— Да, Джонсон, он находился на корабле «Принц Альберт».
   — Ну, так вот, в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году, приехав из Франции, Белло получил разрешение отправиться на судне «Феникс», на котором я служил матросом под начальством капитана Инглфилда. Мы доставили на остров Бичи запасы продовольствия на транспорте «Брэдалбан».
   — Те запасы, которые, к несчастью, ускользнули от нас?
   — Те самые, доктор. Прибыли мы на остров Бичи в начале августа, а десятого числа того же месяца капитан Инглфилд оставил «Феникс» и отправился на розыски капитана Пуллена, который уже месяц как покинул свое судно «Норт-Стар» и о котором не было вестей. По возвращении он надеялся послать адмиралтейские депеши сэру Эдварду Бельчеру, который зимовал в проливе Веллингтона. И вот вскоре после отъезда нашего капитана капитан Пуллен вернулся на свое судно! Ах, зачем он не вернулся до отъезда капитана Инглфилда!… Лейтенант Белло, опасаясь, как бы не затянулась поездка нашего капитана, и зная, что адмиралтейские депеши очень срочные, вызвался лично их доставить. Он передал командование обоими кораблями капитану Пуллену и двенадцатого августа двинулся в путь, захватив с собой сани и резиновую лодку. С ним отправились Гарвей, боцман с корабля «Норт-Стар», и три матроса — Мэдден, Дэвид Хук и я. Мы предполагали, что сэр Эдвард Бельчер находится где-нибудь недалеко от мыса Бичера, к северу от пролива. Вот мы и направились в эту сторону на санях, придерживаясь восточных берегов материка. В первый день мы остановились в трех милях от мыса Инниса. На другой день сделали привал на льдине, милях в трех от мыса Боудена. Ночью было светло как днем, берег был от нас всего в трех милях, и лейтенант Белло решил ночевать на материке. Он попытался добраться туда в резиновой лодке, но два раза сряду сильным юго-восточным ветром его относило от берега. Гарвей и Мэдден тоже попытались добраться до берега и оказались счастливее лейтенанта. У них была с собой веревка, и они установили сообщение между санями и берегом; три предмета с помощью веревки были уже доставлены на берег, но когда мы переправляли четвертый, то почувствовали, что наша льдина тронулась с места. Лейтенант Белло велел своим товарищам отпустить веревку, и всех нас — лейтенанта, Дэвида Хука и меня — мигом отнесло далеко от берегов. Дул сильный юго-восточный ветер, валил снег. Но пока еще не было особенной опасности, и лейтенант вполне мог спастись, ведь спаслись же мы!
   На минуту Джонсон замолчал, задумчиво глядя на роковой берег, потом продолжал:
   — Потеряв из виду своих товарищей, мы попытались укрыться под палаткой, но это нам не удалось; тогда мы стали ножами прорубать себе во льду убежище. Лейтенант посидел еще полчаса, рассуждая с нами об опасности нашего положения. Я сказал ему, что ничего не боюсь. «Без божьей воли, — ответил он, — и волос с головы не упадет». Тут я спросил его, который час. «Около четверти седьмого», — ответил лейтенант. Это было восемнадцатого августа в четверть седьмого утра. Тогда Белло связал свои книги и сказал, что хочет посмотреть, куда движется льдина. Не прошло и четырех минут, как я отправился его искать; я обошел кругом льдину, на которой мы находились. Видеть его — не видел, но, возвращаясь назад, заметил его палку, она валялась на противоположном краю полыньи, которая была шириной около пяти саженей; лед в ней был весь изломан. Я начал звать лейтенанта, но ответа не было. В это время дул очень сильный ветер. Я еще раз обошел льдину, но не мог найти никаких следов бедного лейтенанта.
   — Что же, по-вашему, с ним случилось? — спросил растроганный рассказом доктор.
