Вересов Дмитрий. Черный ворон (Черный ворон - 1)

   Таня прикрыла стакан рукой. Никита пожал плечами и налил себе.
   - Ты лучше расскажи, где ты такое сокровище откопал.
   - Где-где! В стольном граде, где ж еще. В самом что ни на есть бомонде, в "хуй сосаети", извините за английский.
   Таня фыркнула.
   - Мерси, сосайте сами, вам не привыкать... Мне-то можешь про бомонд не заливать. Девочки там упакованные, как принцессы. Особенно те, на которых природа отдохнула. - Она еще раз посмотрела на фотопортрет Никитиной невесты. А тут "человек работы Москвошвея". И микроскопа не надо.
   - В министерских кругах принято считать, что - скромность полезна для здоровья.
   - Хочешь сказать, что вот это - из мидовских кругов? Не поверю.
   - Количество министерств в нашем государстве рабочих и крестьян прямо пропорционально росту благосостояния народа.
   - Эк залудил, политинформатор хренов! Ну, и в каком же ведомстве такие пловцы произрастают?
   - Папочка наш, Пловец Владимир Ильич, имеет четверть века беспорочной службы в Минтопэнерго.
   - В Мин кого?
   - В Минтопэнерго, Министерстве топлива и энергетики СССР.
   - Министром?
   - Заместителем начальника канцелярии третьего отдела одиннадцатого управления третьего Главка.
   - Погоди, что-то я не догоняю... Бенефис-то в чем?
   - Элементарно, Ватсон. Все наши внешние ведомства - организации кастовые, закрытые. Человеку со стороны, если он не высокий партийный назначенец, в этой системе координат мало что светит. В лучшем случае выйдешь на пенсию советником посланника. Который всем советует, а его все посылают.
   - А если не со стороны?
   - В смысле?.. А, ты вот о чем... Пробовал, не вышло ничего. Невесты у них считанные, на свой круг запрограммированные... Да и в корень зрить надо, как Козьма Прутков советовал.
   - Поясни.
   - Видишь ли, так уж получилось, что реально все благосостояние обожаемого фатерлянда строится на природных ресурсах, в первую очередь, топливных. Только ими мы торгуем без балды, только они приносят в казну настоящие денежки, которые и дают нам возможность худо-бедно поддерживать штаны и еще прикармливать разных макак, назвавшихся марксистами-ленинцами. Надежней этой кормушки не отыскать, как ни крути... А Владимир свет Ильич винтик в машине вроде бы и маленький, зато на самом нужном месте. Через его канцелярию все проводки по экспортным операциям проходят... В общем, мне уже намекнули, что через годик ждет меня одно весьма хлебное местечко в очень цивильном зарубеже. Оленька как раз Академию народного хозяйства закончит, я на венском островке ООН отстажируюсь... Sounds good, isn't it?
   - Abso-fucking-lutely. Зашибись! Гудее некуда. То-то я смотрю, ты счастлив без меры.
   - Ну, матушка, за все платить приходится.
   - И когда же грядет радостное событие?
   - Послезавтра. Билет у меня на завтрашнюю "Стрелу". Гуманные Пловцы аж на неделю гульнуть отпустили. Но в час "икс" при полном параде явиться на эшафот...
   Никита налил себе еще полстакана, выпил, судорожно заглотил пару крошечных бисквитов. Таня смотрела на него с легкой улыбкой.
   - Ада с дядей Кокой?.. Уже там?
   - Там-там. Контакты наводят со сватьями будущими, к свадьбе готовятся, вопросы всякие утрясают. - Он горько усмехнулся.
   - Выходит, у тебя теперь с ними мир?
   - Полный. Слияние в экстазе. Что было, то было, прошлого не воротишь. Да и не надо... Слушай, ты как хочешь, а я курну.
   - Так и я не против. "Мальборо" будешь?
   - Тут другое требуется... У меня табачок. -"Клан", женатый, между прочим.
   - Кто женатый?
   - Табачок. Я в него черненького немного всыпал. Утоли мои печали...
   Таня недоуменно посмотрела на брата.
