Маргарет молча стояла и смотрела.
   — Маргарет, это папина! Открой!
   — О чем ты говоришь? — очень медленно произнесла Маргарет.
   — У папы была такая шкатулка. Она стояла у него на столе. Я говорила о ней мистеру Хейлу. Мне только раз удалось в нее заглянуть, мельком. О, Маргарет, открой, открой!
   Маргарет положила руку на кейс.
   — Она заперта, Грета.
   — Отнеси ему, пусть откроет. О, я хочу увидеть, что внутри!
   — Я не могу этого сделать.
   — На папиной по кругу были бриллианты. На этой есть бриллианты?
   — Нет, там все ровно — только портрет мамы в белом платье.
   — На моей маме тоже было белое платье. Наверное, это моя мама. Разве ты так не думаешь? Там по кругу бриллианты. Они сверкали как не знаю что.
   — Грета! Маргарет! Поторопитесь! — донесся из холла недовольный голос Фредди.
   — Поздно! Нам нельзя опаздывать! Мы идем! — с тоской воскликнула Грета и выбежала из комнаты.
   Маргарет задержалась. Она положила обе руки на шкатулку и открыла дверцы — они легко открывались. На нее смотрела Эстер Брандон. На ней было белое платье. Она безмятежно улыбалась. Весь мир был у ее ног. Маргарет закрыла шкатулку и медленно вышла из комнаты.
   Шоу было очень удачное, по крайней мере так считали Грета и Фредди. Песни, танцы, цветные прожектора, роскошные декорации… Такое может быть разве только на земле грез.
   Грета была на седьмом небе. Она сидела между Арчи и Фредди и в интервалах шептала: «Умно до безобразия!», «Дивно до безобразия!» и «О, это удивительно!»
   Реплика Арчи «отвратительный тип» была воспринята с возмущением:
   — Он чудный! У него ресницы длиннее, чем у Чарлза! Я думаю, он просто душечка.
   Арчи состроил рожу и тихо напел: «О, тебе нужен кто-то, кто на тебя посмотрит».
   — Переделка цитаты из «Ох-кей», — сказал он.
   — Не так! Там такие слова: «О, мне нужен кто-то, кто на меня посмотрит».
   — Но я так и сказал. Говоря обычным языком, ты хочешь, чтобы за тобой присматривали.
   — Я не хочу! Я сама могу за себя постоять. Мне восемнадцать лет, и я на Рождество должна была кончить школу. Конечно, ты старше меня, но я уже взрослая, учти. Сколько тебе лет, Арчи? Ты старый до безобразия?
   — До безобразия. Да мы с беднягой Чарлзом ровесники.
   — Сколько лет тебе?
   — Двадцать семь, — сказал Арчи. — Но Чарлзу неделю назад исполнилось двадцать восемь, теперь у меня перед ним преимущество.
   — Двадцать восемь — это ужас как много, — осуждающе сказала Грета. Она прильнула к Арчи и шепотом спросила: — А Маргарет такая же старая?
   — Чш-ш! Ей двадцать четыре. Печально, правда?
   Грета призадумалась.
   — К тому времени как мне будет двадцать четыре, я уже давно буду замужем. Она старовата, но я ее все равно люблю.
   Занавес упал в последний раз, и они вышли на улицу. Было ветрено, но дождь уже прошел. Тротуары были мокрые, и ветер сырой.
   Фредди резво шагал впереди своих гостей.
   — Пройдем до угла, перейдем на другую сторону. Там Арчи проще будет найти такси. Это лучше, чем ждать в толпе. Полезно подышать свежим воздухом, а? — тараторил он. — Хорошо, что дождик кончился, а? Я помню, однажды… — Фредди обратился к Грете, и до Чарлза, который шел впереди, долетали обрывки анекдота: «…и я сказал, что понесу ее, раз так мокро… как печально, правда?., из всех только один я… я думаю, ее звали Гвендолин Джонс, но я не уверен…»
   Они вышли на островок посреди дороги. Арчи перебежал на другую сторону. Фредди суетился вокруг Греты и Маргарет.
