Страница:
– Не знал, что вы любите скандальные газетки, – медленно произнес Уилл.
Хок поднял руку.
– Оставим ссоры. Мы одна семья и не будем принимать это на веру, – сказал он, бросив многозначительный взгляд в сторону бабушки.
Уилл взглянул на ее чуть раскрытый рот. Бабушка сильно сдала за то время, пока его не было в Англии. Сейчас она ходила, опираясь на трость, и не могла обойтись без посторонней помощи, чтобы подняться по лестнице. Она скучала по друзьям, оставшимся в Бате, но Уилл и думать не хотел, чтобы она жила так далеко, где присматривать за ней могла лишь компаньонка.
Хок стоял возле жены Джулианы и улыбался, глядя на малышку дочь. Потом взглянул на Уилла.
– Рад, что и на твою долю выпали приключения. Но нам тебя здорово не хватало. Мы все рады, что ты вернулся домой – насовсем.
Уилл насторожился. Насовсем? Он набрал в грудь побольше воздуху, чтобы сообщить брату, что не планировал задерживаться надолго, но тут раздался голос матери:
– Я благодарю Бога, что ты снова в лоне семьи. Каждый день я сходила с ума от тревоги – ведь тебе грозила опасность. Не правда ли, Пейшенс? – обратилась она к старшей дочери.
– Да, мама, вы очень тревожились. – Пейшенс похлопала вдовствующую графиню по руке. – Я сама мать и отлично понимаю, как это, должно быть, трудно – терпеть столь частые отлучки сына!
Выходит, он кругом виноват. С другой стороны, родственницы имели привычку сгущать краски за исключением тети Эстер, которая выражалась весьма прямолинейно и нередко шокировала мать и сестер. Хвала небесам, что у него есть такая тетя!
– Уилл, мы рады, что ты наконец остепенился, – сказала Гермиона, средняя сестра.
Хоуп, младшенькая, рассматривала его с лукавым выражением лица.
– Еще не совсем остепенился, но я с радостью помогу тебе в этом деле.
Уилл потер ноющий висок.
– Каком еще деле?
– Они имеют в виду кандалы, – фыркнул лорд Кенвик, муж Гермионы.
Уилл упал на спинку дивана. Проклятие! Его сестры возомнили, будто женитьба – смысл существования мужчины.
Порывшись в ридикюле, тетя Эстер извлекла на свет божий флакончик и толкнула локтем Гермиону.
– Передай своему брату нюхательные соли! Не то упадет в обморок.
– Хоуп, мы же не заставляем его срочно жениться! – воскликнул Хок. – Ему всего двадцать пять.
– На прошлой неделе исполнилось двадцать шесть, – простонал Уилл.
– Я совсем забыла про твой день рождения! – воскликнула вдовствующая графиня. – Что я за мать, раз способна забыть о сыне?
– Мама, вы не должны себя винить, – возразила Пейшенс. – Уилла так долго с нами не было, так что немудрено забыть.
Уилл возвел глаза к потолку. Теперь он виноват в том, что они забыли про его день рождения!
– Мама, вы ни в чем не виноваты, – сказала Хоуп. – Мы все забыли!
Хок поморщился:
– Прости, Уилл.
– Не имеет значения. – Будучи младшим отпрыском в семействе, он с детства привык, что все и всегда о нем забывали; зато он научился ценить свободу. Разумеется, родственники вспоминали о нем, стоило выкинуть какую-нибудь проделку, но многое сходило Уиллу с рук незамеченным!
– Как я могла забыть? – Вдовствующая графиня шмыгнула носом и приложила платочек к глазам, чтобы промокнуть подступающие слезы. – Ведь он мой малыш!
Тетя Эстер поднесла к глазам монокль и воззрилась на Уилла.
– Чрезвычайно крупный малыш. Чудо, что ты смогла разродиться таким великаном.
Ее замечание, как всегда, вызвало охи и краску смущения.
Сестры снова принялись бурно извиняться за забывчивость и пообещали исправить оплошность.
– Мне дела нет до этого дурацкого дня рождения, – перебил он. – Если вам от этого станет легче, я отпраздновал его с друзьями.
– Мы знаем, ты любишь и умеешь праздновать, – заметил Монтегю.
Его голова раскалывалась от пульсирующей боли.
– Нельзя ли к делу? – сказал Уилл более резко, чем следовало бы.
Все молча уставились на него.
– Если ты настаиваешь, я начну, так и быть, – сказала Пейшенс напыщенным тоном старшей сестры. – Вообрази стыд и замешательство нашей мамы, когда она узнала, что ты спутался с этой развратницей миссис Флер, если это ее настоящее имя.
Уиллу ужасно хотелось сказать, что им незачем больше беспокоиться из-за Алисии, но решил воздержаться и лишь напомнил:
– Моя частная жизнь вас не касается.
– Дело вышло за рамки частного, – возразила Хоуп. – Тебя называют самым безнравственным мужчиной в Англии.
Он снова возвел глаза к небу. Как только закончится это дурацкое сборище, он тут же упакует пожитки и уедет.
Внезапно пробудилась бабушка и обвела затуманенным взором всех присутствующих. Уилл похлопал ее по руке и ободряюще улыбнулся.
– Я что-то пропустила? – громовым голосом спросила она. Бабушка начинала слышать все хуже, вот и завела привычку кричать.
– Совсем ничего, – ответил Уилл, тоже громко, чтобы она могла его услышать.
– Уильям, – сказала вдовствующая графиня, – как ты можешь утверждать такое? Ты не принимаешь семейное собрание всерьез!
Он в бессильном отчаянии поднял руки.
– Я рад, что наконец вернулся домой, но огорчаюсь из-за того, что вам не по нраву моя репутация. А теперь, когда мы это выяснили, может, нам пора разойтись?
Хок бросил на него предостерегающий взгляд.
– Есть еще кое-что.
Уилл застонал. Это чертово собрание когда-нибудь закончится?
– Теперь, когда ты вернулся насовсем, тебе нужно чем-нибудь заняться, – продолжал Хок.
Уилл поднял руку.
– Погоди. Я не сказал…
Бабушка дернула его за рукав.
– Что он сказал?
Ему пришлось кричать:
– Мне нужно какое-нибудь занятие.
Хлопнув в ладоши, бабушка проревела:
– Церковь – лучшего и не придумаешь!
Эстер фыркнула на сестру:
– Марибель, паства взбунтуется! Газеты называют его Дьяволом.