   - Ну, под курочка, - пояснил Никита. - Неужели не пробовала ни разу?
   - Да как-то и не тянуло особо.
   - Надо же! А мне говорили, что в избранных кругах питерского студенчества сей пагубный порок в большом почете.
   - Возможно. В этих избранных кругах я не вращаюсь.
   - А зря. Перспективно мыслить надо, дружбу культивировать. Это сегодня они томные оболтусы, а завтра сядут в начальственные кресла...
   - Спасибо, не интересуюсь.
   - Но карьеру без связей не...
   - А кто тебе сказал, что я хочу делать карьеру?
   - Тогда чего же ты хочешь?
   - Не знаю. Жить.
   - Просто жить?
   - Не просто, а на всю катушку. Брать от жизни все, чего пожелаю, и, в отличие от некоторых, не целовать начальство в зад.
   Никита вскинулся.
   - А как?! - закричал он - Обнося богатенькие хатки? Помогая делягам половинить закрома Родины? Этак, знаешь ли, тебя скоренько научат скромности в желаниях.
   - То есть?
   - То есть загремишь так, что никакие дяди Коне отмажут.
   - Что это ты, братец, вдруг так забеспокоился? Боишься, как бы сестра тебе анкетку не попортила? А ты не боись - в мои планы такие варианты не входят. Только вот желательно, чтобы ты свои умозаключения о моей деятельности держал при себе.
   - Не дурак, тебе одной и говорю.
   - А раз не дурак, то и ладно. - Таня плеснула себе и Никите не успевшего потеплеть вермута. - Чтоб все у нас хорошо было... Слушай, у тебя там по случаю моего приезда ничего пожевать не заготовлено?
   Оказалось, что заготовлено. Нашлась и жареная курица в духовке, и грибной салат, и баночка икры - и еще штоф "Фрателли Герчи". Под это-то хозяйство Таня и изложила братцу свое предложение, ради которого собиралась сегодня же специально выехать к нему в Москву. Но вот не понадобилось.
   А предложение это было следствием очередного Таниного экспромта, сыгранного непосредственно в круизе. Еще на паспортном контроле в одесском пассажирском порту Таня заметила одно знакомое лицо. Этот кряжистый чернокудрый мужичок с гордым именем Архимед несколько раз приезжал на ранчо вместе с Шеровым и относился к числу людей, наиболее приближенных к Вадиму Ахметовичу. Своего рода телохранитель, но и не только - Шеров нередко уединялся с ним в кабинете и обсуждал, судя по всему, вопросы довольно важные. Она тогда направилась было к Архимеду через весь зал, но тот как бы между делом отсигналил ей: мы пока незнакомы.
   Не успел скрыться за бортом родной берег, как к Тане начал клеиться довольно странный субъект - круглый, розовый, лысый дядечка лет сорока в темных очках и шикарном белом костюме. Дядечка благоухал коньяком, но кобелировал относительно интеллигентно, и Таня не стала посылать его куда подальше, а от нечего делать приняла его приглашение выпить по коктейлю в баре "Александра Пушкина". За коктейлем они разговорились. Таня узнала, что зовут этого мурзика Максимилианом, что его покойный папа был выдающимся архитектором, лауреатом множества премий, а сам Максимилиан работает в одном серьезном учреждении, из тех, чьи названия не произносят вслух. Последним словам, произнесенным театральным шепотом и с многозначительной оглядкой, Таня позволила себе не поверить - с работниками подобных учреждений она сталкивалась по работе в "Интуристе" и неплохо изучила их повадки. Максимилиан просто набивал себе цену. За вторым коктейлем последовал третий, а потом Максимилиан заказал целую бутылку экспортной водки и шампанского для отказавшейся от водки Тани. Закончились эти посиделки тем, что Максимилиана еще за час до ужина пришлось отволочь в каюту, и в этот вечер он был уже не боец.