   — Дорогая, дайте вашу руку. Маргарет, ты лучше возьми Чарлза под руку.
   Чарлз услышал, как Маргарет сказала: «Мне не нужна ничья рука», и тут все разом двинулись с островка на дорогу. Он видел Грету и Маргарет, идущих вместе, Фредди рядом с Маргарет, и когда полпути было пройдено, раздался пронзительный крик. Кричала Грета. В голосе ее был мучительный страх. Чарлз видел только пришедшую в замешательство толпу. Впереди застыл автобус.
   Он протолкался вперед и увидел, что Грета, слава богу, не попала под автобус — она лежала возле колеса: руки раскинуты, белокурые волосы перепачканы грязью, лицо в грязи. Фредди и кондуктор автобуса подняли ее, и, когда Чарлз пробился к ним, она начала плакать. Он поискал глазами Маргарет и увидел, что она стоит прямо и неподвижно. Фонарь освещал ее лицо…
   Чарлз почувствовал, как у него перевернулось сердце. Все случилось в один миг, и вмиг прошло. Водитель автобуса громко и категорично повторял: «Говорю вам, она не пострадала. Говорю вам, никто до нее не дотронулся». Его оправдания смешивались с рыданиями Греты и криками Фредди: «Какая неосторожность! Вы чуть не задавили эту юную леди!»
   Чарлз спросил: «Что случилось?» — и испугался звука собственного голоса. Испугалась и Грета. Она еще громче зарыдала и повисла у него на шее с воплем: «Увези меня! Чарлз, пожалуйста, увези меня домой!»
   Появился полицейский.
   Фредди оказался в своей стихии:
   — Констебль, большая неприятность — эту юную леди чуть не задавили. Мы все вместе переходили через улицу, моя дочь, эта юная леди и я… И она поскользнулась… Я верно говорю, дорогая? О, мы должны благодарить Господа, что она не пострадала! Она поскользнулась и упала прямо перед автобусом. Ну, дорогая, успокойтесь, вы в безопасности. Не плачьте, не надо. Вы не ушиблись?
   — Никто до нее не дотронулся, — твердил водитель все так же громко и агрессивно.
   — Вы пострадали, мисс? — спросил полицейский.
   Чарлз снял со своей шеи руки Греты, и она вцепилась ему в плечо. Даже с перепачканным лицом она была очень хорошенькой.
   — Меня чуть не задавили, — сказала она.
   — Вы пострадали, мисс?
   — Меня чуть не задавили, — рыдая, повторила Грета. — Кто-то меня толкнул, и я упала прямо под этот ужасный автобус.
   — У вас есть какие-нибудь претензии, мисс?
   — Нет-нет. — Она оглядела себя, увидела белую юбку, выглядывающую из-под распахнутого пальто. — О, платье испорчено!
   Это было похоже на кошмар. Когда Арчи подъехал на такси, Чарлзу уже начало казаться, что все это будет длиться вечно: любопытная толпа, бас водителя автобуса, истерические рыдания Греты, полицейский, делающий записи в блокноте. Маргарет оставалась вне всего этого — она стояла под фонарем, не говоря ни слова и даже не делая попытки приблизиться к Грете.
   Чарлз коснулся ее руки:
   — Надо отсюда выбираться. Фредди сказал, что пойдет пешком. Арчи не по пути. Я довезу вас.
   Когда девушки сели в такси, Чарлз улучил момент и сказал Арчи:
   — Поговорим в другой раз, сегодня не получится.
   Только позже он подумал, что Арчи повел себя странно: молча повернулся и ушел.

Глава 30

 
   Всю дорогу к дому Грета без умолку болтала:
   — Какая безобразная история! Я чудом спаслась!
   — Как это случилось? — спросил Чарлз.
   — Мы с Маргарет шли через дорогу, и Фредди с нами, я услышала, что идет автобус, и сказала: «Ой!» — а Маргарет сказала: «Что за глупости», а я побежала, и кто-то меня толкнул, сильно до безобразия, и я упала прямо перед автобусом.
