Мисс Ора покраснела. Но сейчас был не самый подходящий момент ссориться с Милдред. Она подавила раздражение и воскликнула:
— Представляешь, мисс Силвер говорит, несчастную Анни Джексон просто нельзя удержать — она ходит к протоке даже по ночам. И как ей не страшно!
Милдред Блейк поставила поднос и посмотрела на сестру.
— А почему ей должно быть страшно?
Взмах седых локонов и голубых лент.
— Ну как же, ведь там убили двоих!
В голосе мисс Милдред прозвучал холодный упрек:
— Ты слишком доверчива, Ора. — Она повернулась к мисс Силвер. — Моя сестра любит преувеличивать. Нет никаких доказательств, что это убийства. Уильям Джексон по своему обыкновению напился, упал в протоку и не смог встать — вот и захлебнулся. Он никому не мешал, разве что жене. Мисс Дин была экзальтированная молодая особа, она запуталась в своих любовных делах. Куда вероятнее то, что она сама покончила с жизнью, чем то, что в ее смерти виноват кто-то другой.
Мисс Ора еще больше покраснела.
— Милдред, можно подумать, я лгу! Ты не знаешь, что мисс Силвер говорит об Анни Джексон. Между половиной десятого и десятью она ходит к протоке, стоит и бормочет что-то себе под нос. Зачем бы ей это понадобилось, если бы у нее не было чего-то на уме? Мне кажется, она пошла встречать бедного Уильяма и столкнула его в воду. Это было несложно, он ведь был под хмельком. Миссис Дикон всегда говорила, что ему надо не так уж много, чтобы напиться. Анни вполне могла толкнуть его, по-моему, она так и сделала. И Клариссу Дин тоже. Если эта глупышка все время болталась там, чтобы встретиться с Эдвардом Рэндомом, то в ту ночь, когда утонул Уильям, она могла видеть больше, чем следовало бы. Вот тебе и мотив для Анни. Ты же не можешь этого отрицать.
Милдред Блейк медленно и бесстрастно ответила:
— Дорогая Ора, тебе бы романы писать. Будет хоть чем заняться. — Она взяла свою чашку и сделала глоток. — Предпочитаю оставить все эти домыслы полиции. Конечно, нельзя позволять Анни ходить к протоке. Ей в теперешнем состоянии это совсем ни к чему. Миссис Болл следовало бы лучше за ней присматривать.
Мисс Силвер протестующе кашлянула.
— Мне кажется, она и так делает все, что возможно. Это просто какое-то наваждение — она убегает из дома и идет к протоке. Можно подумать, она видела что-то в ту ночь, когда утонул ее муж. Я слышала, она говорила кое-что об этом. И потом, она просто не может удержаться.
— Ей это совсем ни к чему, — холодно повторила мисс Милдред. — Думаю, миссис Болл рассчитывает на то, что Анни останется дома в пятницу вечером. Ведь она всегда придумывает такие изощренные угощения. Эти излишества совсем не обязательны, я ей так и сказала, но у нее есть деньги, она может позволить себе всю эту роскошь.
— Я просто не могу дождаться вечера, — сказала мисс Силвер. — Надеюсь, вы будете.
Мисс Милдред покачала головой.
— Я не пропускаю почти никогда, но нельзя оставлять сестру одну, без сиделки. Теперь на моих плечах гораздо больше хлопот, хочется пораньше лечь спать.
Мисс Ора искоса бросила на нее мимолетный взгляд и вздохнула.
— Из-за меня действительно масса хлопот, — сказала она.
Снова оказавшись на улице, мисс Силвер посмотрела на часы. Она провела у дивана мисс Оры сорок с лишним минут, но ей предстоял еще один визит. Она направилась к южному коттеджу. Эммелина провела гостью в комнату, полную кошек. Перед камином стояла корзина, где расположилась Амина с котятами. Шехерезада и незадачливый Тоби заняли подоконник, тогда как черный красавец Люцифер непринужденно разлегся на спинке дивана, с которого поднялась Эммелина. Когда мисс Силвер уселась в другом конце комнаты, Люцифер приоткрыл один коричнево-желтый глаз, равнодушно посмотрел на нее, слегка зевнул и снова погрузился в дрему. Приятное впечатление от того, что незнакомая дама похвалила его красоту, перекочевало и в восхитительный сон, в котором он подкрадывался у огромным мышам и ловко хватал их когтями.
Высказав искренний комплимент Люциферу, мисс Силвер тут же была втянута в разговор о всех его предках.
— Конечно, со стороны Шехерезады он чистокровный перс, четыре призера в родословной, но, к сожалению, был ли чистокровным персом его отец, я не знаю. У Шехерезады всегда такие хорошенькие котята. Правда, на этот раз они были самыми обычными, но очень резвенькими и здоровыми. Их было четверо, еще один братик и две сестрички, я всех троих отдала в хорошие руки. А потом Люцифер вдруг взял и превратился в такого красавца. Просто невероятно! Никогда не слышала о таких метаморфозах.
Только минут через двадцать мисс Силвер удалось перевести разговор на Анни Джексон.
В самый разгар беседы об Анни в маленькой задней комнате зазвонил телефон, и спустя минуту в дверь заглянул Эдвард Рэндом, начал было что-то говорить, но прервался, чтобы поздороваться с мисс Силвер, потом сообщил, в чем дело:
— Я в усадьбу. Арнольд вызывает. Не представляю зачем. Так что, если меня кто-нибудь спросит, я там.
— Кто-нибудь? — Эммелина недоуменно посмотрела на него.
Эдвард мрачно ответил:
— Кто-нибудь из полиция, дорогая, — и вышел из комнаты.
Мисс Силвер продолжила разговор об Анни Джексон.
Глава 39
Те минуты, которые они с Арнольдом Рэндомом провели в ожидании прихода Эдварда, были едва ли не самыми неприятными в жизни Сьюзен. Можно подумать, что ей было мало переживаний по иным поводам: арестован ли Эдвард, лучше или хуже будет ему от того, что нашлось завещание… Арнольд выглядел так, словно нарушил все десять заповедей, он метался взад-вперед по комнате, как пантера по клетке! Можно представить себе ее состояние, если она благодарила Бога за то, что они находились на первом этаже. Да-да, если Арнольд решит выброситься из окна, тогда от разрыхленной земли на клумбе его будет отделять не больше шести дюймов. До прихода Эдварда он не мог совершить ничего более опасного для жизни, но Сьюзен про себя считала бесконечно тянувшиеся минуты.
Эдвард появился неожиданно. Подходя к столу, он бросил на нее быстрый удивленный взгляд и сказал:
— Итак?
Арнольд уже не метался по комнате, а стоял у камина. Он выпрямился и ответил:
— Спасибо, что пришел. Видишь ли, тут кое-что произошло. Я не мог обсуждать это по телефону. Джеймс написал другое завещание. Сьюзен только что нашла его.
