Страница:
Сашка немного размечталась; в день свадьбы ее белокурые волосы будут забраны в строгую прическу с узким целомудренным пробором. На шее – жемчужное колье. Жемчуг – камень слез, и этих слез на ней, пожалуй, будет многовато. Но колье – подарок Эдиты Матвеевны, будущей свекрови. Кремовые туфельки с золотой пряжкой на тонюсеньком стеклянном каблучке и кружевная пена белья были куплены несколько дней назад. Их белоснежный лимузин, обвитый гирляндами алых и белых роз, медленно проплывет по улицам Москвы, и незнакомые люди с удивлением и грустью будут провожать глазами их свадебную ладью.
– Кстати, что будем делать с чашей? – поздней ночью осведомился Илья.
– В торжественной обстановке вернем народу, – серьезно ответила Сашка.
– Как убеждает жизнь, народ не ценит таких подарков. Давай покажем ее Натану, он разбирается в антиквариате. Если что, он поможет продать ее…
– Нет, Илюша, чашу нельзя продавать, она завещанная.
Илья отвернулся и замолчал. Он дышал в стену обиженно, затаенно.
Рассветный холод ускорил их примирение. До свадьбы оставалось три дня, да и стоила ли старая ваза нескольких потерянных для любви часов?
Минут за десять до начала заседания руководства холдинга Илье доставили обзор прессы. Он торопливо пролистнул зарубежные новости, так же бегло прошелся по отечественным сводкам. Мелькнули столбцы строк отчеркнутых красным маркером и обведенная рамкой фамилия автора: «А. Батурина». Репортаж «Лестница в ад» описывал денежный оборот некоей московской диаспоры, пропущенный через «вспомогательные» банки и благополучно переведенный в иностранные. Автор упрямо доказывал, что через посреднические фирмы в столице финансируются террористические центры на этнических окраинах России и за рубежом, в основном на Ближнем Востоке.
«Она, что свихнулась?» Его всегда пугало коварство Сашкиного характера. Мягкая, уступчивая, нежная, она умела оборачиваться в броню и крушить все на своем пути, если дело касалось ее странных убеждений. Ему чудились лакированные ухмылки коллег: «Что, так и не сумел взнуздать свою провинциалку?» Ну чего, чего ей не хватает? Денег? Славы?
Илья привык извлекать пользу из всех ситуаций. Сделанного не воротишь, но эта публикация может сделать ее имя знаменитым, как только разразится скандал. Он вздует ее за хулиганство и впредь будет отслеживать все, что она пишет.
Илья рассеянно слушал доклад об изменении финансирования и порядка вещания, и едва не пропустил главного, ради чего их собрали за этим черным, зеркально отсвечивающим столом. Дизайн стола был прихотью Натана. Отражаясь по грудь в черном зеркале стола, финансовые покровители медиа-холдинга, исполнительные продюсеры, директора, редакторы, ведущие телеканала и журналисты превращались в карточных королей, валетов и дам.
– Успешная деятельность нашего канала, журналы, массовые издания, тщательно подобранный персонал, – вещал Натан, – это всего лишь надводная часть проекта…
Илья занимался трудно определимыми в обиходе тонкими операциями на общественном сознании, вернее «бессознании». Особый настрой его передач, оригинальные, цепляющие внимание зрителей темы, музыка, лица, костюмы и мимика ведущих – все было заранее срежиссировано и утверждено им. Илья был мастером строго дозированного политического пиара. Раз и навсегда усвоив, что несколько секунд в вечерних новостях стоят первых полос всех утренних газет, он научился виртуозно использовать массовую зрелищность. Оранжевый платочек на лилейной шейке молоденькой дикторши в дни противостояния на Украине, великолепные «пиротехнические» заставки во время празднования еврейской Хануки, серия разгромных псевдоисторических программ перед очередными выборами… Он был виртуозным хирургом и безнаказанно мог позволить себе любые проделки в эфире. Выступление нездорово-красного лидера коммунистов он решительно соединял с репортажем из палаты номер шесть захолустного сумасшедшего дома, где аккурат прошлой ночью случился пожар. Морская рябь на экране, расходящиеся круги и спирали, ритмичные разноцветные вспышки, резко увеличивающие гипнабельность населения, заполоняли экран всякий раз, когда от «пролетария» в очередной раз требовалось проголосовать всем, кроме головы. На счету Ильи были тысячи мелких изобретений и несколько по-настоящему гроссмейстерских ходов.
Краткая информация, ради которой их и собрали здесь, сводилась к следующему: с этого дня среди спонсоров канала будет фигурировать «Плазма-групп», богатейшее объединение столичных предпринимателей, и ее дочернее отделение – фирма «Дебора», подмявшая под себя не только все телефонные коммуникации, но уже претендующая на собственный канал телевизионного вещания.
Илью прошиб холодный пот. Его невеста в своей предсвадебной статье буквально лягала руководство «Плазма-групп», и что самое ужасное, намекала на этническое происхождение ее руководителя. Если статью прочтет Аилов, а он обязательно прочтет, Сашке несдобровать…
По традиции общее совещание заканчивалось собранием особо доверенных людей. В узком кругу посвященных вычерчивался общий вектор их деятельности и отдельные стратегические линии. Здесь озвучивалось то, о чем знал каждый из сидящих за полированным столом, но никогда не решился бы произнести вслух. Беседу в кругу «верных» вел Натан.
– Как вы думаете, кто первым поставил массовое шоу с голосованием в реальном времени? Правильно, Понтий Пилат. Это было потрясающее по накалу страстей действо, где выигравшему свободные и демократические выборы предоставлялась жизнь, а проигравшему – смерть. Этот метод был предварительно опробован на аренах римского Колизея. Мы поставляем народу «голубой хлеб зрелищ» и впереди у нас новый проект: игра на выживание. Руководителем проекта и ведущим игры буду я сам, а подробности, план и финансовую схему мы сейчас и обсудим…
Лишь люди ближнего доверенного круга были допущены к главной тайне. Илья, не веря ни в Бога, ни в черта, тем не менее побаивался Натана, как если бы его босс был не человеком, а огромной саламандрой или «черной дырой», может быть, потому, что Гурецкий умел читать самые тайные мысли своих друзей и помощников.
