Грянули барабаны и завизжали флейты, и подиум захватили марширующие эсэсовки в фуражках с лихо заломленной тульей, в рельефных купальниках из черной резины, в прозрачных галифе и отвратительно сияющих сапогах. Они победно цокали и поворачивались на тонких «шпильках», вгоняя каблуки в мякоть сердца или еще глубже.
Следом за белокурыми бестиями на подиум высадился марсианский десант. Закованные в стальные латы инопланетянки наводили на зрителей раструбы лучевого оружия. Смешные и страшные, они уносили разум в кромешную бездну будущего, где женщина, лишенная материнского чувства и сострадания к нам, несовершенным, будет походить на изящный боевой механизм с присущими ему бездушными функциями. Обуянная жаждой власти и главенства над мужчиной, Железная Кали в конце концов уничтожит его в войне полов, как бесперспективный вид космического неудачника.
Дефиле сменили показательные бои. Ловкий стройный воин в глухом шлеме римского гладиатора с прорезью для глаз и в звенящей сетке из серебряных чешуек, размахивая коротким мечом, отбивался от троих нападавших. Побросав клинки, воины подхватили с пола что-то вроде топориков или мотыг на длинных тонких ручках и бой продолжился. Эти орудия живо напомнили мне предмет, которым я едва не укокошил Барри.
Раскидав нападавших, воин сбросил шлем, по плечам плеснула рыжая грива, и зал зашелся от восторга – виртуозные эскапады демонстрировала сама Анелия, хозяйка клуба. Заметив меня, она послала воздушный поцелуй.
В соседнем зале, оформленном под вертеп разбойников, полыхал огромный камин. Мускулистый красавец в леопардовой шкуре на голое тело, медленно вращал кованый вертел. По обычаю средневековых воинских трапез, на вертеле истекал соками жареный бычок. Вдоль стен, как солдатики, выстроились бочонки со старинными клеймами. В кирпичном зале с готическими окнами готовилось небывалое пиршество. Дубовые столы ломились от закусок. Проголодавшиеся гости покинули уютные кресла демонстрационного зала и поспешили занять места за столами и столиками. Среди шумного пира, покачивая бедрами, скользила Анелия. В ее руках сверкали два полных бокала шампанского. Она была радостно возбуждена и пьяна от внимания и счастья. Я одиноко подпирал плечом средневековую колонну, но Анелия подрулила ко мне и протянула бокал:
– Ну что? Выпьем на брудершафт, мой несговорчивый попутчик?
Обвив гибкую руку вокруг моего локтя, она залихватски глотнула из бокала. Я смотрел на ее нежное горло. Такая прозрачность и белизна кожи встречается только у природных полек с «голубой кровью». «Была Анеля хороша, мы с нею выпили ерша», – ядовито скабрезничал тайный соглядатай внутри меня.
Допив вино, Анелия коснулась губами моей щеки. Защелкали блицы фотокамер. Теперь на меня смотрели с интересом и завистью.
– Как хорошо, что ты здесь! – растягивая гласные, пропела Нелли, ласково жмурясь. – Представь, мой партнер по медленной румбе подвернул ногу.
Она шутливо измерила мой рост, привстав на кончики золотых туфелек.
– Ты, пожалуй, с ним одного роста, а значит, и костюм тебе подойдет, а главное, типаж у тебя что надо!
– Но, пани, танцором нужно родиться.
– Это совсем нетрудно, несколько поддержек, раскруток и все!
Я решил, что если внезапно появлюсь на сцене, то Маша увидит меня и, возможно, подойдет хотя бы в конце вечера. Глядя в веселые и бесстыжие глаза Анелии, я малодушно согласился.
Крепко держа за руку, Нелли влекла меня куда-то в глубину клуба-дворца, по анфиладам комнат, пока мы не очутились в небольшом танцевальном зале с зеркалами вместо стен и балетным станком.
– Ты, наверняка, слышал эту байку, Арсен, – смущенно опустив ресницы, ворковала Нелли.
Ее рука лежала на моем плече, покалывая сквозь рубашку электрическими искрами.
– Какую именно, ясновельможная пани?
– Для успеха партнеры в танце должны быть близки, очень близки! В этом и заключается репетиция, и секрет обжигающих танцев в стиле «латинос».
– Все так просто? То есть напротив – сложно!
– Да!
– Простите, пани Анелия, но я старомоден, как «славянский шкаф». После такой тренировки боюсь провалить весь танец.
– Не будь каплуном, и все получится!
Она включила музыку и заперла дверь. Ее рыжие волосы разметались по черному шелковому платью. Ее обнаженные руки, жемчужно светлые, как перламутр, властно обнимали мою шею. Когда рядом девчонка с огненной гривой, подобная Анеле, легко вообразить себя кем угодно. Я положил руку на ее змеиную талию, вновь уколов ладонь грозовым электричеством, и очутился в ритмичном вихре. Я точно знаю, что мы не покидали зала с зеркальными стенами, но мне казалось, что нахожусь в восточном храме, среди массивных колонн и барельефов, изображающих все позы Камасутры, недостижимые, как абсолютный полюс.
Нелли трясла меня за плечи:
– Мачо, ты заснул?
– Бодрствуйте и трезвитесь – сказано в священных текстах, чтобы не проспать самого главного.
– Подожди, я сейчас.
Нелли ненадолго исчезла и вернулась с чашкой чая:
– «Вкус чая напоминает вкус дзен».
– Я мало знаком с учением дзен.
– Ты имеешь шанс узнать больше. К примеру, на востоке чай называют напитком мудрецов!
– Надо же! Что же в нем такого мудрого?
– Однажды Бодхисатва уснул во время созерцания премудрости. Этот проступок показался ему настолько ужасным, что он тотчас же отрезал себе веки. Они упали на землю и проросли. Так появился первый кустик чая.
Нелли сидела на пушистом ковре в позе лотоса. Отставив изящный локоть, она наливала чай из крохотного фаянсового чайника.
– Да, ты глубоко постигла буддизм. А я, профан, даже не подозревал, что буддистки так хорошо танцуют!
Нелли метнула на меня взгляд, исполненный таинственного значения:
– Когда все закончится, давай поужинаем вместе.
– Всегда готов!
На любом мало-мальски стоящем карнавале есть свои король и королева. Под вздохи восхищения и вожделения они танцуют танец судьбы.
Мы танцевали медленный, чувственный и жестокий танец. Нелли вилась вокруг меня, как золотистое пламя, и мои исполненные силы и страсти, но угловатые «па» выгодно оттеняли ее возможности. Музыка сорвалась с нарочито медленной прелюдии, как срывается долго сдерживаемое желание. Я энергично прижал ее тонкое, обернутое шелком тело, и дальше все пошло само собой.
