Страница:
Оказалось, что частые обходы, различные препятствия, неточность в определении координат удлинили маршрут на одну пятую. И вот путешественники добрались до горы Икиранги уже в совершенном изнеможении.
Чтобы выйти на побережье, нужно было еще два больших дневных перехода. И как раз теперь требовалось удвоить энергию и бдительность, ибо путники снова вступали в обитаемые места. Однако все преодолели свою усталость и на следующий день на рассвете вновь двинулись в путь.
Дорога между двумя горами – Икиранги справа и Харди, высотой в три тысячи семьсот футов, слева – стала очень трудной. На протяжении десяти миль тянулась долина, сплошь заросшая гибкими растениями, метко названными «удушающие лианы». На каждом шагу лианы, как змеи, обвивались вокруг ног, рук и всего тела. Два дня пришлось путешественникам продвигаться вперед с топором в руках и бороться с этой многоголовой гидрой, с этими неотвязными, цепкими растениями, которые Паганель охотно отнес бы к классу зоофитов [121].
В этих равнинах стало невозможно охотиться, и охотники не приносили обычной дичи. Съестные припасы истощались, а пополнить их было нечем. Иссякла вода, и путники уже не могли утолить жажду, которая еще усугублялась усталостью.
Гленарван и его спутники испытывали страшные муки, и впервые их чуть не оставила сила воли. Наконец, уже не шагая, а еле волоча ноги, измученные путники, руководимые одним лишь инстинктом самосохранения, добрались до мыса Лоттин на побережье Тихого океана.
Здесь виднелось несколько пустых хижин, остатки опустошенного войной селения, брошенные поля. Везде следы грабежа и пожара. И тут судьба обрекла несчастных путников на новое ужасное испытание.
Обессиленные, они брели по берегу, как вдруг в миле от них показался отряд туземцев. Дикари устремились на них, размахивая оружием. Бежать было некуда, позади только море, и Гленарван, собрав последние силы, хотел было отдать приказ защищаться, как вдруг Джон Манглс закричал:
– Пирога! Пирога!
В самом деле, на плоском песчаном берегу в двадцати шагах от беглецов стояла вытащенная на берег пирога с шестью веслами. Столкнуть лодку в воду, прыгнуть в нее и отплыть прочь от опасного берега было делом одной минуты. Джон Манглс, Мак-Наббс, Вильсон и Мюльреди сели на весла, Гленарван взялся за руль, обе женщины, Олбинет, Паганель и Роберт разместились на корме.
Через десять минут пирога была уже в четверти мили от берега. Море было спокойно. Беглецы молчали.
Джон, не желая все-таки заплывать слишком далеко, хотел уже приказать плыть вдоль берега, как вдруг весло замерло в его руках. Из-за мыса Лоттин показались три пироги – это была погоня.
– В море! В море! – крикнул молодой капитан. – Уж лучше погибнуть в волнах!
Четыре гребца налегли на весла, и пирога снова понеслась в открытое море. Полчаса расстояние между ними и преследователями не сокращалось, но несчастные, измученные люди вскоре ослабели, и вражеские пироги стали приближаться. Вот между ними уже меньше двух миль. Итак, нападение туземцев неизбежно, их длинные ружья уже нацелены!
А что же Гленарван? Стоя на корме пироги, он вглядывался в горизонт в безумной надежде на помощь. Чего он ждал? Чего хотел? Или в нем пробудилось какое-то предчувствие?
Вдруг глаза его вспыхнули, рука протянулась, указывая на что-то вдали.
– Корабль! – крикнул он. – Корабль, друзья мои! Гребите! Гребите сильнее!
Ни один из четырех гребцов даже не повернулся, чтобы взглянуть на это неожиданно появившееся судно: нельзя было упустить ни одного взмаха весла. Только Паганель встал и направил свою подзорную трубу туда, куда указывал Гленарван.
– Да, – сказал географ, – там судно. Паровое судно! Идет на всех парах! Сюда, к нам! Ну, еще немного, друзья мои!
Беглецы с новой энергией налегли на весла и еще полчаса не давали преследователям приблизиться, гребя из последних сил. Корабль вырисовывался все яснее и яснее. Вот уже видны две его мачты со спущенными парусами и густые клубы черного дыма.
Гленарван, передав руль Роберту, схватил подзорную трубу Паганеля и внимательно следил за каждым движением судна.
Но как были изумлены Джон Манглс и все остальные, когда увидели, что черты Гленарвана исказились, лицо его побледнело и подзорная труба выпала из рук. Одного слова хватило, чтобы объяснить эту внезапную перемену.
– «Дункан»! – крикнул Гленарван. – «Дункан» и каторжники!
– «Дункан»! – воскликнул Джон Манглс, выпуская весло и поднимаясь.
– Да, смерть!.. Смерть и там и здесь… – прошептал Гленарван, сломленный отчаянием.
Это и правда была их яхта, сомневаться не приходилось, – их яхта и команда бандитов! У майора вырвалось проклятие. Судьба жестоко пошутила!
Между тем пирога была предоставлена самой себе. Куда править? Куда бежать? Что лучше: угодить к дикарям или к каторжникам? С ближайшей пироги туземцев раздался выстрел, пуля попала в весло Вильсона. Несколько взмахов весел снова толкнули пирогу по направлению к «Дункану». Яхта шла полным ходом, до нее оставалось всего полмили.
Все пути отрезаны, и Джон Манглс уже не знал, куда и направить пирогу. Женщины, еле живые от ужаса, бросились на колени и стали молиться. Дикари открыли беглый огонь, пули градом сыпались вокруг пироги. Вдруг на яхте прогремел залп, и над головами беглецов пролетело пушечное ядро. Очутившись между двух огней, они замерли на месте между «Дунканом» и пирогами туземцев. Джон Манглс, обезумев от отчаяния, схватил топор. Он хотел прорубить дно пироги и потопить ее вместе со всеми своими спутниками, но его остановил голос Роберта.
– Том Остин! Том Остин! – кричал мальчуган. – Он на борту! Я вижу его! Он узнал нас, он машет шапкой!
Топор Джона замер в воздухе. Второе ядро со свистом пронеслось над головой беглецов. Оно надвое разбило ближайшую из трех пирог. На «Дункане» грянуло громкое «ура». Дикари в страхе повернули пироги и стремительно поплыли обратно к берегу.
– К нам! К нам, Том! – громовым голосом крикнул Джон Манглс.
Через несколько минут беглецы, все еще плохо понимая, как это случилось, были уже в безопасности на «Дункане».