Близко и подолгу наблюдая за Натаном, Илья так и не смог разгадать его тайны. Мэтр был холост, скромен в быту и холоден ко всему, кроме своих странных увлечений. Как-то в частной беседе с Бинкиным Натан обмолвился, что мага создает одиночество, в другой раз он позволил себе пространно высказаться о магических возможностях «эфиров».
Вскоре Илья убедился, что «эфир» Натана не совпадает с теорией электромагнитных волн. Натан понимал эфир, как магическую передающую субстанцию, не имеющую земных границ. Этой эфирной империей он владел по своему усмотрению, наполняя магическими инкунабулами, населяя незримыми сущностями. Бинкину намертво врезался в память обрывок откровения, который однажды произнес Натан в кругу приближенных: «Эфиры есть владения, кругами простирающиеся за пределы Сторожевых Башен Вселенной, но лишь посвященные адепты могут вызывать эфиры призывами или „ключами“. Невоплощенная темная сила приходит на зов, возжелав стать реальной. Есть два основных типа магических операций: вызывание духов и путешествие по эфирам в астральном теле, в ментальном теле и мистических состояниях, близких к самадхи индийских йогов. Некоторые из эфиров обладают сексуальной энергией, другие инертны по отношению к человеческой психике, иные способны убить. Чернокнижники Средневековья умели вызывать духов тьмы, и демон появлялся в магическом топазе. Изрыгая дикую брань и хохоча, он мог изменять свою внешность, являясь в образе любимой женщины мага, или в виде змеи с человеческой головой. Чтобы очистить площадку черномагической инвокации после сеанса вызова духов, адепты разжигали костры на этом месте. И участившиеся пожары на телебашнях о многом говорят посвященным в эту тайну.
Эфир – еще непознанное оружие. Телевизор – магический топаз, всевидящее око, лучевой раструб, направленный в каждый дом, в каждую комнату. Зачарованный мозг не может противостоять эфирным воздействиям. Он неизбежно пропитывается эфиром и начинает жить иллюзиями. Он создает собственный мир, не имеющий ничего общего с миром реальным. Эта иллюзия иллюзии – наркотик будущего, и тот, кто первым понял это, станет властелином мира…»
Глава шестая
– Кстати, что будем делать с чашей? – поздней ночью осведомился Илья.
– В торжественной обстановке вернем народу, – серьезно ответила Сашка.
– Как убеждает жизнь, народ не ценит таких подарков. Давай покажем ее Натану, он разбирается в антиквариате. Если что, он поможет продать ее…
– Нет, Илюша, чашу нельзя продавать, она завещанная.
Илья отвернулся и замолчал. Он дышал в стену обиженно, затаенно.
Рассветный холод ускорил их примирение. До свадьбы оставалось три дня, да и стоила ли старая ваза нескольких потерянных для любви часов?
Минут за десять до начала заседания руководства холдинга Илье доставили обзор прессы. Он торопливо пролистнул зарубежные новости, так же бегло прошелся по отечественным сводкам. Мелькнули столбцы строк отчеркнутых красным маркером и обведенная рамкой фамилия автора: «А. Батурина». Репортаж «Лестница в ад» описывал денежный оборот некоей московской диаспоры, пропущенный через «вспомогательные» банки и благополучно переведенный в иностранные. Автор упрямо доказывал, что через посреднические фирмы в столице финансируются террористические центры на этнических окраинах России и за рубежом, в основном на Ближнем Востоке.
«Она, что свихнулась?» Его всегда пугало коварство Сашкиного характера. Мягкая, уступчивая, нежная, она умела оборачиваться в броню и крушить все на своем пути, если дело касалось ее странных убеждений. Ему чудились лакированные ухмылки коллег: «Что, так и не сумел взнуздать свою провинциалку?» Ну чего, чего ей не хватает? Денег? Славы?
Илья привык извлекать пользу из всех ситуаций. Сделанного не воротишь, но эта публикация может сделать ее имя знаменитым, как только разразится скандал. Он вздует ее за хулиганство и впредь будет отслеживать все, что она пишет.
Илья рассеянно слушал доклад об изменении финансирования и порядка вещания, и едва не пропустил главного, ради чего их собрали за этим черным, зеркально отсвечивающим столом. Дизайн стола был прихотью Натана. Отражаясь по грудь в черном зеркале стола, финансовые покровители медиа-холдинга, исполнительные продюсеры, директора, редакторы, ведущие телеканала и журналисты превращались в карточных королей, валетов и дам.
– Успешная деятельность нашего канала, журналы, массовые издания, тщательно подобранный персонал, – вещал Натан, – это всего лишь надводная часть проекта…
Илья занимался трудно определимыми в обиходе тонкими операциями на общественном сознании, вернее «бессознании». Особый настрой его передач, оригинальные, цепляющие внимание зрителей темы, музыка, лица, костюмы и мимика ведущих – все было заранее срежиссировано и утверждено им. Илья был мастером строго дозированного политического пиара. Раз и навсегда усвоив, что несколько секунд в вечерних новостях стоят первых полос всех утренних газет, он научился виртуозно использовать массовую зрелищность. Оранжевый платочек на лилейной шейке молоденькой дикторши в дни противостояния на Украине, великолепные «пиротехнические» заставки во время празднования еврейской Хануки, серия разгромных псевдоисторических программ перед очередными выборами… Он был виртуозным хирургом и безнаказанно мог позволить себе любые проделки в эфире. Выступление нездорово-красного лидера коммунистов он решительно соединял с репортажем из палаты номер шесть захолустного сумасшедшего дома, где аккурат прошлой ночью случился пожар. Морская рябь на экране, расходящиеся круги и спирали, ритмичные разноцветные вспышки, резко увеличивающие гипнабельность населения, заполоняли экран всякий раз, когда от «пролетария» в очередной раз требовалось проголосовать всем, кроме головы. На счету Ильи были тысячи мелких изобретений и несколько по-настоящему гроссмейстерских ходов.
Краткая информация, ради которой их и собрали здесь, сводилась к следующему: с этого дня среди спонсоров канала будет фигурировать «Плазма-групп», богатейшее объединение столичных предпринимателей, и ее дочернее отделение – фирма «Дебора», подмявшая под себя не только все телефонные коммуникации, но уже претендующая на собственный канал телевизионного вещания.