Он держался молодцом. В конце концов, воспитание кое-что значит. Всего несколько минут назад он был сплошной комок нервов, теперь же он снова был тем Арнольдом Рэндомом, которого Эдвард и Сьюзен привыкли видеть, — очень сухим, очень сдержанным, очень обыкновенным членом старинного уважаемого рода, за которым стояли вековые традиции и определенный кодекс поведения. Эдвард выжидающе молчал, поэтому Арнольд Рэндом добавил:
— Она расскажет тебе.
Сьюзен сделала свое сообщение:
— Молитвенник Джеймса Рэндома находился за книгами. В нем было завещание. Я принесла его мистеру Рэндому, и он позвонил тебе.
Короче сказать было нельзя.
Эдвард тоже придерживался семейных правил. И тоже очень сухо и сдержанно, с абсолютно каменным лицом поинтересовался:
— За какими книгами? На какой полке?
Сьюзен с трудом давалось каждое слово. Ей казалось, она голыми руками ворочает камни.
— Натаниэля Спрагга. Трехтомник. На верхней полке.
Он слегка поднял брови.
— Странное место дядя Джеймс выбрал для завещания. Могу я спросить, когда оно было написано?
Арнольд Рэндом ответил:
— За неделю до смерти.
— А это уж совсем поразительно, дорогой Арнольд. Однако… должен ли я понимать, что в этом завещании упомянуто мое имя?
— По нему все переходит к тебе.
Эдвард присел на угол письменного стола. Казалось, в этой ситуации он не мог быть более естественным, но Сьюзен вздрогнула. Ей вдруг показалось, что в одно мгновение усадьба и все вместе с ней поменяли хозяина.
— Думаю, теперь мы попросим Сьюзен оставить нас вдвоем. Немного юридического переполоха в тихом семействе, — сказал Эдвард, продолжая сидеть в этой непринужденной позе.
— Я предпочел бы, чтобы она осталась.
Эдвард покачал головой:
— Нет, не стоит. Она может вернуться к книгам, надеюсь, больше никаких завещаний не будет. — Когда Сьюзен благодарно удалилась, он сказал: — Так будет лучше. Теперь мы вдвоем. К завещанию, наверное, приложено письмо с объяснением того, что он сделал?
Арнольд подошел к столу. Конверт лежал возле блокнота с промокательной бумагой. Он взял его и передал Эдварду. Конверт упал на блокнот. Завещание тоже.
Эдвард взял только письмо Джеймса Рэндома и подошел к окну, чтобы прочитать его. Коротенькое письмо, которое шло так долго.
Я изменил завещание, потому что верю, мой мальчик жив. Прошлой ночью я видел его во сне, и он сказал мне, что вернется. Поэтому я изменил завещание.
И дальше подпись, сделанная дрожащей рукой. Эдвард долго смотрел на нее, пока у него вдруг не помутилось в глазах. Все вокруг померкло, но он удивительно живо представил себе старика, очень усталого старика, который сидит за этим самым письменным столом за его спиной и пишет, веря и надеясь на сон. Эта картина тронула его до глубины души. Прошло некоторое время, прежде чем он смог повернуться и сказать:
— Он рискнул.
Арнольд пододвинулся к нему.
— Ты не прочитал завещания, — удивленно сказал он.
Эдвард снова подошел к столу и начал читать. Завещание было составлено просто и ясно.
Все переходит к моему племяннику, Эдварду Рэндому.
Он посмотрел через плечо на Арнольда и сказал:
— Судя по всему, обоих свидетелей нет в живых.
— Да.
— Никто бы не стал задавать никаких вопросов, если бы завещание не нашлось.
— Не стал бы.
— Но Сьюзен нашла его. Очень некстати — для вас. Полагаю, мне следует извиниться за это. Но ведь не я пригласил ее разбирать книги в библиотеке, они замечательно обходились без этого все эти годы. Создается впечатление, будто вы предполагали, что она может что-нибудь найти. Даже хотели, чтобы она это нашла.
Арнольд снова не мигая смотрел на горящие поленья. Он строго сказал:
— Я не предполагал… — и услышал, как Эдвард рассмеялся.
— Дорогой Арнольд, а я могу предположить все, что угодно. У меня всегда было хорошее воображение. Например, я могу предположить, что, если бы это завещание было предъявлено тогда, когда вы были абсолютно уверены в моей смерти, вы бы столкнулись с массой ужасных юридических сложностей и проволочек. Прошли бы годы, прежде чем мою смерть признали бы официально, и все эти годы — сплошной хаос! Могу представить, в каком неприятном свете вам это рисовалось. Но чего я не могу представить — и не думаю, что вы будете настаивать, — так это того, что в последнюю неделю жизни дядя Джеймс взобрался на самый верх стремянки и спрятал завещание, которое так хотел написать, за скучными проповедями старого Натаниэля Спрагга. В конце концов, зачем ему это понадобилось?
Арнольд ничего не ответил. При свете камина было заметно, что на его лбу проступил пот.
Эдвард стоял, опершись спиной о стол. Ему вдруг пришло в голову, что это его стол и эта комната — его комната. Приятно будет думать об этом, сидя в тюрьме в Эмбанке по обвинению в убийстве. Изменит ли завещание что-нибудь? Немногое, считал он. Полиция уже знала со слов мисс Силвер, что Уильям Джексон был свидетелем этого завещания и собирался шантажировать этим Арнольда. Они знали, что Джеймс Рэндом рассказал Клариссе о завещании и о том сне, из-за которого написал его. Завещание может только подтвердить слова Клариссы, сказанные ею мисс Силвер. В конце концов, девушек не убивают из-за того, что они постоянно намекают на то, что располагают сведениями в вашу пользу, и даже из-за того, что они усердно вам навязываются. Так что в целом его положение улучшается. Но не положение Арнольда. Если полиция заподозрит, что он скрыл завещание, они всерьез будут рассматривать возможность того, что Уильям Джексон предпринял попытку шантажа, а Кларисса Дин последовала его примеру. И если Арнольд встретит полицию с тем же выражением лица, с каким он сейчас стоит у камина, и с этого лица будет стекать пот, его могут арестовать сразу, только на него посмотрев. Он уже без иронии сказал:
— Я считаю, нам надо хорошенько все продумать. Не стоит выносить сор из избы, лучше действовать единым фронтом. Мне кажется, вам лучше взять инициативу в свои руки. Поезжайте в Эмбанк и покажите завещание поверенному. Возьмите с собой Сьюзен. Хотя нет, лучше не надо. А то могут подумать, будто ваши слова нуждаются в поддержке. Вы наняли человека привести библиотеку в порядок, завещание нашлось за старыми книгами. Не стоит упоминать верхнюю полку и все такое. Просто скажите: оно было за проповедями начала восемнадцатого века. И, разумеется, вы просто счастливы, что оно нашлось. — Он улыбнулся и добавил со своим обычным насмешливым видом: — Как ни странно, я думаю, это правда.