   Таня сама не сумела бы сказать, что побудило ее продолжить это малоинтересное знакомство, но когда на второй день зеленый и дрожащий всем телом Максимилиан выполз к обеду и начал бубнить что-то невразумительное насчет морской болезни, она ответила неотразимой улыбкой, предложила ему место за ее столиком и угостила джином с грейпфрутовым соком. К вечеру он опять накачался в лежку. На следующее утро, загорая в шезлонге около бассейна, Таня услышала, как Максимилиан противно канючит выпивку у красавца бармена, коротавшего нерабочие часы под ласковым черноморским солнышком. Бармен лениво и презрительно отбрехивался, а потом пожал загорелыми плечами и Молча нырнул в бассейн. Таня выждала, когда Максимилиан, помаявшись вволю и так и не заметив ее, сокрушенно вздохнул и отправился несолоно хлебавши вниз. Таня, не особо спеша, догнала его, увлекла в свою каюту и налила стаканчик из своих запасов. Благодарность Максимилиана не знала границ, однако вскорости он запросил еще. Таня ласково и твердо отказала, смягчив отказ напоминанием, что бар открывается через каких-то полчаса. По Варне они бродили под руку и заглянули не в один кабачок... Только через неделю Таня поняла, почему ее безошибочная интуиция подвигла ее возжахаться с этим деятелем. После дневной экскурсии по Неаполю их отвезли полюбоваться на шикарное, переливающееся неоном казино, подарили по красивой фишке и провели по игорному залу. Туристы блуждали между столами с изумленно открытыми ртами. Кое-кто набрался смелости и сделал ставку на рулетке. Впрочем, выиграла только одна толстая тетя, ненароком поставившая на "нечет". Максимилиан же замер у стола с "трант-э-карант" и, напряженно шевеля губами, следил за картами, веером вылетающими из ловких рук крупье. Лицо его сказало Тане все, что нужно было знать.
   На теплоходе она не дала Максимилиану наклюкаться в баре, а, прихватив его вместе с бутылкой, отправилась на палубу. В умело направляемой Таней неспешной беседе под звездами он поведал ей о своей роковой страсти, стоившей ему семьи, карьеры (с папиной протекции он начал трудовой путь заместителем директора Дома архитектора, ныне же является многолетним безработным, не попадающим под статью о тунеядстве только благодаря корочкам творческого союза), друзей, здоровья. От богатого наследства осталась только двухэтажная родительская дача в "боярской слободе", что в сорока километрах от Москвы на Можайском направлении - все остальное давно спущено в карты или пропито с горя из-за проигрышей. За карточные долги ушла и шикарная папина квартира на Воробьевых горах, а в круиз Максимилиан отправился на самый остаточек денег, полученных за обмен этой квартиры на блочную одиночку в Кузьминках.
   Этот жалостный рассказ настолько растрогал самого рассказчика, что он закончил его рыданиями на Танином плече. Нашептывая ему что-то ласковое, Таня отвела его в каюту и уложила баиньки, а сама вернулась на палубу, чтобы подумать на свежем воздухе... Около полуночи она постучалась в каюту Архимеда.
   Туристам из СССР повезло: первые капли по-южному основательного летнего дождика застали их уже у трапа теплохода, так что прогулка по Ла-Валетте, главному средиземноморскому оплоту тамплиеров, не омрачилась ничем. Усталые туристы с большим аппетитом пообедали, а потом кто разбрелся по каютам подремать под музыку дождя, кто перешел в салон - почитать, поболтать, покатать шары на бильярде. Максимилиан радостно занялся лечением абстинентного синдрома - утром Таня не позволила ему ни капли. Таня сидела напротив, потягивая через соломинку лимонад. Когда Максимилиан вернулся с четвертой порцией, он увидел в ее руках карты: Таня раскладывала пасьянс. Стакан в его руках задрожал, и он поспешно поставил коктейль на столик.
   - Это у тебя что? - задал он поразительно умный вопрос.
   - Картишки. Пасьянс раскладываю от не фиг делать... На палубу не выйдешь, читать неохота, кино только в шесть... Может, в дурачка перекинемся? Я правда, в дурака не очень люблю.
   - А во что любишь? - сдавленным голосом спросил он.
   - Где хоть немного головой работать надо. Преферанс, на худой конец, кинг. В бридж давно научиться мечтаю. Поучишь?
