– Нет! – сказал он. – Ничего не выходит!
ОРТЕГА
СГУЧПВ
И правда, букву Г, стоящую под Р, нельзя передать цифрой, ибо Р в алфавите стоит после Г; буквы Е и Г отстоят так далеко от Ч и П, что дают двузначные числа; только буквы С и В, написанные под О и А, дают соответственно цифры 3 и 2.
В эту минуту с улицы донеслись страшные крики – крики отчаяния.
Фрагозо вскочил и, прежде чем судья успел ему помешать, распахнул окно.
Толпа запрудила улицу. Приближался час, когда заключенного должны были вывести из тюрьмы, и народ двигался к площади, где стояла виселица.
Судья Жаррикес, на которого страшно было смотреть, не отрывал застывшего взгляда от документа.
– Последние буквы! – пробормотал он. – Попробуем еще последние буквы!
То была единственная оставшаяся надежда.
Дрожащей рукой, с трудом выводя буквы, он написал имя «Ортега» над шестью последними буквами документа, так же как он только что сделал с шестью первыми.
Тут он невольно охнул. Прежде всего он увидел, что эти шесть букв стоят в алфавите впереди тех, что составляют имя Ортеги, и могут быть переданы цифрами и образовать число.
В самом деле, когда он составил таблицу и стал считать число знаков между буквами, вот что он получил:
Итак, он составил число 432513. Но было ли это числе ключом к документу?
ОРТЕГА 432513 ТУФКДГ
Не будет ли эта попытка такой же неудачей, как и все прежние?
Теперь крики на улице усилились. В них слышались гнев и сострадание, овладевшие толпой. Осужденному оставалось жить считанные минуты.
Вне себя от горя Фрагозо выбежал из комнаты. Он хотел еще раз увидеть своего благодетеля и проститься с ним. Он хотел броситься перед мрачным шествием, остановить его и крикнуть: «Не убивайте этого праведника! Не убивайте его!»
Тем временем судья Жаррикес написал найденное им число над первыми буквами документа, несколько раз повторяя его, пока не получил следующую строчку:
Потом он стал отсчитывать назад в алфавите число знаков, указанных в верхней строчке, подставляя найденные буквы, и прочел:432513432513432513432513 СГУЧПВЭЛЛЗИРТЕПНДНФГИНБО
– Настоящий виновник кражи ал…НАСТОЯЩИЙВИНОВНИККРАЖИАЛ
Судья взревел от радости! Число 432513 и было тем самым ключом, который он так долго искал! Имя Ортега открыло ему это число.
Наконец-то нашел он ключ к документу, который неопровержимо докажет невиновность Жоама Дакосты! И, не читая дальше, судья бросился из кабинета и выскочил на улицу с криком:
– Стойте! Стойте!
Он мчался сквозь толпу, которая расступалась перед ним, и мигом оказался перед тюрьмой, откуда как раз выводили осужденного, за которого в отчаянии цеплялись жена и дети. Добежав до Жоама Дакосты, судья задохнулся и, не в силах говорить, только размахивал зажатым в руке документом. Наконец с его губ сорвалось:
– Невиновен! Невиновен!
19. Преступление в тижоке
Когда появился судья, мрачное шествие остановилось. Гулкое эхо далеко разнесло его возглас, многократно повторенный толпой:
– Невиновен! Невиновен!
Затем наступила мертвая тишина. Все хотели слышать каждое слово, произнесенное судьей.
Судья Жаррикес сел на каменную скамью; Минья, Бенито, Маноэль и Фрагозо окружили его, а Жоам Дакоста стоял, прижимая к груди Якиту. Прежде всего судья, пользуясь найденным числом, принялся расшифровывать последний абзац документа; с помощью цифр он заменял в криптограмме букву за буквой и, по мере того как на бумаге возникали новые слова, он разделял их, ставил знаки препинания и читал вслух.
Вот что он прочитал в глубокой тишине:
В самом деле, что могло быть убедительнее последнего абзаца, который подытоживал смысл документа, утверждал невиновность хозяина икитосской фазенды и спасал от виселицы жертву чудовищной судебной ошибки!
Жоам Дакоста, окруженный женой, детьми, друзьями, не успевал пожимать протянутые ему руки. Как ни был тверд его характер, однако теперь наступила реакция, и слезы радости текли у него из глаз, а сердце благодарило провидение, которое так чудесно спасло его в ту минуту, когда должна была свершиться казнь, и остановило худшее из преступлений – гибель невиновного!
Да, предстоящее оправдание Жоама Дакосты теперь ни у кого не вызывало сомнения. Истинный виновник преступления в Тижоке сам признался в своем злодеянии и раскрыл все обстоятельства, при которых его совершил. Судья Жаррикес с помощью ключа тут же расшифровал весь документ.
Вот в чем признался Ортега.
Этот негодяй служил в управлении алмазных копей вместе с Жоамом Дакостой. Он и был служащим, сопровождавшим конвой в Рио-де-Жанейро. Его не испугала мысль разбогатеть ценой убийства и грабежа, и он сообщил контрабандистам, в какой день конвой выступит из Тижоки.
Во время нападения разбойников, которые подстерегали обоз в окрестностях Вилла-Рики, он делал вид, что защищается от них вместе с охраной; потом упал среди убитых и был унесен своими сообщниками. Вот почему единственный уцелевший в этой резне солдат сообщил, что Ортега погиб в борьбе.
Однако грабеж не пошел на пользу преступнику; вскоре его самого ограбили товарищи, помогавшие ему совершить преступление.
Оставшись без средств и не смея вернуться в Тижоку, Ортега бежал в северные провинции Бразилии, к верховью Амазонки, где орудовала «лесная стража». Надо было жить, и Ортега поступил в один из этих малопочтенных отрядов. Там у новичка не спрашивали, ни кто он, ни откуда пришел. Итак, Ортега стал лесным стражником и много лет занимался охотой за людьми.
Вот при каких обстоятельствах авантюрист Торрес, тоже оказавшийся без средств к существованию, сделался его товарищем. Они сошлись и подружились. Но, как говорил Торрес, злодея мало-помалу начали мучить угрызения совести. Его преследовали воспоминания о совершенном преступлении. Он знал, что вместо него осужден другой человек. Знал, что человек этот – его сослуживец Жоам Дакоста, и что хотя невинно осужденному удалось бежать из тюрьмы, он остается под постоянной угрозой смертной казни.
