Страница:
– Подобное заявление является имеющим законную силу доказательством факта смерти Ширы?
– Вы клянетесь душой своего отца, что сказали правду? – спросил Акади у Ванга Дроссета.
– Клянусь, – пробурчал Ванг Дроссет. – Учтите, я это сделал в порядке самозащиты.
– Очень хорошо, – сказал Акади. – Признание сделано без какого-либо принуждения с чьей-либо стороны перед ментором и нотариусом на общественных началах и другими свидетелями. Признание произведено в соответствии со всеми предписаниями закона.
– В таком случае, будьте любезны, позвоните Льготу Касагэйву и велите ему освободить принадлежащую мне собственность.
Акади почесал подбородок.
– Вы предполагаете вернуть уплаченные им деньги?
– Пусть он сдерет их с того, кому он их платил – с Глэя Халдена.
Акади равнодушно пожал плечами.
– Я, естественно, должен расценивать это как исполнение профессиональных обязанностей, и рассчитываю получить за это соответствующее вознаграждение.
– Ничего иного я и не ожидал. Акади ушел звонить по телефону.
– Вы довольны? – угрюмо спросил Ванг Дроссет. – В моем стойбище сегодняшняя ночь станет ночью ужасного горя, и все из-за вас, Халденов.
– Это горе вы навлекли на себя собственной своей кровожадностью, – сказал Глиннес. – Может быть, стоит изложить подробности? Никогда не забывайте о том, как вы бросили меня, избитого до полусмерти, в прибрежной тине.
Ванг Дроссет, понурив голову, прошел к двери, где вдруг повернулся и выпалил:
– Как бы то ни было, но мы сполна расквитались с вами за тот позор, которому вы нас подвергаете, вы и все остальные триллы из-за своей ненасытности и похоти. Вы – стадные животные, вот, кто все вы! Для вас, триллов, нет ничего более святого, чем желудок и то, что у вас между ног. А ты, Глиннес Халден, держись от меня подальше. На следующий раз ты уже не отделаешься от меня так легко.
С этими словами он тяжелой поступью покинул дом.
Встретившийся с ним в самом низу лестницы Акади смотрел на то, как уходит Ванг Дроссет, брезгливо морща нос.
– Тебе сейчас лучше бы постеречь свой скутер, – сказал он Глиннесу, едва вошел в кабинет. – Не то вдруг он его угонит и тебе придется домой возвращаться вплавь.
Глиннес, став в дверях, смотрел, как мощная фигура Ванга Дроссета, шагавшего по дороге, становится все меньше и меньше.
– Слишком велика его печаль, – сказал Глиннес, – чтобы разменять ее на угон лодки или какую-нибудь иную мелкую пакость. К своему стойбищу он доберется пешком, пройдя по мосту Верлет. Как там чувствует себя Льют Касагэйв?
– Он отказывается отвечать на мои звонки, – сказал Акади. – Придется тебе несколько повременить с триумфом.
– В таком случае вам придется подождать с получением гонорара, – ответил Глиннес. – Посыльный нашел сюда дорогу?
– Да, конечно. Могу чистосердечно признаться в том, что он снял с меня огромное бремя ответственности. Я ему очень благодарен за то, что я наконец покончил, сам понимаешь, с каким щепетильным делом.
– Раз так, то вы, может быть, угостите меня чашечкой чая? Или у вас с Райлом Шермацем какое-то сугубо конфиденциальное дело?
– Чай от тебя никуда не уйдет, – не очень-то вежливо произнес Акади. – У нас с ним разговор на отвлеченные темы. Райла Шермаца интересует, в частности, фаншерад. Он никак не может уразуметь, как такая богатая и мирная планета, как наша, могла породить столь аскетичную секту.
– Как я полагаю, мы должны рассматривать Джуниуса Фарфана в качестве катализатора, – заметил Шермац. – Или, вот это сравнение выглядит поубедительнее, давайте мыслить в категориях, применимых к сверхперенасыщенному раствору. Он внешне кажется спокойным и стабильным, но один-единственный микроскопический кристалл приводит к полному нарушению равновесности раствора.
– Потрясающий образ! – воскликнул Акади. – Позвольте мне угостить вас чуть-чуть более живительной жидкостью, чем чай.
– А почему бы и нет, в самом деле? – Шермац с нескрываемым удовольствием вытянул ноги поближе к огню. – У вас замечательнейший дом.
– Да, он приносит мне удовлетворение. – Акади вышел, чтобы принести бутылку.
– Надеюсь, вы находите Тралльон гостеприимной планетой? – спросил Глиннес у Шермаца.
– Безусловно. Каждая из планет Скопления проецирует свой особый душевный настрой, и впечатлительный путешественник способен быстро усваивать это своеобразие и наслаждаться его прелестью. Тралльон, например, безмятежен и мягок, в его водах отражаются звезды, весь он озарен ласковым, ровным светом, обворожительны его пейзажи, ни с чем не сравнимо обаяние его водных просторов.
– Вот эта нежность прежде всего и бросается в глаза, – согласился Акади, – но временами я серьезно задумываюсь над тем, так ли это в действительности? Например, под этой безмятежной гладью вод плавают мерлинги, создания, отвратительнее которых вряд ли можно себе представить, а за спокойными лицами триллов скрываются чудовищной силы страсти.
– Ну вот, приехали! – воскликнул Глиннес. – Вы сильно преувеличиваете.
– Отнюдь нет! Тебе когда-нибудь приходилось слышать крики из толпы на хассэйдных трибунах, требующие пощадить достоинство шейлы проигравшей команды? Никогда! Она должна предстать обнаженною под музыку, выражающую… ну, как это сказать… Это чувство не имеет своего обозначения, но оно такое же бурлящее, как кровь в жилах зрителей.
– Ловлю вас на слове, – возразил Глиннес. – Ведь в хассэйд играют повсюду.
Акади не обратил внимания на это соображение.
– Или возьмем прутаншир. Поразительное зрелище – исполненные немого восторга лица наших соплеменников при виде того, как какие-то жалкие преступники наглядно демонстрируют, насколько ужасной может быть медленная смерть.
– Прутаншир может служить вполне благородной цели, – заметил Шермац. – О воздействии подобных мер очень трудно судить.