   — Я полагаю, что, когда лейтенант вышел из убежища, его снесло ветром в полынью. Пальто на нем было застегнуто, поэтому плавать и подняться на поверхность воды он не мог. Ах, доктор, это было величайшее горе, какое я только испытал в жизни! Просто не верилось… Этот молодой офицер погиб жертвой своего долга, потому что, повинуясь приказу капитана Пуллена, хотел добраться до берега, прежде чем тронется лед. Достойный был человек, все его любили на корабле, такой приветливый и смелый. Его оплакивала вся Англия. Даже эскимосы, когда узнали от капитана Инглфилда, возвратившегося из залива Паунда, о смерти лейтенанта, плакали, как плачу я сейчас, и все повторяли: «Бедняга Белло, бедняга Белло!»
   — Но как же вам и вашему товарищу удалось добраться до берега? — спросил доктор, взволнованный печальным рассказом.
   — Нам-то повезло, доктор. Двадцать четыре часа мы провели на льдине без огня и еды. Наконец приблизились к ледяному полю, которое село на мель. Мы живо перепрыгнули на него и с помощью единственного оставшегося у нас весла притянули к себе льдину, которою можно было управлять как плотом. Вот так-то мы и добрались до берега, но… одни, без нашего славного офицера.
   К концу рассказа «Форвард» уже миновал гибельный берег, и Джонсон потерял из виду место катастрофы. На следующий день залив Гриффина остался вправо от брига, а через два дня — мысы Гриннелла и Хельпмана. Наконец 14 июля «Форвард» обогнул мыс Осборна, а 15-го встал на якорь в бухте Беринга, в конце пролива. Плавание не представляло особых затруднений, и Гаттерас встретил здесь почти такое же свободное море, как и Бельчер, который на кораблях «Пионер» и «Ассистенс» отправился зимовать почти под семьдесят седьмой градус северной широты. Было это во время его первой зимовки в 1853-1854 году в бухте Беринга, где теперь стоял на якоре «Форвард».
   После ряда тяжелых испытаний, с трудом избегнув гибели, Бельчер был вынужден бросить «Ассистенс» среди вечных льдов.
   Шандон рассказал и об этой катастрофе деморализованному экипажу. Известна ли была Гаттерасу измена его старшего помощника? Трудно было сказать, ибо капитан ничего об этом не говорил.
   На высоте бухты Беринга находится узкий проход, соединяющий пролив Веллингтона с проливом Королевы. Льды скопились там в громадном количестве. Тщетно пытался Гаттерас обогнуть с севера остров Гамильтона, — ему помешал бурный ветер. Пришлось войти в пролив между островом Гамильтона и островом Корнуоллиса. Эта бесплодная попытка отняла пять драгоценных дней.
   Между тем похолодало; 19 июля было +26F (-4С); впрочем, на следующий день снова потеплело. Это были первые признаки приближения зимы. Следовало торопиться. Установившийся западный ветер мешал продвижению брига; тем не менее Гаттерас старался как можно скорее добраться до места, где Стюарт видел свободное море. 19 июля капитан решил во что бы то ни стало пройти свободным проходом; дул встречный ветер, но с помощью паровой машины корабль мог бы еще бороться с налетавшими снежными вихрями, если бы не приходилось беречь остатки топлива. Кроме того, проход был слишком широк, чтобы бриг можно было тянуть канатом. Не обращая внимания на усталость экипажа, Гаттерас решил использовать средство, к какому прибегают китобои в подобных обстоятельствах. Он приказал спустить шлюпки до самой воды, подвесив их на талях по бокам брига. Шлюпки прочно закрепили с носа и с кормы; у одних весла находились с правого, а у других — с левого борта; матросы разместились на банках и стали усиленно работать веслами, двигая корабль против ветра.
   «Форвард» медленно шел проходом. Понятно, с какой усталостью была сопряжена подобная работа. Экипаж начал роптать. Четыре дня бриг подвигался таким образом и 23 июля, наконец, добрался до острова Беринга, в проливе Королевы.
