На следующий день Кьюджел возобновил наблюдения за деревней Смолод и её фиолетовоглазыми жителями. Он заметил, что никто не работает, да и полей поблизости не было. Это наблюдение вызвало неудовольствие Кьюджела. Чтобы раздобыть фиолетовый глаз, он вынужден будет убить его владельца, а для этого необходима свобода от навязчивого наблюдения.
Он пытался заговаривать с жителями, но они смотрели на него так, что Кьюджел начал терять хладнокровие: как будто они благородные лорды, а он дурно пахнущий нищий!
В середине дня он пошёл на юг и примерно через милю увидел на берегу другую деревню. Жители её очень напоминали обитателей Смолода, только глаза у них обыкновенные. Они оказались очень трудолюбивы: Кьюджел видел, как они ловят рыбу в океане и обрабатывают поля.
Он приблизился к двум рыбакам, возвращавшимся в деревню; улов висел у них на плечах. Они остановились, совсем не дружелюбно разглядывая Кьюджела. Он представился как путешественник и стал расспрашивать о землях к востоку, но рыбаки заявили, что ничего не знают: земля дальше пустая, сухая и опасная.
— Я сейчас остановился в деревне Смолод, — сказал Кьюджел. — Её жители хороший народ, но несколько странный. Например, почему у них такие глаза? В чем причина этого бедствия? И почему они ведут себя с таким высокомерием?
— Глаза их — волшебные линзы, — ответил старший из рыбаков ворчливым голосом. — Они дают взгляд на Верхний мир; почему бы их владельцам не вести себя как лордам? И я буду таким, когда умрёт Радкут Вомин и я унаследую его глаза.
— Неужели? — удивлённо воскликнул Кьюджел. — Значит эти волшебные линзы можно снимать и передавать другим?
— Да, но кто же променяет Верхний мир на это? — рыбак рукой указал на унылую местность. — Я долго трудился, и настала моя очередь вкусить прелести Верхнего мира. После этого нечего опасаться, кроме смерти от излишка блаженства.
— Очень интересно! — заметил Кьюджел. — А как мне получить пару таких волшебных линз?
— Работай, как все остальные в Гродзе; внеси своё имя в список и трудись, чтобы обеспечить лордов Смолода продовольствием. Тридцать один год я выращивал чечевицу и эммер, ловил рыбу и коптил её на медленном огне, и вот теперь имя Бубача Анга во главе списка, и ты можешь добиться того же самого.
— Тридцать один год, — размышлял Кьюджел. — Немалое время. — Фиркс пошевелился, причинив печени Кьюджела большое неудобство.
Рыбаки направились в свою деревню Гродз; Кьюджел вернулся в Смолод. Он поискал человека, с которым разговаривал накануне.
— Милорд, — сказал он ему, — как вы знаете, я путешественник из далёкой земли; меня привлекло сюда великолепие города Смолода.
— Это вполне объяснимо, — согласился тот. — Наше великолепие повсюду вызывает зависть.
— Откуда же берутся эти волшебные линзы?
Старик обратил свои фиолетовые полушария к Кьюджелу, как будто увидел его впервые. Он ворчливо заговорил:
— Мы не любим говорить на эту тему, но поскольку ты уже затронул её, особого вреда тут нет. В далёкие времена демон Андерхерд высунул свои щупальца, чтобы осмотреть Землю. Каждое щупальце оканчивалось такой линзой. Симбилис Шестнадцатый причинил боль этому демону, и он убрал щупальца в нижний мир, при этом линзы отделились. Четыреста двенадцать линз было собрано и принесено в Смолод; тогда он был таким же великолепным, каким кажется мне сейчас. Да, я сознаю, что наблюдаю иллюзию, но ты тоже, и кто может сказать, какая иллюзия реальней.
— Но я не смотрю через волшебные линзы, — заметил Кьюджел.
— Верно, — согласился старик. — Я об этом забываю. Я смутно припоминаю, что живу в свинарнике и ем чёрствый хлеб, но субъективная реальность такова, что я обитаю в роскошном дворце, питаюсь великолепными яствами вместе с принцами и принцессами, которые мне ровня. Объясняется это так: демон Андерхерд смотрел через линзы из своего нижнего мира на наш; а мы из нашего смотрим на Верхний мир — средоточие человеческих надежд, фантастических желаний и прекрасных снов. Мы, населяющие этот мир, кем мы должны считать себя, если не величественными лордами? Мы такие и есть.
— Весьма вдохновляюще! — воскликнул Кьюджел. — А как мне приобрести пару таких линз?
— Есть два пути. Андерхерд потерял четыреста четырнадцать линз; в нашем распоряжении четыреста двенадцать. Две так и не были найдены; очевидно, они на дне океана. Можешь попытаться отыскать их. Второй путь — нужно стать жителем Гродза и снабжать лордов Смолода продовольствием, пока один из нас не умрёт, что происходит нечасто.
— Я слышал, что некий лорд Радкут Вомин болен.
— Да, вот он. — Собеседник указал на старика с большим животом и расслабленным слюнявым ртом, который сидел в грязи перед своей хижиной. — Ты видишь, он отдыхает перед своим роскошным дворцом. Лорд Радкут истощил себя в излишествах сладострастия, потому что наши принцессы — самые очаровательные существа человеческого воображения, точно так же как я благороднейший из принцев. Но лорд Радкут слишком безудержно предавался удовольствиям и заболел. Это урок для нас всех.
— Может, я смогу как-то заслужить его линзы?
— Боюсь, что нет. Тебе нужно идти в Гродз и трудиться, как остальные. Как делал и я в своём прежнем существовании, которое кажется мне таким смутным и невозвышенным… И подумать только, сколько я страдал! Но ты молод; тридцать, сорок, пятьдесят лет — не слишком много, если ждёшь такого величия.
Кьюджел прижал руку к животу, чтобы успокоить зашевелившегося Фиркса.
— Но за это время солнце может погаснуть. Смотри! — Он указал на чёрную дрожь, пробежавшую по поверхности солнца; казалось, оно сразу покрылось коркой. — Оно гаснет даже сейчас!
— Не нужно тревожиться, — возразил старик. — Для нас, лордов Смолода, солнце по-прежнему посылает самые яркие лучи.
— Сейчас, может, и так, но когда солнце погаснет, что тогда? Вы так же будете наслаждаться темнотой и холодом?
Но старик уже не слушал его. Радкут Вомин упал в грязь и казался мёртвым.
Нерешительно поигрывая ножом, Кьюджел отправился взглянуть на труп. Один-два ловких надреза — работа одного мгновения, — и он достигнет своей цели. Он уже шагнул вперёд, но момент был упущен. Приблизились лорды деревни и оттеснили Кьюджела в сторону; Радкута Вомина подняли и торжественно перенесли в его дурно пахнущую хижину.