– Только не с точки зрения злодея, подвергающегося прутанширу, – сказал Акади. – Разве это не самое страшное – умирать, глядя на восторженную толпу, понимая, что твои судороги привносят особую пикантность потехе?
– Но ведь это из ряда вон выходящий случай, – печально улыбнувшись, произнес Шермац. – Тем не менее, население Тралльона рассматривает пруташпир в качестве необходимого установления, и поэтому он не отмирает.
– Это позор Тралльона и всего скопления Аластор, – холодно заявил Акади. – Вседержителю следовало бы запретить подобное варварство.
Шермац почесал подбородок.
– В ваших словах что-то есть. Тем не менее, Вседержитель не решается вмешиваться в местные традиции.
– Весьма двусмысленная добродетель! Мы надеемся на мудрые решения с его стороны. Нравятся вам фаншеры или нет, но они, по крайней мере, категорически против прутаншира и уничтожили бы его. Если они придут к власти, они обязательно это сделают.
– Нисколько не сомневаюсь в том, что они заодно ликвидируют и хассэйд, – заметил Глиннес.
– Никоим образом, – ответил ему Акади. – Фаншеры относятся с безразличием к этой игре. Она для них, с любой точки зрения, просто бессмысленна.
– Какая унылая и привередливая публика! – воскликнул Глиннес.
– Такими они кажутся, поскольку являют собой прямую противоположность своим безответственным и неряшливым родителям, – сказал Акади.
– Что верно, то верно, – согласился с ним Райл Шермац. – И все же, всегда нужно иметь в виду, что крайности в мировоззрении часто провоцируют появление других крайностей, но с противоположным знаком.
– Как раз вот такой случай мы и имеем здесь на Тралльоне, – сказал Акади. – Я ведь предупреждал вас, насколько обманчивой может оказаться внешне идиллическая атмосфера, царящая на нашей планете.
На какое-то мгновение весь кабинет неожиданно залил чрезвычайно яркий свет. Акади вскрикнул в изумлении и бросился к окну, за ним последовал Глиннес. Они увидели огромный белый корабль, неторопливо пересекающий Клинкхаммерский залив. Кабинет затопил светом, скользнув по особняку Акади, луч прожектора на верхушке мачты.
– По-моему, – удивленно произнес Акади, – это «Скопея», яхта лорда Райэнла. С чего бы это она могла оказаться в Клинкхаммерском заливе?
С борта яхты спустили шлюпку, которая сразу же направилась к причалу Акади. Одновременно с этим раздались три предупредительных сигнала сирены. Акади пробормотал что-то себе под нос и выбежал из дома. Райл Шермац стал бродить по комнате, с интересом рассматривая разбросанные по ней с характерной для Акади бессистемностью различные сувениры, старинные безделушки, антикварные вещицы. Здесь же находилась и принадлежащая Акади богатая коллекция небольших бюстов различных выдающихся личностей, тем или иным образом оказавших ощутимое влияние на ход истории Аластора, – ученых, воинов, мыслителей, поэтов, музыкантов, проповедников, а на самой нижней полке – зловещая галерея «анти-героев».
– Интересно, – произнес Шермац. – Как богата наши история, как и история тех эпох, что предшествовали нашей.
Глиннес показал на один из бюстов.
– Вот здесь вы видите Акади собственной персоной, который вообразил, что его место тоже среди бессмертных.
Шермац беззлобно рассмеялся.
– Поскольку Акади сам собрал эту галерею, ему должно быть, предоставлено право включать в нее кого угодно по собственному усмотрению.
Глиннес подошел к окну и увидел возвращающуюся на яхту шлюпку. Мгновением позже в кабинет вошел Акади, лицо его было мертвенно-бледным, волосы свисали беспорядочными прядями.
– Что с вами стряслось? – спросил удивленно Глиннес. – Вы сейчас похожи на привидение!
– Это был лорд Райэнл, – еле выдавил из себя Акади. – Отец лорда Эрзана-Райэнла, похищенного старментерами. Он требует назад свои сто тысяч озолов.
Лицо Глиннеса вытянулось в изумлении.
– Он бросает своего сына на произвол судьбы?
Акади прошел к нише, где хранил телефон, и включил его. Затем повернулся к Шермацу и Глиннесу и произнес:
– Гвардия накрыла логово Бандольо арестовала самого Бандольо, всех его приспешников и захватила все корабли пиратов. Гвардейцы освободили всех узников, которых Бандольо захватил в Уэлгене, и еще множество других.
– Отличнейшая новость! – воскликнул Глиннес. – Почему же это у вас такой вид, как у мертвеца?
– Сегодня после полудня я отдал посыльному все хранившиеся у меня деньги. Тридцать миллионов озолов бесследно пропали.
Глава 18
Глава 19
– Вы клянетесь душой своего отца, что сказали правду? – спросил Акади у Ванга Дроссета.
– Клянусь, – пробурчал Ванг Дроссет. – Учтите, я это сделал в порядке самозащиты.
– Очень хорошо, – сказал Акади. – Признание сделано без какого-либо принуждения с чьей-либо стороны перед ментором и нотариусом на общественных началах и другими свидетелями. Признание произведено в соответствии со всеми предписаниями закона.
– В таком случае, будьте любезны, позвоните Льготу Касагэйву и велите ему освободить принадлежащую мне собственность.
Акади почесал подбородок.
– Вы предполагаете вернуть уплаченные им деньги?
– Пусть он сдерет их с того, кому он их платил – с Глэя Халдена.
Акади равнодушно пожал плечами.
– Я, естественно, должен расценивать это как исполнение профессиональных обязанностей, и рассчитываю получить за это соответствующее вознаграждение.
– Ничего иного я и не ожидал. Акади ушел звонить по телефону.
– Вы довольны? – угрюмо спросил Ванг Дроссет. – В моем стойбище сегодняшняя ночь станет ночью ужасного горя, и все из-за вас, Халденов.
– Это горе вы навлекли на себя собственной своей кровожадностью, – сказал Глиннес. – Может быть, стоит изложить подробности? Никогда не забывайте о том, как вы бросили меня, избитого до полусмерти, в прибрежной тине.