   Ветер держался все время противный. Экипаж выбился из сил. Доктор нашел, что здоровье матросов стало сдавать, и у некоторых обнаружил признаки цинги. Он начал всеми средствами бороться с этим страшным недугом, пользуясь тем, что в его распоряжении был большой запас лимонного сока и известковых препаратов.
   Гаттерас понял, что ему уже нельзя полагаться на экипаж. Тут ничего не добьешься уговорами. Поэтому он решил действовать круто и в случае надобности прибегнуть к самым суровым мерам. В особенности он опасался Ричарда Шандона и Джемса Уолла, который, однако, не осмеливался явно выражать свое неудовольствие. На стороне Гаттераса были доктор, Бэлл и Симпсон. Эти люди были преданы ему телом и душой. К числу колеблющихся он относил Фокера, Болтона, оружейника Уолстена и Брентона, старшего механика, чувствуя, что в любой момент они могут повернуть против него. Что касается Пэна, Гриппера, Клифтона и Уорена, то они громко высказывали свои мятежные замыслы и хотели заставить капитана «Форварда» вернуться в Англию.
   Гаттерас прекрасно знал, что от измученных, упавших духом матросов уже нельзя требовать прежней работы. Двадцать четыре часа он продержался в виду острова Беринга, не продвинувшись ни на шаг. Между тем температура понижалась, и в июле под этими высокими широтами уже сказывалось приближение зимы. 24-го термометр опустился до +22F (-6С). По ночам нарастал молодой лед, от шести до восьми линий толщиной; если бы его покрыло снегом, он вскоре мог бы выдержать тяжесть человека. Море стало мутным, приняло грязноватый оттенок; это значило, что в воде уже начали образовываться ледяные кристаллы. Эти грозные признаки сильно тревожили Гаттераса. Если бы проходы закрылись, ему пришлось бы зазимовать в этих местах, далеко от цели путешествия, даже мельком не взглянув на свободное море, которое, по словам его предшественников, находилось где-то совсем близко. Поэтому он решил во что бы то ни стало продвинуться на несколько градусов к северу. Видя, что вконец измученная команда уже не в силах грести, а паруса бесполезны ввиду противного ветра, Гаттерас приказал развести пары.


22. НАЧАЛО МЯТЕЖА


   Это неожиданное приказание весьма удивило экипаж «Форварда».
   — Развести пары! — воскликнули одни.
   — А чем? — спрашивали другие.
   — У нас в трюме топлива всего-навсего на два месяца! — крикнул Пэн.
   — А чем мы будем топить зимой? — спросил Клифтон.
   — Придется, видно, сжечь бриг до самой ватерлинии, — ответил Гриппер.
   — И топить печи мачтами, начиная с брам-стеньги и кончая бугшпритом, — угрюмо добавил Уорен.
   Шандон пристально смотрел на Уолла. Оторопевшие механики не решались спуститься в машинное отделение.
   — Вы слыхали, что я сказал? — с раздражением в голосе крикнул Гаттерас.
   Брентон направился к люку, но, дойдя до него, остановился.
   — Не ходи, Брентон! — раздался чей-то голос.
   — Кто это сказал? — крикнул Гаттерас.
   — Я! — бросил Пэн, подходя к капитану.
   — Что скажете? — спросил капитан.
   — Я говорю… я говорю, — буркнул Пэн, добавив крепкое словечко, — что с нас хватит, что дальше мы не пойдем, что мы не хотим околеть зимой от каторжного труда и от холода и что котел не затопят!
   — Мистер Шандон, — холодно сказал Гаттерас, — прикажите арестовать этого человека.
   — Но, капитан, — возразил Шандон, — человек этот сказал…
   — Если вы повторите то, что он сказал, я арестую и вас в вашей каюте, — сказал Гаттерас. — Взять его! Слышите!
   Джонсон, Бэлл и Симпсон пошли было к обезумевшему от ярости матросу.