   Она крепко держала Чарлза за руку — пальцы у нее были теплые и цепкие. Она все время говорила:
   — Я всегда ненавидела переходы, а теперь буду ненавидеть еще больше. Чарлз, это было безобразие! Кто-то толкнул меня под автобус!
   — Наверное, ты поскользнулась, — сказал Чарлз.
   — Нет, это уже потом, после того как меня толкнули. Я побежала, и кто-то толкнул меня изо всех сил.
   — Тебя просто толкнули в толпе.
   — Меня толкнули нарочно! — возмутилась Грета. — Я все лицо испачкала, а белое платье, которое мне одолжила Маргарет, погибло. Маргарет, твое белое платье теперь испорчено. Так жалко! Но я не виновата, правда?
   Она так много говорила, что совсем не замечала молчания Маргарет. Зато Чарлза это молчание мучило невыносимо.
   Грета вскрикнула от восторга, когда Чарлз, расплатившись с таксистом, пошел с ними вверх по лестнице. Испуг ее уже прошел, осталось возбуждение и желание разговаривать — хорошо, что для этого у нее будет Чарлз! Но ей велели идти спать, и она расстроилась.
   — Я не хочу спать! Я хочу сидеть и разговаривать… о, часами! Маргарет, давай сделаем кофе, давай поужинаем — я, ты и Чарлз? Я проголодалась до безобразия.
   Маргарет стояла перед холодным камином. Не оборачиваясь, она заговорила, и голос звучал так, как будто у нее пересохли губы:
   — Кофе нет. Иди спать.
   От разочарования Грета застонала. Чарлз положил руку ей на плечо и довел до двери.
   — Будь умница, ступай. Умойся и ложись спать. Нам с Маргарет нужно поговорить.
   — О-о! — простонала Грета. Она надулась, посмотрела на него из-под ресниц и вдруг зевнула, показав хорошенькие зубки.
   — Пока! — сказал Чарлз и закрыл за ней дверь.
   Он вернулся к камину. Маргарет не шелохнулась. Чарлз молча смотрел на нее. Одна ее рука лежала на каминной полке, голова свесилась, она смотрела на пепел в камине, левая рука безвольно повисла вдоль тела. На безымянном пальце не было его кольца с изумрудом, рука была тоньше и белее, чем четыре года назад, — на фоне черного платья она казалась особенно белой.
   Чарлз стоял, и три фразы непрерывно крутились в его голове: «Безопаснее всего уличный инцидент», «Кто-то меня толкнул» и «Все ароматы Аравии».
   Он не мог отвести глаз от руки Маргарет — белой руки, повисшей так, будто из нее ушли все силы и сама жизнь.
   «Кто-то толкнул меня изо всех сил», «Уличный инцидент безопаснее всего», «Все ароматы Аравии не смогут загладить…»
   Маргарет подняла голову.
   — Уже поздно, — сказала она.
   — Да.
   Она выглядела так, будто была выточена из камня: ни красок, ни чувств, ни эмоций.
   — Ты уходишь?
   Чарлз покачал головой:
   — Нет. Я хочу с тобой поговорить.
   — Да, я тоже должна тебе кое-что сказать, но уже поздно.
   — Что ты хотела сказать?
   Она так и не посмотрела на него, и он не мог заглянуть ей в глаза.
   — Когда ты ее заберешь отсюда?
   — Ты говоришь о Грете?
   — Я говорю о Маргот Стандинг. Когда ты собираешься ее забрать? Сделай это побыстрее.
   Наконец исчезло наваждение трех роковых фраз, и Чарлз вновь обрел уверенность. Следующий его вопрос и спокойный, будничный голос Чарлза стали для Маргарет большой неожиданностью.
   — Почему ты разорвала нашу помолвку?
   До сих пор она была неподвижна, но теперь застыла, как льдина на поверхности мертвой воды. Наступило молчание — такое глубокое, что стали слышны самые отдаленные звуки и в ушах зашумело. Чарлз слышал шаги далекого пешехода, гудок машины за два квартала от дома, шорох мокрых веток, с которых днем так красиво опадали желтые листья. Сейчас он, казалось, слышал даже, как они падают.
   — Хочешь, чтобы я рассказала?