Ванг Дроссет, понурив голову, прошел к двери, где вдруг повернулся и выпалил:
– Как бы то ни было, но мы сполна расквитались с вами за тот позор, которому вы нас подвергаете, вы и все остальные триллы из-за своей ненасытности и похоти. Вы – стадные животные, вот, кто все вы! Для вас, триллов, нет ничего более святого, чем желудок и то, что у вас между ног. А ты, Глиннес Халден, держись от меня подальше. На следующий раз ты уже не отделаешься от меня так легко.
С этими словами он тяжелой поступью покинул дом.
Встретившийся с ним в самом низу лестницы Акади смотрел на то, как уходит Ванг Дроссет, брезгливо морща нос.
– Тебе сейчас лучше бы постеречь свой скутер, – сказал он Глиннесу, едва вошел в кабинет. – Не то вдруг он его угонит и тебе придется домой возвращаться вплавь.
Глиннес, став в дверях, смотрел, как мощная фигура Ванга Дроссета, шагавшего по дороге, становится все меньше и меньше.
– Слишком велика его печаль, – сказал Глиннес, – чтобы разменять ее на угон лодки или какую-нибудь иную мелкую пакость. К своему стойбищу он доберется пешком, пройдя по мосту Верлет. Как там чувствует себя Льют Касагэйв?
– Он отказывается отвечать на мои звонки, – сказал Акади. – Придется тебе несколько повременить с триумфом.
– В таком случае вам придется подождать с получением гонорара, – ответил Глиннес. – Посыльный нашел сюда дорогу?
– Да, конечно. Могу чистосердечно признаться в том, что он снял с меня огромное бремя ответственности. Я ему очень благодарен за то, что я наконец покончил, сам понимаешь, с каким щепетильным делом.
– Раз так, то вы, может быть, угостите меня чашечкой чая? Или у вас с Райлом Шермацем какое-то сугубо конфиденциальное дело?
– Чай от тебя никуда не уйдет, – не очень-то вежливо произнес Акади. – У нас с ним разговор на отвлеченные темы. Райла Шермаца интересует, в частности, фаншерад. Он никак не может уразуметь, как такая богатая и мирная планета, как наша, могла породить столь аскетичную секту.
– Как я полагаю, мы должны рассматривать Джуниуса Фарфана в качестве катализатора, – заметил Шермац. – Или, вот это сравнение выглядит поубедительнее, давайте мыслить в категориях, применимых к сверхперенасыщенному раствору. Он внешне кажется спокойным и стабильным, но один-единственный микроскопический кристалл приводит к полному нарушению равновесности раствора.
– Потрясающий образ! – воскликнул Акади. – Позвольте мне угостить вас чуть-чуть более живительной жидкостью, чем чай.
– А почему бы и нет, в самом деле? – Шермац с нескрываемым удовольствием вытянул ноги поближе к огню. – У вас замечательнейший дом.
– Да, он приносит мне удовлетворение. – Акади вышел, чтобы принести бутылку.
– Надеюсь, вы находите Тралльон гостеприимной планетой? – спросил Глиннес у Шермаца.
– Безусловно. Каждая из планет Скопления проецирует свой особый душевный настрой, и впечатлительный путешественник способен быстро усваивать это своеобразие и наслаждаться его прелестью. Тралльон, например, безмятежен и мягок, в его водах отражаются звезды, весь он озарен ласковым, ровным светом, обворожительны его пейзажи, ни с чем не сравнимо обаяние его водных просторов.
– Вот эта нежность прежде всего и бросается в глаза, – согласился Акади, – но временами я серьезно задумываюсь над тем, так ли это в действительности? Например, под этой безмятежной гладью вод плавают мерлинги, создания, отвратительнее которых вряд ли можно себе представить, а за спокойными лицами триллов скрываются чудовищной силы страсти.
– Ну вот, приехали! – воскликнул Глиннес. – Вы сильно преувеличиваете.
– Отнюдь нет! Тебе когда-нибудь приходилось слышать крики из толпы на хассэйдных трибунах, требующие пощадить достоинство шейлы проигравшей команды? Никогда! Она должна предстать обнаженною под музыку, выражающую… ну, как это сказать… Это чувство не имеет своего обозначения, но оно такое же бурлящее, как кровь в жилах зрителей.
– Ловлю вас на слове, – возразил Глиннес. – Ведь в хассэйд играют повсюду.
Акади не обратил внимания на это соображение.
– Или возьмем прутаншир. Поразительное зрелище – исполненные немого восторга лица наших соплеменников при виде того, как какие-то жалкие преступники наглядно демонстрируют, насколько ужасной может быть медленная смерть.
– Прутаншир может служить вполне благородной цели, – заметил Шермац. – О воздействии подобных мер очень трудно судить.
– Только не с точки зрения злодея, подвергающегося прутанширу, – сказал Акади. – Разве это не самое страшное – умирать, глядя на восторженную толпу, понимая, что твои судороги привносят особую пикантность потехе?
– Но ведь это из ряда вон выходящий случай, – печально улыбнувшись, произнес Шермац. – Тем не менее, население Тралльона рассматривает пруташпир в качестве необходимого установления, и поэтому он не отмирает.
– Это позор Тралльона и всего скопления Аластор, – холодно заявил Акади. – Вседержителю следовало бы запретить подобное варварство.
Шермац почесал подбородок.
– В ваших словах что-то есть. Тем не менее, Вседержитель не решается вмешиваться в местные традиции.
– Весьма двусмысленная добродетель! Мы надеемся на мудрые решения с его стороны. Нравятся вам фаншеры или нет, но они, по крайней мере, категорически против прутаншира и уничтожили бы его. Если они придут к власти, они обязательно это сделают.
– Нисколько не сомневаюсь в том, что они заодно ликвидируют и хассэйд, – заметил Глиннес.
– Никоим образом, – ответил ему Акади. – Фаншеры относятся с безразличием к этой игре. Она для них, с любой точки зрения, просто бессмысленна.
– Какая унылая и привередливая публика! – воскликнул Глиннес.
– Такими они кажутся, поскольку являют собой прямую противоположность своим безответственным и неряшливым родителям, – сказал Акади.
– Что верно, то верно, – согласился с ним Райл Шермац. – И все же, всегда нужно иметь в виду, что крайности в мировоззрении часто провоцируют появление других крайностей, но с противоположным знаком.
– Как раз вот такой случай мы и имеем здесь на Тралльоне, – сказал Акади. – Я ведь предупреждал вас, насколько обманчивой может оказаться внешне идиллическая атмосфера, царящая на нашей планете.