Чтобы выйти на побережье, нужно было еще два больших дневных перехода. И как раз теперь требовалось удвоить энергию и бдительность, ибо путники снова вступали в обитаемые места. Однако все преодолели свою усталость и на следующий день на рассвете вновь двинулись в путь.
Дорога между двумя горами – Икиранги справа и Харди, высотой в три тысячи семьсот футов, слева – стала очень трудной. На протяжении десяти миль тянулась долина, сплошь заросшая гибкими растениями, метко названными «удушающие лианы». На каждом шагу лианы, как змеи, обвивались вокруг ног, рук и всего тела. Два дня пришлось путешественникам продвигаться вперед с топором в руках и бороться с этой многоголовой гидрой, с этими неотвязными, цепкими растениями, которые Паганель охотно отнес бы к классу зоофитов [121].
В этих равнинах стало невозможно охотиться, и охотники не приносили обычной дичи. Съестные припасы истощались, а пополнить их было нечем. Иссякла вода, и путники уже не могли утолить жажду, которая еще усугублялась усталостью.
Гленарван и его спутники испытывали страшные муки, и впервые их чуть не оставила сила воли. Наконец, уже не шагая, а еле волоча ноги, измученные путники, руководимые одним лишь инстинктом самосохранения, добрались до мыса Лоттин на побережье Тихого океана.
Здесь виднелось несколько пустых хижин, остатки опустошенного войной селения, брошенные поля. Везде следы грабежа и пожара. И тут судьба обрекла несчастных путников на новое ужасное испытание.
Обессиленные, они брели по берегу, как вдруг в миле от них показался отряд туземцев. Дикари устремились на них, размахивая оружием. Бежать было некуда, позади только море, и Гленарван, собрав последние силы, хотел было отдать приказ защищаться, как вдруг Джон Манглс закричал:
– Пирога! Пирога!
В самом деле, на плоском песчаном берегу в двадцати шагах от беглецов стояла вытащенная на берег пирога с шестью веслами. Столкнуть лодку в воду, прыгнуть в нее и отплыть прочь от опасного берега было делом одной минуты. Джон Манглс, Мак-Наббс, Вильсон и Мюльреди сели на весла, Гленарван взялся за руль, обе женщины, Олбинет, Паганель и Роберт разместились на корме.
Через десять минут пирога была уже в четверти мили от берега. Море было спокойно. Беглецы молчали.
Джон, не желая все-таки заплывать слишком далеко, хотел уже приказать плыть вдоль берега, как вдруг весло замерло в его руках. Из-за мыса Лоттин показались три пироги – это была погоня.
– В море! В море! – крикнул молодой капитан. – Уж лучше погибнуть в волнах!
Четыре гребца налегли на весла, и пирога снова понеслась в открытое море. Полчаса расстояние между ними и преследователями не сокращалось, но несчастные, измученные люди вскоре ослабели, и вражеские пироги стали приближаться. Вот между ними уже меньше двух миль. Итак, нападение туземцев неизбежно, их длинные ружья уже нацелены!
А что же Гленарван? Стоя на корме пироги, он вглядывался в горизонт в безумной надежде на помощь. Чего он ждал? Чего хотел? Или в нем пробудилось какое-то предчувствие?
Вдруг глаза его вспыхнули, рука протянулась, указывая на что-то вдали.
– Корабль! – крикнул он. – Корабль, друзья мои! Гребите! Гребите сильнее!
Ни один из четырех гребцов даже не повернулся, чтобы взглянуть на это неожиданно появившееся судно: нельзя было упустить ни одного взмаха весла. Только Паганель встал и направил свою подзорную трубу туда, куда указывал Гленарван.
– Да, – сказал географ, – там судно. Паровое судно! Идет на всех парах! Сюда, к нам! Ну, еще немного, друзья мои!
Беглецы с новой энергией налегли на весла и еще полчаса не давали преследователям приблизиться, гребя из последних сил. Корабль вырисовывался все яснее и яснее. Вот уже видны две его мачты со спущенными парусами и густые клубы черного дыма.
Гленарван, передав руль Роберту, схватил подзорную трубу Паганеля и внимательно следил за каждым движением судна.
Но как были изумлены Джон Манглс и все остальные, когда увидели, что черты Гленарвана исказились, лицо его побледнело и подзорная труба выпала из рук. Одного слова хватило, чтобы объяснить эту внезапную перемену.
– «Дункан»! – крикнул Гленарван. – «Дункан» и каторжники!
– «Дункан»! – воскликнул Джон Манглс, выпуская весло и поднимаясь.
– Да, смерть!.. Смерть и там и здесь… – прошептал Гленарван, сломленный отчаянием.
Это и правда была их яхта, сомневаться не приходилось, – их яхта и команда бандитов! У майора вырвалось проклятие. Судьба жестоко пошутила!
Между тем пирога была предоставлена самой себе. Куда править? Куда бежать? Что лучше: угодить к дикарям или к каторжникам? С ближайшей пироги туземцев раздался выстрел, пуля попала в весло Вильсона. Несколько взмахов весел снова толкнули пирогу по направлению к «Дункану». Яхта шла полным ходом, до нее оставалось всего полмили.
Все пути отрезаны, и Джон Манглс уже не знал, куда и направить пирогу. Женщины, еле живые от ужаса, бросились на колени и стали молиться. Дикари открыли беглый огонь, пули градом сыпались вокруг пироги. Вдруг на яхте прогремел залп, и над головами беглецов пролетело пушечное ядро. Очутившись между двух огней, они замерли на месте между «Дунканом» и пирогами туземцев. Джон Манглс, обезумев от отчаяния, схватил топор. Он хотел прорубить дно пироги и потопить ее вместе со всеми своими спутниками, но его остановил голос Роберта.
– Том Остин! Том Остин! – кричал мальчуган. – Он на борту! Я вижу его! Он узнал нас, он машет шапкой!
Топор Джона замер в воздухе. Второе ядро со свистом пронеслось над головой беглецов. Оно надвое разбило ближайшую из трех пирог. На «Дункане» грянуло громкое «ура». Дикари в страхе повернули пироги и стремительно поплыли обратно к берегу.
– К нам! К нам, Том! – громовым голосом крикнул Джон Манглс.
Через несколько минут беглецы, все еще плохо понимая, как это случилось, были уже в безопасности на «Дункане».
Глава XVII
ПОЧЕМУ «ДУНКАН» КРЕЙСИРОВАЛ У ВОСТОЧНОГО БЕРЕГА НОВОЙ ЗЕЛАНДИИ
Невозможно описать чувства Гленарвана и его друзей, когда их слуха коснулись напевы старой Шотландии. Когда они ступили на палубу «Дункана», волынщик заиграл гимн древнего клана Малькольм и дружные крики «ура» встретили лорда, вернувшегося на борт своего судна.