– Не очень-то любезно! – воскликнула она. – Сама туда иди!
– Куда иди? – опешила Эстер.
– К дьяволу! – рявкнула бабушка.
Уилл прижал кулак к губам, чтобы скрыть смех, но плечи тряслись. Тем временем малышка Эмма Роуз улучила минуту, чтобы издать пронзительный вопль.
– О, она проголодалась, – сказала Джулиана. – Я должна отнести ее в детскую.
Хок помог Джулиане встать и поцеловал в щеку, а потом проводил жену взглядом, пока она не скрылась за дверью. Тогда его внимание снова переключилось на Уилла:
– У меня есть предложение, которое, как мне кажется, тебя устроит.
Очевидно, брат не понимал. Вся его родня решила, будто он намерен осесть дома. Однако если до этого у него возникали еще какие-то сомнения насчет того, не уехать ли, то сейчас, после этого глупого собрания, от них не осталось и следа. Как бы сильно ни любил он семью, жить с ними было невозможно.
– Мой управляющий выходит в отставку. Кто-то должен взять на себя его обязанности. – Хок сложил руки на груди. – Что скажешь?
Все, даже Монтегю, смотрели на него с сияющими лицами. Галстук Уилла внезапно превратился в удавку. Ожидания родственников легли на него непомерным грузом, точно булыжник весом в тысячу фунтов. На какой-то миг он почувствовал себя в ловушке, прибитым к земле тяжестью их надежд. Но это его жизнь, не их!
– Ценю твое щедрое предложение, но я бродяга! Не в моем характере торчать все время в одном месте. Я планирую новое путешествие по Европе.
Его зятья обменялись понимающими взглядами. Сестры пытались успокоить мать, которая снова разразилась слезами. Даже Эстер глядела на него разочарованно. Только бабушка улыбалась, и от этого ему стало еще хуже. Ведь он знал, что она просто не услышала его слов.
Хок тяжело вздохнул.
– Нам не решить этот вопрос сегодня. Я буду держать вас всех в курсе дела. А пока что, насколько мне известно, у вас есть свои неотложные дела.
Монтегю встал.
– Если хочешь знать мое мнение…
Хок предостерегающе поднял руку.
– Благодарю, но я сам справлюсь. Уильям, давай-ка пройдем в мой кабинет.
Уилл прошелся по кабинету и, проходя мимо стоявшего на полу огромного глобуса, от души его крутанул.
– Извини за недоразумение, но ты же знаешь, я не из тех, кто пускает корни. – Обернувшись, он улыбнулся брату. – На сей раз я хочу отправиться в Швейцарию.
Хок хранил молчание, и тогда Уилл, в надежде умилостивить брата и прочих членов семьи, добавил:
– Возможно, через несколько лет я буду готов поселиться на постоянном месте.
– Сядь.
Скрипнув зубами, Уилл выбрал стул напротив письменного стола брата.
Хок рассеянно перебирал костяшки счетов.
– Надеюсь, ты понимаешь, что сильно разочаровал семью.
– Они скоро привыкнут к моему отсутствию. Можно подумать, я провожу много времени в Эшдон-Хаусе!
– Я выслушал немало нареканий по поводу твоих частых отлучек, – сказал Хок. – Я обещал матери, что поговорю с тобой о карьере. Твое намерение снова предпринять длительное путешествие на континент ставит меня в чертовски затруднительное положение.
Уилл воздел руки:
– Как это? Не ты уезжаешь, а я.
Хок выдержал его взгляд.
– Но без ежеквартального содержания ты вряд ли сможешь отправиться в новое путешествие.
Сердце Уилла испуганно дрогнуло.
– Что?
– Я уполномочен выдавать тебе содержание каждые три месяца. Если я не дам тебе денег, ты, без сомнения, будешь на меня обижен. Это можно понять. С другой стороны, я сильно огорчу мать и, вероятно, восстановлю против себя остальных членов семьи, если дам средства на новое путешествие. Они и без того уверены, что я сквозь пальцы смотрел на твое слишком длительное отсутствие.
– Смешно, – пробормотал сквозь зубы Уилл.
– Ты странствовал четыре года. Это куда дольше, чем обычно позволяют себе молодые люди, отправляясь в большое путешествие. И после возвращения домой ты проводишь с семьей слишком мало времени! Если я дам деньги на новую поездку, они справедливо сочтут, что я вымостил тебе путь, дав тем самым молчаливое согласие. – Брат щелчком передвинул две костяшки и открыто встретил взгляд Уилла. – Скажи, что бы ты сделал на моем месте, Уилл?
Вопрос застал его врасплох.
– Что я должен ответить? Ты знаешь, чего я хочу. И неодобрение остальных тут ничего не изменит.
– Вероятно, это поможет тебе понять, в каком затруднении я нахожусь, – возразил Хок. – Какое бы решение я ни принял, кто-то непременно окажется в обиде. И я скажу начистоту. Думаю, в твоих же интересах остаться без денег на это путешествие. Сейчас в твоей жизни нет ничего, кроме попоек, и я сам в этом виноват. Я надеялся – ты вернешься в Англию и бросишь привычку шляться по кабакам. Но стало только хуже. Прош-лой ночью ты напился так, что заснул прямо в одежде. Ты регулярно заявляешься домой под утро и беспокоишь слуг. Это несправедливо по отношению к ним. Им приходится много трудиться, но ты, кажется, не замечаешь этого или тебе безразлично. Тогда я понял, что ты никогда не бросишь пить, разве что я сумею заставить тебя заняться делом.
– Ты сам был отнюдь не святой, – напомнил Уилл.
– Я наделал множество ошибок, о чем теперь горько сожалею. Зато я никогда не покидал семью насовсем и серьезно отношусь к своим обязанностям в парламенте.
– Я не позволю, чтобы семья диктовала мне, что делать. – В нем закипал гнев, но он знал – этого нельзя показывать. Брат способен внимать только разумным доводам.
– Они не считают это диктатом, и тебе не следует, – возразил Хок. – Когда ты объявил о своем отъезде, домашние решили, будто ты снова их бросаешь.
– Чепуха. Никого я не бросаю.
– Если б они тебя не любили, то и дырки от бублика не дали бы за твое возвращение. Но они скучали по тебе. Я скучал.
– Я буду регулярно писать.
– Я в этом сильно сомневаюсь, учитывая предыдущий опыт. Ты писал лишь тогда, когда тебе требовались деньги. – Хок нахмурился. – И я виноват, что не вызвал тебя домой раньше. Ты стал для нас чуть ли не чужаком.