Однажды во время похода, предпринятого несколько месяцев назад, отряд Ортеги перешел перуанскую границу и случайно оказался в окрестностях Икитоса; там Ортега увидел Жоама Гарраля и сразу догадался, что это Жоам Дакоста, но тот его не узнал.
Тогда-то Ортега и решил по мере своих сил исправить несправедливость, жертвой которой оказался его прежний сослуживец. Он написал документ, где изложил все подробности преступления в Тижоке; но, как мы знаем, придал ему форму криптограммы, которую собирался послать хозяину икитосской фазенды вместе с шифром, чтобы тот мог ее прочесть.
Смерть помешала ему довести до конца свое намерение. В схватке с неграми у Мадейры он был тяжело ранен и почувствовал, что близок его конец. При нем был товарищ – Торрес, и он решился доверить другу тайну, которая всю жизнь тяготила его. Ортега отдал Торресу документ, написанный собственной рукой, взяв с него клятву, что он вручит его Жоаму Дакосте, и сообщил ему имя и адрес хозяина икитосской фазенды, а также число 432513, без которого документ было невозможно прочесть.
Мы знаем, как после смерти Ортеги бесчестный Торрес выполнил его поручение, как он решил извлечь выгоду из доверенной ему тайны и пустился на гнусное вымогательство.
Торресу было суждено погибнуть, не добившись своей цели, и он унес с собой свою тайну. Но найденное Фрагозо имя Ортега, стоявшее как подпись под документом, дало наконец возможность проницательному судье Жаррикесу расшифровать его.
Да! Это было то самое доказательство, которое все так искали, неоспоримое свидетельство невиновности Жоама Дакосты, возвращавшее ему жизнь и честь!
Крики «ура!» прокатились с новой силой, когда достойный судья прочитал вслух, в назидание всем собравшимся, страшную историю, изложенную в документе.
Теперь, получив неопровержимое доказательство, Жаррикес заявил, с согласия начальника полиции, что в ожидании новых инструкций, которые будут запрошены из Рио-де-Жанейро, Жоам Дакоста будет жить не в тюрьме, а в собственном доме судьи.
Это не вызвало никаких затруднений, и Жоам Дакоста, окруженный своими близкими и провожаемый всем населением Манауса, был доставлен к дому судьи чуть ли не на руках, как народный герой.
Наконец благородный хозяин икитосской фазенды был вознагражден за все муки долгих лет изгнания, и если он был счастлив за свою семью еще больше, чем за себя, то не меньше гордился он своей родиной, не давшей свершиться такой жестокой несправедливости.
А что же в это время было с Фрагозо?
Его обступили со всех сторон. Бенито, Маноэль, Минья осыпали ласками доброго малого, не отставала от них и Лина. Он просто не знал, кого слушать, и всячески отклонял всеобщие похвалы: он, право же, их не заслужил! Все это дело случая! Разве можно благодарить его за то, что он узнал лесного стражника? Разумеется, нет! Если ему и пришло в голову разыскать отряд, в котором служил Торрес, то он и сам не знал, будет ли от этого прок, а что до имени «Ортега», то он и не подозревал, на что оно пригодится.
Молодец Фрагозо! Вольно или невольно, а все же именно он спас Жоама Дакосту!
Но какая удивительная цепь разнообразных событий привела наконец к желанной цели: спасение Фрагозо, когда он погибал от истощения в икитосском лесу; радушный прием, оказанный ему на фазенде; встреча с Торресом на бразильской границе; водворение авантюриста на жангаде и, наконец, счастливая случайность, что Фрагозо когда-то видел его.
– Ну что ж, все это так! – заключил Фрагозо. – Но тогда не мне вы обязаны этим счастьем, а Лине!
– Как, мне? – удивилась юная мулатка.
– Разумеется, вам! Если бы не лиана, если бы не ваша выдумка, разве мне удалось бы осчастливить столько людей?
Нечего и говорить, что все хвалили и баловали Фрагозо и Лину; не только вся семья Дакосты, но и их новые, приобретенные в несчастье друзья из Манауса.
А разве судья Жаррикес не внес своей доли в оправдание невинно осужденного? Если, несмотря на весь свой аналитический талант, он не мог сразу прочесть этот абсолютно непонятный документ, не имея ключа, зато он отгадал, на какой системе основан его шифр. А кто смог бы, кроме него, по одному имени «Ортега» отыскать число, известное только ныне умершим преступнику и Торресу?
И слова благодарности сыпались на него дождем!
Незачем говорить, что в тот же день в Рио-де-Жанейро был отослан новый подробный доклад, к которому присоединили и документ вместе с шифром, позволявшим его прочесть. Теперь оставалось только ждать новых инструкций от министра юстиции, и никто не сомневался, что он прикажет немедленно освободить заключенного.
Путешественникам приходилось провести еще несколько дней в Манаусе; потом Жоам Дакоста с семьей, освободившись от всех забот и тревог и попрощавшись с Жаррикесом, снова взойдет на жангаду и поплывет вниз по Амазонке до Пара, где путешествие должно закончиться двумя свадьбами: Миньи с Маноэлем и Лины с Фрагозо, по плану, составленному еще до отъезда из Икитоса.
Прошло четыре дня, и 4 сентября пришел приказ освободить заключенного. Документ был признан подлинным. Почерк оказался действительно почерком Ортеги, служившим в Алмазном округе, и признание в преступлении, изложенном с мельчайшими подробностями, было несомненно написано его рукой.
Невиновность осужденного в Вилла-Рике была наконец признана судебными властями. Жоам Дакоста получил полную реабилитацию.
В тот же день судья Жаррикес обедал с семьей Дакосты на жангаде, а когда наступил вечер, все горячо пожали ему руку. Прощание было трогательным, но, расставаясь, все дали друг другу обещание вновь встретиться в Манаусе на обратном пути, а потом и на фазенде в Икитосе.
На другой день, 5 сентября, как только взошло солнце, был дан сигнал к отплытию. Жоам Дакоста, Якита, их дочь и сыновья – все стояли на палубе громадного плота. Отчалив, жангада вышла на середину реки, а когда она скрылась за поворотом Риу-Негру, ей вслед еще неслись громкие «ура» жителей Манауса, толпившихся на берегу.
– Невиновен! Невиновен!
Затем наступила мертвая тишина. Все хотели слышать каждое слово, произнесенное судьей.
