Страница:
– Спокойней, Маноэль, – сказал он, – ты видишь, я держу себя в руках! – Затем снова обратился к Торресу: – Да, Торрес, я понимаю, по какой причине вы попросили взять вас на жангаду. Зная тайну, которую вам, видимо, кто-то выдал, вы решили шантажировать отца. Но сейчас речь идет не о том.
– О чем же?
– Я хочу знать, откуда вам стало известно, что хозяин икитосской фазенды – Жоам Дакоста?
– Откуда? – повторил Торрес. – А это уже мое дело, и я вовсе не собираюсь рассказывать вам о моих делах. Самое главное, что я не ошибся, когда донес, кто настоящий виновник преступления в Тижоке.
– Нет, вы мне скажете! – Бенито уже начинал терять самообладание.
– Ничего я не скажу! – бросил Торрес. – Жоам Дакоста отверг мои предложения. Он отказался принять меня в свою семью. Тем хуже для него! Теперь, когда тайна его открыта, когда он арестован, я и сам отказался бы породниться с грабителем, убийцей, преступником, которого ждет виселица!
– Мерзавец! – вскричал Бенито. Теперь и он выхватил маншетту из-за пояса, угрожая Торресу.
Маноэль и Фрагозо единым движением тоже обнажили оружие.
– Трое против одного! – крикнул Торрес.
– Нет, один на один! – возразил Бенито.
– Вот как! А я был уверен, что сын убийцы готовит убийство.
– Защищайся, Торрес! – закричал Бенито. – Иначе я убью тебя, как бешеную собаку!
– Пусть бешеную, тем опаснее мои укусы! Так берегись же моих зубов!
Затем, прикрыв грудь маншеттой, Торрес стал в угрожающую позу, готовый броситься на своего противника.
Бенито отступил на несколько шагов.
– Торрес, – проговорил он, вновь обретая утраченное на миг хладнокровие. – Вы были гостем моего отца, вы угрожали ему, вы предали его, вы донесли на него, вы обвинили невинного человека, и с божьей помощью я вас убью!
На губах Торреса мелькнула наглая усмешка. Быть может, негодяй в эту минуту подумал, что стоит ему захотеть, и он не допустит этого поединка. Наверно, он понял, что Жоам Дакоста ничего не сказал близким о существовании документа, который мог служить письменным доказательством его невиновности.
Если бы Торрес сказал Бенито, что держит в руках такой документ, тот сразу сложил бы оружие. Но, помимо того, что Торрес решил тянуть до последней минуты, чтобы подороже продать документ, воспоминание об оскорбительных словах молодого человека, ненависть к нему и ко всем его близким заставили негодяя забыть даже о своей выгоде.
К тому же Торрес прекрасно владел маншеттой, которой ему частенько приходилось пользоваться, был крепок, силен и ловок. Стало быть, в борьбе с двадцатилетним противником, который не обладал ни его силой, ни опытом, перевес был явно на его стороне.
Поэтому Маноэль еще раз попытался уговорить Бенито позволить ему драться с Торресом.
– Нет, Маноэль, – холодно ответил юноша. – Я один должен драться за отца, а чтобы дуэль проходила по правилам, ты будешь моим секундантом.
– Бенито!..
– А вы, Фрагозо, если я попрошу, не откажетесь быть секундантом этого человека?
– Ладно, – ответил Фрагозо, – хоть чести для меня в этом нет никакой! Я бы обошелся без таких церемоний и попросту убил бы его, как дикого зверя!
Для поединка была выбрана ровная площадка, около сорока шагов в ширину, поднимавшаяся футов на пятнадцать над Амазонкой. Здесь берег круто обрывался. Внизу медленно текла река, омывая густой камыш, росший под обрывом.
Итак, места на берегу было немного, и тот из противников, кто станет отступать, неизбежно свалится с кручи.
По данному Маноэлем сигналу Торрес и Бенито начали сходиться.
Теперь Бенито вполне владел собой. Он защищал правое дело и действовал хладнокровно, в чем было его преимущество – и немалое – перед Торресом, которому, несмотря на всю его черствость и бесчувственность, мешала нечистая совесть.
Противники сошлись. Бенито нанес удар первым. Торрес отразил его. Затем они немного отступили, но тотчас снова бросились вперед, и каждый из них схватил противника левой рукой за плечо… больше они друг друга не отпускали.
Более сильный Торрес нанес маншеттой мощный удар сбоку, и Бенито не смог полностью парировать его. Клинок оцарапал ему правый бок, и пуншо окрасилось кровью. Но Бенито ответил быстрым ударом и слегка ранил Торреса в руку.
Далее удары так и сыпались с обеих сторон, но ни один из них не был решающим. Взор молчавшего Бенито погружался в глаза Торреса, словно клинок, проникающий в самое сердце. Негодяй заметно терял уверенность. Он начал понемногу отступать перед неумолимым мстителем, главной целью которого было лишить жизни доносчика, а не защищать свою собственную. Сразить врага – вот все, чего хотел Бенито, а тот успевал теперь только обороняться.
Вскоре Торрес оказался прижатым к краю площадки в том месте, где берег нависал над водой. Он понял грозившую ему опасность и попытался перейти в наступление, чтобы вернуть себе потерянную позицию. Смятение его увеличивалось, взгляд помертвел… Наконец негодяй пригнулся, увертываясь от угрожавшей ему руки противника.
– Умри! – закричал Бенито.
Удар пришелся прямо в грудь, но кончик маншетты скользнул по какому-то твердому предмету, спрятанному под пуншо Торреса.
Бенито нападал все решительней. Отбиваясь, Торрес промахнулся и почувствовал, что погиб. Ему пришлось еще раз шагнуть назад. И тут он хотел крикнуть… крикнуть, что жизнь Жоама Дакосты неразрывно связана с его жизнью… но не успел!
Второй удар маншетты на этот раз пронзил ему сердце. Торрес попятился, ступил в пустоту и сорвался с обрыва. В последний раз руки судорожно вцепились в камыши, но не смогли его удержать. Он исчез под водой.
Бенито оперся о плечо Маноэля. Фрагозо крепко жал ему руки. Но Бенито даже не дал друзьям перевязать ему рану – к счастью, она была не опасна.
– На жангаду! – сказал он. – На жангаду!
Маноэль и Фрагозо в глубоком волнении шли за ним, не говоря ни слова.
Четверть часа спустя все трое вышли на берег в том месте, где стояла жангада. Бенито и Маноэль вбежали в комнату к Яките и Минье и рассказали им, что произошло.
– Сын мой! Мой брат! – вырвалось у обеих.
