Несколько подрастерявшиеся «Горгоны» собрались все вместе, чтобы посовещаться. Воспользовавшись этим, Уорхаунд обратился к судье в поле:
   – А как обычно называет себя эта команда?
   – А вы не догадываетесь? Да ведь это же знаменитые «Стилеты» с планеты Руфаус, выехавшие на гастрольное турне. Сегодня вы играете, как очень неплохая команда. «Стилеты» уже разгромили «Скорпионов» из Порт-Ангела и «Неустрашимых» из Джонуса – правда, должен отметить, со своим собственным капитаном.
   – Коль так, то давайте закатим всем им хорошую баню, чтоб потом не смели жаловаться на плохое руководство. Почему только бедняга Тамми должен быть сегодня принесен в жертву?
   – Браво! Мы отправим их к себе домой на Руфаус чистенькими и причесанными!
   Красный свет. «Танхинары» форсировали разделительный ров и обнаружили, что противник перешел в глухую оборону. Располагая двумя выигранными геймами в запасе, защитники «Танхинар» могли себе позволить большие вольности, чем обычно. Они выдвинулись ко рву, а затем тоже пересекли его – маневр, который показывал, с каким оскорбительным пренебрежением команда перестала считаться с атакующими возможностями противника. И сразу же разразилась буря – вспыхнула ожесточенная рукопашная схватка по всему фронту обороны «Горгон». В бассейн угодило сразу несколько человек с каждой стороны, а на всех трассах красное и черное с трудом сдерживало натиск черни и серебра, в мерзких черных пастях масок сверкали металлом клыки, все смешалось во всеобщей свалке перед пятачком «Горгон», накал борьбы стал таким, что никто уже не слышал хриплых окриков капитанов, тонувших в реве зрителей и вое волынок, которым они подбадривали игроков. С лица Арелмры, стоявшей с прижатыми к груди пуками, исчезла отрешенность – она, качалось, вот-вот застонет и разрыдается, хотя ее голоса так никто и не услышит во всеобщем гвалте, поднявшемся на стадионе. Мощные защитники «Танхинар» пробили брешь в рядах «Горгон», и Уорхаунд, отшвырнув бакен, ринулся в эту брешь, чтобы завладеть золотым кольцом.
   Белое платье слетело с Арелмры – она стояла теперь совершенно голая, а страстная музыка торжественно отмечала поражение «Горгон» и трагизм унижения их шейлы. Лорд Генсифер принес ей халат и вывел с поля, остальные игроки побежденной команды, низко понурив головы, последовали за ним. Восторг же «Танхинар» был столь огромен, что они подняли на руки Дьюссану и под звуки традиционного гимна, восхваляющего незапятнанную честь шейлы-победительницы, пронесли ее через все поле и поставили на пьедестал шейлы «Горгон». Не в силах больше сдерживать обуревавшие ее чувства, Дьюссана взметнула вверх руки и закричала от радости. Смеясь и плача, она стала целовать всех «Танхинар» подряд, пока не наткнулась на Глиннеса. Вот тогда она вся как бы снова ушла в себя и покинула поле.
   Сразу же после игры «Танхинары» собрались в «Чудо-Лине», чтобы принять поздравления многочисленных болельщиков.
   – Не было у нас еще такой решительной, такой агрессивной, такой дерзкой команды!
   – «Танхинары» прославят Зауркаш на всю планету! Подумать только!
   – И что теперь будет делать лорд Генсифер со своими «Горгонами»?
   – Может быть, теперь он попытается выставить против «Танхинар» сборную какой-нибудь из префектур или даже «Непобедимых» с Зеленой Звезды.
   – Я бы поставил свой озол на «Танхинар».
   – «Танхинары»! – вскричал Перинда. – Я только-только от телефона! Нам предложили сыграть пятнадцатитысячеозоловую игру! Ну как, хотите?
   – Естественно, хотим! С кем?