На какое-то мгновение весь кабинет неожиданно залил чрезвычайно яркий свет. Акади вскрикнул в изумлении и бросился к окну, за ним последовал Глиннес. Они увидели огромный белый корабль, неторопливо пересекающий Клинкхаммерский залив. Кабинет затопил светом, скользнув по особняку Акади, луч прожектора на верхушке мачты.
– По-моему, – удивленно произнес Акади, – это «Скопея», яхта лорда Райэнла. С чего бы это она могла оказаться в Клинкхаммерском заливе?
С борта яхты спустили шлюпку, которая сразу же направилась к причалу Акади. Одновременно с этим раздались три предупредительных сигнала сирены. Акади пробормотал что-то себе под нос и выбежал из дома. Райл Шермац стал бродить по комнате, с интересом рассматривая разбросанные по ней с характерной для Акади бессистемностью различные сувениры, старинные безделушки, антикварные вещицы. Здесь же находилась и принадлежащая Акади богатая коллекция небольших бюстов различных выдающихся личностей, тем или иным образом оказавших ощутимое влияние на ход истории Аластора, – ученых, воинов, мыслителей, поэтов, музыкантов, проповедников, а на самой нижней полке – зловещая галерея «анти-героев».
– Интересно, – произнес Шермац. – Как богата наши история, как и история тех эпох, что предшествовали нашей.
Глиннес показал на один из бюстов.
– Вот здесь вы видите Акади собственной персоной, который вообразил, что его место тоже среди бессмертных.
Шермац беззлобно рассмеялся.
– Поскольку Акади сам собрал эту галерею, ему должно быть, предоставлено право включать в нее кого угодно по собственному усмотрению.
Глиннес подошел к окну и увидел возвращающуюся на яхту шлюпку. Мгновением позже в кабинет вошел Акади, лицо его было мертвенно-бледным, волосы свисали беспорядочными прядями.
– Что с вами стряслось? – спросил удивленно Глиннес. – Вы сейчас похожи на привидение!
– Это был лорд Райэнл, – еле выдавил из себя Акади. – Отец лорда Эрзана-Райэнла, похищенного старментерами. Он требует назад свои сто тысяч озолов.
Лицо Глиннеса вытянулось в изумлении.
– Он бросает своего сына на произвол судьбы?
Акади прошел к нише, где хранил телефон, и включил его. Затем повернулся к Шермацу и Глиннесу и произнес:
– Гвардия накрыла логово Бандольо арестовала самого Бандольо, всех его приспешников и захватила все корабли пиратов. Гвардейцы освободили всех узников, которых Бандольо захватил в Уэлгене, и еще множество других.
– Отличнейшая новость! – воскликнул Глиннес. – Почему же это у вас такой вид, как у мертвеца?
– Сегодня после полудня я отдал посыльному все хранившиеся у меня деньги. Тридцать миллионов озолов бесследно пропали.
Глава 18
Глиннес взял Акади под руку и провел к креслу.
– Садитесь, выпейте вина. – Он скосил взгляд в сторону Шермаца – тот стоял, глядя на пламя в камине. – Скажите, каким образом вы отослали деньги?
– Воспользовавшись услугами посыльного, которого ты сам направил сюда. При нем был соответствующий условный знак. Я отдал ему пакет. Он ушел, вот и вся история.
– Посыльный вам не знаком?
– Никогда не видел его раньше. – К Акади вдруг снова вернулась способность нормально соображать. Он встрепенулся, глаза его загорелись. – Тебя, похоже, очень уж сильно это заинтересовало.
– А разве можно оставаться равнодушным к судьбе тридцати миллионов озолов?
– Как же это так получилось, что ты ничего не знал об успешной операции Гвардии? Об этом только и говорили, начиная еще с полудня! Все бросились созваниваться со мною.
– Я работал в саду, не обращая внимания на телефонные звонки.
– Деньги принадлежат тем, кто уплатил выкуп, – решительно заявил Акади.
– Бесспорно. Но всякий, кому удастся спасти их, может на вполне законных основаниях запросить щедрое вознаграждение.
– Вот оно как, – пробормотал Акади. – Неужели у тебя нет ни стыда, ни совести?
Прозвучал гонг. Акади вздрогнул всем телом и проковылял к телефону.
– Лорду Гайгэксу также не терпится получить назад свои сто тысяч озолов, – сказал, вернувшись сразу же, Акади. – Он никак не может поверить, что я отослал деньги. Его настойчивость в какой-то мере даже оскорбительна.
Снова зазвучал гонг.
– Занятой выдался вам сегодня вечерок, – сказал, поднимаясь, Глиннес.
– Ты уходишь? – спросил жалобно Акади.
– Да. На вашем месте я снова выключил бы телефон. – Он поклонился Райлу Шермацу. – Рад был с вами познакомиться.
Глиннес на полной скорости пересек Клинкхаммерский залив, прошел под мостом Верлет, спустился вниз по Меллишскому гирлу реки Заур. Впереди показались десятка два тусклых огней – Зауркаш. Глиннес пришвартовался и выпрыгнул на берег. Царившую в поселке тишину нарушали только несколько приглушенных голосов и смех, время от времени раздававшийся в расположенном рядом с пристанью «Чудо-Лине». Глиннес прошел по причалу к прокатному пункту Харрада. Сдаваемые напрокат лодки освещал установленный на шесте прожектор. Глиннес подошел к каптерке и заглянул в открытую дверь. Харрада-младшего нигде не было видно, хотя в каптерке горел свет. Один из посетителей таверны встал и засеменил по причалу. Это был Харрад-младпшй.
– Слушаю, сэр, чем могу быть полезен? Если необходим ремонт лодки, ничем не могу помочь до утра… О, сквайр Халден, не узнал вас при электрическом освещении.
– Пустяки, – успокоил его Глиннес. – Дело вот в чем. Сегодня я увидел в одной из ваших лодок знакомого с виду парня, хассэйдера, которого я разыскиваю. Вы, случайно, не запомнили его имя?
– Сегодня? Во второй половине дня или чуть раньше?
– Примерно в это время.
– Я записал его имя в журнале. Давайте пройдем внутрь. Так вы говорите, он – хассэйдер? По виду не скажешь. Впрочем, внешность часто обманчива. А как там дела у «Танхинар»?