Гленарван, Джон Манглс, Паганель, Роберт и даже майор – все со слезами обнимали и целовали друг друга. Это был порыв безумной радости. Географ совсем потерял голову: он приплясывал как сумасшедший и все прицеливался своей неразлучной подзорной трубой в подходившие к берегу уцелевшие пироги.
Но, видя, в какие лохмотья превратилась одежда Гленарвана и его спутников, как бледны их лица, отражающие все пережитые ими страшные муки, команда яхты прервала свои бурные изъявления радости. На борт «Дункана» вернулись лишь тени тех отважных, блестящих путешественников, которые три месяца назад, полные надежд, устремились на поиски капитана Гранта. Случай, и только случай, привел их на судно, которое они уже не ожидали никогда увидеть. Как они исхудали, как ослабли!
Все же, прежде чем подумать об отдыхе, пище и питье, Гленарван стал расспрашивать Тома Остина. Почему «Дункан» находился у восточного берега Новой Зеландии? Каким образом не попал в руки Бена Джойса? Какой сказочно счастливый случай привел яхту навстречу беглецам?
«Почему? Как? Зачем?» – посыпались со всех сторон вопросы на Тома Остина.
Старый моряк не знал, кого и слушать. Наконец он решил слушать одного Гленарвана и отвечать только ему.
– А где же каторжники? – спросил Гленарван. – Что вы сделали с каторжниками?
– С каторжниками? – переспросил с недоумением Том Остин.
– Да! С теми негодяями, которые напали на яхту.
– На какую яхту? – спросил Том Остин. – На вашу яхту, милорд?
– Ну да, Том, на «Дункан». Ведь явился же к вам Бен Джойс?
– Никакого Бена Джойса я не знаю. Никогда его не видывал, – ответил Остин.
– Как – никогда?.. – воскликнул Гленарван, пораженный ответом старого моряка. – Тогда скажите мне, Том, почему же «Дункан» крейсирует сейчас вдоль берегов Новой Зеландии?
Если Гленарван, леди Элен, Мери Грант, Паганель, майор, Роберт, Джон Манглс, Олбинет, Мюльреди, Вильсон не понимали, чему удивляется старый моряк, то каково же было их изумление, когда Том спокойно ответил:
– Но он крейсирует здесь по вашему приказанию, милорд.
– По моему приказанию?.. – опешил Гленарван.
– Так точно, милорд, я лишь выполнял предписание, содержавшееся в вашем письме от четырнадцатого января.
– В моем письме? В моем письме? – вскричал Гленарван. Тут все десять путешественников окружили Тома Остина и впились в него глазами: значит, письмо, написанное у Сноу – Ривер, все-таки дошло до него?
– Давайте-ка объяснимся хорошенько, – сказал Гленарван, – а то мне кажется, будто я вижу сон. Вы говорите, Том, что получили письмо?
– Да, милорд.
– В Мельбурне?
– В Мельбурне, как раз в тот момент, когда я закончил ремонт.
– А что это за письмо?
– Оно написано не вами, но подпись ваша, милорд.
– Это верно. И мое письмо вам передал каторжник по имени Бен Джойс?
– Нет, милорд, матрос по имени Айртон, боцман с «Британии».
– Ну да! Айртон и Бен Джойс – это одно и то же лицо! И что же говорилось в письме?
– В нем содержался приказ покинуть Мельбурн и направляться к восточному побережью.
– … Австралии! – крикнул Гленарван с горячностью, смутившей старого моряка.
– Австралии? – с удивлением повторил Том, широко открывая глаза. – Да нет же, Новой Зеландии!
– Австралии, Том, Австралии! – подтвердили в один голос все спутники Гленарвана.
Тут на Остина словно нашло помрачение. Гленарван говорил с такой уверенностью, что старому моряку стало казаться, что он и вправду ошибся, читая письмо. Неужели он, преданный и пунктуальный моряк, мог сделать подобную ошибку? Он смутился и покраснел.
– Успокойтесь, Том, – ласково сказала леди Элен, – такова была воля провидения.
– Да нет же, сударыня, простите, – пробормотал старый моряк. – Это невозможно, я не ошибся! Айртон прочел это письмо так же, как и я. И он-то, он-то и хотел, чтобы я, вопреки приказанию, шел к австралийским берегам!
– Айртон? – воскликнул Гленарван.
– Он самый. Айртон уверял, что это ошибка и что назначенное место встречи – Туфоллд-Бей.
– У вас сохранилось это письмо, Том? – спросил крайне заинтересованный майор.
– Да, мистер Мак-Наббс, – ответил Остин. – Я сейчас схожу за ним.
И Остин побежал к себе в каюту.
Несколько минут, пока его не было, все молча переглядывались. Только майор вперил взор в Паганеля и, скрестив на груди руки, проговорил:
– Ну, знаете, Паганель,. это было бы уж слишком!
– А? Что вы сказали? – пробормотал географ. Сгорбившийся, с очками на лбу, он удивительно походил на гигантский вопросительный знак.
Остин возвратился. Он держал в руке письмо, написанное Паганелем и подписанное Гленарваном.
– Прочтите, пожалуйста, – сказал старый моряк. Гленарван взял письмо и стал читать:
– «Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести «Дункан», придерживаясь тридцать седьмой параллели, к восточному побережью Новой Зеландии…»
– Новой Зеландии! – крикнул, сорвавшись с места, Паганель.
Он вырвал из рук Гленарвана письмо, протер глаза, сдвинул на нос очки и прочел письмо сам.
– Новой Зеландии! – повторил он непередаваемым тоном, роняя письмо.
В этот момент он почувствовал, что на плечо его легла чья-то рука. Он поднял голову. Перед ним стоял майор.
– Что ж, почтеннейший Паганель, – сказал с невозмутимой серьезностью Мак-Наббс, – счастье еще, что вы не услали «Дункан» в Индокитай!
Эта шутка доконала бедного географа. Грянул дружный гомерический хохот. Паганель, как сумасшедший, шагал взад и вперед, сжимая руками голову, рвал на себе волосы. Он уже не отдавал себе отчета в том, что он. делает и что намерен делать. Он спустился по трапу с юта и бесцельно зашагал, спотыкаясь, по нижней палубе, затем поднялся на бак. Здесь ноги его запутались в свернутом канате, он пошатнулся и ухватился за какую – то подвернувшуюся ему под руку веревку.
Вдруг раздался оглушительный грохот. Выстрелила пушка. Град картечи усеял спокойные воды океана. Злополучный Паганель уцепился за веревку заряженной пушки, курок опустился – и грянул выстрел. Географа отбросило на трап бака, и он провалился в кубрик.