Кьюджел задумчиво смотрел в дверь, рассчитывая шансы той или иной уловки.
— Зажгите лампы! — приказал старик. — Пусть окружит лорда Радкута в его украшенных драгоценностями носилках сверкание! Пусть с башен звучит золотая труба; пусть принцессы наденут наряды из венецианской парчи; пусть их пряди закроют лица, которые так любил лорд Радкут при жизни! А мы будем сторожить его тело! Кто будет охранять носилки?
Кьюджел сделал шаг вперёд.
— Я счёл бы это великой честью.
Старик покачал головой.
— Это привилегия только для равных ему. Лорд Маулфаг, лорд Глас, займите почётный пост. — Двое жителей приблизились к скамье, на которой лежал Радкут Вомин.
— Далее, — провозглашал старик, — должны состояться похороны, а волшебные линзы переданы Бубачу Ангу, самому достойному сквайру Гродза. Кто известит сквайра?
— Я снова предлагаю свои услуги, — сказал Кьюджел, — чтобы хоть в малой степени отплатить за гостеприимство, которым наслаждался в Смолоде.
— Хорошо сказано! — ответил старик. — Тогда торопись в Гродз; возвращайся со сквайром, который своим трудом и верой заслужил повышение.
Кьюджел поклонился и заторопился по пустошам к Гродзу. Он осторожно приблизился к крайним полям, перебегая от рощицы к рощице, и вскоре нашёл то, что искал: крестьянина, копавшегося мотыгой во влажной почве.
Кьюджел неслышно подкрался сзади и ударил деревенщину по голове палкой. Потом снял с него одежду из мочала, кожаную шапку, обувь. Ножом отрезал бороду цвета соломы. Взяв это все и оставив крестьянина, голого и без чувств, в грязи, Кьюджел своими длинными шагами направился обратно в Смолод. В укромном месте он переоделся в украденную одежду. В затруднении рассматривал отрезанную бороду и наконец, привязывая пучок к пучку, умудрился приготовить для себя фальшивую бороду. Оставшиеся волосы он затолкал за края кожаной шапки.
Солнце село, землю затянул сумрак цвета сливы. Кьюджел вернулся в Смолод. Перед хижиной Радкута Вомина дрожали огоньки масляных ламп, плакали и стонали тучные и бесформенные женщины деревни.
Кьюджел осторожно подошёл, гадая, что его может ожидать. Что касается маскировки, то она либо окажется эффективной, либо нет. Неизвестно, до какой степени фиолетовые полушария искажают восприятие; можно лишь рисковать и надеяться.
Кьюджел смело вошёл в хижину. Как можно более низким голосом он провозгласил:
— Я здесь, почтеннейшие принцы Смолода: Бубач Анг из Гродза, который тридцать один год доставлял лучшие деликатесы в закрома Смолода. И вот я здесь с мольбой о возведении в благородное сословие.
— Это твоё право, — ответил Старейший. — Но ты не похож на Бубача Анга, который так долго служил принцам Смолода.
— Я преобразился — от горя из-за смерти принца Радкута Вомина и от радости от предстоящего возвышения.
— Ясно и понятно. Иди, подготовься к обряду.
— Я готов, — ответил Кьюджел. — Если вы передадите мне волшебные линзы, я спокойно отойду с ними и наслажусь.
Старейшина снисходительно покачал головой.
— Это не соответствует обычаям. Прежде всего ты должен обнажённым встать в павильоне этого могучего замка, и прекраснейшие из красавиц умастят тебя благовониями. Затем будет произнесено заклинание Эддита Бран Маура. Затем…
— Почтеннейший, — прервал его Кьюджел, — окажи мне благодеяние. Прежде чем начнётся церемония, приставь мне одну из линз, чтобы я мог созерцать церемонию в полном блеске.
Старейшина задумался.
— Просьба необычна, но разумна. Принесите линзы!
Последовало ожидание, во время которого Кьюджел стоял сначала на одной ноге, потом на другой. Тянулись минуты; тело под грубой одеждой и фальшивой бородой отчаянно чесалось. К тому же на окраине деревни появилось со стороны Гродза несколько новых фигур. Один, несомненно, Бубач Анг, а у второго обрезана борода.
Появился Старейший, держа в каждой руке по фиолетовому полушарию.
— Подойди!
Кьюджел громко откликнулся:
— Я здесь, сэр!
— Налагаю на тебя мазь, которая освятит соединение волшебной линзы с твоим правым глазом.
В толпе послышался голос Бубача Анга.
— Подождите! Что происходит?
Кьюджел обернулся.
— Какой негодяй прерывает торжественный обряд? Убрать его немедленно!
— Правильно! — категорично подхватил Старейшина. — Ты унижаешь себя и величие нашей церемонии.
Бубач Анг, укрощённый, отступил.
— Поскольку церемония прервана, — предложил Кьюджел, — я охотно постерегу волшебные линзы, пока этих мошенников не удалят.
— Нет, — ответил Старейший, — это невозможно. — Он помазал правый глаз Кьюджела прогорклым жиром. Но теперь поднял крик крестьянин с отрезанной бородой:
— Моя шапка! Мой костюм! Моя борода! Есть ли здесь справедливость?
— Тише! — шептали в толпе. — Это торжественная церемония!
— Но я Бу…
Кьюджел сказал:
— Вставляй линзу, милорд; не будем обращать внимания на этих наглецов.
— Ты называешь меня наглецом? — взревел Бубач Анг. — Я узнал тебя, мошенник. Остановите церемонию!
Старейшина невозмутимо продолжал:
— Вставляю тебе правую линзу. Этот глаз временно держи закрытым, чтобы не перенапрячь мозг из-за противоречия. Теперь левый глаз. — Он сделал шаг вперёд с мазью, но Бубач Анг и безбородый крестьянин больше не желали сдерживаться.
— Остановите церемонию! Вы возводите в благородство самозванца! Я Бубач Анг, достойный сквайр. Тот, кто стоит перед вами, бродяга!
Старейшина удивлённо разглядывал Бубача Анга.
— Ты на самом деле похож на крестьянина, который тридцать один год доставлял продовольствие в Смолод. Но если ты Бубач Анг, то кто это?
Вперёд неуклюже вырвался безбородый крестьянин.
— Это бездушный негодяй. Он снял одежду с моего тела и бороду с моего лица. Он преступник, бандит, бродяга!..
— Подождите! — воскликнул Старейшина. — Это неподобающие слова. Вспомните, он только что провозглашён принцем Смолода.
— Ещё не вполне! — кричал Бубач Анг. — У него только один мой глаз. Я требую себе другой!
— Неловкая ситуация, — пробормотал Старейший. Он обратился с Кьюджелу: — Хоть ты и был бродягой и разбойником, теперь ты принц и ответственный человек. Каково твоё мнение?
