Вэнс Джек Холбрук. Троя

   Управляющий ворчал и бесился, но Бардуз безапелляционно поставил его перед выбором: возмещение ущерба или наказание.
   Альхорин воздел руки к небу, но вынужден был принять условия, смирившись с судьбой.
   Именно в это время Намур привез на ранчо первую партию йипов.
   Бардуз познакомился с ним и решил попробовать использовать для строительства дешевый труд йипов. Он заключил с Намуром контракт на поставку двух партий по триста йипов в каждой. Одну магнат привез на ранчо, две другие — на строительство.
   Но, как и все остальные, очень скоро Бардуз понял, что толку от йипов никакого и что он только зря потратил на них немалые деньги. Впрочем, он не удивился и даже не возмущался. Йипы просто психологически не были приспособлены работать в качестве наемных рабочих. Обдумав это дело как следует вместе с Флиц, Бардуз покинул Розалию в поисках более выгодной рабочей силы. По возвращении он нашел, что Альхорин возместил большую часть убытков и теперь работает, вроде бы, как полагается. Йипы же, по его словам, ушли на юг, на Мистические острова в заливе Мьюран, где живут в сибаритской идиллии и так хорошо, что он сам готов к ним присоединиться.
   Проверив эту информацию, Бардуз и Флиц пришли к выводу, что Альхорин не преувеличивает. В заливе Мьюран было около двухсот островов, почти на всех произрастала буйная живописная растительность, и не существовало никаких видов бродяжек — так что можно было жить на островах, не опасаясь ничего. Лагуны с белыми песчаными пляжами и прозрачные речки создавали у здешних обитателей постоянное чувство свободы и праздника.
   Йипы с ранчо Стронси заняли для себя несколько ближайших островков, построили пальмовые хижины и жили в сладком безделье, питаясь дикими фруктами, семенами, моллюсками и кокосовыми орехами с бесчисленных кокосовых пальм. Они пели и танцевали при свете костров под мелодии маленьких лютней, сделанных ими из сухих кусков дерева нароко.
   Бардуз и Флиц снова уехали с Розалии и какое-то время перемещались с места на место, из мира в мир, занимаясь бесчисленными делами компании и другими вещами, связанными с большим бизнесом Бардуза.
   В странствиях они еще раз посетили Кадвол. В первый визит он поразил их природной красотой, удивительной флорой и фауной, и уникальной жизнью на Станции Араминта. Тогда-то они и посетили Охотничьи домики. Это были небольшие гостиницы, построенные в одном из самых интересных мест Кадвола, где прибывший мог наслаждаться еще неиспорченными цивилизацией запахами, звуками и видами вкупе с весьма опасными обитателями заповедника — не подвергаясь риску и не вмешиваясь в естественный ход вещей.
   На Бардуза это произвело сильное впечатление, а главное — принципы, по которым строились эти домики, очень совпадали с его собственными представлениями о сохранении природы. На протяжение жизни он перебывал в сотнях отелей, харчевен и постоялых дворов всех сортов и уровней и не мог не заметить, на что всегда жаловались содержатели гостиниц: несоответствия затрат доходам. И вот теперь, при виде этих домиков, у него начала зарождаться собственная эстетическая доктрина гостиничного дела.
   Она заключалась примерно в следующем: во-первых, не должно быть никакого насилия — гостиница должна естественно вырастать из окружающего пейзажа. Настоящая гостиница состоит из множества компонентов: места расположения, внешнего вида, синергического эффекта архитектуры; интерьера, по возможности, простого, свободного от излишеств и чрезмерной пышности; кухни, ни бедной, но и не изысканной и тем боле никогда не стилизованной; персонала, вежливого, но безличного. Кроме того, в сожительстве любых людей всегда существуют всевозможные сложности и недоумения, предупредить которые полностью — невозможно. Когда же Бардуз вспомнил Замок Байнсей, то решил, что это место является самым подходящим для нового эксперимента. Потом он хотел построить несколько гостиниц в примитивном вкусе на побережьях Мистических островов, предполагая, что эти гостиницы будут обслуживать красивые мужчины и соблазнительные девушки из племени йипов. В лагунах можно было наладить прекрасное безопасное купание, ибо во всех остальных местах наличие водных бродяжек постоянно создавало для отдыхающих если не очень серьезную, то, по крайней мере, вполне реальную опасность. На маленьких субмаринах посетители могли бы совершать путешествия между островами, совершать экскурсии по коралловым рифам, любуясь разнообразием морских растений.