– Ради Бога, Хок! Я наслаждался путешествием!
– Ты слишком полюбил странствовать.
Набрав в грудь побольше воздуху, Уилл сделал медленный, тяжелый выдох.
– Ты не понимаешь. Там ждет меня целый мир, который я хотел бы исследовать, пока достаточно молод, чтобы им насладиться!
– Я и так позволил тебе слишком долго путешествовать. Ты умеешь убеждать, а я занимался делами сестер. Было проще всего позволить тебе продолжать поездки.
– Я повидал больше, чем большинство людей успевает увидеть за целую жизнь. О чем тут жалеть? – воскликнул Уилл.
Хок покачал головой.
– Ты был волен делать что заблагорассудится, не неся никаких обязательств.
– Я несу обязательства перед самим собой, – сказал он, уже не скрывая раздражения.
– Иногда приходится жертвовать ради других, – возразил Хок. – И сейчас настало время.
– О чем ты говоришь? – Уилл, впрочем, знал о чем, но гнал от себя эту мысль.
– Я не могу финансировать твою поездку, иначе в семье наступит окончательный разлад. Никто этого не примет, и меньше всех твоя мать. Мне только-только удалось поправить дела нашей семьи. И у меня есть Джулиана, наша дочь, и мой сын – есть о ком подумать.
– Предлагаю компромисс, – сказал Уилл. – Дай мне шесть месяцев, чтобы утолить жажду странствий, кипящую в моей крови!
Хок опустил руки на полированную столешницу красного дерева.
– Извини, Уилл. Я на это не пойду.
– Я не смогу сидеть целый день за письменным столом. Я сойду с ума.
– Круг твоих обязанностей включает инспекционные поездки по нашим владениям – проверить, не нужен ли ремонт или строительство новых зданий, в порядке ли дренажные и оросительные канавы. Тебе предстоит также собирать арендную плату.
– Я не приучен жить в клетке.
– Уилл, какая же это клетка?
– Для меня – самая настоящая клетка. В нашей семье все любят совать носы в чужие дела. Я сойду с ума через месяц.
– Отсюда, кстати, и следующий вопрос. Ради женской половины семьи будь разборчивей в связях! Следует щадить их чувствительность.
Уилл уставился на брата.
– Именно поэтому я и стараюсь уехать подальше. Здесь невозможно держать хоть что-нибудь в тайне. В мою жизнь лезут все, кому не лень.
Хок встретился с ним взглядом.
– Есть семья, которая тебя любит. Неужели для тебя это пустой звук?
– Разумеется, я это очень ценю, но у меня есть право жить собственной жизнью и по собственным правилам. Это не обсуждается.
– Ты слишком долго жил независимо и успел забыть, что следует также думать и о нуждах семьи.
Разрази его гром! Уиллу не верилось, что все происходит на самом деле.
– Займи должность управляющего сроком на один год, – продолжал Хок. – Каждые три месяца откладывай часть своих доходов. Через год у тебя соберется сумма, достаточная для нового путешествия. Поскольку это будут заработанные тобой деньги, ни у кого не возникнет вопроса, имеешь ли ты право делать то, что пожелаешь.
Уилл глубоко вздохнул несколько раз, чтобы попытаться утихомирить нараставший в его душе гнев.
– Другими словами, у меня нет выбора.
– Всего лишь на один год, Уилл!
Мускул на лице начал дергаться. Ближайшие двенадцать месяцев ему придется провести едва ли не в тюрьме. Семейство примется следить за каждым его шагом и постоянно расспрашивать, где он и что делает. Родственники ожидают, что он станет посещать званые обеды и появляться на балах. А в случае отсутствия не миновать ему выговора! Когда он был моложе, они постоянно помыкали им, чтобы соответствовал их ожиданиям – когда вообще вспоминали о его существовании. Теперь они пытаются проделать это снова, и на сей раз одержат верх. Как он сумеет выдержать целый год постоянного контроля?
Хок вздохнул.
– Я просил остальных соблюдать твое право на частную жизнь. Но, если не откажешься от попоек и сомнительных связей, они передумают.
Уилл презрительно скривился.
– Другими словами, мне придется отказаться от самого себя, чтобы им угодить.
– Это преувеличение, и ты знаешь это. Все, о чем я прошу, так это быть разборчивей в связях и без излишних понуканий посещать некоторые семейные мероприятия. Ты сам выбираешь, какие из них счесть важными. Но некоторые станут обязательными – это не обсуждается. Ты начнешь посещать церковь вместе с семьей.
У Уилла вытянулось лицо.
– Отлично. Так и вижу страницу скандальной газетенки: «Дьявол идет в церковь».
Плечи Хока затряслись от смеха.
– Это для того, чтобы успокоить мать и сестер. Сходи с ними на бал-другой. Обедай с семьей чуть чаще. Своди мать в театр. Ты сделаешь ее счастливой.
Что бы ни говорил Хок, Уилл знал – ничего не изменится.
Хок поднялся, обошел письменный стол и встал перед братом.
– Знаю, это не то, чего ты хотел, но время пролетит быстро.
У него не было выбора, но брат все же попытался пойти на компромисс. И Уилл понимал – ему сделали очень щедрое предложение.
– Благодарю, что предложил мне должность, особенно если учесть, что у меня нет никакого опыта.
– Ты быстро научишься.
Уилл не сомневался в своих способностях. У него была цепкая память. Он всегда схватывал все быстрее, чем его сверстники. Но глупая работа с конторскими книгами наводила на него тоску. Что еще важнее, он знал, что семья примется совать нос в его дела – так, как они сделали это сегодня. Они хотели убедить его осесть в Англии и завести семью. А у него не было намерения жениться и навсегда привязать себя к назойливым родственникам.
– Ты разочарован, однако я всерьез считаю, что опыт работы пойдет тебе на пользу, – заметил Хок.
Уилл чувствовал себя так, словно его загнали в ловушку. Однако видя искреннюю заботу на лице брата, он захотел его приободрить.
– Я уверен, что ты прав.
– Время пройдет быстро. Сам увидишь. Мне нужно съездить в Девоншир, чтобы встретиться с деловым партнером. Через две недели я вернусь, и тогда обсудим твои обязанности более подробно.
Кивнув, Уилл направился к двери. Он был решительно настроен ускользнуть из ловушки, которую устроила ему семья.