— Я предлагаю заточить этих шумливых негодяев. А потом…
Бубач Анг и безбородый крестьянин с гневными криками ринулись вперёд. Кьюджел отскочил, но не смог удержать правый глаз закрытым. Глаз открылся, ему предстало такое поразительное зрелище, что у него захватило дыхание, чуть не остановилось сердце. Но одновременно левый глаз показывал реальный Смолод. Такую разницу невозможно вынести; Кьюджел пошатнулся и упал. Бубач Анг склонился к нему с высоко поднятой мотыгой, но его заслонил Старейшина.
— Ты в своём уме? Это человек принц Смолода!
— Я его убью, у него мой глаз! Неужели я тридцать один год трудился ради этого негодяя?
— Успокойся, Бубач Анг, если таково твоё имя, и помни, что вопрос ещё не решён. Возможно, была допущена ошибка, несомненно, ошибка не преднамеренная, потому что теперь этот человек — принц Смолода, то есть воплощённая справедливость и благоразумие.
— Он не был таким, когда получал линзу, — возразил Бубач Анг, — когда совершил преступление.
— Я не могу заниматься казуистическими спорами, — ответил Старейший. — Во всяком случае твоё имя вверху списка и при следующем прискорбном событии…
— Ещё десять или двенадцать лет? — закричал Бубач Анг. — Я должен ещё трудиться и получить награду, когда солнце совсем потемнеет? Нет, нет, этого не может быть!
Безбородый крестьянин внёс предложение:
— Возьми вторую линзу. Так ты получишь хотя бы половину своих прав и помешаешь этому самозванцу полностью обмануть тебя.
Бубач Анг согласился.
— Я возьму свою линзу, потом убью этого разбойника, отберу вторую, и все будет хорошо.
— Это ещё что такое! — надменно сказал Старейшина. — Таким тоном нельзя говорить в присутствии принцев Смолода!
— Ба! — фыркнул Бубач Анг. — Вспомни, откуда ваша еда! Мы в Гродзе не будем трудиться бесполезно!
— Ну, хорошо, — сказал Старейшина. — Я сожалею о твоих грубых угрозах, но не могу отрицать, что на твоей стороне есть толика здравого смысла. Вот левая линза Радкута Вомина. Я преподнесу тебе мазь, заклинание и поздравительный пеан. Будь так добр, сделай шаг вперёд и открой левый глаз… вот так.
Как перед этим Кьюджел, Бубач Анг посмотрел через оба глаза одновременно и пошатнулся. Но, закрыв рукой левый глаз, пришёл в себя и приблизился к Кьюджелу.
— Ты видишь теперь, твоя хитрость не удалась. Отдай мне линзу и иди своим путём, потому что обеих линз у тебя никогда не будет.
— Это неважно, — ответил Кьюджел. — Благодаря моему другу Фирксу, с меня вполне хватит одной.
Бубач Анг сжал зубы.
— Ты думаешь снова обмануть меня? Твоя жизнь подошла к концу. Не только я, но весь Гродз об этом позаботится!
— Не в пределах Смолода! — предупредил Старейший. — Среди принцев не может быть ссор: я провозглашаю согласие! Вы, разделившие линзы Радкута Вомина, разделите и его дворец, его наряды, все необходимые принадлежности, драгоценности и свиту, до того, надеюсь, отдалённого времени, когда один из вас умрёт, а переживший получит все. Таково моё решение; больше говорить об этом нечего.
— К счастью, смерть этого самозванца близка, — проворчал Бубач Анг. — Мгновение, когда он ступит за пределы Смолода, окажется его последним! Если понадобится, жители Гродза будут караулить хоть сто лет!
От этой новости Фиркс зашевелился, и Кьюджел скривился от боли. Примирительным тоном он обратился к Бубачу Ангу:
— Можно договориться: тебе перейдут все владения Радкута Вомина, его дворец, свита, гардероб. А мне только линзы.
Но Бубач Анг не хотел его слушать.
— Если хоть немного ценишь свою жизнь, немедленно отдай мне линзу.
— Не могу, — ответил Кьюджел.
Бубач Анг повернулся и заговорил с безбородым крестьянином, который кивнул и удалился. Бубач Анг свирепо посмотрел на Кьюджела, потом подошёл к хижине Радкута Вомина и уселся перед входом в неё на груду мусора. Он начал экспериментировать со своей линзой, осторожно закрывая правый глаз, открывая левый и с удивлением глядя на Верхний мир. Кьюджел решил воспользоваться его поглощенностью и осторожно направился на край посёлка. Бубач Анг как будто этого не заметил. Ха! подумал Кьюджел. Слишком легко получается! Ещё два шага, и он затеряется в темноте!
Он бойко вытянул свои длинные ноги, делая эти два шага. Лёгкий шорох, шум, скрежет заставили его отскочить. В том месте, где только что находилась его голова, воздух прорезала тяжёлая мотыга. В слабом свете фонарей Смолода Кьюджел разглядел мстительное лицо безбородого крестьянина. А сзади приближался Бубач Анг, выставив вперёд, как бык, тяжёлую голову. Кьюджел увернулся и быстро побежал назад, к центру Смолода.
Медленно и разочарованно вернулся Бубач Анг и сел на прежнее место.
— Ты не сбежишь, — сказал он Кьюджелу. — Отдай линзу, и сохранишь себе жизнь!
— Ни в коем случае, — решительно ответил Кьюджел. — Лучше опасайся за свою жалкую жизнь, она тоже в большой опасности!
Из хижины Старейшего донёсся укоризненный голос:
— Прекратите ссору! Я исполняю экзотические желания прекраснейшей принцессы и не должен отвлекаться.
Кьюджел, вспомнив жирные свисающие складки, косые фигуры с плоскими бёдрами, спутанные вшивые волосы, двойные подбородки и жировые шишки, дурной запах женщин Смолода, снова поразился мощи линз. Бубач Анг опять начал испытывать возможности своего левого глаза. Кьюджел присел на скамью и решил сам испытать свой правый глаз, вначале осторожно закрыв левый рукой…
На Кьюджеле рубашка из тонких серебристых чешуек, облегающие алые брюки, темно-синий плащ. Он сидит на мраморной скамье перед рядом спиральных мраморных колонн, обвитых тёмной зеленью и белыми цветами. По обе стороны в ночи вздымались дворцы Смолода, один за другим, их аркады и окна мягко светились. Небо темно-синее, увешанное блестящими яркими звёздами; дворцы окружены садами из кипра, мирта, жасмина, тисса; в воздухе цветочный аромат; где-то журчит вода. Откуда-то сверху доносится музыка, негромкий перебор струн, прекрасная мелодия. Кьюджел глубоко вздохнул и встал. Сделал шаг вперёд по террасе. Перспектива дворцов и садов сместилась; на тускло освещённой лужайке три девушки в платьях из белого газа посматривали на него через плечо.