Старик Бернард Шоу оставил нам замечательное изречение, доступное любому переводу: «Танец есть вертикальное выражение горизонтального желания». Он был прав! Под восторженные аплодисменты мы покинули подиум, и я получил недолгую свободу от «ночной тигрицы».
После жаркого танца лицо горело. Я прошел сквозь душные, гудящие, как вешний улей залы, и вышел на крыльцо под медленно падающий снег. Постоял немного, хватая губами сладкие снежинки.
Часам к двум ночи праздник утомленно стих. Гости разъезжались по домам, чтобы успокоиться, или переходили в казино «Поручик Ржевский», расположенное в соседнем доме, чтобы еще раз испытать судьбу и удачу.
В поредевшей толпе вновь мелькнула Маша. Неприступно красивая, «вечерняя». Что привело ее на этот полуночный бал. Охота на женихов? Поиск нового папика?
В подтверждение моих худших догадок Маша словно не узнала меня, даже бровью не повела.
– Привет охотницам на мастодонтов бизнеса. Удалось поразить кого-нибудь или стрелы, выпущенные из-под ваших ресниц, застревают в их толстой коже?
– А ты что здесь делаешь? Зажигаешь на танцплощадке?
Я взял ее за локоток, обтянутый ажурной перчаткой, и отвел в сторону.
– Маша, Анеля и есть та самая девушка, которая ехала со мной в купе. Когда все стихнет, я намерен попасть в апартаменты Анели.
– Флаг тебе в руки...
Она медленно пила ледяной нарзан, и ее не интересовали ни перстень, ни я.
– Ты не так поняла меня, Маша! Возможно, перстень здесь, в этом особняке! Но искать его тут, все равно, что иголку в стоге сена.
– Надо всего лишь поджечь стог вместе с гадюками, и иголка найдется, – усмехнулась Маша. – Смотри, тебя уже ищут, чтобы пригласить на белый танец.
По залу, кивая знакомым и озаряя улыбкой незнакомых, шла Анеля.
– Да ты ревнуешь!?
Маша пожала плечами и отступила в тень колонны.
Анеля быстро нашла меня (нельзя сказать, чтобы я активно скрывался) и, загадочно улыбаясь, повела за собой.
Покои Анели были отделаны мрачным природным камнем, щедро инкрустированы ониксом, обильно украшены шкурами, японскими коврами и вазами с видами Киото. В медных шандалах-иероглифах горели факелы. Потолок подпирали массивные деревянные колонны, такие я видел в самурайских фильмах.
– Эти колонны олицетворяют мужскую силу, – опустив глаза пояснила Нелли. – Японцы называют их ябуни.
Я огляделся: оружие висело повсюду, и если у Чехова в третьем акте мирно пылящееся на стене ружье должно обязательно выстрелить, то мечи, сабли и ятаганы в ножнах явно предвещали финал грядущей драмы.
Словно играя, Нелли вынула из ножен дамасский клинок и вытянула руку, любуясь закалом:
– На Востоке говорят; если меч вынут из ножен, он должен попробовать крови...
«Вот оно... началось», – мелькнуло в моей голове.
– И чья же это будет кровь, пани?
Нелли ухмыльнулась и, слегка проколов пальчик на левой руке, чувственно слизнула капельку крови. Затем она сняла со стены короткий изогнутый меч:
– Посмотри, это кинжал для харакири. Правда, что харакири – дорога в рай?
– Не совсем верно.
Я осторожно вынул кинжал из ее рук.
– Похоже, древние народы, общались теснее, чем мы... – от нее исходил запах дорогого вина, духов и женского желания. Я умолк, не договорив.
– Теснее, чем мы? – удивилась она.
– ...можно представить... – выдавил я.
Гибкая ладонь Нелли скользнула под мой ремень прямиком к моему единственному оружию. В отличие от самурайских мечей в ножнах, оно обещало победу.
– Ты никому не говорил, что останешься здесь, сладкий? – она покачивалась под едва слышную музыку, и ласкаясь, успевала медленно освобождаться от платья.
– Я один, ясновельможная пани, и мне не перед кем отчитываться... – прошептал я.
«Нагая женщина, это женщина во всеоружии», – предупреждали древние мудрецы, и наша дуэль была впереди. О, смерть на пике наслажденья, я не звал тебя да и теперь не тороплю!
Осторожно умерив пыл Анели, я прошептал, что мне бы надо немного успокоиться. В экзотическом интерьере жилища самурая я чувствовал себя резидентом разведки на Дальнем Востоке. Я беспечно влез в ботинки Рихарда Зорге и уже успел набить мозоли.
– Обожди, я скоро... Не скучай, – промурлыкала Нелли.
Я ослабил ворот рубашки и прилег на широкую низкую лежанку из черного шелка. Оглянувшись на меня, Нелли скользнула в ванную.
Уф, вынужденный действовать без промедления, я мучительно пытался сосредоточиться на поиске перстня.
Женщины, как лисицы, прячут свои драгоценности там, где спят. Это древний закон Клеопатры. С тех времен женская психология ничуть не изменилась. Я напряг эрудицию, но кроме хитростей царя Соломона, в подробностях описанных в Библии, ничего не приходило в мой расстроенный ум. Даже мудрейший царь был вынужден пойти на обман, дабы выведать женский секрет. Женщины – существа скрытные, но в период стресса они способны выдать многие свои тайны.
В библейском Семиречье личность царицы Савской была не менее популярна, чем, скажем, Лолита (не та заповедная, набоковская, а совсем другая). Но даже прекрасной Балкиде Савской было что скрывать, а именно свои ноги, которые, по слухам, были не в меру волосаты. Царь Соломон имел виды на прекрасную царицу. Он решил проверить слухи, дабы их опровергнуть. По прямому указанию Соломона некий мастер изготовил стеклянный пол в зале приемов, похожий на озеро. Едва войдя в зал, Балкида инстинктивно приподняла полы царственного одеяния, чтобы не замочить их в воде, обнажив ту часть тела, которая так долго интриговала царя. Следуя примеру царя Соломона, я должен был мгновенно вывести Анелю из равновесия и сполна использовать эффект неожиданности.
Японским мечом я учинил харакири чучелу бенгальского тигра. Отхватил у него полоску шкуры и положил в кованый шандал с горящими свечами. Легкий поначалу запах паленой шерсти становился с каждой минутой все гуще.
