Страница:
– А я весьма дорожу своей, если честно.
– Вы все обращаете в шутку? – Зачем трудиться спрашивать, если ответ и без того известен?
– Но положение действительно было забавное. Однако если бы нас застигли слуги, я бы их просто подкупил, – веселился Дарсетт.
– Во время нашей первой встречи я составила себе очень низкое о вас мнение. Вынуждена с сожалением сообщить, что теперь вы пали в моих глазах еще ниже.
– Прискорбно это слышать, и тем не менее я сделал бы все необходимое, чтобы вызволить нас из затруднительного положения. Не думаю, что вы стали бы горячо возражать, случись такое на самом деле.
Но Эми отказывалась признавать его правоту.
– Прощайте, мистер Дарсетт.
Когда она была уже в дверях, он вдруг сказал:
– Вы меня интригуете, Рыжая.
Эми остановилась и оглянулась через плечо:
– Вы произнесли эту реплику хуже, чем самый скверный актер из «Друри-Лейн».
Потом она открыла дверь и выплыла в коридор с торжествующей улыбкой на губах. Сегодня она выиграла у него очко или два.
Видит Бог, в этом словесном поединке она одержала верх.
Уильям закрыл дверь библиотеки. Не стоило рисковать и идти прямо вслед за ней.
Любопытство сыграло с ним злую шутку. Он так и не узнал, почему она пряталась в библиотеке, однако важно было другое. Она была добродетельной леди, и ему следовало проводить ее к дверям библиотеки в тот самый момент, когда он узнал ее голос. Ему понравилась их пикировка, но очень уж надолго он ее задержал. Если бы их застукали, пришлось бы заплатить чертовски дорого.
Уильям знал правила игры и уважал их хотя бы из чувства самосохранения. Добродетельные леди были неприкосновенны. Он всегда умел уйти от брачной наживки. Не то чтобы его так уж преследовали желающие: всех пугала его репутация. Он представлял собой немалую опасность.
Но он не лгал, когда говорил Эми, что она его интригует. Чуть раньше Уильям наблюдал, как она вошла в бальный зал в своем замечательном платье с зелеными лентами. Как правило, он почти не обращал внимания на то, как женщина одета, разве что предстояло ее поскорее раздеть. Но эта девица привлекла внимание всех, кто был на балу, и он не стал исключением.
Когда он впервые увидел ее на свадьбе брата, она как раз шла мимо; тут он резко повернулся, держа в руке злополучный бокал с пуншем. Она не приняла извинений и решительно не оценила попытки обратить все в шутку. Сегодня он собирался очаровать ее и снова извиниться, но она ясно высказалась насчет того, что весьма низкого о нем мнения.
Хотя, впрочем, какая разница. Пожав плечами, Дарсетт направился было к двери, но заметил некий предмет на ковре. Нагнулся, поднял его и вышел в коридор. Лишь дойдя до парадного зала, он понял, что держит в руке красную шелковую розочку. Он сунул ее в карман с намерением вернуть хозяйке, однако, оглядев собравшуюся на лестничной площадке толпу, заметил Алисию, которая презрительно кривила губы, глядя на него. Тогда он решил бросить этот нудный бал ради развлечения поинтересней. Друзья рассказали ему о вечеринке, которую проводили дамы полусвета. Неплохо бы поддержать репутацию Дьявола Дарсетта.
Позже в тот же вечер
– Мисс, одна шелковая розочка с платья потерялась, – сообщила горничная Лиззи.
Подол ночной сорочки и полы халата вихрем взметнулись вокруг лодыжек Эми, когда она бросилась осматривать платье.
– Я думала, они сидят крепко, – волновалась Лиззи. – Может быть, у вас есть еще одна розочка, чтобы пришить на место потерянной?
– Видимо, придется перешить их все – в точности такую же мне не найти.
– И тогда вы сможете носить платье снова. Оно такое красивое!
Но Эми сомневалась, что ей захочется надеть это платье еще раз. Оно напомнит ей о неудаче сегодняшнего вечера!
– Заплетешь мне волосы?
– Да, конечно, – отозвалась Лиззи.
Когда с прической было покончено, Эми поблагодарила горничную. За последние два года ее волосы сильно отросли и спускались ниже плеч. Может быть, ей пошла бы стрижка?
– Я вот думаю – не остричь ли волосы покороче?
Лиззи покачала головой.
– Знаю, сейчас пошла такая мода, но оставьте длинные волосы для будущего супруга! Джентльменам так больше нравится.
Эми подумала о мистере Кроуфорде, который был викарием в их поместье. Первый мужчина, выразивший к ней настоящий интерес! Одной мысли об этом оказалось достаточно, чтобы Эми почувствовала, что задыхается. Она боялась подумать о том, что сезон закончится и ей, несомненно, придется делать выбор. Этот человек вызывал у нее массу сомнений. У нее засосало под ложечкой. Как отвергнуть единственное брачное предложение, которое она, весьма вероятно, получит?
Ее нервы были напряжены до предела. Ей не хотелось думать ни о последнем с ним разговоре, ни о невысказанных надеждах родителей. Похоже, они одобряли его кандидатуру. Отец называл мистера Кроуфорда достойным человеком, пекшимся о своей пастве. А мама твердила, что человеку его положения, несомненно, вскоре потребуется супруга. Эми помалкивала, не желая их разочаровывать.
– Что-то не так, мисс? – встревожилась Лиззи.
– О нет! Спасибо, Лиззи. – Эми ценила заботу горничной, но не стремилась обсуждать подобное с прислугой. Для этого имелась близкая подружка. Перед Эми вставала ужасная дилемма. Собственное сердце твердило ей, что она права. Но следовало подумать и о родителях!
Лиззи ушла, и Эми вздохнула. Мистер Кроуфорд возражал против ее отъезда. Она объяснила ему, что ей требовался этот последний шанс провести сезон с Джорджеттой. Мистер Кроуфорд приуныл, но сказал, что понимает ее. В этот момент Эми стало ужасно жаль, что он ни о чем ее не расспрашивает и не требует отчета в ее к нему чувствах. Тогда бы она с чистой совестью отвергла его предложение, если бы таковое последовало. Однако Эми знала, что все это непременно произойдет, когда она вернется.
Помоги ей Боже! Она не хотела выходить за человека, заявлявшего, будто они оба – люди практичные и очень подходят друг другу.
Эми знала также, что родители исполнились приятных ожиданий, и эта мысль ночами не давала ей сомкнуть глаз. Она чувствовала себя виноватой – еще бы, после стольких неудачных сезонов! Ей хотелось порадовать отца с матерью. Сделать их счастливыми! Однако если Эми выйдет замуж лишь для того, чтобы обезопасить свое будущее, она сама будет несчастна. Хуже всего было то, что Эми не рассказывала родителям о своих дурных предчувствиях. Она до последней минуты надеялась переговорить с мистером Кроуфордом. Отец и мать встревожились бы, узнай они правду!