   – С «Карпаунами из Вертриса». В беседке мгновенно стало тихо. «Карпауны» считались одной из пяти лучших команд Тралльона.
   – Им совершенно ничего неизвестно о «Танхинарах», за исключением того, что мы выиграли несколько игр, – продолжал Перинда. – По-моему, они рассчитывают на легкий выигрыш пятнадцати тысяч озолов.
   – Прожорливые хищники!
   – У нас аппетит такой же, как и у них – может быть, даже сильнее.
   – Игру предполагается провести в Уэлгене, – продолжал Перинда. – В дополнение к тому, что будет на кону, победителю достанется двадцать процентов от стоимости проданных билетов. Если мы выиграем, то сможем увеличить капитал клуба до сорока тысяч озолов – то есть, почти по три тысячи на брата.
   – Не так уж плохо для одного рабочего дня!
   – Но это только в том случае, если мы выиграем.
   – За три тысячи озолов я согласен играть один – и выиграю!
   – «Карпауны», – сказал Перинда, – команда чрезвычайно сильная и опытная. Она всухую выиграла двадцать восемь встреч подряд, а к кольцу ее шейлы еще ни разу не прикасалась рука противника. Что же касается «Танхинар» – не думаю, что кому-либо известна ее настоящая сила. Сегодняшние «Горгоны», отменная команда, которой не повезло с капитаном. «Карпауны» – команда примерно такого же класса, и не исключено, что даже сильнее. Ну так что – будем голосовать? Кто за то, чтобы помериться силами с «Карпаунами»?
   – За три тысячи озолов я бы сразился с командой из настоящих карпаунов.

Глава 15

   Уэлгенский стадион, крупнейший в префектуре Джелани, был переполнен зрителями. Четыре крытые трибуны заняли аристократы префектур Джолани, Минч, Стравинай и Гелкин. Тридцать тысяч зрителей из простонародья разместились на скамьях, установленных на многочисленных общедоступных трибунах. Из Вертриса, расположенного в трехстах милях к западу, прибыла большая группа поддержки. Она разместилась в секторе, окрашенном в оранжевый и зеленый цвета любимого клуба. Его болельщики подняли высоко над своими головами двадцать восемь оранжево-зеленых знамен, обозначавших двадцать восемь побед кряду.
   Уже за час до начала встречи оркестр начал играть хассэйдные мелодии: победные гимны доброй дюжины знаменитых команд, старинные песни, оплакивающие поражения или прославляющие спортивные подвиги легендарных игроков прошлого, «Боевой марш хассэйдеров-мираксиан», от звуков которого застывали жилы и выкручивало внутренности, врезающуюся надолго в память томительно-сладостную и одновременно печальную «Грезы шейлы Хральзы» и, наконец, за пять минут до начала – «Славу Забытым Героям».
   Первыми на площадке появились «Танхинары» и расположились у восточного пьедестала, сдвинув далеко на затылок свои серебристые маски. Мгновеньем позже у западного пьедестала появились «Карпауны». На них были кожаные темно-зеленые короткие куртки и трусы, испещренные темно-зелеными и оранжевыми полосами. Как и «Танхинары», они отбросили назад свои маски. Обе команды хмуро глядели друг на друга, построившись вдоль своей лицевой линии каждая. Джиан Ауд, капитан «Карпаунов», ветеран тысяч игр, был известен как подлинный тактический гений. От его глаза не ускользала ни одна мелочь. На каждое изменение ситуации он всегда тотчас же, зачастую чисто интуитивно, находил единственно верный ответ. Дензель Уорхаунд, напротив, был молод, изобретателен, быстр, как молния. Ауд полагался на опыт. Уорхаунд – всегда готовый выплеснуть множество еще не опробованных на практике тактических уловок. Оба капитана были уверены в своих силах и знали себе цену. Огромным преимуществом «Карпаунов» была сыгранность. «Танхинары» могли противопоставить им брызжущую через край энергию и задор – в подобной игре эти качества могли оказаться решающими. «Карпауны» знали, что они победят. «Танхинары» знали, что «Карпауны» потерпят поражение.