А что если... Вода вовсю клокочет. Нелли холит свое волшебное тело «Пенкой Афродиты», похоже, она всерьез включилась в игру, а, значит, у меня есть несколько драгоценных минут. Завет резидентов всех разведок и агентур: «Ищи там, где бы спрятал сам».
Я распахнул створки резного комода, выпустив из плена лавину кружев и душистого шелка, осмотрел ящички ночного столика, поискал за рамой зеркала, в напольной вазе с драконами, поднял с пола и ощупал расшитую стразами сумочку.
– Да ты я вижу, и не думал скучать? – стоя в дверях Нелли зловеще улыбалась.
Короткий халатик облепил ее влажное тело. Рыжие космы опадали на плечи, как змеи с головы Медузы Горгоны. Она лениво, утомленно сняла со стены кривой турецкий ятаган.
– Когда рядом Лисица Чингисхана, скучать не приходится. Не хочется тебя убивать, – призналась Нелли, проверяя острие меча шелковым платком, – но придется!
– Почему не хочется?
– А ты не догадываешься?
– Наверное, я все еще симпатичен вам, пани?
– Идиот... Ты помог убрать с моей дороги Барри, этого старого козла. Теперь я на свободе.
– И к тому же с перстнем Чингисхана!
Сорвав со стены грузинский кинжал, Нелли метнула его в меня. Увернувшись от удара, я опрокинул туалетный столик, с него стеклянной лавиной обрушились флаконы и банки. Удар ятагана раскрошил стену за моим плечом. Мрачный гранит оказался подделкой. Нелли размахивала клинком, как разъяренная амазонка. Второй удар был точнее и пришелся по плечу. Внезапно погас свет, протяжно завыла сирена пожарной сигнализации. Нелли сослепу распорола подушку, и пух, разгоняемый рукопашной схваткой, как вентилятором, мгновенно наполнил ее чертог. На уровне пола замигали аварийные «клопы» и стало чуть-чуть светлее. В эффектном полумраке Нелли метнулась к висящей на стене тибетской маске и запустила туда руку. Сигнализация завыла глуше. Зажегся свет. В левой руке Анели блестел перстень, а в правой угрожающе покачивался все тот же увесистый тесак. Анеля взяла перстень в зубы, и плавно играя мечом, гипнотизируя сияньем клинка, двинулась на меня.
– Посторонись!
Маша, неожиданно выпрыгнув из-за колонны и сорвав со стены саблю, сделала несколько сверкающих «восьмерок». Нелли ответила каскадом ударов. Яростная дуэль двух прекрасных дев похожа на битву жизни и смерти. Мечи со свистом рассекают воздух. Анеля явно теснит Машу. Довершая победу, Нелли делает несколько прямых эскапад и внезапно замирает в сложной неустойчивой позе. Как потерявший равновесие конькобежец, она резко выгибается назад, от чего расходится ее и без того легкомысленный халатик. Полированные плиты пола густо залиты парфюмерным елеем из опрокинутых банок и пузырьков. Выронив тяжелый меч-противовес, Лисица Чингисхана скользит вперед и падает на спину. Перстень со звоном ударяется о мраморный пол.
Маша ловко подхватила с пола перстень:
– Быстрей, Казанова! По лестнице направо, там не заперто!
Мы покинули негостеприимную «юрту» Чингисхана через запасной выход, по-пластунски проползли под зубчатыми воротами внутреннего двора и очутились на улице. Распахнув дверцу черной приплюснутой машины, Маша прыгает внутрь.
– Перстень останется у меня! – бросает она на прощанье.
Я успеваю вцепиться в дверь ее машины:
– Что это значит?
– Это значит, что у тебя есть шанс выйти живым из всей этой истории. О перстне не заботься, он в надежных руках! Прощай, друг Арсений!
Она срывается с места. Рубиновые искры тают в ночной мгле. Через несколько секунд оседлав байк, я лечу за ней по ночным улицам.
Она прибавляет скорость и на светофоре обгоняет меня. Я отчаянно пытаюсь догнать ее, вылетаю на окружную и продолжаю безнадежную погоню уже за городом, и только тут замечаю, что меня самого «ведут», я взят в клещи четырьмя джипами. Черные монстры, зажав «Кочевника», прижимают меня к обочине. Я иду на рискованный маневр и врезаюсь в бампер крайнего джипа. Меня отбрасывает в сторону, и я заваливаюсь на обочину вместе с мотоциклом.
Из машин выпрыгивают крутые парни, пробуют на прочность крепость моих сухожилий и после недолгой борьбы запихивают в машину.
Мой последний взгляд обращен на «Кочевника». Он обреченно лежит в кругу рычащих чудовищ, как закованный в ржавую броню раненый гладиатор. «Крутые» сбивают крышку бензобака, суют в него конец шарфа и поджигают зажигалкой. Огненный столб с черным плюмажем наверху поднимается в ночное небо и почти сразу гаснет. В аскетичном сложении «Кочевника» нет пищи для огня.
Неожиданно, взвизгнув тормозами, рядом с джипами, останавливается гоночная машина.
– Эй, что за дела? – высокий девичий голос заставляет громил приглушить мотор.
На шоссе стоит Маша. Ночной ветер треплет ее бальное платье, раздувает шлейф, похожий на хвост вуалевой рыбки.
Тонированное стекло главной машины ползет вниз. Оттуда выглядывает знакомая одноглазая личность. Это Циклоп – тот самый, что устроил стрельбу на пикнике. Черные розыгрыши продолжаются?
Выйдя из машины, он оглядывает Машу с головы до ног:
– Красавица хочет поехать с нами?! Ассоль все еще ждет принца под парусами или уже присмотрела другого?
Маша решительно открывает дверь и садится рядом со мной.
Машины останавливаются далеко за городом, около недостроенного особняка, нас ведут в дом.
– Ну что, как поживаешь, наследничек? – интересуется Циклоп.
– Нормально, не жалуюсь.
– Не зарекайся...
– Похоже, у вас проблемы?
– Вот только не говори, что ты ничего не знаешь. Верни мне все, и у меня нет к тебе претензий.
– Сколько?
– Пустяки. Два с половиной лимона... в долларах.
– Да это же огромные деньжищи, должно быть, целая телега денег. Вы что, видели меня с телегой денег?
– Не прикидывайся черепашкой. Сумма была выдана в чеках на предъявителя.
– Так, продолжай ...
– Твой брательник занял у меня бабки под собственное ювелирное дело. Говорил, что договорился о выставках за рубежом. Показывал брюлики на фотках и верительные грамоты от «Де Брис». Мы поверили картинкам с голыми бабами и остались в дураках.
– Может быть, вам стоит спросить у Маркела?