   - Я... я не играю в бридж.
   - Какой же ты картежник после этого?
   В глазах Максимилиана проступило страдание. "Только бы не расплакался, как вчера", - подумала Таня.
   - Ну... я... у нас больше в азартные играют. Банчок там, храп, три листика, девятка...
   - Это без меня, - сказала Таня и начала складывать карты.
   - Погоди, погоди, в преферанс-то я играю...
   - Что ж, тогда неси бумагу. Ручка у меня есть.
   - Как, "гусарика"? - разочарованно спросил Максимилиан. - Давай пригласим кого-нибудь.
   - Клич, что ли, кликнуть? - с усмешкой спросила Таня. - Начнем вдвоем, а там желающие найдутся... Ну что, "ленинградку"? По сколько? Только я на крутые деньги не играю, но и бесплатно не хочу: оба зарываться будем и игра некрасивая пойдет.
   - По гривенничку за вист? - с надеждой спросил он.
   - По пятачку, но с темными.
   - Сдавай...
   Первым к ним подошел Саша, знакомый стюард.
   - Вообще-то в салоне в азартные игры не полагается, - сказал он, убирая со столика пустые бокалы,
   - Так то азартные, а у нас коммерческая, -сказала Таня, показывая на пульку, нарисованнуюо на листочке. - Тогда уж скорее бильярд надо было убрать. Лучше присаживайся, третьим будешь.
   - Я на работе, - с явным сожалением сказал он. - Но вы играйте, пока моя смена.
   За картами Максимилиан совершенно преобразился - глаза заблестели, движения сделались проворными и точными. Колоду он тасовал и внахлест, и ленточкой, и веером, лишь немного уступая в ловкости крупье из неапольского казино. Таня довольно быстро выпала в минус и внутренне приуныла - катает парнишка умело, как бы ее затея боком не вышла.
   - А, Танечка, Максимилиан, никак пульку пишете?
   Это спросил Архимед, неспешно подошедший к ним с чашкой кофе в руке. С ними он, как и было условлено ночью, "познакомился" во время выхода на мальтийский берег.
   - Продуваюсь в пух, - шутливо посетовала Таня.
   - А что, может, и мне стариной тряхнуть, пока погода нелетная. Приглашаете?
   Максимилиан энергично кивнул, почуяв настоящего партнера. Таня пожала плечами.
   - Ну, если деньги карман жгут. Это настоящий монстр, предупреждаю.
   - Однова живем. - Архимед махнул рукой и сел на свободное место. Максимилиан перевернул листочек и начал чертить пульку на троих. Таня остановила его.
   - Ты посчитай. Раз уж проигралась, надо платить. Я настаиваю.
   Максимилиан послушно посчитал. Танин проигрыш составил пять рублей восемьдесят копеек. Она Достала кошелек, подошла к бару и вернулась с тремя "флипами" - легкими пенными коктейлями.
   - Я правильно распорядилась проигрышем? - обратилась она к Максимилиану.
   - А? Да-да, идеально...- рассеянно произнес он, тасуя карты, и обратился к Архимеду: - Мы до вас по пятачку играли. Вы как?
   - Однако! - Архимед почесал в затылке. - Ну ладно, сдавайте.
   К ужину они с Архимедом проиграли на пару тридцать три рубля. По ходу игры они сидели и в большем минусе, порядка полусотни, но Максимилиан постепенно ослабил внимание, сделался благодушным и рассеянным и все чаще отлучался к стойке за очередной порцией допинга. После ужина Таня решительно заявила Максимилиану:
   - Баста! С тобой играть - без штанов останешься...
   - Что было бы весьма увлекательно, - игриво вставил Максимилиан, после выигрыша пребывавший в мажорном настроении. - А может быть, все-таки как-нибудь, а? Ну, пожалуйста, уж больно поиграть хочется.
   - "Гусарика" с Архимедом распиши. Он вроде не против.
   - Не против, - подтвердил Архимед. - Не люблю проигрывать. Жажду реванша.
