Страница:
– Значит, тебе это нужно. А мне – нет. У людей разные потребности. Это хорошо. Иначе мир стал бы слишком однообразен. Думаю, что человеку надо делать то, что ему хочется, и тогда наступит всеобщая гармония. Вот я бы всё время работал. Другой всё время проводил бы за книгами. Третий – строил бы дом… Ну и так далее.
– Нет, Ген, я с тобой не согласен, – покачал головой Трошин. – Если людям позволить делать только то, что они хотят, то всё рухнет.
– Почему? – Воронин отпил кофе.
– Ну кто, скажи на милость, будет, например, выносить мусор? Ты думаешь, кто-то захочет заниматься мусором, когда есть возможность заниматься чем-то другим?
– Я думаю, что человек счастлив только тогда, когда он живёт счастливо, а не изображает из себя счастливого. Понимаешь?
– Не совсем.
– Ну вот смотри. Есть люди, которые ведут себя ответственно, по-настоящему ответственно. Они ответственны по своей природе и не могут иначе. Вот, скажем, я такой. Я обязательно выполняю порученное мне дело с полной самоотдачей, не умею делать шаляй-валяй. Не получается у меня иначе. А есть другие, они изображают из себя ответственных, всюду говорят об этом, но в действительности им наплевать. Они только стремятся выглядеть. Согласен?
– Согласен.
– То же самое с добротой. Одни добры по своей природе, а другие изображают из себя добрых. Они даже совершают какие-то «добрые» дела, но в действительности они ждут благодарности за свою «доброту». Сейчас среди толстосумов стало модно заниматься «благотворительностью». Всё с помпой, с размахом, с широким освещением «пожертвований» в прессе. Но чего ради они бросились играть в «благотворительность»? Только ради создания красивого образа. Они неискренни в своих поступках. Так могут ли они быть счастливы, если они живут не в согласии со своей природой, если не получают удовлетворения от своих поступков?
– Не могут.
– Вот и я так думаю. Поэтому они изображают из себя счастливых: говорят о «любимой» работе, об «удачном» браке и так далее. Они мечтают о счастье, но они лишены его. Сколько бы человек ни говорил о счастье, он не почувствует себя счастливым. Счастье невозможно построить. Надо просто быть счастливым, вот и весь секрет. Надо наслаждаться тем, что тебе дано.
– А ты счастлив?
– Вполне! – Воронин со вкусом закурил.
– Как же тебе удаётся? При нашей-то работе?
– Я не ставлю перед собой целей. Работа – моя жизнь. Не вижу смысла мечтать о чём-то. Мне вообще кажется, что мечтают только неполноценные люди.
– Почему это?
– Ладно, я не совсем точно выразился… Несчастливые люди. Да, они мечтают о том, чего им недостаёт и чего бы им хотелось для построения счастья.
– Мне трудно поверить, что ты не мечтаешь ни о чём.
– Когда-то я мечтал о хорошей семье. Но я не определил для себя, что такое хорошая семья. Прежде всего я хотел, чтобы рядом была любимая женщина. Я женился на красавице. Она не гуляла, за тряпками особо не гонялась. Но дома сидеть не любила, обожала концерты, выставки и всякое такое. Словом, любила светскую жизнь. У нас начались трения, потом пошли скандалы, и мы разошлись… Мечта не воплотилась. То есть она воплотилась именно в том, чего я хотел, но оказалось, что не это главное и что мечтал я вообще не о том, что нужно для счастья… Как бы поточнее сформулировать это… Мне надо было принять мою Марину такой, какая она есть. Ведь я любил её, значит, мог и обязан был принять её целиком. А если же мне нужна только какая-то её часть, будь то тело или душа, то надо сразу определиться… Невоплощённые мечты и нереализованные замыслы делают человека несчастливым. Но я это совсем недавно понял.
– Но ты говоришь, что ты счастлив. Выходит, тебе удалось воплотить свои замыслы?
– Мне удалось отказаться от них. Я радуюсь тому, что жизнь подносит мне. Я ничего не жду ни от друзей, ни от женщин. Мне нравится моя жизнь. Мне нравится жить в работе. Вот если не будет у меня работы, то я, наверное, погибну.
– Могу лишь позавидовать.
– Всякий человек делает то, что выражает его сущность… Вот ты как-то сказал, что мы занимаемся «неблагодарной» работой. Если ждать наград или чего-то такого, всяких там «спасибо», то любая работа станет «неблагодарной», потому что начальство не любит никого благодарить. Иногда похвалит, такое случается, но не ради этого мы вкалываем. Мне нравится само дело, суть его… Я – делатель. И таких людей много. Уверен, что всегда найдётся кто-то, кто захочет выполнять самую «неблагодарную» работу, потому что таков его выбор, глубоко внутренний выбор. Зачастую сам человек не только не может объяснить этот выбор, но даже не догадывается о нём. Он просто делает то, что ему свойственно…
Воронин взглянул на часы.
– Нам пора в отель.
Они вышли на улицу.
– Тысячи и тысячи людей остаются безвестными, хотя честно вкалывают днями и ночами, забыв о жратве и семье, – продолжил он свои рассуждения. – Вкалывают не ради награды. И, кстати, им нравится то, что они делают.
– Тысячи и тысячи – это далеко не всё человечество.
– Согласен, не всё. Но остальные миллионы людей просто не сумели услышать свой внутренний голос, не распознали, что надо для счастья. Вот и приходится заниматься вещами, которые им не то чтобы неинтересны, а противны. Нам с тобой повезло. Мы себя нашли. Хотя, с точки зрения многих людей, мы занимаемся отвратительной работой, подглядываем в замочные скважины, подслушиваем, роемся в дерьме, причём добровольно. Это разве не тот мусор, о котором ты говорил?.. Или вот возьми какого-нибудь серьёзного писателя, хотя бы Достоевского. Он ведь тоже в дерьме копается, в дерьме человеческих душ, да не просто копается, а ещё вылепливает из него фигурки, характеры, сюжеты. И всё – ради собственного удовольствия. Поверь, Сергей, каждый человек должен найти себя, тогда он будет счастлив…
– А вот и наш таксофон, – сказал Трошин. – Ты шагай в номер, жди меня там, а я позвоню Леониду.
Он вставил карточку в телефонный аппарат.
– Алло, Леонид Викторович, здравствуйте. Привет от земляков… Спасибо…
Через несколько минут он поднялся в номер.
– Ну что? – спросил Воронин. Он лежал на кровати, сбросив башмаки на коврик.
– Завтра утром загляну в консульство. Получу адрес, пароль.
– А я что?