– В самом скором времени мы снова начнем играть. Как только сумеем собрать десять тысяч озолов. Слабые команды теперь бегут от нас, как от огня.
– И не без оснований! Ну что ж, заглянем в журнал… Вот, скорее всего, нужное вам имя. – Харрад-младший повернул журнал к свету и наклонил сначала в одну сторону, затем в другую. – Шилль Зодерганг, так что ли. Адрес не указан.
– Не указан? И вы не знаете, где его можно найти?
– Мне, пожалуй, стоит быть более предусмотрительным, – извиняющимся тоном произнес Харрад-младший. – Чтоб не сглазить, я пока что еще не потерял ни одной лодки, если не считать того случая, когда старик Зэкс ослеп, налакавшись дрянного самогона.
– Зодерганг ни о чем с вами не разговаривал? Совершенно ни о чем?
– Нет, только спросил дорогу к дому Акади.
– А когда вернулся – тогда тоже ни о чем не спрашивал?
– Тогда? Спросил, когда в Зауркаш заходит катер, совершающий регулярные рейсы в Порт-Мэхьюл. Ему пришлось подождать около часа.
– С ним был небольшой черный чемоданчик?
– Да, точно был.
– Он разговаривал с кем-нибудь?
– Он только дремал вон на той скамейке.
– Ну что ж, все это мелочи, – сказал Глиннес. – Встречусь с ним в какой-нибудь другой раз.
Сломя голову Глиннес мчался по темным речным протокам и рукавам, мимо выстроившихся по берегам молчаливых деревьев, черные силуэты которых были обрамлены серебристой бахромой из звезд. В полночь он прибыл в Уэлген. Переночевал в гостинице у самой пристани и ранним утром взошел на борт парома, отправлявшегося в восточном направлении.
Порт-Мэхьюл, называемый так скорее вследствие находящегося поблизости взлетно-посадочного поля, используемого космическими кораблями, чем из-за своего местонахождения на берегу Южного Океана, был самым большим городом в Префектуре Джолани и, пожалуй, старейшим поселением на Тралльоне. Застроен он был большей частью соответствующими архаичным стандартам массивными, способными выстоять много веков, зданиями из светло-коричневого глазированного кирпича или неподверженных действию времени сальпиниевых бревен, с крутыми крышами, покрытыми синей стеклянной черепицей. Центральная площадь считалась не менее живописной, чем в любом другом из крупных городов Мерланка. Со всех сторон ее окружали древние здания, фасады которых частично были скрыты буйно разросшимися черными сульпицеллами, а главным ее украшением была мостовая, выложенная «в елочку» желтовато-коричневыми кирпичами и как бы светящимися изнутри булыжниками из кристаллического актинолита, добываемого в расположенных неподалеку горах. В самом центре города располагался прутаншир, отличавшийся от других наличием стеклянного резервуара, сквозь боковые стенки которого посаженного в него преступника обдавали кипятком, а восторженная толпа могла наблюдать во всех подробностях мучения, которые он при этом испытывает. С тыльной стороны окружавших центральную площадь зданий лепились многочисленные базарчики, затем следовали хаотически разбросанные гроздья небольших обветшавших домов, а на восточной окраине – вытянутое в длину здание космовокзала из стали и стекла. Само поле простиралось еще дальше на восток вплоть до Генглинских Болот, где, как рассказывали, выползали из камышей и тины мерлинги, чтобы подивиться зрелищу совершающих посадку или стартующих в космос звездолетов.
Глиннес провел в Порт-Мэхьюле три наполненных трудами и заботами дня, разыскивая Шилля Зодерганга. Стюард парома, курсировавшего между Порт-Мэхьюлом и Шхерами, довольно смутно припоминал, что был на борту парома такой пассажир, Шилл Зодерганг, но кроме голого этого факта больше ничего не мог вспомнить, даже название причала, где тот сошел на берег. В адресном столе города Зодерганг не числился в качестве одного из жителей, в управлении полиции тоже никогда не слышали такого имени.
Глиннес не поленился посетить и космопорт. Звездолет компании «Андржакья Лайнз» отбыл из Порт-Мэхьюла на следующий день после визита Зодерганга в Шхеры, но фамилия «Зодерганг» не числилась в журнале регистрации пассажиров.
Во второй половине третьего дня пребывания в Порт-Мэхьюле Глиннес отправился назад, в Уэлген, а затем уже в своем собственном скутере приплыл в Зауркаш. Здесь он встретился с Харрадом-младшим, которому прямо-таки не терпелось выплеснуть сенсационные новости, и Глиннесу пришлось повременить со своими собственными расспросами и выслушать болтовню Харрада-младшего, которая оказалась сама по себе достаточно увлекательной. Судя по всему, не имеющее себе равных по дерзости злодеяние было совершено, так сказать, почти под самым носом у Харрада-младшего. Оказывается именно Акади, которому Харрад-младший и раньше не очень-то доверял, был тем хладнокровным негодяем, который решил воспользоваться представившейся возможностью прикарманить тридцать миллионов озолов.
Глинес расхохотался, не веря ни единому слову из услышанного.
– Сущая нелепица!
– Нелепица? – Харрад-младший поглядел на Глиннеса в упор, дабы удостовериться, что Глиннес говорит это совершенно серьезно. – Этого мнения придерживаются все до единого лорды – неужели могут ошибаться так много всеми уважаемых людей? Они отказываются поверить, что Акади выключил свой телефон как раз в тот день, когда стало известно о поимке Бандольо.
– Я в тот день сделал то же самое, – пренебрежительно фыркнув, произнес Глиннес. – Неужто я – преступник, если следовать логике лордов?
Харрад-младший пожал плечами.
– Кто-то стал богаче на тридцать миллионов озолов. Кто? Явных улик пока еще нет, но все, что бы не делал за эти дни Акади, никак не говорит в его пользу.
– Э, куда это вас занесло! А что же еще он такого сделал?
– Он присоединился к фаншераду. Он теперь фаншер. Все совершенно уверены в том, что они приняли его в свои ряды из-за оказавшихся у него огромных денег.
Глиннес схватился за голову.
– Акади – фаншер? Вот уж ни за что не поверю! Он слишком умен для того, чтобы связывать свою судьбу с этими посмешищами!