На какой-то момент зрители оторопели, но тут же вскрикнули от ужаса. Все подумали, что случилось несчастье. Матросы гурьбой бросились вниз и вынесли на палубу согнутого вдвое Паганеля. Он был не в силах говорить. Долговязого больного перетащили на ют. Товарищи веселого француза были в отчаянии.
Майор, который при несчастных случаях заменял врача, собирался было раздеть бедного Паганеля, чтобы перевязать его раны, но едва он прикоснулся к умирающему, как тот подскочил, словно от электрического тока.
– Ни за что! Ни за что! – вскричал он и, запахнувшись в свою изодранную одежду, с необычайной поспешностью застегнулся на все пуговицы.
– Но послушайте, Паганель… – сказал майор.
– Нет, говорю я вам!
– Надо же осмотреть…
– Ничего вы не осмотрите!
– Вы, быть может, сломали… – уговаривал его Мак-Наббс.
– Да, – ответил Паганель, прочно становясь на свои длинные ноги, – но то, что я сломал, починит плотник.
– Что же вы сломали?
– Палубную подпорку, когда летел вниз.
Такой ответ снова всех рассмешил и совершенно успокоил друзей достойного Паганеля: он вышел из своего приключения с пушкой цел и невредим.
«Однако, – подумал майор, – какой необычайно стыдливый географ!»
Когда Паганель пришел в себя после пережитых волнений, ему пришлось ответить еще на один неизбежный вопрос.
– Теперь, Паганель, отвечайте мне чистосердечно, – обратился к нему Гленарван. – Я признаю, что ваша ошибка оказалась счастливой. Если б не вы, «Дункан», несомненно, попал бы в руки каторжников. Если б не вы, нас снова захватили бы дикари. Но, ради бога, скажите мне: какая непостижимая причуда заставила вас вместо «Австралия» написать «Новая Зеландия»?
– А, черт возьми, – воскликнул Паганель, – это все потому…
Но тут его взор упал на Роберта и Мери Грант, и он осекся. Потом ответил:
– Что поделаешь, дорогой Гленарван! Я безумец, сумасшедший, неисправимое существо. Видно, я так до смерти и проживу в шкуре рассеянного чудака.
– Если только ее раньше не сдерут с вас, – заметил майор.
– Сдерут? – вдруг вспыхнул географ. – Это что, намек?
– Какой намек, Паганель? – безмятежно спросил Мак-Наббс.
Но Паганель не стал продолжать разговор. Таинственное появление «Дункана» разъяснилось. Чудесно спасшиеся путешественники хотели снова попасть в свои уютные каюты, хотели поскорее поесть.
Леди Элен, Мери Грант, майор, Паганель и Роберт ушли, а Гленарван и Джон Манглс все же задержались на палубе, желая еще порасспросить Тома Остина.
– А теперь, мой старый Том, – сказал Гленарван, – скажите мне вот что. Приказ крейсировать у берегов Новой Зеландии не показался вам странным?
– Да, милорд, признаться, я был очень удивлен, – ответил старый моряк. – Но я не привык обсуждать получаемые приказы и повиновался. Мог ли я поступить иначе? Если бы я не выполнил в точности ваших указаний и случилось какое-нибудь несчастье, разве не я был бы виновен в этом? А вы, капитан, разве поступили бы не так? – обратился он к Джону Манглсу.
– Нет, Том, я поступил бы точно так же.
– Но что же вы подумали? – спросил Гленарван.
– Я подумал, милорд, что в интересах Гарри Гранта надо идти туда, куда вы приказываете, что ваши планы изменились и вы отправляетесь в Новую Зеландию на каком-нибудь судне, а мне следует ждать вас у восточного побережья. Уходя из Мельбурна, я даже никому не сказал, куда мы направляемся, и команда узнала об этом лишь тогда, когда мы были уже в открытом море и австралийский берег скрылся из глаз. Но тут случилось такое, чего я никак не ждал.
– Что именно, Том? – спросил Гленарван.
– Да то, что когда на следующий день после нашего отплытия из Мельбурна боцман Айртон узнал, куда идет «Дункан»…
– Айртон! – воскликнул Гленарван. – Так он на яхте?
– Да, милорд.
– Айртон здесь! – повторил Гленарван, глядя на Джона Манглса.
– Судьба, – отозвался молодой капитан.
Мгновенно, с быстротой молнии, перед их глазами промелькнули все злодеяния Айртона: его заранее подготовленное предательство, рана Гленарвана, покушение на Мюльреди, все муки отряда в болотах у Сноуи-Ривер. И вот теперь, по невероятному стечению обстоятельств, каторжник был в их власти.
– Где он? – быстро спросил Гленарван.
– В одной из кают бака под стражей, – ответил Том Остин.
– Почему же вы взяли его под стражу?
– Потому что, когда Айртон увидел, что яхта идет к Новой Зеландии, он пришел в ярость, хотел заставить меня изменить направление судна, угрожал и, наконец, стал подстрекать команду к бунту. Я понял, что это опасный тип, и вынужден был из предосторожности изолировать его.
– И с тех пор…
– С тех пор он сидит в каюте и не пытается выйти.
– Хорошо, Том.
Тут Гленарвана и Джона Манглса позвали в кают-компанию. Подали завтрак – сейчас это было нужнее всего. Они сели за стол, ни словом не упомянув об Айртоне. Но когда после завтрака воспрянувшие путешественники собрались на палубе, Гленарван сообщил им, что боцман находится на «Дункане». Он добавил, что хочет допросить Айртона при всех.
– Нельзя ли избавить меня от присутствия на допросе? – спросила леди Элен. – Признаюсь, дорогой Эдуард, мне было бы тягостно видеть этого негодяя.
– Это будет очная ставка, Элен, – ответил Гленарван. – Очень прошу вас остаться. Нужно, чтобы Бен Джойс встретился лицом к лицу со всеми своими жертвами.
Это убедило леди Элен. Она и Мери Грант сели подле Гленарвана. А вокруг них – майор, Паганель, Джон Манглс, Роберт, Вильсон, Мюльреди, Олбинет – все, кто так жестоко пострадал от предательства каторжника. Команда яхты, не понимая еще всей важности этой сцены, хранила глубокое молчание.
– Приведите Айртона, – сказал Гленарван.
Но, видя, в какие лохмотья превратилась одежда Гленарвана и его спутников, как бледны их лица, отражающие все пережитые ими страшные муки, команда яхты прервала свои бурные изъявления радости. На борт «Дункана» вернулись лишь тени тех отважных, блестящих путешественников, которые три месяца назад, полные надежд, устремились на поиски капитана Гранта. Случай, и только случай, привел их на судно, которое они уже не ожидали никогда увидеть. Как они исхудали, как ослабли!