Судья Жаррикес сел на каменную скамью; Минья, Бенито, Маноэль и Фрагозо окружили его, а Жоам Дакоста стоял, прижимая к груди Якиту. Прежде всего судья, пользуясь найденным числом, принялся расшифровывать последний абзац документа; с помощью цифр он заменял в криптограмме букву за буквой и, по мере того как на бумаге возникали новые слова, он разделял их, ставил знаки препинания и читал вслух.
Вот что он прочитал в глубокой тишине:
Как только судья прочел документ, вокруг загремело несмолкаемое «ура».
НАСТОЯЩИЙ ВИНОВНИК КРАЖИ АЛМАЗОВ И УБИЙСТВА СОЛДАТ ОХРАНЫ В 432513432 51343251 34325 1343251 3 43251343 251343 251343 2 СГУЧПВЭЛЛ ЗИРТЕПНД НФГИН БОРГЙУГ Л ЧДКОТХЖГ УУМЗДХ РЪСГСЮ Д
НОЧЬ НА ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ ЯНВАРЯ ТЫСЯЧА ВОСЕМЬСОТ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОГО 5134 32 51343251 343251 343251 343251 343251343 25134325 1343251 ТПЪА РВ ЙГГИЩВЧЭ ЕЦСТУЖ ВСЕВХА ХЯФБЬБ ЕТФЗСЭФТХ ЖЗБЗЪГФБ ЩИХХРИП
ГОДА НЕ ЖОАМ ДАКОСТА НЕСПРАВЕДЛИВО ПРИГОВОРЕННЫЙ К СМЕРТИ А Я 3432 51 3432 5134325 1343251343251 3432513432513 4 325134 3 2 ЖТЗВ ТЖ ЙТГО ЙБНТФФЕ ОИХТТЕГИИОКЗП ТФЛЕУГСФИПТЬМ О ФОКСХМ Г Б
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЖАЩИЙ УПРАВЛЕНИЯ АЛМАЗНОГО ОКРУГА ДА Я ОДИН 5134325134 32513432 5134325134 325134325 134325 13 4 3251 ТЖФЫГУЧОЮН ФНШЗГЭЛЛ ШРУДЕНКОЛГ ГНСБКССЕУ ПНФЦЕЕ ЕГ Г СЖНО
В ЧЕМ И ПОДПИСЫВАЮСЬ СВОИМ НАСТОЯЩИМ ИМЕНЕМ ОРТЕГА 3 432 5 134325134325 13432 513432513 432513 432513 Е ЫИО Н РСИТКЦЬЕДБУБ ТЕТЛО ТБФЦСБЮЙП МПЗТЖП ТУФКДГ
В самом деле, что могло быть убедительнее последнего абзаца, который подытоживал смысл документа, утверждал невиновность хозяина икитосской фазенды и спасал от виселицы жертву чудовищной судебной ошибки!
Жоам Дакоста, окруженный женой, детьми, друзьями, не успевал пожимать протянутые ему руки. Как ни был тверд его характер, однако теперь наступила реакция, и слезы радости текли у него из глаз, а сердце благодарило провидение, которое так чудесно спасло его в ту минуту, когда должна была свершиться казнь, и остановило худшее из преступлений – гибель невиновного!
Да, предстоящее оправдание Жоама Дакосты теперь ни у кого не вызывало сомнения. Истинный виновник преступления в Тижоке сам признался в своем злодеянии и раскрыл все обстоятельства, при которых его совершил. Судья Жаррикес с помощью ключа тут же расшифровал весь документ.
Вот в чем признался Ортега.
Этот негодяй служил в управлении алмазных копей вместе с Жоамом Дакостой. Он и был служащим, сопровождавшим конвой в Рио-де-Жанейро. Его не испугала мысль разбогатеть ценой убийства и грабежа, и он сообщил контрабандистам, в какой день конвой выступит из Тижоки.
Во время нападения разбойников, которые подстерегали обоз в окрестностях Вилла-Рики, он делал вид, что защищается от них вместе с охраной; потом упал среди убитых и был унесен своими сообщниками. Вот почему единственный уцелевший в этой резне солдат сообщил, что Ортега погиб в борьбе.
Однако грабеж не пошел на пользу преступнику; вскоре его самого ограбили товарищи, помогавшие ему совершить преступление.
Оставшись без средств и не смея вернуться в Тижоку, Ортега бежал в северные провинции Бразилии, к верховью Амазонки, где орудовала «лесная стража». Надо было жить, и Ортега поступил в один из этих малопочтенных отрядов. Там у новичка не спрашивали, ни кто он, ни откуда пришел. Итак, Ортега стал лесным стражником и много лет занимался охотой за людьми.
Вот при каких обстоятельствах авантюрист Торрес, тоже оказавшийся без средств к существованию, сделался его товарищем. Они сошлись и подружились. Но, как говорил Торрес, злодея мало-помалу начали мучить угрызения совести. Его преследовали воспоминания о совершенном преступлении. Он знал, что вместо него осужден другой человек. Знал, что человек этот – его сослуживец Жоам Дакоста, и что хотя невинно осужденному удалось бежать из тюрьмы, он остается под постоянной угрозой смертной казни.
Однажды во время похода, предпринятого несколько месяцев назад, отряд Ортеги перешел перуанскую границу и случайно оказался в окрестностях Икитоса; там Ортега увидел Жоама Гарраля и сразу догадался, что это Жоам Дакоста, но тот его не узнал.
Тогда-то Ортега и решил по мере своих сил исправить несправедливость, жертвой которой оказался его прежний сослуживец. Он написал документ, где изложил все подробности преступления в Тижоке; но, как мы знаем, придал ему форму криптограммы, которую собирался послать хозяину икитосской фазенды вместе с шифром, чтобы тот мог ее прочесть.
Смерть помешала ему довести до конца свое намерение. В схватке с неграми у Мадейры он был тяжело ранен и почувствовал, что близок его конец. При нем был товарищ – Торрес, и он решился доверить другу тайну, которая всю жизнь тяготила его. Ортега отдал Торресу документ, написанный собственной рукой, взяв с него клятву, что он вручит его Жоаму Дакосте, и сообщил ему имя и адрес хозяина икитосской фазенды, а также число 432513, без которого документ было невозможно прочесть.