– А теперь идем в тюрьму! – сказал Бенито.
– Да, да, идем!
Бенито повел под руку мать, и Маноэль последовал за ними. Высадившись на берег, они направились в Манаус и через полчаса вышли к городской тюрьме.
По приказу, данному судьей Жаррикесом, их немедленно впустили в камеру заключенного.
Дверь отворилась.
Жоам Дакоста увидел жену, сына и Маноэля.
– Ах, Жоам! Дорогой мой Жоам! – вскричала Якита.
– Якита, жена моя! Дети мои! – ответил заключенный, раскрывая объятия и прижимая их к сердцу.
– Мой невинный Жоам!
– Невинный и отомщенный! – добавил Бенито.
– Отомщенный? Что ты хочешь сказать?
– Торрес убит, отец! Убит моей рукой!
– Торрес убит?.. Он умер?.. – воскликнул Жоам Дакоста. – Ах, сын мой! Ты меня погубил!
– О чем же?
– Я хочу знать, откуда вам стало известно, что хозяин икитосской фазенды – Жоам Дакоста?
– Откуда? – повторил Торрес. – А это уже мое дело, и я вовсе не собираюсь рассказывать вам о моих делах. Самое главное, что я не ошибся, когда донес, кто настоящий виновник преступления в Тижоке.
– Нет, вы мне скажете! – Бенито уже начинал терять самообладание.
– Ничего я не скажу! – бросил Торрес. – Жоам Дакоста отверг мои предложения. Он отказался принять меня в свою семью. Тем хуже для него! Теперь, когда тайна его открыта, когда он арестован, я и сам отказался бы породниться с грабителем, убийцей, преступником, которого ждет виселица!
– Мерзавец! – вскричал Бенито. Теперь и он выхватил маншетту из-за пояса, угрожая Торресу.
Маноэль и Фрагозо единым движением тоже обнажили оружие.
– Трое против одного! – крикнул Торрес.
– Нет, один на один! – возразил Бенито.
– Вот как! А я был уверен, что сын убийцы готовит убийство.
– Защищайся, Торрес! – закричал Бенито. – Иначе я убью тебя, как бешеную собаку!
– Пусть бешеную, тем опаснее мои укусы! Так берегись же моих зубов!
Затем, прикрыв грудь маншеттой, Торрес стал в угрожающую позу, готовый броситься на своего противника.
Бенито отступил на несколько шагов.
– Торрес, – проговорил он, вновь обретая утраченное на миг хладнокровие. – Вы были гостем моего отца, вы угрожали ему, вы предали его, вы донесли на него, вы обвинили невинного человека, и с божьей помощью я вас убью!
На губах Торреса мелькнула наглая усмешка. Быть может, негодяй в эту минуту подумал, что стоит ему захотеть, и он не допустит этого поединка. Наверно, он понял, что Жоам Дакоста ничего не сказал близким о существовании документа, который мог служить письменным доказательством его невиновности.
Если бы Торрес сказал Бенито, что держит в руках такой документ, тот сразу сложил бы оружие. Но, помимо того, что Торрес решил тянуть до последней минуты, чтобы подороже продать документ, воспоминание об оскорбительных словах молодого человека, ненависть к нему и ко всем его близким заставили негодяя забыть даже о своей выгоде.
К тому же Торрес прекрасно владел маншеттой, которой ему частенько приходилось пользоваться, был крепок, силен и ловок. Стало быть, в борьбе с двадцатилетним противником, который не обладал ни его силой, ни опытом, перевес был явно на его стороне.
Поэтому Маноэль еще раз попытался уговорить Бенито позволить ему драться с Торресом.
– Нет, Маноэль, – холодно ответил юноша. – Я один должен драться за отца, а чтобы дуэль проходила по правилам, ты будешь моим секундантом.
– Бенито!..
– А вы, Фрагозо, если я попрошу, не откажетесь быть секундантом этого человека?
– Ладно, – ответил Фрагозо, – хоть чести для меня в этом нет никакой! Я бы обошелся без таких церемоний и попросту убил бы его, как дикого зверя!
Для поединка была выбрана ровная площадка, около сорока шагов в ширину, поднимавшаяся футов на пятнадцать над Амазонкой. Здесь берег круто обрывался. Внизу медленно текла река, омывая густой камыш, росший под обрывом.
Итак, места на берегу было немного, и тот из противников, кто станет отступать, неизбежно свалится с кручи.
По данному Маноэлем сигналу Торрес и Бенито начали сходиться.
Теперь Бенито вполне владел собой. Он защищал правое дело и действовал хладнокровно, в чем было его преимущество – и немалое – перед Торресом, которому, несмотря на всю его черствость и бесчувственность, мешала нечистая совесть.
Противники сошлись. Бенито нанес удар первым. Торрес отразил его. Затем они немного отступили, но тотчас снова бросились вперед, и каждый из них схватил противника левой рукой за плечо… больше они друг друга не отпускали.
Более сильный Торрес нанес маншеттой мощный удар сбоку, и Бенито не смог полностью парировать его. Клинок оцарапал ему правый бок, и пуншо окрасилось кровью. Но Бенито ответил быстрым ударом и слегка ранил Торреса в руку.
Далее удары так и сыпались с обеих сторон, но ни один из них не был решающим. Взор молчавшего Бенито погружался в глаза Торреса, словно клинок, проникающий в самое сердце. Негодяй заметно терял уверенность. Он начал понемногу отступать перед неумолимым мстителем, главной целью которого было лишить жизни доносчика, а не защищать свою собственную. Сразить врага – вот все, чего хотел Бенито, а тот успевал теперь только обороняться.
Вскоре Торрес оказался прижатым к краю площадки в том месте, где берег нависал над водой. Он понял грозившую ему опасность и попытался перейти в наступление, чтобы вернуть себе потерянную позицию. Смятение его увеличивалось, взгляд помертвел… Наконец негодяй пригнулся, увертываясь от угрожавшей ему руки противника.
– Умри! – закричал Бенито.
Удар пришелся прямо в грудь, но кончик маншетты скользнул по какому-то твердому предмету, спрятанному под пуншо Торреса.
Бенито нападал все решительней. Отбиваясь, Торрес промахнулся и почувствовал, что погиб. Ему пришлось еще раз шагнуть назад. И тут он хотел крикнуть… крикнуть, что жизнь Жоама Дакосты неразрывно связана с его жизнью… но не успел!
Второй удар маншетты на этот раз пронзил ему сердце. Торрес попятился, ступил в пустоту и сорвался с обрыва. В последний раз руки судорожно вцепились в камыши, но не смогли его удержать. Он исчез под водой.