Глава 40
— Я не хочу даже слышать об этом, — сказал Фрэнк Эбботт.
Мисс Силвер смотрела на него поверх последней из комплекта розовой распашонки.
— Дорогой Фрэнк!
— Дорогая мадам, бесполезно, я не поддаюсь на подобные авантюры. И вы прекрасно знаете, что это очень нехорошо — просить меня, чтобы я взял на себя такую ответственность.
Мягкое выражение ее лица не изменилось.
— Тогда скажи, что ты собираешься предпринять.
Разговор происходил после ленча, в уютной гостиной Руфи Болл. Две пустые чашки из-под кофе говорили о том, что ее гостеприимство как всегда было очень щедрым. На улице, в кустах живой изгороди и вдоль протоки, сгущалась ноябрьская тьма. Похоже, рано стемнеет и луны не будет. Но в комнате было уютно и светло. Над диваном горела лампа, которая отбрасывала мягкий свет на мисс Силвер и ее вязанье. Огонь весело пылал в камине. Перед камином стоял полицейский инспектор Эбботт, безупречно аккуратный и чарующе элегантный, и говорил тем не допускающим возражений тоном, которым с незапамятных времен мужчины обращаются к женщинам:
— Я буду делать то, что запланировал на сегодняшнее утро. Бэри отвлек меня бесполезной охотой на гусей. Оказывается, у девушки в Эмбанке, за которой приударял Уильям, есть муж. Мне предложили выяснить, где он был в ту ночь, когда утонул Уильям, и я, естественно, согласился. Говорили, у него буйный темперамент, кто-то слышал, как он грозился, ну, как обычно угрожают в таких случаях, переломать Уильяму все кости, если тот будет приставать к его жене. Он работает по подряду в Хэмере. Бэри смог связаться с ним, только когда он пришел домой обедать. Этот муж сказал, они с женой ездили к ее родителям в обе эти пятницы, они обычно так делают — едут туда на велосипеде, ужинают и возвращаются часам к одиннадцати. Бэри поехал проверять. Парень сказал, это может подтвердить полдюжины людей. Предположим, это доказано, тогда мы либо арестовываем Эдварда Рэндома, либо нет. А ваш план мы даже не будем обсуждать, не пытайтесь меня убедить, я не приму в нем участия.
Ответом ему была снисходительная улыбка.
— В этом случае, дорогой Фрэнк, мне придется устроить все иначе.
— Что вы имеете в виду?
Она потянулась к корзине с вязаньем и отмотала розовой шерсти. Молча, продолжая улыбаться. Фрэнк Эбботт был уже на пределе.
— Вы же не станете проделывать все это в одиночестве!
Мисс Силвер кашлянула.
— Разумеется, я бы не хотела делать это одна.
— Мисс Силвер!
— Да, Фрэнк?
— Вы самая упрямая женщина на свете!
— Мужчины всегда так говорят, когда не могут заставить женщину изменить свое мнение.
Он посмотрел на нее с явным отчаянием.
— Что вы собираетесь делать?
— То, что в общих чертах только что тебе изложила.
— Одна?
— Ты сам вынуждаешь меня.
— Вы прекрасно знаете, я не могу вам этого позволить!
— А что ты можешь сделать, дорогой Фрэнк? Ты не можешь арестовать меня, а если ты не удержишь меня силой, уверяю тебя, я выполню то, что задумала. Мой план очень прост и, думаю, окажется эффективным. Если из этого ничего не получится, твое положение не ухудшится.
Его тон изменился.
— Вы на самом деле думаете, что это может что-нибудь дать?
— С большой вероятностью. Я тщательно подготовила почву. Удивлюсь, если к сегодняшнему вечеру в Гриннингзе найдется хоть один человек, который не знает о расстроенном состоянии Анни и о той ужасной притягательной силе, которой обладает для нее протока.
— Думаете, будут результаты?
— Да. Учти психологию убийцы. Двое убиты именно из-за того, что знали о чем-то. Каждому известно, что Анни знает больше, чем говорит. Сегодня утром я нанесла три полезных визита. Кроме того, здешняя кухарка — близкая подруга экономки в усадьбе, они видятся друг с другом почти ежедневно. Думаю, поведение Анни не останется незамеченным.
Его рот слегка искривился.
— Не то слово.
Она склонила голову.
— Послушайте, — сказал он, — как мужчина мужчине мм… или как там еще говорят в таких случаях, вы так уверены во всем этом?
Она положила вязанье на колени и очень серьезно посмотрела на него.
— Не могу сказать тебе, что я совершенно уверена, нельзя быть совершенно уверенной в такого рода делах. Когда я назвала имя, Анни разразилась истерическими слезами и начала повторять, что ничего не говорила. Она не сознается даже в том, что верит в убийство своего мужа. Она была в панике, очень испугалась, что и так наговорила слишком много, и теперь ей грозит опасность. Неужели ты думаешь, что убийца будет ждать, пока Анни преодолеет страх? А вдруг кто-нибудь убедит все же Анни все рассказать? Ты представляешь, какой это для него риск?
Фрэнк нахмурился.
— Представляю. Но если уж мы говорим о риске, не думаю, что нападение на Анни намного для него безопаснее. Это тоже риск.
— В случае с Уильямом Джексоном и с Клариссой Дин тоже был риск. Но он решился. Как видишь, все получилось. И с каждой новой удачей убийца все больше ощущает свою безнаказанность. Преступник становится все более уверенным в собственной силе, в том, что можно нарушить закон и уйти от ответа. В конце концов он приходит к мысли, что ему все дозволено.
Фрэнк Эбботт кивнул.
— Конечно, вы правы, как всегда правы.
Она покачала головой.
— Это опасная мысль, Фрэнк, она ужаснет старшего инспектора Лэма.
Он поднял руку в знак протеста.
— Если этот план удастся, мне прочтут длинную лекцию о ветре в голове и о недостойном примере для младших по званию. А если он не удастся, — он остановился, лукаво улыбнулся ей и продолжил: — Мы ему ничего не скажем. А как вы, без сомнения, собираетесь заметить, чего глаз не видит, по тому сердце не болит.
Глава 41
Вечер был в полном разгаре.
— Жаль, что мисс Сьюзен и миссис Рэндом не смогли прийти, но нас все равно много. Вроде бы недалеко, но у каждого свои причины не ходить в темноте от южного коттеджа до деревни. Правда, мистер Эдвард мог бы зайти и забрать дам домой, впрочем, может быть, он задержался у мистера Барра.
Миссис Дикон покачала головой. Благодаря работе Дорис в усадьбе и своей собственной у мисс Блейк она всегда знала больше других. Сейчас она знала больше, чем миссис Александер.