   Такова, в общем, была идея Бардуза, но ее никак не хотела разделить Флиц. Она лишь поначалу слегка заинтересовалась проектом, но потом решительно отказалась помогать приемному отцу в этом деле.
   В холле отеля на Араминте Бардуз снова встретился с Намуром. Какое-то время они непринужденно болтали о том, о сем, но с каждой минутой Бардуз становился все мрачнее. Намур говорил о компании Л-Б Констракшн и ее достижениях, выражая восторг размахом нового моста на Реа.
   — Какое мастерство! Какая гениальная инженерная мысль! Какое смелое решение! — восторгался он.
   — У меня работают грамотные инженеры, — остановил его Бардуз. — Они могут построить все, что потребуется.
   — Я так понимаю, что в ходе этого строительства вы использовали подводные лодки?
   — Да, именно так.
   — Но позвольте мне задать вам еще один вопрос: где вы используете их теперь?
   — Нигде. Они стоят на Реа, насколько мне известно. Но раньше или позже их придется оттуда переместить.
   — Интересно. И все суда в исправности?
   — Думаю, что в полной.
   — А какова предельная глубина их погружения?
   Бардуз пожал плечами.
   — Точно не скажу, не помню. Знаю лишь, что лодка несет команду из двух человек и шести пассажиров. Скорость движения около пятидесяти узлов и дальность хода около тысячи миль.
   — В таком случае я с удовольствием куплю их у вас, и по хорошей цене.
   — Любопытно. А в чем собственно заключается ваша идея?
   Намур рассмеялся и сделал решительный жест.
   — Знаете, недавно я встретил одного эксцентричного господина, который был убежден, что руины человеческой цивилизации покоятся под водами моря Мокар в мире Тюрхун. Вы знаете это место?
   — Нет.
   — Он как раз говорил, что если бы у него оказалась небольшая субмарина больших технических возможностей, он бы доказал это. И вот теперь я смогу посодействовать ему в качестве брокера.
   — В таком случае, я слушаю вас внимательно.
   Намур на мгновение задумался.
   — Давайте выясним сразу, есть ли у вас какие-нибудь конкретные нужды, которые могли бы послужить основанием для поиска взаимной выгоды? Я могу помочь вам решить их.
   Бардуз криво усмехнулся.
   — Вы уже продали мне шестьсот работников, совершенно бесполезных, о чем, разумеется, прекрасно знали заранее. А теперь предлагаете снова иметь с вами дело?
   Намур откашлялся, нимало не устыдившись.
   — Вы неверно обо мне судите, господин Бардуз. Я не имел ни малейшего намерения вас обманывать и по очень разумной причине: я занимаюсь не контролем над рабочей силой, а только ее продажей. Йипы же прекрасно работают в соответствующих условиях — так, например, на Араминте они прекрасно трудятся веками.
   — Так в чем же здесь секрет?
   — Никакого секрета нет. Йип не понимает стимула к работе в виде чего-то абстрактного, типа теоретической заработной платы, из которой, к тому же, вычитают постоянно еще какие-то долги и налоги. Что прошло, то прошло. Он будет работать только в совершенно реальной системе: вот объем работы — вот конкретное вознаграждение. Пока он видит перед собой это вознаграждение, он работает. Ему никогда нельзя платить вперед и никогда — лишнего.
   — Ничего этого вы не объяснили мне, привезя йипов.
   — Если бы я сделал так, это было бы расценено как некая гарантия — а никаких гарантий я не даю.
   — Я дал вам определенную свободу, Намур, — жестко остановил его Бардуз. — Но отныне любые договоры с вами я стану заключать лишь на жестких и строго оговоренных основаниях, от которых вы потом не сможете ни в коем случае отвертеться.
   — Вы опять несправедливы ко мне, господин Бардуз, — произнес Намур насмешливо улыбаясь, на что Бардуз заставил себя не обращать внимания.
   — Сейчас я хочу попробовать поэкспериментировать с другим контингентом йипов.
   — В этом нет проблемы.
   — Но, как я уже сказал, новый договор будет тщательного расписан, условия жестко определены, и выполнены все до последней запятой.
   Намур задрал голову и осмотрел холл.
   — Теоретически это даже желательно. Но, к несчастью, хотя я и могу пообещать вам луну с неба, бедные рабочие перечеркнут все это махом. Однако, дело это перспективное. Итак, каковы же именно будут ваши условия?