   Команды терпеливо ждали, пока оркестр не сыграет «Тресильдаму», традиционное приветствие, обращенное к состязающимся командам, после чего на поле, наконец, появились шейлы в сопровождении капитанов. Оркестр грянул «Чудо Изящества и Красоты». Именно такою и оказалась шейла «Карпаунов», блондинка с лучистыми глазами по имени Фареро, источавшая «сашей» всем своим обликом. Как только она ступила на пьедестал, то подвергшись какому-то таинственному процессу внутренней трансформации, почти мгновенно стала чем-то намного большим, чем просто красивой девушкой, превратившись как бы в свой собственный архетип, носительницу неких обобщенных, изначально присущих ей качеств в их наиболее крайних проявлениях. Таким же точно образом и Дьюссана стала многократно обогащенной версией самой себя, эталоном хрупкой и томной красоты и одновременно с этим – неукротимой смелости и необузданности в проявлении чувств с налетом благородного и отчаянного безрассудства, и все это столь же неотразимо воздействовало на игроков ее команды, как и горделивая величавость Фареро.
   Игроки натянули на лица маски, теперь друг на друга через все поле смотрели сверкающие серебром чешуи танхинары на безжалостных карпаунов.
   Зеленый свет, а с ним и возможность первыми приступить к наступательным действиям по жребию досталась «Карпаунам». Игроки команд заняли исходные позиции. Характер музыки, исполняемой оркестром, изменился, тональность и тембр звуков, издаваемых каждым инструментом, с каждым мгновеньем становились все выше и все богаче, пока не слились в заключительном прекрасном аккорде. Воцарилась мертвая тишина. Сорок тысяч зрителей затаили дыхание.
   Зеленый свет. «Карпауны» ринулись вперед, создав свою знаменитую «Приливную Волну» с целью отсечь, а затем и подавить переднюю линию обороны. Разделительный ров пересекли форварды, следом за ними – полузащитники и даже защитники, стремясь как можно быстрее войти в соприкосновение с противником.
   «Танхинары» были готовы к подобной тактике. Вместо того, чтобы откатиться назад, все четыре защитника устремились вперед и команды сошлись, как два бешено мчащихся стада, устроив всеобщую свалку. Через несколько минут Глиннесу удалось высвободиться и он первым достиг пьедестала. Глянув в упор на Фареро, шейлу «Карпаунов», он схватился за кольцо. Девушка была бледна и взволнованна, явно не понимая, что в данный момент происходит – никогда раньше рука противника не протягивалась к ее кольцу.
   Прозвучал гонг. Джиан Ауд без особого энтузиазма выложил восемь тысячеозоловых купюр и еще мелочь. Команды взяли тайм-аут для отдыха. В бассейне довелось выкупаться пяти «Танхинарам» и пяти «Карпаунам» – каждой из команд в этом отношении досталось поровну. Уорхаунд ликовал.
   – Команда классная, нет вопросов! Но наши защитники более стойкие, а нападающие – более быстрые! Только полузащита превосходит нашу, да и то не очень!
   – Какое построение они применят в следующем гейме? – спросил Гилвег.
   – По-моему, то же самое, – ответил Уорхаунд, – но более методично. Они хотят вывести из игры наших нападающих, а затем реализовать численное преимущество.
   Игра возобновилась. На этот раз Ауд распорядился своими игроками в более традиционной для начальной фазы борьбы манере, пытаясь неожиданными выпадами и отвлекающими маневрами сделать «коробочку» кому-либо из форвардов «Танхинар» и устроить ему купанье. Хитрый Уорхаунд, разгадав замысел противника, умышленно берег силы, избегая групповых схваток, и в конце концов перехитрил Ауда. «Карпауны» предприняли попытку неожиданным кинжальным ударом прорвать центр, форварды «Танхинар» юркнули в стороны и пропустили атакующих игроков, а затем перепрыгнули ров. Лючо взобрался на пьедестал и схватился за кольцо Фареро.