Хотя они встревожились бы еще больше, если бы знали, что произошло сегодня вечером.
Эми ведь дала себе клятву исправиться, но снова потерпела поражение. Смущение снова взяло над ней верх, и бедняжке пришлось скрываться в библиотеке. Краткий миг победы над самоуверенным повесой забылся, стоило ей снова переступить порог бального зала. Все время она была начеку, уверенная, что Дарсетт попытается ей досаждать. Правда, больше она его не видела, и все же тревога убила все удовольствие от вечера. Эми снова задалась вопросом, не сделала ли ошибки, приехав в Лондон.
Тихий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Из-за двери выглянула головка Джорджетты.
– Как хорошо, что ты еще не спишь! – Ночная сорочка казалась слишком просторной для ее стройной фигурки. Подойдя к ночному столику, девушка поставила на него свою свечу. – Не посидеть ли нам немного?
И подруги уселись на кровати, скрестив ноги. Простыни благоухали летней свежестью, что совсем не соответствовало мрачному настроению Эми.
– Прошлым вечером нам не удалось поболтать – слишком поздно приехали. А сегодня пришлось готовиться к балу, – сказала Джорджетта. – Я только мельком взглянула на твои наброски, но завтра рассмотрю их как следует, когда будет больше света.
Огонек свечи отбрасывал тень на лицо Джорджетты.
– Жаль, что ты ушла из бального зала.
Эми не хотелось объяснять, какие причины вынудили ее уйти. Тема все еще была слишком болезненной.
– Тебе понравилось танцевать с Бофором?
– Пожалуй, да. Он красив и остроумен.
– Тогда в чем дело? – спросила Эми.
– Он настроен очень решительно, – ответила подруга.
– Что ты имеешь в виду?
– На этой неделе он дважды добивался моего согласия покататься с ним в парке. А сегодня захотел знать, какие развлечения я запланировала на этой неделе.
– Похоже, он очарован, – сказала Эми. – А ты не питаешь ответных чувств?
– Бофор мне нравится, но слишком уж он настойчив. Джентльмену негоже преследовать леди. Разумеется, мама все заметила и выразила одобрение. – Она фыркнула. – Ведь он унаследует графский титул и имение, – произнесла Джорджетта, подражая высокомерной манере разговора матери.
У Джорджетты была весьма энергичная и властная мать, и по этому поводу Эми сочувствовала подруге.
– Твоя мама настаивает, чтобы ты вышла замуж уже в этом году?
– Да, она полагает, что мне давно следовало бы стать замужней дамой. Ей невыносима мысль, что прочие красотки давно замужем, а я еще нет. Когда прошлой осенью женился брат, я думала, мама смягчится, а она сделалась еще настойчивей. Постоянно сравнивает меня с Сюзанной.
Старший брат Джорджетты, лорд Рамзи, оставил привычки закоренелого повесы, влюбившись по уши в леди Сюзанну, ныне леди Рамзи.
– Слава Богу, папа на моей стороне, – продолжала Джорджетта. – Я выйду замуж лишь в том случае, если при одной мысли о возлюбленном стану терять аппетит и падать в обморок!
Эми рассмеялась.
– Откуда ты набралась столь странных мыслей о том, что чувствуют влюбленные?
Джорджетта усмехнулась.
– Именно так Сюзанна описывала свои чувства к моему брату. Но, в конце концов, она просто глупая гусыня, а у меня слишком здравый ум для подобной чепухи. Вероятно, я закончу свои дни старой девой с дюжиной кошек на попечении.
Как подозревала Эми, Джорджетта намеревалась хранить себя в девичестве как можно дольше.
– Джорджетта, мне кажется, что Бофор питает к тебе нежные чувства. Вы с ним знакомы с прошлого года.
Она колебалась.
– Мы обе знаем, что сначала он влюбился в Джулиану.
– В любви люди часто перебегают друг другу дорогу. Его прошлые чувства не имеют значения. Важно лишь то, что он чувствует теперь и что ты испытываешь к нему.
– Он мне очень нравится, и я иногда сама не своя от волнения, когда мы с ним вместе. Прошлой зимой мы отлично повеселились на вечеринке в доме его родителей.
– Тогда что тебя тревожит?
– Просто мне нужно время, чтобы лучше разобраться в собственных чувствах.
Эми не стала бы давить на Джорджетту. Со временем она прекрасно разобралась бы в себе.
– Но довольно обо мне, – сказала Джорджетта. – Подозреваю, тебе есть что мне рассказать.
– Ты хорошо меня знаешь, – согласилась Эми. – Я невольно поощрила ухаживания джентльмена и теперь просто в отчаянии.
– Это викарий, мистер Кроуфорд, – догадалась Джорджетта. – Ты лишь однажды упомянула о нем в письме. Потом я увидела его у вас дома. Вид у него был печальный, и я поняла – что-то стряслось.
Эми вздохнула.
– Он не хотел, чтобы я уезжала.
– Мы всегда доверяли друг дружке наши секреты. А в этом случае твое молчание меня беспокоит, – заметила Джорджетта.
– Когда я написала тебе в первый раз, я еще не понимала, что интерес мистера Кроуфорда ко мне – нечто большее, нежели просто дружеское участие.
Тогда мистер Кроуфорд похвалил Эми, увидев, как она разносит корзинки с провизией по домам больных и пожилых соседей, и восхитился ее чуткостью, когда застал на церковном кладбище, где она раскладывала на могилах цветы.
– Ты не рассказывала, что он за тобой ухаживает, – сказала Джорджетта с легкой обидой в голосе.
– Я не знала наверняка, как понимать его знаки внимания. Иначе непременно написала бы тебе. Он начал частенько заглядывать к отцу. Потом в один прекрасный день попросил меня прогуляться с ним. Наши прогулки вошли в привычку, но я не сразу поняла их значение.
– Что ты к нему чувствуешь? – спросила Джорджетта.
– Мистер Кроуфорд очень хороший человек. Он посвятил себя церкви. Все в округе просто восхищаются им.
– Я спросила, что чувствуешь ты, – перебила Джорджетта.
– Я думаю, что он человек надежный, с теми же недостатками, что есть у каждого из нас.
Мистер Кроуфорд мог дать ей дом, детей и ощущение надежности. Но были моменты, которые ее несколько настораживали. Нередко он спрашивал позволения сделать ей замечание. И хотя говорилось все это мягким тоном, по сути его замечания всегда являлись критикой. Однажды Эми показала ему свои наброски, и он недовольно нахмурился. Неужели она не могла потратить время с большей пользой – на благотворительность например? Однажды они отправились на прогулку, и Кроуфорд, заметив ее новую шляпку, спросил – не слишком ли она нарядна для деревни? Испортил ей все удовольствие; эту шляпку она никогда больше не надевала в его присутствии.
– Эми, тебя что-то тревожит, – сказала Джорджетта.
– Он слишком серьезно относится к своему положению викария. Полагаю, он ждет, что я откажусь и от нарядных шляпок, и от своих рисунков.
– Что? – возмущенно воскликнула Джорджетта. – Нет, ты не бросишь рисовать свои фасоны! У тебя настоящий талант, а у него нет права тебе запрещать.
– Но он же хочет как лучше. Я знаю – его беспокоит, что некоторые из наших прихожан бедны. Вот он и боится, что легкомысленные траты будут неправильно истолкованы. – В тот день, когда он раскритиковал ее хорошенькую шляпку, Эми попыталась набраться храбрости и объяснить ему, что он неучтив и не имеет права указывать ей, что делать. Тогда мистер Кроуфорд извинился за то, что так ее опечалил. Сухо улыбнувшись, сказал ей, что понимает желание молодой девушки предаваться маленьким удовольствиям в свободное время. И выразил затем уверенность, что Эми оставит девические привычки, когда выйдет замуж.
– Дома ты всегда посвящала себя делам благотворительности, – сказала Джорджетта. – И твои рисунки никак этому не мешали.
Тогда Эми ничего ему не ответила. Ее тревожили намеки мистера Кроуфорда на возможное сватовство. Ее снова охватил панический страх, да так, что она едва могла вздохнуть. Но она сумела скрыть раздражение и промолчала, не зная, как поступить.
– С твоей стороны я не вижу никаких нежных чувств, – сказала Джорджетта. – Или я ошибаюсь?
– Нет. Я пыталась побороть сомнения. Родители ничего не говорили прямо, но я знаю, что они одобрили бы этот союз.
– Эми, неужели твои мама и папа уговаривают тебя выйти за него?
– Они бы никогда не стали заставлять меня силой.
Но в тот день, когда Эми сообщила маме, что Джорджетта пригласила ее в Лондон провести вместе сезон, мама нахмурилась. Она спросила Эми – неужели дочь считает разумным уехать в «такой момент»? Вопрос матери не оставлял сомнений. Родители в самом деле лелеяли надежду, что мистер Кроуфорд сделает ей предложение.
– У тебя очень подавленный вид, – заметила Джорджетта.
– Он считает, будто мы оба люди практичные и подходим друг другу. – Эми подозревала, что главным образом его интересовало ее приданое. Ее отец не являлся аристократом, однако он был богат. – Мистер Кроуфорд пообещал ждать меня, но я не стала брать на себя какие-либо обязательства, потому что все казалось мне таким запутанным! – Он смотрел на нее с покровительственной улыбкой и заявил, что просто-таки уверен – проведя в Лондоне неделю-другую, Эми одумается и придет в себя. Потом повторил обещание ждать ее, несмотря на ее возражения. И это было ужасно.
– Ты не можешь выйти за него, – сказала Джорджетта. – Просто не можешь.
Эми посмотрела подруге в глаза.
– Пожалуй, это мой последний шанс выйти замуж.
– Нет, – повторила Джорджетта громче. – Эми, ты заслуживаешь лучшего. Я знаю, что ты мечтаешь выйти замуж по любви.
– А будет ли у меня шанс? – Пробормотав эти слова, Эми почувствовала себя так, словно уже потерпела поражение.
Джорджетта склонилась к ней ближе.
– Ты не согласишься на брак с человеком, который не ценит и не любит тебя, Эми! Ты будешь несчастна. Я не позволю тебе сдаться так легко.
– Джорджетта, ты моя любимая подруга, но тебе меня не понять? Ты жизнерадостна и красива. Тебе никогда не придется делать такой мучительный выбор, как мне!
– Ты не давала Кроуфорду никаких обещаний, так что ты свободна и можешь принимать ухаживания других, – настаивала Джорджетта.
Эми по глупости думала, что так и случится, но сегодня перед ней предстала неприкрытая правда. Никакому чудесному бальному платью не превратить ее в английскую розу!
– Тебя беспокоит еще что-то, – заметила Джорджетта. – Я же чувствую!
– Позже я узнала, что мистер Кроуфорд попросил у отца дозволения переписываться со мной. И вот теперь я обязана отвечать на его письма.
Родители просто сияли от удовольствия, так что у Эми не оставалось никаких сомнений насчет того, нравится ли им мистер Кроуфорд.
– Почему ты не сказала им, что не давала ему определенных надежд? – спросила Джорджетта.
– Они казались такими счастливыми! А мне было так плохо. Я чувствовала себя виноватой.
– Ты не можешь выйти за него замуж ради того, чтобы угодить родителям, – возразила Джорджетта. – В первую очередь следует думать о себе.
Эми забралась с ногами на постель и обхватила колени руками.
– Мистер Кроуфорд – первый мужчина, который обратил на меня серьезное внимание.
Джорджетта разгладила одеяло.
– Эми, у тебя столько сомнений на его счет! Я понимаю твою тревогу, но тебе стоит больше прислушиваться к голосу собственного сердца.
Да, у нее были сомнения. Но что это меняло?
– У тебя впереди светский сезон, – продолжила Джорджетта. – Надеюсь, ты безумно влюбишься в одного из лондонских джентльменов.
– Да со мной никто даже не танцует! – За пять лет Эми только раз получила приглашение на танец, да и то его устроила Джулиана.
– Думаю, ты сама недвусмысленно даешь понять, что не хочешь танцевать, – сказала Джорджетта. – Когда к нам сегодня подошли джентльмены, ты опустила глаза.
– Старая привычка. – По правде говоря, она знала, что никто из них не собирается ее приглашать. Никто никогда ее не приглашал!
– Ты считаешь, что твою стеснительность невозможно преодолеть, но я в это не верю, – продолжала Джорджетта. – Моя милая подруга, ты только позволь миру увидеть, какая ты на самом деле, и сразу станешь гораздо счастливей!
– У меня не тот характер, – сказала она.
– Просто тебе нужна практика. – Джорджетта колебалась. – Разумеется, ты же хочешь, чтобы и другие поняли, какая ты милая и приветливая.
Эми смотрела на подругу во все глаза. Сердце гулко забилось в груди.
– Неужели остальные думают, что я холодная и надменная?
Джорджетта старательно разглаживала складку на ночной сорочке.
– Нет, конечно, нет!
Но Эми поняла – это правда. Ее ресницы затрепетали, чтобы унять готовые пролиться слезы. Ей никогда не приходило в голову, что ее стеснительность можно истолковать подобным образом!
Джорджетта погладила ее по руке.
– Я знаю, что у тебя живой ум и ты можешь быть очень интересной. Вырвись из кокона, которым ты себя окружила, боясь людей. Пусть все остальные увидят ту Эми, которую я знаю!
В горле встал ком. Эми просто кивнула.
– Обещаю, этот год станет особенным, – сказала Джорджетта так многозначительно, словно полагала, будто ее уверенность поможет желаемому превратиться в действительное.
Эми ей не верила, но пообещала как следует постараться. По правде говоря, ей нечего было терять. Это ее последний сезон, и она понимала – никогда себе не простит, если не предпримет попытки выбраться из своей раковины.
Глава 2
– Вы все обращаете в шутку? – Зачем трудиться спрашивать, если ответ и без того известен?
– Но положение действительно было забавное. Однако если бы нас застигли слуги, я бы их просто подкупил, – веселился Дарсетт.
– Во время нашей первой встречи я составила себе очень низкое о вас мнение. Вынуждена с сожалением сообщить, что теперь вы пали в моих глазах еще ниже.
– Прискорбно это слышать, и тем не менее я сделал бы все необходимое, чтобы вызволить нас из затруднительного положения. Не думаю, что вы стали бы горячо возражать, случись такое на самом деле.
Но Эми отказывалась признавать его правоту.
– Прощайте, мистер Дарсетт.
Когда она была уже в дверях, он вдруг сказал:
– Вы меня интригуете, Рыжая.
Эми остановилась и оглянулась через плечо:
– Вы произнесли эту реплику хуже, чем самый скверный актер из «Друри-Лейн».
Потом она открыла дверь и выплыла в коридор с торжествующей улыбкой на губах. Сегодня она выиграла у него очко или два.
Видит Бог, в этом словесном поединке она одержала верх.
Уильям закрыл дверь библиотеки. Не стоило рисковать и идти прямо вслед за ней.
Любопытство сыграло с ним злую шутку. Он так и не узнал, почему она пряталась в библиотеке, однако важно было другое. Она была добродетельной леди, и ему следовало проводить ее к дверям библиотеки в тот самый момент, когда он узнал ее голос. Ему понравилась их пикировка, но очень уж надолго он ее задержал. Если бы их застукали, пришлось бы заплатить чертовски дорого.
Уильям знал правила игры и уважал их хотя бы из чувства самосохранения. Добродетельные леди были неприкосновенны. Он всегда умел уйти от брачной наживки. Не то чтобы его так уж преследовали желающие: всех пугала его репутация. Он представлял собой немалую опасность.
Но он не лгал, когда говорил Эми, что она его интригует. Чуть раньше Уильям наблюдал, как она вошла в бальный зал в своем замечательном платье с зелеными лентами. Как правило, он почти не обращал внимания на то, как женщина одета, разве что предстояло ее поскорее раздеть. Но эта девица привлекла внимание всех, кто был на балу, и он не стал исключением.
Когда он впервые увидел ее на свадьбе брата, она как раз шла мимо; тут он резко повернулся, держа в руке злополучный бокал с пуншем. Она не приняла извинений и решительно не оценила попытки обратить все в шутку. Сегодня он собирался очаровать ее и снова извиниться, но она ясно высказалась насчет того, что весьма низкого о нем мнения.
Хотя, впрочем, какая разница. Пожав плечами, Дарсетт направился было к двери, но заметил некий предмет на ковре. Нагнулся, поднял его и вышел в коридор. Лишь дойдя до парадного зала, он понял, что держит в руке красную шелковую розочку. Он сунул ее в карман с намерением вернуть хозяйке, однако, оглядев собравшуюся на лестничной площадке толпу, заметил Алисию, которая презрительно кривила губы, глядя на него. Тогда он решил бросить этот нудный бал ради развлечения поинтересней. Друзья рассказали ему о вечеринке, которую проводили дамы полусвета. Неплохо бы поддержать репутацию Дьявола Дарсетта.
Позже в тот же вечер
– Мисс, одна шелковая розочка с платья потерялась, – сообщила горничная Лиззи.
Подол ночной сорочки и полы халата вихрем взметнулись вокруг лодыжек Эми, когда она бросилась осматривать платье.
– Я думала, они сидят крепко, – волновалась Лиззи. – Может быть, у вас есть еще одна розочка, чтобы пришить на место потерянной?
– Видимо, придется перешить их все – в точности такую же мне не найти.
– И тогда вы сможете носить платье снова. Оно такое красивое!
Но Эми сомневалась, что ей захочется надеть это платье еще раз. Оно напомнит ей о неудаче сегодняшнего вечера!
– Заплетешь мне волосы?
– Да, конечно, – отозвалась Лиззи.
Когда с прической было покончено, Эми поблагодарила горничную. За последние два года ее волосы сильно отросли и спускались ниже плеч. Может быть, ей пошла бы стрижка?
– Я вот думаю – не остричь ли волосы покороче?
Лиззи покачала головой.
– Знаю, сейчас пошла такая мода, но оставьте длинные волосы для будущего супруга! Джентльменам так больше нравится.
Эми подумала о мистере Кроуфорде, который был викарием в их поместье. Первый мужчина, выразивший к ней настоящий интерес! Одной мысли об этом оказалось достаточно, чтобы Эми почувствовала, что задыхается. Она боялась подумать о том, что сезон закончится и ей, несомненно, придется делать выбор. Этот человек вызывал у нее массу сомнений. У нее засосало под ложечкой. Как отвергнуть единственное брачное предложение, которое она, весьма вероятно, получит?
Ее нервы были напряжены до предела. Ей не хотелось думать ни о последнем с ним разговоре, ни о невысказанных надеждах родителей. Похоже, они одобряли его кандидатуру. Отец называл мистера Кроуфорда достойным человеком, пекшимся о своей пастве. А мама твердила, что человеку его положения, несомненно, вскоре потребуется супруга. Эми помалкивала, не желая их разочаровывать.
– Что-то не так, мисс? – встревожилась Лиззи.
– О нет! Спасибо, Лиззи. – Эми ценила заботу горничной, но не стремилась обсуждать подобное с прислугой. Для этого имелась близкая подружка. Перед Эми вставала ужасная дилемма. Собственное сердце твердило ей, что она права. Но следовало подумать и о родителях!
Лиззи ушла, и Эми вздохнула. Мистер Кроуфорд возражал против ее отъезда. Она объяснила ему, что ей требовался этот последний шанс провести сезон с Джорджеттой. Мистер Кроуфорд приуныл, но сказал, что понимает ее. В этот момент Эми стало ужасно жаль, что он ни о чем ее не расспрашивает и не требует отчета в ее к нему чувствах. Тогда бы она с чистой совестью отвергла его предложение, если бы таковое последовало. Однако Эми знала, что все это непременно произойдет, когда она вернется.
Помоги ей Боже! Она не хотела выходить за человека, заявлявшего, будто они оба – люди практичные и очень подходят друг другу.
Эми знала также, что родители исполнились приятных ожиданий, и эта мысль ночами не давала ей сомкнуть глаз. Она чувствовала себя виноватой – еще бы, после стольких неудачных сезонов! Ей хотелось порадовать отца с матерью. Сделать их счастливыми! Однако если Эми выйдет замуж лишь для того, чтобы обезопасить свое будущее, она сама будет несчастна. Хуже всего было то, что Эми не рассказывала родителям о своих дурных предчувствиях. Она до последней минуты надеялась переговорить с мистером Кроуфордом. Отец и мать встревожились бы, узнай они правду!
Хотя они встревожились бы еще больше, если бы знали, что произошло сегодня вечером.
Эми ведь дала себе клятву исправиться, но снова потерпела поражение. Смущение снова взяло над ней верх, и бедняжке пришлось скрываться в библиотеке. Краткий миг победы над самоуверенным повесой забылся, стоило ей снова переступить порог бального зала. Все время она была начеку, уверенная, что Дарсетт попытается ей досаждать. Правда, больше она его не видела, и все же тревога убила все удовольствие от вечера. Эми снова задалась вопросом, не сделала ли ошибки, приехав в Лондон.
Тихий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Из-за двери выглянула головка Джорджетты.
– Как хорошо, что ты еще не спишь! – Ночная сорочка казалась слишком просторной для ее стройной фигурки. Подойдя к ночному столику, девушка поставила на него свою свечу. – Не посидеть ли нам немного?
И подруги уселись на кровати, скрестив ноги. Простыни благоухали летней свежестью, что совсем не соответствовало мрачному настроению Эми.
– Прошлым вечером нам не удалось поболтать – слишком поздно приехали. А сегодня пришлось готовиться к балу, – сказала Джорджетта. – Я только мельком взглянула на твои наброски, но завтра рассмотрю их как следует, когда будет больше света.
Огонек свечи отбрасывал тень на лицо Джорджетты.
– Жаль, что ты ушла из бального зала.
Эми не хотелось объяснять, какие причины вынудили ее уйти. Тема все еще была слишком болезненной.
– Тебе понравилось танцевать с Бофором?
– Пожалуй, да. Он красив и остроумен.
– Тогда в чем дело? – спросила Эми.
– Он настроен очень решительно, – ответила подруга.
– Что ты имеешь в виду?
– На этой неделе он дважды добивался моего согласия покататься с ним в парке. А сегодня захотел знать, какие развлечения я запланировала на этой неделе.
– Похоже, он очарован, – сказала Эми. – А ты не питаешь ответных чувств?
– Бофор мне нравится, но слишком уж он настойчив. Джентльмену негоже преследовать леди. Разумеется, мама все заметила и выразила одобрение. – Она фыркнула. – Ведь он унаследует графский титул и имение, – произнесла Джорджетта, подражая высокомерной манере разговора матери.
У Джорджетты была весьма энергичная и властная мать, и по этому поводу Эми сочувствовала подруге.
– Твоя мама настаивает, чтобы ты вышла замуж уже в этом году?
– Да, она полагает, что мне давно следовало бы стать замужней дамой. Ей невыносима мысль, что прочие красотки давно замужем, а я еще нет. Когда прошлой осенью женился брат, я думала, мама смягчится, а она сделалась еще настойчивей. Постоянно сравнивает меня с Сюзанной.
Старший брат Джорджетты, лорд Рамзи, оставил привычки закоренелого повесы, влюбившись по уши в леди Сюзанну, ныне леди Рамзи.
– Слава Богу, папа на моей стороне, – продолжала Джорджетта. – Я выйду замуж лишь в том случае, если при одной мысли о возлюбленном стану терять аппетит и падать в обморок!
Эми рассмеялась.
– Откуда ты набралась столь странных мыслей о том, что чувствуют влюбленные?
Джорджетта усмехнулась.
– Именно так Сюзанна описывала свои чувства к моему брату. Но, в конце концов, она просто глупая гусыня, а у меня слишком здравый ум для подобной чепухи. Вероятно, я закончу свои дни старой девой с дюжиной кошек на попечении.
Как подозревала Эми, Джорджетта намеревалась хранить себя в девичестве как можно дольше.
– Джорджетта, мне кажется, что Бофор питает к тебе нежные чувства. Вы с ним знакомы с прошлого года.
Она колебалась.
– Мы обе знаем, что сначала он влюбился в Джулиану.
– В любви люди часто перебегают друг другу дорогу. Его прошлые чувства не имеют значения. Важно лишь то, что он чувствует теперь и что ты испытываешь к нему.
– Он мне очень нравится, и я иногда сама не своя от волнения, когда мы с ним вместе. Прошлой зимой мы отлично повеселились на вечеринке в доме его родителей.
– Тогда что тебя тревожит?
– Просто мне нужно время, чтобы лучше разобраться в собственных чувствах.
Эми не стала бы давить на Джорджетту. Со временем она прекрасно разобралась бы в себе.
– Но довольно обо мне, – сказала Джорджетта. – Подозреваю, тебе есть что мне рассказать.
– Ты хорошо меня знаешь, – согласилась Эми. – Я невольно поощрила ухаживания джентльмена и теперь просто в отчаянии.
– Это викарий, мистер Кроуфорд, – догадалась Джорджетта. – Ты лишь однажды упомянула о нем в письме. Потом я увидела его у вас дома. Вид у него был печальный, и я поняла – что-то стряслось.
Эми вздохнула.
– Он не хотел, чтобы я уезжала.
– Мы всегда доверяли друг дружке наши секреты. А в этом случае твое молчание меня беспокоит, – заметила Джорджетта.
– Когда я написала тебе в первый раз, я еще не понимала, что интерес мистера Кроуфорда ко мне – нечто большее, нежели просто дружеское участие.
Тогда мистер Кроуфорд похвалил Эми, увидев, как она разносит корзинки с провизией по домам больных и пожилых соседей, и восхитился ее чуткостью, когда застал на церковном кладбище, где она раскладывала на могилах цветы.
– Ты не рассказывала, что он за тобой ухаживает, – сказала Джорджетта с легкой обидой в голосе.
– Я не знала наверняка, как понимать его знаки внимания. Иначе непременно написала бы тебе. Он начал частенько заглядывать к отцу. Потом в один прекрасный день попросил меня прогуляться с ним. Наши прогулки вошли в привычку, но я не сразу поняла их значение.
– Что ты к нему чувствуешь? – спросила Джорджетта.
– Мистер Кроуфорд очень хороший человек. Он посвятил себя церкви. Все в округе просто восхищаются им.
– Я спросила, что чувствуешь ты, – перебила Джорджетта.
– Я думаю, что он человек надежный, с теми же недостатками, что есть у каждого из нас.
Мистер Кроуфорд мог дать ей дом, детей и ощущение надежности. Но были моменты, которые ее несколько настораживали. Нередко он спрашивал позволения сделать ей замечание. И хотя говорилось все это мягким тоном, по сути его замечания всегда являлись критикой. Однажды Эми показала ему свои наброски, и он недовольно нахмурился. Неужели она не могла потратить время с большей пользой – на благотворительность например? Однажды они отправились на прогулку, и Кроуфорд, заметив ее новую шляпку, спросил – не слишком ли она нарядна для деревни? Испортил ей все удовольствие; эту шляпку она никогда больше не надевала в его присутствии.
– Эми, тебя что-то тревожит, – сказала Джорджетта.
– Он слишком серьезно относится к своему положению викария. Полагаю, он ждет, что я откажусь и от нарядных шляпок, и от своих рисунков.
– Что? – возмущенно воскликнула Джорджетта. – Нет, ты не бросишь рисовать свои фасоны! У тебя настоящий талант, а у него нет права тебе запрещать.
– Но он же хочет как лучше. Я знаю – его беспокоит, что некоторые из наших прихожан бедны. Вот он и боится, что легкомысленные траты будут неправильно истолкованы. – В тот день, когда он раскритиковал ее хорошенькую шляпку, Эми попыталась набраться храбрости и объяснить ему, что он неучтив и не имеет права указывать ей, что делать. Тогда мистер Кроуфорд извинился за то, что так ее опечалил. Сухо улыбнувшись, сказал ей, что понимает желание молодой девушки предаваться маленьким удовольствиям в свободное время. И выразил затем уверенность, что Эми оставит девические привычки, когда выйдет замуж.
– Дома ты всегда посвящала себя делам благотворительности, – сказала Джорджетта. – И твои рисунки никак этому не мешали.
Тогда Эми ничего ему не ответила. Ее тревожили намеки мистера Кроуфорда на возможное сватовство. Ее снова охватил панический страх, да так, что она едва могла вздохнуть. Но она сумела скрыть раздражение и промолчала, не зная, как поступить.
– С твоей стороны я не вижу никаких нежных чувств, – сказала Джорджетта. – Или я ошибаюсь?
– Нет. Я пыталась побороть сомнения. Родители ничего не говорили прямо, но я знаю, что они одобрили бы этот союз.
– Эми, неужели твои мама и папа уговаривают тебя выйти за него?
– Они бы никогда не стали заставлять меня силой.
Но в тот день, когда Эми сообщила маме, что Джорджетта пригласила ее в Лондон провести вместе сезон, мама нахмурилась. Она спросила Эми – неужели дочь считает разумным уехать в «такой момент»? Вопрос матери не оставлял сомнений. Родители в самом деле лелеяли надежду, что мистер Кроуфорд сделает ей предложение.
– У тебя очень подавленный вид, – заметила Джорджетта.
– Он считает, будто мы оба люди практичные и подходим друг другу. – Эми подозревала, что главным образом его интересовало ее приданое. Ее отец не являлся аристократом, однако он был богат. – Мистер Кроуфорд пообещал ждать меня, но я не стала брать на себя какие-либо обязательства, потому что все казалось мне таким запутанным! – Он смотрел на нее с покровительственной улыбкой и заявил, что просто-таки уверен – проведя в Лондоне неделю-другую, Эми одумается и придет в себя. Потом повторил обещание ждать ее, несмотря на ее возражения. И это было ужасно.
– Ты не можешь выйти за него, – сказала Джорджетта. – Просто не можешь.
Эми посмотрела подруге в глаза.
– Пожалуй, это мой последний шанс выйти замуж.
– Нет, – повторила Джорджетта громче. – Эми, ты заслуживаешь лучшего. Я знаю, что ты мечтаешь выйти замуж по любви.
– А будет ли у меня шанс? – Пробормотав эти слова, Эми почувствовала себя так, словно уже потерпела поражение.
Джорджетта склонилась к ней ближе.
– Ты не согласишься на брак с человеком, который не ценит и не любит тебя, Эми! Ты будешь несчастна. Я не позволю тебе сдаться так легко.
– Джорджетта, ты моя любимая подруга, но тебе меня не понять? Ты жизнерадостна и красива. Тебе никогда не придется делать такой мучительный выбор, как мне!
– Ты не давала Кроуфорду никаких обещаний, так что ты свободна и можешь принимать ухаживания других, – настаивала Джорджетта.
Эми по глупости думала, что так и случится, но сегодня перед ней предстала неприкрытая правда. Никакому чудесному бальному платью не превратить ее в английскую розу!
– Тебя беспокоит еще что-то, – заметила Джорджетта. – Я же чувствую!
– Позже я узнала, что мистер Кроуфорд попросил у отца дозволения переписываться со мной. И вот теперь я обязана отвечать на его письма.
Родители просто сияли от удовольствия, так что у Эми не оставалось никаких сомнений насчет того, нравится ли им мистер Кроуфорд.
– Почему ты не сказала им, что не давала ему определенных надежд? – спросила Джорджетта.
– Они казались такими счастливыми! А мне было так плохо. Я чувствовала себя виноватой.
– Ты не можешь выйти за него замуж ради того, чтобы угодить родителям, – возразила Джорджетта. – В первую очередь следует думать о себе.
Эми забралась с ногами на постель и обхватила колени руками.
– Мистер Кроуфорд – первый мужчина, который обратил на меня серьезное внимание.
Джорджетта разгладила одеяло.
– Эми, у тебя столько сомнений на его счет! Я понимаю твою тревогу, но тебе стоит больше прислушиваться к голосу собственного сердца.
Да, у нее были сомнения. Но что это меняло?
– У тебя впереди светский сезон, – продолжила Джорджетта. – Надеюсь, ты безумно влюбишься в одного из лондонских джентльменов.
– Да со мной никто даже не танцует! – За пять лет Эми только раз получила приглашение на танец, да и то его устроила Джулиана.
– Думаю, ты сама недвусмысленно даешь понять, что не хочешь танцевать, – сказала Джорджетта. – Когда к нам сегодня подошли джентльмены, ты опустила глаза.
– Старая привычка. – По правде говоря, она знала, что никто из них не собирается ее приглашать. Никто никогда ее не приглашал!
– Ты считаешь, что твою стеснительность невозможно преодолеть, но я в это не верю, – продолжала Джорджетта. – Моя милая подруга, ты только позволь миру увидеть, какая ты на самом деле, и сразу станешь гораздо счастливей!
– У меня не тот характер, – сказала она.
– Просто тебе нужна практика. – Джорджетта колебалась. – Разумеется, ты же хочешь, чтобы и другие поняли, какая ты милая и приветливая.
Эми смотрела на подругу во все глаза. Сердце гулко забилось в груди.
– Неужели остальные думают, что я холодная и надменная?
Джорджетта старательно разглаживала складку на ночной сорочке.
– Нет, конечно, нет!
Но Эми поняла – это правда. Ее ресницы затрепетали, чтобы унять готовые пролиться слезы. Ей никогда не приходило в голову, что ее стеснительность можно истолковать подобным образом!
Джорджетта погладила ее по руке.
– Я знаю, что у тебя живой ум и ты можешь быть очень интересной. Вырвись из кокона, которым ты себя окружила, боясь людей. Пусть все остальные увидят ту Эми, которую я знаю!
В горле встал ком. Эми просто кивнула.
– Обещаю, этот год станет особенным, – сказала Джорджетта так многозначительно, словно полагала, будто ее уверенность поможет желаемому превратиться в действительное.
Эми ей не верила, но пообещала как следует постараться. По правде говоря, ей нечего было терять. Это ее последний сезон, и она понимала – никогда себе не простит, если не предпримет попытки выбраться из своей раковины.
Глава 2
– Сэр, вас ждут в Золотой гостиной.
Уилл разлепил тяжелые веки как раз в тот момент, как камердинер раздвинул занавеси. Комнату затопил солнечный свет. С раздраженным воплем он прикрыл глаза ладонью.
– Прошу прощения, сэр, – сказал камердинер Дженкинс. В его голосе, однако, не было ни капли сочувствия. Положа руку на сердце, стоило признать: сочувствие не входило в круг служебных обязанностей Дженкинса.
Потоки слепящего света никак не улучшили настроение Уилла. Глаза закрылись, словно были забиты песком. В голове гудело. Кислый привкус во рту наводил на подозрение, что накануне он выпил слишком много кларета, хотя воспоминания об этой ночи были весьма туманными. Смутно помнилось, как он вывалился из наемного экипажа и едва добрел до двери. Очевидно, потом ему удалось подняться по лестнице и завалиться спать.
Он скосил глаза на прикроватные часы.
– Черт, уже десять. Дженкинс, задерни шторы.
– Сэр, его светлость велел мне вас разбудить, – заявил Дженкинс. – Вас ожидают на семейном собрании.
Уилл застонал. Опять семейное собрание! Что на этот раз? Неужели бабушка снова страдает ложными сердечными приступами? Или у нее случился обморок? Или Питер, его старший племянник, в третий раз на этой неделе написал на мамины оранжерейные розы? Уилл любил родственников, но они просто сводили его с ума!
Последние четыре года он провел в странствиях по Европе и почти забыл, что такое иметь дело с любимыми членами семьи. Он и в самом деле решил, что сумеет спрятаться от них в чудовищно огромном доме, но нет, это оказалось невозможным! Особенно донимали его не в меру деловитые сестры с их скучными мужьями, которые вторгались в гостиную не реже трех-четырех раз в неделю. Несомненно, назрел какой-то новый кризис, и семейство в полном составе намеревалось обсудить его во всех подробностях.
Уилл быстро прикинул в уме, не послать ли брату записку, что слишком болен и не может присутствовать. Но тогда они, чего доброго, пошлют за врачом. Не хватало еще, чтобы явился кровопускатель. Уиллу представилось, как мама кормит его бульоном с гренками, и это зрелище заставило его подскочить. Он быстро оглядел себя и запоздало понял, что улегся спать прямо в рубашке и брюках. Пошарив рукой в простынях, обнаружил и мятый галстук.
Губы Дженкинса сложились в гримасу очевидного отвращения. Он принял скрученный кусочек ткани из протянутой руки Уилла так, словно это была дохлая крыса.
Уилл почесал небритый подбородок. Вернувшись в Англию, он редко проводил время в Эшдон-Хаусе. После свадьбы брата в прошлом году он кочевал с вечеринки на вечеринку в домах своих холостых приятелей. Рождество провел с семьей, а после праздника снова сбежал и провел зиму в кутежах в охотничьем доме своего друга Беллингема.
Вернувшись домой две недели назад, Уилл обнаружил, что слишком часто сидит в четырех стенах. Семья ожидала, что он станет посещать балы, венецианские завтраки и званые обеды. Они настояли, чтобы он валял дурака, просиживая в гостиной «домашние» дни матери, когда в дом тянулись вереницы ее подруг, – сущие мегеры, все без исключения. Однажды после веселой ночки Уилл уснул, сидя подле бабушки на диване. Этот проступок отнюдь не позабавил мать и сестер.
Усталость после ночной попойки взяла верх. Уилл упал на живот и накрыл голову подушкой. Ему снилось, как женщина с длинными рыжими волосами, падавшими на грудь, тычет в него пальцем. Он попытался ее поцеловать, а она повернулась и ускользнула в темноту, оставив его одного в полном отчаянии.
Кто-то тряс его за плечо. Судорожно вздохнув, он быстро сел на постели. Его пристально рассматривал собственный брат.
– Черт тебя подери, – буркнул он.
Хок махнул рукой.
– Боже, от тебя несет как от целой пивной. И ты спал в одежде.
– Я снял сапоги.
Хок разглядывал его с кислой миной.
– Охотно верю.
– Ха-ха. – Уилл принялся растирать налитые тупой болью виски. – Если серьезно, зачем мне посещать семейные собрания? Снова будет комедия.
Хок стукнул кулаком о колено.
– Если хочешь знать, темой сегодняшнего заседания являешься ты.
Уилл воззрился на брата с подозрением.
– Со мной все в порядке, разве нет?
– Мы обсудим это в гостиной. Все уже собрались. Приведи себя в приличный вид и через двадцать минут спускайся вниз, красавец.
Лицо Уилла вытянулось.
– Ты же понимаешь, что я не в состоянии вынести их присутствие.
– Уверен, ты справишься. – И с этими словами Хок покинул комнату.
Когда пятнадцатью минутами позже Уилл вошел в гостиную, Монтегю, муж его старшей сестры, взглянул на него с явным презрением.
– Долго же ты собирался.
Уиллу в голову пришло сразу несколько подходящих вариантов ответа, однако приличного среди них не нашлось. Из уважения к присутствующим дамам пришлось сжать зубы покрепче. Он сел на зеленый диван рядом с похрапывавшей бабушкой. Она согласилась ненадолго задержаться в Ричмонде. Каждый день бабуля заявляла, что сегодня возвращается к себе в Бат. Уилл надеялся, что она останется, поскольку беспокоился за ее здоровье, хотя тетя Эстер считала – старуха просто навыдумывала болезней, чтобы привлечь внимание к своей особе.
– Уильям, у тебя красные глаза! – воскликнула мать. – Ты болен?
Тетя Эстер поправила роскошные перья на безобразном, пурпурного цвета тюрбане и фыркнула.
– Луиза, этот мальчишка годами морочит тебе голову. Единственная его болезнь прячется на дне бутылки.
Монтегю с хрустом свернул газету.
– Неудивительно, что в газетах его называют Дьяволом.
Уилл разлепил тяжелые веки как раз в тот момент, как камердинер раздвинул занавеси. Комнату затопил солнечный свет. С раздраженным воплем он прикрыл глаза ладонью.
– Прошу прощения, сэр, – сказал камердинер Дженкинс. В его голосе, однако, не было ни капли сочувствия. Положа руку на сердце, стоило признать: сочувствие не входило в круг служебных обязанностей Дженкинса.
Потоки слепящего света никак не улучшили настроение Уилла. Глаза закрылись, словно были забиты песком. В голове гудело. Кислый привкус во рту наводил на подозрение, что накануне он выпил слишком много кларета, хотя воспоминания об этой ночи были весьма туманными. Смутно помнилось, как он вывалился из наемного экипажа и едва добрел до двери. Очевидно, потом ему удалось подняться по лестнице и завалиться спать.
Он скосил глаза на прикроватные часы.
– Черт, уже десять. Дженкинс, задерни шторы.
– Сэр, его светлость велел мне вас разбудить, – заявил Дженкинс. – Вас ожидают на семейном собрании.
Уилл застонал. Опять семейное собрание! Что на этот раз? Неужели бабушка снова страдает ложными сердечными приступами? Или у нее случился обморок? Или Питер, его старший племянник, в третий раз на этой неделе написал на мамины оранжерейные розы? Уилл любил родственников, но они просто сводили его с ума!
Последние четыре года он провел в странствиях по Европе и почти забыл, что такое иметь дело с любимыми членами семьи. Он и в самом деле решил, что сумеет спрятаться от них в чудовищно огромном доме, но нет, это оказалось невозможным! Особенно донимали его не в меру деловитые сестры с их скучными мужьями, которые вторгались в гостиную не реже трех-четырех раз в неделю. Несомненно, назрел какой-то новый кризис, и семейство в полном составе намеревалось обсудить его во всех подробностях.
Уилл быстро прикинул в уме, не послать ли брату записку, что слишком болен и не может присутствовать. Но тогда они, чего доброго, пошлют за врачом. Не хватало еще, чтобы явился кровопускатель. Уиллу представилось, как мама кормит его бульоном с гренками, и это зрелище заставило его подскочить. Он быстро оглядел себя и запоздало понял, что улегся спать прямо в рубашке и брюках. Пошарив рукой в простынях, обнаружил и мятый галстук.
Губы Дженкинса сложились в гримасу очевидного отвращения. Он принял скрученный кусочек ткани из протянутой руки Уилла так, словно это была дохлая крыса.
Уилл почесал небритый подбородок. Вернувшись в Англию, он редко проводил время в Эшдон-Хаусе. После свадьбы брата в прошлом году он кочевал с вечеринки на вечеринку в домах своих холостых приятелей. Рождество провел с семьей, а после праздника снова сбежал и провел зиму в кутежах в охотничьем доме своего друга Беллингема.
Вернувшись домой две недели назад, Уилл обнаружил, что слишком часто сидит в четырех стенах. Семья ожидала, что он станет посещать балы, венецианские завтраки и званые обеды. Они настояли, чтобы он валял дурака, просиживая в гостиной «домашние» дни матери, когда в дом тянулись вереницы ее подруг, – сущие мегеры, все без исключения. Однажды после веселой ночки Уилл уснул, сидя подле бабушки на диване. Этот проступок отнюдь не позабавил мать и сестер.
Усталость после ночной попойки взяла верх. Уилл упал на живот и накрыл голову подушкой. Ему снилось, как женщина с длинными рыжими волосами, падавшими на грудь, тычет в него пальцем. Он попытался ее поцеловать, а она повернулась и ускользнула в темноту, оставив его одного в полном отчаянии.
Кто-то тряс его за плечо. Судорожно вздохнув, он быстро сел на постели. Его пристально рассматривал собственный брат.
– Черт тебя подери, – буркнул он.
Хок махнул рукой.
– Боже, от тебя несет как от целой пивной. И ты спал в одежде.
– Я снял сапоги.
Хок разглядывал его с кислой миной.
– Охотно верю.
– Ха-ха. – Уилл принялся растирать налитые тупой болью виски. – Если серьезно, зачем мне посещать семейные собрания? Снова будет комедия.
Хок стукнул кулаком о колено.
– Если хочешь знать, темой сегодняшнего заседания являешься ты.
Уилл воззрился на брата с подозрением.
– Со мной все в порядке, разве нет?
– Мы обсудим это в гостиной. Все уже собрались. Приведи себя в приличный вид и через двадцать минут спускайся вниз, красавец.
Лицо Уилла вытянулось.
– Ты же понимаешь, что я не в состоянии вынести их присутствие.
– Уверен, ты справишься. – И с этими словами Хок покинул комнату.
Когда пятнадцатью минутами позже Уилл вошел в гостиную, Монтегю, муж его старшей сестры, взглянул на него с явным презрением.
– Долго же ты собирался.
Уиллу в голову пришло сразу несколько подходящих вариантов ответа, однако приличного среди них не нашлось. Из уважения к присутствующим дамам пришлось сжать зубы покрепче. Он сел на зеленый диван рядом с похрапывавшей бабушкой. Она согласилась ненадолго задержаться в Ричмонде. Каждый день бабуля заявляла, что сегодня возвращается к себе в Бат. Уилл надеялся, что она останется, поскольку беспокоился за ее здоровье, хотя тетя Эстер считала – старуха просто навыдумывала болезней, чтобы привлечь внимание к своей особе.
– Уильям, у тебя красные глаза! – воскликнула мать. – Ты болен?
Тетя Эстер поправила роскошные перья на безобразном, пурпурного цвета тюрбане и фыркнула.
– Луиза, этот мальчишка годами морочит тебе голову. Единственная его болезнь прячется на дне бутылки.
Монтегю с хрустом свернул газету.
– Неудивительно, что в газетах его называют Дьяволом.