— Мистер Эдвард не ходил сегодня к мистеру Барру. Если бы он ходил, мисс Ора видела бы его. Теперь я заглядываю к ней по вечерам, чтобы уложить ее в постель, и она сказала, что его не видела. Я бы могла рассказать ей, что перед ленчем он три четверти часа провел в усадьбе, но это не мое дело. — Она остановилась перекусить нитку и добавила с ударением: — И не ее тоже.
Миссис Александер кивнула, соглашаясь. Она обдумывала это известие. Все в Гриннингзе знали, что мистер Эдвард не появлялся в усадьбе со времени своего возвращения, что они с мистером Арнольдом не встречались, а если и встречались, то не разговаривали.
Они с миссис Дикон шили теплую шерстяную одежду для бездомных детей. У нее была голубая курточка, у миссис Дикон — зеленая. Она немного подумала о том, что шьет лучше, чем Ада Дикон, а потом спросила:
— Мистер Эдвард был в усадьбе?
Миссис Дикон еле сдержала законную гордую улыбку.
— Дорис его видела из большого окна на лестничной площадке. Видела, как он вышел из аллеи, пересек лужайку и исчез в дверях. Она услышала, как дверь захлопнулась за ним, и, свесившись через перила, разглядела, как он прошел в кабинет с таким видом, будто и не уезжал вовсе.
Мисс Симе пришивала рукава к довольно невыразительному коричневому платью. Хорошее, теплое, но такое вы не выберете для своего ребенка. Эти кусочки представляли собой отходы производства, у миссис Болл были родственники в торговле. Мисс Симе начала убеждать себя, что у всех платья более приятного цвета, но воспрянула духом, услышав имя Анни Джексон. Его упомянула миссис Помфрет, которая поинтересовалась ее здоровьем. Мисс Симе, старательно прикладывавшая правый рукав к левой пройме, могла рассказать об Анни все.
— Она так страдает, бедняжка, — а что тут удивительного? Ее сестра помешалась, и похоже, что Анни этим кончит, если будет ходить к протоке и к своему дому. Я бы не стала жить в нем, даже если бы мне заплатили.
Старая миссис Стоун слушала во все уши. Она любила бывать в обществе, любила пироги в доме викария. Обычно ей удавалось спрятать в карман кусок пирога вдобавок к тому куску, который миссис Болл всегда отрезала для Бетси. Иногда Бетси упрямилась, не соглашаясь остаться одна, пугала: понравится ей, если она вернется и обнаружит, что ее дочь убили в собственной постели, устраивала истерику. Но, как правило, куски пирога утихомиривали ее. Конечно, придется уйти домой раньше всех. И она продолжала слушать все, что говорили об Анни Джексон.
Чай с пирогом приносили в половине десятого, обычное приятное ожидание этого момента сегодня подстегивалось тем, что все хотели взглянуть на Анни Джексон. Но миссис Болл вышла из комнаты и сама принесла поднос. На расспросы она ответила, что Анни неважно себя чувствует. Она сразу же начала разливать чай и отрезать куски пирога, что отвлекло внимание дам, а миссис Дикон специально выбрала этот момент для того, чтобы сообщить мисс Симе, что та неправильно вшивает рукав. Этот факт упрямо оспаривался, так что миссис Дикон пришлось прибегнуть к неоспоримому аргументу: она лучше знает, потому что она мать.
— Поэтому я знаю, куда дети продевают руки. Можете говорить что угодно, но вы вшили неправильно.
Мисс Симе подняла маленькое коричневое платье и посмотрела на него.
— Не знаю, почему их делают разными, — сказала она. — Две проймы, два рукава, у ребенка две руки, как и у всех остальных. Не понимаю, что еще нужно. А ваше замечание, миссис Дикон, о том, что вы мать, просто неприлично, особенно в доме викария. Я бы не назвала его изысканным. Но, разумеется, мы воспитывались по-разному, мне надо делать скидку на тех, у кого не было преимуществ моего воспитания.
Эти слова произносились намеренно повышенным тоном, встречное обвинение было неминуемым, если бы не своевременное вмешательство Руфи Болл. Подойдя к ним с чашками в обеих руках, она попросила миссис Дикон раздать пирог, и столкновения удалось избежать. Не так-то легко есть вкусный фруктовый пирог и ссориться одновременно. Чем-то нужно жертвовать, а когда дело доходит до выбора, всегда выигрывает пирог. Он такой сочный, такой изумительно вкусный — это захватывающее ощущение вытеснило все остальные.
У старой миссис Стоун выдался удачный вечер. Она не только сама съела второй кусок пирога, но сумела спрятать еще два куска в свою безобразную корзинку с шитьем. А теперь еще миссис Болл отрезала ей кусок для Бетси.
— Вы так добры, мадам, она несчастная страдалица, вы же знаете. А я пойду, вы уж извините меня, она не любит оставаться дома одна, это точно. Нервничает, и неудивительно, лежит, горюшко мое, в постели одна-одинешенька, позвать некого. Так что я, пожалуй, пойду, и спасибо вам за вашу доброту, миссис Болл.
— Ну, зато у нее самой нервы крепкие, — решительным голосом заметила миссис Помфрет. — Конечно, тут недалеко, но, если бы у меня не было машины, я бы не стала возвращаться одна! Двоих уже стукнули по голове — просто мурашки идут по коже. Если в темноте я услышу за спиной шаги, мне это вряд ли понравится. — Она посмотрела вокруг, весело рассмеялась и добавила: — Надеюсь, я никого не напугала. Вы все можете пойти по домам вместе, ведь правда?
После ее слов прошло не так уж много времени, когда боковая дверь в доме викария неслышно отворилась и через нее выскользнула темная фигурка. Воздух был мягок, дул южный ветер, облака затянули небо. Было так темно, что перед тем, как вступить на тропинку, вышедшая из дома женщина должна была включить маленький электрический фонарик. Она шла медленно, будто колеблясь, и фонарик у нее в руке болтался в разные стороны. Голова, покрытая шарфом, была опущена. Она прошла по тропинке и вышла на дорогу.
Глава 42
Полицейский инспектор Эбботт стоял в темноте и вслушивался. Он не признался бы в этом никому, он едва ли признавался самому себе, но он нервничал, как кот на раскаленной крыше. План мисс Силвер, который казался таким простым в уютной гостиной в доме викария, где свет лампы, огонь в камине и отсвет угасающего дня исключали возможность неудачи, здесь, в темноте, вызывал сомнения. Он не должен был соглашаться. Он с самого начала был против, и нечего было уступать. Впрочем, бесполезно. Конечно, он мог бы настаивать на своем, но и мисс Силвер могла сделать то же. Так, собственно, и произошло. Он знал свою наставницу не один год: если она решилась на что-то, так тому и быть. Он мог только протестовать, чем и занимался весь этот день, но после того, как его протесты не возымели действия, оставалось только принять все меры предосторожности, чтобы обеспечить ее безопасность.
