Страница:
Я шмыгнула носом и сделала пальчиками всем, кто меня ждал. Даже амба радостно потирали ручки.
Капля по капле точится гора,
Минута за минутою, ну вот, и ночь прошла.
Шаг за шагом, в дороге целый день,
Зима на смену лету, и вот ты старый пень!
Голова твоя седа, полным-полно морщин,
Мутные глаза и зуб через один.
Ну как ты прожил жизнь, а ну-ка расскажи,
Людям откровения полезны для души.
Ножка за ножку гуляет старый черт,
Птички чирикают, солнышко печет,
Сядет на пригорке, поглядит вокруг,
А может вдруг случиться, что заедет старый друг:
Седая голова, полным-полно морщин,
Мутные глаза и зуб через один.
Ну как ты прожил жизнь, приятель, расскажи,
И нелюдям посплетничать полезно для души.
Хе-хей!
— Пороть я не дамся, — предупредила я, вцепляясь в перья Индрика.
— Дашься, дашься, — сказал Анчутка.
— Это она еще Вука не видала, — объяснил рогатому Карыч. — Сама бы зад подставила, лишь бы мы его к ней не пускали.
— Что Вук, — подпустила яду Горгония, — вот Гомункул в гости рвется, ручищи — во! Ножищи — во! Подвальный!
Целый месяц после этого события в Школе царило затишье, какое всегда случается после сильной бури, когда людям становится не до склок и всех мучает только одна забота — как собрать уцелевшее. Я шмыгала из комнаты в класс и сразу же обратно в комнату, стараясь никому не попадаться на глаза и никого лишний раз не раздражать. По Школе ползли нервные шепотки. Правды о книге и острове Буяне никто, конечно, не знал, но все в один голос уверяли, что сотворила я нечто ужасное, просто из ряда вон! Настолько жуткое, что боги даже не смогли сразу придумать, как меня казнить, но обязательно сообразят и не сегодня завтра мне не поздоровится.
Все обитатели Школы были так увлечены слежкой за мной, что пропустили превращение Гомункула в добра молодца. А глянуть было на что!
Я собственным глазам не поверила, когда этот верзила возник на пороге нашей комнаты. Пригнулся, проходя в дверь, и все равно задел плечами косяки, сгреб меня в охапку одной рукой, а другой рукой замахнулся, чтобы шмякнуть сверху, постоял задумчиво, а потом разочарованно опустил на пол и вздохнул:
— Не могу маленьких обижать!
— Я же хотела как лучше! Ты же сам говорил: «Ручищи — во! Ножищи — во!»
— Как я жить-то теперь буду, идолица? — Он ударил себя в грудь. — Я ж в подвал не влезаю! У Рогача теперь и ложку серебряную не сопрешь! За версту меня видно. А еда? — Он порылся в карманах и вынул бутыль зеленого стекла, посмотрел ее на свет и осушил одним махом. — Вот! — Крыс осуждающе глянул на меня, утираясь рукавом. — А раньше мне этого на неделю хватало. А про то, как я тут голяком по этажам бегал, после того как с лестницы сверзился, и вспоминать тошно. Хорошо хоть люди добрые одели в обносочки.
«Обносочки» на Гомункуле колом стояли от золотого шитья, и даже на сапогах был рисунок, сделанный золотым витым шнуром. Поняв, что бывший крыс просто-напросто прибедняется, я состроила серьезное лицо:
— Ну извини, не думала, что все так выйдет. Хотя… — Я призадумалась, а потом заулыбалась: — Пойдем к Велию, уж из человека-то крысу он в два счета сделает!