Кьюджел невольно шагнул вперёд, но вспомнил угрозу Бубача Анга и остановился, чтобы осмотреться. На противоположной стороне площади возвышался семиэтажный дворец, на каждом этаже висячие сады, цветы и вьющиеся растения спускаются по стенам. В окна Кьюджелу видны богатая мебель, яркие светильники, спокойные движения ливрейных лакеев. Перед дворцом стоит человек с орлиным профилем, с подстриженной золотой бородой, в богатой красно-чёрной одежде, с золотыми эполетами, в чёрных сапогах. Одна нога у него на каменном грифоне, руки на согнутой ноге, он смотрит на Кьюджела с выражением ненависти. Кьюджел поразился: неужели это свинолицый Бубач Анг? А этот семиэтажный дворец — лачуга Радкута Вомина?
Кьюджел медленно пошёл по площади и увидел освещённый канделябрами павильон. На столах мясо, фрукты, сладости всех сортов. Желудок Кьюджела, заскучавший от плавника и копчёной рыбы, заставил его шагнуть вперёд. Он переходил от стола к столу, брал по кусочку с каждого блюда. Все было превосходного качества.
— Может, я по-прежнему ем чечевицу и копчёную рыбу, — сказал себе Кьюджел, — но многое можно сказать о чарах, благодаря которым они превращаются в такие исключительные деликатесы. Да, можно представить себе гораздо худшую судьбу, чем жизнь в Смолоде.
Как будто уловив эту мысль, Фиркс вцепился когтями в печень Кьюджела, и тот проклял Юкуну Смеющегося Волшебника и повторил свою клятву мести.
Немного придя в себя, он прошёл туда, где дворцовые сады сменялись парком. Оглянувшись через плечо, увидел, что приближается с явно враждебными намерениями принц с орлиным профилем. В полутьме парка Кьюджел заметил какое-то движение, ему показалось, что он видит вооружённых воинов.
Он вернулся на площадь, Бубач Анг, шедший за ним, снова остановился перед дворцом Радкута Вомина, продолжая свирепо смотреть на Кьюджела.
— Ясно, — вслух, из-за Фиркса, сказал Кьюджел, — что сегодня выбраться из Смолода не удастся. Разумеется, я хочу как можно быстрее доставить линзу Юкуну, но если меня убьют, ни линза, ни достойный восхищения Фиркс не вернутся в Олмери.
Фиркс никак на это не прореагировал. Где же провести ночь, подумал Кьюджел. Семиэтажный дворец Радкута Вомина давал достаточно места и для него самого, и для Бубача Анга. На самом деле они вдвоём окажутся в тесной однокомнатной хибарке с единственной грудой травы в качестве постели. Кьюджел с сожалением закрыл правый глаз, открыл левый.
Смолод был таким же, как раньше. Низкорослый Бубач Анг сидел перед хижиной Радкута Вомина. Кьюджел подошёл к нему и ловко пнул. От удивления Бубач Анг открыл оба глаза, и столкнувшиеся в его мозгу противоположные импульсы вызвали паралич. В темноте взревел безбородый крестьянин и выбежал, высоко подняв мотыгу. Кьюджелу пришлось отказаться от плана перерезать Бубачу Ангу горло. Он вбежал в хижину и закрылся.
Тут он закрыл левый глаз и открыл правый. И оказался в великолепном фойе замка Радкута Вомина; портик перекрывался опускной решёткой из кованого железа. Снаружи золотоволосый принц в красно-чёрном, прижимая руку к глазу, с холодным достоинством поднимался с камней площади. Подняв благородным жестом вызова руку, Бубач Анг перебросил плащ через плечо и отошёл к своим воинам.
Кьюджел бродил по дворцу, с интересом рассматривая его внутреннее устройство. Если бы не назойливость Фиркса, можно бы и отложить опасное путешествие назад к долине Кзана.
Кьюджел выбрал роскошную комнату, выходящую на юг, сменил свою богатую одежду на сатиновую пижаму, лёг на диван, покрытый простыней из светло-синего шелка, и немедленно уснул.
Утром ему было несколько трудно припомнить, какой именно глаз нужно открыть, и Кьюджел решил, что хорошо бы носить повязку на том глазу, который в данный момент не нужен.
Днём дворцы Смолода казались ещё величественнее, а площадь заполнили принцы и принцессы, все необыкновенной красоты.
Кьюджел оделся в прекрасный чёрный костюм, надел элегантную зеленую шляпу и зеленые сандалии. Он спустился в фойе, поднял решётку и вышел на площадь.
Бубача Анга не было видно. Остальные жители Смолода вежливо приветствовали Кьюджела, а принцессы проявили необычную теплоту, как будто оценив его хорошие манеры. Кьюджел отвечал вежливо, но без жара: даже волшебная линза не могла изгнать из его памяти жир и грязь, из которых, казалось, состояли женщины Смолода.
Он восхитительно позавтракал в павильоне, потом вернулся на площадь, чтоб обдумать дальнейшие действия. Осмотр парка обнаружил, что воины Гродза на страже. Значит, уйти и сейчас не удастся.
А благородное сословие Смолода занялось развлечениями. Одни отправились на луга, другие на лодках поплыли к северу. Старейший, принц с проницательным взглядом и благородной внешностью, сидел один на своей ониксовой скамье, погрузившись в глубокие раздумья.
Кьюджел подошёл к нему; Старейший встал и с умеренной сердечностью приветствовал его.
— Я обеспокоен, — объявил он. — Несмотря на все здравомыслие, несмотря на твоё неизбежное незнание наших обычаев, я чувствую, что совершилась несправедливость, и не знаю, как её исправить.
— Мне кажется, — ответил Кьюджел, — что сквайр Бубач Анг, хоть, несомненно, и достойный человек, все же не обладает дисциплиной, соответствующей совершенству Смолода. По моему мнению, ему полезно было бы ещё несколько лет провести в Гродзе.
— Что-то в твоих словах есть, — ответил старик. — Небольшие личные жертвы иногда необходимы для блага общества. Я уверен, что если бы возникла необходимость, ты бы с радостью вернул линзу и записался бы в Гродз. Что такое несколько лет? Пролетят, как бабочка.
Кьюджел сделал вежливый жест.
— Можно бросить жребий, и проигравший отдаст свою линзу выигравшему. Я сам готов бросать жребий.
Старик нахмурился.
— Ну, это отдалённая возможность. Тем временем ты должен принять участие в нашем веселье. Если можно сказать, у тебя представительная фигура, и некоторые принцессы уже посматривают в твоём направлении. Вот, например, прекрасная Удела Наршаг… или Зококса, Лепесток Розы… а вон там живая Ильву Ласмал. Не упускай своего: у нас в Смолоде неограниченные возможности.
— Прелесть этих леди не ускользнула от моего внимания, — ответил Кьюджел. — К несчастью, я связан обетом воздержания.