   Еще семь тысяч озолов было выплачено в качестве выкупа.
   – Не расслабляться! – предупредил команду Уорхаунд. – Сейчас противник особенно опасен! Случайно никак нельзя выиграть двадцать восемь встреч кряду. Уверен – сейчас будет «Приливная Волна».
   Уорхаунд оказался прав. «Карпауны» бросили на штурм обороны «Танхинар» все свои силы. Первым в бассейн полетел Глиннес, за ним Слэйдин и Уилмер Гафф. Глиннес еще успел, едва только поднявшись по лестнице, отправить в воду прорвавшегося по краю нападающего противника всего в трех метрах от пьедестала, но затем выкупался вторично и, еще находясь в бассейне, услышал удар гонга.
   Впервые в жизни Дыоссана почувствовала чужую руку на золотом кольце. Уорхаунд, вне себя от ярости, вернул восемь с лишним тысяч озолов.
   Никогда еще не доводилось Глиннесу участвовать в столь упорной и изнурительной игре. «Карпауны», казалось, не знали устали. Они носились по всему полю с такой скоростью и энергией, как будто еще не были сыграны три тяжелых гейма. Не дано ему было знать того, что и для «Карпаунов» форварды «Танхинар» чудились непредсказуемыми серебристо-черными молниями, неистовыми, как дьяволы, и столь неестественно проворными, что казались несущимися по воздуху, в то время как защитники «Танхинар» разрослись в их глазах до четырех апокалиптических вершителей их судеб.
   Яростные схватки возникали то в одном, то в другом конце поля. Пядь за пядью «Танхинары» отвоевывали пространство, отделяющее их от заветного золотого кольца, их рассвирепевшие форварды, молниеносно перескакивая с одной трассы на другую и безжалостно орудуя буфами, с неукротимой энергией прокладывали путь к пятачку перед пьедесталом «Карпаунов». Рев зрителей почти совершенно перестал восприниматься сознанием, казалось, что вся вселенная сократилась до размеров игрового поля и в ней остались только трассы, трапеции и солнечные блики на поверхности воды в бассейне под игровой площадкой. Какое-то плотное облако на мгновение заслонило солнце. И почти в это самое мгновение Глиннес увидел брешь в обороне противника. Ловушка? Из последних сил он рванулся вперед. Из груди оранжево-зеленых исторглись хриплые вопли. Маски «Карпаунов», еще мгновение назад казавшиеся такими сосредоточенными и суровыми, вдруг исказились в мучительной боли. Глиннес прорвался к пьедесталу, ухватился за золотое кольцо на талии Фареро, и теперь ему оставалось только потянуть за кольцо и явить восторженным взорам сорока тысяч зрителей обнаженное тело голубоглазой красавицы. Величественная и одновременно трогательная мелодия, казалось, воспарилась до самых небес. Рука Глиннеса задрожала и замерла. Он не мог заставить себя подвергнуть позору создание такой редкостной красоты…
   Темное облако оказалось вовсе не облаком. Три черных корпуса звездолетов зависли над стадионом, погрузив его в мрачную тень. Музыка оборвалась на полутоне. Из репродукторов раздался отчаянный крик:
   – Старментеры! Берите…
   Диктор захлебнулся в неразборчивой скороговорке, затем над стадионом загремел совершенно другой, суровый и безжалостный голос:
   – Всем оставаться на своих местах! Прекратить любые перемещения! Чтоб никто даже не пошевелился! Глиннес, тем не менее, взял Фареро за руку, сдернул с пьедестала и по лестнице провел в бассейн под площадкой.