   — Попробуйте только меня тронуть!… — вскричал Пэн. Он схватил ганшпуг и угрожающе размахивал им над головой.
   Гаттерас подошел к нему.
   — Пэн, — твердо сказал капитан, — еще одно движение — и я пущу тебе пулю в лоб!
   С этими словами он взвел курок револьвера и прицелился в матроса.
   Послышался ропот.
   — Эй вы там, ни слова! — крикнул Гаттерас. — Или этот человек погиб!
   Джонсон и Бэлл обезоружили Пэна, который уже не пытался сопротивляться, и увели его в трюм.
   — Идите, Брентон, — сказал Гаттерас.
   Машинист вместе с Пловером и Уореном отправился на свой пост. Гаттерас вернулся на ют.
   — Этот Пэн — порядочный негодяй, — сказал доктор.
   — Он был на волосок от смерти, — спокойно ответил капитан.
   Вскоре добились нужного давления в котле. «Форвард» снялся с якоря и, забирая на восток, направился к мысу Бичера, дробя форштевнем молодой лед.
   Между островом Беринга и мысом Бичера встречается множество островов, словно застрявших среди водяных полей. В узких проливах, которых так много в этих местах, скапливались льды; с наступлением похолодания они уже начали сплачиваться. То тут, то там образовывались торосы, и нетрудно было предвидеть, что эти грузные, плотные, примыкающие друг к другу льдины будут спаяны первыми же морозами и образуют непреодолимую преграду.
   «Форвард» с большим трудом продвигался вдоль протоков, среди снежных вихрей. Погода была переменчивая, как всегда в этих краях. По временам на горизонте появлялось солнце, температура повышалась на несколько градусов, препятствия исчезали как по мановению волшебного жезла, и там, где еще недавно громоздились льды, открывалась прелестная, ласкающая взор моряка водная пелена. Небо сверкало великолепными оранжевыми красками, на которых утомленный глаз отдыхал от вечной белизны снегов.
   В четверг 26 июля, пройдя остров Дандаса, «Форвард» направился к северу; но тут он наткнулся на сплошной лед, высотою в восемь-девять футов, состоявший из небольших, оторвавшихся от берега айсбергов. Бриг долго шел вдоль кромки льда, держа курс на запад. Беспрерывный треск льдов и жалобный скрип снастей сливались в заунывный гул, напоминавший не то вздохи, не то стоны. Наконец, «Форвард» вошел в свободный проход и стал с трудом продвигаться вперед; иной раз огромная льдина задерживала судно на долгие часы; туман скрывал дали и сильно мешал лоцману. Нетрудно избежать препятствий, если видишь вокруг хоть на милю: но во время метели поле зрения нередко ограничивается одним кабельтовым. Бриг сильно качало.
   По временам легкие, прозрачные облака принимали какие-то странные оттенки, казалось, они отражали отблеск ледяных полей. Бывали дни, когда желтоватые лучи солнца даже не могли проникнуть сквозь завесу густого тумана.
   Множество птиц оглашали воздух пронзительными криками; тюлени, лениво лежа на плавучих льдинах, при проходе брига с легким испугом приподнимали голову и поворачивали ее, следя за кораблем. «Форвард» задевал их плавучие жилища, иной раз оставляя на них куски своей медной обшивки.
   Наконец, 1 августа, после шестидневного затрудненного плавания, на севере показался мыс Бичера. Гаттерас последние часы провел на брам-салинге; свободное море, обнаруженное Стюартом 30 мая 1851 года под 7620' широты, должно было находиться где-то неподалеку, а между тем, насколько хватало глаз, нигде не видно было свободного от льдов бассейна. Капитан спустился с мачты, не проронив ни слова.
   — Вы верите в существование свободного моря? — спросил Шандон Уолла.
   — Начинаю сильно в этом сомневаться, — ответил Уолл.
   — Ну, не был ли я прав, когда назвал это «открытие» гипотезой и химерой? А между тем никто мне не поверил, да и вы сами, Уолл, высказались против меня.