– Ты завтра отдыхаешь. По крайней мере, вплоть до обеда ты исполняешь роль полноценного туриста.
– Ладно. Полагаю, что они условятся о встрече на послезавтра. На квартиру, как мы уже обговаривали, пойдёшь ты. Я буду подстраховывать, думаю, что Леонид тоже организует кого-нибудь для контрнаблюдения. В общем, всё как всегда. Вообще-то здесь спокойно… Леонид будет ждать тебя сразу после встречи. Отдашь ему всё, что принесёт человек. Леонид при дипломатическом паспорте, так что ему спокойнее везти документы. Вот и всё.
– Чем займёмся теперь?
– Отправимся на обзорную экскурсию по Братиславе.
– Ты не знаешь, нас сегодня ужином кормят?
– Ужин в путёвку входит…
– У меня ещё в начале 1992 года люди, с которыми я работал, спрашивали: «Кто такой Черномырдин?» Тогда он был вице-премьером правительства России, ещё не успел прославиться. Я объяснил это и в свою очередь полюбопытствовал, почему они интересуются Черномырдиным. Мне ответили, что в Словакии были открыты счета на некоторых россиян, счета на очень крупные суммы. В том числе упоминался и счёт Черномырдина.
– Это не провокация? Информация точная? Всё-таки премьер-министр.
– Совсем недавно я поинтересовался, что там с этими счетами. Мне сказали, что они продолжают расти. Я пытался прозондировать, верно ли то, что говорилось о Черномырдине, но однозначно выяснить не сумел.
– Здесь не должно быть никаких сомнений.
Агент раскрыл синий брезентовый рюкзачок, стоявший возле его ног, и вытащил увесистую пачку листов. Положив бумаги на стол, он провёл по ним ладонью, словно поглаживая любимого котёнка. Чувствовалось, что мужчина был доволен добытыми материалами.
– Через Анну я достал ряд документов по банку «Австрия». Это, конечно, копии… – сказал он. – А здесь несколько подлинных справок. К вашему делу они не имеют отношения, но, думаю, пригодятся. Это из документов для внутреннего пользования. Тут подписи, печати.
Можно определить тип бумаги…
– Очень хорошо. Спасибо.
– И последнее. У меня возникают некоторые трудности.
– Какие?
– Анна увольняется. Я не смогу больше работать через неё.
– Увольняется из секретариата?
– Она выходит замуж, за англичанина. Переезжает в ближайшее время в Лондон. Предупредила, что в связи с этим больше работать со мной не будет.
– Всё понял, я извещу руководство. Ещё раз спасибо. Вот ваш пакет, там банка кофе, внутри лежат деньги… Скажите, вас что-то тревожит?
Пухлые губы агента чуть дрогнули.
– Нет.
– Мне показалось, что вы нервничаете. Вас ведь беспокоит что-то, не так ли? – с некоторым нажимом спросил Трошин.
– Это не имеет отношения к нашей встрече. Это личное…
«Иногда личное может погубить общее дело, – мысленно проговорил Сергей. – Знаю я такие случаи». Он закурил и после небольшой паузы сказал:
– Поймите, я ведь должен обо всём доложить. Если у вас возникли проблемы…
– Это проблемы с моей дочерью, – последовал быстрый ответ, и в голосе мужчины Трошин услышал горечь.
– Здоровье?
– В некотором роде… Она… Словом, связалась с компанией, где её приучили к наркотикам… Я уже больше месяца замечал за ней что-то неладное, а сегодня застал её, когда она делала себе укол… Извините, что я не сумел справиться с волнением…
Они быстро распрощались. Трошин неторопливо прибрал со стола, выбросил окурки, вымыл чашки и посмотрел на часы. «Его дочь подсела на иглу. Это может привлечь внимание полиции. Хорошо, что я сумел узнать об этом. Возможно, резидентура откажется теперь от работы с ним».
Трошин вышел из квартиры. Этажом ниже на лестничной клетке стоял Воронин.
– Идём? – спросил он.
Трошин кивнул, и Геннадий поднёс к уху мобильный телефон.
– Алло, мы освободились.
Они вышли на улицу. Моросил дождик. Вечер уже сгустился синевой, фонарные столбы и окна домов лучились жёлтым светом. Мокрый асфальт блестел, отражая огни. Метрах в двадцати от подъезда притормозил автомобиль с посольскими номерами.
– Похоже, всё сложилось как нельзя лучше, – довольно хмыкнул Воронин.
– Да, материалы мы получили убойные…
Кропотливая работа вскоре дала себя знать. Выяснилось, что счёт на имя высокопоставленного российского чиновника есть в братиславском отделении банка «Австрия». Но счёт оказался не Черномырдина, а Петлина. Лежавшая там сумма исчислялась миллионами долларов. Чтобы получить такие деньги, надо было провернуть не одну операцию. Дальнейшая проверка дала ошеломляющие результаты. Оказалось, что именно через Петлина банк «Национальный кредит» пытался стать уполномоченным банком правительства России. Более чем тесные отношения связывали его и с руководителями ряда других коммерческих структур. Стало вполне очевидно, что активная помощь коммерсантам для Петлина была не проявлением альтруизма, а средством наживы. И аппетиты его росли с каждым днём.
– Они только начинают работать, – сказала Лена Жукова, остановившись перед невзрачной железной дверью и нажимая на кнопку звонка.
– И вот за этими ржавыми вратами в подвал находится клуб? – удивился Алексей Нагибин.
– Да. Главный вход расположен со стороны улицы. Попадаешь сразу в бар, затем зал, где показывают стриптиз. А это служебный вход в другое помещение. Из бара тоже есть вход сюда, но охрана не всех пускает, а исключительно членов клуба. Здесь только VIP.
Дверь с лязгом отворилась, из-за неё выглянул похожий на кабана охранник в чёрной форме.
– Мы к Мите Чеботарёву.
– Ага, – буркнула чёрная фигура.
– Мы должны быть в списке.
– Ага…
Они спустились по крутой лестнице, и у второй двери охранник уткнулся в листок бумаги.
– Фамилии?
– Жукова и Нагибин. Митя нас ждёт.
Алексей услышал в голосе Лены вызов. Она интонационно подчеркнула, что их ждёт не господин Чеботарёв, а именно Митя. Далеко не все позволяли себе называть так владельца клуба.
– Проходите.
Чеботарёв оказался толстенным мужиком с оттопыренными ушами, и трудно было представить, что кто-нибудь осмелится назвать его Митей.
– Леночка! – Он с готовностью поднялся и прытко шагнул навстречу. Нагибин невольно удивился подвижности этого тяжёлого и на первый взгляд неповоротливого тела.