Все же, прежде чем подумать об отдыхе, пище и питье, Гленарван стал расспрашивать Тома Остина. Почему «Дункан» находился у восточного берега Новой Зеландии? Каким образом не попал в руки Бена Джойса? Какой сказочно счастливый случай привел яхту навстречу беглецам?
«Почему? Как? Зачем?» – посыпались со всех сторон вопросы на Тома Остина.
Старый моряк не знал, кого и слушать. Наконец он решил слушать одного Гленарвана и отвечать только ему.
– А где же каторжники? – спросил Гленарван. – Что вы сделали с каторжниками?
– С каторжниками? – переспросил с недоумением Том Остин.
– Да! С теми негодяями, которые напали на яхту.
– На какую яхту? – спросил Том Остин. – На вашу яхту, милорд?
– Ну да, Том, на «Дункан». Ведь явился же к вам Бен Джойс?
– Никакого Бена Джойса я не знаю. Никогда его не видывал, – ответил Остин.
– Как – никогда?.. – воскликнул Гленарван, пораженный ответом старого моряка. – Тогда скажите мне, Том, почему же «Дункан» крейсирует сейчас вдоль берегов Новой Зеландии?
Если Гленарван, леди Элен, Мери Грант, Паганель, майор, Роберт, Джон Манглс, Олбинет, Мюльреди, Вильсон не понимали, чему удивляется старый моряк, то каково же было их изумление, когда Том спокойно ответил:
– Но он крейсирует здесь по вашему приказанию, милорд.
– По моему приказанию?.. – опешил Гленарван.
– Так точно, милорд, я лишь выполнял предписание, содержавшееся в вашем письме от четырнадцатого января.
– В моем письме? В моем письме? – вскричал Гленарван. Тут все десять путешественников окружили Тома Остина и впились в него глазами: значит, письмо, написанное у Сноу – Ривер, все-таки дошло до него?
– Давайте-ка объяснимся хорошенько, – сказал Гленарван, – а то мне кажется, будто я вижу сон. Вы говорите, Том, что получили письмо?
– Да, милорд.
– В Мельбурне?
– В Мельбурне, как раз в тот момент, когда я закончил ремонт.
– А что это за письмо?
– Оно написано не вами, но подпись ваша, милорд.
– Это верно. И мое письмо вам передал каторжник по имени Бен Джойс?
– Нет, милорд, матрос по имени Айртон, боцман с «Британии».
– Ну да! Айртон и Бен Джойс – это одно и то же лицо! И что же говорилось в письме?
– В нем содержался приказ покинуть Мельбурн и направляться к восточному побережью.
– … Австралии! – крикнул Гленарван с горячностью, смутившей старого моряка.
– Австралии? – с удивлением повторил Том, широко открывая глаза. – Да нет же, Новой Зеландии!
– Австралии, Том, Австралии! – подтвердили в один голос все спутники Гленарвана.
Тут на Остина словно нашло помрачение. Гленарван говорил с такой уверенностью, что старому моряку стало казаться, что он и вправду ошибся, читая письмо. Неужели он, преданный и пунктуальный моряк, мог сделать подобную ошибку? Он смутился и покраснел.
– Успокойтесь, Том, – ласково сказала леди Элен, – такова была воля провидения.
– Да нет же, сударыня, простите, – пробормотал старый моряк. – Это невозможно, я не ошибся! Айртон прочел это письмо так же, как и я. И он-то, он-то и хотел, чтобы я, вопреки приказанию, шел к австралийским берегам!
– Айртон? – воскликнул Гленарван.
– Он самый. Айртон уверял, что это ошибка и что назначенное место встречи – Туфоллд-Бей.
– У вас сохранилось это письмо, Том? – спросил крайне заинтересованный майор.
– Да, мистер Мак-Наббс, – ответил Остин. – Я сейчас схожу за ним.
И Остин побежал к себе в каюту.
Несколько минут, пока его не было, все молча переглядывались. Только майор вперил взор в Паганеля и, скрестив на груди руки, проговорил:
– Ну, знаете, Паганель,. это было бы уж слишком!
– А? Что вы сказали? – пробормотал географ. Сгорбившийся, с очками на лбу, он удивительно походил на гигантский вопросительный знак.
Остин возвратился. Он держал в руке письмо, написанное Паганелем и подписанное Гленарваном.
– Прочтите, пожалуйста, – сказал старый моряк. Гленарван взял письмо и стал читать:
– «Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести «Дункан», придерживаясь тридцать седьмой параллели, к восточному побережью Новой Зеландии…»
– Новой Зеландии! – крикнул, сорвавшись с места, Паганель.
Он вырвал из рук Гленарвана письмо, протер глаза, сдвинул на нос очки и прочел письмо сам.
– Новой Зеландии! – повторил он непередаваемым тоном, роняя письмо.
В этот момент он почувствовал, что на плечо его легла чья-то рука. Он поднял голову. Перед ним стоял майор.
– Что ж, почтеннейший Паганель, – сказал с невозмутимой серьезностью Мак-Наббс, – счастье еще, что вы не услали «Дункан» в Индокитай!
Эта шутка доконала бедного географа. Грянул дружный гомерический хохот. Паганель, как сумасшедший, шагал взад и вперед, сжимая руками голову, рвал на себе волосы. Он уже не отдавал себе отчета в том, что он. делает и что намерен делать. Он спустился по трапу с юта и бесцельно зашагал, спотыкаясь, по нижней палубе, затем поднялся на бак. Здесь ноги его запутались в свернутом канате, он пошатнулся и ухватился за какую – то подвернувшуюся ему под руку веревку.
Вдруг раздался оглушительный грохот. Выстрелила пушка. Град картечи усеял спокойные воды океана. Злополучный Паганель уцепился за веревку заряженной пушки, курок опустился – и грянул выстрел. Географа отбросило на трап бака, и он провалился в кубрик.
На какой-то момент зрители оторопели, но тут же вскрикнули от ужаса. Все подумали, что случилось несчастье. Матросы гурьбой бросились вниз и вынесли на палубу согнутого вдвое Паганеля. Он был не в силах говорить. Долговязого больного перетащили на ют. Товарищи веселого француза были в отчаянии.
Майор, который при несчастных случаях заменял врача, собирался было раздеть бедного Паганеля, чтобы перевязать его раны, но едва он прикоснулся к умирающему, как тот подскочил, словно от электрического тока.
– Ни за что! Ни за что! – вскричал он и, запахнувшись в свою изодранную одежду, с необычайной поспешностью застегнулся на все пуговицы.