   — Я думаю… я думаю, что лучше рассказать.
   Она сделала движение, говорящее «нет». Потом еле слышно сказала:
   — Из этого не выйдет ничего хорошего.
   — Я хочу знать. Думаю, ты обязана мне сказать.
   — Да… обязана… Но из этого не выйдет ничего хорошего. Ты только забери ее отсюда. Я больше не могу. Забери завтра, хорошо?
   Чарлз с непроницаемым лицом повторил свой вопрос:
   — Почему ты разорвала нашу помолвку?
   Она поколебалась и села в кресло, стоящее рядом. На нем любила сидеть Грета, и возле кресла на полу валялся ее роман. Маргарет села, спрятав лицо в ладонях, уткнув локти в колени.
   — Что-то же заставило тебя порвать помолвку. Я хочу знать, что случилось.
   — Да, кое-что случилось… — Она помолчала. — Об этом трудно говорить.
   — Что-то случилось после того, как ты ушла после танцев домой, потому что, я ручаюсь… — Он подавил в себе страсть, подступившую при воспоминании о том, как они расставались.
   — Это «что-то» случилось раньше. Я об этом не знала — не знала, что оно случилось. Утром я страшно спешила, зашла за чем-то в кабинет Фредди. Ты знаешь, что он имел обыкновение перед завтраком писать письма — длинные письма, которые рассылал во все концы. Он писал их до завтрака, и в это время не дозволялось его тревожить. Предмет для постоянных семейных шуток… Так вот, я думала, что он уже закончил, и вошла. Он стоял спиной ко мне в дальнем конце комнаты и… представляешь, Чарлз, в стене была дыра.
   — Что??
   — Сейф. У многих есть сейфы, но я не знала, что у нас в доме он тоже есть. За картиной. Он шуршал бумагами и не слышал, как я вошла. Я дошла до стола и остановилась, ожидая, когда он повернется. Мне нужно было что-то спросить, не помню что. Я ждала. На столе лежало письмо. Знаешь, трудно вообразить, что у Фредди могут быть личные письма, он их разбрасывает по всему дому. На это письмо я обратила внимание потому, что оно было как будто на оберточной бумаге. Я прочла одно предложение и решила не продолжать. Я пошла обратно, и тут Фредди обернулся. Он ужасно испугался. Он считал, что запер дверь. Он сто раз повторил мне, что проявил небрежность, что на моем месте могла быть горничная, что какой смысл в секретном сейфе, если каждый знает, где он. Он взял с меня обещание никому не говорить. И я ушла. Наверное, он забыл, что я ушла на целый день, потому что после говорил, что искал меня. Но ты же знаешь, что меня не было дома.
   Чарлз знал. Они провели тот день на реке, безоблачный день, и никто из них не мог тогда предположить, что это их последний день.
   Маргарет продолжила. Ей уже легче давались слова. Как будто давящее молчание нашло наконец выход.
   — Я успела только переодеться. Фредди весь вечер казался очень довольным, но когда мы пришли домой, он послал мать наверх, сказал, что хочет со мной поговорить. Я пошла за ним в кабинет, и он начал плакать. Это было убийственно. До сих пор я всегда видела его жизнерадостным. Я вообще не видела, чтобы мужчины плакали. Он сел за стол, уткнул голову в руки и расплакался навзрыд.
   Она помолчала, глубоко и прерывисто вздохнула и продолжила:
   — Речь шла о маме. Он сказал, что она очень больна и не знает об этом. Он сказал, что ее нельзя волновать, что это ее убьет. Потом он опять опустил голову на руки, застонал и сказал, что он ее убийца. — Опять пауза и прерывистый вздох. — Я не понимала, что он имеет в виду. Неожиданно он заговорил о моем приходе в кабинет в то утро. Он спросил, заметила ли я письмо на столе. Я о нем почти забыла. Он все спрашивал, не читала ли я его и сколько успела прочесть. Я сказала, что видела только одно предложение и имя. Я спросила: «Это имя скаковой лошади?» — Голос Маргарет упал и оборвался.
   Темное и хмурое лицо Чарлза нависло над ней.