– Издеваешься, сука! – единственный глаз Циклопа наливается гневом.
– У меня есть подозрения, что мой брателко жив.
– Еще слово – и мы тебя подвесим...
– Ну, раз так, должен вас огорчить, ребята: ни денег, ни драгоценностей у меня нет. Сожалею...
– Ты сожалеешь? – вскипел Циклоп. – Ты еще не знаешь, что такое сожалеть! Я лично выписал десять чеков на предъявителя, каждый на четвертак: двести пятьдесят тысяч долларов. Сечешь? Чеки были оприходованы за день до того, как твой брательник сыграл в отходняк. Ты был первым, кто побывал в его халупе, а потом мотался в Гурзуф. Откуда мне знать, может быть, ты там прятал деньги или переправлял в Турцию драгоценности?
Ближайший оруженосец подал Циклопу «саквояж доктора Ватсона», из его раскрытой пасти явились паяльник, ведерный электронагреватель и электроутюг.
В кирпичной коробке, куда нас затащили, гулял сквозняк. Циклоп включил калорифер и расцвел каннибальской улыбкой. Должно быть, он представил, как посадит нас на этот гриль. Но для начала он включил паяльник и поднес раскаленное острие к лилейным щекам Маши, явно намереваясь выжечь автограф.
– Стой, стой, командир, так не пойдет. Предлагаю начать с меня. Так, значит, это вы обшмонали мой дворец в Тихой Пристани?
– Ты нам зубы не заговаривай, принц Датский. Если не вернешь деньги, вас обоих, тебя и твою кралю зароют под гробом покойника, но перед этим вы пожалеете, что родились на свет.
– Стойте, ребята. Может быть, он перевел деньги на другой счет? Я нашел у Маркела какие-то облигации, бумажонки, пачку банковских кредитов. Я в этом ни черта не понимаю.
– Где они?
– У меня дома.
– Точнее.
– В книгах... Полное собрание сочинений Сталина в тринадцати томах.
– О, це дило! Где живешь?
Я назвал адрес.
– Ладно, – сжалился Циклоп. – Если мы найдем деньги, мы вас небольно зарежем. А вот если не найдем...
Представитель теневого бизнеса выразительно скрипнул зубами и ухмыльнулся. Должно быть, в эту минуту его пустое око смотрит в ад, выбирая для нас самые жестокие муки.
Мои запястья сковали наручниками. На Машу спецсредств не хватило, ее руки перекрутили скотчем. Нас обоих привязали к стульям и оставили под надзором охранника, ражего детины с «говорящим» прозвищем Дебил. Каждые несколько минут Дебил выходил на балкон и по мобильнику докладывал шефу обстановку.
– Почему ты вернулась, Маша? – спросил я, едва мы остались одни.
– А ты не догадываешься?
– Ты что, тайная послушница матери Терезы? Сначала ты решила избавить меня от всех хлопот с перстнем, а теперь – поддержать морально?
– Я видела в зеркало заднего вида, что у тебя неприятности и решила вернуться. Если можешь, прости меня, Арсений.
– Ты тоже охотилась за перстнем?
– Не надо об этом. Молись, чтобы Циклоп и его банда задержались.
– Об этом я уже позаботился. Тринадцать томов сочинений Сталина... Плюс три прижизненных издания... У нас в запасе целый час.
Маша оглядела стены в сырой штукатурке и паутине проводов. На полу стоял калорифер. Спирали малиново накалились. Дебил сел на диван, расстегнул ворот рубахи и смотрел на Машу. Ее лицо и шея блестели от пота, а духи пахли одуряюще. Охранник подошел к ней ближе, потрогал толстыми пальцами серебряный амулет на ее шее.
– Пить! – Маша выразительно посмотрела на столик с пятилитровой бутылью воды.
Охранник снял крышку с бутыли, перелил воду в пластиковый стакан и поднес к ее губам.
Я дернулся и опрокинул со стола пятилитровую бутыль с минералкой под ноги дебилу.
Маша резко ударила его головой в подбородок.
Потеряв равновесие, детина осел в лужу на полу. Я пинком опрокинул калорифер в разлитую минералку. Посыпались искры. Дебил задергался в конвульсиях. Я зубами взял со стола бутыль с пивом, на стуле допрыгал до окна и выбил стекло. Маша перепилила скотч на своих руках о торчащие из рамы осколки, и, обернув руки в пластиковый пакет, достала у обвитого молниями дебила ключ от наручников.
– Ладно, мы не живодеры... – я выдернул шнур калорифера.
Закончив осмотр, он довольно хмыкнул:
– Эх, будь я помоложе лет на пятьдесят, отбил бы ее у тебя!
Поздним вечером, когда Штихель уже похрапывал на лежанке, я взял Машину руку. Я был уверен, что так она скажет мне правду, а если нет, то я успею поймать токи лжи и дрожь ее смятения.
– Маша, кто ты?
Она молчала, опустив ресницы.
– Маша, я жду ответа... Как ты оказалась в «Чингисхане», почему не уехала? Где перстень, в конце концов?
Маша мягко освободилась, расплела волосы и вынула из прически перстень на длинном тонком шнурке. Словно, посвящая меня в рыцари, она одела его на мою шею.
Потом сняла с шеи серебряный амулет и протянула мне. По ободу кельтского креста был выбит едва приметный шифр, похожий на офицерский номер.
– Помнишь, мы попали в ловушку Лисиц Чингисхана? Помнишь, как отреагировал Барри, когда я сняла куртку? Ты даже приревновал тогда... и зря. Он пялился вовсе не на меня, а на этот крест. «Лисицы» тесно связаны с ближневосточной разведкой, и им известен этот знак.
– Расскажи все...
– Помнишь, я говорила, что сбежала от своих «приемных», бродяжничала, но так и не смогла научиться воровать? Однажды ко мне подошла красивая светловолосая женщина, долго разговаривала со мной, после этого я попала в странную школу, почти монастырь. Нас было двенадцать человек. Я была единственной девочкой. Нас растили, как растят детей в большой любящей семье. Для нас пекли настоящий домашний хлеб и одевали в рубахи с обережными вышивками. Мы ели, пили и надевали только выращенное в России. Летом мы жили в летних лагерях у истока Волги, или вблизи Изборска, или у слияния Непрядвы и Дона. Мы учили наизусть былины и песни северных сказителей, мы участвовали в обрядах. Другая часть особой подготовки – это программа элитной разведшколы. Из нас готовили непотопляемых диверсантов, разведчиков-биороботов, «запрограммированных» на любовь к России, на честь и преданность долгу. Мы – «Ангелы Ада», тайное воинское подразделение, самая тайная и законспирированная часть проекта «Китеж». Прости меня, я молчала, чтобы...