   – Что вы делаете? – изумленно вскричала девушка, отшатываясь в ужасе.
   – Пытаюсь спасти вам жизнь, – ответил Глиннес. – Старментеры особо охотятся за шейлами, и вы больше уже никогда не увидите родного дома.
   – А здесь мы в безопасности? – дрожащим голосом спросила девушка.
   – Не думаю. Надо побыстрее уходить отсюда через сточный коллектор. Поторопились – вход в него на противоположном конце.
   Стараясь поднимать как можно меньше брызг, они поспешили, преодолевая сопротивление воды, к спасительному коллектору, прячась под трассами, быстро преодолев открытое пространство разделительного рва. Впереди Глиннес увидел, как по лесенке спускается Дьюссана. Лицо ее вытянулось и побелело от ужаса.
   – Скорее, скорее, – окликнул ее Глиннес. – Мы уходим через отстойник. Они, возможно, не предусмотрели выставить охрану у входа в отстойник.
   В самом углу бассейна вода вытекала по желобу в узкий и неглубокий водовод. Глиннес соскользнул вниз по желобу и спрыгнул на толстый слой зловонной черной грязи. Следующей вниз спустилась Дьюссана, плотно обернув вокруг себя белое платье. Глиннес подал ей руку, чтобы подтянуть туда, где грязь была спрессована плотнее и ноги в ней не увязали. Дьюссана, однако, на ногах не удержалась и, упав, села прямо в грязь. При виде этого Глиннес не смог сдержать улыбки.
   – Вы это сделали умышленно! – дрожащим голосом вскричала Дьюссана.
   – Никоим образом!
   – Умышленно!
   – Как вам угодно.
   Последнею спустилась Фареро. Глиннес подхватил ее и подтянул к себе. Дьюссана тем временем поднялась на ноги, и все трое боязливо глядели туда, где водовод исчезал из вида среди кустарников и склонившихся к самой земле ветвей деревьев. Вода в нем казалась темной и тягучей. В воздухе чувствовался характерный запах мерлингов. О том, чтобы плыть или даже идти вброд, было страшно даже подумать. На другой стороне канала виднелось грубо выдолбленное небольшое каноэ, очевидно принадлежавшее мальчишкам, зайцами пробиравшимися на стадион через водовод.
   Глиннес, барахтаясь в грязи, побрел к каноэ. Оно оказалось наполовину заполненное водой и под весом Глиннеса несоразмерно глубоко погрузилось в воду, вызвав у него опасения в отношении целостности корпуса. Вычерпав литров десять-пятнадцать воды, он не осмелился более мешкать и, оставаясь по колено в грязи, перетащил каноэ на противоположную сторону. Сначала в него забралась Дьюссана, затем Фареро. При этом вода внутри поднялась почти до верхнего края борта. Глиннес протянул черпак Дьюссане, и та, все еще хмурясь, принялась за работу. Через минуту в каноэ забрался и Глиннес и начал осторожно грести по направлению к устью водовода'; Со стороны оставшегося у них за спиной стадиона слышался скрипучий голос из многочисленных репродукторов системы информационного обслуживания зрителей:
   – Ну-ка, те, кто на спецтрибунах А, В, С и Е – организованным строем по одному к южным выходам! Заберем только очень немногих – у нас имеется точный список всех, кто нам надобен. Проходите побыстрее, но не создавайте давки! Убьем всякого, кто станет нам мешать!
   Глиннесу все это казалось каким-то совершенно нереальным. Подумать только – какая неудержимая лавина событий! Яростная борьба на хассэйдном поле, красочные толпы на трибунах, кипение страстей, поражающая воображение музыка, радость победы – и вот теперь, трусливое бегство, да еще с двумя шейлами. Одна из них ненавидит его. Другая, Фареро, изучающе на него посматривает краешком синих, как море, глаз. Вот она забирает у Дьюссаны черпак, а та сердито соскребает прилипшую к платью грязь. Какие они все-таки разные, отметил про себя Глиннес. Фареро все еще удрученная, но безропотно смирившаяся со своей судьбой – она действительно сочла за лучшее спасаться бегством через грязеотстойник, чем остаться совершенно обнаженной на пьедестале. Дьюссану же явно возмущало любое неудобство, которое она сейчас испытывает, и, похоже, она считала Глиннеса лично ответственным за все то, что с ней происходит.