   - Скучно вдвоем-то, - заметил Максимилиан. - Надо третьего искать... О, вон как раз тот парень идет, который больше других возле нашего стола отирался... Молодой человек, можно вас?
   Тщедушный круглолицый паренек в джинсовом костюме "Ли" обернул на него лицо былинного пастушка, озадаченно моргнул и подошел к их столику.
   - Вы мне?
   - Да, вам. Я заметил давеча, что вы преферансом интересуетесь, начальственно рокотнул Максимилиан.
   Паренек моргнул еще раз, покраснел и с трудом выговорил:
   - Ага...
   - Не откажетесь ли быть третьим? А то наша дама что-то притомилась.
   - Ну, можно вообще-то...
   - Только предупреждаю, господа картежники, что в салоне через десять минут начнется "Блеф" с Челентано, - вмешалась Таня. - Так что ищите себе другое пристанище, а я пошла место занимать.
   - Может, и правда лучше кино посмотрим? - обратился к Максимилиану Архимед.
   - Ну, Архимед, вы же обещали. Только мы с молодым человеком... Кстати, как вас?
   - Гоша.
   - Максимилиан Аркадьевич... Только мы с Гошей поиграть настроились...
   - Ладно, - вздохнул Архимед. - У меня каюта одноместная. Там удобно будет.
   Мужчины отправились на картеж, а Таня, с удовольствием посмотрев замечательную итальянскую комедию, сходила на танцы, прогулялась по палубе, прошлась пару раз по коридору мимо каюты Архимеда. За дверью было тихо.
   К завтраку не вышли ни Максимилиан, ни Архимед, ни Гоша.
   В двенадцатом часу Архимед показался на верхней палубе, где Таня принимала солнечные ванны, и устало плюхнулся в соседний шезлонг. Его смуглое лицо было пергаментно желтым, под глазами чернели круги.
   - Как оно? - осведомилась Таня.
   - На полторы сотни опустил меня, сучара. А Гошу на все три.
   - Это ж надо умудриться столько в преф сдуть. Вы что, по рублю за вист играли?
   - Под утро на "очко" перешли. Везунчик он, твой Максимилиан.
   - Кому везет в карты... - Не договорив, Таня наклонила голову и поцеловала Архимеда в висок.
   - Ох, стиляга-динамистка... - Архимед вздохнул. - Пошли, что ли, по "хайнекену" вмажем с горя. Я угощаю.
   Последние десять дней круиза азартная троица резалась в карты едва ли не каждую ночь. Архимед с Гошей рвались отыграться, но все больше проигрывали, хотя и не так крупно, как в первый раз. Максимилиан ходил бледный, но весьма довольный собой и почти трезвый.
   - Ну вот, - похвастался он Тане уже после Стокгольма. - Круиз, считай, уже окупил. То ли еще будет, ой-ей-ей! - Он понизил голос. - В Хельсинки я устрою им тихую Варфоломеев-скую ночь, а дома мы с тобой гульнем от души, эх, и гульнем же!
   - Ты, Максимилиан, особенно-то не зарывайся.
   Он махнул рукой и самодовольно хохотнул.
   - Да ну, чего там. Это ж лохи, караси, кость совсем не рюхают. Тыщи на три обую, чует мое сердце.
   В Хельсинки, где "Пушкин" стоял последнюю ночь круиза, чтобы утром взять курс на Ленинград, Гоша с Архимедом "обули" Максимилиана на двадцать шесть тысяч. Момент был загодя выбран Таней: она посчитала, что раньше этого делать не стоит - слабак Максимилиан мог в расстроенных чувствах сигануть за борт или рвануть на берегу в ближайший участок и попросить политического убежища. А так он до самого Ленинграда находился под неусыпным контролем Архимеда, который поддерживал его смертельно раненную душу в нужном тонусе, перемежая водочку с убедительными рассказами о том, что такое "счетчик" и как среди солидных людей принято поступать со злостными должниками. В последний час дошедший до полной кондиции Максимилиан был передан под опеку Тани, которая всячески утешала его и дала слово, что поможет ему расплатиться с долгом в течение тех четырех дней, которые дали Максимилиану победители.