Бенито оперся о плечо Маноэля. Фрагозо крепко жал ему руки. Но Бенито даже не дал друзьям перевязать ему рану – к счастью, она была не опасна.
– На жангаду! – сказал он. – На жангаду!
Маноэль и Фрагозо в глубоком волнении шли за ним, не говоря ни слова.
Четверть часа спустя все трое вышли на берег в том месте, где стояла жангада. Бенито и Маноэль вбежали в комнату к Яките и Минье и рассказали им, что произошло.
– Сын мой! Мой брат! – вырвалось у обеих.
– А теперь идем в тюрьму! – сказал Бенито.
– Да, да, идем!
Бенито повел под руку мать, и Маноэль последовал за ними. Высадившись на берег, они направились в Манаус и через полчаса вышли к городской тюрьме.
По приказу, данному судьей Жаррикесом, их немедленно впустили в камеру заключенного.
Дверь отворилась.
Жоам Дакоста увидел жену, сына и Маноэля.
– Ах, Жоам! Дорогой мой Жоам! – вскричала Якита.
– Якита, жена моя! Дети мои! – ответил заключенный, раскрывая объятия и прижимая их к сердцу.
– Мой невинный Жоам!
– Невинный и отомщенный! – добавил Бенито.
– Отомщенный? Что ты хочешь сказать?
– Торрес убит, отец! Убит моей рукой!
– Торрес убит?.. Он умер?.. – воскликнул Жоам Дакоста. – Ах, сын мой! Ты меня погубил!
7. Решение
Прошло несколько часов, и вся семья, вернувшись на жангаду, собралась в общей комнате. Здесь были все, кроме благородного страдальца, на которого обрушился непоправимый удар.
Убитый горем Бенито винил себя в том, что погубил отца. Если бы его мать, сестра, отец Пассанья и Маноэль не умоляли его, то в первые минуты отчаяния несчастный юноша, может статься, наложил бы на себя руки. Но с него не спускали глаз, ни на минуту не оставляли одного. А между тем разве он не вел себя достойно? Разве его поступок не был законным возмездием доносчику на его отца?
Ах, зачем Жоам Дакоста, уходя с жангады, не сказал им всего! Зачем решил сообщить только судье о письменном доказательстве своей невиновности! Зачем, после изгнания Торреса, в разговоре с Маноэлем умолчал о документе, который, по утверждению авантюриста, был у него в руках! Но, с другой стороны, мог ли он верить Торресу? Мог ли быть уверенным, что у негодяя и вправду есть такой документ?
Как бы то ни было, но теперь семья Жоама Дакосты уже знала все от него самого. Она знала, что, по словам Торреса, доказательство невиновности осужденного в Тижоке действительно существует; что этот документ написан рукой самого преступника; что преступник, терзаемый перед смертью угрызениями совести, отдал документ своему товарищу Торресу, а тот, вместо того чтобы выполнить волю умирающего, превратил документ в орудие вымогательства!.. Но они знали также, что Торрес убит на дуэли, а тело его потонуло в Амазонке и что он умер, так и не назвав имени настоящего преступника.
Если не случится чуда, можно считать, что Жоам Дакоста безвозвратно погиб. Смерть судьи Рибейро, а за ней смерть Торреса – двойной удар, от которого ему не оправиться!
Надо сказать, что общественное мнение в Манаусе, как всегда пристрастное и несправедливое, было против заключенного. Неожиданный арест Жоама Дакосты снова напомнил обществу ужасное преступление в Тижоке, забытое за прошедшие двадцать три года. Процесс молодого чиновника из Алмазного округа, вынесенный ему смертный приговор, его бегство за несколько часов до казни – все это снова разворошили, разобрали, обсудили. Автор статьи, помещенной в «Диарио до Гран Пара», самой распространенной местной газете, изложив все подробности преступления, занял враждебную заключенному позицию.
Как могло общество верить в невиновность Жоама Дакосты, если оно не знало всего, что знали только его близкие и больше никто!
И население Манауса сразу заволновалось. Вскоре толпа индейцев и негров с яростными криками собралась у тюрьмы, требуя смерти Дакосты. В этой южноамериканской стране, где жители так часто видят гнусные расправы, названные судом Линча, толпа легко поддается жестоким инстинктам, и можно было опасаться, как бы она и здесь не вздумала учинить самосуд.
Какую печальную ночь провели пассажиры жангады! Удар поразил и хозяев и слуг. Ведь все обитатели фазенды составляли как бы одну большую семью. Все сии решили оберегать Якиту и ее детей. По берегу Риу-Негру беспрестанно ходили взад-вперед горожане, чрезвычайно возбужденные арестом Жоама Дакосты, и разве можно было предвидеть, до каких крайностей они способны дойти?
Однако ночь прошла спокойно, и никто не пытался напасть на жангаду.
На другой день, 26 августа, лишь только взошло солнце, Маноэль и Фрагозо, в эту тревожную ночь ни на минуту не отходившие от Бенито, попробовали рассеять его отчаяние. Отведя его в сторону, они постарались ему внушить, что теперь нельзя терять ни минуты, надо заставить себя действовать.
– Бенито, – сказал Маноэль, – возьми себя в руки, стань снова мужчиной, достойным сыном своего отца!
– Достойным отца! – вскричал Бенито. – Ведь я же его и погубил!
– Нет, – сказал Маноэль, – быть может, не все еще потеряно, если бог нам поможет.
– Выслушайте нас, господин Бенито, – поддержал его Фрагозо.
И юноша, проведя ладонью по глазам, сделал над собой неимоверное усилие и взял себя в руки.
– Бенито, – начал Маноэль, – Торрес никогда не рассказывал нам о своем прошлом и ничто не наведет нас на его след. Стало быть, мы не можем догадаться ни кто виновник преступления в Тижоке, ни каким образом он его совершил. Искать в этом направлении – значит даром терять время.
– А время очень дорого! – добавил Фрагозо.
– К тому же, – продолжал Маноэль, – если бы нам и удалось узнать, кто товарищ Торреса, оставивший ему свою исповедь, он ведь умер и не может подтвердить невиновность Жоама Дакосты. Однако мы знаем, что доказательство его невиновности существует, мы не можем сомневаться в существовании документа, если Торрес сам предлагал его продать. Этот документ – признание, написанное рукой преступника; он описывает злодеяние со всеми подробностями и оправдывает нашего отца. Да! Бесспорно! Этот документ существует!
– Зато сам Торрес больше не существует! – вскричал Бенито. – И документ пропал вместе с негодяем!