Крыс замахал ручищами, поднимая в нашей комнатенке ветер, и поспешно пригрозил, что если я его превращу обратно в крысу, то он придет ночью и все жилки на пакостных ручках перегрызет, чтобы неповадно было. В общем, Крыс еще долго жаловался на злодейку судьбу, а нам с каждым словом становилась все понятнее причина его страданий, которая на самом деле была удивительно проста — опамятовавшийся алхимикус заставил его работать, что для крысиной натуры Гомункула было просто невыносимо. И теперь он, сбегая из подвала, жаловался ученикам на нелегкую участь. А то сидел на крылечке Школы, благо с каждым днем становилось все теплее, и фантазировал на пару с Зорей, как вернется из Ирия Сивка-Бурка, как сядут они на него да поскачут во чисто поле, как начнут рубить головы злым ворогам и разбойникам, а люди их славить будут за это и кормить задарма.
Феофилакт Транквиллинович слушал эти речи и заранее бледнел, представляя, как один вор, а другой бездельник начинают людям добрые дела делать. А уж когда явившийся наконец в Школу Сивка, услышав такое предложение, сказал, что у него на примете есть даже одно царство, которое нужно срочно от злодеев освободить, загрузил обоих богатырей работой так, что они взвыли и о всякой ерунде думать перестали. Хотя Алия клялась, что пару раз видела, как ночью тайком в парк прокрадывался богатырский конь и из Мирены стали долетать слухи, что пошаливают на тамошних дорогах два брата-великана, придумавших обижать местных разбойников. Да не просто так, а с выдумкой: дождутся, пока разбойники караван ограбят, и тут же за грабеж отомстят. А куда золото девается, неизвестно.
Самое обидное, что лично мне с Сивкой-Буркой общаться запрещали или только в присутствии кого-нибудь из наставников, объясняя это тем, что я на него дурно влияю.
Одно счастье, что теперь не только Древние, но и боги так сильно стали доверять поднявшему суматоху Велию, что впрямую назначили его моим надзирателем. И теперь мы все вечера напролет донимали друг друга разговорами. Он меня пристрастно экзаменовал с учебниками в руках по демонографии, культурологии и обществоведению, а я все больше напирала на велиологию.
— Итак, — морщил лоб, не отрывая взгляда от страниц, Велий, — когда родился Илиодор-царь?
— За тысячу семьсот восемьдесят один год до рождения Велия, — ответила я, посчитав в уме.
— Неуд вам, ученица Верелея. Царь Илиодор родился на три года позже.
— Что?! — подскочила я, едва не опрокидывая подсвечник. — Тебе только двадцать два года?!
— А ты сколько думала? — удивленно уставился на меня маг.
— Я думала, что ты старше.
— Вот спасибо. — Он поклонился мне до земли. — Только старым хрычом меня и не называли!
— Нет, правда? — не унималась я. — Такой весь правильный и рассудительный в двадцать два года?
— У меня была очень суровая жизнь, — скорчил скорбную физиономию Велий. Я зарычала, требуя, чтобы он прекратил придуряться.
— Нет, я всегда думала, что ты старше нас.
— Кого это «нас»? — приподнял черную бровь Велий.
— Ну нас. Алии, Аэрона, Сиятельного…
Велий захохотал так, что чуть не упал со стула.
— Неуд тебе, ученица Верелея, по демонологии неуд, по обществоведению неуд, по работе со школьным социумом и общественно полезному труду тоже неуд! — Он утер выступившие на глаза слезы и поправился: — Нет, по общественно полезному труду это я погорячился, ты ж Гомункулу помогла книжки собрать, не одни же разрушения от тебя.
— А за остальные-то предметы почему неуд?! — возмутилась я.
Велий посмотрел на меня как на ребенка:
— Знаешь, Верелея, я не устаю тебе удивляться. Допустим, учителей ты не слушаешь принципиально, с этим я уже смирился, домашние задания не выполняешь, это тоже можно понять, сам не делал, но ведь ты была в Урлаке, хуже того, ты — «невеста» их лорда!
— И что? — набычилась я. Велий покачал головой, словно сам не верил, что может объяснять невесте вампира такие вещи:
— Ты детей в замке видела? Вообще кого-нибудь младше Аэрона видела?
— Аэрон — единственный сын у родителей. — Тут я вспомнила обстоятельства своей помолвки. — Да мне и некогда было! И невеста я липовая!