— Несчастный! — воскликнул Старейшина. — Принцессы Смолода — верх совершенства! И обрати внимание — ещё одна добивается твоего внимания!
Он пытался заговаривать с жителями, но они смотрели на него так, что Кьюджел начал терять хладнокровие: как будто они благородные лорды, а он дурно пахнущий нищий!
В середине дня он пошёл на юг и примерно через милю увидел на берегу другую деревню. Жители её очень напоминали обитателей Смолода, только глаза у них обыкновенные. Они оказались очень трудолюбивы: Кьюджел видел, как они ловят рыбу в океане и обрабатывают поля.
Он приблизился к двум рыбакам, возвращавшимся в деревню; улов висел у них на плечах. Они остановились, совсем не дружелюбно разглядывая Кьюджела. Он представился как путешественник и стал расспрашивать о землях к востоку, но рыбаки заявили, что ничего не знают: земля дальше пустая, сухая и опасная.
— Я сейчас остановился в деревне Смолод, — сказал Кьюджел. — Её жители хороший народ, но несколько странный. Например, почему у них такие глаза? В чем причина этого бедствия? И почему они ведут себя с таким высокомерием?
— Глаза их — волшебные линзы, — ответил старший из рыбаков ворчливым голосом. — Они дают взгляд на Верхний мир; почему бы их владельцам не вести себя как лордам? И я буду таким, когда умрёт Радкут Вомин и я унаследую его глаза.
— Неужели? — удивлённо воскликнул Кьюджел. — Значит эти волшебные линзы можно снимать и передавать другим?
— Да, но кто же променяет Верхний мир на это? — рыбак рукой указал на унылую местность. — Я долго трудился, и настала моя очередь вкусить прелести Верхнего мира. После этого нечего опасаться, кроме смерти от излишка блаженства.
— Очень интересно! — заметил Кьюджел. — А как мне получить пару таких волшебных линз?
— Работай, как все остальные в Гродзе; внеси своё имя в список и трудись, чтобы обеспечить лордов Смолода продовольствием. Тридцать один год я выращивал чечевицу и эммер, ловил рыбу и коптил её на медленном огне, и вот теперь имя Бубача Анга во главе списка, и ты можешь добиться того же самого.
— Тридцать один год, — размышлял Кьюджел. — Немалое время. — Фиркс пошевелился, причинив печени Кьюджела большое неудобство.
Рыбаки направились в свою деревню Гродз; Кьюджел вернулся в Смолод. Он поискал человека, с которым разговаривал накануне.
— Милорд, — сказал он ему, — как вы знаете, я путешественник из далёкой земли; меня привлекло сюда великолепие города Смолода.
— Это вполне объяснимо, — согласился тот. — Наше великолепие повсюду вызывает зависть.
— Откуда же берутся эти волшебные линзы?
Старик обратил свои фиолетовые полушария к Кьюджелу, как будто увидел его впервые. Он ворчливо заговорил:
— Мы не любим говорить на эту тему, но поскольку ты уже затронул её, особого вреда тут нет. В далёкие времена демон Андерхерд высунул свои щупальца, чтобы осмотреть Землю. Каждое щупальце оканчивалось такой линзой. Симбилис Шестнадцатый причинил боль этому демону, и он убрал щупальца в нижний мир, при этом линзы отделились. Четыреста двенадцать линз было собрано и принесено в Смолод; тогда он был таким же великолепным, каким кажется мне сейчас. Да, я сознаю, что наблюдаю иллюзию, но ты тоже, и кто может сказать, какая иллюзия реальней.
— Но я не смотрю через волшебные линзы, — заметил Кьюджел.
— Верно, — согласился старик. — Я об этом забываю. Я смутно припоминаю, что живу в свинарнике и ем чёрствый хлеб, но субъективная реальность такова, что я обитаю в роскошном дворце, питаюсь великолепными яствами вместе с принцами и принцессами, которые мне ровня. Объясняется это так: демон Андерхерд смотрел через линзы из своего нижнего мира на наш; а мы из нашего смотрим на Верхний мир — средоточие человеческих надежд, фантастических желаний и прекрасных снов. Мы, населяющие этот мир, кем мы должны считать себя, если не величественными лордами? Мы такие и есть.
— Весьма вдохновляюще! — воскликнул Кьюджел. — А как мне приобрести пару таких линз?
— Есть два пути. Андерхерд потерял четыреста четырнадцать линз; в нашем распоряжении четыреста двенадцать. Две так и не были найдены; очевидно, они на дне океана. Можешь попытаться отыскать их. Второй путь — нужно стать жителем Гродза и снабжать лордов Смолода продовольствием, пока один из нас не умрёт, что происходит нечасто.
— Я слышал, что некий лорд Радкут Вомин болен.
— Да, вот он. — Собеседник указал на старика с большим животом и расслабленным слюнявым ртом, который сидел в грязи перед своей хижиной. — Ты видишь, он отдыхает перед своим роскошным дворцом. Лорд Радкут истощил себя в излишествах сладострастия, потому что наши принцессы — самые очаровательные существа человеческого воображения, точно так же как я благороднейший из принцев. Но лорд Радкут слишком безудержно предавался удовольствиям и заболел. Это урок для нас всех.
— Может, я смогу как-то заслужить его линзы?
— Боюсь, что нет. Тебе нужно идти в Гродз и трудиться, как остальные. Как делал и я в своём прежнем существовании, которое кажется мне таким смутным и невозвышенным… И подумать только, сколько я страдал! Но ты молод; тридцать, сорок, пятьдесят лет — не слишком много, если ждёшь такого величия.
Кьюджел прижал руку к животу, чтобы успокоить зашевелившегося Фиркса.
— Но за это время солнце может погаснуть. Смотри! — Он указал на чёрную дрожь, пробежавшую по поверхности солнца; казалось, оно сразу покрылось коркой. — Оно гаснет даже сейчас!
— Не нужно тревожиться, — возразил старик. — Для нас, лордов Смолода, солнце по-прежнему посылает самые яркие лучи.
— Сейчас, может, и так, но когда солнце погаснет, что тогда? Вы так же будете наслаждаться темнотой и холодом?
Но старик уже не слушал его. Радкут Вомин упал в грязь и казался мёртвым.
Нерешительно поигрывая ножом, Кьюджел отправился взглянуть на труп. Один-два ловких надреза — работа одного мгновения, — и он достигнет своей цели. Он уже шагнул вперёд, но момент был упущен. Приблизились лорды деревни и оттеснили Кьюджела в сторону; Радкута Вомина подняли и торжественно перенесли в его дурно пахнущую хижину.
Кьюджел задумчиво смотрел в дверь, рассчитывая шансы той или иной уловки.