Олбани, позже тем же вечером,
квартира Гарри Фордэма
Уилл налил себе бренди, отставил графин и осушил стакан одним глотком. Налил еще и плюхнулся в видавшее виды кресло. Он собирался напиться вдребезги.
– Как это грубо со стороны твоего брата, Дарсетт. – Гарри Фордэм покачнулся и едва не упал, пытаясь поворошить угли в камине. Кочерга звонко ударилась о мраморный пол.
Эндрю Каррингтон, граф Беллингем, подобрал кочергу и поставил в угол, потом поправил ширму.
– Держись на ногах, приятель.
Фордэм добрался до ободранного зеленого дивана, который когда-то отдала ему мать, и растянулся на нем во весь рост. Волнистая светлая прядь упала ему на лоб.
– Почему комната вертится?
– Потому что тебя засунули в банку, поперчили и посолили, – ответил Белл.
– Просто мне так жалко Дарсетта, – пробормотал он. – Вот невезуха – быть младшим сыном! Уж мне ли не знать.
Фыркнув, Уилл выпил бренди.
– До сегодняшнего дня мне казалось, что быть младшим довольно удобно: ни обязательств, ни жены, ни отпрысков.
– И никаких денег, – промямлил Фордэм. Пустой стакан грозил выпасть из его руки. – Мне нужно еще выпить.
Белл усмехнулся.
– Мы трое – как паруса на ветру.
– Готовые к отплытию. – Стакан Фордэма покатился по ковру. Через минуту он уже посапывал во сне.
Белл поднял графин и подмигнул Уиллу.
– Еще по одной?
Со стаканом в руке Уилл направился в другой угол комнаты.
Белл наполнил стакан доверху.
– Не такого исхода ты ждал. Однако брат дал тебе возможность заработать собственные деньги.
Осушив стакан, Уилл с силой опустил его на стол.
– Да, но это означает жизнь с моей докучливой семьей. Все пытаются уговорить меня остепениться. Никакого права на личную жизнь. Что бы я ни делал – им ничего не нравится, поскольку я отказываюсь быть таким, как все. Чуть что не так, они созывают семейное собрание. Черт, сегодня одна из сестер предложила подыскать мне невесту!
В глазах Белла вспыхнул и погас огонек. Он быстро отвернулся.
– Извини. Я сказал не подумав, – смутился Уилл.
– Ничего. – Белл снова взглянул на Уилла. – Прошло четыре года. Жизнь продолжается.
Уилл плеснул еще бренди, вспомнив то затравленное выражение в глазах Белла, после того как он потерял всю семью – мать, отца и младшего брата, которых унесла скоротечная чахотка. В ночь после похорон Уилл отвез его на квартиру к Фордэму. Они накачали его бренди в надежде, что Белл забудется сном. Никто из них не проронил ни слова. Ближе к утру Белл внезапно проснулся и начал рыдать. Это было страшное зрелище. Уилл возблагодарил Бога, когда они втроем наконец отправились в запланированное путешествие по Европе.
Год спустя, после того как семья призвала Фордэма домой, Белл признался, что подумывал пустить себе пулю в лоб. Признание Белла до сих пор стояло у Уильяма в ушах.
Тем временем Белл задумчиво рассматривал приятеля.
– Сделай одолжение – не думай об этом.
– Хорошо. – Он выпил бренди, чтобы скрыть свои мысли. Как правило, люди считали Белла человеком холодным. Уилл видел его другими глазами, поскольку знал еще до трагедии. Раньше его друг был сорвиголовой и всегда в радужном расположении духа. Заграничные приключения его немного приободрили, однако прежним он не стал. Как будто кто-то навсегда задул веселый огонек в его душе.
Белл поднял стакан.
– Тост за твое новое назначение.
– Я там умру со скуки.
– Тебе все быстро надоедает. – Он ткнул кулаком Уилла в плечо. – Знаешь, в чем твоя главная беда?
– Кстати, отлично знаю. У меня уже неделю не было женщины.
Белл покачал головой.
– Тебе все доставалось слишком уж легко – в том числе и женщины.
– Как будто ты не пользуешься расположением доступных женщин!
– Туше! Однако я продолжу. Тебе никогда раньше не приходилось сражаться, чтобы добиться желаемого.
Уилл пожал плечами.
– Я просто решаю, что хочу то или иное, и добиваюсь желаемого.
– И вот впервые в жизни ты столкнулся с препятствием.
Уилл рассмеялся.
– Брось! Во время наших странствий мы сталкивались с кучей препятствий. Ты же не забыл, как в Париже мы уложили в постель сестер-двойняшек и тут появился их брат? Боже, я совсем не был уверен, что он согласится взять деньги в качестве компенсации!
– Этот случай как раз является прекрасным примером того, как ты умеешь обаять людей, чтобы добиться своего, – возразил Белл. – Ты заставил его почувствовать себя так, будто он твой старый друг и ровня тебе. Ночь еще не подошла к концу, а ты очаровал его настолько, что бедняга совсем забыл – мы обесчестили его сестер.
– Так ведь он был пьян. И, если помнишь, сестренки совсем не возражали.
– Полагаю, это был первый и последний раз, когда женщина пыталась сорвать с меня одежду, – признался Белл. – Ночка выдалась безумная.
– Мы это повторим. Деньги – вот все, что мне нужно.
– Ты знаешь, я мог бы дать деньги на путешествие, – сказал Белл. – Но тогда я превратился бы во врага твоей семьи.
– Должен же быть какой-то выход.
– Да, это вызов судьбы, – усмехнулся Белл.
По лицу Уилла медленно расползалась улыбка.
– Ты просто чудо!
– Предлагаю тебе объясниться.
– Вызов судьбы! Где на него ответить, как не за карточным столом? – сверкнул глазами Уилл.
Белл поглядел на него с неодобрением.
– Азартные игры – это плохая идея, если ты не должен проигрывать.
– Если дело касается меня, то мне терять нечего, – усмехнулся Уилл. – Ты же знаешь, какая у меня память. Я уйду оттуда, унося в кармане целое состояние.
Белл отставил стакан.
– Это рискованно.
Риск придавал особую остроту, вот и все. Уилл хлопнул Белла по плечу.
– Оставим Фордэма храпеть. Завтра я сражу его наповал, показав, сколько выиграл.
Клуб «Уайтс», получасом позже
Азарт зажег в крови Уилла огонь, когда они вошли в игорный зал.
– Чувствую, сегодня удача на моей стороне.
Белл искоса посмотрел на него.
– Помни, выходи из игры, когда ты в выигрыше, и следи за официантами. Иначе легко потеряешь счет стаканам, которые они наполняют.
Но Уилл не собирался соблюдать меру. Превосходная память всегда помогала ему при игре в карты. Сегодня он намеревался выиграть целое состояние, столь необходимое ему для побега на континент. Уилл знал старое правило – если хочешь выиграть, следует подготовиться к проигрышу. Нервы могут подорвать способность мужчины действовать здраво – это он усвоил уже много лет назад.
Белл присоединился к нему за зеленым сукном игорного стола. Уилл заказал бренди, то же сделал и Белл. Играли в двадцать одно. Внешне Уилл казался совершенно спокойным, но внутри все кипело от предвкушения. Удача делала свое дело, но и стратегия была важна! Стратегия – вот что возносит человека к вершине или ломает пополам. Уилл играл бессчетное множество раз и доверял своему умению играть хорошо благодаря замечательной памяти.
Колода была снята, и у Палмера, его знакомого, оказалась старшая карта. Значит, ему и сдавать. Требовалось набрать двадцать одно очко или меньше и побить сдающего. Масть не имела значения.
Палмер сдал первую карту остальным семи игрокам. Карты могли видеть все, кроме сдающего. Уиллу досталась девятка. Была заявлена минимальная ставка двадцать фунтов и максимальная – пятьдесят. Уилл поставил пятьдесят. Белл ограничился двадцаткой.
Хок поднял руку.
– Оставим ссоры. Мы одна семья и не будем принимать это на веру, – сказал он, бросив многозначительный взгляд в сторону бабушки.
Уилл взглянул на ее чуть раскрытый рот. Бабушка сильно сдала за то время, пока его не было в Англии. Сейчас она ходила, опираясь на трость, и не могла обойтись без посторонней помощи, чтобы подняться по лестнице. Она скучала по друзьям, оставшимся в Бате, но Уилл и думать не хотел, чтобы она жила так далеко, где присматривать за ней могла лишь компаньонка.
Хок стоял возле жены Джулианы и улыбался, глядя на малышку дочь. Потом взглянул на Уилла.
– Рад, что и на твою долю выпали приключения. Но нам тебя здорово не хватало. Мы все рады, что ты вернулся домой – насовсем.
Уилл насторожился. Насовсем? Он набрал в грудь побольше воздуху, чтобы сообщить брату, что не планировал задерживаться надолго, но тут раздался голос матери:
– Я благодарю Бога, что ты снова в лоне семьи. Каждый день я сходила с ума от тревоги – ведь тебе грозила опасность. Не правда ли, Пейшенс? – обратилась она к старшей дочери.
– Да, мама, вы очень тревожились. – Пейшенс похлопала вдовствующую графиню по руке. – Я сама мать и отлично понимаю, как это, должно быть, трудно – терпеть столь частые отлучки сына!
Выходит, он кругом виноват. С другой стороны, родственницы имели привычку сгущать краски за исключением тети Эстер, которая выражалась весьма прямолинейно и нередко шокировала мать и сестер. Хвала небесам, что у него есть такая тетя!
– Уилл, мы рады, что ты наконец остепенился, – сказала Гермиона, средняя сестра.
Хоуп, младшенькая, рассматривала его с лукавым выражением лица.
– Еще не совсем остепенился, но я с радостью помогу тебе в этом деле.
Уилл потер ноющий висок.
– Каком еще деле?
– Они имеют в виду кандалы, – фыркнул лорд Кенвик, муж Гермионы.
Уилл упал на спинку дивана. Проклятие! Его сестры возомнили, будто женитьба – смысл существования мужчины.
Порывшись в ридикюле, тетя Эстер извлекла на свет божий флакончик и толкнула локтем Гермиону.
– Передай своему брату нюхательные соли! Не то упадет в обморок.
– Хоуп, мы же не заставляем его срочно жениться! – воскликнул Хок. – Ему всего двадцать пять.
– На прошлой неделе исполнилось двадцать шесть, – простонал Уилл.
– Я совсем забыла про твой день рождения! – воскликнула вдовствующая графиня. – Что я за мать, раз способна забыть о сыне?
– Мама, вы не должны себя винить, – возразила Пейшенс. – Уилла так долго с нами не было, так что немудрено забыть.
Уилл возвел глаза к потолку. Теперь он виноват в том, что они забыли про его день рождения!
– Мама, вы ни в чем не виноваты, – сказала Хоуп. – Мы все забыли!
Хок поморщился:
– Прости, Уилл.
– Не имеет значения. – Будучи младшим отпрыском в семействе, он с детства привык, что все и всегда о нем забывали; зато он научился ценить свободу. Разумеется, родственники вспоминали о нем, стоило выкинуть какую-нибудь проделку, но многое сходило Уиллу с рук незамеченным!
– Как я могла забыть? – Вдовствующая графиня шмыгнула носом и приложила платочек к глазам, чтобы промокнуть подступающие слезы. – Ведь он мой малыш!
Тетя Эстер поднесла к глазам монокль и воззрилась на Уилла.
– Чрезвычайно крупный малыш. Чудо, что ты смогла разродиться таким великаном.
Ее замечание, как всегда, вызвало охи и краску смущения.
Сестры снова принялись бурно извиняться за забывчивость и пообещали исправить оплошность.
– Мне дела нет до этого дурацкого дня рождения, – перебил он. – Если вам от этого станет легче, я отпраздновал его с друзьями.
– Мы знаем, ты любишь и умеешь праздновать, – заметил Монтегю.
Его голова раскалывалась от пульсирующей боли.
– Нельзя ли к делу? – сказал Уилл более резко, чем следовало бы.
Все молча уставились на него.
– Если ты настаиваешь, я начну, так и быть, – сказала Пейшенс напыщенным тоном старшей сестры. – Вообрази стыд и замешательство нашей мамы, когда она узнала, что ты спутался с этой развратницей миссис Флер, если это ее настоящее имя.
Уиллу ужасно хотелось сказать, что им незачем больше беспокоиться из-за Алисии, но решил воздержаться и лишь напомнил:
– Моя частная жизнь вас не касается.
– Дело вышло за рамки частного, – возразила Хоуп. – Тебя называют самым безнравственным мужчиной в Англии.
Он снова возвел глаза к небу. Как только закончится это дурацкое сборище, он тут же упакует пожитки и уедет.
Внезапно пробудилась бабушка и обвела затуманенным взором всех присутствующих. Уилл похлопал ее по руке и ободряюще улыбнулся.
– Я что-то пропустила? – громовым голосом спросила она. Бабушка начинала слышать все хуже, вот и завела привычку кричать.
– Совсем ничего, – ответил Уилл, тоже громко, чтобы она могла его услышать.
– Уильям, – сказала вдовствующая графиня, – как ты можешь утверждать такое? Ты не принимаешь семейное собрание всерьез!
Он в бессильном отчаянии поднял руки.
– Я рад, что наконец вернулся домой, но огорчаюсь из-за того, что вам не по нраву моя репутация. А теперь, когда мы это выяснили, может, нам пора разойтись?
Хок бросил на него предостерегающий взгляд.
– Есть еще кое-что.
Уилл застонал. Это чертово собрание когда-нибудь закончится?
– Теперь, когда ты вернулся насовсем, тебе нужно чем-нибудь заняться, – продолжал Хок.
Уилл поднял руку.
– Погоди. Я не сказал…
Бабушка дернула его за рукав.
– Что он сказал?
Ему пришлось кричать:
– Мне нужно какое-нибудь занятие.
Хлопнув в ладоши, бабушка проревела:
– Церковь – лучшего и не придумаешь!
Эстер фыркнула на сестру:
– Марибель, паства взбунтуется! Газеты называют его Дьяволом.
– Не очень-то любезно! – воскликнула она. – Сама туда иди!
– Куда иди? – опешила Эстер.
– К дьяволу! – рявкнула бабушка.
Уилл прижал кулак к губам, чтобы скрыть смех, но плечи тряслись. Тем временем малышка Эмма Роуз улучила минуту, чтобы издать пронзительный вопль.
– О, она проголодалась, – сказала Джулиана. – Я должна отнести ее в детскую.
Хок помог Джулиане встать и поцеловал в щеку, а потом проводил жену взглядом, пока она не скрылась за дверью. Тогда его внимание снова переключилось на Уилла:
– У меня есть предложение, которое, как мне кажется, тебя устроит.
Очевидно, брат не понимал. Вся его родня решила, будто он намерен осесть дома. Однако если до этого у него возникали еще какие-то сомнения насчет того, не уехать ли, то сейчас, после этого глупого собрания, от них не осталось и следа. Как бы сильно ни любил он семью, жить с ними было невозможно.
– Мой управляющий выходит в отставку. Кто-то должен взять на себя его обязанности. – Хок сложил руки на груди. – Что скажешь?
Все, даже Монтегю, смотрели на него с сияющими лицами. Галстук Уилла внезапно превратился в удавку. Ожидания родственников легли на него непомерным грузом, точно булыжник весом в тысячу фунтов. На какой-то миг он почувствовал себя в ловушке, прибитым к земле тяжестью их надежд. Но это его жизнь, не их!
– Ценю твое щедрое предложение, но я бродяга! Не в моем характере торчать все время в одном месте. Я планирую новое путешествие по Европе.
Его зятья обменялись понимающими взглядами. Сестры пытались успокоить мать, которая снова разразилась слезами. Даже Эстер глядела на него разочарованно. Только бабушка улыбалась, и от этого ему стало еще хуже. Ведь он знал, что она просто не услышала его слов.
Хок тяжело вздохнул.
– Нам не решить этот вопрос сегодня. Я буду держать вас всех в курсе дела. А пока что, насколько мне известно, у вас есть свои неотложные дела.
Монтегю встал.
– Если хочешь знать мое мнение…
Хок предостерегающе поднял руку.
– Благодарю, но я сам справлюсь. Уильям, давай-ка пройдем в мой кабинет.
Уилл прошелся по кабинету и, проходя мимо стоявшего на полу огромного глобуса, от души его крутанул.
– Извини за недоразумение, но ты же знаешь, я не из тех, кто пускает корни. – Обернувшись, он улыбнулся брату. – На сей раз я хочу отправиться в Швейцарию.
Хок хранил молчание, и тогда Уилл, в надежде умилостивить брата и прочих членов семьи, добавил:
– Возможно, через несколько лет я буду готов поселиться на постоянном месте.
– Сядь.
Скрипнув зубами, Уилл выбрал стул напротив письменного стола брата.
Хок рассеянно перебирал костяшки счетов.
– Надеюсь, ты понимаешь, что сильно разочаровал семью.
– Они скоро привыкнут к моему отсутствию. Можно подумать, я провожу много времени в Эшдон-Хаусе!
– Я выслушал немало нареканий по поводу твоих частых отлучек, – сказал Хок. – Я обещал матери, что поговорю с тобой о карьере. Твое намерение снова предпринять длительное путешествие на континент ставит меня в чертовски затруднительное положение.
Уилл воздел руки:
– Как это? Не ты уезжаешь, а я.
Хок выдержал его взгляд.
– Но без ежеквартального содержания ты вряд ли сможешь отправиться в новое путешествие.
Сердце Уилла испуганно дрогнуло.
– Что?
– Я уполномочен выдавать тебе содержание каждые три месяца. Если я не дам тебе денег, ты, без сомнения, будешь на меня обижен. Это можно понять. С другой стороны, я сильно огорчу мать и, вероятно, восстановлю против себя остальных членов семьи, если дам средства на новое путешествие. Они и без того уверены, что я сквозь пальцы смотрел на твое слишком длительное отсутствие.
– Смешно, – пробормотал сквозь зубы Уилл.
– Ты странствовал четыре года. Это куда дольше, чем обычно позволяют себе молодые люди, отправляясь в большое путешествие. И после возвращения домой ты проводишь с семьей слишком мало времени! Если я дам деньги на новую поездку, они справедливо сочтут, что я вымостил тебе путь, дав тем самым молчаливое согласие. – Брат щелчком передвинул две костяшки и открыто встретил взгляд Уилла. – Скажи, что бы ты сделал на моем месте, Уилл?
Вопрос застал его врасплох.
– Что я должен ответить? Ты знаешь, чего я хочу. И неодобрение остальных тут ничего не изменит.
– Вероятно, это поможет тебе понять, в каком затруднении я нахожусь, – возразил Хок. – Какое бы решение я ни принял, кто-то непременно окажется в обиде. И я скажу начистоту. Думаю, в твоих же интересах остаться без денег на это путешествие. Сейчас в твоей жизни нет ничего, кроме попоек, и я сам в этом виноват. Я надеялся – ты вернешься в Англию и бросишь привычку шляться по кабакам. Но стало только хуже. Прош-лой ночью ты напился так, что заснул прямо в одежде. Ты регулярно заявляешься домой под утро и беспокоишь слуг. Это несправедливо по отношению к ним. Им приходится много трудиться, но ты, кажется, не замечаешь этого или тебе безразлично. Тогда я понял, что ты никогда не бросишь пить, разве что я сумею заставить тебя заняться делом.
– Ты сам был отнюдь не святой, – напомнил Уилл.
– Я наделал множество ошибок, о чем теперь горько сожалею. Зато я никогда не покидал семью насовсем и серьезно отношусь к своим обязанностям в парламенте.
– Я не позволю, чтобы семья диктовала мне, что делать. – В нем закипал гнев, но он знал – этого нельзя показывать. Брат способен внимать только разумным доводам.
– Они не считают это диктатом, и тебе не следует, – возразил Хок. – Когда ты объявил о своем отъезде, домашние решили, будто ты снова их бросаешь.
– Чепуха. Никого я не бросаю.
– Если б они тебя не любили, то и дырки от бублика не дали бы за твое возвращение. Но они скучали по тебе. Я скучал.
– Я буду регулярно писать.
– Я в этом сильно сомневаюсь, учитывая предыдущий опыт. Ты писал лишь тогда, когда тебе требовались деньги. – Хок нахмурился. – И я виноват, что не вызвал тебя домой раньше. Ты стал для нас чуть ли не чужаком.
– Ради Бога, Хок! Я наслаждался путешествием!
– Ты слишком полюбил странствовать.
Набрав в грудь побольше воздуху, Уилл сделал медленный, тяжелый выдох.
– Ты не понимаешь. Там ждет меня целый мир, который я хотел бы исследовать, пока достаточно молод, чтобы им насладиться!
– Я и так позволил тебе слишком долго путешествовать. Ты умеешь убеждать, а я занимался делами сестер. Было проще всего позволить тебе продолжать поездки.
– Я повидал больше, чем большинство людей успевает увидеть за целую жизнь. О чем тут жалеть? – воскликнул Уилл.
Хок покачал головой.
– Ты был волен делать что заблагорассудится, не неся никаких обязательств.
– Я несу обязательства перед самим собой, – сказал он, уже не скрывая раздражения.
– Иногда приходится жертвовать ради других, – возразил Хок. – И сейчас настало время.
– О чем ты говоришь? – Уилл, впрочем, знал о чем, но гнал от себя эту мысль.
– Я не могу финансировать твою поездку, иначе в семье наступит окончательный разлад. Никто этого не примет, и меньше всех твоя мать. Мне только-только удалось поправить дела нашей семьи. И у меня есть Джулиана, наша дочь, и мой сын – есть о ком подумать.
– Предлагаю компромисс, – сказал Уилл. – Дай мне шесть месяцев, чтобы утолить жажду странствий, кипящую в моей крови!
Хок опустил руки на полированную столешницу красного дерева.
– Извини, Уилл. Я на это не пойду.
– Я не смогу сидеть целый день за письменным столом. Я сойду с ума.
– Круг твоих обязанностей включает инспекционные поездки по нашим владениям – проверить, не нужен ли ремонт или строительство новых зданий, в порядке ли дренажные и оросительные канавы. Тебе предстоит также собирать арендную плату.
– Я не приучен жить в клетке.
– Уилл, какая же это клетка?
– Для меня – самая настоящая клетка. В нашей семье все любят совать носы в чужие дела. Я сойду с ума через месяц.
– Отсюда, кстати, и следующий вопрос. Ради женской половины семьи будь разборчивей в связях! Следует щадить их чувствительность.
Уилл уставился на брата.
– Именно поэтому я и стараюсь уехать подальше. Здесь невозможно держать хоть что-нибудь в тайне. В мою жизнь лезут все, кому не лень.
Хок встретился с ним взглядом.
– Есть семья, которая тебя любит. Неужели для тебя это пустой звук?
– Разумеется, я это очень ценю, но у меня есть право жить собственной жизнью и по собственным правилам. Это не обсуждается.
– Ты слишком долго жил независимо и успел забыть, что следует также думать и о нуждах семьи.
Разрази его гром! Уиллу не верилось, что все происходит на самом деле.
– Займи должность управляющего сроком на один год, – продолжал Хок. – Каждые три месяца откладывай часть своих доходов. Через год у тебя соберется сумма, достаточная для нового путешествия. Поскольку это будут заработанные тобой деньги, ни у кого не возникнет вопроса, имеешь ли ты право делать то, что пожелаешь.
Уилл глубоко вздохнул несколько раз, чтобы попытаться утихомирить нараставший в его душе гнев.
– Другими словами, у меня нет выбора.
– Всего лишь на один год, Уилл!
Мускул на лице начал дергаться. Ближайшие двенадцать месяцев ему придется провести едва ли не в тюрьме. Семейство примется следить за каждым его шагом и постоянно расспрашивать, где он и что делает. Родственники ожидают, что он станет посещать званые обеды и появляться на балах. А в случае отсутствия не миновать ему выговора! Когда он был моложе, они постоянно помыкали им, чтобы соответствовал их ожиданиям – когда вообще вспоминали о его существовании. Теперь они пытаются проделать это снова, и на сей раз одержат верх. Как он сумеет выдержать целый год постоянного контроля?
Хок вздохнул.
– Я просил остальных соблюдать твое право на частную жизнь. Но, если не откажешься от попоек и сомнительных связей, они передумают.
Уилл презрительно скривился.
– Другими словами, мне придется отказаться от самого себя, чтобы им угодить.
– Это преувеличение, и ты знаешь это. Все, о чем я прошу, так это быть разборчивей в связях и без излишних понуканий посещать некоторые семейные мероприятия. Ты сам выбираешь, какие из них счесть важными. Но некоторые станут обязательными – это не обсуждается. Ты начнешь посещать церковь вместе с семьей.
У Уилла вытянулось лицо.
– Отлично. Так и вижу страницу скандальной газетенки: «Дьявол идет в церковь».
Плечи Хока затряслись от смеха.
– Это для того, чтобы успокоить мать и сестер. Сходи с ними на бал-другой. Обедай с семьей чуть чаще. Своди мать в театр. Ты сделаешь ее счастливой.