   — Впредь будем вам верить, Шандон.
   — Да, — ответил старший помощник, — но будет уже поздно…
   И Шандон пошел к себе в каюту, из которой он почти не выходил после ссоры с капитаном.
   К вечеру подул южный ветер. Гаттерас приказал поставить паруса и прекратить пары. Несколько дней экипаж напряженно работал. То и дело приходилось или уваливаться под ветер, или обстенивать паруса, чтобы замедлить ход брига; обледенелые снасти плохо ходили в разбухших блоках и затрудняли работу. Прошло больше недели, прежде чем корабль достиг мыса Барроу; таким образом, в десять дней он не сделал и тридцати миль.
   Но вот снова подул северный ветер, и опять пришлось прибегнуть к помощи винта. За семьдесят седьмым градусом северной широты Гаттерас все еще надеялся встретить свободное от льдов море, которое видел сэр Эдуард Бельчер.
   А между тем, если верить Пенни, часть моря, которую в настоящее время пересекал «Форвард», должна была быть свободной, ибо Пенни, достигнув конца льдов, исследовал на шлюпке пролив Королевы до семьдесят седьмого градуса широты.
   Неужели Пенни дал ложные показания? Или, может быть, в полярных странах наступила в этом году ранняя зима?
   15 августа увидели гору Перси, выступавшую из тумана; вершина ее была покрыта вечными снегами; резкий ветер швырял в лицо колючую, издававшую треск крупу. На следующий день солнце в первый раз скрылось за горизонтом. Закончился долгий ряд двадцатичетырехчасовых дней. Люди под конец привыкли к беспрерывному свету; животных он также не слишком беспокоил. Гренландские собаки ложились спать в обычное время, и даже Дэк неизменно засыпал каждый вечер, как если бы сгустилась ночная темнота.
   Но все же после 15 августа ночи были еще не совсем темные, и хотя солнце уже скрывалось за горизонтом, но благодаря рефракции давало еще достаточно света.
   19 августа, после тщательных наблюдений, на восточном берегу был обнаружен мыс Франклина, а на западном — мыс Леди Франклин. Благодарные соотечественники адмирала пожелали, чтобы на крайнем пункте, которого достиг этот отважный мореплаватель, имя его преданной жены находилось рядом с его именем. Трогательная эмблема искренней, до гроба соединявшей их любви!
   Доктора тронуло это сближение, эта, так сказать, моральная связь между двумя клочками земли на крайнем севере.
   Исполняя советы Джонсона, доктор уже начал привыкать к холоду; он почти все время находился на палубе, невзирая на стужу, ветер и снег. Хотя он несколько похудел, здоровье его не страдало от сурового климата. Впрочем, он был готов встретить еще большие невзгоды и не без удовольствия отмечал признаки приближающейся зимы.
   — Посмотрите, — сказал он однажды Джонсону, — посмотрите: стаи птиц направляются к югу! Как быстро они несутся, издавая прощальные крики!
   — Да, доктор, что-то подсказало им, что пора убираться, и они пустились в путь.
   — Мне думается, Джонсон, многие из нас не прочь бы последовать их примеру.
   — Только трусы, доктор. Черт побери! У птиц нет запасов продовольствия, как у нас, и им волей-неволей приходится отыскивать себе пищу. Но моряки, которые чувствуют под собой крепкий корабль, могут махнуть хоть на край света.
   — Вы думаете, Гаттерасу удастся осуществить свои замыслы?
   — Удастся, доктор.
   — Я тоже так думаю, Джонсон, — и если бы даже с ним остался только один верный товарищ…
   — Нас будет двое!
   — Да, Джонсон! — ответил доктор, пожимая руку честному моряку.