   — Что ты увидела?
   Не глядя на него и не отвечая, она отняла руки от лица и протянула их к потухшему камину.
   Чарлз повторил вопрос:
   — Что ты увидела?
   — Я не могу тебе сказать… не должна… я обещала.
   — Какое имя ты увидела?
   — Я не знала, что это имя… я не знала, что это такое…
   — Ты видела имя. Какое?
   — Серая Маска, — прошептала Маргарет.
   Через мгновенье Чарлз сказал:
   — Продолжай.
   — Он ужасно разозлился. Он кричал. Потом рассказал, что когда был мальчишкой, то вступил в тайное общество. Как ты знаешь, он с матерью жил за границей, никогда не ходил ни в школу, ни в колледж. Он сказал, что попал в дурную компанию. — Впервые за время разговора она подняла на Чарлза глаза. — Можешь себе представить, как это случилось… можешь представить, каким Фредди был в детстве.
   Ничего хорошего о Фредди Чарлз не мог сказать и потому промолчал.
   — Он вступил в тайное общество. Он не говорил, чем они занимались. Сказал, что политикой, но все, кто в него вступал, подписывали заявления, в которых признавались в преступлениях, за которые могли угодить в тюрьму, — они давали клятву и расписывались в совершении какого-нибудь преступления. Все было тщательно подготовлено, преступления были такими, какие они могли бы совершить. Это делалось для обеспечения безопасности общества. Фредди сказал, что вступил туда, когда ему было семнадцать лет, — в этом возрасте мальчишки ищут приключений. Так вот, через несколько лет он вышел из общества и забыл о нем. А когда у него появились деньги, его стали преследовать. Он сказал, что любил мою мать и делал всякие глупости, чтобы их успокоить, так что у них появились свежие факты, чтобы его удержать. Глупо, конечно, но я понимаю, что Фредди ничего не мог поделать — он такой, какой есть. После того как он женился на маме, стало еще хуже. Я не знаю, что они заставляли его делать, но ему это было ненавистно, и он боялся. Он сказал, что у него начались кошмарные времена.
   — Почему он тебе это рассказал?
   — Потому что я прочла часть письма. Он сказал, что они об этом узнали.
   — Как они могли узнать?
   Маргарет подняла глаза и тут же опустила. Лицо Чарлза застыло как кремень, черты лица обострились, брови сошлись в одну черную линию.
   — Боюсь, ему пришлось об этом рассказать.
   — Продолжай, — сказал Чарлз деревянным голосом.
   — Он их боялся. Боялся так много лет, что лишился собственной воли. Он сказал, что единственный выход для меня — присоединиться к ним.
   — И ты присоединилась. — Его ровный и вежливый голос задел в душе Маргарет какую-то тайную струну, задел ее гордость. Впервые в ней что-то затеплилось, в глазах мелькнула искра прежнего огня.
   — Я сказала ему то, что сказал бы ты и любой другой. Я сказала, что он должен быть мужчиной и порвать с ними. А он сказал, что это убьет мать. Мы проговорили всю ночь. Он рассказал такое, что невозможно повторить. Они могли отправить его в тюрьму, и он сказал, что они так и сделают, если я откажусь, а это убьет мать. — Маргарет подняла голову. В ее глазах была усталость, опустошенность, но огонек еще горел. — Ее это убило бы, не отрицай, ее бы это убило, — повторила она.
   Чарлз молчал.
   — Под конец я сдалась. Фредди сказал, что это чистая формальность, только чтобы они почувствовали себя в безопасности. У него было готовое заявление, которое я должна была подписать. — На губах ее появилась тень улыбки. — Я подписала, но не давала клятвы. Я сказала Фредди, что это вздор, и пусть их удовлетворит то, что в случае, если я проболтаюсь, они могут меня погубить, и вот им моя подпись. Кажется, я признавалась в краже драгоценностей на танцах. В заявлении упоминались имена моих подруг. Все было продумано: эти вещи действительно пропали, и человеком, их укравшим, вполне могла бы быть я. Испугалась я позже, когда поняла, как хорошо все было продумано. Поняла, каково пришлось Фредди. — Она остановилась. Наступила мертвая тишина. Когда она стала невыносимой, Чарлз сказал все тем же обыденным голосом:
   — Что же ты не продолжаешь?