Илью прошиб холодный пот. Его невеста в своей предсвадебной статье буквально лягала руководство «Плазма-групп», и что самое ужасное, намекала на этническое происхождение ее руководителя. Если статью прочтет Аилов, а он обязательно прочтет, Сашке несдобровать…
По традиции общее совещание заканчивалось собранием особо доверенных людей. В узком кругу посвященных вычерчивался общий вектор их деятельности и отдельные стратегические линии. Здесь озвучивалось то, о чем знал каждый из сидящих за полированным столом, но никогда не решился бы произнести вслух. Беседу в кругу «верных» вел Натан.
– Как вы думаете, кто первым поставил массовое шоу с голосованием в реальном времени? Правильно, Понтий Пилат. Это было потрясающее по накалу страстей действо, где выигравшему свободные и демократические выборы предоставлялась жизнь, а проигравшему – смерть. Этот метод был предварительно опробован на аренах римского Колизея. Мы поставляем народу «голубой хлеб зрелищ» и впереди у нас новый проект: игра на выживание. Руководителем проекта и ведущим игры буду я сам, а подробности, план и финансовую схему мы сейчас и обсудим…
Лишь люди ближнего доверенного круга были допущены к главной тайне. Илья, не веря ни в Бога, ни в черта, тем не менее побаивался Натана, как если бы его босс был не человеком, а огромной саламандрой или «черной дырой», может быть, потому, что Гурецкий умел читать самые тайные мысли своих друзей и помощников.
Близко и подолгу наблюдая за Натаном, Илья так и не смог разгадать его тайны. Мэтр был холост, скромен в быту и холоден ко всему, кроме своих странных увлечений. Как-то в частной беседе с Бинкиным Натан обмолвился, что мага создает одиночество, в другой раз он позволил себе пространно высказаться о магических возможностях «эфиров».
Вскоре Илья убедился, что «эфир» Натана не совпадает с теорией электромагнитных волн. Натан понимал эфир, как магическую передающую субстанцию, не имеющую земных границ. Этой эфирной империей он владел по своему усмотрению, наполняя магическими инкунабулами, населяя незримыми сущностями. Бинкину намертво врезался в память обрывок откровения, который однажды произнес Натан в кругу приближенных: «Эфиры есть владения, кругами простирающиеся за пределы Сторожевых Башен Вселенной, но лишь посвященные адепты могут вызывать эфиры призывами или „ключами“. Невоплощенная темная сила приходит на зов, возжелав стать реальной. Есть два основных типа магических операций: вызывание духов и путешествие по эфирам в астральном теле, в ментальном теле и мистических состояниях, близких к самадхи индийских йогов. Некоторые из эфиров обладают сексуальной энергией, другие инертны по отношению к человеческой психике, иные способны убить. Чернокнижники Средневековья умели вызывать духов тьмы, и демон появлялся в магическом топазе. Изрыгая дикую брань и хохоча, он мог изменять свою внешность, являясь в образе любимой женщины мага, или в виде змеи с человеческой головой. Чтобы очистить площадку черномагической инвокации после сеанса вызова духов, адепты разжигали костры на этом месте. И участившиеся пожары на телебашнях о многом говорят посвященным в эту тайну.
Эфир – еще непознанное оружие. Телевизор – магический топаз, всевидящее око, лучевой раструб, направленный в каждый дом, в каждую комнату. Зачарованный мозг не может противостоять эфирным воздействиям. Он неизбежно пропитывается эфиром и начинает жить иллюзиями. Он создает собственный мир, не имеющий ничего общего с миром реальным. Эта иллюзия иллюзии – наркотик будущего, и тот, кто первым понял это, станет властелином мира…»
Глава шестая
Зеркало черного тролля
С ашка не удивилась, когда в конце дня ей позвонил Натан и предложил прогуляться. Часом позже Илья должен был подвезти вазу «для опознания». Он все же уговорил Сашку показать вазу Гурецкому, так как только он мог назвать истинную цену сокровища и засвидетельствовать его подлинность.
Натан встретил ее возле зеркально-золотого лифта, нескромного земного символа эфирной империи, галантно коснулся Сашкиной руки сухими холодными губами.
– Прогуляемся, Сашенька?
Сашка растерянно кивнула.
Перед встречей Натан тщательнее обычного побрил лицо, но впадины щек и носогубная складка отливали синевой, как это бывает у мужчин южной расы. В черном английском костюме он напоминал мафиози средней руки. На шее поблескивала золотая цепь. Плечистый и гибкий, как цирковой гимнаст, он был ростом с Сашку, но казался ниже.
Сашка отметила еще одно странное свойство Натана. В его присутствии вытоптанный берег пруда, опрокинутый в его застоявшиеся воды пестрый дворец и выморочные кусты обретали философскую завершенность и опасную глубину зазеркалья.
Вышагивая рядом, Натан откровенно любовался Сашкой.
– А знаете, Александра, не вознестись ли нам на «девятое небо»? – с беспечной улыбкой предложил он. – Мы ощутим силу ветра, который раскачивает стометровый шпиль как сосенку, словно вся башня гудит изнутри и переминается на своих лапах. Даже безобидный риск освежает чувства. Заодно я проведу небольшую экскурсию по студиям… Я покажу вам отдельный подъезд для лимузинов и шестую студию: особую, правительственную. Она спрятана в подвале, за дверью весом в шесть тонн. На случай подземных толчков или иных потрясений ее стены укреплены амортизаторами и изолированы от любых воздействий, как яйцо Фаберже. А ее шестой номер не более чем игра слов, вернее номеров.
– По-моему, современное телевидение напоминает не храм, а кривое зеркало Черного Тролля. Вам не кажется, Натан, что ваше взбесившееся зазеркалье задумало посмеяться над Всевышним?
– Браво! Браво! Отличный журналистский ход! Но взгляните правде в глаза: человек есть обезьяна Бога. Он создание земное, грубо-материальное. Здесь, в этом мире, он лишь видоизменяет и преобразует земное вещество, он божок грубой материи, гном-кобальт, занятый бесконечной перековкой металла и копанием новой руды. Но еще немного, и этот карлик вдохнет в металл и кристаллы свой дух и разум, и его дитя быстро перерастет своего создателя. На этом задача человека во вселенной будет успешно завершена. Как только электронное дитя научится обходиться без помощи папаши, оно зачеркнет своего родителя, как примитивную биологическую ступень.
Современный так называемый человек – это больное животное, и оно получает сладкий напиток из наших рук. Пройдет совсем немного времени, и люди изберут мир двухмерных иллюзий как единственно реальный. По планете прокатятся бунты отлученных от экрана; тех, у кого отнят хлеб зрелищ, их наркотик, их вино забвения.