— Даже если б ты была настоящая, — отмахнулся Велий, — тебе все равно бы не показали. До совершеннолетия им просто не разрешают покидать детскую половину дома, а совершеннолетие наступает в пятьдесят. Так что нашему другу лорду этим летом пятьдесят четвертый наступает. Хотя полжизни он и провел в полусне.
Я вытаращилась так, словно меня по затылку стукнули колотушкой, пролепетав только:
— Не может быть! Я — то думала, что он молодой кобель, а он старый развратник! — и тут же сообразила, что меня дурят. — Врешь! — закричала я, подпрыгивая со стула. — Аэрон сам мне рассказывал, что в детстве играл с чужими детьми! — и осеклась, вспомнив, что обещала не болтать об этом с посторонними.
— Ага, — прищурился Велий, — а я-то считал, что вампиры это держат в строгой тайне.
— Что держат в строгой тайне? — спросила я, изображая дурочку.
— То, что у Аэрона проблемы, Конклаву магов известно, и вообще, давай закончим об этом, у тебя экзамены на носу. Знаешь, что директор сказал? Велел экзаменаторам рвать тебя как старый лапоть.
— Он и так половину зачетов обещался сам принимать, — пожаловалась я.
— Тем более, — буркнул Велий и, снова вперившись в учебник, забубнил: — Теперь выкладывай мне родословную этого самого Илиодора.
— Погоди, — упорствовала я, — а Сиятельному тогда сколько?
— С Сиятельным вообще трудно, — отмахнулся Велий.
— В каком смысле? — заинтересовалась я.
— Давай про Илиодора! — хлопнул по столу Велий. — Итак, Илиодор — сын…
— А кстати, чей ты сын? — перебила я его. — Я ведь вообще не знаю, какого ты роду-племени.
Велий закатил глаза:
— Верелея, прекрати ты эти глупости.
Но я состроила умильную мордашку, и маг сдался:
— Хорошо. Вопрос за вопрос. Ты отвечаешь мне, я тебе. Итак, Илиодор…
Я вздохнула и выпалила одним духом:
— Илиодор — сын царя Кориона, это по официальной версии, а по неофициальной считался сыном Солнца и возглавлял одно из племен, вторгшихся в Поречье, а именно то, которое, вторгшись в наши пределы, повернуло на юг. Считается основателем Златоградской империи. Хотя, на мой взгляд, и до него там было неплохо. Итак, Велий… — Я вопросительно уставилась на собеседника.
— Вересень, — вздохнул «наставник». — Верелея, ну ничего интересного, в самом деле.
— Уговор, — прорычала я, жалея, что он не согласится дать клятву на архоне, а то ведь и соврать может.
— Ну хорошо, хорошо, — видя мой решительный настрой, сдался маг. — Я уроженец Северска, больше того, из Княжева.
— О! Столичный житель! А родился, случаем, не в кремле великокняжеском?
— В трехстах шагах от Красных ворот, — не моргнув глазом ответил Велий и расхохотался, глядя на мое лицо. — А ты думала, я от нищей жизни квестором заделался?
— Нет, я думала, что ты за папу с мамой всем мстишь, — брякнула я, не подумав, и тут же прикусила язык, увидев, как он погрустнел. — Извини.
— Да ничего страшного. Вересени всегда были квесторами. В Конклаве тоже есть свои направления, так вот мой дядя Лунь Вересень возглавляет орден квесторов Конклава, и мать моя была чаровница, оттого они и оказались в Мирене.
— Так это не Лонгин на них напал, — догадалась я, а Велий тяжело вздохнул:
— Я же тебе говорил, что в нашем ордене смертность очень высокая. — И он, снова потянувшись к книжке, потребовал: — Давай теперь мне всю родословную Илиодоровичей, до сегодняшнего императора.
— Ты чего? — взвизгнула я. — Это же сколько имен! Да я до утра перечислять буду!
— А я не тороплюсь. — Маг делано зевнул, поудобнее располагаясь за столом. — Кстати, генеалогическое древо потомков Всетворца с тебя Феофилакт Транквиллинович будет спрашивать отдельно.
— Всех?! — не поверила я.
— Ага. А то ты постоянно находишь новых родственников, а потом таращишься на них, как на диво заморское. У директора уже спрашивать начали, учит он тебя чему-нибудь или нет? Или вы на пару груши околачиваете.
Я, жалея саму себя, стала перечислять проклятых императоров. Спасла меня от этой пытки возмутившаяся Алия, которая, шваркнув дверью, с порога заявила:
— Вы имеете совесть? Ночь уж на дворе, а это, между прочим, наша комната!
— Да! — пискнула у нее из-за плеча Лейя. — Торчим всеми вечерами в мужском крыле! На нас уже коситься начинают.
— Ясно. — Велий побарабанил по столу пальцами. — У Аэрона припасы закончились.
— Еще бы! — Лаквиллка плюхнулась на свою кровать. — Там два этих проглота так ложками стучат, что аж в ушах звон стоит.
— Кто тут проглоты? — возмутился с порога крыс, проталкивая свое красивое, но уж слишком могучее тело к нам в комнату.
— Мы крупные, нам питаться надо, — поддакнул бочком протискивающийся Зоря.
— О! Двое из ларца одинаковы с лица! — хлопнула себя по ляжкам Алия. — Только ржут и жрут! Чего вам надо?
Гомункул обиделся:
— А я, может, не к тебе зашел, а к Велию с Вереей. Привет, чем занимаемся?
— Ничем! — радостно воскликнула я, сметая со стола учебники.
— Э-э! Это мой! — Велий кинулся за неосторожно сброшенной мной книгой под кровать. — О! А что у вас тут скатерка делает? Хозяйки тоже мне! — Он вылез, отряхивая пыль с себя, книги и скатерти-самобранки. Мы с Алией подавились ответом и потянулись к скатерти. Что-то, наверно, было в наших глазах такое, от чего Велий попятился, кося одним глазом на нас, а другим на скатерть. Мавка позеленела и стала продвигаться к выходу, лепеча:
— Я не виновата, я ее на один раз взяла. Я ее забыла спрятать. В глазах Велия вспыхнул жаркий огонь любопытства, и, прежде чем я успела лечь животом на стол, он швырнул туда нашу скатерть.
— Ух ты! — выдохнул Зоря.
— И вы это скрывали?! — заорал Гомункул. — Друзья впроголодь живут, а они жируют!
— Так. — Велий, хищно улыбаясь, облокотился на стол. — И что у вас еще есть?
— Ничего! Это последнее! — завыли мы с Алией.
— А это откуда? — не унимался маг.
— Повадился к Алии ходить Серый Волк, — заревела мавка от двери.
— Вот только не надо мне этих историй! — прикрикнул на нее маг.
— Ух ты! Скатерть-самобранка! — взвизгнула, появляясь на пороге, овечка. — И мужчины в неурочное время! — Она взгромоздила копыта на стол и, потянув носом, сладко пропела: — И вино в комнате несовершеннолетних.
— Это он! — хором воскликнули мы и показали на Велия.
— А я расследование провожу, — не моргнув глазом, сказал маг. — Вот, обнаружил неучтенный предмет.
— Не надо его учитывать! — закричали мы. — Пусть она останется у нас, и мы все вместе будем ею пользоваться!
— Ты же квестор, тебе она ох как понадобится! — уговаривала я Велия.
— То-то мы в Засеках только с нее и питались! — ехидно ухмыльнулся маг.
— Нет, ну до чего скаредные люди эта нечисть! — подхватил его обвинения крыс, присаживаясь к столу и накидываясь на яства. — Салатик будешь? — обратился он к овечке.
— Мы еще расследование не окончили, — заявила комендантша, но тем не менее ухватила со стола связку бананов. Поняв, что разграбление стола может плавно перейти в изъятие скатерки, я начала канючить:
— Нет, в самом деле, нам ее Серый Волк подарил, хоть у него спросите.