   Земля Принца Альберта, вдоль берегов которой шел «Форвард», называется также Землей Гриннелла. Гаттерас из ненависти к янки никогда не называл ее этим именем, под которым, однако, она общеизвестна. Вот причина двойного наименования: англичанин Пенни назвал ее Землей Принца Альберта, а командир судна «Рескью», лейтенант Хевен, почти в одно и то же время окрестил ее Землей Гриннелла, в честь американского коммерсанта, снарядившего в Нью-Йорке на свой счет экспедицию.
   Огибая ее берега, «Форвард» сталкивался с целым рядом серьезных препятствий и шел попеременно то под парусами, то под парами. 18 августа бриг находился в виду горы Британия, едва заметной в тумане, а на следующий день встал на якорь в заливе Нортумберленда. Он был со всех сторон окружен льдами.


23. БОРЬБА СО ЛЬДАМИ


   Гаттерас командовал при отдаче якоря; затем он ушел к себе в каюту, взял карту и тщательно определил местонахождение брига; как оказалось, он находился под 7657' широты и 9920' долготы, то есть всего в трех минутах от семьдесят седьмой параллели. Как раз в этих местах сэр Эдуард Бельчер провел первую арктическую зиму на судах «Пионер» и «Ассистенс». Отсюда на санях и лодках он предпринимал различные походы, во время которых открыл Столовый остров. Северный Корнуолл, архипелаг Виктории и пролив Бельчера. Он заметил, что за семьдесят восьмым градусом берега начинают уклоняться к юго-востоку; по-видимому, они примыкали к берегам пролива Джонса, ведущего в Баффинов залив. Но на северо-западе, говорил Бельчер в своем отчете, простиралось безбрежное «свободное» море.
   Гаттерас с волнением смотрел на то место морской карты, где большим белым пятном были обозначены еще не исследованные области, и его взгляд непрестанно возвращался к полярному бассейну, который он надеялся встретить свободным ото льдов.
   «Невозможно сомневаться после свидетельств Стюарта, Пенни и Бельчера, — говорил он себе. — Так и должно быть на самом деле! Эти отважные моряки собственными глазами видели свободное море. Можно ли сомневаться в их показаниях? Конечно, нет! Но что, если море было свободно только потому, что в тот год поздно наступила зима? Но нет, это было обнаружено несколько раз, в разные года. Такой бассейн существует, и я его найду! Я увижу его!»
   Гаттерас поднялся на ют. Густой туман окутывал «Форвард». С палубы с трудом можно было разглядеть верхушки мачт. Гаттерас приказал лоцману спуститься с «вороньего гнезда» и занял его место; он старался воспользоваться малейшим просветом в тумане, чтобы осмотреть северо-западную часть горизонта.
   По этому поводу Шандон сказал второму помощнику:
   — Ну, а где же, Уолл, свободное море?
   — Вы были правы, Шандон, — отвечал Уолл. — А между тем угля у нас осталось всего на шесть недель.
   — Уж доктор придумает какое-нибудь хитрое средство топить печи без угля, — ответил Шандон. — Я слышал, что с помощью огня теперь получают искусственный лед; быть может, он умудрится изо льда добыть огонь.
   И, пожав плечами, Шандон ушел к себе в каюту.
   На следующий день, 20 августа, туман рассеялся всего на несколько минут. Долгое время Гаттерас, сидя в «вороньем гнезде», жадно всматривался вдаль; затем он молча спустился на палубу и приказал идти дальше. По его лицу было видно, что он потерял всякую надежду.
   «Форвард» снялся с якоря и наудачу двинулся к северу. Из-за сильной качки марса-реи и брам-реи были спущены со всем такелажем. Стеньги были спущены, так как нельзя было рассчитывать на постоянно менявшийся ветер, который в извилистых проходах становился почти бесполезным. На море местами начинали уже появляться широкие белесые, словно маслянистые пятна, предвещавшие близкие морозы. Когда ветер стихал, море начинало быстро замерзать; но этот молодой лед легко ломался и расходился при новых порывах ветра. К вечеру температура понизилась до +17F (-7С).