Однако Харрада-младшего оказалось не так легко вышибить с занимаемых им позиций.
– Почему он отплыл со своего острова глубокой ночью и отправился в путешествие к Долине Зеленых Призраков? А вспомните еще о том, что он уже давно носит фаншерские одежды и, как обезьяна, подражает их манерам.
– Акади просто несколько чудаковат. Ему нравится потакать своим «пунктикам».
Харрад-младший презрительно фыркнул.
– Он может поступать так, как ему заблагорассудится, это бесспорно. Между прочим, я даже уважаю подобную смелость, но когда речь идет о тридцати миллионах озолов, ссылка на отключенный телефон выглядит более, чем сомнительной.
– А что еще может он сказать, кроме правды? Я сам видел отключенный телефон у него в доме.
– Что ж, все равно, все тайное рано или поздно становится явным. А вам удалось найти того хассэйдера, как его там, то ли Джоркома, то ли Джеркома?
– Джоркома? Джеркома? – удивился Глиннес. – Вы имеете в виду Зодерганга?
Харрад-младший виновато улыбнулся.
– Зодерганг совсем другой человек, рыбак из затона Айли. Я при регистрации перепутал фамилии.
Глиннес с огромным трудом сохранил спокойствие голоса.
– Значит, этого человека зовут Джоркаи? Или Джеркаи?
– Давайте-ка глянем, – ответил Харрад-младший и вытащил журнал. – Вот Зодерганг, а вот записана другая фамилия. Мне кажется – Джерком. Он сам вписал ее.
– Похоже, что Джерком, – согласился Глиннес. – Или это Джеркони?
– Джеркони! Вы совершенно правы! Именно так он и назывался. В какой линии он играет?
– Линии? Полузащиты. Не мешало бы с ним когда-нибудь встретиться. Только я вот не знаю, где он живет. – Глиннес взглянул на часы в каптерке Харрада-младшего. Если он, сломя голову бросится назад, в Уэлген, еще, может быть, удастся застать там направляющийся в Порт-Мэхьюл паром, Махнув в отчаянии на все рукой, он спрыгнул в скутер и на максимальной скорости помчался на восток, в Уэлген.
В Порт-Мэхьюле, как вскоре обнаружил Глиннес, фамилия «Джеркони» была ничуть не более известна, чем «Зодерганг». Усталый и охваченный каким-то тупым безразличием он прошел в беседку перед входом в таверну «Отдых путника» и заказал бутылку вина. На столике, за которым он устроился, кто-то оставил свежий информационный бюллетень. Глиннес поднял его и пробежался взглядом. В глаза ему бросилась следующая статья:
– Садитесь, выпейте вина. – Он скосил взгляд в сторону Шермаца – тот стоял, глядя на пламя в камине. – Скажите, каким образом вы отослали деньги?
– Воспользовавшись услугами посыльного, которого ты сам направил сюда. При нем был соответствующий условный знак. Я отдал ему пакет. Он ушел, вот и вся история.
– Посыльный вам не знаком?
– Никогда не видел его раньше. – К Акади вдруг снова вернулась способность нормально соображать. Он встрепенулся, глаза его загорелись. – Тебя, похоже, очень уж сильно это заинтересовало.
– А разве можно оставаться равнодушным к судьбе тридцати миллионов озолов?
– Как же это так получилось, что ты ничего не знал об успешной операции Гвардии? Об этом только и говорили, начиная еще с полудня! Все бросились созваниваться со мною.
– Я работал в саду, не обращая внимания на телефонные звонки.
– Деньги принадлежат тем, кто уплатил выкуп, – решительно заявил Акади.
– Бесспорно. Но всякий, кому удастся спасти их, может на вполне законных основаниях запросить щедрое вознаграждение.
– Вот оно как, – пробормотал Акади. – Неужели у тебя нет ни стыда, ни совести?
Прозвучал гонг. Акади вздрогнул всем телом и проковылял к телефону.
– Лорду Гайгэксу также не терпится получить назад свои сто тысяч озолов, – сказал, вернувшись сразу же, Акади. – Он никак не может поверить, что я отослал деньги. Его настойчивость в какой-то мере даже оскорбительна.
Снова зазвучал гонг.
– Занятой выдался вам сегодня вечерок, – сказал, поднимаясь, Глиннес.
– Ты уходишь? – спросил жалобно Акади.
– Да. На вашем месте я снова выключил бы телефон. – Он поклонился Райлу Шермацу. – Рад был с вами познакомиться.
Глиннес на полной скорости пересек Клинкхаммерский залив, прошел под мостом Верлет, спустился вниз по Меллишскому гирлу реки Заур. Впереди показались десятка два тусклых огней – Зауркаш. Глиннес пришвартовался и выпрыгнул на берег. Царившую в поселке тишину нарушали только несколько приглушенных голосов и смех, время от времени раздававшийся в расположенном рядом с пристанью «Чудо-Лине». Глиннес прошел по причалу к прокатному пункту Харрада. Сдаваемые напрокат лодки освещал установленный на шесте прожектор. Глиннес подошел к каптерке и заглянул в открытую дверь. Харрада-младшего нигде не было видно, хотя в каптерке горел свет. Один из посетителей таверны встал и засеменил по причалу. Это был Харрад-младпшй.
– Слушаю, сэр, чем могу быть полезен? Если необходим ремонт лодки, ничем не могу помочь до утра… О, сквайр Халден, не узнал вас при электрическом освещении.
– Пустяки, – успокоил его Глиннес. – Дело вот в чем. Сегодня я увидел в одной из ваших лодок знакомого с виду парня, хассэйдера, которого я разыскиваю. Вы, случайно, не запомнили его имя?
– Сегодня? Во второй половине дня или чуть раньше?
– Примерно в это время.
– Я записал его имя в журнале. Давайте пройдем внутрь. Так вы говорите, он – хассэйдер? По виду не скажешь. Впрочем, внешность часто обманчива. А как там дела у «Танхинар»?
– В самом скором времени мы снова начнем играть. Как только сумеем собрать десять тысяч озолов. Слабые команды теперь бегут от нас, как от огня.
– И не без оснований! Ну что ж, заглянем в журнал… Вот, скорее всего, нужное вам имя. – Харрад-младший повернул журнал к свету и наклонил сначала в одну сторону, затем в другую. – Шилль Зодерганг, так что ли. Адрес не указан.