– Но послушайте, Паганель… – сказал майор.
– Нет, говорю я вам!
– Надо же осмотреть…
– Ничего вы не осмотрите!
– Вы, быть может, сломали… – уговаривал его Мак-Наббс.
– Да, – ответил Паганель, прочно становясь на свои длинные ноги, – но то, что я сломал, починит плотник.
– Что же вы сломали?
– Палубную подпорку, когда летел вниз.
Такой ответ снова всех рассмешил и совершенно успокоил друзей достойного Паганеля: он вышел из своего приключения с пушкой цел и невредим.
«Однако, – подумал майор, – какой необычайно стыдливый географ!»
Когда Паганель пришел в себя после пережитых волнений, ему пришлось ответить еще на один неизбежный вопрос.
– Теперь, Паганель, отвечайте мне чистосердечно, – обратился к нему Гленарван. – Я признаю, что ваша ошибка оказалась счастливой. Если б не вы, «Дункан», несомненно, попал бы в руки каторжников. Если б не вы, нас снова захватили бы дикари. Но, ради бога, скажите мне: какая непостижимая причуда заставила вас вместо «Австралия» написать «Новая Зеландия»?
– А, черт возьми, – воскликнул Паганель, – это все потому…
Но тут его взор упал на Роберта и Мери Грант, и он осекся. Потом ответил:
– Что поделаешь, дорогой Гленарван! Я безумец, сумасшедший, неисправимое существо. Видно, я так до смерти и проживу в шкуре рассеянного чудака.
– Если только ее раньше не сдерут с вас, – заметил майор.
– Сдерут? – вдруг вспыхнул географ. – Это что, намек?
– Какой намек, Паганель? – безмятежно спросил Мак-Наббс.
Но Паганель не стал продолжать разговор. Таинственное появление «Дункана» разъяснилось. Чудесно спасшиеся путешественники хотели снова попасть в свои уютные каюты, хотели поскорее поесть.
Леди Элен, Мери Грант, майор, Паганель и Роберт ушли, а Гленарван и Джон Манглс все же задержались на палубе, желая еще порасспросить Тома Остина.
– А теперь, мой старый Том, – сказал Гленарван, – скажите мне вот что. Приказ крейсировать у берегов Новой Зеландии не показался вам странным?
– Да, милорд, признаться, я был очень удивлен, – ответил старый моряк. – Но я не привык обсуждать получаемые приказы и повиновался. Мог ли я поступить иначе? Если бы я не выполнил в точности ваших указаний и случилось какое-нибудь несчастье, разве не я был бы виновен в этом? А вы, капитан, разве поступили бы не так? – обратился он к Джону Манглсу.
– Нет, Том, я поступил бы точно так же.
– Но что же вы подумали? – спросил Гленарван.
– Я подумал, милорд, что в интересах Гарри Гранта надо идти туда, куда вы приказываете, что ваши планы изменились и вы отправляетесь в Новую Зеландию на каком-нибудь судне, а мне следует ждать вас у восточного побережья. Уходя из Мельбурна, я даже никому не сказал, куда мы направляемся, и команда узнала об этом лишь тогда, когда мы были уже в открытом море и австралийский берег скрылся из глаз. Но тут случилось такое, чего я никак не ждал.
– Что именно, Том? – спросил Гленарван.
– Да то, что когда на следующий день после нашего отплытия из Мельбурна боцман Айртон узнал, куда идет «Дункан»…
– Айртон! – воскликнул Гленарван. – Так он на яхте?
– Да, милорд.
– Айртон здесь! – повторил Гленарван, глядя на Джона Манглса.
– Судьба, – отозвался молодой капитан.
Мгновенно, с быстротой молнии, перед их глазами промелькнули все злодеяния Айртона: его заранее подготовленное предательство, рана Гленарвана, покушение на Мюльреди, все муки отряда в болотах у Сноуи-Ривер. И вот теперь, по невероятному стечению обстоятельств, каторжник был в их власти.
– Где он? – быстро спросил Гленарван.
– В одной из кают бака под стражей, – ответил Том Остин.
– Почему же вы взяли его под стражу?
– Потому что, когда Айртон увидел, что яхта идет к Новой Зеландии, он пришел в ярость, хотел заставить меня изменить направление судна, угрожал и, наконец, стал подстрекать команду к бунту. Я понял, что это опасный тип, и вынужден был из предосторожности изолировать его.
– И с тех пор…
– С тех пор он сидит в каюте и не пытается выйти.
– Хорошо, Том.
Тут Гленарвана и Джона Манглса позвали в кают-компанию. Подали завтрак – сейчас это было нужнее всего. Они сели за стол, ни словом не упомянув об Айртоне. Но когда после завтрака воспрянувшие путешественники собрались на палубе, Гленарван сообщил им, что боцман находится на «Дункане». Он добавил, что хочет допросить Айртона при всех.
– Нельзя ли избавить меня от присутствия на допросе? – спросила леди Элен. – Признаюсь, дорогой Эдуард, мне было бы тягостно видеть этого негодяя.
– Это будет очная ставка, Элен, – ответил Гленарван. – Очень прошу вас остаться. Нужно, чтобы Бен Джойс встретился лицом к лицу со всеми своими жертвами.
Это убедило леди Элен. Она и Мери Грант сели подле Гленарвана. А вокруг них – майор, Паганель, Джон Манглс, Роберт, Вильсон, Мюльреди, Олбинет – все, кто так жестоко пострадал от предательства каторжника. Команда яхты, не понимая еще всей важности этой сцены, хранила глубокое молчание.
– Приведите Айртона, – сказал Гленарван.
Глава XVIII
АИРТОН ИЛИ БЕН ДЖОЙС?
Появился Айртон. Он твердым шагом прошел по нижней палубе и поднялся по трапу. Его взор был мрачен, зубы стиснуты, кулаки судорожно сжаты. Ни вызывающей дерзости, ни смирения в нем не чувствовалось.
Очутившись перед Гленарваном, он молча скрестил на груди руки и стал ждать вопросов.
– Итак, Айртон, – начал Гленарван, – мы с вами теперь на том самом «Дункане», который вы хотели выдать шайке Бена Джойса.
Губы боцмана слегка дрогнули. Его бесстрастное лицо на мгновение покраснело. Но не от раскаяния, а от стыда за постигшую его неудачу. Он – узник на той самой яхте, которой собирался командовать, и участь его должна была решиться через несколько минут. Он ничего не ответил. Гленарван терпеливо ждал, но Айртон упорно молчал.
– Говорите же, Айртон, – снова обратился к нему Гленарван. – Что вы можете сказать?