– Знакомься, – сказала Лена, – это Алексей. Мой очень хороший товарищ и классный оператор.
– Митя, – представился толстяк и пожал Алексею руку. – Выпьете чего-нибудь?
– Я за рулём, – отказалась Лена.
– А мы, пожалуй, за знакомство пропустим по стаканчику, да? – Дмитрий направил на Алексея большущие, словно готовые вывалиться наружу глазищи, похожие на варёные яйца. – Виски принимаешь? Или коньячку?
– Виски.
– Верно мыслишь! – Чеботарёв захохотал. – Где есть виски, найдутся и пиписьки!
Алексей заметил на лице Лены смущённую улыбку. Дмитрий достал из стола два стакана и початую бутылку «Johny Walker». Небрежно наполнив оба стакана наполовину, он громко крякнул и жадно влил виски в свой огромный рот.
– Мить, у Алексея сейчас финансовые трудности, – начала Лена. – Я обещала ему работу, но мой проект пока буксует. Н у, чисто технические проблемы…
– Ты уже рассказывала. Чем помочь-то? Деньжат подбросить?
– Нет, спасибо, я в долг никогда не беру, – сразу отказался Нагибин.
– Правильная позиция. Берёшь чужие, а возвращаешь свои. Поэтому народ и не любит долги возвращать… Ещё по глоточку?
Нагибину показалось, что Лена едва уловимо кивнула, подбадривая его.
– Немножко, – согласился Алексей.
– Так вот я и подумала, что ты можешь предложить что-нибудь Лёше.
– В смысле поснимать? – уточнил Чеботарёв, всасывая вторую порцию виски.
– Ты же говорил, что у тебя в планах были разные съёмки…
– Съёмки? Да, есть всякие задумки… Слушай, Лену-ся, ты не хочешь пока на массаж сходить? А я покажу Алексею нашу обитель, поговорим и о работе. Позвать девочек? – Дмитрий надавил на какую-то кнопку, и через несколько минут в кабинет заглянула стройная девица с намотанным на голову полотенцем. Чеботарёв поманил её толстым, похожим на сардельку пальцем и указал на Лену: – Маша, ты сейчас свободна?
– Да, Дима. Для клиентов ещё рановато.
– А что на голове накрутила?
– Только что душ приняла. Да я так уже работала. Мужикам почему-то нравится, когда у меня тюрбан на голове. – Девица пожала плечами.
– Забудь о мужиках. Обслужи Лену. Сделай полный массаж. Поняла?
– Да.
– Бесплатно.
– Ладно.
– Ленусь, – нежно прорычал Чеботарёв, – ты расслабляйся, а как закончишь, приходи сюда. Мы пока прошвырнёмся по территории…
В коридоре пахло сыростью.
– Мы до конца ещё не обустроились тут, – пояснил Чеботарёв, положив тяжёлую руку на плечо Алексею. – Пока ещё ремонтируемся, но кое-что уже работает. Там, наверху, просто бар со стриптизом. А тут у нас VIP-зона, для исключительных клиентов и для уважаемых гостей.
– То есть?
– Интимные танцы, бильярд, специальный массаж.
– Это как?
– Со стимуляцией, – хохотнул Чеботарёв, тряхнув жиром. – Девочки работают голыми по пояс, болтают над клиентом сиськами и делают массаж. Мужики, разумеется, возбуждаются, а девочки удовлетворяют их рукой. Ничего противозаконного. Здесь клуб, а не публичный дом. А если уж кто пожелает чего побольше, то пусть сам договаривается с девочками. Понимаешь?
– Понимаю… А что насчёт съёмок?
– Хочу предоставлять ещё одну услугу. Народ к нам ходит разный, у большинства на сексе мозги сдвинуты основательно, многие любят выставлять себя напоказ. Вот их-то я и хочу снимать на видео. Они мастурбируют, просто раздеваются или с кем-то вместе, а ты будешь их снимать. На самом деле им насрать на эту съёмку, им просто нужен зритель. Некоторые даже не берут отснятую кассету… Ну я-то найду как использовать материалец. У нас в стране этот бизнес пока слабо развит, но у меня с Венгрией хорошие завязки, а там это дело на широкую ногу поставлено… Так, проходи сюда, вот здесь у нас два специальных кабинета. – Чеботарёв толкнул рукой дверь. – Здесь для клиента танцуют две девчонки и изображают лесбиянок. Когда мужик доходит до кондиции, его облегчают руками. Хочу и это на плёнку снимать, если у клиентов будет желание…
Алексей вздохнул:
– Может, ещё выпьем?
– Говно вопрос. Идём ко мне, налью. Посидим, перетрём…
Нагибин шагал за Дмитирием молча.
– У Лены в агентстве делают потрясных тёлок, – заговорил Чеботарёв. – Она сумела хорошо организовать работу: тренажёрный зал, хореография и всякое прочее. Туда, кстати, не только по объявлению девчонки приходят, моя братва многих ей поставляет. Н у, знаешь, берём под своё крыло некоторых из неблагополучных семей, чтобы на улице не пропали. Не всех, конечно, но кое-кого… Даже весьма немало…
– Получается, что у вас с Леной общий бизнес? – Нагибин ощутил, что спиртное с внезапной силой шибануло ему в голову.
Чеботарёв вошёл в свой кабинет и плюхнулся в заскрипевшее под ним кресло. Он бодро плеснул виски в стаканы и посмотрел на Алексея.
– Мы сотрудничаем на взаимовыгодной основе.
– То есть? – Язык Алексея заметно отяжелел.
– Никакая женщина в наше время, пусть даже такая умненькая, как Ленка, не может сама поднять собственный бизнес. Сейчас ведь полный беспредел, все наезжают друг на друга. Вот мы и помогаем ей, берём на себя решение сложных вопросов… Она пользуется нами, мы – ею. Все довольны!
– То есть крышуете! – с показной развязностью констатировал Нагибин.
– Крышуем! – весело отозвался Чеботарёв, его жирное тело заколыхалось в приступе смеха. – В наше время на этом всё и держится… Ну как ты? Возьмёшься?
– Поснимаем…
Вечером, вернувшись домой, Алексей никак не мог избавиться от въевшегося в него подвального запаха.
– От тебя пахнет плесенью, – сказала жена, поморщившись. Она лежала в постели на подоткнутых под спину подушках.
– Сейчас приму душ… Ты что, Мила, весь день так и не вставала?
– Дремала. В сон постоянно клонит. Где ты был?
– Договаривался насчёт новой работы. – Он присел на край кровати.
– Успешно?