   — Во-первых, я не плачу вам ничего за перевозку, а перевозите вы йипов в указанное мной место на пассажирских судах.
   — На пассажирских судах? — удивленно протянул Намур. — Но ведь это же йипы, а не путешествующие аристократы!
   — И все же я не желаю, чтобы людей перевозили, как скот. Я выделю вам суда из моего собственного пассажирского флота.
   — Это будет зависеть от размера чартерной платы.
   — Стоимость плюс десять процентов — лучше вы не найдете.
   Намур расслабился.
   — Что ж, вполне, вполне… Сколько же голов вам нужно? Еще шестьсот?
   — Двадцать тысяч, Намур, двадцать тысяч. По пятьдесят процентов обоих полов. Все должны быть здоровы, разумны, в возрасте примерно тридцати лет. Иными словами — молодые люди цветущего здоровья. Таковы мои условия — так что, подумайте над ними хорошенько.
   У Намура отвисла челюсть.
   — Но это очень много!
   — Чушь! — рявкнул магнат. — Это много, но не настолько, чтобы разрешить вашу проблему, которая заключается в тотальной эвакуации атолла Лютвен куда-то в гостеприимные окрестности других миров!
   — И все же я не могу заключить столь огромную сделку без предварительных консультаций, — снизив голос, ответил Намур.
   Бардуз равнодушно отвернулся.
   — Как хотите.
   — Одну минутку, давайте все же вернемся сначала к субмаринам. Как вы смотрите на мое предложение?
   — В этом нет проблемы. У меня достаточно судов, которые запросто доставят такую лодку куда угодно. Но эту сделку я заключу с вами лишь на тех условиях, о которых говорил только что.
   Намур кивнул.
   — А как насчет конфиденциальности?
   — Меня не волнует ничье мнение. Берите субмарину, отвозите ее куда угодно — на Тюрхун или Канопус, или на планету Мак-Дональда. Куда хотите — туда и везите. Я не стану распространяться о ваших перемещениях никому. Если же меня спросит ИПКЦ, то я скажу только, что знаю — я действительно продал вам подводную лодку. Вот и все.
   Намур скривился.
   — Я скоро дам вам ответ.
   — Только пусть это действительно произойдет скоро, поскольку я уезжаю с Кадвола сей же час.
   Намур ответил хмурой улыбкой. Новости были неутешительны. Умфау Титус Зигони — читай Смонни — не позволит ему взять такое количество йипов. Если Бардузу нужна такая толпа, так пусть берет все возрасты, начиная от детей и кончая стариками, но зная Бардуза, Намур понимал, что тот больше ни на какие уступки не пойдет. Намуру оставалось теперь или принять предложение — или забыть его.
   Намур нехотя произнес что-то о согласии, и Бардуз быстро подписал все бумаги. Большое грузовое судно прибыло на Реа, взяло в свое брюхо субмарину и отбыло в неизвестном направлении.
   Прошел месяц, Бардуз стал уже выказывать неудовольствие и нетерпение, как пришла первая партия йипов количеством в тысячу человек. Прибыли они в мир Меракин, чтобы пройти там осмотр прежде, чем окончательно перебраться на Розалию. Бригада врачей осмотрела их и обнаружила, что требования Бардуза были самым грубейшим образом нарушены. Половина прибывших оказалась в возрасте от тридцати пяти до семидесяти пяти лет. Кроме того, много было рахитичных, слабосильных и говорящих на непонятных языках. Даже среди молодых нашлось немало калек, больных или психически ненормальных. Остальные же оказались пониженного интеллекта и неправильной сексуальной ориентации. Такие люди никак не могли создать фон идиллически-прекрасной жизни, которую планировал создать Бардуз на Мистических островах.
   И магнат отказался принять партию, после чего попытался встретиться с Намуром, но тот под разными причинами увиливал и переадресовывал Бардуза к Титусу Помпо — читай Смонни. Бардуз потребовал немедленного выполнения условий — или расторжения сделки. Намур согласился, что были допущены серьезные нарушения, но что он примет все меры для того, чтобы их исправить, однако, разумеется, гарантировать ничего не может.
   Время шло, и однажды Намур явился на ранчо Стронси с обескураживающими вестями о том, что Титус Помпо решительно отказывается давать столько йипов, если, конечно, Бардуз не подмажет это дело в виде четырех военных крейсеров типа стрейдер-ферокс.
   Но Бардуз заявил, что первоначальный контракт должен быть выполнен без всяких дополнительных условий — в противном случае дело будет передано в межпланетный суд, и Намуру придется туго.