– Погоди, еще рано отчаиваться, – ответил Маноэль. – Помнишь, при каких обстоятельствах мы познакомились с Торресом? В чаще икитосского леса? Он гнался за обезьяной, стащившей у него металлическую коробку, которой он чрезвычайно дорожил; он гонялся за ней часа два, пока мы не сбили ее пулей. Неужто ты думаешь, что Торрес потратил бы столько сил ради нескольких спрятанных в коробке монет? А помнишь, какая радость мелькнула у него на лице, когда ты вернул ему отнятую у обезьяны коробку?
– Да!.. Да!.. В коробке, которую я держал в руках и отдал ему… Быть может, в ней лежал…
– Это более чем вероятно! Я даже уверен, что это так! – ответил Маноэль.
– Я вспомнил сейчас еще кое-что, – заметил Фрагозо. – Когда вы сошли с жангады в Эге, я остался на борту по просьбе Лины, чтобы следить за Торресом, и видел своими глазами, как он читал и перечитывал какую-то старую, пожелтевшую бумагу… и бормотал какие-то непонятные слова.
– Это и был документ! – Бенито ухватился за эту последнюю надежду. – Но он, наверно, спрятал его в верном месте!
– Нет! – возразил Маноэль. – Нет! Торрес слишком дорожил этой бумагой, чтобы расстаться с ней. Я думаю, он всегда носил ее при себе в той самой коробке.
– Постой, постой, Маноэль! Я вспомнил! Вспомнил! Когда во время дуэли я нанес Торресу первый удар прямо в грудь, моя маншетта наткнулась под его поншо на что-то твердое… вроде металлической пластинки!
– Это была коробка! – воскликнул Фрагозо.
– Да! В этом нет сомнений! – поддержал его Маноэль. – Коробка, наверно, лежала в кармане его куртки.
– Но труп Торреса…
– Мы его найдем!
– А документ? Если вода проникла в коробку, бумага размокла и ее нельзя будет прочесть.
– Почему? Если металлическая коробка закрывалась герметически, бумага не пострадала.
– Ты прав, Маноэль. – Бенито все так же цеплялся за последнюю надежду.
– Надо разыскать труп Торреса! Если понадобится, мы обшарим всю эту часть реки, но мы его разыщем!
Молодые люди тотчас же позвали лоцмана Араужо и сообщили ему о своем замысле.
– Хорошо! – ответил Араужо. – Я знаю все течения и мели на месте впадения Риу-Негру в Амазонку. Быть может, нам и удастся выловить тело Торреса. Возьмем две пироги, две убы, человек десять индейцев и отправимся.
В это время из комнаты Якиты вышел отец Пассанья, и Бенито вкратце рассказал ему, как они собираются отыскивать документ.
– Не говорите пока ничего матушке и сестре, – попросил он. – Если и последняя надежда рухнет, это их убьет.
– Ступай, сын мой, ступай, – сказал отец Пассанья, – и да поможет вам бог в ваших поисках.
Пять минут спустя четыре лодки отчалили от жангады; они спустились по Риу-Негру и подошли к берегу Амазонки в том самом месте, где смертельно раненный Торрес исчез в волнах реки.
Убитый горем Бенито винил себя в том, что погубил отца. Если бы его мать, сестра, отец Пассанья и Маноэль не умоляли его, то в первые минуты отчаяния несчастный юноша, может статься, наложил бы на себя руки. Но с него не спускали глаз, ни на минуту не оставляли одного. А между тем разве он не вел себя достойно? Разве его поступок не был законным возмездием доносчику на его отца?
Ах, зачем Жоам Дакоста, уходя с жангады, не сказал им всего! Зачем решил сообщить только судье о письменном доказательстве своей невиновности! Зачем, после изгнания Торреса, в разговоре с Маноэлем умолчал о документе, который, по утверждению авантюриста, был у него в руках! Но, с другой стороны, мог ли он верить Торресу? Мог ли быть уверенным, что у негодяя и вправду есть такой документ?
Как бы то ни было, но теперь семья Жоама Дакосты уже знала все от него самого. Она знала, что, по словам Торреса, доказательство невиновности осужденного в Тижоке действительно существует; что этот документ написан рукой самого преступника; что преступник, терзаемый перед смертью угрызениями совести, отдал документ своему товарищу Торресу, а тот, вместо того чтобы выполнить волю умирающего, превратил документ в орудие вымогательства!.. Но они знали также, что Торрес убит на дуэли, а тело его потонуло в Амазонке и что он умер, так и не назвав имени настоящего преступника.
Если не случится чуда, можно считать, что Жоам Дакоста безвозвратно погиб. Смерть судьи Рибейро, а за ней смерть Торреса – двойной удар, от которого ему не оправиться!
Надо сказать, что общественное мнение в Манаусе, как всегда пристрастное и несправедливое, было против заключенного. Неожиданный арест Жоама Дакосты снова напомнил обществу ужасное преступление в Тижоке, забытое за прошедшие двадцать три года. Процесс молодого чиновника из Алмазного округа, вынесенный ему смертный приговор, его бегство за несколько часов до казни – все это снова разворошили, разобрали, обсудили. Автор статьи, помещенной в «Диарио до Гран Пара», самой распространенной местной газете, изложив все подробности преступления, занял враждебную заключенному позицию.
Как могло общество верить в невиновность Жоама Дакосты, если оно не знало всего, что знали только его близкие и больше никто!
И население Манауса сразу заволновалось. Вскоре толпа индейцев и негров с яростными криками собралась у тюрьмы, требуя смерти Дакосты. В этой южноамериканской стране, где жители так часто видят гнусные расправы, названные судом Линча, толпа легко поддается жестоким инстинктам, и можно было опасаться, как бы она и здесь не вздумала учинить самосуд.
Какую печальную ночь провели пассажиры жангады! Удар поразил и хозяев и слуг. Ведь все обитатели фазенды составляли как бы одну большую семью. Все сии решили оберегать Якиту и ее детей. По берегу Риу-Негру беспрестанно ходили взад-вперед горожане, чрезвычайно возбужденные арестом Жоама Дакосты, и разве можно было предвидеть, до каких крайностей они способны дойти?
Однако ночь прошла спокойно, и никто не пытался напасть на жангаду.
На другой день, 26 августа, лишь только взошло солнце, Маноэль и Фрагозо, в эту тревожную ночь ни на минуту не отходившие от Бенито, попробовали рассеять его отчаяние. Отведя его в сторону, они постарались ему внушить, что теперь нельзя терять ни минуты, надо заставить себя действовать.
– Бенито, – сказал Маноэль, – возьми себя в руки, стань снова мужчиной, достойным сыном своего отца!