– Похоже, что всё в порядке. Обещают тысячу «зелёных» в месяц плюс всё, что я получу от клиентов в качестве дополнительной платы.
– Я рада. – Она протянула к нему руку. Рука была тонкой и слабой, в приглушённом свете торшера кожа казалась восковой. – Только зачем нам ещё деньги? Разве нам мало?
«Ещё похудела… – Алексей ощутил болезненный укол в сердце. – Ничего-то я не успею. Надо торопиться. Надо будет у Мити денег вперёд взять, потом отработаю».
– Хочу отвезти тебя на море, куда-нибудь в Испанию.
Сниму приличный домик месяца на три, чтобы ты смогла там хорошенько отдохнуть от здешней суеты, – ответил он, ласково улыбнувшись. – Ты сегодня заметно лучше выглядишь.
– Правда? Это хорошо… А вот ты уставший.
– Выпил лишнего, – пожаловался он и потряс головой. – Не рассчитал.
– Я чувствую… Сними поскорее всё с себя, ты весь провонял. Очень неприятный запах, затхлый какой-то, – пожаловалась Мила.
– Надо мне какие-то шмотки специально для этого места выделить, иначе всю одежду испоганю. Не понимаю, как они работают в этом подвале.
– Что за подвал?
– Закрытый клуб.
– А что делать надо?
– Потом расскажу. Пойду ополоснусь и перехвачу чего-нибудь, а то проголодался. Знаешь, виски на голодный желудок – сомнительное удовольствие.
– Лёшенька, ты что, будешь там каждый день напиваться, в клубе-то этом?
– Не буду, обещаю… Он стянул свитер через голову и направился в ванную.
– Лёша…
– Что? – Он выглянул из коридора.
– Лёшенька, скажи, а там женщин много? – Мила прекрасно знала, что Алексей любил женщин. Она была уверена, что муж никогда не позволял себе ничего на стороне, он не считал нужным делать тайну из своих время от времени возникавших увлечений, которые, впрочем, носили скорее эстетический характер. Алексей любовался миром, но не стремился попробовать мир на вкус. Наверное, это и было причиной того, что в последние годы операторская работа стала для него главной: через призму объектива Алексей Нагибин моделировал свой собственный мир, выбрасывая за границы экрана всё лишнее и фокусируя своё внимание на том, что его привлекало. Женский облик составлял немалую часть той материи, с помощью которой Нагибин украшал пространство собственной жизни. И вот он нашёл работу в каком-то клубе, где наверняка полным-полно привлекательных девчонок. «А вдруг он не устоит перед их молодым очарованием?» – тревожная мысль больно кольнула Милу.
– Не знаю, – отозвался он и опять скрылся в коридоре. – Я мало кого видел там сегодня.
«Не хочет говорить. Скрывает», – Мила почувствовала, что у неё выступила испарина.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. 21–28 ФЕВРАЛЯ 1995
– Нет, Ген, я с тобой не согласен, – покачал головой Трошин. – Если людям позволить делать только то, что они хотят, то всё рухнет.
– Почему? – Воронин отпил кофе.
– Ну кто, скажи на милость, будет, например, выносить мусор? Ты думаешь, кто-то захочет заниматься мусором, когда есть возможность заниматься чем-то другим?
– Я думаю, что человек счастлив только тогда, когда он живёт счастливо, а не изображает из себя счастливого. Понимаешь?
– Не совсем.
– Ну вот смотри. Есть люди, которые ведут себя ответственно, по-настоящему ответственно. Они ответственны по своей природе и не могут иначе. Вот, скажем, я такой. Я обязательно выполняю порученное мне дело с полной самоотдачей, не умею делать шаляй-валяй. Не получается у меня иначе. А есть другие, они изображают из себя ответственных, всюду говорят об этом, но в действительности им наплевать. Они только стремятся выглядеть. Согласен?
– Согласен.
– То же самое с добротой. Одни добры по своей природе, а другие изображают из себя добрых. Они даже совершают какие-то «добрые» дела, но в действительности они ждут благодарности за свою «доброту». Сейчас среди толстосумов стало модно заниматься «благотворительностью». Всё с помпой, с размахом, с широким освещением «пожертвований» в прессе. Но чего ради они бросились играть в «благотворительность»? Только ради создания красивого образа. Они неискренни в своих поступках. Так могут ли они быть счастливы, если они живут не в согласии со своей природой, если не получают удовлетворения от своих поступков?
– Не могут.
– Вот и я так думаю. Поэтому они изображают из себя счастливых: говорят о «любимой» работе, об «удачном» браке и так далее. Они мечтают о счастье, но они лишены его. Сколько бы человек ни говорил о счастье, он не почувствует себя счастливым. Счастье невозможно построить. Надо просто быть счастливым, вот и весь секрет. Надо наслаждаться тем, что тебе дано.
– А ты счастлив?
– Вполне! – Воронин со вкусом закурил.
– Как же тебе удаётся? При нашей-то работе?
– Я не ставлю перед собой целей. Работа – моя жизнь. Не вижу смысла мечтать о чём-то. Мне вообще кажется, что мечтают только неполноценные люди.
– Почему это?
– Ладно, я не совсем точно выразился… Несчастливые люди. Да, они мечтают о том, чего им недостаёт и чего бы им хотелось для построения счастья.
– Мне трудно поверить, что ты не мечтаешь ни о чём.
– Когда-то я мечтал о хорошей семье. Но я не определил для себя, что такое хорошая семья. Прежде всего я хотел, чтобы рядом была любимая женщина. Я женился на красавице. Она не гуляла, за тряпками особо не гонялась. Но дома сидеть не любила, обожала концерты, выставки и всякое такое. Словом, любила светскую жизнь. У нас начались трения, потом пошли скандалы, и мы разошлись… Мечта не воплотилась. То есть она воплотилась именно в том, чего я хотел, но оказалось, что не это главное и что мечтал я вообще не о том, что нужно для счастья… Как бы поточнее сформулировать это… Мне надо было принять мою Марину такой, какая она есть. Ведь я любил её, значит, мог и обязан был принять её целиком. А если же мне нужна только какая-то её часть, будь то тело или душа, то надо сразу определиться… Невоплощённые мечты и нереализованные замыслы делают человека несчастливым. Но я это совсем недавно понял.
– Но ты говоришь, что ты счастлив. Выходит, тебе удалось воплотить свои замыслы?
– Мне удалось отказаться от них. Я радуюсь тому, что жизнь подносит мне. Я ничего не жду ни от друзей, ни от женщин. Мне нравится моя жизнь. Мне нравится жить в работе. Вот если не будет у меня работы, то я, наверное, погибну.
