной, бытовой) основой государства как системы
являются три структурных механизма: армия, полиция и дворцовый аппарат.
Такой треножник. Они назывались в разные эпохи и в разных местах по-разному,
это неважно.
Обеспечивающей функцией является сбор налогов, производимый прямым или
косвенным участием этих трех механизмов на основе Закона.
По отношению к государству все населяющие его люди разделяются на два
класса: государственные служащие и производящие работники. Здесь возможны
разнообразные вариации: временность выборных госдолжностей, владельцы рабов
или сдаваемых в аренду предприятий как "косвенные производители", общий
совет свободных граждан как высший исполнительный орган государства,
сенаторы как одновременно и владельцы производящих продукт рабов. Т. е.
можно выполнять функции представителей двух классов попеременно или даже
одновременно. Это деление уже не является столь ясным и традиционным, как
предыдущие, и может вызвать возражения. Но если взглянуть "с точки зрения
государства" -- такое деление понятно и правомерно: те, кто являются частью
собственно государственных структур -- и те, кто создают материальную основу
государства. Они могут совмещаться в одном лице, что реже, и не совмещаться,
что чаще. Функционеры собственно системы -- и функционеры производства
продукта, структурируемого системой. Чем сложнее государство -- тем меньше
совмещения, тем больше разделения на эти два класса. По отношению к
государству -- это подчинители и подчиняемые. Стальная арматура, каркас, --
и заполняющий объем конструкции бетон, прибегая к сравнению.
Викинги пришли на Русь, обложили данью, недовольных подчиняли,
врагов-конкурентов вырубали, закон утвердили -- в свою пользу, но чтоб и
народишко не мер, кто кормить-то будет. Образовалось Древнерусское
государство. Дружина была и армией, и полицией, и дворцовым аппаратом.
Заразы. Пришлось пахать и на себя, и на них. Правда, родной бандит -- защита
от чужого.
Они же, англы и саксы, в то же почти время, ну чуток
пораньше, пришли в Англию и стали обкладывать данью встречных и
поперечных, рубясь шайка на шайку. Собственных подопечных защищали -- с них
кормились. В конце концов объединились в семь главных домов. Домы заключили
конвенцию о территориальных правах и установили регулирующие законы. Стали
выбирать единого короля. Образовалось английское государство.
Латинские бандюки построили себе малину на Палатинском холме над Тибром
и стали обирать окрестности. Народ выл и отмахивался как мог. А ребятам
хотелось баб, и не только в набегах, а каждую ночь. Нагрянули на соседнее
племя сабинян и увезли девок. Сабиняне стали собирать большую бригаду и
звать соседей -- пора укоротить молодцов, такого уже дальше терпеть нельзя.
Бандюки прикинули силы, плюнули и законно женились, тем более что девку
каждый умыкал себе по вкусу. И предложили соседям мир и сотрудничество
вместо резни -- а бойцы они были уже известные. Соседи прикинули возможные
потери и выгоды, плюнули и признали зятьков. Породнение перешло естественным
образом в объединение, и в этой компании слово бандюков весило, конечно,
больше. Так образовалось Древнеримское государство.
Ахейцы свалились на доахейцев и вломили им так, что про доахейцев мы
вообще мало чего знаем. Подчинили, поработили и стали жить-поживать, в силу
воинственного и склочного характера и неуемной энергии регулярно воюя друг с
другом. Так возникли древнегреческие города-полисы.
Евреи пришли в Палестину, потому что Моисей сказал, что туда их
направляет лично Господь, покрошили филистимлян, размножились в
благословенном тогда в тех краях климате и еще тысячу лет дрались со всеми,
кто с тем или меньшим успехом на этот клочок посягал. Так образовался
Древний Израиль.
За пылью многих тысячелетий мы не знаем, как именно образовался Древний
Египет, но в его самые древние времена, о которых нам известно хоть что-то,
он уже властвовал над кучей соседних племен и народов и имел мощную армию.
Аналогично с царствами Древнего Двуречья: как только они стали делать
что-то для нас уже достоверное -- так там уже были покоренные народы и
вооруженные армии.
Начальная форма государства -- рэкет, переходящий в крышевание. Пардон
за жаргон... Вот такой вывод следует.
Можно выразиться академичнее. Начальный этап показателен -- видно, что
с чем соединяется. Шайка -- о нет, группа, сравнительно, простая структура!
-- бойцов-насильников садится на шею -- нет: накладывается, соединяется -- с
мирным в общем населением, с системой продуктивной, структурирующей. Еще
иначе:
Система скачкообразно усложняется на порядок путем сложения
деструктурирующей и структурирующей систем. В этой новой системе
деструктурирующая составляющая доминирует, а структурирующая подчиняется. В
результате образуется более мощная, эффективная, более продуктивная
структурирующая система. Т.е.: де-структурирующее накладываем на
структурирующее и получается еще более структурирующее.