Айртон, видимо, колебался. Морщины на его лбу стали глубже. Наконец он спокойно ответил:
– Мне нечего сказать, милорд. Я имел глупость попасться вам в руки. Поступайте, как вам будет угодно.
И боцман устремил глаза на берег, расстилавшийся на западе, и сделал вид, что ему глубоко безразлично все происходящее. Глядя на него, можно было подумать, что это дело его нисколько не касается. Но Гленарван решил не терять терпения. Ему хотелось узнать кое-что о таинственном прошлом Айртона, особенно о том, что относилось к Гарри Гранту и «Британии». Он возобновил допрос, стараясь говорить мягко, подавить кипевшее в нем негодование.
– Мне думается, Айртон, – сказал он, – что вы не откажетесь ответить на некоторые вопросы, которые я хочу вам задать. Прежде всего скажите, как звать вас: Айртоном или Беном Джойсом? Были вы или не были боцманом на «Британии»?
Айртон все так же безучастно смотрел на берег, будто не слыша этих вопросов.
В глазах Гленарвана вспыхнул гнев, но он продолжал:
– Ответьте мне: при каких обстоятельствах вы покинули «Британию» и почему очутились в Австралии?
То же молчание и тот же безучастный вид.
– Послушайте, Айртон, – еще раз обратился к нему Гленарван, – в ваших же интересах говорить: только откровенность может облегчить ваше положение. В последний раз спрашиваю: желаете ли вы отвечать на мои вопросы?
Айртон повернулся к Гленарвану и посмотрел ему прямо в глаза.
– Милорд, я не собираюсь отвечать, – произнес он, – пусть правосудие само изобличает меня.
– Это легко сделать, – заметил Гленарван.
– Легко, милорд? – насмешливо отозвался Айртон. – Мне кажется, это слишком смело сказано! Я утверждаю, что самый лучший английский судья запутается в моем деле. Кто скажет, почему я появился в Австралии, раз здесь нет капитана Гранта? Кто докажет, что я тот самый Бен Джойс, приметы которого дает полиция, если я никогда не бывал в ее руках, а товарищи мои на свободе? Кто, кроме вас, может обвинить меня не только в преступлении, но даже в каком-нибудь предосудительном поступке? Кто может подтвердить, что я собирался захватить это судно и отдать его каторжникам? Никто! Слышите? Никто! У вас есть подозрения? Пусть. Но этого мало, чтобы осудить человека, – тут нужны улики, а у вас их нет. До тех пор, пока не будет доказано противное, я – Айртон, боцман «Британии».
Говоря это, Айртон оживился, но скоро принял прежний безразличный вид. Он думал, вероятно, что это его заявление положит конец допросу, но ошибся. Гленарван снова заговорил:
– Айртон, я не судья, расследующий ваше прошлое. Это не мое дело. Давайте условимся точно. Я не требую, чтобы вы свидетельствовали против себя. Здесь не суд. Но вам известно, какими поисками я занят, и вы одним словом можете навести меня на утерянный след. Вы будете говорить?
Айртон, твердо решивший молчать, отрицательно покачал головой.
– Вы не скажете мне, где находится капитан Грант? – спросил Гленарван.
– Нет, милорд, – ответил Айртон.
– Скажите тогда, где потерпела крушение «Британия».
– Нет!
– Айртон, – сказал почти умоляющим тоном Гленарван, – если вам известно, где Гарри Грант, скажите об этом, по крайней мере, его бедным детям. Вы видите, как они ждут от вас хотя бы одного слова!
Айртон дрогнул. На его лице отразилась внутренняя борьба. Но он все же тихо ответил:
– Не могу, милорд.
И тут же добавил резко, словно раскаиваясь в минутной слабости:
– Нет! Нет! Вы ничего от меня не узнаете! Можете меня повесить, если хотите.
– Повесить! – вскричал, выйдя из себя, Гленарван. Но, овладев собой, он сказал серьезно:
– Айртон, здесь нет ни судей, ни палачей. На первой же стоянке вы будете переданы английским властям.
– Этого я и хочу, – ответил боцман.
И он снова спокойно направился в каюту, служившую ему тюрьмой. У ее дверей стояли два матроса, которым было приказано следить за каждым движением заключенного.
Свидетели этой сцены разошлись, полные возмущения и отчаяния.
Раз Гленарвану не удалось ничего выпытать у Айртона, что же было делать? Очевидно, поступить так, как решили в Идене: возвращаться в Европу, с тем чтобы когда-нибудь возобновить неудавшиеся поиски. Теперь же следы «Британии» казались безвозвратно утерянными; документ не поддавался никакому новому толкованию, на всей тридцать седьмой параллели не осталось ни одной необследованной страны, и «Дункану» оставалось только идти обратно на родину.
Посоветовавшись со всеми, Гленарван особо обсудил вопрос о возвращении с Джоном Манглсом. Джон осмотрел угольные ямы и убедился, что угля хватит не больше чем на две недели. Значит, на первой же стоянке необходимо пополнить запас топлива. Джон предложил Гленарвану плыть в бухту Талькауано, где «Дункан» однажды уже заправлялся перед началом своего кругосветного плавания. Это был бы прямой путь, и он как раз проходил по тридцать седьмой параллели. А затем яхта, имея все необходимое, пойдет на юг и, обогнув мыс Горн, направится через Атлантический океан в Шотландию.
Этот план был одобрен, и механик получил приказ разводить пары. Полчаса спустя «Дункан» взял курс на бухту Талькауано. Яхта понеслась по зеркальной поверхности океана, и в шесть часов последние вершины Новой Зеландии скрылись в горячей дымке на горизонте.
Итак, начался обратный путь. Печален был он для отважных людей, возвращавшихся назад без Гарри Гранта, которого они искали. Команда «Дункана», такая веселая и полная надежд на успех при отплытии из Шотландии, теперь пала духом и возвращалась в Европу в самом печальном настроении. Никого из этих славных матросов не радовало, что скоро они вернутся на родину, и все готовы были продолжать опасное плавание по океану, лишь бы найти капитана Гранта.
На «Дункане», где еще так недавно звучали в честь Гленарвана радостные крики «ура», теперь царило уныние. Пассажиры, не то что прежде, почти перестали видеться друг с другом; умолкли беседы, так развлекавшие их в пути. Все держались порознь, каждый в своей каюте, лишь изредка показывались на палубе.
Очутившись перед Гленарваном, он молча скрестил на груди руки и стал ждать вопросов.
– Итак, Айртон, – начал Гленарван, – мы с вами теперь на том самом «Дункане», который вы хотели выдать шайке Бена Джойса.