– Могу лишь позавидовать.
– Всякий человек делает то, что выражает его сущность… Вот ты как-то сказал, что мы занимаемся «неблагодарной» работой. Если ждать наград или чего-то такого, всяких там «спасибо», то любая работа станет «неблагодарной», потому что начальство не любит никого благодарить. Иногда похвалит, такое случается, но не ради этого мы вкалываем. Мне нравится само дело, суть его… Я – делатель. И таких людей много. Уверен, что всегда найдётся кто-то, кто захочет выполнять самую «неблагодарную» работу, потому что таков его выбор, глубоко внутренний выбор. Зачастую сам человек не только не может объяснить этот выбор, но даже не догадывается о нём. Он просто делает то, что ему свойственно…
Воронин взглянул на часы.
– Нам пора в отель.
Они вышли на улицу.
– Тысячи и тысячи людей остаются безвестными, хотя честно вкалывают днями и ночами, забыв о жратве и семье, – продолжил он свои рассуждения. – Вкалывают не ради награды. И, кстати, им нравится то, что они делают.
– Тысячи и тысячи – это далеко не всё человечество.
– Согласен, не всё. Но остальные миллионы людей просто не сумели услышать свой внутренний голос, не распознали, что надо для счастья. Вот и приходится заниматься вещами, которые им не то чтобы неинтересны, а противны. Нам с тобой повезло. Мы себя нашли. Хотя, с точки зрения многих людей, мы занимаемся отвратительной работой, подглядываем в замочные скважины, подслушиваем, роемся в дерьме, причём добровольно. Это разве не тот мусор, о котором ты говорил?.. Или вот возьми какого-нибудь серьёзного писателя, хотя бы Достоевского. Он ведь тоже в дерьме копается, в дерьме человеческих душ, да не просто копается, а ещё вылепливает из него фигурки, характеры, сюжеты. И всё – ради собственного удовольствия. Поверь, Сергей, каждый человек должен найти себя, тогда он будет счастлив…
– А вот и наш таксофон, – сказал Трошин. – Ты шагай в номер, жди меня там, а я позвоню Леониду.
Он вставил карточку в телефонный аппарат.
– Алло, Леонид Викторович, здравствуйте. Привет от земляков… Спасибо…
Через несколько минут он поднялся в номер.
– Ну что? – спросил Воронин. Он лежал на кровати, сбросив башмаки на коврик.
– Завтра утром загляну в консульство. Получу адрес, пароль.
– А я что?
– Ты завтра отдыхаешь. По крайней мере, вплоть до обеда ты исполняешь роль полноценного туриста.
– Ладно. Полагаю, что они условятся о встрече на послезавтра. На квартиру, как мы уже обговаривали, пойдёшь ты. Я буду подстраховывать, думаю, что Леонид тоже организует кого-нибудь для контрнаблюдения. В общем, всё как всегда. Вообще-то здесь спокойно… Леонид будет ждать тебя сразу после встречи. Отдашь ему всё, что принесёт человек. Леонид при дипломатическом паспорте, так что ему спокойнее везти документы. Вот и всё.
– Чем займёмся теперь?
– Отправимся на обзорную экскурсию по Братиславе.
– Ты не знаешь, нас сегодня ужином кормят?
– Ужин в путёвку входит…
* * *
Агент, с которым Трошин встречался на конспиративной квартире, был слегка возбуждён, но старался держать себя в руках. Он сидел за столом напротив Сергея и пальцем двигал туда-сюда блюдце, отчего лежавшая на блюдце чайная ложечка позвякивала. Агент смотрел прямо в глаза Трошину, изредка переводя взгляд на блюдце. У него было длинное худое лицо, оттопыренные уши и неуместно крупные для такого лица губы. Он говорил по-русски, его голос звучал негромко, но внятно.– У меня ещё в начале 1992 года люди, с которыми я работал, спрашивали: «Кто такой Черномырдин?» Тогда он был вице-премьером правительства России, ещё не успел прославиться. Я объяснил это и в свою очередь полюбопытствовал, почему они интересуются Черномырдиным. Мне ответили, что в Словакии были открыты счета на некоторых россиян, счета на очень крупные суммы. В том числе упоминался и счёт Черномырдина.
– Это не провокация? Информация точная? Всё-таки премьер-министр.
– Совсем недавно я поинтересовался, что там с этими счетами. Мне сказали, что они продолжают расти. Я пытался прозондировать, верно ли то, что говорилось о Черномырдине, но однозначно выяснить не сумел.
– Здесь не должно быть никаких сомнений.
Агент раскрыл синий брезентовый рюкзачок, стоявший возле его ног, и вытащил увесистую пачку листов. Положив бумаги на стол, он провёл по ним ладонью, словно поглаживая любимого котёнка. Чувствовалось, что мужчина был доволен добытыми материалами.
– Через Анну я достал ряд документов по банку «Австрия». Это, конечно, копии… – сказал он. – А здесь несколько подлинных справок. К вашему делу они не имеют отношения, но, думаю, пригодятся. Это из документов для внутреннего пользования. Тут подписи, печати.
Можно определить тип бумаги…
– Очень хорошо. Спасибо.
– И последнее. У меня возникают некоторые трудности.
– Какие?
– Анна увольняется. Я не смогу больше работать через неё.
– Увольняется из секретариата?
– Она выходит замуж, за англичанина. Переезжает в ближайшее время в Лондон. Предупредила, что в связи с этим больше работать со мной не будет.
– Всё понял, я извещу руководство. Ещё раз спасибо. Вот ваш пакет, там банка кофе, внутри лежат деньги… Скажите, вас что-то тревожит?
Пухлые губы агента чуть дрогнули.
– Нет.
– Мне показалось, что вы нервничаете. Вас ведь беспокоит что-то, не так ли? – с некоторым нажимом спросил Трошин.
– Это не имеет отношения к нашей встрече. Это личное…
«Иногда личное может погубить общее дело, – мысленно проговорил Сергей. – Знаю я такие случаи». Он закурил и после небольшой паузы сказал:
– Поймите, я ведь должен обо всём доложить. Если у вас возникли проблемы…
– Это проблемы с моей дочерью, – последовал быстрый ответ, и в голосе мужчины Трошин услышал горечь.
– Здоровье?
– В некотором роде… Она… Словом, связалась с компанией, где её приучили к наркотикам… Я уже больше месяца замечал за ней что-то неладное, а сегодня застал её, когда она делала себе укол… Извините, что я не сумел справиться с волнением…
Они быстро распрощались. Трошин неторопливо прибрал со стола, выбросил окурки, вымыл чашки и посмотрел на часы. «Его дочь подсела на иглу. Это может привлечь внимание полиции. Хорошо, что я сумел узнать об этом. Возможно, резидентура откажется теперь от работы с ним».