   Маргарет вздрогнула. Холод и тишина сомкнулись вокруг нее.
   — Больше ничего не было.
   — Думаю, что было.
   — Я все сказала. — В ее голосе слышалась страшная усталость.
   — Ты не сказала, почему разорвала нашу помолвку.
   — Как я могла?..
   — Боюсь, я тебя не понимаю.
   — Как я могла? Я попала в эти ужасные силки. Я не могла дать погибнуть Фредди. Если бы я отказалась присоединиться к ним, это погубило бы нас всех; если бы разразился скандал, если бы Фредди… — я не могла выйти за тебя замуж, как ты не понимаешь?! Не могла втягивать и тебя. Не могла выйти замуж, зная, что все может рухнуть в одночасье. Я искала выход, но выхода не было. — Ее голос дрожал от страсти. — Неужели ты думаешь, что я не воспользовалась бы выходом, если бы он был? Выхода не было! Не было ничего, что могло нас спасти… — На последних словах она запнулась.
   Маргарет опустила голову на руки. Никогда в жизни ей не было так холодно. О, если бы только Чарлз не так сильно ее ненавидел! Ничто не могло ее ранить — все умерло в ней перед лицом его неумолимого отвращения. Она чувствовала, как последние силы уходят из нее, и, хотя все в ней угасло, она заставила себя договорить до конца. О, если бы он хоть немного понял ее и простил! Он ее больше не любит, он любит Маргот Стандинг… Так зачем же продолжать ненавидеть?
   — Спасибо. Получается, что ты пожертвовала собой, мной, всем ради Фредди, который свалял дурака, — холодно констатировал Чарлз.
   Маргарет не отвечала.
   — Должен признаться, я думал, что был выброшен из игры по несколько более романтичной причине, чем Фредди. — Он засмеялся и повторил: — Фредди! Боже мой. Фредди! — Внезапно в его голосе прорвалась неистовая страсть. — Бог мой! Я тебя никогда не прощу! — сказал он и вышел из комнаты и из квартиры.

Глава 31

 
   На следующее утро Чарлз, спокойный и бодрый, позвонил в квартиру Маргарет, которая меньше всего ожидала увидеть его. Он поздоровался без всякого смущения:
   — Доброе утро, Маргарет, я решил перехватить тебя, пока ты не ушла на работу. Думаю, Грета еще не вставала. Можешь сказать ей, чтобы поторопилась и собрала вещи — хотя… у нее ведь ничего нет. Ты не могла бы одолжить ей на день-два то, что ей захочется?
   — Ты ее увозишь?
   В тесном коридорчике было темно. Сюда проникала сырость и холод раннего утра. Он не видел ее лица — она была только черной тенью. Жидкий свет сочился из-за неплотно притворенной двери в гостиную.
   — Да. Я решил дать тебе знать до того, как ты уйдешь.
   — Куда ты ее увозишь?
   — А ты не думаешь, что для нее будет безопаснее, если ты не будешь знать? — Он говорил намеренно жестоко. Ему хотелось ударить ее побольнее, пронзить, разрушить ее гордость.
   Но у Маргарет не осталось гордости — она была разбита, как и ее сердце. Она не ответила, только повернулась и пошла в гостиную.
   Чарлз вошел следом и закрыл дверь.
   — Скажешь, нет никакой опасности в том, что ты будешь знать, где она? — Теперь голос его смягчился.
   Маргарет подняла лицо к нему и к свету.
   Неожиданно для самого себя Чарлз вдруг спросил:
   — Кто вчера толкнул ее? Она сказала, что ее толкнули. И ты это слышала. Я хочу знать, кто ее толкнул.
   По телу Маргарет пробежала легкая дрожь. Как будто ее коснулось нечто ужасное.
   — Кто ее толкнул? — низким, жестким голосом повторил Чарлз.
   Она опять задрожала. В глазах промелькнул ужас.
   — Нет, это не он, Чарлз, нет!