— Представляешь, мисс Силвер говорит, несчастную Анни Джексон просто нельзя удержать — она ходит к протоке даже по ночам. И как ей не страшно!
Милдред Блейк поставила поднос и посмотрела на сестру.
— А почему ей должно быть страшно?
Взмах седых локонов и голубых лент.
— Ну как же, ведь там убили двоих!
В голосе мисс Милдред прозвучал холодный упрек:
— Ты слишком доверчива, Ора. — Она повернулась к мисс Силвер. — Моя сестра любит преувеличивать. Нет никаких доказательств, что это убийства. Уильям Джексон по своему обыкновению напился, упал в протоку и не смог встать — вот и захлебнулся. Он никому не мешал, разве что жене. Мисс Дин была экзальтированная молодая особа, она запуталась в своих любовных делах. Куда вероятнее то, что она сама покончила с жизнью, чем то, что в ее смерти виноват кто-то другой.
Мисс Ора еще больше покраснела.
— Милдред, можно подумать, я лгу! Ты не знаешь, что мисс Силвер говорит об Анни Джексон. Между половиной десятого и десятью она ходит к протоке, стоит и бормочет что-то себе под нос. Зачем бы ей это понадобилось, если бы у нее не было чего-то на уме? Мне кажется, она пошла встречать бедного Уильяма и столкнула его в воду. Это было несложно, он ведь был под хмельком. Миссис Дикон всегда говорила, что ему надо не так уж много, чтобы напиться. Анни вполне могла толкнуть его, по-моему, она так и сделала. И Клариссу Дин тоже. Если эта глупышка все время болталась там, чтобы встретиться с Эдвардом Рэндомом, то в ту ночь, когда утонул Уильям, она могла видеть больше, чем следовало бы. Вот тебе и мотив для Анни. Ты же не можешь этого отрицать.
Милдред Блейк медленно и бесстрастно ответила:
— Дорогая Ора, тебе бы романы писать. Будет хоть чем заняться. — Она взяла свою чашку и сделала глоток. — Предпочитаю оставить все эти домыслы полиции. Конечно, нельзя позволять Анни ходить к протоке. Ей в теперешнем состоянии это совсем ни к чему. Миссис Болл следовало бы лучше за ней присматривать.
Мисс Силвер протестующе кашлянула.
— Мне кажется, она и так делает все, что возможно. Это просто какое-то наваждение — она убегает из дома и идет к протоке. Можно подумать, она видела что-то в ту ночь, когда утонул ее муж. Я слышала, она говорила кое-что об этом. И потом, она просто не может удержаться.
— Ей это совсем ни к чему, — холодно повторила мисс Милдред. — Думаю, миссис Болл рассчитывает на то, что Анни останется дома в пятницу вечером. Ведь она всегда придумывает такие изощренные угощения. Эти излишества совсем не обязательны, я ей так и сказала, но у нее есть деньги, она может позволить себе всю эту роскошь.
— Я просто не могу дождаться вечера, — сказала мисс Силвер. — Надеюсь, вы будете.
Мисс Милдред покачала головой.
— Я не пропускаю почти никогда, но нельзя оставлять сестру одну, без сиделки. Теперь на моих плечах гораздо больше хлопот, хочется пораньше лечь спать.
Мисс Ора искоса бросила на нее мимолетный взгляд и вздохнула.
— Из-за меня действительно масса хлопот, — сказала она.
Снова оказавшись на улице, мисс Силвер посмотрела на часы. Она провела у дивана мисс Оры сорок с лишним минут, но ей предстоял еще один визит. Она направилась к южному коттеджу. Эммелина провела гостью в комнату, полную кошек. Перед камином стояла корзина, где расположилась Амина с котятами. Шехерезада и незадачливый Тоби заняли подоконник, тогда как черный красавец Люцифер непринужденно разлегся на спинке дивана, с которого поднялась Эммелина. Когда мисс Силвер уселась в другом конце комнаты, Люцифер приоткрыл один коричнево-желтый глаз, равнодушно посмотрел на нее, слегка зевнул и снова погрузился в дрему. Приятное впечатление от того, что незнакомая дама похвалила его красоту, перекочевало и в восхитительный сон, в котором он подкрадывался у огромным мышам и ловко хватал их когтями.
Высказав искренний комплимент Люциферу, мисс Силвер тут же была втянута в разговор о всех его предках.
— Конечно, со стороны Шехерезады он чистокровный перс, четыре призера в родословной, но, к сожалению, был ли чистокровным персом его отец, я не знаю. У Шехерезады всегда такие хорошенькие котята. Правда, на этот раз они были самыми обычными, но очень резвенькими и здоровыми. Их было четверо, еще один братик и две сестрички, я всех троих отдала в хорошие руки. А потом Люцифер вдруг взял и превратился в такого красавца. Просто невероятно! Никогда не слышала о таких метаморфозах.
Только минут через двадцать мисс Силвер удалось перевести разговор на Анни Джексон.
В самый разгар беседы об Анни в маленькой задней комнате зазвонил телефон, и спустя минуту в дверь заглянул Эдвард Рэндом, начал было что-то говорить, но прервался, чтобы поздороваться с мисс Силвер, потом сообщил, в чем дело:
— Я в усадьбу. Арнольд вызывает. Не представляю зачем. Так что, если меня кто-нибудь спросит, я там.
— Кто-нибудь? — Эммелина недоуменно посмотрела на него.
Эдвард мрачно ответил:
— Кто-нибудь из полиция, дорогая, — и вышел из комнаты.
Мисс Силвер продолжила разговор об Анни Джексон.
Глава 39
Те минуты, которые они с Арнольдом Рэндомом провели в ожидании прихода Эдварда, были едва ли не самыми неприятными в жизни Сьюзен. Можно подумать, что ей было мало переживаний по иным поводам: арестован ли Эдвард, лучше или хуже будет ему от того, что нашлось завещание… Арнольд выглядел так, словно нарушил все десять заповедей, он метался взад-вперед по комнате, как пантера по клетке! Можно представить себе ее состояние, если она благодарила Бога за то, что они находились на первом этаже. Да-да, если Арнольд решит выброситься из окна, тогда от разрыхленной земли на клумбе его будет отделять не больше шести дюймов. До прихода Эдварда он не мог совершить ничего более опасного для жизни, но Сьюзен про себя считала бесконечно тянувшиеся минуты.
Эдвард появился неожиданно. Подходя к столу, он бросил на нее быстрый удивленный взгляд и сказал:
— Итак?
Арнольд уже не метался по комнате, а стоял у камина. Он выпрямился и ответил:
— Спасибо, что пришел. Видишь ли, тут кое-что произошло. Я не мог обсуждать это по телефону. Джеймс написал другое завещание. Сьюзен только что нашла его.