   В ответ Намур печально засмеялся и заявил, что он тут ни при чем, что дело зависит не от него. Бардуз холодно заметил, что в таком случае он немедленно потопит субмарину вне зависимости, где и с кем на борту она сейчас находится.
   Намур опешил.
   — Но как вы это сделаете?
   — Как — это вас не касается. Важно то, что последует за этим.
   Намур молчал, не зная, что теперь и предложить, поэтому, сказав, что передаст все условия Бардуза заинтересованным лицам, уехал.
   — Вот и все, — улыбнулся Чилку и Глауену Бардуз. — В конце концов, Намур решил, что самое лучшее решение проблемы — это ее устранение, нанял Альхорина, выбрал местом действия развалины замка и…
   — Но что же дальше? — не выдержал Глауен.
   — Я человек практический, — улыбнулся Бардуз. — И не страдаю тщеславием. Голос его дрогнул, и когда он заговорил снова, связь между двумя последними мыслями оказалось найти не так-то просто. — ИПКЦ в порте Мона может не найти следов ни Намура, ни даже флеканпраума. Потому что ни того, ни другого на Розалии уже нет.
   — Если Намур думает, что вы мертвы, то он, наверняка, на Кадволе.
   Бардуз, глядя в потолок, заговорил с металлическими нотками в голосе:
   — Если так, то мы встретимся с ним снова и весьма скоро.
   Глауен встревожился.
   — Вы хотите приехать на Кадвол?
   — Как только смогу встать с постели и ходить без чужой помощи.
   Глауен задумался. Бардуз вряд ли стал бы собираться на Кадвол, имея в виду одну лишь возможную встречу с Намуром — значит, у него на уме еще что-то. Спрашивать Глауену не хотелось, но он все же решился.
   — Но зачем вы поедете на Кадвол?
   — У меня там немало дел. И Клайти, и Смонни просят моего сотрудничества. В настоящее время они сердечные союзники — обе хотят от меня транспортов, чтобы перебросить йипов на Деукас и стереть с лица планеты Станцию Араминта. А уж потом начнут гробить одна другую.
   — Но, я надеюсь, вы не станете им помогать?
   — Маловероятно.
   — Тогда зачем же вам туда ехать?
   — Незачем.
   Наступило неловкое молчание.
   — Или сказать иначе — почти незачем, — словно в раздумье, добавил Бардуз.
   — Что значит «почти незачем»?
   На изможденном лице магната мелькнуло подлинное одушевление.
   — Все очень просто. Я скажу пару слов Клайти, дабы разрешить все ее сомнения и упростить ей жизнь. То же самое я сделаю и со Смонни. Меньшего она не заслужила. — Бардуз усмехнулся, и когда заговорил снова, лицо его стало почти безмятежным.
   — Возможно, мы встретимся и все вместе — и тогда — кто знает, каковы могут быть результаты и последствия?!
   — Надеюсь, мы с Чилком будем рядом с вами, хотя бы только как наблюдатели.
   — Хорошая идея. — Бардуз с ужасом посмотрел на медсестру, подходившую проверить терапевтический аппарат. — Когда я, наконец, освобожусь от этих чертовых проводков и прищепок! ?
   — Терпение, господин Бардуз, терпение! Не забывайте, что когда вас привезли, вы были трупом на девяносто девять процентов. Вам придется пролежать еще никак не меньше двух недель, и помните, что каждый ваш новый вздох — просто чудо современной медицины!
   Бардуз успокоился.
   — С этими медиками не поспоришь, — проворчал он. — У них на руках все козыри. А как вы сами, дружище? — обратился он к Глауену.
   — Относительно ничего, поскольку мне выпала только доля того, что пришлось перенести вам.
   — А Эустас Чилк? Он, кажется, уже вполне бодр?
   — Это только на словах. Они кидали в него огромные булыжники и пытались загнать вниз под камни. Но вот яда ему удалось почти избежать.
   — Хм, — хмыкнул Бардуз. — Значит, он родился под счастливой звездой. И теперь понятно, почему он такой оптимист.
   — Чилк тоже человек практический, он старается избегать страхов, тоски, плохих мыслей только потому, что они делают его ничтожным и жалким.
   — Концепция простая и ясная, но она производит впечатление именно из-за своей блестящей простоты.
   — Чилк вообще часто производит впечатление. И в настоящий момент пытается это сделать в отношении Флиц. Больше того, ему даже кажется, что и он ей интересен.