— Что у меня спросить? — донеслось с порога.
— О! — обрадовалась овечка, усиленно работая челюстями. — Налицо нарушение внутреннего распорядка.
Волк, чмокнув зардевшуюся Алию в щечку, улыбнулся всем остальным, а особенно овечке:
— Ты еще поговори мне тут, комок шерсти.
Комендантша фыркнула и оценивающе уставилась на апельсины, после чего перевела взгляд на Зорю и кокетливо похлопала глазками:
— Ну и кто очистит даме фрукты?
Богатырь поспешно кинулся удовлетворять ее прихоть, а стоявший все это время на пороге Аэрон потер руки:
— Я смотрю, у вас как всегда пир горой.
— Заходи, не стесняйся, — радушно пригласил его Гомункул, набираясь мужества перед решительным боем с трехэтажным тортом посреди стола. Судя по суровой складке меж его бровей у торта не было ни единого шанса.
Уроки пришлось отложить, тем более что слух о пире мгновенно разнесся по Школе. И вскоре в нашу комнату набилось столько народу, что я сбежала в комнату «жениха».
На следующий день, когда мы с Велием прогуливались по парку, топча просохшие дорожки, маг спросил:
— Знаешь, о чем я думал всю ночь?
— Даже не рискую предположить! — Я закатила глазки. — А когда предполагаю, вся краснею, вся краснею!
Он улыбнулся, всем своим видом показывая — он ни капельки не верит, что я такая, какую из себя строю, но оценил мои старания.
— Я тщательнейшим образом сопоставлял появление Сивки, Серого Волка, скатерку эту, яблочки молодильные, которые вы директору притащили, с твоей тягой ко всяким экзотическим книгам.
— Ой, какой ты все-таки умный! — восхитилась я — Не по годам.
Он хмыкнул:
— А ты знаешь, что у алхимикуса все-таки был полный реестр хранилища и я в него сегодня утром заглянул.
Я с настороженным интересом вслушивалась, а этот злодей тянул, специально отвернувшись и любуясь просыпающейся природой.
— И что? — не выдержала я.
— Погодка сегодня просто изумительная.
— Ну и сам дурак, — буркнула я и тоже отвернулась.
— А вы воровки, — не остался в долгу Велий.
— Почему это? — вознегодовала я.
— Гомункул рассказал, как вы по второму разу архив крушили. И я даже знаю, где вы книжку прячете.
— Вот гад прожорливый! — выругалась я, а потом уперла руки в боки. — И где же она?
— Вот! — Велий выхватил книгу из-под куртки.
— Грабют! — заорала я, пытаясь допрыгнуть до книжки. — Когда же ты успел ее стащить?
— Да сегодня же утром. — Велий смеялся, а я прыгала вокруг него как собачка. — Сказал Лейе, что у меня запонки в сундук упали.
— Какие запонки?! Ты же их не носишь! — Я затопала ногами. — Ну мавка! Ну дура!
— И что же здесь происходит? — Как черт из табакерки, на тропинку вынырнул Феофилакт Транквиллинович. Маг тут же сделал серьезное лицо и, развернувшись к директору, выглядел так, словно полтора часа читал лекцию и только сейчас на минуточку прервался, потому что в горле запершило.
— Добрый день, — поклонился он, — вот, изучаем полифункциональные заклинания.
Феофилакт Транквиллинович удивленно уставился на книгу, но Велий поспешил его успокоить:
— Это всего лишь наглядное пособие, если мы и сделаем что-нибудь, то не более двух-трех объединенных явлений.
— А не слишком сложно? — забеспокоился директор.
— Очень сложно, — тяжело вздохнул маг. — Возможности ученицы крайне ограниченны, она одно-то упражнение с трудом выполняет, а уж объединить два в одном… — Велий закатил глаза, и сразу стало понятно, что для меня это практически подвиг.