Он держался молодцом. В конце концов, воспитание кое-что значит. Всего несколько минут назад он был сплошной комок нервов, теперь же он снова был тем Арнольдом Рэндомом, которого Эдвард и Сьюзен привыкли видеть, — очень сухим, очень сдержанным, очень обыкновенным членом старинного уважаемого рода, за которым стояли вековые традиции и определенный кодекс поведения. Эдвард выжидающе молчал, поэтому Арнольд Рэндом добавил:
— Она расскажет тебе.
Сьюзен сделала свое сообщение:
— Молитвенник Джеймса Рэндома находился за книгами. В нем было завещание. Я принесла его мистеру Рэндому, и он позвонил тебе.
Короче сказать было нельзя.
Эдвард тоже придерживался семейных правил. И тоже очень сухо и сдержанно, с абсолютно каменным лицом поинтересовался:
— За какими книгами? На какой полке?
Сьюзен с трудом давалось каждое слово. Ей казалось, она голыми руками ворочает камни.
— Натаниэля Спрагга. Трехтомник. На верхней полке.
Он слегка поднял брови.
— Странное место дядя Джеймс выбрал для завещания. Могу я спросить, когда оно было написано?
Арнольд Рэндом ответил:
— За неделю до смерти.
— А это уж совсем поразительно, дорогой Арнольд. Однако… должен ли я понимать, что в этом завещании упомянуто мое имя?
— По нему все переходит к тебе.
Эдвард присел на угол письменного стола. Казалось, в этой ситуации он не мог быть более естественным, но Сьюзен вздрогнула. Ей вдруг показалось, что в одно мгновение усадьба и все вместе с ней поменяли хозяина.
— Думаю, теперь мы попросим Сьюзен оставить нас вдвоем. Немного юридического переполоха в тихом семействе, — сказал Эдвард, продолжая сидеть в этой непринужденной позе.
— Я предпочел бы, чтобы она осталась.
Эдвард покачал головой:
— Нет, не стоит. Она может вернуться к книгам, надеюсь, больше никаких завещаний не будет. — Когда Сьюзен благодарно удалилась, он сказал: — Так будет лучше. Теперь мы вдвоем. К завещанию, наверное, приложено письмо с объяснением того, что он сделал?
Арнольд подошел к столу. Конверт лежал возле блокнота с промокательной бумагой. Он взял его и передал Эдварду. Конверт упал на блокнот. Завещание тоже.
Эдвард взял только письмо Джеймса Рэндома и подошел к окну, чтобы прочитать его. Коротенькое письмо, которое шло так долго.
Я изменил завещание, потому что верю, мой мальчик жив. Прошлой ночью я видел его во сне, и он сказал мне, что вернется. Поэтому я изменил завещание.
И дальше подпись, сделанная дрожащей рукой. Эдвард долго смотрел на нее, пока у него вдруг не помутилось в глазах. Все вокруг померкло, но он удивительно живо представил себе старика, очень усталого старика, который сидит за этим самым письменным столом за его спиной и пишет, веря и надеясь на сон. Эта картина тронула его до глубины души. Прошло некоторое время, прежде чем он смог повернуться и сказать:
— Он рискнул.
Арнольд пододвинулся к нему.
— Ты не прочитал завещания, — удивленно сказал он.
Эдвард снова подошел к столу и начал читать. Завещание было составлено просто и ясно.
Все переходит к моему племяннику, Эдварду Рэндому.
Он посмотрел через плечо на Арнольда и сказал:
— Судя по всему, обоих свидетелей нет в живых.
— Да.
— Никто бы не стал задавать никаких вопросов, если бы завещание не нашлось.
— Не стал бы.
— Но Сьюзен нашла его. Очень некстати — для вас. Полагаю, мне следует извиниться за это. Но ведь не я пригласил ее разбирать книги в библиотеке, они замечательно обходились без этого все эти годы. Создается впечатление, будто вы предполагали, что она может что-нибудь найти. Даже хотели, чтобы она это нашла.
Арнольд снова не мигая смотрел на горящие поленья. Он строго сказал:
— Я не предполагал… — и услышал, как Эдвард рассмеялся.
— Дорогой Арнольд, а я могу предположить все, что угодно. У меня всегда было хорошее воображение. Например, я могу предположить, что, если бы это завещание было предъявлено тогда, когда вы были абсолютно уверены в моей смерти, вы бы столкнулись с массой ужасных юридических сложностей и проволочек. Прошли бы годы, прежде чем мою смерть признали бы официально, и все эти годы — сплошной хаос! Могу представить, в каком неприятном свете вам это рисовалось. Но чего я не могу представить — и не думаю, что вы будете настаивать, — так это того, что в последнюю неделю жизни дядя Джеймс взобрался на самый верх стремянки и спрятал завещание, которое так хотел написать, за скучными проповедями старого Натаниэля Спрагга. В конце концов, зачем ему это понадобилось?
Арнольд ничего не ответил. При свете камина было заметно, что на его лбу проступил пот.
Эдвард стоял, опершись спиной о стол. Ему вдруг пришло в голову, что это его стол и эта комната — его комната. Приятно будет думать об этом, сидя в тюрьме в Эмбанке по обвинению в убийстве. Изменит ли завещание что-нибудь? Немногое, считал он. Полиция уже знала со слов мисс Силвер, что Уильям Джексон был свидетелем этого завещания и собирался шантажировать этим Арнольда. Они знали, что Джеймс Рэндом рассказал Клариссе о завещании и о том сне, из-за которого написал его. Завещание может только подтвердить слова Клариссы, сказанные ею мисс Силвер. В конце концов, девушек не убивают из-за того, что они постоянно намекают на то, что располагают сведениями в вашу пользу, и даже из-за того, что они усердно вам навязываются. Так что в целом его положение улучшается. Но не положение Арнольда. Если полиция заподозрит, что он скрыл завещание, они всерьез будут рассматривать возможность того, что Уильям Джексон предпринял попытку шантажа, а Кларисса Дин последовала его примеру. И если Арнольд встретит полицию с тем же выражением лица, с каким он сейчас стоит у камина, и с этого лица будет стекать пот, его могут арестовать сразу, только на него посмотрев. Он уже без иронии сказал:
— Я считаю, нам надо хорошенько все продумать. Не стоит выносить сор из избы, лучше действовать единым фронтом. Мне кажется, вам лучше взять инициативу в свои руки. Поезжайте в Эмбанк и покажите завещание поверенному. Возьмите с собой Сьюзен. Хотя нет, лучше не надо. А то могут подумать, будто ваши слова нуждаются в поддержке. Вы наняли человека привести библиотеку в порядок, завещание нашлось за старыми книгами. Не стоит упоминать верхнюю полку и все такое. Просто скажите: оно было за проповедями начала восемнадцатого века. И, разумеется, вы просто счастливы, что оно нашлось. — Он улыбнулся и добавил со своим обычным насмешливым видом: — Как ни странно, я думаю, это правда.