Губы боцмана слегка дрогнули. Его бесстрастное лицо на мгновение покраснело. Но не от раскаяния, а от стыда за постигшую его неудачу. Он – узник на той самой яхте, которой собирался командовать, и участь его должна была решиться через несколько минут. Он ничего не ответил. Гленарван терпеливо ждал, но Айртон упорно молчал.
– Говорите же, Айртон, – снова обратился к нему Гленарван. – Что вы можете сказать?
Айртон, видимо, колебался. Морщины на его лбу стали глубже. Наконец он спокойно ответил:
– Мне нечего сказать, милорд. Я имел глупость попасться вам в руки. Поступайте, как вам будет угодно.
И боцман устремил глаза на берег, расстилавшийся на западе, и сделал вид, что ему глубоко безразлично все происходящее. Глядя на него, можно было подумать, что это дело его нисколько не касается. Но Гленарван решил не терять терпения. Ему хотелось узнать кое-что о таинственном прошлом Айртона, особенно о том, что относилось к Гарри Гранту и «Британии». Он возобновил допрос, стараясь говорить мягко, подавить кипевшее в нем негодование.
– Мне думается, Айртон, – сказал он, – что вы не откажетесь ответить на некоторые вопросы, которые я хочу вам задать. Прежде всего скажите, как звать вас: Айртоном или Беном Джойсом? Были вы или не были боцманом на «Британии»?
В глазах Гленарвана вспыхнул гнев, но он продолжал:
– Ответьте мне: при каких обстоятельствах вы покинули «Британию» и почему очутились в Австралии?
То же молчание и тот же безучастный вид.
– Послушайте, Айртон, – еще раз обратился к нему Гленарван, – в ваших же интересах говорить: только откровенность может облегчить ваше положение. В последний раз спрашиваю: желаете ли вы отвечать на мои вопросы?
Айртон повернулся к Гленарвану и посмотрел ему прямо в глаза.
– Милорд, я не собираюсь отвечать, – произнес он, – пусть правосудие само изобличает меня.
– Это легко сделать, – заметил Гленарван.
– Легко, милорд? – насмешливо отозвался Айртон. – Мне кажется, это слишком смело сказано! Я утверждаю, что самый лучший английский судья запутается в моем деле. Кто скажет, почему я появился в Австралии, раз здесь нет капитана Гранта? Кто докажет, что я тот самый Бен Джойс, приметы которого дает полиция, если я никогда не бывал в ее руках, а товарищи мои на свободе? Кто, кроме вас, может обвинить меня не только в преступлении, но даже в каком-нибудь предосудительном поступке? Кто может подтвердить, что я собирался захватить это судно и отдать его каторжникам? Никто! Слышите? Никто! У вас есть подозрения? Пусть. Но этого мало, чтобы осудить человека, – тут нужны улики, а у вас их нет. До тех пор, пока не будет доказано противное, я – Айртон, боцман «Британии».
Говоря это, Айртон оживился, но скоро принял прежний безразличный вид. Он думал, вероятно, что это его заявление положит конец допросу, но ошибся. Гленарван снова заговорил:
– Айртон, я не судья, расследующий ваше прошлое. Это не мое дело. Давайте условимся точно. Я не требую, чтобы вы свидетельствовали против себя. Здесь не суд. Но вам известно, какими поисками я занят, и вы одним словом можете навести меня на утерянный след. Вы будете говорить?
Айртон, твердо решивший молчать, отрицательно покачал головой.
– Вы не скажете мне, где находится капитан Грант? – спросил Гленарван.
– Нет, милорд, – ответил Айртон.
– Скажите тогда, где потерпела крушение «Британия».
– Нет!
– Айртон, – сказал почти умоляющим тоном Гленарван, – если вам известно, где Гарри Грант, скажите об этом, по крайней мере, его бедным детям. Вы видите, как они ждут от вас хотя бы одного слова!
Айртон дрогнул. На его лице отразилась внутренняя борьба. Но он все же тихо ответил:
– Не могу, милорд.
И тут же добавил резко, словно раскаиваясь в минутной слабости:
– Нет! Нет! Вы ничего от меня не узнаете! Можете меня повесить, если хотите.
– Повесить! – вскричал, выйдя из себя, Гленарван. Но, овладев собой, он сказал серьезно:
– Айртон, здесь нет ни судей, ни палачей. На первой же стоянке вы будете переданы английским властям.
– Этого я и хочу, – ответил боцман.
И он снова спокойно направился в каюту, служившую ему тюрьмой. У ее дверей стояли два матроса, которым было приказано следить за каждым движением заключенного.
Свидетели этой сцены разошлись, полные возмущения и отчаяния.
Раз Гленарвану не удалось ничего выпытать у Айртона, что же было делать? Очевидно, поступить так, как решили в Идене: возвращаться в Европу, с тем чтобы когда-нибудь возобновить неудавшиеся поиски. Теперь же следы «Британии» казались безвозвратно утерянными; документ не поддавался никакому новому толкованию, на всей тридцать седьмой параллели не осталось ни одной необследованной страны, и «Дункану» оставалось только идти обратно на родину.
Посоветовавшись со всеми, Гленарван особо обсудил вопрос о возвращении с Джоном Манглсом. Джон осмотрел угольные ямы и убедился, что угля хватит не больше чем на две недели. Значит, на первой же стоянке необходимо пополнить запас топлива. Джон предложил Гленарвану плыть в бухту Талькауано, где «Дункан» однажды уже заправлялся перед началом своего кругосветного плавания. Это был бы прямой путь, и он как раз проходил по тридцать седьмой параллели. А затем яхта, имея все необходимое, пойдет на юг и, обогнув мыс Горн, направится через Атлантический океан в Шотландию.
Этот план был одобрен, и механик получил приказ разводить пары. Полчаса спустя «Дункан» взял курс на бухту Талькауано. Яхта понеслась по зеркальной поверхности океана, и в шесть часов последние вершины Новой Зеландии скрылись в горячей дымке на горизонте.
Итак, начался обратный путь. Печален был он для отважных людей, возвращавшихся назад без Гарри Гранта, которого они искали. Команда «Дункана», такая веселая и полная надежд на успех при отплытии из Шотландии, теперь пала духом и возвращалась в Европу в самом печальном настроении. Никого из этих славных матросов не радовало, что скоро они вернутся на родину, и все готовы были продолжать опасное плавание по океану, лишь бы найти капитана Гранта.
На «Дункане», где еще так недавно звучали в честь Гленарвана радостные крики «ура», теперь царило уныние. Пассажиры, не то что прежде, почти перестали видеться друг с другом; умолкли беседы, так развлекавшие их в пути. Все держались порознь, каждый в своей каюте, лишь изредка показывались на палубе.