   - Дай Бог, если сумею тысяч двадцать пять набрать. Это же такие сумасшедшие деньги. Ума не приложу, как отдавать буду... У меня на книжке всего три четыреста, остальное придется в темпе одалживать у друзей, родственников. Под покупку дачи.
   - Какой дачи?
   - Твоей, разумеется.
   - Но... но она стоит сорок тысяч как минимум...
   Таня печально улыбнулась.
   - Максик, милый, ну хоть режь, больше не наберу так быстро. Есть у меня, правда, один очень состоятельный знакомый, но он в отъезде, увижусь я с ним через месяц самое раннее.
   Максимилиан обхватил голову руками и застонал.
   - Через месяц уже пятьдесят набежит! Эти гниды мне счетчик включили - по куску в день! Таня вздохнула.
   - Ох, Максик, предупреждала я тебя - не послушался... Эй, а может кто из твоих подороже купит?
   - Какое там? У кого такие бабки есть, так те сейчас на курортах пузо греют! Мертвый сезон.
   "Так я тебе и позволила по друзьям твоим бегать! Посидишь пока на дачке, Гоша за коньячком тебе бегать будет, а Арик пылинки сдувать. Хотел гульнуть вот и гульнешь напоследок", - подумала Таня, а вслух сказала:
   - Вот видишь. Соглашайся на мой вариант. Лучше не найдешь.
   На самом-то деле ей нужно было не двадцать пять тысяч, а двенадцать - по шесть на брата. Во столько оценили свои услуги Архимед и Гоша, потомственный московский катала, пока малоизвестный в Троцком кругу, ибо еще только начал набирать стартовый капитал - вещь архиважную для всякого солидного игрока. Одних шеровских "отпускных" на это хватало с избытком.
   От лишних подробностей этой истории она Никиту избавила, рассказав только, что познакомилась в круизе с одним богатым наследничком-пропойцей, который по дружбе предлагает выгодно купить дачу в престижном подмосковном поселке. Брат слушал ее, не перебивая, склонив набок голову и попыхивая трубочкой, а когда она замолчала, спросил:
   - При чем же здесь я?
   - Официально оформить покупку на себя может только москвич. У тебя же прописка есть?
   - Есть. Тестюшка будущий заблаговременно подсуетился, чтобы мне, значит, без затруднений на дунайский островок отбыть. После свадьбы будет у нас с Пловцом собственная малогабаритка в Бибирево.
   - А не мелко ли плаваете?
   - Чем богаты... И то спасибо, что двухкомнатная - на каждого по индивидуальной камере, хоть глаза друг другу мозолить не будем.
   - Совет да любовь! - Таня усмехнулась.
   - Ладно, хорош дыбиться. Ты лучше скажи, сестрица разлюбезная, я-то что с твоей покупки буду иметь?
   - Мое доброе расположение. Мало?
   - Маловато будет. Еще?
   - А еще прощу тебе четыре сотни, что Ваньке на кольца зимой занимал.
   - И только-то? Да что для такой лихой герлы-урлы четыре сотни?! Мелочевка. Подмосковная-то чай подороже станет. Бывал я в тех палестинах, каждый домик там тянет не меньше полста тысяч.
   - Сколько тянет - не твоего ума дело. Говори, что тебе надобно? Деньжат подкинуть, что ли?
   - Да будет тебе. Советские дипломаты не продаются. Американку дашь?
   - Какую еще американку?
   - Три желания. Исполнишь?
   - Смотря какие желания...
   - Нет уж, без условий. Любые. Не бойся, ничего особенно лютого не выдумаю, родную сестренку не обижу.
   - Как бы я сама тебя не обидела ненароком... Ладно, я согласная. Только мотри, Микита, Бог он таё...
   - Это ты чего? - вылупив глаза, спросил он.
   - Так, классику вспомнила. У Толстого так один шибко положительный дед Аким сына своего наставлял, тоже Никиту. Только плохо кончил тот Никита, не послушал мудрого старичка...
   Никита плавно выпустил в потолок колечко сладкого дыма.