– Не указан? И вы не знаете, где его можно найти?
– Мне, пожалуй, стоит быть более предусмотрительным, – извиняющимся тоном произнес Харрад-младший. – Чтоб не сглазить, я пока что еще не потерял ни одной лодки, если не считать того случая, когда старик Зэкс ослеп, налакавшись дрянного самогона.
– Зодерганг ни о чем с вами не разговаривал? Совершенно ни о чем?
– Нет, только спросил дорогу к дому Акади.
– А когда вернулся – тогда тоже ни о чем не спрашивал?
– Тогда? Спросил, когда в Зауркаш заходит катер, совершающий регулярные рейсы в Порт-Мэхьюл. Ему пришлось подождать около часа.
– С ним был небольшой черный чемоданчик?
– Да, точно был.
– Он разговаривал с кем-нибудь?
– Он только дремал вон на той скамейке.
– Ну что ж, все это мелочи, – сказал Глиннес. – Встречусь с ним в какой-нибудь другой раз.
Сломя голову Глиннес мчался по темным речным протокам и рукавам, мимо выстроившихся по берегам молчаливых деревьев, черные силуэты которых были обрамлены серебристой бахромой из звезд. В полночь он прибыл в Уэлген. Переночевал в гостинице у самой пристани и ранним утром взошел на борт парома, отправлявшегося в восточном направлении.
Порт-Мэхьюл, называемый так скорее вследствие находящегося поблизости взлетно-посадочного поля, используемого космическими кораблями, чем из-за своего местонахождения на берегу Южного Океана, был самым большим городом в Префектуре Джолани и, пожалуй, старейшим поселением на Тралльоне. Застроен он был большей частью соответствующими архаичным стандартам массивными, способными выстоять много веков, зданиями из светло-коричневого глазированного кирпича или неподверженных действию времени сальпиниевых бревен, с крутыми крышами, покрытыми синей стеклянной черепицей. Центральная площадь считалась не менее живописной, чем в любом другом из крупных городов Мерланка. Со всех сторон ее окружали древние здания, фасады которых частично были скрыты буйно разросшимися черными сульпицеллами, а главным ее украшением была мостовая, выложенная «в елочку» желтовато-коричневыми кирпичами и как бы светящимися изнутри булыжниками из кристаллического актинолита, добываемого в расположенных неподалеку горах. В самом центре города располагался прутаншир, отличавшийся от других наличием стеклянного резервуара, сквозь боковые стенки которого посаженного в него преступника обдавали кипятком, а восторженная толпа могла наблюдать во всех подробностях мучения, которые он при этом испытывает. С тыльной стороны окружавших центральную площадь зданий лепились многочисленные базарчики, затем следовали хаотически разбросанные гроздья небольших обветшавших домов, а на восточной окраине – вытянутое в длину здание космовокзала из стали и стекла. Само поле простиралось еще дальше на восток вплоть до Генглинских Болот, где, как рассказывали, выползали из камышей и тины мерлинги, чтобы подивиться зрелищу совершающих посадку или стартующих в космос звездолетов.
Глиннес провел в Порт-Мэхьюле три наполненных трудами и заботами дня, разыскивая Шилля Зодерганга. Стюард парома, курсировавшего между Порт-Мэхьюлом и Шхерами, довольно смутно припоминал, что был на борту парома такой пассажир, Шилл Зодерганг, но кроме голого этого факта больше ничего не мог вспомнить, даже название причала, где тот сошел на берег. В адресном столе города Зодерганг не числился в качестве одного из жителей, в управлении полиции тоже никогда не слышали такого имени.
Глиннес не поленился посетить и космопорт. Звездолет компании «Андржакья Лайнз» отбыл из Порт-Мэхьюла на следующий день после визита Зодерганга в Шхеры, но фамилия «Зодерганг» не числилась в журнале регистрации пассажиров.
Во второй половине третьего дня пребывания в Порт-Мэхьюле Глиннес отправился назад, в Уэлген, а затем уже в своем собственном скутере приплыл в Зауркаш. Здесь он встретился с Харрадом-младшим, которому прямо-таки не терпелось выплеснуть сенсационные новости, и Глиннесу пришлось повременить со своими собственными расспросами и выслушать болтовню Харрада-младшего, которая оказалась сама по себе достаточно увлекательной. Судя по всему, не имеющее себе равных по дерзости злодеяние было совершено, так сказать, почти под самым носом у Харрада-младшего. Оказывается именно Акади, которому Харрад-младший и раньше не очень-то доверял, был тем хладнокровным негодяем, который решил воспользоваться представившейся возможностью прикарманить тридцать миллионов озолов.
Глинес расхохотался, не веря ни единому слову из услышанного.
– Сущая нелепица!
– Нелепица? – Харрад-младший поглядел на Глиннеса в упор, дабы удостовериться, что Глиннес говорит это совершенно серьезно. – Этого мнения придерживаются все до единого лорды – неужели могут ошибаться так много всеми уважаемых людей? Они отказываются поверить, что Акади выключил свой телефон как раз в тот день, когда стало известно о поимке Бандольо.
– Я в тот день сделал то же самое, – пренебрежительно фыркнув, произнес Глиннес. – Неужто я – преступник, если следовать логике лордов?
Харрад-младший пожал плечами.
– Кто-то стал богаче на тридцать миллионов озолов. Кто? Явных улик пока еще нет, но все, что бы не делал за эти дни Акади, никак не говорит в его пользу.
– Э, куда это вас занесло! А что же еще он такого сделал?
– Он присоединился к фаншераду. Он теперь фаншер. Все совершенно уверены в том, что они приняли его в свои ряды из-за оказавшихся у него огромных денег.
Глиннес схватился за голову.
– Акади – фаншер? Вот уж ни за что не поверю! Он слишком умен для того, чтобы связывать свою судьбу с этими посмешищами!
Однако Харрада-младшего оказалось не так легко вышибить с занимаемых им позиций.
– Почему он отплыл со своего острова глубокой ночью и отправился в путешествие к Долине Зеленых Призраков? А вспомните еще о том, что он уже давно носит фаншерские одежды и, как обезьяна, подражает их манерам.
– Акади просто несколько чудаковат. Ему нравится потакать своим «пунктикам».