Сашка молчала, беспомощно оглядываясь по сторонам.
Гурецкий вел Сашку по зеркально-вылощенным коридорам, по пути заглядывая в сияющие залы. Натан проходил всюду, подобно человеку-невидимке, и его всепроникающий статус магната крупнейшего медиа-холдинга распространялся и на Сашку, до сих пор не видевшую внутренней жизни телевидения во всей ее необъятности. В студиях вскипало, булькало, вываривалось, пучилось разноцветными шариками и разряжалось трескучими аплодисментами телевизионное варево.
– «Что наша жизнь? – Игра-а-а!» – неслось заливистое ржание из рассадника интеллекта. Познания «знатоков» были воистину энциклопедическими, и драматические моменты мозгового штурма впечатляли не менее, чем сумма, брошенная на кон. Но, судя по всему, блистательные осколки мира в головах знатоков не складывались в целостную картину, хотя причудливая мозаика, как в детском калейдоскопе, поражала неискушенных телезрителей, давно забывших половину таблицы умножения.
– Нет, наша жизнь не игра, а комедия, фарс, – развязно комментировал Гурецкий. – Причем если представить создателя нашего мирка простым фокусником, а лучше комедиантом, то многое становится понятным.
В соседней студии крутилось популярнейшее в народе шоу высоколобых «знатоков», занимавшее южный полюс массового интеллекта. Из убогой, но познавательной игры оно быстро мутировало в семейный самодеятельный концерт с халявной раздачей электротехники и автомобилей. Пресыщенный всенародной любовью затейник между радостными воплями с усталой ненавистью глядел на поющих и пляшущих гномиков. Глаза его тяжелые, прокисшие, давно потеряли способность смеяться.
– Россия навсегда останется общинной страной, и в ней, как нигде, силен психический закон сопереживания и отождествления. И не стоит ломать эту особенность русских. Гораздо интереснее и полезнее использовать ее. Посмотрите на этих донельзя счастливых людей. Типичный образ социальной идиотии. Счастливы участники шоу, счастливы нарядные зрители в зале. Счастливы полуголодные, полупьяные «пролетарии» по ту сторону экрана, счастливы нищие, годами сидящие без зарплаты. Счастливо население опасных для жизни трущоб, счастливы зеки, которым за ударный труд разрешили посмотреть телевизор, и старушонки, выкинутые в дом престарелых, счастливы у своего единственного на весь этаж моргающего ящика. Рулетка – генератор виртуального счастья работает ритмично, и каждый волен отождествить себя со счастливчиком, облагодетельствованным кумиром. Эти игры придуманы хитрыми и расчетливыми людьми.
А кстати, Сашенька, хотите стать героиней моего нового проекта на экзотических островах? Это будет нечто небывалое. Тропический загар, поцелуи океана и легкая банановая диета еще более украсят вас. Я уверен, у вас все получится… Но есть одно «но»… Островитянки должны быть максимально эротичны и раскованны: во время просмотра островных приключений срабатывает эффект «замочной скважины» – еще одно изобретение наших телеоператоров. Представьте, каждая особь мужского пола уверена, что только ему посчастливилось заглянуть под бикини «звездочки». А каждая женская особь фертильного возраста в мыслях обнимает лакированный солнцем и морем героический торс.
И вот что, вы поедете туда с Ильей! Медовый месяц на Фиджи. О, это будет суперпроект! Мы назовем его «Азбука Любви», нет, лучше «Остров Любви»! На коралловых атоллах вы будете проявлять чудеса изобретательности и выносливости ради редких свиданий под прицелом телекамеры. Вы вернетесь весьма состоятельными по мировым меркам людьми, замученными всенародной любовью. Вы станете родными в каждом доме, где есть телевизор, в столице и в захолустном поселке, в ауле и стойбище. Наше шоу будут транслировать в тридцати странах мира. Одно лишь краткое турне по всем этим странам займет около года.
Вы согласны принять участие в проекте, Сашенька?
– Пока не знаю…
– А я уверен, Илья загорится, просто вспыхнет как бенгальский огонек, узнав о том, что мы с вами придумали. Разумеется, на телевидении и в шоу-бизнесе есть женщины красивее вас, но в вас, Сашенька, есть будоражащая тайна, неразгаданный мотив, неприрученная сила Севера. Знаете, я много ездил по свету, но эту изюминку встречал только в русских женщинах.
– Благодарю от имени всех русских женщин.
– А здесь в полуподвале располагается знаменитая студия «69». Настоящее адское дно, и его по праву занимают разжиревшие педерасты, фриковатые старушенции типа пани Брони и развратные карлики.
– Но вы обещали полет, а не спуск в клоаку.
– Ах да, простите, я думал вам будет любопытно…
Натан не договорил, распахивая перед Сашкой дверцы скоростного «рабочего» лифта.
Они взлетели на непронумерованную высоту, обозначаемую неприметной кнопкой, и оказались внутри шпиля. Туго натянутые стальные тросы вибрировали под напором ветра. Под обшивкой посвистывал ветер. Сашка зачем-то потрогала рукой пыльную чешую проводов. Каждый был толщиной с ее руку. Кабели передающих антенн ежесекундно отправляли в эфирное пространство мириады призрачных существ. Их тела были распластаны в высокочастотных волнах, разложены по спектру, их голоса переведены в ультра– и инфрадиапазоны. Они неслись подобно урагану, и стаей бездомных духов опоясывали планету. В конечной точке своего разбега они расплющивались о магические зеркала экранов и обретали призрачную жизнь и недолгое воскресение.
С монтажной площадки Сашка осмотрела город, похожий на загадочное существо, распластанное, как на хирургическом столе, распятое по четырем сторонам света. Его вены и артерии были вскрыты, по ним перекатывались шарики светящейся ртути, его чуткие нервы, вернее тысячи километров проволоки, заставляли его тело звенеть и светиться. Асфальтовая короста, струпья и язвы котлованов покрывали его, как потрескавшаяся кожа. На горизонте дымили трубами его легкие, обдавая чрево теплом и паром. Зубчатая корона Кремля сжимала его лоб и как дерзкий штырь торчала в небо башня Останкино.