Следом за белокурыми бестиями на подиум высадился марсианский десант. Закованные в стальные латы инопланетянки наводили на зрителей раструбы лучевого оружия. Смешные и страшные, они уносили разум в кромешную бездну будущего, где женщина, лишенная материнского чувства и сострадания к нам, несовершенным, будет походить на изящный боевой механизм с присущими ему бездушными функциями. Обуянная жаждой власти и главенства над мужчиной, Железная Кали в конце концов уничтожит его в войне полов, как бесперспективный вид космического неудачника.
Дефиле сменили показательные бои. Ловкий стройный воин в глухом шлеме римского гладиатора с прорезью для глаз и в звенящей сетке из серебряных чешуек, размахивая коротким мечом, отбивался от троих нападавших. Побросав клинки, воины подхватили с пола что-то вроде топориков или мотыг на длинных тонких ручках и бой продолжился. Эти орудия живо напомнили мне предмет, которым я едва не укокошил Барри.
Раскидав нападавших, воин сбросил шлем, по плечам плеснула рыжая грива, и зал зашелся от восторга – виртуозные эскапады демонстрировала сама Анелия, хозяйка клуба. Заметив меня, она послала воздушный поцелуй.
В соседнем зале, оформленном под вертеп разбойников, полыхал огромный камин. Мускулистый красавец в леопардовой шкуре на голое тело, медленно вращал кованый вертел. По обычаю средневековых воинских трапез, на вертеле истекал соками жареный бычок. Вдоль стен, как солдатики, выстроились бочонки со старинными клеймами. В кирпичном зале с готическими окнами готовилось небывалое пиршество. Дубовые столы ломились от закусок. Проголодавшиеся гости покинули уютные кресла демонстрационного зала и поспешили занять места за столами и столиками. Среди шумного пира, покачивая бедрами, скользила Анелия. В ее руках сверкали два полных бокала шампанского. Она была радостно возбуждена и пьяна от внимания и счастья. Я одиноко подпирал плечом средневековую колонну, но Анелия подрулила ко мне и протянула бокал:
– Ну что? Выпьем на брудершафт, мой несговорчивый попутчик?
Обвив гибкую руку вокруг моего локтя, она залихватски глотнула из бокала. Я смотрел на ее нежное горло. Такая прозрачность и белизна кожи встречается только у природных полек с «голубой кровью». «Была Анеля хороша, мы с нею выпили ерша», – ядовито скабрезничал тайный соглядатай внутри меня.
Допив вино, Анелия коснулась губами моей щеки. Защелкали блицы фотокамер. Теперь на меня смотрели с интересом и завистью.
– Как хорошо, что ты здесь! – растягивая гласные, пропела Нелли, ласково жмурясь. – Представь, мой партнер по медленной румбе подвернул ногу.
Она шутливо измерила мой рост, привстав на кончики золотых туфелек.
– Ты, пожалуй, с ним одного роста, а значит, и костюм тебе подойдет, а главное, типаж у тебя что надо!
– Но, пани, танцором нужно родиться.
– Это совсем нетрудно, несколько поддержек, раскруток и все!
Я решил, что если внезапно появлюсь на сцене, то Маша увидит меня и, возможно, подойдет хотя бы в конце вечера. Глядя в веселые и бесстыжие глаза Анелии, я малодушно согласился.
Крепко держа за руку, Нелли влекла меня куда-то в глубину клуба-дворца, по анфиладам комнат, пока мы не очутились в небольшом танцевальном зале с зеркалами вместо стен и балетным станком.
– Ты, наверняка, слышал эту байку, Арсен, – смущенно опустив ресницы, ворковала Нелли.
Ее рука лежала на моем плече, покалывая сквозь рубашку электрическими искрами.
– Какую именно, ясновельможная пани?
– Для успеха партнеры в танце должны быть близки, очень близки! В этом и заключается репетиция, и секрет обжигающих танцев в стиле «латинос».
– Все так просто? То есть напротив – сложно!
– Да!
– Простите, пани Анелия, но я старомоден, как «славянский шкаф». После такой тренировки боюсь провалить весь танец.
– Не будь каплуном, и все получится!
Она включила музыку и заперла дверь. Ее рыжие волосы разметались по черному шелковому платью. Ее обнаженные руки, жемчужно светлые, как перламутр, властно обнимали мою шею. Когда рядом девчонка с огненной гривой, подобная Анеле, легко вообразить себя кем угодно. Я положил руку на ее змеиную талию, вновь уколов ладонь грозовым электричеством, и очутился в ритмичном вихре. Я точно знаю, что мы не покидали зала с зеркальными стенами, но мне казалось, что нахожусь в восточном храме, среди массивных колонн и барельефов, изображающих все позы Камасутры, недостижимые, как абсолютный полюс.
Нелли трясла меня за плечи:
– Мачо, ты заснул?
– Бодрствуйте и трезвитесь – сказано в священных текстах, чтобы не проспать самого главного.
– Подожди, я сейчас.
Нелли ненадолго исчезла и вернулась с чашкой чая:
– «Вкус чая напоминает вкус дзен».
– Я мало знаком с учением дзен.
– Ты имеешь шанс узнать больше. К примеру, на востоке чай называют напитком мудрецов!
– Надо же! Что же в нем такого мудрого?
– Однажды Бодхисатва уснул во время созерцания премудрости. Этот проступок показался ему настолько ужасным, что он тотчас же отрезал себе веки. Они упали на землю и проросли. Так появился первый кустик чая.
Нелли сидела на пушистом ковре в позе лотоса. Отставив изящный локоть, она наливала чай из крохотного фаянсового чайника.
– Да, ты глубоко постигла буддизм. А я, профан, даже не подозревал, что буддистки так хорошо танцуют!
Нелли метнула на меня взгляд, исполненный таинственного значения:
– Когда все закончится, давай поужинаем вместе.
– Всегда готов!
На любом мало-мальски стоящем карнавале есть свои король и королева. Под вздохи восхищения и вожделения они танцуют танец судьбы.
Мы танцевали медленный, чувственный и жестокий танец. Нелли вилась вокруг меня, как золотистое пламя, и мои исполненные силы и страсти, но угловатые «па» выгодно оттеняли ее возможности. Музыка сорвалась с нарочито медленной прелюдии, как срывается долго сдерживаемое желание. Я энергично прижал ее тонкое, обернутое шелком тело, и дальше все пошло само собой.