   - Ну, не знаю, до сей поры кончал нормально. Народ не жаловался...
   Таня прыснула в кулак, Никита разлил вермут по стаканам...
   За час Таня успела сделать нужные звонки - по своим каналам заказала на завтра авиабилеты до Москвы, связалась с Архимедом. Тот сообщил, что дачка и впрямь очень дельная, порядок в ней наведен образцовый, личные вещи хозяина перевезены в Кузьминки, документы на продажу готовы, продавец не просыхает, приручен полностью и ни на какие фортели явно не способен; сказал, что подошлет Гошу с машиной прямо во Внуково, к самолету. Оставалось собраться, но это быстро. Теперь можно немного дух перевести...
   Она лежала на тахте и лениво потягивала Никитину трубочку. Сам он устроился поперек, положив голову ей на колени, и наигрывал на гитаре что-то лирическое. Таня хихикнула - ее начал разбирать "женатый" братский табачок.
   - Эй, новобрачный, сбацай повеселее. Про аллигатора знаешь? А рядом с ними, ругаясь матом, плывет зеленый...
   - Ой, не в жилу...
   - А что в жилу?
   - Похоронный марш в жилу. Сыграют мне скоро Мендельсона, а выйдет как бы Шопена.
   - Не нуди, братик, никто тебя на аркане не тянул.
   - Ах, что ты понимаешь? Повязать себя на всю жизнь с Пловцом, когда рядом такие красоты...
   Рука его вкрадчиво поползла вверх по гладкой Таниной ноге, забралась под халат...
   - Ты что, дипломат, на головку охромел?
   - Отнюдь. На голову - это возможно. А головка в норме. Хочешь, продемонстрирую?
   - У тебя Пловец есть, ей и демонстрируй. И ручонку свою поганую с моей орхидеи прочь. Не про тебя рощена.
   - Всем, значит, можно, а мне нельзя?
   - Это кому это "всем"? Mind your Russian, козлище. Фильтруй базар.
   - Прости, звездочка моя непорочная... А как насчет без орхидеи? Сулико, суасант-нёф, фелляция, прочие извраты с применением нехитрых подручных средств? А потом по бокальчику яду, как классические декаденты? О, тайну нашей пылкой кровосмесительной страсти мы унесем с собой в могилу...
   Он прильнул губами к Таниной коленке. Она засмеялась и легонько шлепнула его по затылку.
   - Эй, не балуй, а то сейчас некрофилией с тобой займусь!
   - Не займешься. На кого тогда дачку оформишь?.. Кстати, об американке...
   Он принялся оглаживать Таню по интимным местам. Она приподнялась и резким движением отбросила его руку.
   - Ты сначала американку заработай!
   Он отвернулся и пробубнил что-то неразборчивое.
   VII
   И такого пробуждения у нее еще не бывало. Пудовые молоты ударяли в виски, во рту пылала раскаленная Сахара, подпихивая под сомкнутые веки горячий песок. Таня по миллиметру отворила глаза - и поспешно захлопнула: так резануло свирепое солнце. Заставив себя глубоко вдохнуть и прокатив волевую волну по одеревеневшим мышцам, она резко села. И тут же со стоном откинулась на подушку. Во второй раз она поднималась медленнее, аккуратнее, фиксируя каждое новое положение и приноравливаясь, сколько возможно. Вот опустилась нога, больно соприкоснувшись с пушистым ковролином. Вот пальцы сжались на кайме одеяла, по голым нервам послали сигнал плечу, и рука судорожно откинула одеяло. Еще два глубоких вдоха-выдоха - и Таня поднимается, но, не устояв, падает на колени, уткнувшись лбом в кровать. Пальцы бесцельно шарят по простыне. Еще вдох, еще попытка. Таня встает. Орут протестующие мускулы, но она сжимает зубы и делает шаг. Второй. На третьем шагу все тело раздирает внезапная боль, но в то же мгновение сознание словно вышибается в пустоту - и эта боль как бы происходит с кем-то Другим, а в ушах шелестят собственные иронические слова: "Но ведь ты же советский человек!"