– Я бросил мир к твоим ногам. Все это твое, Александра, – Натан цепко удерживал ее за плечи. Щекой Сашка чувствовала его дыхание, ледяное, как верховой ветер. На миг ей показалось, что она летит над дымным сумраком города, подхваченная когтистым существом. Крылатая тень закрыла половину неба. Вихрь рвал куртку, обдирал Сашкино лицо.
– А что взамен? – сквозь вой ветра прокричала Сашка.
– Душу, твою живую душу, неосязаемую и тоскующую, – прошептал он ей на ухо.
– Наша игра в искушение затянулась. Пора вниз, на землю.
Илья ждал их в зимнем саду на промежуточном уровне башни. Отирая платком бледное, влажное лицо, он нервно расхаживал по искусственной роще. Сашка, извиняясь за опоздание, поцеловала его нежней и дольше, чем полагалось по ритуалу встречи.
Служитель в фиолетовой униформе уважительно прикрыл дверь снаружи, чтобы им никто не помешал. Из спортивной сумки Илья достал несгораемый кофр, щелкнул кодовым замком и извлек чашу.
– Возможно ли?! – Натан стиснул в ладонях полусферу из мерцающего камня. – Это Грааль! Оракульская чаша! Ее держал в руках сам Мелхиседек, царь Салимский и Царь Мира!
В разгоряченное лицо Сашки ударил внезапно родившийся ветер. Натан как в бреду нашептывал в чашу слова-заклинания:
– В этом «Ковчеге» жизнь мира. Некогда, вернее в священном безвремении, космический свет пролился в чашу материи, и Грааль был его первой каплей. Эта реликвия соединяет миры… людей и духов. Владеющий ею непобедим, как Царь Земли, Князь Завета…
Натан умолк, не выпуская из рук чаши.
– Нат, а сколько может стоить… В долларах, разумеется? – Обескураженный Илья спешил вернуться в мир привычных величин.
– Такие предметы, дорогой мой, цены не имеют. Нельзя продать Кремль, храм Покрова на Нерли, исток Волги. Также нельзя продать Чашу Искупления. Оскорбленные святыни способны мстить, как это случилось с копьем Лонгина-сотника, гробницей Тамерлана и фамильным кольцом Николая Второго. Отдайте мне чашу и живите спокойно.
Натан цепко сжимал в ладонях чашу. Кончики его бледных пальцев немного просвечивали, словно он держал яркую лампу.
Илья хлопал ресницами, ничего не понимая.
– То есть как это отдайте…
– Мы с Сашенькой уже обо все договорились. Я заявляю вас на участие в шоу «Остров Любви». Это новая редакция «Одинокого героя». Единица рождает двойку, вполне эзотерическая концепция. Время – ноябрь–декабрь, самое холодное и неуютное время в промозглой Московии. Все будет заранее отрежиссировано, через два месяца первобытной борьбы, интриг и выживания в нечеловеческих условиях тропиков ваши конкуренты будут с позором изгнаны с островов. Ваше воссоединение произойдет в новогоднюю ночь. Все транслирующие спутники Земли покажут ваши счастливые «звездные» лица. Вы станете новыми Адамом и Евой, талисманом человечества на целый год.
– Нет, я отказываюсь, – поспешно сказала Сашка.
– Замолчи. Ты еще не знаешь, от чего ты отказываешься, – прошипел Илья, впиваясь ногтями в Сашкино запястье. – Натанушка, нам надо подумать…
– Нет, нет, не спешите. Старый Натан – не тать и не насильник. Я готов подождать, пока вам наскучит ваша игрушка и вы сами подарите мне чашу.
– Этого не будет! – в запальчивости выкрикнула Сашка.
Чтобы немного успокоить Сашку и Илью, Натан пригласил будущую «звездную пару» в ночной закрытый клуб «Транс», самый модный среди специфических мест увеселений.
В уютном, обитом красным бархатом зале подсвечивали тусклые оранжевые фонарики. Между канканом и номерами варьете трое проголодавшихся «заговорщиков» уминали салаты и запивали винами из личной коллекции хозяина клуба. Илья потратил немало сил и терпения, чтобы его невеста не выглядела «дворняжкой» в местах, подобных «Трансу», но назло своему наставнику Сашка спокойно запивала кальмаров красным вином и «забывала» сбрызнуть устрицы лимонным соком.
На эстраде качал перьями, трещал веерами, шелестел плюмажами, скрипел резиной и клепаной кожей потный кордебалет. Солировали почти полностью раздетые «дивы». По уверениям Натана, все они были трансвеститами. На дерзкие тела танцовщиц и стриптизерш Сашка всегда пыталась смотреть глазами Ильи и находила это зрелище излишне возбуждающим. Сердце ее заходилось от первобытной ревности. Узнав, что фантастически красивые дамы на сцене вовсе не женщины, Сашка успокоилась и перестала ревниво шпионить за Ильей.
К полуночи воздух в «Трансе» раскалился. Лед мгновенно плавился в бокалах, все вина казались отвратительно теплыми, а закуски зеленели и портились еще в руках официантов. Натан ослабил галстук, прикрыл веки от нестерпимого сияния нагих тел на сцене. Разгоряченный Илья нашел и незаметно погладил Сашкино колено.
Сцена надолго опустела. Среди завсегдатаев «Транса» волнами прокатывалась истерика. Ожидалось явление некой «звезды».
Наконец имя было объявлено:
– Хельга!
Зазвенели ледяные аккорды Сен-Санса, сверху на сцену пролился одинокий голубой луч. В потоке света среди вспыхивающих пылинок плыла танцовщица. Холодное, недосягаемое видение балансировало на кончиках атласных пуантов, густая фата скрывала лицо, свадебное платье по-зимнему искрилось. Не открывая лица, снежная королева уплыла во мрак. Когда мертвенный голубой луч вновь нащупал танцовщицу, Хельга уже освободилась от чопорного белого платья. Ее плечи и гибкие руки сияли, осыпанные зеркальной пыльцой. На голове колыхались белоснежные перья. На груди рдел рубиновый страз. Танец «умирающего лебедя» оказался чередой балетных па и медленных ленивых кружений. Сашка невольно вздрогнула, глядя в холеное, развратное, гибельное лицо Хельги.
Илья перестал жевать, так и сидел с полным ртом, в его глазах танцевали голубые призраки. Сашка понимала, что и с нею происходит неладное. Болезненная истома и звериное возбуждение разбирали ее изнутри, словно ее минутным испугом воспользовались демоны тайного блуда.