Мы знаем, как после смерти Ортеги бесчестный Торрес выполнил его поручение, как он решил извлечь выгоду из доверенной ему тайны и пустился на гнусное вымогательство.
Торресу было суждено погибнуть, не добившись своей цели, и он унес с собой свою тайну. Но найденное Фрагозо имя Ортега, стоявшее как подпись под документом, дало наконец возможность проницательному судье Жаррикесу расшифровать его.
Да! Это было то самое доказательство, которое все так искали, неоспоримое свидетельство невиновности Жоама Дакосты, возвращавшее ему жизнь и честь!
Крики «ура!» прокатились с новой силой, когда достойный судья прочитал вслух, в назидание всем собравшимся, страшную историю, изложенную в документе.
Теперь, получив неопровержимое доказательство, Жаррикес заявил, с согласия начальника полиции, что в ожидании новых инструкций, которые будут запрошены из Рио-де-Жанейро, Жоам Дакоста будет жить не в тюрьме, а в собственном доме судьи.
Это не вызвало никаких затруднений, и Жоам Дакоста, окруженный своими близкими и провожаемый всем населением Манауса, был доставлен к дому судьи чуть ли не на руках, как народный герой.
Наконец благородный хозяин икитосской фазенды был вознагражден за все муки долгих лет изгнания, и если он был счастлив за свою семью еще больше, чем за себя, то не меньше гордился он своей родиной, не давшей свершиться такой жестокой несправедливости.
А что же в это время было с Фрагозо?
Его обступили со всех сторон. Бенито, Маноэль, Минья осыпали ласками доброго малого, не отставала от них и Лина. Он просто не знал, кого слушать, и всячески отклонял всеобщие похвалы: он, право же, их не заслужил! Все это дело случая! Разве можно благодарить его за то, что он узнал лесного стражника? Разумеется, нет! Если ему и пришло в голову разыскать отряд, в котором служил Торрес, то он и сам не знал, будет ли от этого прок, а что до имени «Ортега», то он и не подозревал, на что оно пригодится.
Молодец Фрагозо! Вольно или невольно, а все же именно он спас Жоама Дакосту!
Но какая удивительная цепь разнообразных событий привела наконец к желанной цели: спасение Фрагозо, когда он погибал от истощения в икитосском лесу; радушный прием, оказанный ему на фазенде; встреча с Торресом на бразильской границе; водворение авантюриста на жангаде и, наконец, счастливая случайность, что Фрагозо когда-то видел его.
– Ну что ж, все это так! – заключил Фрагозо. – Но тогда не мне вы обязаны этим счастьем, а Лине!
– Как, мне? – удивилась юная мулатка.
– Разумеется, вам! Если бы не лиана, если бы не ваша выдумка, разве мне удалось бы осчастливить столько людей?
Нечего и говорить, что все хвалили и баловали Фрагозо и Лину; не только вся семья Дакосты, но и их новые, приобретенные в несчастье друзья из Манауса.
А разве судья Жаррикес не внес своей доли в оправдание невинно осужденного? Если, несмотря на весь свой аналитический талант, он не мог сразу прочесть этот абсолютно непонятный документ, не имея ключа, зато он отгадал, на какой системе основан его шифр. А кто смог бы, кроме него, по одному имени «Ортега» отыскать число, известное только ныне умершим преступнику и Торресу?
И слова благодарности сыпались на него дождем!
Незачем говорить, что в тот же день в Рио-де-Жанейро был отослан новый подробный доклад, к которому присоединили и документ вместе с шифром, позволявшим его прочесть. Теперь оставалось только ждать новых инструкций от министра юстиции, и никто не сомневался, что он прикажет немедленно освободить заключенного.
Путешественникам приходилось провести еще несколько дней в Манаусе; потом Жоам Дакоста с семьей, освободившись от всех забот и тревог и попрощавшись с Жаррикесом, снова взойдет на жангаду и поплывет вниз по Амазонке до Пара, где путешествие должно закончиться двумя свадьбами: Миньи с Маноэлем и Лины с Фрагозо, по плану, составленному еще до отъезда из Икитоса.
Прошло четыре дня, и 4 сентября пришел приказ освободить заключенного. Документ был признан подлинным. Почерк оказался действительно почерком Ортеги, служившим в Алмазном округе, и признание в преступлении, изложенном с мельчайшими подробностями, было несомненно написано его рукой.
Невиновность осужденного в Вилла-Рике была наконец признана судебными властями. Жоам Дакоста получил полную реабилитацию.
В тот же день судья Жаррикес обедал с семьей Дакосты на жангаде, а когда наступил вечер, все горячо пожали ему руку. Прощание было трогательным, но, расставаясь, все дали друг другу обещание вновь встретиться в Манаусе на обратном пути, а потом и на фазенде в Икитосе.
На другой день, 5 сентября, как только взошло солнце, был дан сигнал к отплытию. Жоам Дакоста, Якита, их дочь и сыновья – все стояли на палубе громадного плота. Отчалив, жангада вышла на середину реки, а когда она скрылась за поворотом Риу-Негру, ей вслед еще неслись громкие «ура» жителей Манауса, толпившихся на берегу.
20. Нижняя амазонка
Что же сказать о второй части путешествия вниз по течению великой реки? То была вереница счастливых дней для благородной семьи. Жоам Дакоста жил новой жизнью, и ее сияние озаряло всех его близких.
Теперь, на вздувшихся от паводка водах, жангада скользила быстрее. Она оставила по левую руку деревеньку Дон-Хозе-де-Матури, а по правую – устье Мадейры, которая обязана своим названием целой флотилии бревен и деревьев, либо без коры, либо еще с зелеными ветвями, – они плывут по ней из глубины Боливии. Потом жангада прошла посреди архипелага Канини – островки его похожи на кадки с пальмами – и мимо поселка Серпа, который несколько раз переезжал с берега на берег, пока наконец не обосновался на левой стороне реки, где перед его хижинами желтым ковром расстилается песчаная отмель.
Деревня Сильвес, на левом берегу реки, и городок Вилла-Белла, главный рынок сбыта гуараны для всей провинции, скоро остались позади громадного плота, а также деревня Фару и знаменитая река Ньямунда, где в 1539 году, как уверял Орельяно, на него напали воинственные женщины, которых с тех пор никто не встречал; эта легенда и дала название бессмертной реке Амазонке.
Здесь кончалась обширная провинция Риу-Негру и начиналась провинция Пара. В этот день, 22 сентября, семья Дакосты, зачарованная красотой несравненной долины, вошла в ту часть бразильского государства, которая на востоке граничила с Атлантическим океаном.
– До чего же прекрасно! – беспрестанно повторяла Минья.
– Но до чего долго! – шептал Маноэль.
– Ну что за красота! – твердила Лина.
– Ну когда же мы приедем! – вздыхал Фрагозо.
Да, нелегко понять друг друга, если смотреть на все с таких разных точек зрения! Но все же они весело проводили время, и к Бенито, который никуда не спешил и не томился ожиданием, вернулось его прекрасное настроение.
Вскоре жангада поплыла между бесконечными плантациями какаовых деревьев, на темной зелени которых выделялись желтыми и красными пятнами соломенные и черепичные крыши хижин, разбросанных по обоим берегам реки, от Обидуса до городка Монти-Алегри.
Потом открылось устье реки Тромбетас, черные воды которой плещутся у самых зданий Обидуса, настоящего городка, даже с крепостью и красивыми домиками вдоль широких улиц; здесь расположены склады добываемого вокруг какао; городок этот находится всего в ста восьмидесяти милях от Белена.
Вскоре путешественники увидели приток Тапажос с серо-зеленой водой, текущий с юго-запада, а за ним – богатый городок Сантарен, где не меньше пяти тысяч жителей, главным образом индейцев; дома их на окраине города стоят на широких отмелях, покрытых белым песком.
Покинув Манаус, жангада плыла не останавливаясь по более просторному руслу Амазонки. Плот двигался день и ночь, под бдительным надзором опытного лоцмана. Остановок больше не делали ни для развлечения пассажиров, ни ради торговых дел, и жангада шла вперед, быстро приближаясь к своей цели.
После селения Алемкер, на левом берегу реки, взглядам путешественников открылся широкий горизонт. Вместо закрывавшей его полосы лесов появились гряды холмов, мягкие очертания которых ласкали глаз, а за ними выступали вершины настоящих гор, смутно вырисовываясь вдалеке.
Ничего подобного не приходилось видеть ни Яките с дочерью, ни Лине и старой Сибеле. Зато Маноэль был в провинции Пара как дома. Он знал, как называется двойная цепь гор, теснившая долину великой реки, которая понемногу сужалась.
– Справа, – сказал он, – цепь Паруакарта, идущая полукругом к югу. Слева – горы Курува, мы скоро минуем их последние уступы.
– Стало быть, мы приближаемся? – спросил Фрагозо.
– Приближаемся! – ответил Маноэль.
Оба жениха, как видно, хорошо понимали друг друга; они незаметно, но весьма выразительно кивнули друг другу головой.
Наконец, несмотря на приливы, которые, начиная с Обидуса, уже давали себя знать и слегка замедляли ход жангады, наши путешественники проплыли мимо городков Монти-Алегри и Праинья де Онтейро, потом мимо устья Ксингу.
Как мощно раскинулась здесь Амазонка и как ясно было, что скоро эта царица рек разольется во всю ширь, словно настоящее море! Берега ее покрывала буйная растительность высотой в восемьдесят футов и окаймлял густой, как лес, камыш. Городки Боа-Виста, Гурупа, которые сейчас пришли в упадок, вскоре остались позади и казались лишь темными точками.
Теперь река разделилась на два широких рукава, вливавшихся в Атлантический океан: один стремился на северо-восток, другой прямо на восток, а между ними образовался обширный остров Маражо. Остров этот величиной с целую провинцию имеет не менее ста восьмидесяти лье в окружности. Пересеченный сетью речек и болот, он покрыт на западе лесами, а на востоке саваннами, что благоприятно для скотоводства, и на них пасутся тысячные стада.
Остров Маражо представлял собой единственное препятствие, преградившее путь Амазонке, и заставил ее раздвоиться недалеко от того места, где она сбрасывает свои воды в море. Следуя по большему рукаву, жангада прошла бы подле островов Кавиана и Мешиана и вышла бы в устье шириной около пятидесяти лье; но здесь ее встретили бы валы «поророки» – чудовищного прилива, который за три дня до новолуния и до полнолуния поднимает в реке воду за две минуты, а не за обычные шесть часов, на двенадцать – пятнадцать футов выше ее уровня. Это один из самых опасных приливов.
К счастью, меньший рукав, так называемый канал Бревис, естественный приток реки Пара, не подвержен опасностям этого грозного явления природы; приливы и отливы в нем более спокойны. Лоцману Араужо это было давно известно. Поэтому он выбрал именно его и повел жангаду среди великолепных лесов, мимо разбросанных кое-где островов, поросших громадными пальмами «муритис»; погода стояла такая ясная, что не приходилось опасаться бурь, которые часто налетают на канал Бревис.
Спустя несколько дней жангада проплыла мимо деревни Брева, которая, хотя ее окрестности каждый год надолго затопляются паводком, стала однако к 1845 году уже значительным городом с сотней домов. Эту область раньше населяли индейцы тапуйа, но теперь индейцы Нижней Амазонки все больше смешиваются с белым населением, что скоро приведет к полному их слиянию.
Жангада все продолжала спускаться вниз по реке. Она то шла вдоль манговых деревьев, чуть не цепляясь за их длинные корни, раскинутые на поверхности воды, как лапы громадных крабов, то скользила мимо пальм со светло-зеленой листвой и гладкими стволами, в которые команда упиралась длинными баграми, выводя жангаду на быстрину.
Потом появилась река Токантинс, которая принимает в себя воды многих речек из провинции Гояс и впадает в Амазонку, образуя широкое устье.
На обоих берегах развертывалась величественная панорама, как будто чудесный механизм все время передвигал ее от носа к корме жангады.
Теперь многочисленные, спускавшиеся по реке суденышки – убы, эгаритеи, вижилинды, всевозможные пироги, маленькие и средние каботажники с низовьев Амазонки и с Атлантического побережья – вереницей следовали за жангадой, словно шлюпки, сопровождающие громадный военный корабль.
Наконец справа появился Санта-Мария-де-Белен-до-Пара – «Город», как коротко зовут его жители провинции, с живописными рядами белых многоэтажных домов, с укрывшимися под пальмами монастырями, колокольнями кафедрального собора и церкви Ностра-Сеньораде-Мерсед и с целой флотилией шхун, бригов и трехмачтовиков, с помощью которых этот торговый город поддерживает связь со Старым Светом.
У пассажиров жангады сильно забилось сердце. Наконец-то достигли они цели своего путешествия, еще недавно казавшейся им недостижимой. Когда Жоама Дакосту арестовали в Манаусе и путешествие их было прервано на полдороге, могли ли они надеяться, что увидят столицу провинции Пара?
И вот, 15 октября, через четыре с половиной месяца после того, как они покинули фазенду в Икитосе, перед ними за крутым поворотом реки вдруг появился Белен.
О приближении жангады стало известно за несколько дней. Весь город знал историю Жоама Дакосты. Этого достойного человека ждали! Ему и его родным готовили самый сердечный прием!
Навстречу ему вышли сотни лодок, и вскоре жангаду наводнила толпа людей, приветствуя соотечественника, вернувшегося из столь долгого изгнания. Тысячи любопытных, вернее сказать – тысячи друзей, столпились на плавучей деревне задолго до того, как она вошла в гавань, но плот был так велик и прочен, что мог бы выдержать население целого города.
В одной из первых пирог, поспешивших навстречу жангаде, прибыла госпожа Вальдес. Мать Маноэля могла наконец обнять свою новую дочь, избранницу ее сына. Если почтенная дама была не в состоянии поехать в Икитос, то теперь Амазонка сама принесла к ней часть фазенды вместе с ее новой семьей.
Перед вечером лоцман Араужо прочно пришвартовал жангаду к берегу в небольшой бухте позади арсенала. Здесь была ее последняя стоянка после восьмисот лье пути по великой бразильской реке. Тут индейские шалаши, негритянские хижины и склады с ценным грузом постепенно разберут, потом, в свою очередь, исчезнет главный дом, спрятавшийся под завесой зелени и цветов, а за ним и маленькая часовня, скромный колокол которой сейчас отвечал на громкий перезвон беленских церквей.
Но прежде совершится торжественный обряд на самой жангаде: бракосочетание Маноэля с Миньей и Фрагозо с Линой. Отцу Пассанье предстояло заключить этот двойной союз, суливший им столько счастья. Здесь, в этой маленькой часовенке, обе пары получат благословение священника.
Если часовенка была так мала, что вмещала только членов семьи Дакосты, то на жангаде можно было принять всех желающих присутствовать при этом обряде; а если наплыв гостей будет так велик, что всем не хватит места, тогда река предоставит уступы своего обширного берега толпе доброжелателей, пришедших приветствовать человека, который после своего блистательного оправдания стал героем дня!
Обе свадьбы были торжественно и пышно отпразднованы на другой день, 16 октября.
День стоял чудесный, и с десяти часов утра на жангаду хлынула толпа гостей. На улицы высыпало почти все население Белена в праздничных платьях и столпилось на берегу. Реку запрудило множество лодок, наполненных зрителями; они окружили громадный плот, и водная гладь Амазонки скрылась под этой флотилией, выстроившейся до самого левого берега.
Первый удар колокола в часовне послужил сигналом к празднику, радовавшему и глаз и слух. Церкви в Белене разом ответили колоколу с жангады. Суда в порту до самой верхушки мачт украсились флагами, и чужеземные корабли тоже подняли свои флаги, салютуя бразильскому знамени. Со всех сторон послышались ружейные выстрелы, но стрельба не могла заглушить громогласного «ура!», вылетавшего из тысяч уст.
Семья Дакосты вышла из дому и направилась сквозь толпу к маленькой часовне.
Жоама Дакосту встретили неистовыми рукоплесканиями. Он вел под руку госпожу Вальдес. Якиту вел беленский губернатор, который, вместе с товарищами молодого врача, почтил своим присутствием свадебную церемонию. Маноэль шел рядом с Миньей, прелестной в подвенечном наряде; за ними шествовал Фрагозо, ведя за руку сияющую от счастья Лину; а дальше шли Бенито, старая Сибела и слуги между выстроившейся в две шеренги командой жангады.
Отец Пассанья ждал обе пары в дверях часовни. Обряд был совершен просто, и те же руки, которые когда-то благословили Жоама и Якиту, поднялись еще раз, благословляя их детей.
Такое счастье нельзя омрачать печалью долгой разлуки.
И Маноэль Вальдес решил вскоре подать в отставку, чтобы соединиться со всей семьей в Икитосе, где он может заняться полезной деятельностью как врач на гражданской службе.
Разумеется, Фрагозо с женой, не раздумывая, решили последовать за теми, кого считали скорее своими друзьями, чем хозяевами.
Госпожа Вальдес не захотела разлучать сына со всей дружной семьей, но с одним условием: что ее будут часто навещать в Белене.
И это будет совсем не трудно. Ведь большая река – самый верный способ сообщения между Икитосом и Беленом, и связь эта никогда не прервется. А через несколько дней по Амазонке пойдет первый пакетбот; он будет совершать быстрые регулярные рейсы, и ему понадобится всего неделя, чтобы подняться вверх по реке, вниз по которой жангада спускалась несколько месяцев.
Бенито успешно завершил крупную торговую операцию, и вскоре от жангады – от всего громадного плота, сколоченного в Икитосе из целого леса, – ничего не осталось.
Прошел месяц, и хозяин фазенды, его жена, сын, Маноэль и Минья Вальдес, Лина и Фрагозо сели на пакетбот и отправились в обширное икитосское имение, управлять которым теперь должен был Бенито.
Жоам Дакоста вернулся туда с высоко поднятой головой и привез с собой большую, счастливую семью.
А Фрагозо повторял раз двадцать на день:
– Эх, кабы не лиана!..
В конце концов он окрестил Лианой юную мулатку, которая вполне оправдывала это милое имя своей нежной привязанностью к славному малому.
– Разница всего в одной букве, – говорил он. – Лина, Лиака – почти то же самое!
Теперь, на вздувшихся от паводка водах, жангада скользила быстрее. Она оставила по левую руку деревеньку Дон-Хозе-де-Матури, а по правую – устье Мадейры, которая обязана своим названием целой флотилии бревен и деревьев, либо без коры, либо еще с зелеными ветвями, – они плывут по ней из глубины Боливии. Потом жангада прошла посреди архипелага Канини – островки его похожи на кадки с пальмами – и мимо поселка Серпа, который несколько раз переезжал с берега на берег, пока наконец не обосновался на левой стороне реки, где перед его хижинами желтым ковром расстилается песчаная отмель.
Деревня Сильвес, на левом берегу реки, и городок Вилла-Белла, главный рынок сбыта гуараны для всей провинции, скоро остались позади громадного плота, а также деревня Фару и знаменитая река Ньямунда, где в 1539 году, как уверял Орельяно, на него напали воинственные женщины, которых с тех пор никто не встречал; эта легенда и дала название бессмертной реке Амазонке.
Здесь кончалась обширная провинция Риу-Негру и начиналась провинция Пара. В этот день, 22 сентября, семья Дакосты, зачарованная красотой несравненной долины, вошла в ту часть бразильского государства, которая на востоке граничила с Атлантическим океаном.
– До чего же прекрасно! – беспрестанно повторяла Минья.
– Но до чего долго! – шептал Маноэль.
– Ну что за красота! – твердила Лина.
– Ну когда же мы приедем! – вздыхал Фрагозо.
Да, нелегко понять друг друга, если смотреть на все с таких разных точек зрения! Но все же они весело проводили время, и к Бенито, который никуда не спешил и не томился ожиданием, вернулось его прекрасное настроение.
Вскоре жангада поплыла между бесконечными плантациями какаовых деревьев, на темной зелени которых выделялись желтыми и красными пятнами соломенные и черепичные крыши хижин, разбросанных по обоим берегам реки, от Обидуса до городка Монти-Алегри.
Потом открылось устье реки Тромбетас, черные воды которой плещутся у самых зданий Обидуса, настоящего городка, даже с крепостью и красивыми домиками вдоль широких улиц; здесь расположены склады добываемого вокруг какао; городок этот находится всего в ста восьмидесяти милях от Белена.
Вскоре путешественники увидели приток Тапажос с серо-зеленой водой, текущий с юго-запада, а за ним – богатый городок Сантарен, где не меньше пяти тысяч жителей, главным образом индейцев; дома их на окраине города стоят на широких отмелях, покрытых белым песком.
Покинув Манаус, жангада плыла не останавливаясь по более просторному руслу Амазонки. Плот двигался день и ночь, под бдительным надзором опытного лоцмана. Остановок больше не делали ни для развлечения пассажиров, ни ради торговых дел, и жангада шла вперед, быстро приближаясь к своей цели.
После селения Алемкер, на левом берегу реки, взглядам путешественников открылся широкий горизонт. Вместо закрывавшей его полосы лесов появились гряды холмов, мягкие очертания которых ласкали глаз, а за ними выступали вершины настоящих гор, смутно вырисовываясь вдалеке.
Ничего подобного не приходилось видеть ни Яките с дочерью, ни Лине и старой Сибеле. Зато Маноэль был в провинции Пара как дома. Он знал, как называется двойная цепь гор, теснившая долину великой реки, которая понемногу сужалась.
– Справа, – сказал он, – цепь Паруакарта, идущая полукругом к югу. Слева – горы Курува, мы скоро минуем их последние уступы.
– Стало быть, мы приближаемся? – спросил Фрагозо.
– Приближаемся! – ответил Маноэль.
Оба жениха, как видно, хорошо понимали друг друга; они незаметно, но весьма выразительно кивнули друг другу головой.
Наконец, несмотря на приливы, которые, начиная с Обидуса, уже давали себя знать и слегка замедляли ход жангады, наши путешественники проплыли мимо городков Монти-Алегри и Праинья де Онтейро, потом мимо устья Ксингу.
Как мощно раскинулась здесь Амазонка и как ясно было, что скоро эта царица рек разольется во всю ширь, словно настоящее море! Берега ее покрывала буйная растительность высотой в восемьдесят футов и окаймлял густой, как лес, камыш. Городки Боа-Виста, Гурупа, которые сейчас пришли в упадок, вскоре остались позади и казались лишь темными точками.
Теперь река разделилась на два широких рукава, вливавшихся в Атлантический океан: один стремился на северо-восток, другой прямо на восток, а между ними образовался обширный остров Маражо. Остров этот величиной с целую провинцию имеет не менее ста восьмидесяти лье в окружности. Пересеченный сетью речек и болот, он покрыт на западе лесами, а на востоке саваннами, что благоприятно для скотоводства, и на них пасутся тысячные стада.
Остров Маражо представлял собой единственное препятствие, преградившее путь Амазонке, и заставил ее раздвоиться недалеко от того места, где она сбрасывает свои воды в море. Следуя по большему рукаву, жангада прошла бы подле островов Кавиана и Мешиана и вышла бы в устье шириной около пятидесяти лье; но здесь ее встретили бы валы «поророки» – чудовищного прилива, который за три дня до новолуния и до полнолуния поднимает в реке воду за две минуты, а не за обычные шесть часов, на двенадцать – пятнадцать футов выше ее уровня. Это один из самых опасных приливов.
К счастью, меньший рукав, так называемый канал Бревис, естественный приток реки Пара, не подвержен опасностям этого грозного явления природы; приливы и отливы в нем более спокойны. Лоцману Араужо это было давно известно. Поэтому он выбрал именно его и повел жангаду среди великолепных лесов, мимо разбросанных кое-где островов, поросших громадными пальмами «муритис»; погода стояла такая ясная, что не приходилось опасаться бурь, которые часто налетают на канал Бревис.
Спустя несколько дней жангада проплыла мимо деревни Брева, которая, хотя ее окрестности каждый год надолго затопляются паводком, стала однако к 1845 году уже значительным городом с сотней домов. Эту область раньше населяли индейцы тапуйа, но теперь индейцы Нижней Амазонки все больше смешиваются с белым населением, что скоро приведет к полному их слиянию.
Жангада все продолжала спускаться вниз по реке. Она то шла вдоль манговых деревьев, чуть не цепляясь за их длинные корни, раскинутые на поверхности воды, как лапы громадных крабов, то скользила мимо пальм со светло-зеленой листвой и гладкими стволами, в которые команда упиралась длинными баграми, выводя жангаду на быстрину.
Потом появилась река Токантинс, которая принимает в себя воды многих речек из провинции Гояс и впадает в Амазонку, образуя широкое устье.
На обоих берегах развертывалась величественная панорама, как будто чудесный механизм все время передвигал ее от носа к корме жангады.