— Зажгите лампы! — приказал старик. — Пусть окружит лорда Радкута в его украшенных драгоценностями носилках сверкание! Пусть с башен звучит золотая труба; пусть принцессы наденут наряды из венецианской парчи; пусть их пряди закроют лица, которые так любил лорд Радкут при жизни! А мы будем сторожить его тело! Кто будет охранять носилки?
Кьюджел сделал шаг вперёд.
— Я счёл бы это великой честью.
Старик покачал головой.
— Это привилегия только для равных ему. Лорд Маулфаг, лорд Глас, займите почётный пост. — Двое жителей приблизились к скамье, на которой лежал Радкут Вомин.
— Далее, — провозглашал старик, — должны состояться похороны, а волшебные линзы переданы Бубачу Ангу, самому достойному сквайру Гродза. Кто известит сквайра?
— Я снова предлагаю свои услуги, — сказал Кьюджел, — чтобы хоть в малой степени отплатить за гостеприимство, которым наслаждался в Смолоде.
— Хорошо сказано! — ответил старик. — Тогда торопись в Гродз; возвращайся со сквайром, который своим трудом и верой заслужил повышение.
Кьюджел поклонился и заторопился по пустошам к Гродзу. Он осторожно приблизился к крайним полям, перебегая от рощицы к рощице, и вскоре нашёл то, что искал: крестьянина, копавшегося мотыгой во влажной почве.
Кьюджел неслышно подкрался сзади и ударил деревенщину по голове палкой. Потом снял с него одежду из мочала, кожаную шапку, обувь. Ножом отрезал бороду цвета соломы. Взяв это все и оставив крестьянина, голого и без чувств, в грязи, Кьюджел своими длинными шагами направился обратно в Смолод. В укромном месте он переоделся в украденную одежду. В затруднении рассматривал отрезанную бороду и наконец, привязывая пучок к пучку, умудрился приготовить для себя фальшивую бороду. Оставшиеся волосы он затолкал за края кожаной шапки.
Солнце село, землю затянул сумрак цвета сливы. Кьюджел вернулся в Смолод. Перед хижиной Радкута Вомина дрожали огоньки масляных ламп, плакали и стонали тучные и бесформенные женщины деревни.
Кьюджел осторожно подошёл, гадая, что его может ожидать. Что касается маскировки, то она либо окажется эффективной, либо нет. Неизвестно, до какой степени фиолетовые полушария искажают восприятие; можно лишь рисковать и надеяться.
Кьюджел смело вошёл в хижину. Как можно более низким голосом он провозгласил:
— Я здесь, почтеннейшие принцы Смолода: Бубач Анг из Гродза, который тридцать один год доставлял лучшие деликатесы в закрома Смолода. И вот я здесь с мольбой о возведении в благородное сословие.
— Это твоё право, — ответил Старейший. — Но ты не похож на Бубача Анга, который так долго служил принцам Смолода.
— Я преобразился — от горя из-за смерти принца Радкута Вомина и от радости от предстоящего возвышения.
— Ясно и понятно. Иди, подготовься к обряду.
— Я готов, — ответил Кьюджел. — Если вы передадите мне волшебные линзы, я спокойно отойду с ними и наслажусь.
Старейшина снисходительно покачал головой.
— Это не соответствует обычаям. Прежде всего ты должен обнажённым встать в павильоне этого могучего замка, и прекраснейшие из красавиц умастят тебя благовониями. Затем будет произнесено заклинание Эддита Бран Маура. Затем…
— Почтеннейший, — прервал его Кьюджел, — окажи мне благодеяние. Прежде чем начнётся церемония, приставь мне одну из линз, чтобы я мог созерцать церемонию в полном блеске.
Старейшина задумался.
— Просьба необычна, но разумна. Принесите линзы!
Последовало ожидание, во время которого Кьюджел стоял сначала на одной ноге, потом на другой. Тянулись минуты; тело под грубой одеждой и фальшивой бородой отчаянно чесалось. К тому же на окраине деревни появилось со стороны Гродза несколько новых фигур. Один, несомненно, Бубач Анг, а у второго обрезана борода.
Появился Старейший, держа в каждой руке по фиолетовому полушарию.
— Подойди!
Кьюджел громко откликнулся:
— Я здесь, сэр!
— Налагаю на тебя мазь, которая освятит соединение волшебной линзы с твоим правым глазом.
В толпе послышался голос Бубача Анга.
— Подождите! Что происходит?
Кьюджел обернулся.
— Какой негодяй прерывает торжественный обряд? Убрать его немедленно!
— Правильно! — категорично подхватил Старейшина. — Ты унижаешь себя и величие нашей церемонии.
Бубач Анг, укрощённый, отступил.
— Поскольку церемония прервана, — предложил Кьюджел, — я охотно постерегу волшебные линзы, пока этих мошенников не удалят.
— Нет, — ответил Старейший, — это невозможно. — Он помазал правый глаз Кьюджела прогорклым жиром. Но теперь поднял крик крестьянин с отрезанной бородой:
— Моя шапка! Мой костюм! Моя борода! Есть ли здесь справедливость?
— Тише! — шептали в толпе. — Это торжественная церемония!
— Но я Бу…
Кьюджел сказал:
— Вставляй линзу, милорд; не будем обращать внимания на этих наглецов.
— Ты называешь меня наглецом? — взревел Бубач Анг. — Я узнал тебя, мошенник. Остановите церемонию!
Старейшина невозмутимо продолжал:
— Вставляю тебе правую линзу. Этот глаз временно держи закрытым, чтобы не перенапрячь мозг из-за противоречия. Теперь левый глаз. — Он сделал шаг вперёд с мазью, но Бубач Анг и безбородый крестьянин больше не желали сдерживаться.
— Остановите церемонию! Вы возводите в благородство самозванца! Я Бубач Анг, достойный сквайр. Тот, кто стоит перед вами, бродяга!
Старейшина удивлённо разглядывал Бубача Анга.
— Ты на самом деле похож на крестьянина, который тридцать один год доставлял продовольствие в Смолод. Но если ты Бубач Анг, то кто это?
Вперёд неуклюже вырвался безбородый крестьянин.
— Это бездушный негодяй. Он снял одежду с моего тела и бороду с моего лица. Он преступник, бандит, бродяга!..
— Подождите! — воскликнул Старейшина. — Это неподобающие слова. Вспомните, он только что провозглашён принцем Смолода.
— Ещё не вполне! — кричал Бубач Анг. — У него только один мой глаз. Я требую себе другой!
— Неловкая ситуация, — пробормотал Старейший. Он обратился с Кьюджелу: — Хоть ты и был бродягой и разбойником, теперь ты принц и ответственный человек. Каково твоё мнение?