Трошин вышел из квартиры. Этажом ниже на лестничной клетке стоял Воронин.
– Идём? – спросил он.
Трошин кивнул, и Геннадий поднёс к уху мобильный телефон.
– Алло, мы освободились.
Они вышли на улицу. Моросил дождик. Вечер уже сгустился синевой, фонарные столбы и окна домов лучились жёлтым светом. Мокрый асфальт блестел, отражая огни. Метрах в двадцати от подъезда притормозил автомобиль с посольскими номерами.
– Похоже, всё сложилось как нельзя лучше, – довольно хмыкнул Воронин.
– Да, материалы мы получили убойные…
Кропотливая работа вскоре дала себя знать. Выяснилось, что счёт на имя высокопоставленного российского чиновника есть в братиславском отделении банка «Австрия». Но счёт оказался не Черномырдина, а Петлина. Лежавшая там сумма исчислялась миллионами долларов. Чтобы получить такие деньги, надо было провернуть не одну операцию. Дальнейшая проверка дала ошеломляющие результаты. Оказалось, что именно через Петлина банк «Национальный кредит» пытался стать уполномоченным банком правительства России. Более чем тесные отношения связывали его и с руководителями ряда других коммерческих структур. Стало вполне очевидно, что активная помощь коммерсантам для Петлина была не проявлением альтруизма, а средством наживы. И аппетиты его росли с каждым днём.
* * *
Московский клуб «Атиллиум» широко не рекламировал себя.– Они только начинают работать, – сказала Лена Жукова, остановившись перед невзрачной железной дверью и нажимая на кнопку звонка.
– И вот за этими ржавыми вратами в подвал находится клуб? – удивился Алексей Нагибин.
– Да. Главный вход расположен со стороны улицы. Попадаешь сразу в бар, затем зал, где показывают стриптиз. А это служебный вход в другое помещение. Из бара тоже есть вход сюда, но охрана не всех пускает, а исключительно членов клуба. Здесь только VIP.
Дверь с лязгом отворилась, из-за неё выглянул похожий на кабана охранник в чёрной форме.
– Мы к Мите Чеботарёву.
– Ага, – буркнула чёрная фигура.
– Мы должны быть в списке.
– Ага…
Они спустились по крутой лестнице, и у второй двери охранник уткнулся в листок бумаги.
– Фамилии?
– Жукова и Нагибин. Митя нас ждёт.
Алексей услышал в голосе Лены вызов. Она интонационно подчеркнула, что их ждёт не господин Чеботарёв, а именно Митя. Далеко не все позволяли себе называть так владельца клуба.
– Проходите.
Чеботарёв оказался толстенным мужиком с оттопыренными ушами, и трудно было представить, что кто-нибудь осмелится назвать его Митей.
– Леночка! – Он с готовностью поднялся и прытко шагнул навстречу. Нагибин невольно удивился подвижности этого тяжёлого и на первый взгляд неповоротливого тела.
– Знакомься, – сказала Лена, – это Алексей. Мой очень хороший товарищ и классный оператор.
– Митя, – представился толстяк и пожал Алексею руку. – Выпьете чего-нибудь?
– Я за рулём, – отказалась Лена.
– А мы, пожалуй, за знакомство пропустим по стаканчику, да? – Дмитрий направил на Алексея большущие, словно готовые вывалиться наружу глазищи, похожие на варёные яйца. – Виски принимаешь? Или коньячку?
– Виски.
– Верно мыслишь! – Чеботарёв захохотал. – Где есть виски, найдутся и пиписьки!
Алексей заметил на лице Лены смущённую улыбку. Дмитрий достал из стола два стакана и початую бутылку «Johny Walker». Небрежно наполнив оба стакана наполовину, он громко крякнул и жадно влил виски в свой огромный рот.
– Мить, у Алексея сейчас финансовые трудности, – начала Лена. – Я обещала ему работу, но мой проект пока буксует. Н у, чисто технические проблемы…
– Ты уже рассказывала. Чем помочь-то? Деньжат подбросить?
– Нет, спасибо, я в долг никогда не беру, – сразу отказался Нагибин.
– Правильная позиция. Берёшь чужие, а возвращаешь свои. Поэтому народ и не любит долги возвращать… Ещё по глоточку?
Нагибину показалось, что Лена едва уловимо кивнула, подбадривая его.
– Немножко, – согласился Алексей.
– Так вот я и подумала, что ты можешь предложить что-нибудь Лёше.
– В смысле поснимать? – уточнил Чеботарёв, всасывая вторую порцию виски.
– Ты же говорил, что у тебя в планах были разные съёмки…
– Съёмки? Да, есть всякие задумки… Слушай, Лену-ся, ты не хочешь пока на массаж сходить? А я покажу Алексею нашу обитель, поговорим и о работе. Позвать девочек? – Дмитрий надавил на какую-то кнопку, и через несколько минут в кабинет заглянула стройная девица с намотанным на голову полотенцем. Чеботарёв поманил её толстым, похожим на сардельку пальцем и указал на Лену: – Маша, ты сейчас свободна?
– Да, Дима. Для клиентов ещё рановато.
– А что на голове накрутила?
– Только что душ приняла. Да я так уже работала. Мужикам почему-то нравится, когда у меня тюрбан на голове. – Девица пожала плечами.
– Забудь о мужиках. Обслужи Лену. Сделай полный массаж. Поняла?
– Да.
– Бесплатно.
– Ладно.
– Ленусь, – нежно прорычал Чеботарёв, – ты расслабляйся, а как закончишь, приходи сюда. Мы пока прошвырнёмся по территории…
В коридоре пахло сыростью.
– Мы до конца ещё не обустроились тут, – пояснил Чеботарёв, положив тяжёлую руку на плечо Алексею. – Пока ещё ремонтируемся, но кое-что уже работает. Там, наверху, просто бар со стриптизом. А тут у нас VIP-зона, для исключительных клиентов и для уважаемых гостей.
– То есть?
– Интимные танцы, бильярд, специальный массаж.
– Это как?
– Со стимуляцией, – хохотнул Чеботарёв, тряхнув жиром. – Девочки работают голыми по пояс, болтают над клиентом сиськами и делают массаж. Мужики, разумеется, возбуждаются, а девочки удовлетворяют их рукой. Ничего противозаконного. Здесь клуб, а не публичный дом. А если уж кто пожелает чего побольше, то пусть сам договаривается с девочками. Понимаешь?