   — О ком ты говоришь?
   — Он стоял с другой стороны от меня, — дрожащим шепотом произнесла Маргарет.
   — Я не имел в виду Фредди. — Чарлз даже засмеялся, произнеся это имя — Фредди!
   — Кого же ты имел в виду? Чарлз, это был несчастный случай. Ты же не думаешь иначе?
   — Это был очень удобный несчастный случай. Хочу тебе кое-что рассказать, хотя ты и сама знаешь. Я уже сказал, что наблюдал сборище вашего общества. Я слышал, как они говорили о Маргот. Серая Маска сказал, что, если определенное свидетельство будет найдено, ее придется убрать. Он сказал, что безопаснее всего дорожный инцидент. Вчера Грета-Маргот за обедом разболтала о том, что свидетельство найдено. И через три часа произошел дорожный инцидент. Он не достиг цели, не знаю почему.
   — Спроси ее.
   — Нет, я спрошу тебя — ты должна была видеть, что произошло.
   — Она поскользнулась.
   — С чего бы это?
   В ее глазах опять вспыхнул ужас.
   — Не знаю… Чарлз, я не знаю!
   — Я знаю. Она поскользнулась, потому что ее толкнули. Я хочу знать, кто ее толкнул.
   Она посмотрела ему в глаза.
   — Ты думаешь, я знаю?
   Чарлз и сам не знал, что он думает. Он как будто видел кошмарный сон, в котором безумный вихрь зла сметал все подряд. Он не был уверен в правильности своих мыслей. Чарлз посмотрел на Маргарет и… проснулся.
   Это было великое облегчение, и он почувствовал, будто его куда-то уносит. Он не знал, изменилось ли у него лицо, но настроение изменилось так, что ему было все равно, куда его несет.
   — Так ты действительно ничего не видела? — Маргарет покачала головой, и он продолжил уже доверительно: — Видишь, что получается: они знали, где она, где ее найти. Вспомни попытку увезти ее вчера вечером. А потом — дорожный инцидент. Понимаешь, что это значит?
   Перемена в Чарлзе была так разительна, что Маргарет потеряла самообладание. Он ждал от нее не ответа — ее прежний Чарлз ждал от нее помощи!
   — Мы должны это остановить. Так не может продолжаться. Ты мне поможешь? Расскажи все, что знаешь.
   — Но я уже рассказала.
   — Ты сказала, что присоединилась к ним. Что было потом? Ты встречалась с этими людьми? Делала что-нибудь? Тебя заставляли что-то делать? — Чарлз засыпал ее вопросами.
   — Я два-три раза ходила на встречи.
   — И что там было?
   — Ничего. В первый раз я только вошла. В комнате было два человека, оба в масках. Мне дали номер — двадцать шесть, и я ушла. Второй раз пошла год спустя. Мне предложили подписать новое заявление. Сначала я отказывалась, но в конце концов подписала.
   — Фредди ходил с тобой?
   — Нет, я ходила одна. В тот последний раз, когда ты меня видел, Фредди заболел. Он сказал, что будет встреча, и дал мне бумаги, которые нужно было передать. Я отдала их Серой Маске и ушла.
   — Он с тобой разговаривал.
   — Он спросил, действительно ли Фредди болен. Он не употреблял имя, только номер.
   — А второй человек за столом? — заинтересованно спросил Чарлз. — Он сидел ко мне спиной, но ты видела лицо?
   — Нет, он был в маске. Я никогда не видела лиц, только маски.
   С досады он стукнул себя кулаком по колену.
   — Ну что ж, я ее забираю. Вчера я постучался к Арчи, и он сказал, что отвезет ее к своей кузине Эрнестине Фостер. Конечно, та не будет знать, кто у нее живет.
   — Пока Грета сама себя не выдаст.
   — Нужно сказать Грете, чтобы не выдавала.
   Маргарет вскинула брови. Чарлз сказал:
   — Я все понимаю, но я ее вразумлю. Она не должна упоминать Эгберта, бедного папу и свою вредоносную школу.
   Грета просунула голову в дверь и издала ликующий вопль: