Страница:
Пробелы и спорные места в работе Манштейна
На первый взгляд, анализ Сталинградской трагедии в работе Манштейна кажется исчерпывающим и убедительным. Ничто как будто бы не вызывает у читателя сколько-нибудь серьезных возражений. Все соображения, расчеты и действия фельдмаршала, обусловленные той катастрофической ситуацией, в которой он оказался по вине верховного главнокомандующего, выглядят целесообразными и логически обоснованными. В пределах своей компетенции Манштейн, располагая лишь весьма ограниченными силами, старался по мере возможности сделать все, что требовала от него стратегическая обстановка. Взявшись решить исключительно сложную задачу, фельдмаршал показал высокие образцы полководческого искусства. Признав это, вроде бы и неуместно критиковать его действия на отдельных этапах трагедии – звеньях в цепи событий, неумолимая логика которых потребовала, в конечном счете, принести в жертву целую армию, чтобы обеспечить такой ценой успех важнейших операций кампании. У читателя «Потерянных побед» создается впечатление, что война на определенной стадии сводится к стратегической игре – этакой грандиозной шахматной партии с рискованными рокировками, смелыми комбинациями и большим количеством пожертвованного материала. «Эффективная стратегия „скорой помощи“, о которой пишет фельдмаршал, требовала, конечно, немалых жертв».
Все это так! Но почему же анализ и выводы Манштейна, казалось бы, математически точные и неопровержимые, вызывают у многих думающих читателей, и прежде всего у участников Сталинградской битвы, доживших до наших дней, чувство глубокой неудовлетворенности? Дело здесь, разумеется, не в том, что фельдмаршал анализирует и оценивает волжскую трагедию и ту ответственную роль, которую он сам в ней сыграл, исключительно с позиций стратегического руководства, не пытаясь при этом «модернизировать» свою точку зрения. Он не только имеет на это полное право, но и обязан был так подойти к своей задаче. Именно благодаря этому его воспоминания и приобрели ценность подлинного исторического источника. Значение мемуаров Манштейна не исчерпывается тем, что они позволяют военному историку глубже изучить операции Манштейна. «Потерянные победы» дают определенное представление и об образе мыслей, мироощущении и психологии крупного немецкого военачальника в трагической ситуации того времени.
И все же читателя сразу же настораживает то обстоятельство, что фельдмаршал, занимавший тогда столь высокий пост, считает возможным ограничить свой анализ сталинградской катастрофы одним лишь стратегическим аспектом и не ставит в заключение вопрос о политической и моральной ответственности руководства.
Бывшие участники Сталинградской битвы – и не только они одни, – несомненно, еще более критически отнесутся к попыткам Манштейна истолковать катастрофу на берегах Волги как трагедию, полную высокого смысла.
Не случайно фельдмаршал избрал в качестве эпиграфа к своей главе о Сталинграде знаменитое изречение о битве в Фермопильском ущелье{62*}. Очевидно, этот эпиграф продиктован не столько искренним убеждением автора, сколько желанием переубедить читателя. Недаром он в конце главы то и дело говорит о «Фермопильской аналогии», которая красной нитью проходит через главу, и это особенно чувствуется в манере изложения, во всей подаче материала. Трудно избавиться от впечатления, что точка зрения Манштейна и поныне определяется его тогдашними раздумьями и выводами и что для него и по сей день сохраняют полную силу те в высшей степени сомнительные соображения (как стратегические, так и политические, и моральные в самом широком смысле этого слова), в жертву которым были принесены на берегах Волги сотни тысяч людей.
Говоря о Сталинграде, Манштейн уделяет основное, если не исключительное внимание чисто военной оперативной стороне вопроса. Этого, однако, далеко недостаточно, чтобы дать общий анализ сталинградской катастрофы, и тем более, чтобы оценить ее с позиций высшего руководства, как претендует на это фельдмаршал. Конечно, не следует упрекать его в том, что он лишь ненадолго останавливается на других, чисто человеческих аспектах трагедии, разыгравшейся на берегах Волги. Задачи, которые он ставил перед собой в своей работе, не позволяли ему поступить иначе. Манштейн заверяет читателей, что он сам и его ближайшие помощники, как и все солдаты и офицеры, которые, сражаясь тогда под его командованием, напрягали последние силы, чтобы вызволить 6-ю армию из беды, «ежедневно и ежечасно» помнили о безмерных страданиях своих боевых товарищей, погибавших в «котле», и мысленно были с ними». Без сомнения, фельдмаршал здесь вполне искренен. И это делает честь его чувствам. Но окруженная группировка вправе была ожидать, что командующий группой армий поможет им не только и не столько мысленно, сколько реально.
Проследовав за фельдмаршалом туда, «где обсуждались и принимались ответственные решения», читатель не в силах скрыть своего разочарования, а потом и гнетущего недоумения, убедившись в том, что неразрешимые моральные и политические проблемы, омрачавшие последние часы многих обреченных под Сталинградом, здесь, судя по всему, никого не волновали.
В январе 1943 года в Сталинградском «котле» создалась чудовищная, беспрецедентная ситуация. Об этом убедительно свидетельствует хотя бы тот неоспоримый факт, что именно в это время Гитлер, категорически запретив окруженным капитулировать, обрек на неминуемую, медленную и мучительную смерть 6-ю армию, уже потерявшую треть своего состава, но еще насчитывавшую около 200 тысяч человек. Солдаты и офицеры, которым пришлось пройти через все муки сталинградского ада, не могли тогда найти этому никакого оправдания. И сегодня ни один человек, стремящийся до конца осмыслить катастрофу на берегах Волги, и, уж конечно, никто из доживших до наших дней участников Сталинградской битвы не оставит без возражений любую попытку оправдать смертный приговор, вынесенный сотням тысяч людей и беспощадно приведенный в исполнение во имя «высшей стратегии». Никакие чисто военные аргументы не в силах заглушить голос человеческой совести!
Пределы компетенции и ответственности Манштейна
Но возвратимся еще раз в область стратегии, туда, где Манштейн чувствует себя полноправным хозяином, и проследим вновь ход операций группы армий «Дон», при разборе которых автор «Потерянных побед» стремится убедить читателя в том, что лишь слепое упрямство верховного главнокомандующего Гитлера и полная несостоятельность командования 6-й армии помешали ему самому добиться решающего успеха в конце ноября– первой декаде декабря 1942 года. Документы из архива покойного фельдмаршала Паулюса, высказывания начальника штаба 6-й армии генерала Шмидта, приведенные в работе Вальтера Герлица, и другие опубликованные тем временем источники{63} проливают новый свет на сталинградскую главу «Потерянных побед» и приводят критически мыслящего читателя к выводу, что анализ Манштейна при всей его логической обоснованности и внешней убедительности является по сути дела попыткой самооправдания, ради которого фельдмаршал обходит или затушевывает целый ряд обстоятельств. Так он не говорит, что деблокирующая операция его группы армий по освобождению 6-й армии из окружения была порочна в своей основе, и старается запутать вопрос о пределах своей компетенции, не в последнюю очередь для того, чтобы снять с себя ответственность за действия Паулюса как командующего армией, входившей в группу армий «Дон».
Начав свой рассказ о сталинградской катастрофе с глубокого анализа действий и роли Гитлера как верховного главнокомандующего, Манштейн как бы психологически обрабатывает читателя, стараясь, и не без успеха, сразу же завоевать его доверие. Он рисует достоверный портрет военного диктатора, особенно подчеркивая роковые особенности его характера; Гитлер предстает перед читателем как человек безудержных страстей и невероятного упорства, обладающий магической силой убеждения и сочетающий суеверное преклонение перед техникой и точным расчетом с фанатической верой во всемогущество собственной воли. Гитлер всегда стремился удерживать любой ценой занятые позиции, очень неохотно шел на стратегический риск, избегал заглядывать далеко вперед, оттягивал принятие неприятных для себя решений, необходимость которых была очевидна, и, самое главное, на каждом шагу вмешивался в оперативное руководство, ограничивая или даже парализуя инициативу и свободу действий командиров частей и соединений. Все это, вместе взятое, по мнению Манштейна, и приводило чаще всего к катастрофическим последствиям. Таким образом, фельдмаршал дает понять, что разногласия между ним и верховным главнокомандующим вермахта были неизбежны.
Разумеется, он во всех подробностях описывает свои бесплодные препирательства с Гитлером в роковые недели накануне «Зимней грозы» и в ходе наступления. Остается, однако, неясным, в какой мере сам фельдмаршал несет ответственность за те тяжелые военные ошибки, которые привели к провалу деблокирующей операции и обрекли на гибель окруженную армию. Лишь в конце главы Манштейн подходит к вопросу об ответственности за сталинградскую катастрофу. Однако он предпочитает не утруждать себя мыслями на этот счет и тут же приводит слова Гитлера, к которому он был вызван 6 февраля 1943 года, то есть сразу после окончания битвы.
Вот что пишет в этой связи Манштейн: «На вопрос о том, кто несет ответственность за трагическую судьбу 6-й армии, сам Гитлер дал достаточно ясный ответ… Открывая в тот день совещание, он сказал: „Всю полноту ответственности за Сталинград я несу один. Я мог бы, конечно, сослаться на то, что Геринг неправильно проинформировал меня о тех возможностях, которыми располагала наша авиация для снабжения окруженной армии воздушным путем, таким образом переложить на его плечи хотя бы часть этой тяжелой ответственности. Но я не могу возлагать ответственность за Сталинград на преемника, назначенного мною же самим“{64}.
Манштейн с нескрываемым одобрением подчеркивает, что Гитлер безоговорочно взял на себя всю ответственность за сталинградскую трагедию, и пишет, что с точки зрения воинской этики это был «порядочный поступок». Пусть так. Но тем более неприятно поражает читателя, что сам фельдмаршал оговаривает своего бывшего в его непосредственном подчинении генерала Паулюса, пытаясь возложить на него вину за провал деблокирующей операции и все связанные с этим тяжелые последствия. Неужели сам Манштейн, претендующий на стратегическую непогрешимость, не несет в данном случае никакой ответственности?
Говоря о пределах компетенции фельдмаршала, следует сразу же заметить, что в отношении 6-й армии он волен был делать все необходимое для выполнения поставленной перед ним задачи. Более того, он обязан был в этом случае не только проводить в жизнь решения, диктуемые обстановкой, но и добиваться их одобрения в ставке и их неуклонного исполнения на местах. Утверждение Манштейна о том, что окруженная армия практически подчинялась непосредственно главному командованию сухопутных сил, а ее оперативное подчинение – группе армий «Дон», носило более или менее фиктивный характер, – опровергается источниками точно так же, как и его заявление о роковой роли личного офицера связи, которого Гитлер прикомандировал к штабу 6-й армии в Сталинградском «котле».
По мнению Манштейна, именно донесения этого офицера связи, поступавшие непосредственно в ставку, в немалой степени объясняют упорное нежелание верховного командования оставить Сталинград. Нет, 6-я армия, без сомнения, была подчинена группе армий «Дон». Это вытекает из приказов, отданных самим Манштейном, и подтверждается особенно убедительно документами из архива фельдмаршала Паулюса, а также записями в сохранившемся оперативном журнале штаба 6-й армии и целым рядом других источников. Гитлер вообще от случая к случаю отдавал приказы непосредственно командующим армиями; точно так же он неоднократно направлял личные директивы в Сталинградский «котел»{65*}. Но одно здесь вовсе не исключает другого. Как бы то ни было, с самого начала до печального конца операции «Зимняя гроза» 6-я армия не получила непосредственно от Гитлера ни одного приказа. Генерал Паулюс и его штаб не только считали, что находятся в полном подчинении группы армий, но и относились с высоким уважением и неограниченным доверием к ее командующему фельдмаршалу Манштейну, который был для них непререкаемым авторитетом в вопросах стратегии.
«Я должен сказать, господин фельдмаршал, ваше руководство является для меня залогом того, что для освобождения 6-й армии из кольца будет сделано все возможное{66}, – писал Манштейну командующий окруженной армией 26 ноября 1942 года. Уже после войны бывший начальник генерального штаба сухопутных сил генерал-полковник Цейцлер в письме к генералу Дерру, автору первой военно-исторической монографии о Сталинграде, еще раз с полной ответственностью заявил, что 6-я армия была в тот момент, вне всякого сомнения, подчинена группе армий „Дон“{67}.
Вопреки мнению Манштейна офицер связи, присланный в «котел» из ставки, не имел каких-либо особых полномочий, которые ограничивали бы компетенцию группы армий или позволяли бы обходить ее распоряжения. Кстати сказать, офицер этот был откомандирован не лично Гитлером, а тем же генералом Цейцлером, который хотел получить из первых рук и как можно быстрее информацию обо всем происходившем в «котле», по всей вероятности, для того, чтобы иметь лишние козыри в своих беспрестанных спорах с диктатором, чье фанатическое упрямство он не в силах был преодолеть{68}.
Можно, конечно, поверить Манштейну, что он был твердо намерен освободить окруженную армию из «котла», а в случае необходимости и отдать вопреки указаниям Гитлера приказ оставить Сталинград. Судя по его мемуарам, он и на самом деле приказал приступить к проведению операции «Удар грома», иными словами, якобы отдал окончательный приказ о сдаче «твердыни на Волге» и тем самым снял с генерала Паулюса ответственность за самовольное нарушение директив верховного командования. Соответствует ли это действительности? Архив фельдмаршала Паулюса и другие документы неопровержимо свидетельствуют о том, что 6-я армия не получала от Манштейна подобного приказа. Когда Паулюс 23 декабря 1942 года, понимая, что с прорывом медлить больше нельзя, вновь запросил по радио разрешения приступить к проведению операции «Удар грома», Манштейн ответил, что пока не может предоставить эти полномочия{69}. Командующий армией, несмотря на неоднократные запросы, так и не дождался от фельдмаршала приказа оставить Сталинград. Таким образом, командование группы армий не взяло на себя ответственность за самовольное нарушение директив Гитлера. Не меняет дело и полученный еще 19 декабря приказ Манштейна идти на прорыв с выходом на соединение с деблокирующей группировкой, поскольку отход из «крепости» рассматривался в этом приказе лишь как одна из возможностей.
Так или иначе, командование 6-й армией не имело ясного представления о том, что же Манштейн намеревался, в конечном счете, предпринять. Но документы того периода, во всяком случае, во многом, ставят под вопрос ту версию, которую выдвигает задним числом Манштейн в своих «Потерянных победах», и говорят не в пользу командования группы армий, чьи действия в трагические дни накануне рождества 1942 года выглядят в свете этих факторов спорно. Вот почему Манштейн еще до опубликования Герлицем документов из архива Паулюса счел необходимым выступить с критикой книги покойного фельдмаршала «Я выполняю приказ»{70}. Манштейн считает, что Паулюс «предвзято и односторонне» освещает события, говоря о намечавшемся в декабре прорыве 6-й армии как о ключевой проблеме всей сталинградской катастрофы. Далее он вновь излагает и комментирует свою точку зрения, уже сформулированную в «Потерянных победах», и, в частности, пишет о конечной цели своих тогдашних приказов. Оказывается, Манштейн хотел приступить к операции «Удар грома» тайком от Гитлера, который в противном случае ни за что не согласился бы на уход с берегов Волги. Командование группы армий не могло, поэтому отдать 6-й армии приказ идти на прорыв с одновременным отходом от Сталинграда: Гитлер наверняка тут же отменил бы такой приказ. Напротив, если бы операция «Зимняя гроза» развивалась успешно и части 6-й армии пошли бы на прорыв, чтобы «прорубить просеку жизни» от «котла» в сторону деблокирующей группировки, отход с других участков внутреннего фронта окружения стал бы явной необходимостью, которой подчинился бы, в конце концов, и Гитлер. Стало быть, как ни крути, Манштейн явно собирался взять на себя ответственность за эвакуацию «крепости» лишь после того, как Паулюс начал бы действовать на свой страх и риск. Не подлежит сомнению, что после этого он взял бы на себя всю полноту ответственности и сам отчитался бы перед Гитлером за действия 6-й армии. Однако следует учесть, что штаб армии в тот момент был плохо информирован об общей обстановке на фронтах и еле справлялся с текущими делами. Где уж было там разобраться в истинных намерениях фельдмаршала. К тому же ни его приказ от 19 декабря, ни поступившая позднее радиограмма не позволяли прийти к выводу, что Манштейн в завуалированной форме советует 6-й армии немедленно оставить Сталинград.
Налицо явно серьезный просчет со стороны командующего группой армий «Дон». Если он действительно намеревался провести операцию «Удар грома», так сказать, за закрытыми дверьми и действительно готов был впоследствии принять на себя ответственность за окончательный уход из Сталинграда против воли Гитлера, то ему надлежало в любом случае открыть Паулюсу все свои карты. Личная встреча обоих командующих перед принятием столь ответственных решений была совершенно необходима. С этой целью фельдмаршалу Манштейну следовало бы самому вылететь в «котел» и полностью посвятить командующего 6-й армией во все свои планы. Если же он почему-либо не мог или не хотел лететь туда сам, то должен был, по меньшей мере, послать к Паулюсу одного из своих ближайших помощников – лучше всего начальника своего штаба. Уж это-то он мог сделать при всех условиях.
Одному из моих знакомых, служившему в оперативном отделе штаба 6-й армии, тогда еще молодому генштабисту, для которого долгожданный прорыв воистину был бы осуществлением всех желаний, довелось в те критические дни присутствовать при нескольких радиотелефонных разговорах Паулюса с командующим группой армий. Он с удивлением рассказывал мне потом, сколь «бесцветными» и «бессодержательными» были эти разговоры. Манштейн «словно не договаривал чего-то». «Фельдмаршал ушел от ответа на вопросы Паулюса об обстановке вообще и о воздушном снабжении в частности, ограничивался лишь успокоительными заверениями, – рассказывал мой знакомый. – Я полагал, что на подобные вопросы нашего командующего Манштейн даст прямой и точный ответ, иначе говоря, скажет, в какие сроки придет к нам обещанная помощь. Но это не было сделано»{71}.
Многочисленные свидетельства подтверждают, что штаб 6-й армии не получал тогда достаточно полной информации о положении на всем участке группы армий, и прежде всего о том, как развивалась операция «Зимняя гроза», хотя Манштейн и откомандировал в «котел» своего офицера связи – майора Эйсмана. Фельдмаршал почему-то не посчитал нужным со всей необходимой прямотой разъяснить Паулюсу, что окруженная армия стоит перед альтернативой: прорыв или неминуемая гибель. В то же время он хорошо знал особенности характера нашего командующего, осмотрительного, вдумчивого генштабиста. Паулюс не умел быстро принимать смелые решения и лишь скрепя сердце шел на риск. Поэтому 6-я армия особенно нуждалась в тот момент в твердом и решительном руководстве командующего группой армий. В чем, в чем, но в решающих вопросах о сроках и оперативных планах прорыва кольца изнутри Манштейну надлежало быть предельно точным в своих приказах. На самом же деле это было далеко не так, и неопределенный характер полученных приказов отрицательно сказывался на работе штаба армий, обрекая его на бездействие и безынициативность.
Надо полагать, Манштейну с его энергией, решимостью и авторитетом не стоило бы большого труда убедить подчиненный ему штаб 6-й армии в необходимости и правильности своих решений. Весьма примечательно, что он не сделал этого и даже не попытался добиться неукоснительного выполнения своих приказов. Вообще, возглавляя группу армий «Дон», фельдмаршал действовал до странности непоследовательно и противоречиво. Неубедительно звучат и его заявления о том, что командование группы армий, в конце концов, не могло навязать Паулюсу решение, которое тот считал невыполнимым, тем более что Гитлер категорически запретил прорыв, а ударные части 6-й армии были малоподвижны и к тому же не могли оторваться от наседавшего противника даже после того, как заняли исходные рубежи для прорыва. Нерешительность и неуверенность, проявленные Манштейном в те дни, объяснялись, по-видимому, целым рядом причин. Критическая обстановка на всем участке группы армий, несомненно, тревожила фельдмаршала, вдобавок отлично понимавшего, что вся операция «Зимняя гроза» была попыткой с негодными средствами, вероятный провал которой обрекал на неудачу любую операцию окруженной армии по прорыву кольца изнутри. Наконец, Манштейн в глубине души, возможно, опасался неприятных для себя последствий, поскольку ему так и не удалось своевременно добиться от Гитлера предоставления 6-й армии полной свободы действий.
Промахи и упущения
Как командующий группой армий «Дон», Манштейн находился перед трагической дилеммой. В создавшейся по вине Гитлера критической обстановке фельдмаршал, веря в свою звезду, взял на себя задачу, которая хотя и льстила его самолюбию, но требовала для своего успешного решения ряда объективных предпосылок, зависевших не только от его воли и полководческого мастерства. Манштейн, естественно, считал своим святым долгом сделать все возможное для создания этих предпосылок, обеспечивавших успех операции, дав исчерпывающий анализ обстановки со всеми трудностями и опасностями, которыми она грозила. Предвидя возможные последствия, он то и дело доказывал, напоминал, предостерегал об опасности. Сознавая, с каким риском для 6-й армии связан отказ от немедленной попытки прорыва кольца изнутри, фельдмаршал поставил ряд предварительных условий, от которых, по его мнению, зависел исход планируемой им операции. Он требовал полностью обеспечить окруженных всем необходимым по воздуху, сосредоточить в предельно сжатые сроки мощную деблокирующую группировку, непрерывно наращивать ее силы и, наконец, вывести части 6-й армии из Сталинграда и оставить город. Однако ни одно из этих предварительных условий выполнено не было. Удовлетворительное воздушное снабжение оказалось с самого начала неосуществимым делом. Впрочем, командующие военно-воздушными соединениями на этом участке фронта заранее предрекали неудачу этого предприятия, ссылаясь на нехватку транспортных самолетов и зимнюю непогоду. Переброска (главным образом с Кавказа) свежих дивизий на Сталинградское направление сильно затянулась, и численность деблокирующей группировки так и не была доведена до того уровня, который командование группы армий считало необходимым. В довершение всего Гитлер не был склонен оставлять Сталинград, о чем достаточно убедительно свидетельствовала его реакция на настойчивые просьбы и донесения Манштейна с соответствующей оценкой обстановки.
Фельдмаршал неустанно, но безрезультатно добивался принятия необходимых мер. С каждой неделей шансы на успех его операции уменьшались. Безответственность и военная безграмотность верховного главнокомандующего не давали Манштейну выйти на оперативный простор. В своих воспоминаниях командующий группой армий «Дон» подчеркивает, что в результате всего этого судьба операции была предрешена, сколько бы ни старался он сам в пределах своей компетенции сделать все еще возможное для достижения цели. «Недостаточно» и «слишком поздно» – эти роковые слова определяли всю обстановку, в которой фельдмаршалу приходилось принимать решения и действовать. Это, кстати сказать, отмечали и советские военные историки{72}.
На первый взгляд, анализ Сталинградской трагедии в работе Манштейна кажется исчерпывающим и убедительным. Ничто как будто бы не вызывает у читателя сколько-нибудь серьезных возражений. Все соображения, расчеты и действия фельдмаршала, обусловленные той катастрофической ситуацией, в которой он оказался по вине верховного главнокомандующего, выглядят целесообразными и логически обоснованными. В пределах своей компетенции Манштейн, располагая лишь весьма ограниченными силами, старался по мере возможности сделать все, что требовала от него стратегическая обстановка. Взявшись решить исключительно сложную задачу, фельдмаршал показал высокие образцы полководческого искусства. Признав это, вроде бы и неуместно критиковать его действия на отдельных этапах трагедии – звеньях в цепи событий, неумолимая логика которых потребовала, в конечном счете, принести в жертву целую армию, чтобы обеспечить такой ценой успех важнейших операций кампании. У читателя «Потерянных побед» создается впечатление, что война на определенной стадии сводится к стратегической игре – этакой грандиозной шахматной партии с рискованными рокировками, смелыми комбинациями и большим количеством пожертвованного материала. «Эффективная стратегия „скорой помощи“, о которой пишет фельдмаршал, требовала, конечно, немалых жертв».
Все это так! Но почему же анализ и выводы Манштейна, казалось бы, математически точные и неопровержимые, вызывают у многих думающих читателей, и прежде всего у участников Сталинградской битвы, доживших до наших дней, чувство глубокой неудовлетворенности? Дело здесь, разумеется, не в том, что фельдмаршал анализирует и оценивает волжскую трагедию и ту ответственную роль, которую он сам в ней сыграл, исключительно с позиций стратегического руководства, не пытаясь при этом «модернизировать» свою точку зрения. Он не только имеет на это полное право, но и обязан был так подойти к своей задаче. Именно благодаря этому его воспоминания и приобрели ценность подлинного исторического источника. Значение мемуаров Манштейна не исчерпывается тем, что они позволяют военному историку глубже изучить операции Манштейна. «Потерянные победы» дают определенное представление и об образе мыслей, мироощущении и психологии крупного немецкого военачальника в трагической ситуации того времени.
И все же читателя сразу же настораживает то обстоятельство, что фельдмаршал, занимавший тогда столь высокий пост, считает возможным ограничить свой анализ сталинградской катастрофы одним лишь стратегическим аспектом и не ставит в заключение вопрос о политической и моральной ответственности руководства.
Бывшие участники Сталинградской битвы – и не только они одни, – несомненно, еще более критически отнесутся к попыткам Манштейна истолковать катастрофу на берегах Волги как трагедию, полную высокого смысла.
Не случайно фельдмаршал избрал в качестве эпиграфа к своей главе о Сталинграде знаменитое изречение о битве в Фермопильском ущелье{62*}. Очевидно, этот эпиграф продиктован не столько искренним убеждением автора, сколько желанием переубедить читателя. Недаром он в конце главы то и дело говорит о «Фермопильской аналогии», которая красной нитью проходит через главу, и это особенно чувствуется в манере изложения, во всей подаче материала. Трудно избавиться от впечатления, что точка зрения Манштейна и поныне определяется его тогдашними раздумьями и выводами и что для него и по сей день сохраняют полную силу те в высшей степени сомнительные соображения (как стратегические, так и политические, и моральные в самом широком смысле этого слова), в жертву которым были принесены на берегах Волги сотни тысяч людей.
Говоря о Сталинграде, Манштейн уделяет основное, если не исключительное внимание чисто военной оперативной стороне вопроса. Этого, однако, далеко недостаточно, чтобы дать общий анализ сталинградской катастрофы, и тем более, чтобы оценить ее с позиций высшего руководства, как претендует на это фельдмаршал. Конечно, не следует упрекать его в том, что он лишь ненадолго останавливается на других, чисто человеческих аспектах трагедии, разыгравшейся на берегах Волги. Задачи, которые он ставил перед собой в своей работе, не позволяли ему поступить иначе. Манштейн заверяет читателей, что он сам и его ближайшие помощники, как и все солдаты и офицеры, которые, сражаясь тогда под его командованием, напрягали последние силы, чтобы вызволить 6-ю армию из беды, «ежедневно и ежечасно» помнили о безмерных страданиях своих боевых товарищей, погибавших в «котле», и мысленно были с ними». Без сомнения, фельдмаршал здесь вполне искренен. И это делает честь его чувствам. Но окруженная группировка вправе была ожидать, что командующий группой армий поможет им не только и не столько мысленно, сколько реально.
Проследовав за фельдмаршалом туда, «где обсуждались и принимались ответственные решения», читатель не в силах скрыть своего разочарования, а потом и гнетущего недоумения, убедившись в том, что неразрешимые моральные и политические проблемы, омрачавшие последние часы многих обреченных под Сталинградом, здесь, судя по всему, никого не волновали.
В январе 1943 года в Сталинградском «котле» создалась чудовищная, беспрецедентная ситуация. Об этом убедительно свидетельствует хотя бы тот неоспоримый факт, что именно в это время Гитлер, категорически запретив окруженным капитулировать, обрек на неминуемую, медленную и мучительную смерть 6-ю армию, уже потерявшую треть своего состава, но еще насчитывавшую около 200 тысяч человек. Солдаты и офицеры, которым пришлось пройти через все муки сталинградского ада, не могли тогда найти этому никакого оправдания. И сегодня ни один человек, стремящийся до конца осмыслить катастрофу на берегах Волги, и, уж конечно, никто из доживших до наших дней участников Сталинградской битвы не оставит без возражений любую попытку оправдать смертный приговор, вынесенный сотням тысяч людей и беспощадно приведенный в исполнение во имя «высшей стратегии». Никакие чисто военные аргументы не в силах заглушить голос человеческой совести!
Пределы компетенции и ответственности Манштейна
Но возвратимся еще раз в область стратегии, туда, где Манштейн чувствует себя полноправным хозяином, и проследим вновь ход операций группы армий «Дон», при разборе которых автор «Потерянных побед» стремится убедить читателя в том, что лишь слепое упрямство верховного главнокомандующего Гитлера и полная несостоятельность командования 6-й армии помешали ему самому добиться решающего успеха в конце ноября– первой декаде декабря 1942 года. Документы из архива покойного фельдмаршала Паулюса, высказывания начальника штаба 6-й армии генерала Шмидта, приведенные в работе Вальтера Герлица, и другие опубликованные тем временем источники{63} проливают новый свет на сталинградскую главу «Потерянных побед» и приводят критически мыслящего читателя к выводу, что анализ Манштейна при всей его логической обоснованности и внешней убедительности является по сути дела попыткой самооправдания, ради которого фельдмаршал обходит или затушевывает целый ряд обстоятельств. Так он не говорит, что деблокирующая операция его группы армий по освобождению 6-й армии из окружения была порочна в своей основе, и старается запутать вопрос о пределах своей компетенции, не в последнюю очередь для того, чтобы снять с себя ответственность за действия Паулюса как командующего армией, входившей в группу армий «Дон».
Начав свой рассказ о сталинградской катастрофе с глубокого анализа действий и роли Гитлера как верховного главнокомандующего, Манштейн как бы психологически обрабатывает читателя, стараясь, и не без успеха, сразу же завоевать его доверие. Он рисует достоверный портрет военного диктатора, особенно подчеркивая роковые особенности его характера; Гитлер предстает перед читателем как человек безудержных страстей и невероятного упорства, обладающий магической силой убеждения и сочетающий суеверное преклонение перед техникой и точным расчетом с фанатической верой во всемогущество собственной воли. Гитлер всегда стремился удерживать любой ценой занятые позиции, очень неохотно шел на стратегический риск, избегал заглядывать далеко вперед, оттягивал принятие неприятных для себя решений, необходимость которых была очевидна, и, самое главное, на каждом шагу вмешивался в оперативное руководство, ограничивая или даже парализуя инициативу и свободу действий командиров частей и соединений. Все это, вместе взятое, по мнению Манштейна, и приводило чаще всего к катастрофическим последствиям. Таким образом, фельдмаршал дает понять, что разногласия между ним и верховным главнокомандующим вермахта были неизбежны.
Разумеется, он во всех подробностях описывает свои бесплодные препирательства с Гитлером в роковые недели накануне «Зимней грозы» и в ходе наступления. Остается, однако, неясным, в какой мере сам фельдмаршал несет ответственность за те тяжелые военные ошибки, которые привели к провалу деблокирующей операции и обрекли на гибель окруженную армию. Лишь в конце главы Манштейн подходит к вопросу об ответственности за сталинградскую катастрофу. Однако он предпочитает не утруждать себя мыслями на этот счет и тут же приводит слова Гитлера, к которому он был вызван 6 февраля 1943 года, то есть сразу после окончания битвы.
Вот что пишет в этой связи Манштейн: «На вопрос о том, кто несет ответственность за трагическую судьбу 6-й армии, сам Гитлер дал достаточно ясный ответ… Открывая в тот день совещание, он сказал: „Всю полноту ответственности за Сталинград я несу один. Я мог бы, конечно, сослаться на то, что Геринг неправильно проинформировал меня о тех возможностях, которыми располагала наша авиация для снабжения окруженной армии воздушным путем, таким образом переложить на его плечи хотя бы часть этой тяжелой ответственности. Но я не могу возлагать ответственность за Сталинград на преемника, назначенного мною же самим“{64}.
Манштейн с нескрываемым одобрением подчеркивает, что Гитлер безоговорочно взял на себя всю ответственность за сталинградскую трагедию, и пишет, что с точки зрения воинской этики это был «порядочный поступок». Пусть так. Но тем более неприятно поражает читателя, что сам фельдмаршал оговаривает своего бывшего в его непосредственном подчинении генерала Паулюса, пытаясь возложить на него вину за провал деблокирующей операции и все связанные с этим тяжелые последствия. Неужели сам Манштейн, претендующий на стратегическую непогрешимость, не несет в данном случае никакой ответственности?
Говоря о пределах компетенции фельдмаршала, следует сразу же заметить, что в отношении 6-й армии он волен был делать все необходимое для выполнения поставленной перед ним задачи. Более того, он обязан был в этом случае не только проводить в жизнь решения, диктуемые обстановкой, но и добиваться их одобрения в ставке и их неуклонного исполнения на местах. Утверждение Манштейна о том, что окруженная армия практически подчинялась непосредственно главному командованию сухопутных сил, а ее оперативное подчинение – группе армий «Дон», носило более или менее фиктивный характер, – опровергается источниками точно так же, как и его заявление о роковой роли личного офицера связи, которого Гитлер прикомандировал к штабу 6-й армии в Сталинградском «котле».
По мнению Манштейна, именно донесения этого офицера связи, поступавшие непосредственно в ставку, в немалой степени объясняют упорное нежелание верховного командования оставить Сталинград. Нет, 6-я армия, без сомнения, была подчинена группе армий «Дон». Это вытекает из приказов, отданных самим Манштейном, и подтверждается особенно убедительно документами из архива фельдмаршала Паулюса, а также записями в сохранившемся оперативном журнале штаба 6-й армии и целым рядом других источников. Гитлер вообще от случая к случаю отдавал приказы непосредственно командующим армиями; точно так же он неоднократно направлял личные директивы в Сталинградский «котел»{65*}. Но одно здесь вовсе не исключает другого. Как бы то ни было, с самого начала до печального конца операции «Зимняя гроза» 6-я армия не получила непосредственно от Гитлера ни одного приказа. Генерал Паулюс и его штаб не только считали, что находятся в полном подчинении группы армий, но и относились с высоким уважением и неограниченным доверием к ее командующему фельдмаршалу Манштейну, который был для них непререкаемым авторитетом в вопросах стратегии.
«Я должен сказать, господин фельдмаршал, ваше руководство является для меня залогом того, что для освобождения 6-й армии из кольца будет сделано все возможное{66}, – писал Манштейну командующий окруженной армией 26 ноября 1942 года. Уже после войны бывший начальник генерального штаба сухопутных сил генерал-полковник Цейцлер в письме к генералу Дерру, автору первой военно-исторической монографии о Сталинграде, еще раз с полной ответственностью заявил, что 6-я армия была в тот момент, вне всякого сомнения, подчинена группе армий „Дон“{67}.
Вопреки мнению Манштейна офицер связи, присланный в «котел» из ставки, не имел каких-либо особых полномочий, которые ограничивали бы компетенцию группы армий или позволяли бы обходить ее распоряжения. Кстати сказать, офицер этот был откомандирован не лично Гитлером, а тем же генералом Цейцлером, который хотел получить из первых рук и как можно быстрее информацию обо всем происходившем в «котле», по всей вероятности, для того, чтобы иметь лишние козыри в своих беспрестанных спорах с диктатором, чье фанатическое упрямство он не в силах был преодолеть{68}.
Можно, конечно, поверить Манштейну, что он был твердо намерен освободить окруженную армию из «котла», а в случае необходимости и отдать вопреки указаниям Гитлера приказ оставить Сталинград. Судя по его мемуарам, он и на самом деле приказал приступить к проведению операции «Удар грома», иными словами, якобы отдал окончательный приказ о сдаче «твердыни на Волге» и тем самым снял с генерала Паулюса ответственность за самовольное нарушение директив верховного командования. Соответствует ли это действительности? Архив фельдмаршала Паулюса и другие документы неопровержимо свидетельствуют о том, что 6-я армия не получала от Манштейна подобного приказа. Когда Паулюс 23 декабря 1942 года, понимая, что с прорывом медлить больше нельзя, вновь запросил по радио разрешения приступить к проведению операции «Удар грома», Манштейн ответил, что пока не может предоставить эти полномочия{69}. Командующий армией, несмотря на неоднократные запросы, так и не дождался от фельдмаршала приказа оставить Сталинград. Таким образом, командование группы армий не взяло на себя ответственность за самовольное нарушение директив Гитлера. Не меняет дело и полученный еще 19 декабря приказ Манштейна идти на прорыв с выходом на соединение с деблокирующей группировкой, поскольку отход из «крепости» рассматривался в этом приказе лишь как одна из возможностей.
Так или иначе, командование 6-й армией не имело ясного представления о том, что же Манштейн намеревался, в конечном счете, предпринять. Но документы того периода, во всяком случае, во многом, ставят под вопрос ту версию, которую выдвигает задним числом Манштейн в своих «Потерянных победах», и говорят не в пользу командования группы армий, чьи действия в трагические дни накануне рождества 1942 года выглядят в свете этих факторов спорно. Вот почему Манштейн еще до опубликования Герлицем документов из архива Паулюса счел необходимым выступить с критикой книги покойного фельдмаршала «Я выполняю приказ»{70}. Манштейн считает, что Паулюс «предвзято и односторонне» освещает события, говоря о намечавшемся в декабре прорыве 6-й армии как о ключевой проблеме всей сталинградской катастрофы. Далее он вновь излагает и комментирует свою точку зрения, уже сформулированную в «Потерянных победах», и, в частности, пишет о конечной цели своих тогдашних приказов. Оказывается, Манштейн хотел приступить к операции «Удар грома» тайком от Гитлера, который в противном случае ни за что не согласился бы на уход с берегов Волги. Командование группы армий не могло, поэтому отдать 6-й армии приказ идти на прорыв с одновременным отходом от Сталинграда: Гитлер наверняка тут же отменил бы такой приказ. Напротив, если бы операция «Зимняя гроза» развивалась успешно и части 6-й армии пошли бы на прорыв, чтобы «прорубить просеку жизни» от «котла» в сторону деблокирующей группировки, отход с других участков внутреннего фронта окружения стал бы явной необходимостью, которой подчинился бы, в конце концов, и Гитлер. Стало быть, как ни крути, Манштейн явно собирался взять на себя ответственность за эвакуацию «крепости» лишь после того, как Паулюс начал бы действовать на свой страх и риск. Не подлежит сомнению, что после этого он взял бы на себя всю полноту ответственности и сам отчитался бы перед Гитлером за действия 6-й армии. Однако следует учесть, что штаб армии в тот момент был плохо информирован об общей обстановке на фронтах и еле справлялся с текущими делами. Где уж было там разобраться в истинных намерениях фельдмаршала. К тому же ни его приказ от 19 декабря, ни поступившая позднее радиограмма не позволяли прийти к выводу, что Манштейн в завуалированной форме советует 6-й армии немедленно оставить Сталинград.
Налицо явно серьезный просчет со стороны командующего группой армий «Дон». Если он действительно намеревался провести операцию «Удар грома», так сказать, за закрытыми дверьми и действительно готов был впоследствии принять на себя ответственность за окончательный уход из Сталинграда против воли Гитлера, то ему надлежало в любом случае открыть Паулюсу все свои карты. Личная встреча обоих командующих перед принятием столь ответственных решений была совершенно необходима. С этой целью фельдмаршалу Манштейну следовало бы самому вылететь в «котел» и полностью посвятить командующего 6-й армией во все свои планы. Если же он почему-либо не мог или не хотел лететь туда сам, то должен был, по меньшей мере, послать к Паулюсу одного из своих ближайших помощников – лучше всего начальника своего штаба. Уж это-то он мог сделать при всех условиях.
Одному из моих знакомых, служившему в оперативном отделе штаба 6-й армии, тогда еще молодому генштабисту, для которого долгожданный прорыв воистину был бы осуществлением всех желаний, довелось в те критические дни присутствовать при нескольких радиотелефонных разговорах Паулюса с командующим группой армий. Он с удивлением рассказывал мне потом, сколь «бесцветными» и «бессодержательными» были эти разговоры. Манштейн «словно не договаривал чего-то». «Фельдмаршал ушел от ответа на вопросы Паулюса об обстановке вообще и о воздушном снабжении в частности, ограничивался лишь успокоительными заверениями, – рассказывал мой знакомый. – Я полагал, что на подобные вопросы нашего командующего Манштейн даст прямой и точный ответ, иначе говоря, скажет, в какие сроки придет к нам обещанная помощь. Но это не было сделано»{71}.
Многочисленные свидетельства подтверждают, что штаб 6-й армии не получал тогда достаточно полной информации о положении на всем участке группы армий, и прежде всего о том, как развивалась операция «Зимняя гроза», хотя Манштейн и откомандировал в «котел» своего офицера связи – майора Эйсмана. Фельдмаршал почему-то не посчитал нужным со всей необходимой прямотой разъяснить Паулюсу, что окруженная армия стоит перед альтернативой: прорыв или неминуемая гибель. В то же время он хорошо знал особенности характера нашего командующего, осмотрительного, вдумчивого генштабиста. Паулюс не умел быстро принимать смелые решения и лишь скрепя сердце шел на риск. Поэтому 6-я армия особенно нуждалась в тот момент в твердом и решительном руководстве командующего группой армий. В чем, в чем, но в решающих вопросах о сроках и оперативных планах прорыва кольца изнутри Манштейну надлежало быть предельно точным в своих приказах. На самом же деле это было далеко не так, и неопределенный характер полученных приказов отрицательно сказывался на работе штаба армий, обрекая его на бездействие и безынициативность.
Надо полагать, Манштейну с его энергией, решимостью и авторитетом не стоило бы большого труда убедить подчиненный ему штаб 6-й армии в необходимости и правильности своих решений. Весьма примечательно, что он не сделал этого и даже не попытался добиться неукоснительного выполнения своих приказов. Вообще, возглавляя группу армий «Дон», фельдмаршал действовал до странности непоследовательно и противоречиво. Неубедительно звучат и его заявления о том, что командование группы армий, в конце концов, не могло навязать Паулюсу решение, которое тот считал невыполнимым, тем более что Гитлер категорически запретил прорыв, а ударные части 6-й армии были малоподвижны и к тому же не могли оторваться от наседавшего противника даже после того, как заняли исходные рубежи для прорыва. Нерешительность и неуверенность, проявленные Манштейном в те дни, объяснялись, по-видимому, целым рядом причин. Критическая обстановка на всем участке группы армий, несомненно, тревожила фельдмаршала, вдобавок отлично понимавшего, что вся операция «Зимняя гроза» была попыткой с негодными средствами, вероятный провал которой обрекал на неудачу любую операцию окруженной армии по прорыву кольца изнутри. Наконец, Манштейн в глубине души, возможно, опасался неприятных для себя последствий, поскольку ему так и не удалось своевременно добиться от Гитлера предоставления 6-й армии полной свободы действий.
Промахи и упущения
Как командующий группой армий «Дон», Манштейн находился перед трагической дилеммой. В создавшейся по вине Гитлера критической обстановке фельдмаршал, веря в свою звезду, взял на себя задачу, которая хотя и льстила его самолюбию, но требовала для своего успешного решения ряда объективных предпосылок, зависевших не только от его воли и полководческого мастерства. Манштейн, естественно, считал своим святым долгом сделать все возможное для создания этих предпосылок, обеспечивавших успех операции, дав исчерпывающий анализ обстановки со всеми трудностями и опасностями, которыми она грозила. Предвидя возможные последствия, он то и дело доказывал, напоминал, предостерегал об опасности. Сознавая, с каким риском для 6-й армии связан отказ от немедленной попытки прорыва кольца изнутри, фельдмаршал поставил ряд предварительных условий, от которых, по его мнению, зависел исход планируемой им операции. Он требовал полностью обеспечить окруженных всем необходимым по воздуху, сосредоточить в предельно сжатые сроки мощную деблокирующую группировку, непрерывно наращивать ее силы и, наконец, вывести части 6-й армии из Сталинграда и оставить город. Однако ни одно из этих предварительных условий выполнено не было. Удовлетворительное воздушное снабжение оказалось с самого начала неосуществимым делом. Впрочем, командующие военно-воздушными соединениями на этом участке фронта заранее предрекали неудачу этого предприятия, ссылаясь на нехватку транспортных самолетов и зимнюю непогоду. Переброска (главным образом с Кавказа) свежих дивизий на Сталинградское направление сильно затянулась, и численность деблокирующей группировки так и не была доведена до того уровня, который командование группы армий считало необходимым. В довершение всего Гитлер не был склонен оставлять Сталинград, о чем достаточно убедительно свидетельствовала его реакция на настойчивые просьбы и донесения Манштейна с соответствующей оценкой обстановки.
Фельдмаршал неустанно, но безрезультатно добивался принятия необходимых мер. С каждой неделей шансы на успех его операции уменьшались. Безответственность и военная безграмотность верховного главнокомандующего не давали Манштейну выйти на оперативный простор. В своих воспоминаниях командующий группой армий «Дон» подчеркивает, что в результате всего этого судьба операции была предрешена, сколько бы ни старался он сам в пределах своей компетенции сделать все еще возможное для достижения цели. «Недостаточно» и «слишком поздно» – эти роковые слова определяли всю обстановку, в которой фельдмаршалу приходилось принимать решения и действовать. Это, кстати сказать, отмечали и советские военные историки{72}.