– Понимаю… А что насчёт съёмок?
– Хочу предоставлять ещё одну услугу. Народ к нам ходит разный, у большинства на сексе мозги сдвинуты основательно, многие любят выставлять себя напоказ. Вот их-то я и хочу снимать на видео. Они мастурбируют, просто раздеваются или с кем-то вместе, а ты будешь их снимать. На самом деле им насрать на эту съёмку, им просто нужен зритель. Некоторые даже не берут отснятую кассету… Ну я-то найду как использовать материалец. У нас в стране этот бизнес пока слабо развит, но у меня с Венгрией хорошие завязки, а там это дело на широкую ногу поставлено… Так, проходи сюда, вот здесь у нас два специальных кабинета. – Чеботарёв толкнул рукой дверь. – Здесь для клиента танцуют две девчонки и изображают лесбиянок. Когда мужик доходит до кондиции, его облегчают руками. Хочу и это на плёнку снимать, если у клиентов будет желание…
Алексей вздохнул:
– Может, ещё выпьем?
– Говно вопрос. Идём ко мне, налью. Посидим, перетрём…
Нагибин шагал за Дмитирием молча.
– У Лены в агентстве делают потрясных тёлок, – заговорил Чеботарёв. – Она сумела хорошо организовать работу: тренажёрный зал, хореография и всякое прочее. Туда, кстати, не только по объявлению девчонки приходят, моя братва многих ей поставляет. Н у, знаешь, берём под своё крыло некоторых из неблагополучных семей, чтобы на улице не пропали. Не всех, конечно, но кое-кого… Даже весьма немало…
– Получается, что у вас с Леной общий бизнес? – Нагибин ощутил, что спиртное с внезапной силой шибануло ему в голову.
Чеботарёв вошёл в свой кабинет и плюхнулся в заскрипевшее под ним кресло. Он бодро плеснул виски в стаканы и посмотрел на Алексея.
– Мы сотрудничаем на взаимовыгодной основе.
– То есть? – Язык Алексея заметно отяжелел.
– Никакая женщина в наше время, пусть даже такая умненькая, как Ленка, не может сама поднять собственный бизнес. Сейчас ведь полный беспредел, все наезжают друг на друга. Вот мы и помогаем ей, берём на себя решение сложных вопросов… Она пользуется нами, мы – ею. Все довольны!
– То есть крышуете! – с показной развязностью констатировал Нагибин.
– Крышуем! – весело отозвался Чеботарёв, его жирное тело заколыхалось в приступе смеха. – В наше время на этом всё и держится… Ну как ты? Возьмёшься?
– Поснимаем…
Вечером, вернувшись домой, Алексей никак не мог избавиться от въевшегося в него подвального запаха.
– От тебя пахнет плесенью, – сказала жена, поморщившись. Она лежала в постели на подоткнутых под спину подушках.
– Сейчас приму душ… Ты что, Мила, весь день так и не вставала?
– Дремала. В сон постоянно клонит. Где ты был?
– Договаривался насчёт новой работы. – Он присел на край кровати.
– Успешно?
– Похоже, что всё в порядке. Обещают тысячу «зелёных» в месяц плюс всё, что я получу от клиентов в качестве дополнительной платы.
– Я рада. – Она протянула к нему руку. Рука была тонкой и слабой, в приглушённом свете торшера кожа казалась восковой. – Только зачем нам ещё деньги? Разве нам мало?
«Ещё похудела… – Алексей ощутил болезненный укол в сердце. – Ничего-то я не успею. Надо торопиться. Надо будет у Мити денег вперёд взять, потом отработаю».
– Хочу отвезти тебя на море, куда-нибудь в Испанию.
Сниму приличный домик месяца на три, чтобы ты смогла там хорошенько отдохнуть от здешней суеты, – ответил он, ласково улыбнувшись. – Ты сегодня заметно лучше выглядишь.
– Правда? Это хорошо… А вот ты уставший.
– Выпил лишнего, – пожаловался он и потряс головой. – Не рассчитал.
– Я чувствую… Сними поскорее всё с себя, ты весь провонял. Очень неприятный запах, затхлый какой-то, – пожаловалась Мила.
– Надо мне какие-то шмотки специально для этого места выделить, иначе всю одежду испоганю. Не понимаю, как они работают в этом подвале.
– Что за подвал?
– Закрытый клуб.
– А что делать надо?
– Потом расскажу. Пойду ополоснусь и перехвачу чего-нибудь, а то проголодался. Знаешь, виски на голодный желудок – сомнительное удовольствие.
– Лёшенька, ты что, будешь там каждый день напиваться, в клубе-то этом?
– Не буду, обещаю… Он стянул свитер через голову и направился в ванную.
– Лёша…
– Что? – Он выглянул из коридора.
– Лёшенька, скажи, а там женщин много? – Мила прекрасно знала, что Алексей любил женщин. Она была уверена, что муж никогда не позволял себе ничего на стороне, он не считал нужным делать тайну из своих время от времени возникавших увлечений, которые, впрочем, носили скорее эстетический характер. Алексей любовался миром, но не стремился попробовать мир на вкус. Наверное, это и было причиной того, что в последние годы операторская работа стала для него главной: через призму объектива Алексей Нагибин моделировал свой собственный мир, выбрасывая за границы экрана всё лишнее и фокусируя своё внимание на том, что его привлекало. Женский облик составлял немалую часть той материи, с помощью которой Нагибин украшал пространство собственной жизни. И вот он нашёл работу в каком-то клубе, где наверняка полным-полно привлекательных девчонок. «А вдруг он не устоит перед их молодым очарованием?» – тревожная мысль больно кольнула Милу.
– Не знаю, – отозвался он и опять скрылся в коридоре. – Я мало кого видел там сегодня.
«Не хочет говорить. Скрывает», – Мила почувствовала, что у неё выступила испарина.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. 21–28 ФЕВРАЛЯ 1995
Смеляков был вполне доволен своими сотрудниками. Ребята целиком отдавались работе. С каждым днём в отдел поступала информация, от которой порой Виктору становилось просто не по себе. Совсем недавно ему казалось, что о преступном мире ему известно абсолютно всё, однако знакомство с деятельностью крупнейших чиновников российского правительства заставила его быстро изменить своё мнение. Смеляков знал, что многие люди не в силах устоять перед соблазном и что многие просто умирают от жадности и от желания купаться в деньгах, но он не подозревал, что жадность человеческая может быть необъятной, а стремление утолить её заставляет некоторых людей забыть об элементарной осторожности.