– Достойным отца! – вскричал Бенито. – Ведь я же его и погубил!
– Нет, – сказал Маноэль, – быть может, не все еще потеряно, если бог нам поможет.
– Выслушайте нас, господин Бенито, – поддержал его Фрагозо.
И юноша, проведя ладонью по глазам, сделал над собой неимоверное усилие и взял себя в руки.
– Бенито, – начал Маноэль, – Торрес никогда не рассказывал нам о своем прошлом и ничто не наведет нас на его след. Стало быть, мы не можем догадаться ни кто виновник преступления в Тижоке, ни каким образом он его совершил. Искать в этом направлении – значит даром терять время.
– А время очень дорого! – добавил Фрагозо.
– К тому же, – продолжал Маноэль, – если бы нам и удалось узнать, кто товарищ Торреса, оставивший ему свою исповедь, он ведь умер и не может подтвердить невиновность Жоама Дакосты. Однако мы знаем, что доказательство его невиновности существует, мы не можем сомневаться в существовании документа, если Торрес сам предлагал его продать. Этот документ – признание, написанное рукой преступника; он описывает злодеяние со всеми подробностями и оправдывает нашего отца. Да! Бесспорно! Этот документ существует!
– Зато сам Торрес больше не существует! – вскричал Бенито. – И документ пропал вместе с негодяем!
– Погоди, еще рано отчаиваться, – ответил Маноэль. – Помнишь, при каких обстоятельствах мы познакомились с Торресом? В чаще икитосского леса? Он гнался за обезьяной, стащившей у него металлическую коробку, которой он чрезвычайно дорожил; он гонялся за ней часа два, пока мы не сбили ее пулей. Неужто ты думаешь, что Торрес потратил бы столько сил ради нескольких спрятанных в коробке монет? А помнишь, какая радость мелькнула у него на лице, когда ты вернул ему отнятую у обезьяны коробку?
– Да!.. Да!.. В коробке, которую я держал в руках и отдал ему… Быть может, в ней лежал…
– Это более чем вероятно! Я даже уверен, что это так! – ответил Маноэль.
– Я вспомнил сейчас еще кое-что, – заметил Фрагозо. – Когда вы сошли с жангады в Эге, я остался на борту по просьбе Лины, чтобы следить за Торресом, и видел своими глазами, как он читал и перечитывал какую-то старую, пожелтевшую бумагу… и бормотал какие-то непонятные слова.
– Это и был документ! – Бенито ухватился за эту последнюю надежду. – Но он, наверно, спрятал его в верном месте!
– Нет! – возразил Маноэль. – Нет! Торрес слишком дорожил этой бумагой, чтобы расстаться с ней. Я думаю, он всегда носил ее при себе в той самой коробке.
– Постой, постой, Маноэль! Я вспомнил! Вспомнил! Когда во время дуэли я нанес Торресу первый удар прямо в грудь, моя маншетта наткнулась под его поншо на что-то твердое… вроде металлической пластинки!
– Это была коробка! – воскликнул Фрагозо.
– Да! В этом нет сомнений! – поддержал его Маноэль. – Коробка, наверно, лежала в кармане его куртки.
– Но труп Торреса…
– Мы его найдем!
– А документ? Если вода проникла в коробку, бумага размокла и ее нельзя будет прочесть.
– Почему? Если металлическая коробка закрывалась герметически, бумага не пострадала.
– Ты прав, Маноэль. – Бенито все так же цеплялся за последнюю надежду.
– Надо разыскать труп Торреса! Если понадобится, мы обшарим всю эту часть реки, но мы его разыщем!
Молодые люди тотчас же позвали лоцмана Араужо и сообщили ему о своем замысле.
– Хорошо! – ответил Араужо. – Я знаю все течения и мели на месте впадения Риу-Негру в Амазонку. Быть может, нам и удастся выловить тело Торреса. Возьмем две пироги, две убы, человек десять индейцев и отправимся.
В это время из комнаты Якиты вышел отец Пассанья, и Бенито вкратце рассказал ему, как они собираются отыскивать документ.
– Не говорите пока ничего матушке и сестре, – попросил он. – Если и последняя надежда рухнет, это их убьет.
– Ступай, сын мой, ступай, – сказал отец Пассанья, – и да поможет вам бог в ваших поисках.
Пять минут спустя четыре лодки отчалили от жангады; они спустились по Риу-Негру и подошли к берегу Амазонки в том самом месте, где смертельно раненный Торрес исчез в волнах реки.
8. Первый день поисков
Поиски следовало начинать немедленно по двум важным причинам.
Во-первых, так как это вопрос жизни или смерти для Жоама Дакосты: доказательство его невиновности надо представить прежде, чем придет приказ из Рио-де-Жанейро. Ведь теперь, когда личность осужденного установлена, можно ждать только одного – приказа о приведении приговора в исполнение.
Во-вторых, тело Торреса необходимо вытащить из реки как можно скорее, чтобы коробка и ее содержимое не пострадали от воды.
На этот раз Араужо проявил не только усердие и сообразительность, но также отличное знание особенностей реки у впадения в нее Риу-Негру.
– Если Торреса сразу унесло течением, – сказал он молодым людям, – придется обшарить дно на большом расстоянии, иначе надо ждать несколько дней, пока труп всплывет сам.
– Ждать мы не можем, – ответил Маноэль. – Мы должны найти его сегодня же!
– Если же тело застряло в камыше и водорослях у берега, – продолжал лоцман, – то не пройдет и часу, как мы его найдем.
– Тогда за дело! – ответил Бенито.
Действовать можно было только одним способом. Лодки подошли к берегу, и индейцы длинными баграми принялись ощупывать дно вдоль крутого откоса, где происходил поединок.
Место это было нетрудно узнать: полоса крови тянулась по отвесному меловому склону до самой воды. А на камыше виднелись пятна крови, указывавшие, куда погрузилось тело.
Ниже, футах в пятидесяти, в реку выдавалась коса, задерживая течение, и вода тут была неподвижна, как в большой лохани. У берега тоже не чувствовалось ни малейшего течения, и камыши стояли прямо, словно застыв. Значит, можно было надеяться, что тело Торреса не унесено течением на середину реки. И даже если дно сильно понижалось, образуя крутой склон, тело могло лишь соскользнуть на несколько метров в глубину, где тоже не было заметно никакого движения воды.
Убы и пироги, разделив между собой работу и ограничив место своих поисков краями этой заводи, двигались от краев к середине, обшаривая дно длинными баграми и не пропуская ни одного бугорка.
Однако все их старания не увенчались успехом: они не нашли трупа авантюриста ни в камыше, ни на дне русла, которое они тщательно обыскали.
Через два часа после начала работы все пришли к заключению, что тело, должно быть, ударившись о берег, откатилось вкось, за пределы заводи, туда, где уже начиналось течение.
– Но нам еще рано отчаиваться, – сказал Маноэль, – нечего и думать бросать поиски!
– Неужели нам придется обыскивать всю реку вдоль и поперек? – воскликнул Бенито.
– Поперек – может быть, а вдоль – к счастью, нет! – ответил Араужо.
– Почему? – спросил Маноэль.
– Потому что Амазонка на милю ниже впадения в нее Риу-Негру делает довольно крутой поворот, и дно ее при этом резко повышается. В этом месте образуется как бы естественная преграда – плотина Фриас, хорошо известная плотогонам. Переплыть ее могут лишь такие предметы, которые держатся на поверхности воды. Но тем, что сидят поглубже, ее не преодолеть.
Нельзя не согласиться, что это было счастливое совпадение обстоятельств, если только Араужо не ошибался. Но старому знатоку Амазонки можно было доверять. За тридцать лет, что он плавал лоцманом на этой реке, плотина Фриас, где стиснутое между берегами течение убыстрялось в сужавшемся ложе, доставила ему немало хлопот. Узость русла при малой глубине делала этот переход очень трудным, и здесь разбился не один плот.
Следовательно, Араужо был прав, считая, что если Торрес лежит на песчаном дне реки, то течение пока не может унести его за плотину.
Трудно было найти человека более опытного и лучше знающего этот край, чем лоцман Араужо. И если он уверен, что тело Торреса не могло уплыть дальше узкого пролива на расстоянии мили отсюда, то оставалось только обшарить эту часть реки, чтобы его отыскать.
К тому же в этом месте ни один остров или островок не преграждал течение Амазонки. Значит, нужно сначала обследовать оба берега до плотины, а потом тщательно обыскать самое русло шириной около пятисот футов.
Так и поступили. Сначала лодки прошли вдоль правого, потом вдоль левого берега реки. Обшарили баграми камыши и траву, осмотрели малейшие выступы на берегах, за которые тело могло зацепиться. Ничто не ускользало от глаз Араужо и индейцев.
Но все их усилия были тщетны. Прошло уже полдня, а исчезнувшее тело еще не было вытащено со дна реки. Индейцам дали часок отдохнуть. Немного подкрепившись, они снова принялись за дело.
На этот раз четыре лодки под командой лоцмана, Бенито, Фрагозо и Маноэля разделили поверхность реки от впадения Риу-Негру до плотины Фриас на четыре части. Теперь оставалось обследовать русло. Однако кое-где багры были недостаточно длинны, чтобы достать до самого дна. Пришлось соорудить нечто вроде драги или бороны, наполнив камнями и кусками железа прочные сети; их прикрепили к бортам лодок, которые плыли перпендикулярно берегам, и, опустив в воду, прочесывали дно, словно граблями.
Бенито и его товарищи занимались этой трудной работой до позднего вечера. Идя на веслах, убы и пироги избороздили всю поверхность реки до самой плотины.
Было пережито немало волнующих минут, когда сети цеплялись за что-нибудь на дне реки. Их тотчас вытаскивали, но вместо того, кого так упорно искали, они приносили тяжелый камень, или куст водорослей, вырванный с песчаного дна.
Однако никто не думал бросать начатые поиски. Все забывали о себе в этой самоотверженной работе. Бенито, Маноэлю и Араужо не приходилось подгонять и подбадривать индейцев. Эти преданные люди знали, что трудятся ради хозяина икитосской фазенды, ради человека, которого они любят и уважают, ради главы большой семьи, в которую входят наравне и хозяева и работники.
Они готовы были всю ночь обшаривать дно реки, если бы это понадобилось, не думая об усталости. Все слишком хорошо понимали, что значит каждая потерянная минута.
И все же, незадолго до захода солнца, Араужо, считая бесполезным продолжать поиски в темноте, дал лодкам сигнал возвращаться, и все они собрались у устья Риу-Негру, а потом вернулись на жангаду.
Так продуманно, так тщательно проведенные поиски ни к чему не привели!
Возвращаясь домой, Маноэль и Фрагозо не решались заговорить об этом с Бенито. Они боялись, как бы разочарование не толкнуло его на какой-нибудь отчаянный поступок.
Но теперь мужество и самообладание не покидали молодого человека. Он решил твердо идти до конца в этой отчаянной борьбе за жизнь и честь отца, и первый обратился к друзьям со словами:
– До завтра! Утром мы снова примемся за дело, и, надеюсь, с большим успехом.
– Да, ты прав, Бенито, – ответил Маноэль. – Мы должны добиться цели. Нельзя сказать, что мы полностью обследовали всю заводь и у берегов и в глубине.
– Нет, этого сказать нельзя, – согласился Араужо. – И я стою на том, что уже говорил: тело Торреса тут, течение не могло перенести его через плотину Фриас. Пройдет несколько дней, прежде чем оно всплывет на поверхность и его унесет течением. Да! Тело здесь, и пусть мне никогда не видать бутылки с тафией, если я не отыщу его!
Уверенность опытного лоцмана имела большой вес и всех обнадежила.
Однако Бенито, который не хотел утешаться словами, а предпочитал видеть вещи в истинном свете, возразил:
– Да, Араужо, тело Торреса пока еще в этой заводи, и мы отыщем его, если…
– Если? – повторил лоцман.
– Если оно не стало добычей кайманов!
Маноэль и Фрагозо с волнением ждали, что скажет Араужо.
Лоцман помолчал. Как видно, он хотел хорошенько обдумать свой ответ.
– Господин Бенито, – сказал он наконец, – у меня нет привычки бросать слова на ветер. Мне тоже пришла эта мысль, как и вам. Но скажите-ка, приметили вы за десять часов, что мы провели тут на воде, хоть одного каймана?
– Ни одного, – ответил Фрагозо.
– А если вы их не видели, – продолжал лоцман, – стало быть, их тут и нет, а нет их потому, что этих тварей совсем не тянет забираться в чистую воду, когда в четверти мили отсюда начинаются притоки с их любимой мутной водой! В том месте, где на жангаду напали кайманы, не было ни одного притока, где бы они могли укрыться. А здесь – другое дело. Войдите в Риу-Негру и сразу наткнетесь на десятки кайманов! Если бы тело Торреса свалилось в Риу-Негру, у нас не было бы никакой надежды его отыскать. Но он упал в Амазонку, и Амазонка нам его отдаст.
Бенито, избавившись от своей тревоги, крепко пожал лоцману руку и сказал:
– До завтра, друзья!
Десять минут спустя все поднялись на жангаду. В этот день Якита провела несколько часов у мужа. Но перед уходом, не видя на жангаде ни лоцмана, ни Бенито с Маноэлем, ни шлюпок, она поняла, что они решили заняться поисками. Однако ничего не сказала мужу, надеясь, что на другой день порадует его вестью об успехе.
Но как только Бенито ступил на жангаду, она поняла, что их постигла неудача.
И все же бросилась ему навстречу.
– Ничего? – спросила она.
– Ничего, – ответил Бенито. – Но у нас есть еще завтрашний день!
Вся семья разошлась по своим спальням, и никто больше не говорил о событиях прошедшего дня.
Маноэль уговаривал Бенито лечь и отдохнуть хоть час-другой.
– К чему? – отвечал Бенито. – Разве я могу спать!
Во-первых, так как это вопрос жизни или смерти для Жоама Дакосты: доказательство его невиновности надо представить прежде, чем придет приказ из Рио-де-Жанейро. Ведь теперь, когда личность осужденного установлена, можно ждать только одного – приказа о приведении приговора в исполнение.
Во-вторых, тело Торреса необходимо вытащить из реки как можно скорее, чтобы коробка и ее содержимое не пострадали от воды.
На этот раз Араужо проявил не только усердие и сообразительность, но также отличное знание особенностей реки у впадения в нее Риу-Негру.
– Если Торреса сразу унесло течением, – сказал он молодым людям, – придется обшарить дно на большом расстоянии, иначе надо ждать несколько дней, пока труп всплывет сам.
– Ждать мы не можем, – ответил Маноэль. – Мы должны найти его сегодня же!
– Если же тело застряло в камыше и водорослях у берега, – продолжал лоцман, – то не пройдет и часу, как мы его найдем.
– Тогда за дело! – ответил Бенито.
Действовать можно было только одним способом. Лодки подошли к берегу, и индейцы длинными баграми принялись ощупывать дно вдоль крутого откоса, где происходил поединок.
Место это было нетрудно узнать: полоса крови тянулась по отвесному меловому склону до самой воды. А на камыше виднелись пятна крови, указывавшие, куда погрузилось тело.
Ниже, футах в пятидесяти, в реку выдавалась коса, задерживая течение, и вода тут была неподвижна, как в большой лохани. У берега тоже не чувствовалось ни малейшего течения, и камыши стояли прямо, словно застыв. Значит, можно было надеяться, что тело Торреса не унесено течением на середину реки. И даже если дно сильно понижалось, образуя крутой склон, тело могло лишь соскользнуть на несколько метров в глубину, где тоже не было заметно никакого движения воды.
Убы и пироги, разделив между собой работу и ограничив место своих поисков краями этой заводи, двигались от краев к середине, обшаривая дно длинными баграми и не пропуская ни одного бугорка.
Однако все их старания не увенчались успехом: они не нашли трупа авантюриста ни в камыше, ни на дне русла, которое они тщательно обыскали.
Через два часа после начала работы все пришли к заключению, что тело, должно быть, ударившись о берег, откатилось вкось, за пределы заводи, туда, где уже начиналось течение.
– Но нам еще рано отчаиваться, – сказал Маноэль, – нечего и думать бросать поиски!
– Неужели нам придется обыскивать всю реку вдоль и поперек? – воскликнул Бенито.
– Поперек – может быть, а вдоль – к счастью, нет! – ответил Араужо.
– Почему? – спросил Маноэль.
– Потому что Амазонка на милю ниже впадения в нее Риу-Негру делает довольно крутой поворот, и дно ее при этом резко повышается. В этом месте образуется как бы естественная преграда – плотина Фриас, хорошо известная плотогонам. Переплыть ее могут лишь такие предметы, которые держатся на поверхности воды. Но тем, что сидят поглубже, ее не преодолеть.
Нельзя не согласиться, что это было счастливое совпадение обстоятельств, если только Араужо не ошибался. Но старому знатоку Амазонки можно было доверять. За тридцать лет, что он плавал лоцманом на этой реке, плотина Фриас, где стиснутое между берегами течение убыстрялось в сужавшемся ложе, доставила ему немало хлопот. Узость русла при малой глубине делала этот переход очень трудным, и здесь разбился не один плот.
Следовательно, Араужо был прав, считая, что если Торрес лежит на песчаном дне реки, то течение пока не может унести его за плотину.
Трудно было найти человека более опытного и лучше знающего этот край, чем лоцман Араужо. И если он уверен, что тело Торреса не могло уплыть дальше узкого пролива на расстоянии мили отсюда, то оставалось только обшарить эту часть реки, чтобы его отыскать.
К тому же в этом месте ни один остров или островок не преграждал течение Амазонки. Значит, нужно сначала обследовать оба берега до плотины, а потом тщательно обыскать самое русло шириной около пятисот футов.
Так и поступили. Сначала лодки прошли вдоль правого, потом вдоль левого берега реки. Обшарили баграми камыши и траву, осмотрели малейшие выступы на берегах, за которые тело могло зацепиться. Ничто не ускользало от глаз Араужо и индейцев.
Но все их усилия были тщетны. Прошло уже полдня, а исчезнувшее тело еще не было вытащено со дна реки. Индейцам дали часок отдохнуть. Немного подкрепившись, они снова принялись за дело.
На этот раз четыре лодки под командой лоцмана, Бенито, Фрагозо и Маноэля разделили поверхность реки от впадения Риу-Негру до плотины Фриас на четыре части. Теперь оставалось обследовать русло. Однако кое-где багры были недостаточно длинны, чтобы достать до самого дна. Пришлось соорудить нечто вроде драги или бороны, наполнив камнями и кусками железа прочные сети; их прикрепили к бортам лодок, которые плыли перпендикулярно берегам, и, опустив в воду, прочесывали дно, словно граблями.
Бенито и его товарищи занимались этой трудной работой до позднего вечера. Идя на веслах, убы и пироги избороздили всю поверхность реки до самой плотины.
Было пережито немало волнующих минут, когда сети цеплялись за что-нибудь на дне реки. Их тотчас вытаскивали, но вместо того, кого так упорно искали, они приносили тяжелый камень, или куст водорослей, вырванный с песчаного дна.
Однако никто не думал бросать начатые поиски. Все забывали о себе в этой самоотверженной работе. Бенито, Маноэлю и Араужо не приходилось подгонять и подбадривать индейцев. Эти преданные люди знали, что трудятся ради хозяина икитосской фазенды, ради человека, которого они любят и уважают, ради главы большой семьи, в которую входят наравне и хозяева и работники.