Умирающий Сен-Санс сменился рокотом волн. Хельга вздрогнула и забилась в конвульсиях, как если бы боль и предчувствие смерти пронзили ее насквозь. Резким движением она сбросила маленькую, унизанную жемчугом шапочку-тюрбан с пышными белыми перьями. Под шапочкой оказалась колючая мальчишеская стрижка. Волосы у Хельги были серебристо-белые, синие в свете прожекторов. Музыка понеслась визгливым рваным рокотом, и Хельга задергалась в неистовом танце. В зале поднялся свист и гвалт. Завсегдатаи вскакивали с мест. Неудержимая скотская похоть текла со сцены в зал вместе с клубами адской серы и запахом нагретых духов. Тело Хельги играло в сполохах света, струилось тренированными мышцами, билось под музыку бездны и прилюдно обнажало паскудную правду, звериное естество, лишь слегка прикрытое человечьей маской.
Илья, казалось, оцепенел.
– Что с ним, Натан? Помогите же!
Чтобы немного успокоиться, все трое вышли в ночной сад. Сквозь плети дикого винограда дрожали огоньки свечей, белели сервированные столики. Они сели в маленьком, увитом зеленью павильоне.
Натан что-то шепнул официанту. Стол накрыли на четыре персоны.
Хельга вышла в сад разбитой «балетной» походкой. Ее стопы и кисти рук были немного крупноваты для «природной женщины». Об умиравшем лебеде напоминала лишь белая пуховая горжетка, небрежно брошенная на плечи, и рубиновое колье в ложбинке между дьявольских грудей. Она села спиной к свету, высоко закинув ногу на ногу, закурила длинную дамскую сигарету. На кончике ее ноги покачивалась алая атласная туфелька. Лицо тонуло в тени, но Сашка вновь испытала ужас и волнение от ее близости.
– Не ожидал тебя встретить здесь, – тяжело ворочая языком, проговорил Илья.
Натан встретил ее возле зеркально-золотого лифта, нескромного земного символа эфирной империи, галантно коснулся Сашкиной руки сухими холодными губами.
– Прогуляемся, Сашенька?
Сашка растерянно кивнула.
Перед встречей Натан тщательнее обычного побрил лицо, но впадины щек и носогубная складка отливали синевой, как это бывает у мужчин южной расы. В черном английском костюме он напоминал мафиози средней руки. На шее поблескивала золотая цепь. Плечистый и гибкий, как цирковой гимнаст, он был ростом с Сашку, но казался ниже.
Сашка отметила еще одно странное свойство Натана. В его присутствии вытоптанный берег пруда, опрокинутый в его застоявшиеся воды пестрый дворец и выморочные кусты обретали философскую завершенность и опасную глубину зазеркалья.
Вышагивая рядом, Натан откровенно любовался Сашкой.
– А знаете, Александра, не вознестись ли нам на «девятое небо»? – с беспечной улыбкой предложил он. – Мы ощутим силу ветра, который раскачивает стометровый шпиль как сосенку, словно вся башня гудит изнутри и переминается на своих лапах. Даже безобидный риск освежает чувства. Заодно я проведу небольшую экскурсию по студиям… Я покажу вам отдельный подъезд для лимузинов и шестую студию: особую, правительственную. Она спрятана в подвале, за дверью весом в шесть тонн. На случай подземных толчков или иных потрясений ее стены укреплены амортизаторами и изолированы от любых воздействий, как яйцо Фаберже. А ее шестой номер не более чем игра слов, вернее номеров.
– По-моему, современное телевидение напоминает не храм, а кривое зеркало Черного Тролля. Вам не кажется, Натан, что ваше взбесившееся зазеркалье задумало посмеяться над Всевышним?
– Браво! Браво! Отличный журналистский ход! Но взгляните правде в глаза: человек есть обезьяна Бога. Он создание земное, грубо-материальное. Здесь, в этом мире, он лишь видоизменяет и преобразует земное вещество, он божок грубой материи, гном-кобальт, занятый бесконечной перековкой металла и копанием новой руды. Но еще немного, и этот карлик вдохнет в металл и кристаллы свой дух и разум, и его дитя быстро перерастет своего создателя. На этом задача человека во вселенной будет успешно завершена. Как только электронное дитя научится обходиться без помощи папаши, оно зачеркнет своего родителя, как примитивную биологическую ступень.
Современный так называемый человек – это больное животное, и оно получает сладкий напиток из наших рук. Пройдет совсем немного времени, и люди изберут мир двухмерных иллюзий как единственно реальный. По планете прокатятся бунты отлученных от экрана; тех, у кого отнят хлеб зрелищ, их наркотик, их вино забвения.
Сашка молчала, беспомощно оглядываясь по сторонам.
Гурецкий вел Сашку по зеркально-вылощенным коридорам, по пути заглядывая в сияющие залы. Натан проходил всюду, подобно человеку-невидимке, и его всепроникающий статус магната крупнейшего медиа-холдинга распространялся и на Сашку, до сих пор не видевшую внутренней жизни телевидения во всей ее необъятности. В студиях вскипало, булькало, вываривалось, пучилось разноцветными шариками и разряжалось трескучими аплодисментами телевизионное варево.
– «Что наша жизнь? – Игра-а-а!» – неслось заливистое ржание из рассадника интеллекта. Познания «знатоков» были воистину энциклопедическими, и драматические моменты мозгового штурма впечатляли не менее, чем сумма, брошенная на кон. Но, судя по всему, блистательные осколки мира в головах знатоков не складывались в целостную картину, хотя причудливая мозаика, как в детском калейдоскопе, поражала неискушенных телезрителей, давно забывших половину таблицы умножения.
– Нет, наша жизнь не игра, а комедия, фарс, – развязно комментировал Гурецкий. – Причем если представить создателя нашего мирка простым фокусником, а лучше комедиантом, то многое становится понятным.
В соседней студии крутилось популярнейшее в народе шоу высоколобых «знатоков», занимавшее южный полюс массового интеллекта. Из убогой, но познавательной игры оно быстро мутировало в семейный самодеятельный концерт с халявной раздачей электротехники и автомобилей. Пресыщенный всенародной любовью затейник между радостными воплями с усталой ненавистью глядел на поющих и пляшущих гномиков. Глаза его тяжелые, прокисшие, давно потеряли способность смеяться.