— Не переусердствуйте, — встревожился Феофилакт Транквиллинович. — Может, побольше теории? — Он сурово посмотрел на меня: — Госпожа Верея, вы задерживаете курсовую по Подземному царству.
— Вот только освою два явления одновременно и сразу сдам курсовую, — пробурчала я. — Как раз научусь писать и думать одновременно.
— Не дерзи директору. — Велий, ласково улыбаясь, наступил мне на ногу.
Я ткнула локтем ему в бок, дождалась, пока директор уйдет, и набросилась с кулаками:
— Ах, у меня мозгов не хватает, да? Двоедушник ты, вот кто! Поняв, что мои прыжки его только забавляют, я решила сдать ему зачет по магии прямо сейчас. — Рукава отращиваем до земли — раз, на спине их сращиваем — два, зашиваем капюшон — три!
— Верелея! Это не полифункциональное заклинание, а последовательное применение простых! — забился в коконе маг.
— Какая разница?! — Я подхватила выпавшую книгу и со всех ног побежала к Школе, потом вспомнила, что сейчас догоню директора, и заметалась по парку, слыша позади гневный рык Велия. Тем и развлеклись.
А стоило закончиться урокам, как все пошло по новой.
— Итак, расскажи мне основные мотивы мифов. Начиная с антропогонического.
Я страдальчески закатывала глаза.
— Пустите меня! — ломилась в двери мавка. — Ночь на дворе!
— А че у вас так скучно? — тянул, зыркая по углам, Гомункул.
— Нарушаем, — беззастенчиво садилась за стол овечка, готовясь вкушать яства.
— Давайте хоть сегодня без этого обойдемся! — возмущался Велий. — Человеку готовиться надо!
— А человека никто не держит! — посылал нас набравшийся у Гомункула наглости Зоря.
— Давай не будем сегодня про анропогани… в общем, про погань эту, — скулила я, шлепая по коридору. — У меня уже голова гудит.
— А что ты предлагаешь?
— Ну расскажи что-нибудь из жизни, порадуй девушку историями.
— Ладно, одну историю за один ответ.
У меня даже на скулеж сил не осталось, поэтому, толкнув дверь в Аэронову комнату, я плюхнулась на кровать и приветственно махнула рукой вампиру.
— Привет, «женишок», можно я у тебя на правах «невесты» помру?
— Я знал, что дружба с магами до добра не доводит, — встал на мою защиту Аэрон. — Велий, хватит измываться над ученицей. Хотя… — Он задумался, сощурив свои зеленые глаза, — с другой стороны, если она умрет от непосильного труда, то мне не нужно будет позориться и расторгать помолвку. Глядишь, еще год свободы ввиду траура обеспечен.
— Предатель, все вы, мужики, такие!
— Вот и развивай эту тему. Все мужики такие, потому что… — поощрительно улыбнулся Велий.
— Потому что произошли от жаб и змиев! — закончила я, утыкаясь носом в подушку. Приятели переглянулись, и в Аэроне все-таки заговорила совесть:
— А что, нормальный миф.
Велий не стал спорить:
— Ладно, с происхождением человека ты справишься. Теперь давай пример архетипов.
— Э-э, погоди, — сразу ожила Я, — сейчас твоя очередь историю рассказывать.
Но в дверь ворвалась радостная Лейя:
— Верея, а мы сейчас по книжке ковер-самолет вызывать будем!
Я подскочила, а Велий засмеялся:
— Ничего у вас не получится.
Я фыркнула — надо же, какая самоуверенность! — и, ухватив мавку за руку, сказала:
— А ну пойдем, разберемся.
И мы решительно пошагали обратно в нашу комнату. Там вся компания вразнобой зачитывала текст вызова ковра.
— Лейя, — я повернулась к мавке, — это что за хор убогих? Кто здесь гармонические чары изучает? Синхронно же нужно произносить! Ну-ка, дай сюда. — Я забрала книгу у Алии. — Надо всем вместе и дружно.