Глава 40
— Я не хочу даже слышать об этом, — сказал Фрэнк Эбботт.
Мисс Силвер смотрела на него поверх последней из комплекта розовой распашонки.
— Дорогой Фрэнк!
— Дорогая мадам, бесполезно, я не поддаюсь на подобные авантюры. И вы прекрасно знаете, что это очень нехорошо — просить меня, чтобы я взял на себя такую ответственность.
Мягкое выражение ее лица не изменилось.
— Тогда скажи, что ты собираешься предпринять.
Разговор происходил после ленча, в уютной гостиной Руфи Болл. Две пустые чашки из-под кофе говорили о том, что ее гостеприимство как всегда было очень щедрым. На улице, в кустах живой изгороди и вдоль протоки, сгущалась ноябрьская тьма. Похоже, рано стемнеет и луны не будет. Но в комнате было уютно и светло. Над диваном горела лампа, которая отбрасывала мягкий свет на мисс Силвер и ее вязанье. Огонь весело пылал в камине. Перед камином стоял полицейский инспектор Эбботт, безупречно аккуратный и чарующе элегантный, и говорил тем не допускающим возражений тоном, которым с незапамятных времен мужчины обращаются к женщинам:
— Я буду делать то, что запланировал на сегодняшнее утро. Бэри отвлек меня бесполезной охотой на гусей. Оказывается, у девушки в Эмбанке, за которой приударял Уильям, есть муж. Мне предложили выяснить, где он был в ту ночь, когда утонул Уильям, и я, естественно, согласился. Говорили, у него буйный темперамент, кто-то слышал, как он грозился, ну, как обычно угрожают в таких случаях, переломать Уильяму все кости, если тот будет приставать к его жене. Он работает по подряду в Хэмере. Бэри смог связаться с ним, только когда он пришел домой обедать. Этот муж сказал, они с женой ездили к ее родителям в обе эти пятницы, они обычно так делают — едут туда на велосипеде, ужинают и возвращаются часам к одиннадцати. Бэри поехал проверять. Парень сказал, это может подтвердить полдюжины людей. Предположим, это доказано, тогда мы либо арестовываем Эдварда Рэндома, либо нет. А ваш план мы даже не будем обсуждать, не пытайтесь меня убедить, я не приму в нем участия.
Ответом ему была снисходительная улыбка.
— В этом случае, дорогой Фрэнк, мне придется устроить все иначе.
— Что вы имеете в виду?
Она потянулась к корзине с вязаньем и отмотала розовой шерсти. Молча, продолжая улыбаться. Фрэнк Эбботт был уже на пределе.
— Вы же не станете проделывать все это в одиночестве!
Мисс Силвер кашлянула.
— Разумеется, я бы не хотела делать это одна.
— Мисс Силвер!
— Да, Фрэнк?
— Вы самая упрямая женщина на свете!
— Мужчины всегда так говорят, когда не могут заставить женщину изменить свое мнение.
Он посмотрел на нее с явным отчаянием.
— Что вы собираетесь делать?
— То, что в общих чертах только что тебе изложила.
— Одна?
— Ты сам вынуждаешь меня.
— Вы прекрасно знаете, я не могу вам этого позволить!
— А что ты можешь сделать, дорогой Фрэнк? Ты не можешь арестовать меня, а если ты не удержишь меня силой, уверяю тебя, я выполню то, что задумала. Мой план очень прост и, думаю, окажется эффективным. Если из этого ничего не получится, твое положение не ухудшится.
Его тон изменился.
— Вы на самом деле думаете, что это может что-нибудь дать?
— С большой вероятностью. Я тщательно подготовила почву. Удивлюсь, если к сегодняшнему вечеру в Гриннингзе найдется хоть один человек, который не знает о расстроенном состоянии Анни и о той ужасной притягательной силе, которой обладает для нее протока.
— Думаете, будут результаты?
— Да. Учти психологию убийцы. Двое убиты именно из-за того, что знали о чем-то. Каждому известно, что Анни знает больше, чем говорит. Сегодня утром я нанесла три полезных визита. Кроме того, здешняя кухарка — близкая подруга экономки в усадьбе, они видятся друг с другом почти ежедневно. Думаю, поведение Анни не останется незамеченным.
Его рот слегка искривился.
— Не то слово.
Она склонила голову.
— Послушайте, — сказал он, — как мужчина мужчине мм… или как там еще говорят в таких случаях, вы так уверены во всем этом?
Она положила вязанье на колени и очень серьезно посмотрела на него.
— Не могу сказать тебе, что я совершенно уверена, нельзя быть совершенно уверенной в такого рода делах. Когда я назвала имя, Анни разразилась истерическими слезами и начала повторять, что ничего не говорила. Она не сознается даже в том, что верит в убийство своего мужа. Она была в панике, очень испугалась, что и так наговорила слишком много, и теперь ей грозит опасность. Неужели ты думаешь, что убийца будет ждать, пока Анни преодолеет страх? А вдруг кто-нибудь убедит все же Анни все рассказать? Ты представляешь, какой это для него риск?
Фрэнк нахмурился.
— Представляю. Но если уж мы говорим о риске, не думаю, что нападение на Анни намного для него безопаснее. Это тоже риск.
— В случае с Уильямом Джексоном и с Клариссой Дин тоже был риск. Но он решился. Как видишь, все получилось. И с каждой новой удачей убийца все больше ощущает свою безнаказанность. Преступник становится все более уверенным в собственной силе, в том, что можно нарушить закон и уйти от ответа. В конце концов он приходит к мысли, что ему все дозволено.
Фрэнк Эбботт кивнул.
— Конечно, вы правы, как всегда правы.
Она покачала головой.
— Это опасная мысль, Фрэнк, она ужаснет старшего инспектора Лэма.
Он поднял руку в знак протеста.
— Если этот план удастся, мне прочтут длинную лекцию о ветре в голове и о недостойном примере для младших по званию. А если он не удастся, — он остановился, лукаво улыбнулся ей и продолжил: — Мы ему ничего не скажем. А как вы, без сомнения, собираетесь заметить, чего глаз не видит, по тому сердце не болит.
Глава 41
Вечер был в полном разгаре.
— Жаль, что мисс Сьюзен и миссис Рэндом не смогли прийти, но нас все равно много. Вроде бы недалеко, но у каждого свои причины не ходить в темноте от южного коттеджа до деревни. Правда, мистер Эдвард мог бы зайти и забрать дам домой, впрочем, может быть, он задержался у мистера Барра.
Миссис Дикон покачала головой. Благодаря работе Дорис в усадьбе и своей собственной у мисс Блейк она всегда знала больше других. Сейчас она знала больше, чем миссис Александер.