Теперь многочисленные, спускавшиеся по реке суденышки – убы, эгаритеи, вижилинды, всевозможные пироги, маленькие и средние каботажники с низовьев Амазонки и с Атлантического побережья – вереницей следовали за жангадой, словно шлюпки, сопровождающие громадный военный корабль.
Наконец справа появился Санта-Мария-де-Белен-до-Пара – «Город», как коротко зовут его жители провинции, с живописными рядами белых многоэтажных домов, с укрывшимися под пальмами монастырями, колокольнями кафедрального собора и церкви Ностра-Сеньораде-Мерсед и с целой флотилией шхун, бригов и трехмачтовиков, с помощью которых этот торговый город поддерживает связь со Старым Светом.
У пассажиров жангады сильно забилось сердце. Наконец-то достигли они цели своего путешествия, еще недавно казавшейся им недостижимой. Когда Жоама Дакосту арестовали в Манаусе и путешествие их было прервано на полдороге, могли ли они надеяться, что увидят столицу провинции Пара?
И вот, 15 октября, через четыре с половиной месяца после того, как они покинули фазенду в Икитосе, перед ними за крутым поворотом реки вдруг появился Белен.
О приближении жангады стало известно за несколько дней. Весь город знал историю Жоама Дакосты. Этого достойного человека ждали! Ему и его родным готовили самый сердечный прием!
Навстречу ему вышли сотни лодок, и вскоре жангаду наводнила толпа людей, приветствуя соотечественника, вернувшегося из столь долгого изгнания. Тысячи любопытных, вернее сказать – тысячи друзей, столпились на плавучей деревне задолго до того, как она вошла в гавань, но плот был так велик и прочен, что мог бы выдержать население целого города.
В одной из первых пирог, поспешивших навстречу жангаде, прибыла госпожа Вальдес. Мать Маноэля могла наконец обнять свою новую дочь, избранницу ее сына. Если почтенная дама была не в состоянии поехать в Икитос, то теперь Амазонка сама принесла к ней часть фазенды вместе с ее новой семьей.
Перед вечером лоцман Араужо прочно пришвартовал жангаду к берегу в небольшой бухте позади арсенала. Здесь была ее последняя стоянка после восьмисот лье пути по великой бразильской реке. Тут индейские шалаши, негритянские хижины и склады с ценным грузом постепенно разберут, потом, в свою очередь, исчезнет главный дом, спрятавшийся под завесой зелени и цветов, а за ним и маленькая часовня, скромный колокол которой сейчас отвечал на громкий перезвон беленских церквей.
Но прежде совершится торжественный обряд на самой жангаде: бракосочетание Маноэля с Миньей и Фрагозо с Линой. Отцу Пассанье предстояло заключить этот двойной союз, суливший им столько счастья. Здесь, в этой маленькой часовенке, обе пары получат благословение священника.
Если часовенка была так мала, что вмещала только членов семьи Дакосты, то на жангаде можно было принять всех желающих присутствовать при этом обряде; а если наплыв гостей будет так велик, что всем не хватит места, тогда река предоставит уступы своего обширного берега толпе доброжелателей, пришедших приветствовать человека, который после своего блистательного оправдания стал героем дня!
Обе свадьбы были торжественно и пышно отпразднованы на другой день, 16 октября.
День стоял чудесный, и с десяти часов утра на жангаду хлынула толпа гостей. На улицы высыпало почти все население Белена в праздничных платьях и столпилось на берегу. Реку запрудило множество лодок, наполненных зрителями; они окружили громадный плот, и водная гладь Амазонки скрылась под этой флотилией, выстроившейся до самого левого берега.
Первый удар колокола в часовне послужил сигналом к празднику, радовавшему и глаз и слух. Церкви в Белене разом ответили колоколу с жангады. Суда в порту до самой верхушки мачт украсились флагами, и чужеземные корабли тоже подняли свои флаги, салютуя бразильскому знамени. Со всех сторон послышались ружейные выстрелы, но стрельба не могла заглушить громогласного «ура!», вылетавшего из тысяч уст.
Семья Дакосты вышла из дому и направилась сквозь толпу к маленькой часовне.
Жоама Дакосту встретили неистовыми рукоплесканиями. Он вел под руку госпожу Вальдес. Якиту вел беленский губернатор, который, вместе с товарищами молодого врача, почтил своим присутствием свадебную церемонию. Маноэль шел рядом с Миньей, прелестной в подвенечном наряде; за ними шествовал Фрагозо, ведя за руку сияющую от счастья Лину; а дальше шли Бенито, старая Сибела и слуги между выстроившейся в две шеренги командой жангады.
Отец Пассанья ждал обе пары в дверях часовни. Обряд был совершен просто, и те же руки, которые когда-то благословили Жоама и Якиту, поднялись еще раз, благословляя их детей.
Такое счастье нельзя омрачать печалью долгой разлуки.
И Маноэль Вальдес решил вскоре подать в отставку, чтобы соединиться со всей семьей в Икитосе, где он может заняться полезной деятельностью как врач на гражданской службе.
Разумеется, Фрагозо с женой, не раздумывая, решили последовать за теми, кого считали скорее своими друзьями, чем хозяевами.
Госпожа Вальдес не захотела разлучать сына со всей дружной семьей, но с одним условием: что ее будут часто навещать в Белене.
И это будет совсем не трудно. Ведь большая река – самый верный способ сообщения между Икитосом и Беленом, и связь эта никогда не прервется. А через несколько дней по Амазонке пойдет первый пакетбот; он будет совершать быстрые регулярные рейсы, и ему понадобится всего неделя, чтобы подняться вверх по реке, вниз по которой жангада спускалась несколько месяцев.
Бенито успешно завершил крупную торговую операцию, и вскоре от жангады – от всего громадного плота, сколоченного в Икитосе из целого леса, – ничего не осталось.
Прошел месяц, и хозяин фазенды, его жена, сын, Маноэль и Минья Вальдес, Лина и Фрагозо сели на пакетбот и отправились в обширное икитосское имение, управлять которым теперь должен был Бенито.
Жоам Дакоста вернулся туда с высоко поднятой головой и привез с собой большую, счастливую семью.
А Фрагозо повторял раз двадцать на день:
– Эх, кабы не лиана!..
В конце концов он окрестил Лианой юную мулатку, которая вполне оправдывала это милое имя своей нежной привязанностью к славному малому.
– Разница всего в одной букве, – говорил он. – Лина, Лиака – почти то же самое!