– Россия навсегда останется общинной страной, и в ней, как нигде, силен психический закон сопереживания и отождествления. И не стоит ломать эту особенность русских. Гораздо интереснее и полезнее использовать ее. Посмотрите на этих донельзя счастливых людей. Типичный образ социальной идиотии. Счастливы участники шоу, счастливы нарядные зрители в зале. Счастливы полуголодные, полупьяные «пролетарии» по ту сторону экрана, счастливы нищие, годами сидящие без зарплаты. Счастливо население опасных для жизни трущоб, счастливы зеки, которым за ударный труд разрешили посмотреть телевизор, и старушонки, выкинутые в дом престарелых, счастливы у своего единственного на весь этаж моргающего ящика. Рулетка – генератор виртуального счастья работает ритмично, и каждый волен отождествить себя со счастливчиком, облагодетельствованным кумиром. Эти игры придуманы хитрыми и расчетливыми людьми.
А кстати, Сашенька, хотите стать героиней моего нового проекта на экзотических островах? Это будет нечто небывалое. Тропический загар, поцелуи океана и легкая банановая диета еще более украсят вас. Я уверен, у вас все получится… Но есть одно «но»… Островитянки должны быть максимально эротичны и раскованны: во время просмотра островных приключений срабатывает эффект «замочной скважины» – еще одно изобретение наших телеоператоров. Представьте, каждая особь мужского пола уверена, что только ему посчастливилось заглянуть под бикини «звездочки». А каждая женская особь фертильного возраста в мыслях обнимает лакированный солнцем и морем героический торс.
И вот что, вы поедете туда с Ильей! Медовый месяц на Фиджи. О, это будет суперпроект! Мы назовем его «Азбука Любви», нет, лучше «Остров Любви»! На коралловых атоллах вы будете проявлять чудеса изобретательности и выносливости ради редких свиданий под прицелом телекамеры. Вы вернетесь весьма состоятельными по мировым меркам людьми, замученными всенародной любовью. Вы станете родными в каждом доме, где есть телевизор, в столице и в захолустном поселке, в ауле и стойбище. Наше шоу будут транслировать в тридцати странах мира. Одно лишь краткое турне по всем этим странам займет около года.
Вы согласны принять участие в проекте, Сашенька?
– Пока не знаю…
– А я уверен, Илья загорится, просто вспыхнет как бенгальский огонек, узнав о том, что мы с вами придумали. Разумеется, на телевидении и в шоу-бизнесе есть женщины красивее вас, но в вас, Сашенька, есть будоражащая тайна, неразгаданный мотив, неприрученная сила Севера. Знаете, я много ездил по свету, но эту изюминку встречал только в русских женщинах.
– Благодарю от имени всех русских женщин.
– А здесь в полуподвале располагается знаменитая студия «69». Настоящее адское дно, и его по праву занимают разжиревшие педерасты, фриковатые старушенции типа пани Брони и развратные карлики.
– Но вы обещали полет, а не спуск в клоаку.
– Ах да, простите, я думал вам будет любопытно…
Натан не договорил, распахивая перед Сашкой дверцы скоростного «рабочего» лифта.
Они взлетели на непронумерованную высоту, обозначаемую неприметной кнопкой, и оказались внутри шпиля. Туго натянутые стальные тросы вибрировали под напором ветра. Под обшивкой посвистывал ветер. Сашка зачем-то потрогала рукой пыльную чешую проводов. Каждый был толщиной с ее руку. Кабели передающих антенн ежесекундно отправляли в эфирное пространство мириады призрачных существ. Их тела были распластаны в высокочастотных волнах, разложены по спектру, их голоса переведены в ультра– и инфрадиапазоны. Они неслись подобно урагану, и стаей бездомных духов опоясывали планету. В конечной точке своего разбега они расплющивались о магические зеркала экранов и обретали призрачную жизнь и недолгое воскресение.
С монтажной площадки Сашка осмотрела город, похожий на загадочное существо, распластанное, как на хирургическом столе, распятое по четырем сторонам света. Его вены и артерии были вскрыты, по ним перекатывались шарики светящейся ртути, его чуткие нервы, вернее тысячи километров проволоки, заставляли его тело звенеть и светиться. Асфальтовая короста, струпья и язвы котлованов покрывали его, как потрескавшаяся кожа. На горизонте дымили трубами его легкие, обдавая чрево теплом и паром. Зубчатая корона Кремля сжимала его лоб и как дерзкий штырь торчала в небо башня Останкино.
– Я бросил мир к твоим ногам. Все это твое, Александра, – Натан цепко удерживал ее за плечи. Щекой Сашка чувствовала его дыхание, ледяное, как верховой ветер. На миг ей показалось, что она летит над дымным сумраком города, подхваченная когтистым существом. Крылатая тень закрыла половину неба. Вихрь рвал куртку, обдирал Сашкино лицо.
– А что взамен? – сквозь вой ветра прокричала Сашка.
– Душу, твою живую душу, неосязаемую и тоскующую, – прошептал он ей на ухо.
– Наша игра в искушение затянулась. Пора вниз, на землю.
Илья ждал их в зимнем саду на промежуточном уровне башни. Отирая платком бледное, влажное лицо, он нервно расхаживал по искусственной роще. Сашка, извиняясь за опоздание, поцеловала его нежней и дольше, чем полагалось по ритуалу встречи.
Служитель в фиолетовой униформе уважительно прикрыл дверь снаружи, чтобы им никто не помешал. Из спортивной сумки Илья достал несгораемый кофр, щелкнул кодовым замком и извлек чашу.
– Возможно ли?! – Натан стиснул в ладонях полусферу из мерцающего камня. – Это Грааль! Оракульская чаша! Ее держал в руках сам Мелхиседек, царь Салимский и Царь Мира!
В разгоряченное лицо Сашки ударил внезапно родившийся ветер. Натан как в бреду нашептывал в чашу слова-заклинания:
– В этом «Ковчеге» жизнь мира. Некогда, вернее в священном безвремении, космический свет пролился в чашу материи, и Грааль был его первой каплей. Эта реликвия соединяет миры… людей и духов. Владеющий ею непобедим, как Царь Земли, Князь Завета…
Натан умолк, не выпуская из рук чаши.
– Нат, а сколько может стоить… В долларах, разумеется? – Обескураженный Илья спешил вернуться в мир привычных величин.