   Сточный коллектор искривился. В сотне метров впереди открылся простор Уэлгенского Залива, а еще дальше – Южный Океан. Глиннес стал грести более энергично – им удалось спастись от старментеров. Какой массированный рейд! И без сомнения, давно приуроченный к тому дню и часу, когда соберутся вместе все состоятельные жители префектуры. За пленников назначат выкуп, девушек оставят для того, чтобы скрасить затворническую жизнь изгоев общества. Пленники возвратятся морально сломленными и ободранными до последнего озола, девушек же вообще больше никто не увидит. Добычей старментеров станут также не менее сотни тысяч озолов из кассы стадиона и еще тридцать тысяч из казны участвовавших в матче команд. Не исключено, что ограблены будут и обосновавшиеся в Уэлгене банки.
   Водовод расширился и открылся в устроенный прямо на прибрежной отмели широкий грязеотстойник, грязь на поверхности которого пузырилась под действием поднимающихся из ее толщи газов. К востоку тянулась Уэлгенская Коса, по другую сторону которой была расположена гавань, далеко на запад простиралась суша, окутанная предвечерней дымкой. Оказавшись под открытым небом, Глиннес почувствовал себя очень неуютно – хотя для этого, напомнил он себе, не было никаких причин, так как сейчас старментеры вряд ли смогут позволить себе такую роскошь, как тратить время на преследование их даже в том случае, если и удостоили своим вниманием барахтающееся в грязи каноэ. Фареро безостановочно вычерпывала воду, но вода продолжала прибывать через несколько щелей в корпусе, и Глиннеса теперь очень волновало, сколько времени оно еще продержится на плаву. Перспектива оказаться в бурлящей черной грязи отстойника была не очень-то привлекательной, и Глиннес повернул каноэ по направлению к ближайшему из поросших деревьями островков, поднимавшихся над водами залива, к клочку суши метров с пятьдесят в поперечнике.
   Выбравшееся из грязи каноэ теперь высоко подпрыгивало на океанской зыби и быстро наполнялось водой, перехлестывавшей через борта. Фареро старалась ее вычерпывать, не жалея сил, ей помогала Дьюссана, выплескивая воду сложенными вместе ладонями, и они достигли островка как раз к тому времени, когда утлый челн совсем скрылся под водой. С огромным облегчением Глиннес вытащил каноэ на узкую полоску пляжа. В тот самый момент, когда нога его коснулась твердой суши, в небо взмыли три корабля старментеров. По мере набора высоты они все больше сворачивали на юг и вскоре исчезли вместе со всем своим драгоценным грузом.
   Фареро наконец-то перевела дух.
   – Если бы не вы, – сказала она Глиннесу, – я была бы на борту одного из этих кораблей.
   – Я тоже была бы там, если бы сама о себе не позаботилась.
   Так вот в чем, подумал про себя Глиннес, источник ее раздражительности: она чувствует себя всеми брошенной.
   – И что же мы будем здесь делать? – спросила Дьюссана, вприпрыжку поднявшись на берег.
   – Кто-нибудь здесь рано или поздно покажется. А пока что – будем ждать.
   – Я не намерена ждать, – сказала Дьюссана. – Как только вычерпаем всю воду из лодки, мы сможем переправиться в ней на берег. Так уж обязательно ли сидеть на этом жалком клочке суши и дрожать от холода?
   – А что вы еще предлагаете? Каноэ течет, а прибрежная полоса кишит мерлингами. Взяться мне, что ли, за заделку щелей?