Велий усмехался, при валившись к косяку, но стоило за окном появиться цветному, трепещущему на ветру полотнищу, как улыбка сползла с его лица. Он распахнул окно и недоверчиво пощупал ворсистый ковер.
— Этого не может быть. Это же книга для детей богов, — бормотал он растерянно, а мы снисходительно улыбались.
Мавка нетерпеливо рвалась вперед:
— Поехали же кататься!
Сиятельный аккуратно придерживал ее за талию, всем видом показывая, что он не рвется рухнуть вместе с подозрительной тряпкой с третьего этажа, но если девушке так уж приспичило, то он, как благородный рыцарь, конечно, не откажет, хоть и надеется, что найдется друг, который юркнет мимо них первым. Велий, наконец справившийся с потрясением, решительно повернулся к нам, и все отшатнулись от окошка.
— Так, а теперь быстро признаемся, кто вызывал Сивку-Бурку и Серого Волка! — рявкнул он так решительно, что мы тут же и признались:
— Мы все втроем.
— Точно втроем? — не унимался он, почему-то глядя на меня.
— Да что я вам, самая крайняя, что ли? — заголосила я, а волк, который точно знал, КТО его вызвал, молча играл бровками, не отрывая взгляда от все более розовеющей Алии. Может быть, Велий и дожал бы нас, но на этаж ворвался Рогач и с ходу завел:
— Будет в этой Школе порядок когда-нибудь или нет, а? Что за неучтенка за окном, а? Это чья тряпка, а? Где комендант, а?
— Окна моем, а! — проблеяла овечка, топоча копытцами по ковру.
— Будет в этой Школе когда-нибудь порядок?! — заорали одновременно химеры и летавицы.
— А? — подскочил Рогач.
На следующий день занятия с Велием были после обеда. Я молча блаженствовала, растекшись по парковой скамейке:
— Если б ты знал, как меня Кощеиха достала, — делилась я переживаниями. — Она меня как тряпку выжала, досуха. И в демонологию залезла зачем-то, и в демонографию.
— Я ж предупреждал, — со вздохом сказал Велий.
— А ты чего такой хмурый?
— Что за вопрос? Я за тебя переживаю. — Он подсел ко мне и приобнял за плечи.
— Ай, господин учитель, чего это мы делаем с ученицей? — живо заинтересовалась я.
— А что мы делаем? Сейчас обнимаем, потом целовать начнем, — нисколько не смущаясь, пообещал Велий.
Вообще-то скамейка была именно поцелуйная, к ней вела единственная дорожка, заканчивавшаяся тупиком у глухой стены, и все нежелательные гости были видны издалека. В другом конце парка имелась еще одна поцелуйная беседка, а в летнее время еще и несколько укромных зеленых ниш, надежно скрывавших влюбленных от любопытных глаз, но все их использовали по назначению обычно в ночное время, а чтоб вот так нахально и дерзко днем, это случалось только в разгар весны, вот как сейчас.
— Ишь, как вас распирает, господин наставник! — Я уперлась в грудь Велия руками. — А я, между прочим, чужая невеста.
— Хватит придуряться, — сказал Велий и сильней притянул к себе,
Я было обмякла от его поцелуя, но тут заметила, что он уже и голову потерял, потянула его на себя, а потом коварно вильнула бедрами, сбросив мага со скамейки. Велий плюхнулся на землю и попытался, не вставая, ухватить меня за сапог, но я проворно поджала ноги и взвизгнула:
— Сюда идут.
— Кто? Где? — Велий вскочил и стал оглядываться вокруг с таким видом, словно ему помешали прочесть самую главную лекцию в его жизни.
— Какой ты двуличный все-таки! Только что глазищами так и сверкал.
Маг понял, что его провели, и успокоился.
— Между прочим, это тупик, — заметил он, — так что никуда ты от меня не денешься до конца урока. — И пошел на меня, растопырив руки. Я забегала вокруг скамейки. Да, занятия по магии гораздо увлекательней и интересней уроков Офелии Марковны.