Насильники-нахлебники заставляют кормить себя -- и производителям
приходится производить и на свои нужды, и на нужды насильников. Упираются
больше. Но получают защиту от набегов-вырезаний-поджогов -- и, опять же,
имеют возможность производить больше. Нет худа без добра и добра без худа.
Это ясно.
А еще видно с большой ясностью, что на начальном этапе такого
государствообразования государство как система противостоит "народной
массе", является по отношению к ней внешней, принудительной, насильственной
и даже инородной.
А еще понятно, что государство заботится о "массе" не для блага массы,
а для блага собственного: богатства с массы снимать и вообще ее в своих
целях использовать. В парадигме (любят сегодня это слово; кто не любит --
может сказать "в понятиях и выражениях") исторического материализма
допустимо сказать: образовавшееся государство начинает эксплуатировать свой
народ. В российском случае, для примера, славяне -- это народ, а варяжские
дружины -- собственно государство, управляющая и организующая структура.
Мы никогда не узнаем достоверно, действительно ли новгородцы призвали
варягов "прийти и володеть", а то "земля обильная, порядка только нет" --
или Рюрик из Старой Ладоги сам пожаловал. Если и сам, без призыва --
представление позднейшего летописца о необходимости порядка очень
характерно.
Государство по сравнению с догосударством -- более упорядоченная
система. В смысле -- более сложно и стройно структурированная, более
координированная в действиях, отстоящая дальше от хаоса, тем самым более
энергосодержащая и менее, выразимся не вовсе корректно, энтропийная. А
стремление к энтропии -- тенденция любой системы.
Вот она стремится-стремится, пока -- хлоп! -- кто-нибудь не приходит. С
лозунгом "нового порядка". В твердой руке. Перекрестное опыление.
А если все-таки чужие не придут? Тогда придет сосед, или Вован с другой
улицы, или тамбовские, или большевики в запломбированном вагоне, или испанец
с мушкетом, или англичанин со стеком.
Ставим чистый опыт: никто не приходит. И черт с ними. Вспомним зеков в
камере и крыс в вольере. Найдутся свои. Все равно народишко раньше или позже
организуется в государственную систему. Самые энергичные и агрессивные
приведут остальных к общему знаменателю. Только тогда будет менее очевидно,
что государственная система противостоит народной массе.
Опять же -- пиар и имиджмейкерство. Рэкетир прямо говорит: бабки гони
-- или убью. А когда он выбивается в политики, начинает произносить речи о
всеобщем благе, подавать в суд иски о защите своей чести и достоинства и
раздавать бесплатный суп, пуская на то малую часть награбленных бабок. И
народ растопыривает карманы, рты и завешанные лапшой уши.
А эскимосы, пигмеи, австралийские аборигены -- как не дошли до
государства? Климат плохой, выживать трудно, не размножишься, взять друг с
друга нечего -- вписались в окружающую среду равновесно, в гомеостазе. Чуть
задень их еле устойчивую системку -- начинает разрушаться, людишки вымирают,
потенциала нет. В результате оказались в других государствах, вобравших в
себя их территории, на положении экспонатов Красной книги. Племен много,
кому развиваться, кому сгинуть, тут природа сурова, и естественный отбор не
во всех смыслах прекратился.
Мы это все о чем? Качественный переход системы на более высокий уровень
совершается скачком. Пришельцы-завоеватели -- самая простая и наглядная
форма скачка. А если к нам никто не идет -- выборный вождь узурпирует
слишком большую власть, или король рубит головы баронам, или авторитетный
стратег становится тираном и, короче, пахан с блатными и шестерками начинает
править мужиками и опушенными.
Свободы в зоопарке нет, но средняя продолжительность жизни обитателей
выше, чем на воле. Кормежка и безопасность гарантированы.
Итак, люди размножаются, а государство усложняется. Это прямая
зависимость? Нет, лишь в некоторых пределах. То есть понятно, что
государство с миллиардным населением волей-неволей должно быть сложнее, чем
состотысячным. Но тоже не факт. Просто до поры до времени усложнение
государства и рост населения происходят более или менее параллельно.
Совершенствование и ветвление функций, усложнение иерархии: от князя и
дружины -- до президента, премьера, министров и замминистров с их
аппаратами, генштаба и советов директоров.
Но не забудем Британского Адмиралтейства из "Законов Паркинсона".
Система развивается по собственным законам и преследует собственные цели:
растет и крепнет.
Интересы человека: жить дольше, безопаснее, благ иметь больше. Интересы
государства: быть мощнее, богаче, больше.
На первом этапе эти интересы противоположны: насильники обирают народ.
На втором этапе (утряслось, обвыклись, приспособились) эти интересы
совпадают: определенность, защита, растет население и растет производство.
На третьем этапе интересы вновь расходятся -- и для многих просто
кардинально: начинается экспансия.
В последние годы неоднократно цитировалось высказывание академика
Сахарова: "Смысл жизни -- в экспансии".
Энергия Вселенной заполняет собою одновременно создаваемое и
заполняемое расширяющееся пространство.
Звезды излучают свою энергию в окружающее пространство.
Элементарные частицы, атомы, молекулы стремятся связать друг друга во
все более сложные системы.
Водоросль стремится заполнить своими размножившимися организмами весь
водоем.
Животное стремится заполнить весь ареал. Государство как система
стремится заполнить собою всю окружающую территорию.
Да: это на уровне монад проявляется через психологию человека --
стремление к самореализации и самоутверждению. Награбить добра, захватить
себе земли (и рабов бы к ней), занять более высокий пост среди себе
подобных, совершить подвиги и прославиться, да и вообще неплохо бы
кого-нибудь покрепче по башке треснуть. Стимулы материальные, социальные,
психологические.
Да: на уровне общеэнергетическом это является выплеском энергии, актом
повышенного энергопреобразования: в годы великих войн годовые кольца
деревьев (видно на срезах) шире, эти годы часто бывают или необычно морозны,
или засушливы, или урожайны, или комета не к добру в небе встает, или просто
цикл солнечной активности в пике.
Да: часто находятся поводы или даже внятные причины: они угрожают
нашему судоходству или гробят нашу торговлю, не уважают наших богов или
надругались над нашими путешественниками.
Да: если враг напал и приходится защищаться, то логично при победах
врага стереть и землю его захватить, чтоб на будущее себя обезопасить.
Однако главное -- выявить закономерность: государство как система в
числе прочих системных свойств имеет тенденцию к экспансии.
На уровне более конкретном это ясно проявляется в "поступенчатой
самозащите".
Геродот, историк просвещенный и образованный, отмечал мудрость и
незлобивость Кира. И тем не менее именно Кир еще в начале создания Великого
Персидского царства, когда послы Спарты угрозой пытались остановить его
расширение, отпустил характерную фразу: "Если боги дадут мне дожить,
спартанцам будет не до чужих бед -- своих хватит". Кир мечтал о мире в
великой стране. О процветании и созидании. А для этого было необходимо
обезопасить границы от нападений агрессивных соседей. Поскольку ракетных сил
стратегического сдерживания тогда не было, приходилось решать вопрос по
старинке: мечами. Соседей покорить, замирить, поставить под свою руку и тем
самым гарантировать себя от опасности набегов и разорений рубежей. Чем
дальше отодвигались рубежи -- тем больше оказывалось по соседству
потенциально опасных стран. В конце концов Кир решил разобраться со скифами,
беспокоящими северные границы империи. Чтоб мирные граждане наслаждались в
покое созидательной пахотой. Скифский поход носил превентивный характер. Но
политологически малообразованные скифы восприняли его как агрессию и,
защищая свою территорию, победоносного дотоле Кира убили, а голову сунули в
кожаный мешок с кровью: "Напейся, наконец, досыта, раз хотел".
Латаны покорили неслабых и воинственных этрусков и объединили под собой
Апеннинский полуостров. Тогда на них свалился отъявленный боец Пирр. Разбили
Пирра и вынесли кордоны за Альпы. Заодно прибрали часть Сицилии: "Воевать
малой кровью и на чужой территории". Не успели зажить спокойно -- пополз на
континент Карфаген. Долго воевали с Карфагеном, захватили, стерли, встали до
Пиринеев и Атласских гор. Нумидийцы на юге зашевелились, иберы на западе
забеспокоили, фракийцы на востоке зашалили. Ну, и пришлось захватывать все
Средиземноморье от Гибралтара до Кавказа и от Британии до Египта. И со
свойственной им четкостью отчеканили в анналах: "Хочешь мира -- готовься к
войне".
Наполеон, укрепив и возвысив положение Франции, вообще-то хотел мира. И
прекрасно понимал, что европейские монархи оставят Францию в покое лишь при
одном условии -- если сами сидеть будут шатко и угрожаемо, зависеть будут от
него и бояться. Потому что, во-первых, по границам лежат спорные от веку
территории, а во-вторых, французские законы и порядки угрожают самому их
существованию -- а ну как все народы захотят себе французских свобод и
порядков. На континенте разобрался, а до Англии подлой, этого непотопляемого
авианосца, достать не мог. Англия сыпала золото и мутила воду. Подрывала
экономику и склоняла к союзу Россию. Склонила. Угроза с востока! Вот и
московский поход. В конце концов угрожаемый всей Европой Наполеон так всю
Европу задоставал, что она сообща его и укоротила в отчаянных усилиях.
После Первой Мировой войны Антанта на переговорах Германию обманула,
обкорнала, унизила и кучу исконных германских земель оттяпала вопреки
предварительным обещаниям. И немцы мечтали о справедливости и реванше, и
Гитлера поэтому активно поддержали., Если мы почитаем речи Гитлера, то это
был борец за мир, каких не много. Он хотел лишь своего, кровного, родного --
и стал это получать обратно. Австрия присоединилась с восторгом -- это были
те же немцы. С захватом Чехословакии забрали назад то, что потеряли раньше,
свое, опять же, воссоединили: Судеты, Саксония, там полторы-две тысячи лет
жили германцы. Насчет Данцигского коридора, который союзнички передали
Польше, предложили провести плебисцит: под кем хотят жить тамошние немцы --
под Польшей, или как всегда -- в Германии? В плебисците им мировое
сообщество отказало. Ну, пришлось брать силой. Тогда Франция с Англией
объявили войну. Ах, так? Пришлось вломить Франции и вернуть себе Эльзас и
Лотарингию. Еще бы Англию замирить... не замиряется, тварь заморская.
Воткнем-ка ей на Балканах и в Северной Африке, перережем колониальные связи,
посадим на голодный паек -- авось станет сговорчивей. И тут этот
русско-кавказский головорез, дядя Джо, двигает к границам несметную армаду
-- топор в спину точит, грохнет с размаху -- костей не соберешь. Ну,
пришлось нападать первыми, чтоб хуже не было.
А ведь в начале всех достославных дел лежала благородная и даже святая
как бы идея свободы, независимости, безопасности своего государства в неких
"естественных", "исторических" границах на своей исконной, кровной
территории. Просто как-то остановиться не получалось...
Самый понятный и простой вид экспансии -- "естественное расширение".
Народ в государстве размножается и ему потребны для выживания новые
территории. И он на них распространяется и осваивает. Древнегреческие
колонии.
Можно колонизировать незаселенные территории. Ничьи. Тогда к тебе
никаких претензий нет.
Можно колонизировать территории, жидко заселенные "варварами". Тогда к
тебе претензий не очень много. Мол, на черта дикарям столько пустующих
земель, да, пусть себе живут, нас только не трогают -- и мы им, дышать
дадим. И даже приобщим к своим достижениям. Но это -- в теории. На практике
всегда находятся хваткие ребята, которые оттяпывают у туземцев лучшие
'земли, а их самих приспосабливают к работе на себя. Ничего, мол, пусть
трудятся и просвещаются.
А можно распространяться на территории, где расположены государства
твоего, казалось бы, не хуже. По крайней мере они уверены, что тебя не хуже.
Тогда мы говорим о захватнических войнах.
А можно захватить государство гораздо более цивилизованное, чем твое
собственное. Народ поработить, недвижимость присвоить, движимость
разграбить. Об этом варианте речь будет ниже.
А можно воодушевиться идеей великого и благого переустройства мира.
Тогда получается Александр Македонский, строящий мировую державу -- с
гражданскими свободами и просвещением, справедливыми законами и
некоррумпированным управлением. Короче, принесем на концах македонских мечей
счастье человечеству. Или товарищ Сталин с реальными походами и действиями
по одариванию всего мира светом социализма. Принесем на пролетарских штыках
счастье человечеству.
И везде всегда работал, ясное дело, пропагандистский аппарат: "Наше
дело правое, мы победим! Они убийцы, они варвары, они нам угрожают, они
ничего не стоят, они сами не понимают своего блага, и вера у них
неправильная и поганая". Священники проводят служения, женщины бросают
цветы, мужчины расправляют плечи, интенданты воруют деньги. Все при деле.
К чему мы все это гнем? К тому, что солдат, отправляясь в опасный
поход, гарантии жизни не получает. Мать его останется безутешной, отец --
без подмоги, жена -- без мужа, дети -- без кормильца. Его бы оставили в
покое -- он бы, может, и не пошел никуда. Но в военное время за уклонение от
службы его просто прикончат. И покроют позором. И выбор у него не велик: на
войну -- или в бега. А пропаганда надрывается, и толпы вопят с энтузиазмом.