Ещё в бытность своей службы на Лубянке Вадим Игнатьев соприкоснулся однажды с документами, где упоминался «Балкан-Трейд», поэтому, занимаясь теперь этой фирмой вплотную, он в первую очередь сделал запросы в ФСК и МВД. Оказалось, что оба ведомства давно вели разработку «Балкан-Трейда». Пётр Ганычев, возглавлявший эту фирму, подозревается в контрабанде, хищениях, сокрытии доходов от налогов. Каким-то образом с деятельностью «Балкан-Трейда» был связан некий Григорий Машковский, но по нему СБП пока не удалось добыть никакой внятной информации. «Я работаю в этом направлении, – заверил Игнатьев. – В ближайшее время предоставлю полный расклад по Машковскому». Однако в гораздо большей степени Смелякова заинтересовала информация о господине Ильюшенко, исполнявшем обязанности генерального прокурора. Выяснилось, что Ильюшенко поддерживал тесный контакт с Петром Ганычевым. Записи их телефонных разговоров давали чёткое представление об их отношениях. Руководство ФСК и МВД не решалось направить эти материалы в прокуратуру, прекрасно осознавая, что сам Ильюшенко не станет возбуждать на себя уголовное дело.
Встретившись с Коржаковым, Смеляков выложил перед начальником СБП все материалы. Александр Васильевич читал бумаги и мрачнел на глазах. Виктор молча ждал.
– Просто поверить не могу, – наконец выдавил из себя Коржаков. – Этого не может быть.
– Александр Васильевич, я специально принёс оригиналы документов, а не копии.
– Я вижу, но это невероятно. Чудовищно! Чертовщина какая-то! Человек, который поставлен надзирать за исполнением законов, обвиняется в коррупции… Это же театр абсурда!
– Александр Васильевич, материалов против Ильюшенко слишком много. Это уже не опасения и не подозрения.
– Вижу… Вижу…
– Сомнений быть не может. Вдобавок он ещё и крохобор, дармоед и крохобор. Из-за копейки истерики закатывает. В материалах есть запись одного разговора Ганычева и Ильюшенко… Это убийственно… Наш «главный законник» получил от Ганычева новую мебель, а мастера собрать её не смогли, так как забыли фурнитуру… Вот плёнки, а вот расшифровка…
Коржаков тяжело вздохнул, взял бумагу, сощурившись, пробежал по ней глазами.
– Нет, давай включим запись.
Смеляков протянул кассету, и Коржаков вставил её в магнитофон. Тотчас послышался раздражённый голос Ильюшенко:
– Пётр Викторович, ты сегодня в Белом доме был?
– Был, – ответил Ганычев.
– У кого?
– У Зверькова, в Департаменте экономики аппарата правительства.
– И что, пропуск у тебя в Белый дом имеется? – язвительно поинтересовался Ильюшенко.
– Ну, звоню, и мне выписывают.
– Выписывают? Славненько! Чудесная у тебя жизнь… Ладно, хорошо… Но только вот что я скажу тебе, Пётр Викторович! В последнее время… Я больше просто не хочу говорить на эти темы… У меня просто пропадает желание говорить на любые темы…
– Да что стряслось-то? – Ганычев недоумевал.
– То ты забываешь сделать одно, то не соизволишь сделать другое, то вдруг говоришь… – Голос и.о. генерального прокурора делался визгливее и капризнее.
Ещё в бытность своей службы на Лубянке Вадим Игнатьев соприкоснулся однажды с документами, где упоминался «Балкан-Трейд», поэтому, занимаясь теперь этой фирмой вплотную, он в первую очередь сделал запросы в ФСК и МВД. Оказалось, что оба ведомства давно вели разработку «Балкан-Трейда». Пётр Ганычев, возглавлявший эту фирму, подозревается в контрабанде, хищениях, сокрытии доходов от налогов. Каким-то образом с деятельностью «Балкан-Трейда» был связан некий Григорий Машковский, но по нему СБП пока не удалось добыть никакой внятной информации. «Я работаю в этом направлении, – заверил Игнатьев. – В ближайшее время предоставлю полный расклад по Машковскому». Однако в гораздо большей степени Смелякова заинтересовала информация о господине Ильюшенко, исполнявшем обязанности генерального прокурора. Выяснилось, что Ильюшенко поддерживал тесный контакт с Петром Ганычевым. Записи их телефонных разговоров давали чёткое представление об их отношениях. Руководство ФСК и МВД не решалось направить эти материалы в прокуратуру, прекрасно осознавая, что сам Ильюшенко не станет возбуждать на себя уголовное дело.
Встретившись с Коржаковым, Смеляков выложил перед начальником СБП все материалы. Александр Васильевич читал бумаги и мрачнел на глазах. Виктор молча ждал.
– Просто поверить не могу, – наконец выдавил из себя Коржаков. – Этого не может быть.
– Александр Васильевич, я специально принёс оригиналы документов, а не копии.
– Я вижу, но это невероятно. Чудовищно! Чертовщина какая-то! Человек, который поставлен надзирать за исполнением законов, обвиняется в коррупции… Это же театр абсурда!
– Александр Васильевич, материалов против Ильюшенко слишком много. Это уже не опасения и не подозрения.
– Вижу… Вижу…
– Сомнений быть не может. Вдобавок он ещё и крохобор, дармоед и крохобор. Из-за копейки истерики закатывает. В материалах есть запись одного разговора Ганычева и Ильюшенко… Это убийственно… Наш «главный законник» получил от Ганычева новую мебель, а мастера собрать её не смогли, так как забыли фурнитуру… Вот плёнки, а вот расшифровка…
Коржаков тяжело вздохнул, взял бумагу, сощурившись, пробежал по ней глазами.
– Нет, давай включим запись.
Смеляков протянул кассету, и Коржаков вставил её в магнитофон. Тотчас послышался раздражённый голос Ильюшенко:
– Пётр Викторович, ты сегодня в Белом доме был?
– Был, – ответил Ганычев.
– У кого?
– У Зверькова, в Департаменте экономики аппарата правительства.
– И что, пропуск у тебя в Белый дом имеется? – язвительно поинтересовался Ильюшенко.
– Ну, звоню, и мне выписывают.
– Выписывают? Славненько! Чудесная у тебя жизнь… Ладно, хорошо… Но только вот что я скажу тебе, Пётр Викторович! В последнее время… Я больше просто не хочу говорить на эти темы… У меня просто пропадает желание говорить на любые темы…
– Да что стряслось-то? – Ганычев недоумевал.
– То ты забываешь сделать одно, то не соизволишь сделать другое, то вдруг говоришь… – Голос и.о. генерального прокурора делался визгливее и капризнее.