   Бардуз закашлялся.
   — Да, вот уж воистину оптимист. Такие кампании уже проводились, причем со всем вооружением и бодрым духом атакующих, но увы. Впрочем, душа у нее есть.
   — Так вы не разочарованы?
   — Разумеется, нет! Как я могу? Он спас мне жизнь — разумеется, с вашей помощью. И в любом случае, Флиц вольна поступать, как ей заблагорассудится.

3

 
   Глауен в инвалидной коляске и Чилк на костылях кое-как выбрались на террасу. Утро было прохладным, но ветер едва обдувал лица. Терраса, окаймленная железной балюстрадой выходила на юг, и расстилавшийся перед ними пейзаж, казалось, был нарисован черной тушью и сепией.
   Глауен и Чилк сидели, жмурясь от солнца, и размышляли о разговоре с Бардузом.
   — Получается так, что мы сможем вернуться на Араминту в месте с ним и считать нашу миссию с успехом выполненной.
   Чилк согласился, но с небольшим добавлением:
   — Пурист — а Бардуз именно таков — непременно должен был бы назвать и имя Намура. Но этого мы не услышали.
   — Не важно. Это дело уходит из наших рук и переходит уже под другую юрисдикцию.
   — По указанию Бардуза?
   Глауен кивнул.
   — Бардуз заявит о пропаже своего судна, не упоминая о покушении. Для Вука этого будет вполне достаточно.
   — Особенно, когда он припишет «Фортунатас» к Бюро Б и станет появляться на нем во всяких официальных поездках.
   — Послушай, но надо же все-таки постараться найти способ избежать этой участи для «Фортунатаса»! — сморщился Глауен. — Попробуй что-нибудь придумать, мне в голову ничего законного не приходит.
   — Мне тоже.
   — Бардуз не встанет еще две недели, а я буду готов уже через неделю.
   — На меня очень не рассчитывай, — сразу предупредил Чилк. — Я занят делами поважнее. Мной занимается Флиц лично, и мы оба ума не приложим, почему это моей ноге помогает только ее массаж.
   — У некоторых людей есть дар целительства, — вздохнул Глауен.
   — Именно, именно! У нее вообще много талантов, и между нами уже медленно растет колоссальное взаимопонимание.
   — Медленно — ты сказал?
   — Увы, да. Очень медленно. В таких вещах нельзя торопиться. На самом деле, она еще очень пуглива.
   — Мне кажется, она просто прекрасно понимает, что у тебя на уме и, прежде чем выйти из комнаты, осматривает углы.
   — Чушь! — разозлился Чилк. — Женщины обожают привкус опасности, даже воображаемой. Это придает им чувство собственной необходимости и значимости, и они бегут в нужном направлении, как крысы к «джорджонцоле».
   — Что такое «джорджонцола»?
   — Такой сыр на Старой Земле. А крыса — это крыса.
   — А, тогда, конечно, все ясно. И ты надеешься…
   — Я уверен, что приучу ее есть из моих рук в три дня плюс-минус четыре часа.
   Глауен с сомнением покачал головой.
   — Интересно, догадывается ли Флиц о том, какая опасность ее подстерегает?
   — Надеюсь, что нет. Она слишком занята.
   В этот же день Чилку представилась возможность проверить свои догадки. Он позвал девушку, когда она пробегала главным холлом.
   — Подожди, Флиц! Самое время почитать стихи!
   Флиц остановилась. На сей раз на ней был белый свитер из пушистой мягкой шерсти и бледно-синие брюки. В волосах, как всегда, черная лента. Чилк залюбовался ей, не в силах найти ни в лице, ни в фигуре ни одного изъяна.
   — А кто будет читать и кому?
   Чилк показал ей томик в кожаном переплете.
   — У меня здесь есть «Изобилия» Наварта. Можно почитать сначала самые твои любимые, а потом мои. И еще, прихвати-ка кувшинчик старого Сайдвиндера и пару кружек.
   Флиц холодно улыбнулась.
   — Сейчас я не настроена заниматься поэзией. Но почему бы вам не почитать вслух самому себе и столько, сколько пожелаете? Я закрою дверь и вы никому не помешаете.
   Чилк отложил кожаный томик.
   — В таком чтении нет шарма. Впрочем, ладно. По-моему, уже вполне можно устроить небольшой пикник.
   Несмотря на все возрастающее желание двинуться дальше, Флиц остановилась и спросила:
   — Какой такой пикник?