   Входя в забитый льдами проход, бриг начинал действовать как таран, — на всех парах устремлялся на преграду и разбивал ее. Иной раз казалось, что «Форвард» окончательно попал в западню, но неожиданное передвижение ледяных масс открывало ему новый проход, в который бриг поспешно входил. Во время остановок пар, вырывавшийся из клапанов, сгущался в холодном воздухе и снежными хлопьями падал на палубу. Ход брига замедлялся и по другой причине: нередко в лопасти винта попадали твердые, как камень, куски льда, разбить которые машина не могла. Тогда приходилось давать задний ход: бриг пятился назад, а матросы ломами и ганшпугами освобождали винт от застрявших в лопастях осколков. Борьба с этими преградами изматывала матросов; приходилось то и дело останавливаться.
   Так продолжалось тринадцать дней; «Форвард» с трудом продвигался вдоль пролива Пенни. Экипаж повиновался, хотя и не без ропота. Все поняли, что вернуться назад теперь уже нет возможности. Движение на север представляло меньше опасностей, чем отступление на юг. Необходимо было подумать о зимовке.
   Матросы обсуждали между собой положение, в каком очутился бриг. Однажды они даже заговорили об этом с Ричардом Шандоном, который, как им было известно, держал их сторону. Нарушая свой долг и дисциплину, Шандон позволял матросам в своем присутствии обсуждать действия капитана.
   — Так, по-вашему, мистер Шандон, — спросил Гриппер, — нам уже нельзя повернуть назад?
   — Теперь уже поздно, — ответил Шандон.
   — Так значит, — начал другой матрос, — нам приходится подумать о зимовке?
   — В этом наше единственное спасение! Но мне ведь никто не верил…
   — В другой раз мы вам будем верить, — ответил Пэн, который уже вышел из-под ареста.
   — Но ведь я здесь не хозяин… — сказал Шандон.
   — Как знать! — возразил Пэн. — Джон Гаттерас может идти, куда ему угодно, но кто нам велит тащиться за ним?
   — Вспомните только его первое плавание в Баффинов залив и чем оно кончилось, — сказал Гриппер.
   — А его плавание на «Фарвеле», — подхватил Клифтон. — Он погубил корабль в водах Шпицбергена!
   — Оттуда вернулся один только Гаттерас, — заметил Гриппер.
   — Со своим псом, — добавил Клифтон.
   — Охота была рисковать своей шкурой в угоду этому человеку! — воскликнул Пэн.
   — И потерять премию, которую мы честно заработали, — заметил Клифтон, как всегда, занятый корыстными расчетами. — Когда мы пройдем семьдесят восьмой градус, до которого уже недалеко, — добавил он, — то каждому из нас будет причитаться по триста семьдесят пять фунтов.
   — А не потеряем мы их, если вернемся без капитана? — спросил Гриппер.
   — Нет, если будет доказано, что вернуться было необходимо, — отвечал Клифтон.
   — Но ведь… капитан…
   — Успокойся, Гриппер, — сказал Пэн, — у нас будет капитан, да еще какой бравый! Мистер Шандон его знает. Когда командир судна сходит с ума, его сменяют и ставят другого. Так ведь, мистер Шандон?
   — Друзья мои, — уклончиво ответил Шандон, — я всегда буду с вами заодно. Будем ждать дальнейших событий.
   Итак, над головой Гаттераса собирались тучи. Но непоколебимый, энергичный, самоуверенный капитан отважно шел вперед. Правда, он не мог всякий раз направлять судно, куда хотел, но следует сказать, что «Форвард» выдержал испытание: путь, пройденный им за пять месяцев, другие мореплаватели проходили в два-три года. Гаттерас вынужден был провести здесь зиму, но что это значило для людей мужественных и решительных, для испытанных, отважных сердец, для бесстрашных, закаленных моряков? Разве сэр Джон Росс и Мак-Клур не провели три зимы подряд в арктических странах? Что сделали одни — могут сделать и другие.