   Дьюссана прошла несколько метров и присела на обломке плавника. Западную часть неба вспороли корабли Гвардии, совершили круг над Шхерами, затем один из них совершил посадку в Уэлгене.
   – Слишком поздно, слишком даже поздно, – сокрушенно произнес Глиннес. Вычерпав всю воду из каноэ, он принялся затыкать мхом все трещины и щели, какие ему удавалось обнаружить. К нему подошла Фареро и, понаблюдав какое-то время за его работой, в конце концов произнесла:
   – Вы были очень добры ко мне. Глиннес поднял взор на нее.
   – Когда вы могли потянуть за кольцо, вы заколебались. Вам не хотелось подвергнуть меня позору. Глиннес кивнул и возобновил, работу над лодкой.
   – Может быть, именно это так рассердило вашу шейлу.
   Глиннес скосил взгляд в сторону Дьюссаны, которая хмуро глядела на воду.
   – У нее редко бывает хорошее настроение.
   – Очень не просто быть шейлой, – задумчиво произнесла Фареро. – Каких только чувств при этом не испытываешь… Сегодня все это для меня должно было закончиться, но меня спасли старментеры. Она, наверное, чувствует себя обманутой.
   – Она должна радоваться тому, что находится здесь, а не на борту одного из пиратских кораблей.
   – Мне кажется, что она влюблена в вас и ревнует ко мне.
   Глиннес поднял удивленный взор на Фареро.
   – Влюблена в меня? – Он снова исподтишка глянул на Дьюссану. – Вы, скорее всего, ошибаетесь. Она ненавидит меня. У меня есть все основания так считать.
   – Может быть и так. Я слабо разбираюсь в подобных вещах.
   Глиннес закончил работать и внимательно осмотрел каноэ.
   – Что-то не доверяю я этому мху, – уныло произнес он, явно неудовлетворенный результатами своего труда. – Особенно, когда в эвнесс подует ветер с суши.
   – Теперь, когда мы обсохли, переход не станет таким уж неприятным. Хотя мои родные, должно быть, очень беспокоятся, а я проголодалась.
   – Пищи на берегу всегда предостаточно, – произнес Глиннес. – Мы бы шикарно поужинали, будь у нас огонь. И все же – вон я вижу деревья со съедобными плодами.
   Глиннес взобрался на одно из таких деревьев и сбросил плоды Фареро. Когда они вернулись на пляж, Дьюссана и каноэ исчезли. Она была уже в пятидесяти метрах от острова, направляясь к устью водовода, по которому они покинули стадион. Глиннес даже язвительно расхохотался при виде этого.
   – Она настолько в меня влюблена и так к вам ревнует, что даже оставила нас вдвоем на необитаемом острове.
   – Все может быть, все-все… – произнесла, зардевшись вдруг, Фареро.
   Какое-то время они молча следили за каноэ. Дувший с материка ветер доставлял много хлопот Дьюссане. Она даже перестала грести и принялась вычерпывать воду. Мох, по всей вероятности, так и не затянул наглухо щели. Когда же она снова начала грести, то так сильно раскачала каноэ, что вынуждена была вцепиться руками в борт, чтобы не выпасть в воду, и при этом потеряла весло. Ветер с материка погнал каноэ назад, мимо островка, где, стоя у самой воды, за нею следили Глиннес и Фареро. Она даже не повернула головы в их сторону.
   Глиннес и Фареро взобрались на бугор в центральной части островка и уже оттуда проводили взглядом каноэ, опасаясь того, что ее может унести в открытое море. Белое платье Дьюссаны в последний раз мелькнуло в проходе между двумя островками и потерялось из виду.
   – Если бы у нас был огонь, – сказал Глиннес, когда они снова спустились на пляж, – мы бы чувствовали себя совсем не плохо, по крайней мере, день или два… Лично я не брезгаю сырой пищей из моря.