— Я предлагаю заточить этих шумливых негодяев. А потом…
Бубач Анг и безбородый крестьянин с гневными криками ринулись вперёд. Кьюджел отскочил, но не смог удержать правый глаз закрытым. Глаз открылся, ему предстало такое поразительное зрелище, что у него захватило дыхание, чуть не остановилось сердце. Но одновременно левый глаз показывал реальный Смолод. Такую разницу невозможно вынести; Кьюджел пошатнулся и упал. Бубач Анг склонился к нему с высоко поднятой мотыгой, но его заслонил Старейшина.
— Ты в своём уме? Это человек принц Смолода!
— Я его убью, у него мой глаз! Неужели я тридцать один год трудился ради этого негодяя?
— Успокойся, Бубач Анг, если таково твоё имя, и помни, что вопрос ещё не решён. Возможно, была допущена ошибка, несомненно, ошибка не преднамеренная, потому что теперь этот человек — принц Смолода, то есть воплощённая справедливость и благоразумие.
— Он не был таким, когда получал линзу, — возразил Бубач Анг, — когда совершил преступление.
— Я не могу заниматься казуистическими спорами, — ответил Старейший. — Во всяком случае твоё имя вверху списка и при следующем прискорбном событии…
— Ещё десять или двенадцать лет? — закричал Бубач Анг. — Я должен ещё трудиться и получить награду, когда солнце совсем потемнеет? Нет, нет, этого не может быть!
Безбородый крестьянин внёс предложение:
— Возьми вторую линзу. Так ты получишь хотя бы половину своих прав и помешаешь этому самозванцу полностью обмануть тебя.
Бубач Анг согласился.
— Я возьму свою линзу, потом убью этого разбойника, отберу вторую, и все будет хорошо.
— Это ещё что такое! — надменно сказал Старейшина. — Таким тоном нельзя говорить в присутствии принцев Смолода!
— Ба! — фыркнул Бубач Анг. — Вспомни, откуда ваша еда! Мы в Гродзе не будем трудиться бесполезно!
— Ну, хорошо, — сказал Старейшина. — Я сожалею о твоих грубых угрозах, но не могу отрицать, что на твоей стороне есть толика здравого смысла. Вот левая линза Радкута Вомина. Я преподнесу тебе мазь, заклинание и поздравительный пеан. Будь так добр, сделай шаг вперёд и открой левый глаз… вот так.
Как перед этим Кьюджел, Бубач Анг посмотрел через оба глаза одновременно и пошатнулся. Но, закрыв рукой левый глаз, пришёл в себя и приблизился к Кьюджелу.
— Ты видишь теперь, твоя хитрость не удалась. Отдай мне линзу и иди своим путём, потому что обеих линз у тебя никогда не будет.
— Это неважно, — ответил Кьюджел. — Благодаря моему другу Фирксу, с меня вполне хватит одной.
Бубач Анг сжал зубы.
— Ты думаешь снова обмануть меня? Твоя жизнь подошла к концу. Не только я, но весь Гродз об этом позаботится!
— Не в пределах Смолода! — предупредил Старейший. — Среди принцев не может быть ссор: я провозглашаю согласие! Вы, разделившие линзы Радкута Вомина, разделите и его дворец, его наряды, все необходимые принадлежности, драгоценности и свиту, до того, надеюсь, отдалённого времени, когда один из вас умрёт, а переживший получит все. Таково моё решение; больше говорить об этом нечего.
— К счастью, смерть этого самозванца близка, — проворчал Бубач Анг. — Мгновение, когда он ступит за пределы Смолода, окажется его последним! Если понадобится, жители Гродза будут караулить хоть сто лет!
От этой новости Фиркс зашевелился, и Кьюджел скривился от боли. Примирительным тоном он обратился к Бубачу Ангу:
— Можно договориться: тебе перейдут все владения Радкута Вомина, его дворец, свита, гардероб. А мне только линзы.
Но Бубач Анг не хотел его слушать.
— Если хоть немного ценишь свою жизнь, немедленно отдай мне линзу.
— Не могу, — ответил Кьюджел.
Бубач Анг повернулся и заговорил с безбородым крестьянином, который кивнул и удалился. Бубач Анг свирепо посмотрел на Кьюджела, потом подошёл к хижине Радкута Вомина и уселся перед входом в неё на груду мусора. Он начал экспериментировать со своей линзой, осторожно закрывая правый глаз, открывая левый и с удивлением глядя на Верхний мир. Кьюджел решил воспользоваться его поглощенностью и осторожно направился на край посёлка. Бубач Анг как будто этого не заметил. Ха! подумал Кьюджел. Слишком легко получается! Ещё два шага, и он затеряется в темноте!
Он бойко вытянул свои длинные ноги, делая эти два шага. Лёгкий шорох, шум, скрежет заставили его отскочить. В том месте, где только что находилась его голова, воздух прорезала тяжёлая мотыга. В слабом свете фонарей Смолода Кьюджел разглядел мстительное лицо безбородого крестьянина. А сзади приближался Бубач Анг, выставив вперёд, как бык, тяжёлую голову. Кьюджел увернулся и быстро побежал назад, к центру Смолода.
Медленно и разочарованно вернулся Бубач Анг и сел на прежнее место.
— Ты не сбежишь, — сказал он Кьюджелу. — Отдай линзу, и сохранишь себе жизнь!
— Ни в коем случае, — решительно ответил Кьюджел. — Лучше опасайся за свою жалкую жизнь, она тоже в большой опасности!
Из хижины Старейшего донёсся укоризненный голос:
— Прекратите ссору! Я исполняю экзотические желания прекраснейшей принцессы и не должен отвлекаться.
Кьюджел, вспомнив жирные свисающие складки, косые фигуры с плоскими бёдрами, спутанные вшивые волосы, двойные подбородки и жировые шишки, дурной запах женщин Смолода, снова поразился мощи линз. Бубач Анг опять начал испытывать возможности своего левого глаза. Кьюджел присел на скамью и решил сам испытать свой правый глаз, вначале осторожно закрыв левый рукой…
На Кьюджеле рубашка из тонких серебристых чешуек, облегающие алые брюки, темно-синий плащ. Он сидит на мраморной скамье перед рядом спиральных мраморных колонн, обвитых тёмной зеленью и белыми цветами. По обе стороны в ночи вздымались дворцы Смолода, один за другим, их аркады и окна мягко светились. Небо темно-синее, увешанное блестящими яркими звёздами; дворцы окружены садами из кипра, мирта, жасмина, тисса; в воздухе цветочный аромат; где-то журчит вода. Откуда-то сверху доносится музыка, негромкий перебор струн, прекрасная мелодия. Кьюджел глубоко вздохнул и встал. Сделал шаг вперёд по террасе. Перспектива дворцов и садов сместилась; на тускло освещённой лужайке три девушки в платьях из белого газа посматривали на него через плечо.