Они готовы были всю ночь обшаривать дно реки, если бы это понадобилось, не думая об усталости. Все слишком хорошо понимали, что значит каждая потерянная минута.
И все же, незадолго до захода солнца, Араужо, считая бесполезным продолжать поиски в темноте, дал лодкам сигнал возвращаться, и все они собрались у устья Риу-Негру, а потом вернулись на жангаду.
Так продуманно, так тщательно проведенные поиски ни к чему не привели!
Возвращаясь домой, Маноэль и Фрагозо не решались заговорить об этом с Бенито. Они боялись, как бы разочарование не толкнуло его на какой-нибудь отчаянный поступок.
Но теперь мужество и самообладание не покидали молодого человека. Он решил твердо идти до конца в этой отчаянной борьбе за жизнь и честь отца, и первый обратился к друзьям со словами:
– До завтра! Утром мы снова примемся за дело, и, надеюсь, с большим успехом.
– Да, ты прав, Бенито, – ответил Маноэль. – Мы должны добиться цели. Нельзя сказать, что мы полностью обследовали всю заводь и у берегов и в глубине.
– Нет, этого сказать нельзя, – согласился Араужо. – И я стою на том, что уже говорил: тело Торреса тут, течение не могло перенести его через плотину Фриас. Пройдет несколько дней, прежде чем оно всплывет на поверхность и его унесет течением. Да! Тело здесь, и пусть мне никогда не видать бутылки с тафией, если я не отыщу его!
Уверенность опытного лоцмана имела большой вес и всех обнадежила.
Однако Бенито, который не хотел утешаться словами, а предпочитал видеть вещи в истинном свете, возразил:
– Да, Араужо, тело Торреса пока еще в этой заводи, и мы отыщем его, если…
– Если? – повторил лоцман.
– Если оно не стало добычей кайманов!
Маноэль и Фрагозо с волнением ждали, что скажет Араужо.
Лоцман помолчал. Как видно, он хотел хорошенько обдумать свой ответ.
– Господин Бенито, – сказал он наконец, – у меня нет привычки бросать слова на ветер. Мне тоже пришла эта мысль, как и вам. Но скажите-ка, приметили вы за десять часов, что мы провели тут на воде, хоть одного каймана?
– Ни одного, – ответил Фрагозо.
– А если вы их не видели, – продолжал лоцман, – стало быть, их тут и нет, а нет их потому, что этих тварей совсем не тянет забираться в чистую воду, когда в четверти мили отсюда начинаются притоки с их любимой мутной водой! В том месте, где на жангаду напали кайманы, не было ни одного притока, где бы они могли укрыться. А здесь – другое дело. Войдите в Риу-Негру и сразу наткнетесь на десятки кайманов! Если бы тело Торреса свалилось в Риу-Негру, у нас не было бы никакой надежды его отыскать. Но он упал в Амазонку, и Амазонка нам его отдаст.
Бенито, избавившись от своей тревоги, крепко пожал лоцману руку и сказал:
– До завтра, друзья!
Десять минут спустя все поднялись на жангаду. В этот день Якита провела несколько часов у мужа. Но перед уходом, не видя на жангаде ни лоцмана, ни Бенито с Маноэлем, ни шлюпок, она поняла, что они решили заняться поисками. Однако ничего не сказала мужу, надеясь, что на другой день порадует его вестью об успехе.
Но как только Бенито ступил на жангаду, она поняла, что их постигла неудача.
И все же бросилась ему навстречу.
– Ничего? – спросила она.
– Ничего, – ответил Бенито. – Но у нас есть еще завтрашний день!
Вся семья разошлась по своим спальням, и никто больше не говорил о событиях прошедшего дня.
Маноэль уговаривал Бенито лечь и отдохнуть хоть час-другой.
– К чему? – отвечал Бенито. – Разве я могу спать!
9. Второй день поисков
На другой день, 27 августа, еще до восхода солнца, Бенито отвел Маноэля в сторону и сказал:
– Наши вчерашние поиски были напрасны. Если сегодня мы поведем их так же, как и вчера, то можем опять ничего не добиться.
– Однако это необходимо, – возразил Маноэль.
– Да, но если мы опять не найдем тела Торреса, знаешь ли ты, сколько времени пройдет, пока оно само всплывет на поверхность?
– Я думаю, понадобится всего два-три дня.
– Но у нас нет этих трех дней! – воскликнул Бенито. – Ты же знаешь, мы не можем ждать! Мы должны продолжать поиски, но по-другому.
– Что же ты думаешь делать?
– Буду нырять сам и обследовать дно руками и глазами, – ответил Бенито.
– Ты можешь нырять сто, даже тысячу раз… Допустим! – сказал Маноэль.
– Я тоже считаю, что сегодня надо искать нам самим, непосредственно, а не вслепую – сетями и баграми, которые только щупают дно. Я считаю, как и ты, что нам нельзя ждать и трех дней. Но нырять, выплывать, отдыхать, снова нырять… Так на самые поиски останутся лишь считанные минуты. Нет! Этого недостаточно, это бесполезно, мы рискуем опять потерпеть неудачу!
– А разве ты можешь предложить что-нибудь другое, Маноэль? – спросил Бенито, глядя на друга в нетерпеливом ожидании.
– Наши вчерашние поиски были напрасны. Если сегодня мы поведем их так же, как и вчера, то можем опять ничего не добиться.
– Однако это необходимо, – возразил Маноэль.
– Да, но если мы опять не найдем тела Торреса, знаешь ли ты, сколько времени пройдет, пока оно само всплывет на поверхность?
– Я думаю, понадобится всего два-три дня.
– Но у нас нет этих трех дней! – воскликнул Бенито. – Ты же знаешь, мы не можем ждать! Мы должны продолжать поиски, но по-другому.
– Что же ты думаешь делать?
– Буду нырять сам и обследовать дно руками и глазами, – ответил Бенито.
– Ты можешь нырять сто, даже тысячу раз… Допустим! – сказал Маноэль.
– Я тоже считаю, что сегодня надо искать нам самим, непосредственно, а не вслепую – сетями и баграми, которые только щупают дно. Я считаю, как и ты, что нам нельзя ждать и трех дней. Но нырять, выплывать, отдыхать, снова нырять… Так на самые поиски останутся лишь считанные минуты. Нет! Этого недостаточно, это бесполезно, мы рискуем опять потерпеть неудачу!
– А разве ты можешь предложить что-нибудь другое, Маноэль? – спросил Бенито, глядя на друга в нетерпеливом ожидании.