— Мистер Эдвард не ходил сегодня к мистеру Барру. Если бы он ходил, мисс Ора видела бы его. Теперь я заглядываю к ней по вечерам, чтобы уложить ее в постель, и она сказала, что его не видела. Я бы могла рассказать ей, что перед ленчем он три четверти часа провел в усадьбе, но это не мое дело. — Она остановилась перекусить нитку и добавила с ударением: — И не ее тоже.
Миссис Александер кивнула, соглашаясь. Она обдумывала это известие. Все в Гриннингзе знали, что мистер Эдвард не появлялся в усадьбе со времени своего возвращения, что они с мистером Арнольдом не встречались, а если и встречались, то не разговаривали.
Они с миссис Дикон шили теплую шерстяную одежду для бездомных детей. У нее была голубая курточка, у миссис Дикон — зеленая. Она немного подумала о том, что шьет лучше, чем Ада Дикон, а потом спросила:
— Мистер Эдвард был в усадьбе?
Миссис Дикон еле сдержала законную гордую улыбку.
— Дорис его видела из большого окна на лестничной площадке. Видела, как он вышел из аллеи, пересек лужайку и исчез в дверях. Она услышала, как дверь захлопнулась за ним, и, свесившись через перила, разглядела, как он прошел в кабинет с таким видом, будто и не уезжал вовсе.
Мисс Симе пришивала рукава к довольно невыразительному коричневому платью. Хорошее, теплое, но такое вы не выберете для своего ребенка. Эти кусочки представляли собой отходы производства, у миссис Болл были родственники в торговле. Мисс Симе начала убеждать себя, что у всех платья более приятного цвета, но воспрянула духом, услышав имя Анни Джексон. Его упомянула миссис Помфрет, которая поинтересовалась ее здоровьем. Мисс Симе, старательно прикладывавшая правый рукав к левой пройме, могла рассказать об Анни все.
— Она так страдает, бедняжка, — а что тут удивительного? Ее сестра помешалась, и похоже, что Анни этим кончит, если будет ходить к протоке и к своему дому. Я бы не стала жить в нем, даже если бы мне заплатили.
Старая миссис Стоун слушала во все уши. Она любила бывать в обществе, любила пироги в доме викария. Обычно ей удавалось спрятать в карман кусок пирога вдобавок к тому куску, который миссис Болл всегда отрезала для Бетси. Иногда Бетси упрямилась, не соглашаясь остаться одна, пугала: понравится ей, если она вернется и обнаружит, что ее дочь убили в собственной постели, устраивала истерику. Но, как правило, куски пирога утихомиривали ее. Конечно, придется уйти домой раньше всех. И она продолжала слушать все, что говорили об Анни Джексон.
Чай с пирогом приносили в половине десятого, обычное приятное ожидание этого момента сегодня подстегивалось тем, что все хотели взглянуть на Анни Джексон. Но миссис Болл вышла из комнаты и сама принесла поднос. На расспросы она ответила, что Анни неважно себя чувствует. Она сразу же начала разливать чай и отрезать куски пирога, что отвлекло внимание дам, а миссис Дикон специально выбрала этот момент для того, чтобы сообщить мисс Симе, что та неправильно вшивает рукав. Этот факт упрямо оспаривался, так что миссис Дикон пришлось прибегнуть к неоспоримому аргументу: она лучше знает, потому что она мать.
— Поэтому я знаю, куда дети продевают руки. Можете говорить что угодно, но вы вшили неправильно.
Мисс Симе подняла маленькое коричневое платье и посмотрела на него.
— Не знаю, почему их делают разными, — сказала она. — Две проймы, два рукава, у ребенка две руки, как и у всех остальных. Не понимаю, что еще нужно. А ваше замечание, миссис Дикон, о том, что вы мать, просто неприлично, особенно в доме викария. Я бы не назвала его изысканным. Но, разумеется, мы воспитывались по-разному, мне надо делать скидку на тех, у кого не было преимуществ моего воспитания.
Эти слова произносились намеренно повышенным тоном, встречное обвинение было неминуемым, если бы не своевременное вмешательство Руфи Болл. Подойдя к ним с чашками в обеих руках, она попросила миссис Дикон раздать пирог, и столкновения удалось избежать. Не так-то легко есть вкусный фруктовый пирог и ссориться одновременно. Чем-то нужно жертвовать, а когда дело доходит до выбора, всегда выигрывает пирог. Он такой сочный, такой изумительно вкусный — это захватывающее ощущение вытеснило все остальные.
У старой миссис Стоун выдался удачный вечер. Она не только сама съела второй кусок пирога, но сумела спрятать еще два куска в свою безобразную корзинку с шитьем. А теперь еще миссис Болл отрезала ей кусок для Бетси.
— Вы так добры, мадам, она несчастная страдалица, вы же знаете. А я пойду, вы уж извините меня, она не любит оставаться дома одна, это точно. Нервничает, и неудивительно, лежит, горюшко мое, в постели одна-одинешенька, позвать некого. Так что я, пожалуй, пойду, и спасибо вам за вашу доброту, миссис Болл.
— Ну, зато у нее самой нервы крепкие, — решительным голосом заметила миссис Помфрет. — Конечно, тут недалеко, но, если бы у меня не было машины, я бы не стала возвращаться одна! Двоих уже стукнули по голове — просто мурашки идут по коже. Если в темноте я услышу за спиной шаги, мне это вряд ли понравится. — Она посмотрела вокруг, весело рассмеялась и добавила: — Надеюсь, я никого не напугала. Вы все можете пойти по домам вместе, ведь правда?
После ее слов прошло не так уж много времени, когда боковая дверь в доме викария неслышно отворилась и через нее выскользнула темная фигурка. Воздух был мягок, дул южный ветер, облака затянули небо. Было так темно, что перед тем, как вступить на тропинку, вышедшая из дома женщина должна была включить маленький электрический фонарик. Она шла медленно, будто колеблясь, и фонарик у нее в руке болтался в разные стороны. Голова, покрытая шарфом, была опущена. Она прошла по тропинке и вышла на дорогу.
Глава 42
Полицейский инспектор Эбботт стоял в темноте и вслушивался. Он не признался бы в этом никому, он едва ли признавался самому себе, но он нервничал, как кот на раскаленной крыше. План мисс Силвер, который казался таким простым в уютной гостиной в доме викария, где свет лампы, огонь в камине и отсвет угасающего дня исключали возможность неудачи, здесь, в темноте, вызывал сомнения. Он не должен был соглашаться. Он с самого начала был против, и нечего было уступать. Впрочем, бесполезно. Конечно, он мог бы настаивать на своем, но и мисс Силвер могла сделать то же. Так, собственно, и произошло. Он знал свою наставницу не один год: если она решилась на что-то, так тому и быть. Он мог только протестовать, чем и занимался весь этот день, но после того, как его протесты не возымели действия, оставалось только принять все меры предосторожности, чтобы обеспечить ее безопасность.