Кьюджел невольно шагнул вперёд, но вспомнил угрозу Бубача Анга и остановился, чтобы осмотреться. На противоположной стороне площади возвышался семиэтажный дворец, на каждом этаже висячие сады, цветы и вьющиеся растения спускаются по стенам. В окна Кьюджелу видны богатая мебель, яркие светильники, спокойные движения ливрейных лакеев. Перед дворцом стоит человек с орлиным профилем, с подстриженной золотой бородой, в богатой красно-чёрной одежде, с золотыми эполетами, в чёрных сапогах. Одна нога у него на каменном грифоне, руки на согнутой ноге, он смотрит на Кьюджела с выражением ненависти. Кьюджел поразился: неужели это свинолицый Бубач Анг? А этот семиэтажный дворец — лачуга Радкута Вомина?
Кьюджел медленно пошёл по площади и увидел освещённый канделябрами павильон. На столах мясо, фрукты, сладости всех сортов. Желудок Кьюджела, заскучавший от плавника и копчёной рыбы, заставил его шагнуть вперёд. Он переходил от стола к столу, брал по кусочку с каждого блюда. Все было превосходного качества.
— Может, я по-прежнему ем чечевицу и копчёную рыбу, — сказал себе Кьюджел, — но многое можно сказать о чарах, благодаря которым они превращаются в такие исключительные деликатесы. Да, можно представить себе гораздо худшую судьбу, чем жизнь в Смолоде.
Как будто уловив эту мысль, Фиркс вцепился когтями в печень Кьюджела, и тот проклял Юкуну Смеющегося Волшебника и повторил свою клятву мести.
Немного придя в себя, он прошёл туда, где дворцовые сады сменялись парком. Оглянувшись через плечо, увидел, что приближается с явно враждебными намерениями принц с орлиным профилем. В полутьме парка Кьюджел заметил какое-то движение, ему показалось, что он видит вооружённых воинов.
Он вернулся на площадь, Бубач Анг, шедший за ним, снова остановился перед дворцом Радкута Вомина, продолжая свирепо смотреть на Кьюджела.
— Ясно, — вслух, из-за Фиркса, сказал Кьюджел, — что сегодня выбраться из Смолода не удастся. Разумеется, я хочу как можно быстрее доставить линзу Юкуну, но если меня убьют, ни линза, ни достойный восхищения Фиркс не вернутся в Олмери.
Фиркс никак на это не прореагировал. Где же провести ночь, подумал Кьюджел. Семиэтажный дворец Радкута Вомина давал достаточно места и для него самого, и для Бубача Анга. На самом деле они вдвоём окажутся в тесной однокомнатной хибарке с единственной грудой травы в качестве постели. Кьюджел с сожалением закрыл правый глаз, открыл левый.
Смолод был таким же, как раньше. Низкорослый Бубач Анг сидел перед хижиной Радкута Вомина. Кьюджел подошёл к нему и ловко пнул. От удивления Бубач Анг открыл оба глаза, и столкнувшиеся в его мозгу противоположные импульсы вызвали паралич. В темноте взревел безбородый крестьянин и выбежал, высоко подняв мотыгу. Кьюджелу пришлось отказаться от плана перерезать Бубачу Ангу горло. Он вбежал в хижину и закрылся.
Тут он закрыл левый глаз и открыл правый. И оказался в великолепном фойе замка Радкута Вомина; портик перекрывался опускной решёткой из кованого железа. Снаружи золотоволосый принц в красно-чёрном, прижимая руку к глазу, с холодным достоинством поднимался с камней площади. Подняв благородным жестом вызова руку, Бубач Анг перебросил плащ через плечо и отошёл к своим воинам.
Кьюджел бродил по дворцу, с интересом рассматривая его внутреннее устройство. Если бы не назойливость Фиркса, можно бы и отложить опасное путешествие назад к долине Кзана.
Кьюджел выбрал роскошную комнату, выходящую на юг, сменил свою богатую одежду на сатиновую пижаму, лёг на диван, покрытый простыней из светло-синего шелка, и немедленно уснул.
Утром ему было несколько трудно припомнить, какой именно глаз нужно открыть, и Кьюджел решил, что хорошо бы носить повязку на том глазу, который в данный момент не нужен.
Днём дворцы Смолода казались ещё величественнее, а площадь заполнили принцы и принцессы, все необыкновенной красоты.
Кьюджел оделся в прекрасный чёрный костюм, надел элегантную зеленую шляпу и зеленые сандалии. Он спустился в фойе, поднял решётку и вышел на площадь.
Бубача Анга не было видно. Остальные жители Смолода вежливо приветствовали Кьюджела, а принцессы проявили необычную теплоту, как будто оценив его хорошие манеры. Кьюджел отвечал вежливо, но без жара: даже волшебная линза не могла изгнать из его памяти жир и грязь, из которых, казалось, состояли женщины Смолода.
Он восхитительно позавтракал в павильоне, потом вернулся на площадь, чтоб обдумать дальнейшие действия. Осмотр парка обнаружил, что воины Гродза на страже. Значит, уйти и сейчас не удастся.
А благородное сословие Смолода занялось развлечениями. Одни отправились на луга, другие на лодках поплыли к северу. Старейший, принц с проницательным взглядом и благородной внешностью, сидел один на своей ониксовой скамье, погрузившись в глубокие раздумья.
Кьюджел подошёл к нему; Старейший встал и с умеренной сердечностью приветствовал его.
— Я обеспокоен, — объявил он. — Несмотря на все здравомыслие, несмотря на твоё неизбежное незнание наших обычаев, я чувствую, что совершилась несправедливость, и не знаю, как её исправить.
— Мне кажется, — ответил Кьюджел, — что сквайр Бубач Анг, хоть, несомненно, и достойный человек, все же не обладает дисциплиной, соответствующей совершенству Смолода. По моему мнению, ему полезно было бы ещё несколько лет провести в Гродзе.
— Что-то в твоих словах есть, — ответил старик. — Небольшие личные жертвы иногда необходимы для блага общества. Я уверен, что если бы возникла необходимость, ты бы с радостью вернул линзу и записался бы в Гродз. Что такое несколько лет? Пролетят, как бабочка.
Кьюджел сделал вежливый жест.
— Можно бросить жребий, и проигравший отдаст свою линзу выигравшему. Я сам готов бросать жребий.
Старик нахмурился.
— Ну, это отдалённая возможность. Тем временем ты должен принять участие в нашем веселье. Если можно сказать, у тебя представительная фигура, и некоторые принцессы уже посматривают в твоём направлении. Вот, например, прекрасная Удела Наршаг… или Зококса, Лепесток Розы… а вон там живая Ильву Ласмал. Не упускай своего: у нас в Смолоде неограниченные возможности.
— Прелесть этих леди не ускользнула от моего внимания, — ответил Кьюджел. — К несчастью, я связан обетом воздержания.
— Несчастный! — воскликнул Старейшина. — Принцессы Смолода — верх совершенства! И обрати внимание — ещё одна добивается твоего внимания!