   — Ну, я имею в виду, что было бы чудесно, если бы мы с тобой взяли и позавтракали где-нибудь на улице, вдвоем.
   Флиц улыбнулась самой мимолетной из своих улыбок.
   — С вашей ногой, которая находится в таком плачевном состоянии? Я полагаю, это неразумно.
   Чилк залихватски махнул рукой.
   — Тут нечего опасаться. Первая же боль станет сигналом, чтобы тебе начать свой чудодейственный массаж, боль пройдет и мы продолжим наш пикник и нашу беседу — или еще что-нибудь, чем будем заниматься.
   — Вы обманываете сами себя, господин Чилк.
   — Зови меня просто Эустас.
   — Как хотите. Но в настоящее время я…
   — Да, кстати, как только вы заговорили о ноге, тут она и заболела, и заболела…
   — Это очень плохо, — нахмурилась Флиц.
   — Так совершите свой акт милосердия или уж не знаю, как это и назвать.
   — Чуть позже, — и Флиц выбежала из холла, напоследок все же обернувшись через плечо на Чилка.
   В полдень следующего дня Чилк снова вышел в холл, уселся на кушетку, стал смотреть в окно и ждать новых возможностей.
   Флиц действительно скоро показалась в дверях, увидела Чилка, замедлила шаг, но потом выбежала, как и вчера.
   Через час девушка снова прошла через холл. Чилк сделал вид, что полностью погружен в созерцание пролетающей птички и не замечает ничего вокруг. Флиц некоторое время постояла, с любопытством выглянув в окно, искоса рассматривая Чилка, затем пошла по своим делам дальше.
   Но через несколько минут вернулась. Чилк по-прежнему смотрел на туманный горизонт. Флиц медленно подошла к кушетке, и краем глаза Чилк заметил, что девушка глядит на него с клиническим любопытством.
   — С вами все в порядке? Вы сидите в этом ступоре уже третий час!
   Чилк мрачно рассмеялся.
   — В ступоре? Едва ли. Я предавался мечтам, думал о прекрасном. В моих грезах столько красоты и таинственности.
   Флиц отвернулась.
   — Что ж, продолжайте грезить дальше, господин Чилк. Простите, что помешала.
   — О, не спеши! Мечты могут подождать! — запоздало крикнул Чилк, мгновенно сбросив с себя мечтательность. — Присядь со мной ненадолго, я должен тебе что-то сказать.
   Флиц заколебалась, но все же осторожно присела на край кушетки.
   — Что за проблема?
   — Никаких проблем нет. Скорее это можно назвать комментарием. Или анализом.
   — Анализом чего?
   — В основном меня.
   Флиц не могла удержаться от смеха.
   — О, предмет слишком глубок и сложен, господин Чилк! Сегодня у нас просто нет на это времени.
   Но Чилк не обратил на ее слова внимания.
   — Когда я был мальчишкой, то жил в Айдоле, на Старой Земле. Три мои сестры были всегда очень компанейскими созданиями и постоянно приводили домой своих подружек, так что я имел несчастье вырасти среди хорошеньких девушек. Они были всех сортов и всех размеров, на любой вкус. Одни высокие, другие маленькие, третьи идеальные, словом, целый цветник.
   Несмотря на странность разговора, Флиц вдруг заинтересовалась им.
   — Но почему вы сказали «имел несчастье»?
   — Для юноши-идеалиста, каким был я, это слишком страшное испытание, я не мог ассимилировать такого разнообразия. Классический случай — слишком много, и слишком рано.
   — Слишком много… чего?
   Чилк туманно улыбнулся.
   — Разочарования? Потери восхищения? В шестнадцать лет я был уже жадный эпикуреец, и там, где нормальный юноша видел какие-то намеки, туманы и розы, я видел лишь сварливых маленьких вредных зверьков. — Чилк выпрямился, и голос его зазвучал горько и откровенно. — И теперь я с грустью признаюсь, что когда увидел тебя в первый раз, я сказал себе: ага, вот еще одно хорошенькое личико, за которым таится такая же суетность и пустота, как и за всеми другими. И ты, наверное, немало удивлялась моему странному поведению, продиктованному этими детскими впечатлениями — за что теперь покорно прошу прощения.
   Флиц в удивлении покачала головой.
   — Теперь я не знаю, что мне делать: то ли поблагодарить вас за такую откровенность, то ли оставить вас дальше рассматривать птичек.