Старик Бернард Шоу оставил нам замечательное изречение, доступное любому переводу: «Танец есть вертикальное выражение горизонтального желания». Он был прав! Под восторженные аплодисменты мы покинули подиум, и я получил недолгую свободу от «ночной тигрицы».
После жаркого танца лицо горело. Я прошел сквозь душные, гудящие, как вешний улей залы, и вышел на крыльцо под медленно падающий снег. Постоял немного, хватая губами сладкие снежинки.
Часам к двум ночи праздник утомленно стих. Гости разъезжались по домам, чтобы успокоиться, или переходили в казино «Поручик Ржевский», расположенное в соседнем доме, чтобы еще раз испытать судьбу и удачу.
В поредевшей толпе вновь мелькнула Маша. Неприступно красивая, «вечерняя». Что привело ее на этот полуночный бал. Охота на женихов? Поиск нового папика?
В подтверждение моих худших догадок Маша словно не узнала меня, даже бровью не повела.
– Привет охотницам на мастодонтов бизнеса. Удалось поразить кого-нибудь или стрелы, выпущенные из-под ваших ресниц, застревают в их толстой коже?
– А ты что здесь делаешь? Зажигаешь на танцплощадке?
Я взял ее за локоток, обтянутый ажурной перчаткой, и отвел в сторону.
– Маша, Анеля и есть та самая девушка, которая ехала со мной в купе. Когда все стихнет, я намерен попасть в апартаменты Анели.
– Флаг тебе в руки...
Она медленно пила ледяной нарзан, и ее не интересовали ни перстень, ни я.
– Ты не так поняла меня, Маша! Возможно, перстень здесь, в этом особняке! Но искать его тут, все равно, что иголку в стоге сена.
– Надо всего лишь поджечь стог вместе с гадюками, и иголка найдется, – усмехнулась Маша. – Смотри, тебя уже ищут, чтобы пригласить на белый танец.
По залу, кивая знакомым и озаряя улыбкой незнакомых, шла Анеля.
– Да ты ревнуешь!?
Маша пожала плечами и отступила в тень колонны.
Анеля быстро нашла меня (нельзя сказать, чтобы я активно скрывался) и, загадочно улыбаясь, повела за собой.
Покои Анели были отделаны мрачным природным камнем, щедро инкрустированы ониксом, обильно украшены шкурами, японскими коврами и вазами с видами Киото. В медных шандалах-иероглифах горели факелы. Потолок подпирали массивные деревянные колонны, такие я видел в самурайских фильмах.
– Эти колонны олицетворяют мужскую силу, – опустив глаза пояснила Нелли. – Японцы называют их ябуни.
Я огляделся: оружие висело повсюду, и если у Чехова в третьем акте мирно пылящееся на стене ружье должно обязательно выстрелить, то мечи, сабли и ятаганы в ножнах явно предвещали финал грядущей драмы.
Словно играя, Нелли вынула из ножен дамасский клинок и вытянула руку, любуясь закалом:
– На Востоке говорят; если меч вынут из ножен, он должен попробовать крови...
«Вот оно... началось», – мелькнуло в моей голове.
– И чья же это будет кровь, пани?
Нелли ухмыльнулась и, слегка проколов пальчик на левой руке, чувственно слизнула капельку крови. Затем она сняла со стены короткий изогнутый меч:
– Посмотри, это кинжал для харакири. Правда, что харакири – дорога в рай?
– Не совсем верно.
Я осторожно вынул кинжал из ее рук.
– Похоже, древние народы, общались теснее, чем мы... – от нее исходил запах дорогого вина, духов и женского желания. Я умолк, не договорив.
– Теснее, чем мы? – удивилась она.
– ...можно представить... – выдавил я.
Гибкая ладонь Нелли скользнула под мой ремень прямиком к моему единственному оружию. В отличие от самурайских мечей в ножнах, оно обещало победу.
– Ты никому не говорил, что останешься здесь, сладкий? – она покачивалась под едва слышную музыку, и ласкаясь, успевала медленно освобождаться от платья.
– Я один, ясновельможная пани, и мне не перед кем отчитываться... – прошептал я.
«Нагая женщина, это женщина во всеоружии», – предупреждали древние мудрецы, и наша дуэль была впереди. О, смерть на пике наслажденья, я не звал тебя да и теперь не тороплю!
Осторожно умерив пыл Анели, я прошептал, что мне бы надо немного успокоиться. В экзотическом интерьере жилища самурая я чувствовал себя резидентом разведки на Дальнем Востоке. Я беспечно влез в ботинки Рихарда Зорге и уже успел набить мозоли.
– Обожди, я скоро... Не скучай, – промурлыкала Нелли.
Я ослабил ворот рубашки и прилег на широкую низкую лежанку из черного шелка. Оглянувшись на меня, Нелли скользнула в ванную.
Уф, вынужденный действовать без промедления, я мучительно пытался сосредоточиться на поиске перстня.
Женщины, как лисицы, прячут свои драгоценности там, где спят. Это древний закон Клеопатры. С тех времен женская психология ничуть не изменилась. Я напряг эрудицию, но кроме хитростей царя Соломона, в подробностях описанных в Библии, ничего не приходило в мой расстроенный ум. Даже мудрейший царь был вынужден пойти на обман, дабы выведать женский секрет. Женщины – существа скрытные, но в период стресса они способны выдать многие свои тайны.
В библейском Семиречье личность царицы Савской была не менее популярна, чем, скажем, Лолита (не та заповедная, набоковская, а совсем другая). Но даже прекрасной Балкиде Савской было что скрывать, а именно свои ноги, которые, по слухам, были не в меру волосаты. Царь Соломон имел виды на прекрасную царицу. Он решил проверить слухи, дабы их опровергнуть. По прямому указанию Соломона некий мастер изготовил стеклянный пол в зале приемов, похожий на озеро. Едва войдя в зал, Балкида инстинктивно приподняла полы царственного одеяния, чтобы не замочить их в воде, обнажив ту часть тела, которая так долго интриговала царя. Следуя примеру царя Соломона, я должен был мгновенно вывести Анелю из равновесия и сполна использовать эффект неожиданности.
Японским мечом я учинил харакири чучелу бенгальского тигра. Отхватил у него полоску шкуры и положил в кованый шандал с горящими свечами. Легкий поначалу запах паленой шерсти становился с каждой минутой все гуще.
А что если... Вода вовсю клокочет. Нелли холит свое волшебное тело «Пенкой Афродиты», похоже, она всерьез включилась в игру, а, значит, у меня есть несколько драгоценных минут. Завет резидентов всех разведок и агентур: «Ищи там, где бы спрятал сам».
Я распахнул створки резного комода, выпустив из плена лавину кружев и душистого шелка, осмотрел ящички ночного столика, поискал за рамой зеркала, в напольной вазе с драконами, поднял с пола и ощупал расшитую стразами сумочку.
– Да ты я вижу, и не думал скучать? – стоя в дверях Нелли зловеще улыбалась.
Короткий халатик облепил ее влажное тело. Рыжие космы опадали на плечи, как змеи с головы Медузы Горгоны. Она лениво, утомленно сняла со стены кривой турецкий ятаган.
– Когда рядом Лисица Чингисхана, скучать не приходится. Не хочется тебя убивать, – призналась Нелли, проверяя острие меча шелковым платком, – но придется!
– Почему не хочется?
– А ты не догадываешься?
– Наверное, я все еще симпатичен вам, пани?
– Идиот... Ты помог убрать с моей дороги Барри, этого старого козла. Теперь я на свободе.
– И к тому же с перстнем Чингисхана!
Сорвав со стены грузинский кинжал, Нелли метнула его в меня. Увернувшись от удара, я опрокинул туалетный столик, с него стеклянной лавиной обрушились флаконы и банки. Удар ятагана раскрошил стену за моим плечом. Мрачный гранит оказался подделкой. Нелли размахивала клинком, как разъяренная амазонка. Второй удар был точнее и пришелся по плечу. Внезапно погас свет, протяжно завыла сирена пожарной сигнализации. Нелли сослепу распорола подушку, и пух, разгоняемый рукопашной схваткой, как вентилятором, мгновенно наполнил ее чертог. На уровне пола замигали аварийные «клопы» и стало чуть-чуть светлее. В эффектном полумраке Нелли метнулась к висящей на стене тибетской маске и запустила туда руку. Сигнализация завыла глуше. Зажегся свет. В левой руке Анели блестел перстень, а в правой угрожающе покачивался все тот же увесистый тесак. Анеля взяла перстень в зубы, и плавно играя мечом, гипнотизируя сияньем клинка, двинулась на меня.
– Посторонись!
Маша, неожиданно выпрыгнув из-за колонны и сорвав со стены саблю, сделала несколько сверкающих «восьмерок». Нелли ответила каскадом ударов. Яростная дуэль двух прекрасных дев похожа на битву жизни и смерти. Мечи со свистом рассекают воздух. Анеля явно теснит Машу. Довершая победу, Нелли делает несколько прямых эскапад и внезапно замирает в сложной неустойчивой позе. Как потерявший равновесие конькобежец, она резко выгибается назад, от чего расходится ее и без того легкомысленный халатик. Полированные плиты пола густо залиты парфюмерным елеем из опрокинутых банок и пузырьков. Выронив тяжелый меч-противовес, Лисица Чингисхана скользит вперед и падает на спину. Перстень со звоном ударяется о мраморный пол.
Маша ловко подхватила с пола перстень:
– Быстрей, Казанова! По лестнице направо, там не заперто!
Мы покинули негостеприимную «юрту» Чингисхана через запасной выход, по-пластунски проползли под зубчатыми воротами внутреннего двора и очутились на улице. Распахнув дверцу черной приплюснутой машины, Маша прыгает внутрь.
– Перстень останется у меня! – бросает она на прощанье.
Я успеваю вцепиться в дверь ее машины:
– Что это значит?
– Это значит, что у тебя есть шанс выйти живым из всей этой истории. О перстне не заботься, он в надежных руках! Прощай, друг Арсений!
Она срывается с места. Рубиновые искры тают в ночной мгле. Через несколько секунд оседлав байк, я лечу за ней по ночным улицам.
Она прибавляет скорость и на светофоре обгоняет меня. Я отчаянно пытаюсь догнать ее, вылетаю на окружную и продолжаю безнадежную погоню уже за городом, и только тут замечаю, что меня самого «ведут», я взят в клещи четырьмя джипами. Черные монстры, зажав «Кочевника», прижимают меня к обочине. Я иду на рискованный маневр и врезаюсь в бампер крайнего джипа. Меня отбрасывает в сторону, и я заваливаюсь на обочину вместе с мотоциклом.
Из машин выпрыгивают крутые парни, пробуют на прочность крепость моих сухожилий и после недолгой борьбы запихивают в машину.
Мой последний взгляд обращен на «Кочевника». Он обреченно лежит в кругу рычащих чудовищ, как закованный в ржавую броню раненый гладиатор. «Крутые» сбивают крышку бензобака, суют в него конец шарфа и поджигают зажигалкой. Огненный столб с черным плюмажем наверху поднимается в ночное небо и почти сразу гаснет. В аскетичном сложении «Кочевника» нет пищи для огня.
Неожиданно, взвизгнув тормозами, рядом с джипами, останавливается гоночная машина.
– Эй, что за дела? – высокий девичий голос заставляет громил приглушить мотор.
На шоссе стоит Маша. Ночной ветер треплет ее бальное платье, раздувает шлейф, похожий на хвост вуалевой рыбки.
Тонированное стекло главной машины ползет вниз. Оттуда выглядывает знакомая одноглазая личность. Это Циклоп – тот самый, что устроил стрельбу на пикнике. Черные розыгрыши продолжаются?
Выйдя из машины, он оглядывает Машу с головы до ног:
– Красавица хочет поехать с нами?! Ассоль все еще ждет принца под парусами или уже присмотрела другого?
Маша решительно открывает дверь и садится рядом со мной.
Машины останавливаются далеко за городом, около недостроенного особняка, нас ведут в дом.
– Ну что, как поживаешь, наследничек? – интересуется Циклоп.
– Нормально, не жалуюсь.
– Не зарекайся...
– Похоже, у вас проблемы?
– Вот только не говори, что ты ничего не знаешь. Верни мне все, и у меня нет к тебе претензий.
– Сколько?
– Пустяки. Два с половиной лимона... в долларах.
– Да это же огромные деньжищи, должно быть, целая телега денег. Вы что, видели меня с телегой денег?
– Не прикидывайся черепашкой. Сумма была выдана в чеках на предъявителя.
– Так, продолжай ...
– Твой брательник занял у меня бабки под собственное ювелирное дело. Говорил, что договорился о выставках за рубежом. Показывал брюлики на фотках и верительные грамоты от «Де Брис». Мы поверили картинкам с голыми бабами и остались в дураках.
– Может быть, вам стоит спросить у Маркела?
– Издеваешься, сука! – единственный глаз Циклопа наливается гневом.
– У меня есть подозрения, что мой брателко жив.
– Еще слово – и мы тебя подвесим...