Харрад-младший презрительно фыркнул.
– Он может поступать так, как ему заблагорассудится, это бесспорно. Между прочим, я даже уважаю подобную смелость, но когда речь идет о тридцати миллионах озолов, ссылка на отключенный телефон выглядит более, чем сомнительной.
– А что еще может он сказать, кроме правды? Я сам видел отключенный телефон у него в доме.
– Что ж, все равно, все тайное рано или поздно становится явным. А вам удалось найти того хассэйдера, как его там, то ли Джоркома, то ли Джеркома?
– Джоркома? Джеркома? – удивился Глиннес. – Вы имеете в виду Зодерганга?
Харрад-младший виновато улыбнулся.
– Зодерганг совсем другой человек, рыбак из затона Айли. Я при регистрации перепутал фамилии.
Глиннес с огромным трудом сохранил спокойствие голоса.
– Значит, этого человека зовут Джоркаи? Или Джеркаи?
– Давайте-ка глянем, – ответил Харрад-младший и вытащил журнал. – Вот Зодерганг, а вот записана другая фамилия. Мне кажется – Джерком. Он сам вписал ее.
– Похоже, что Джерком, – согласился Глиннес. – Или это Джеркони?
– Джеркони! Вы совершенно правы! Именно так он и назывался. В какой линии он играет?
– Линии? Полузащиты. Не мешало бы с ним когда-нибудь встретиться. Только я вот не знаю, где он живет. – Глиннес взглянул на часы в каптерке Харрада-младшего. Если он, сломя голову бросится назад, в Уэлген, еще, может быть, удастся застать там направляющийся в Порт-Мэхьюл паром, Махнув в отчаянии на все рукой, он спрыгнул в скутер и на максимальной скорости помчался на восток, в Уэлген.
В Порт-Мэхьюле, как вскоре обнаружил Глиннес, фамилия «Джеркони» была ничуть не более известна, чем «Зодерганг». Усталый и охваченный каким-то тупым безразличием он прошел в беседку перед входом в таверну «Отдых путника» и заказал бутылку вина. На столике, за которым он устроился, кто-то оставил свежий информационный бюллетень. Глиннес поднял его и пробежался взглядом. В глаза ему бросилась следующая статья:
«ПРОВАЛ ПОПЫТКИ НАПАДЕНИЯ НА ФАНШЕРОВ»
Вчера в Порт-Мэхьюл пришло известие о заслуживающем осуждения нападении, совершенном группой треван, на лагерь фаншеров в Долине Зеленых Призраков или, как ее называют треване, Долине Ксиан. Мотивы, которыми руководствовались треване, довольно сомнительны. Известно, что они возмущены присутствием фаншеров в долине, считающейся среди треван священной. Нелишне также напомнить, что ментор Джано Акади, в течение многих лет проживавший в окрестностях Зауркаша, объявил себя фаншером и теперь живет в лагере фаншеров. Общественное мнение не без оснований связывает Акади с суммой в тридцать миллионов озолов, которую, как утверждает Акади, он выплатил старментеру Загмондо Бандольо, однако сам Бандольо категорически отрицает ее получение. Не исключено, что вожак группы треван, некий Ванг Дроссет, решив, по всей вероятности, что Акади забрал эти деньги с собой в Долину Зеленых Призраков, поэтому именно с целью захвата денег и организовал налет на лагерь фаншеров. Факты таковы: семеро треван вошли в палатку Акади ночью, однако им не удалось заглушить его крики о помощи. На его призыв откликнулось немало фаншеров и в возникшей вслед за этим схватке двое треван были убиты, а еще несколько – ранены. Те, кому удалось спастись, нашли убежище среди участников проводившегося в это время неподалеку собрания треван с целью выполнения священных обрядов. Наверное, излишне говорить о том, что треванам так и не удалось овладеть тридцатью миллионами озолов, которые, очевидно, спрятаны в надежном месте. Фаншеры оскорблены вышеописанным нападением, которое они расценивают, как акт преследования их со стороны треван.
«Мы сражались, как карпауны», – заявил представитель фаншеров. «Мы ни на кого не нападаем, но свои права будем отстаивать, не брезгуя никакими средствами. Будущее за фаншерадом! Мы призываем молодежь Мерланка и всех, кто против постылого, безответственного образа жизни: присоединяйтесь к фаншераду! Протяните нам руку дружбы и вливайтесь в наши ряды, крепите нашу мощь!»
Шериф Фелидис сообщил, что он крайне озабочен случившемся и назначил проведение особого расследования. «Я не потерплю никаких дальнейших нарушений общественного спокойствия», – заявил он.
Глиннес отшвырнул бюллетень. Грузно опустившись на стул, он одним махом опорожнил добрых полкубка вина. Мир, который он знал и любил, казалось, распался на разрозненные фрагменты. Фаншеры и фаншерад! Льют Касагэйв, лорд Эмбл! Джорком, Джерком, Джеркони, Зодерганг! Ему было тошно от каждого из этих имен!
Он допил до конца бутылку, после чего вернулся в гавань и стал дожидаться рейса на Уэлген.
Глава 19
Остров Рабендари показался Глиннесу неестественно тихим и одиноким. Через час после возвращения Глиннеса домой зазвенел телефон. На экране Глиннес обнаружил лицо своей матери.
– Я считал, что ты тоже ушла к фаншерам, – беспечно произнес шутливым тоном Глиннес.
– Нет, нет, только не я. – Голос Марчи звучал раздраженно и обеспокоено. – Джано ушел только для того, чтобы избежать неразберихи. Ты себе даже не представляешь, какой гнев на нас обрушился, какие угрозы, какие обвинения посыпались в наш адрес! Мы не имели ни минуты покоя, и бедняга Джано в конце концов почувствовал, что ему ничего иного не остается, как покинуть свой дом.
– Я считал, что ты тоже ушла к фаншерам, – беспечно произнес шутливым тоном Глиннес.
– Нет, нет, только не я. – Голос Марчи звучал раздраженно и обеспокоено. – Джано ушел только для того, чтобы избежать неразберихи. Ты себе даже не представляешь, какой гнев на нас обрушился, какие угрозы, какие обвинения посыпались в наш адрес! Мы не имели ни минуты покоя, и бедняга Джано в конце концов почувствовал, что ему ничего иного не остается, как покинуть свой дом.