– Такие предметы, дорогой мой, цены не имеют. Нельзя продать Кремль, храм Покрова на Нерли, исток Волги. Также нельзя продать Чашу Искупления. Оскорбленные святыни способны мстить, как это случилось с копьем Лонгина-сотника, гробницей Тамерлана и фамильным кольцом Николая Второго. Отдайте мне чашу и живите спокойно.
Натан цепко сжимал в ладонях чашу. Кончики его бледных пальцев немного просвечивали, словно он держал яркую лампу.
Илья хлопал ресницами, ничего не понимая.
– То есть как это отдайте…
– Мы с Сашенькой уже обо все договорились. Я заявляю вас на участие в шоу «Остров Любви». Это новая редакция «Одинокого героя». Единица рождает двойку, вполне эзотерическая концепция. Время – ноябрь–декабрь, самое холодное и неуютное время в промозглой Московии. Все будет заранее отрежиссировано, через два месяца первобытной борьбы, интриг и выживания в нечеловеческих условиях тропиков ваши конкуренты будут с позором изгнаны с островов. Ваше воссоединение произойдет в новогоднюю ночь. Все транслирующие спутники Земли покажут ваши счастливые «звездные» лица. Вы станете новыми Адамом и Евой, талисманом человечества на целый год.
– Нет, я отказываюсь, – поспешно сказала Сашка.
– Замолчи. Ты еще не знаешь, от чего ты отказываешься, – прошипел Илья, впиваясь ногтями в Сашкино запястье. – Натанушка, нам надо подумать…
– Нет, нет, не спешите. Старый Натан – не тать и не насильник. Я готов подождать, пока вам наскучит ваша игрушка и вы сами подарите мне чашу.
– Этого не будет! – в запальчивости выкрикнула Сашка.
Чтобы немного успокоить Сашку и Илью, Натан пригласил будущую «звездную пару» в ночной закрытый клуб «Транс», самый модный среди специфических мест увеселений.
В уютном, обитом красным бархатом зале подсвечивали тусклые оранжевые фонарики. Между канканом и номерами варьете трое проголодавшихся «заговорщиков» уминали салаты и запивали винами из личной коллекции хозяина клуба. Илья потратил немало сил и терпения, чтобы его невеста не выглядела «дворняжкой» в местах, подобных «Трансу», но назло своему наставнику Сашка спокойно запивала кальмаров красным вином и «забывала» сбрызнуть устрицы лимонным соком.
На эстраде качал перьями, трещал веерами, шелестел плюмажами, скрипел резиной и клепаной кожей потный кордебалет. Солировали почти полностью раздетые «дивы». По уверениям Натана, все они были трансвеститами. На дерзкие тела танцовщиц и стриптизерш Сашка всегда пыталась смотреть глазами Ильи и находила это зрелище излишне возбуждающим. Сердце ее заходилось от первобытной ревности. Узнав, что фантастически красивые дамы на сцене вовсе не женщины, Сашка успокоилась и перестала ревниво шпионить за Ильей.
К полуночи воздух в «Трансе» раскалился. Лед мгновенно плавился в бокалах, все вина казались отвратительно теплыми, а закуски зеленели и портились еще в руках официантов. Натан ослабил галстук, прикрыл веки от нестерпимого сияния нагих тел на сцене. Разгоряченный Илья нашел и незаметно погладил Сашкино колено.
Сцена надолго опустела. Среди завсегдатаев «Транса» волнами прокатывалась истерика. Ожидалось явление некой «звезды».
Наконец имя было объявлено:
– Хельга!
Зазвенели ледяные аккорды Сен-Санса, сверху на сцену пролился одинокий голубой луч. В потоке света среди вспыхивающих пылинок плыла танцовщица. Холодное, недосягаемое видение балансировало на кончиках атласных пуантов, густая фата скрывала лицо, свадебное платье по-зимнему искрилось. Не открывая лица, снежная королева уплыла во мрак. Когда мертвенный голубой луч вновь нащупал танцовщицу, Хельга уже освободилась от чопорного белого платья. Ее плечи и гибкие руки сияли, осыпанные зеркальной пыльцой. На голове колыхались белоснежные перья. На груди рдел рубиновый страз. Танец «умирающего лебедя» оказался чередой балетных па и медленных ленивых кружений. Сашка невольно вздрогнула, глядя в холеное, развратное, гибельное лицо Хельги.
Илья перестал жевать, так и сидел с полным ртом, в его глазах танцевали голубые призраки. Сашка понимала, что и с нею происходит неладное. Болезненная истома и звериное возбуждение разбирали ее изнутри, словно ее минутным испугом воспользовались демоны тайного блуда.
Умирающий Сен-Санс сменился рокотом волн. Хельга вздрогнула и забилась в конвульсиях, как если бы боль и предчувствие смерти пронзили ее насквозь. Резким движением она сбросила маленькую, унизанную жемчугом шапочку-тюрбан с пышными белыми перьями. Под шапочкой оказалась колючая мальчишеская стрижка. Волосы у Хельги были серебристо-белые, синие в свете прожекторов. Музыка понеслась визгливым рваным рокотом, и Хельга задергалась в неистовом танце. В зале поднялся свист и гвалт. Завсегдатаи вскакивали с мест. Неудержимая скотская похоть текла со сцены в зал вместе с клубами адской серы и запахом нагретых духов. Тело Хельги играло в сполохах света, струилось тренированными мышцами, билось под музыку бездны и прилюдно обнажало паскудную правду, звериное естество, лишь слегка прикрытое человечьей маской.
Илья, казалось, оцепенел.
– Что с ним, Натан? Помогите же!
Чтобы немного успокоиться, все трое вышли в ночной сад. Сквозь плети дикого винограда дрожали огоньки свечей, белели сервированные столики. Они сели в маленьком, увитом зеленью павильоне.
Натан что-то шепнул официанту. Стол накрыли на четыре персоны.
Хельга вышла в сад разбитой «балетной» походкой. Ее стопы и кисти рук были немного крупноваты для «природной женщины». Об умиравшем лебеде напоминала лишь белая пуховая горжетка, небрежно брошенная на плечи, и рубиновое колье в ложбинке между дьявольских грудей. Она села спиной к свету, высоко закинув ногу на ногу, закурила длинную дамскую сигарету. На кончике ее ноги покачивалась алая атласная туфелька. Лицо тонуло в тени, но Сашка вновь испытала ужас и волнение от ее близости.
– Не ожидал тебя встретить здесь, – тяжело ворочая языком, проговорил Илья.