– Ну, раз так, должен вас огорчить, ребята: ни денег, ни драгоценностей у меня нет. Сожалею...
– Ты сожалеешь? – вскипел Циклоп. – Ты еще не знаешь, что такое сожалеть! Я лично выписал десять чеков на предъявителя, каждый на четвертак: двести пятьдесят тысяч долларов. Сечешь? Чеки были оприходованы за день до того, как твой брательник сыграл в отходняк. Ты был первым, кто побывал в его халупе, а потом мотался в Гурзуф. Откуда мне знать, может быть, ты там прятал деньги или переправлял в Турцию драгоценности?
Ближайший оруженосец подал Циклопу «саквояж доктора Ватсона», из его раскрытой пасти явились паяльник, ведерный электронагреватель и электроутюг.
В кирпичной коробке, куда нас затащили, гулял сквозняк. Циклоп включил калорифер и расцвел каннибальской улыбкой. Должно быть, он представил, как посадит нас на этот гриль. Но для начала он включил паяльник и поднес раскаленное острие к лилейным щекам Маши, явно намереваясь выжечь автограф.
– Стой, стой, командир, так не пойдет. Предлагаю начать с меня. Так, значит, это вы обшмонали мой дворец в Тихой Пристани?
– Ты нам зубы не заговаривай, принц Датский. Если не вернешь деньги, вас обоих, тебя и твою кралю зароют под гробом покойника, но перед этим вы пожалеете, что родились на свет.
– Стойте, ребята. Может быть, он перевел деньги на другой счет? Я нашел у Маркела какие-то облигации, бумажонки, пачку банковских кредитов. Я в этом ни черта не понимаю.
– Где они?
– У меня дома.
– Точнее.
– В книгах... Полное собрание сочинений Сталина в тринадцати томах.
– О, це дило! Где живешь?
Я назвал адрес.
– Ладно, – сжалился Циклоп. – Если мы найдем деньги, мы вас небольно зарежем. А вот если не найдем...
Представитель теневого бизнеса выразительно скрипнул зубами и ухмыльнулся. Должно быть, в эту минуту его пустое око смотрит в ад, выбирая для нас самые жестокие муки.
Мои запястья сковали наручниками. На Машу спецсредств не хватило, ее руки перекрутили скотчем. Нас обоих привязали к стульям и оставили под надзором охранника, ражего детины с «говорящим» прозвищем Дебил. Каждые несколько минут Дебил выходил на балкон и по мобильнику докладывал шефу обстановку.
– Почему ты вернулась, Маша? – спросил я, едва мы остались одни.
– А ты не догадываешься?
– Ты что, тайная послушница матери Терезы? Сначала ты решила избавить меня от всех хлопот с перстнем, а теперь – поддержать морально?
– Я видела в зеркало заднего вида, что у тебя неприятности и решила вернуться. Если можешь, прости меня, Арсений.
– Ты тоже охотилась за перстнем?
– Не надо об этом. Молись, чтобы Циклоп и его банда задержались.
– Об этом я уже позаботился. Тринадцать томов сочинений Сталина... Плюс три прижизненных издания... У нас в запасе целый час.
Маша оглядела стены в сырой штукатурке и паутине проводов. На полу стоял калорифер. Спирали малиново накалились. Дебил сел на диван, расстегнул ворот рубахи и смотрел на Машу. Ее лицо и шея блестели от пота, а духи пахли одуряюще. Охранник подошел к ней ближе, потрогал толстыми пальцами серебряный амулет на ее шее.
– Пить! – Маша выразительно посмотрела на столик с пятилитровой бутылью воды.
Охранник снял крышку с бутыли, перелил воду в пластиковый стакан и поднес к ее губам.
Я дернулся и опрокинул со стола пятилитровую бутыль с минералкой под ноги дебилу.
Маша резко ударила его головой в подбородок.
Потеряв равновесие, детина осел в лужу на полу. Я пинком опрокинул калорифер в разлитую минералку. Посыпались искры. Дебил задергался в конвульсиях. Я зубами взял со стола бутыль с пивом, на стуле допрыгал до окна и выбил стекло. Маша перепилила скотч на своих руках о торчащие из рамы осколки, и, обернув руки в пластиковый пакет, достала у обвитого молниями дебила ключ от наручников.
– Ладно, мы не живодеры... – я выдернул шнур калорифера.
* * *
– Твоя девушка? – спросил Генрих, придирчиво оглядывая Машу.Закончив осмотр, он довольно хмыкнул:
– Эх, будь я помоложе лет на пятьдесят, отбил бы ее у тебя!
Поздним вечером, когда Штихель уже похрапывал на лежанке, я взял Машину руку. Я был уверен, что так она скажет мне правду, а если нет, то я успею поймать токи лжи и дрожь ее смятения.
– Маша, кто ты?
Она молчала, опустив ресницы.
– Маша, я жду ответа... Как ты оказалась в «Чингисхане», почему не уехала? Где перстень, в конце концов?
Маша мягко освободилась, расплела волосы и вынула из прически перстень на длинном тонком шнурке. Словно, посвящая меня в рыцари, она одела его на мою шею.
Потом сняла с шеи серебряный амулет и протянула мне. По ободу кельтского креста был выбит едва приметный шифр, похожий на офицерский номер.
– Помнишь, мы попали в ловушку Лисиц Чингисхана? Помнишь, как отреагировал Барри, когда я сняла куртку? Ты даже приревновал тогда... и зря. Он пялился вовсе не на меня, а на этот крест. «Лисицы» тесно связаны с ближневосточной разведкой, и им известен этот знак.
– Расскажи все...
– Помнишь, я говорила, что сбежала от своих «приемных», бродяжничала, но так и не смогла научиться воровать? Однажды ко мне подошла красивая светловолосая женщина, долго разговаривала со мной, после этого я попала в странную школу, почти монастырь. Нас было двенадцать человек. Я была единственной девочкой. Нас растили, как растят детей в большой любящей семье. Для нас пекли настоящий домашний хлеб и одевали в рубахи с обережными вышивками. Мы ели, пили и надевали только выращенное в России. Летом мы жили в летних лагерях у истока Волги, или вблизи Изборска, или у слияния Непрядвы и Дона. Мы учили наизусть былины и песни северных сказителей, мы участвовали в обрядах. Другая часть особой подготовки – это программа элитной разведшколы. Из нас готовили непотопляемых диверсантов, разведчиков-биороботов, «запрограммированных» на любовь к России, на честь и преданность долгу. Мы – «Ангелы Ада», тайное воинское подразделение, самая тайная и законспирированная часть проекта «Китеж». Прости меня, я молчала, чтобы...