Что бы ни говорил Хок, Уилл знал – ничего не изменится.
Хок поднялся, обошел письменный стол и встал перед братом.
– Знаю, это не то, чего ты хотел, но время пролетит быстро.
У него не было выбора, но брат все же попытался пойти на компромисс. И Уилл понимал – ему сделали очень щедрое предложение.
– Благодарю, что предложил мне должность, особенно если учесть, что у меня нет никакого опыта.
– Ты быстро научишься.
Уилл не сомневался в своих способностях. У него была цепкая память. Он всегда схватывал все быстрее, чем его сверстники. Но глупая работа с конторскими книгами наводила на него тоску. Что еще важнее, он знал, что семья примется совать нос в его дела – так, как они сделали это сегодня. Они хотели убедить его осесть в Англии и завести семью. А у него не было намерения жениться и навсегда привязать себя к назойливым родственникам.
– Ты разочарован, однако я всерьез считаю, что опыт работы пойдет тебе на пользу, – заметил Хок.
Уилл чувствовал себя так, словно его загнали в ловушку. Однако видя искреннюю заботу на лице брата, он захотел его приободрить.
– Я уверен, что ты прав.
– Время пройдет быстро. Сам увидишь. Мне нужно съездить в Девоншир, чтобы встретиться с деловым партнером. Через две недели я вернусь, и тогда обсудим твои обязанности более подробно.
Кивнув, Уилл направился к двери. Он был решительно настроен ускользнуть из ловушки, которую устроила ему семья.
Олбани, позже тем же вечером,
квартира Гарри Фордэма
Уилл налил себе бренди, отставил графин и осушил стакан одним глотком. Налил еще и плюхнулся в видавшее виды кресло. Он собирался напиться вдребезги.
– Как это грубо со стороны твоего брата, Дарсетт. – Гарри Фордэм покачнулся и едва не упал, пытаясь поворошить угли в камине. Кочерга звонко ударилась о мраморный пол.
Эндрю Каррингтон, граф Беллингем, подобрал кочергу и поставил в угол, потом поправил ширму.
– Держись на ногах, приятель.
Фордэм добрался до ободранного зеленого дивана, который когда-то отдала ему мать, и растянулся на нем во весь рост. Волнистая светлая прядь упала ему на лоб.
– Почему комната вертится?
– Потому что тебя засунули в банку, поперчили и посолили, – ответил Белл.
– Просто мне так жалко Дарсетта, – пробормотал он. – Вот невезуха – быть младшим сыном! Уж мне ли не знать.
Фыркнув, Уилл выпил бренди.
– До сегодняшнего дня мне казалось, что быть младшим довольно удобно: ни обязательств, ни жены, ни отпрысков.
– И никаких денег, – промямлил Фордэм. Пустой стакан грозил выпасть из его руки. – Мне нужно еще выпить.
Белл усмехнулся.
– Мы трое – как паруса на ветру.
– Готовые к отплытию. – Стакан Фордэма покатился по ковру. Через минуту он уже посапывал во сне.
Белл поднял графин и подмигнул Уиллу.
– Еще по одной?
Со стаканом в руке Уилл направился в другой угол комнаты.
Белл наполнил стакан доверху.
– Не такого исхода ты ждал. Однако брат дал тебе возможность заработать собственные деньги.
Осушив стакан, Уилл с силой опустил его на стол.
– Да, но это означает жизнь с моей докучливой семьей. Все пытаются уговорить меня остепениться. Никакого права на личную жизнь. Что бы я ни делал – им ничего не нравится, поскольку я отказываюсь быть таким, как все. Чуть что не так, они созывают семейное собрание. Черт, сегодня одна из сестер предложила подыскать мне невесту!
В глазах Белла вспыхнул и погас огонек. Он быстро отвернулся.
– Извини. Я сказал не подумав, – смутился Уилл.
– Ничего. – Белл снова взглянул на Уилла. – Прошло четыре года. Жизнь продолжается.
Уилл плеснул еще бренди, вспомнив то затравленное выражение в глазах Белла, после того как он потерял всю семью – мать, отца и младшего брата, которых унесла скоротечная чахотка. В ночь после похорон Уилл отвез его на квартиру к Фордэму. Они накачали его бренди в надежде, что Белл забудется сном. Никто из них не проронил ни слова. Ближе к утру Белл внезапно проснулся и начал рыдать. Это было страшное зрелище. Уилл возблагодарил Бога, когда они втроем наконец отправились в запланированное путешествие по Европе.
Год спустя, после того как семья призвала Фордэма домой, Белл признался, что подумывал пустить себе пулю в лоб. Признание Белла до сих пор стояло у Уильяма в ушах.
Тем временем Белл задумчиво рассматривал приятеля.
– Сделай одолжение – не думай об этом.
– Хорошо. – Он выпил бренди, чтобы скрыть свои мысли. Как правило, люди считали Белла человеком холодным. Уилл видел его другими глазами, поскольку знал еще до трагедии. Раньше его друг был сорвиголовой и всегда в радужном расположении духа. Заграничные приключения его немного приободрили, однако прежним он не стал. Как будто кто-то навсегда задул веселый огонек в его душе.
Белл поднял стакан.
– Тост за твое новое назначение.
– Я там умру со скуки.
– Тебе все быстро надоедает. – Он ткнул кулаком Уилла в плечо. – Знаешь, в чем твоя главная беда?
– Кстати, отлично знаю. У меня уже неделю не было женщины.
Белл покачал головой.
– Тебе все доставалось слишком уж легко – в том числе и женщины.
– Как будто ты не пользуешься расположением доступных женщин!
– Туше! Однако я продолжу. Тебе никогда раньше не приходилось сражаться, чтобы добиться желаемого.
Уилл пожал плечами.
– Я просто решаю, что хочу то или иное, и добиваюсь желаемого.
– И вот впервые в жизни ты столкнулся с препятствием.
Уилл рассмеялся.
– Брось! Во время наших странствий мы сталкивались с кучей препятствий. Ты же не забыл, как в Париже мы уложили в постель сестер-двойняшек и тут появился их брат? Боже, я совсем не был уверен, что он согласится взять деньги в качестве компенсации!
– Этот случай как раз является прекрасным примером того, как ты умеешь обаять людей, чтобы добиться своего, – возразил Белл. – Ты заставил его почувствовать себя так, будто он твой старый друг и ровня тебе. Ночь еще не подошла к концу, а ты очаровал его настолько, что бедняга совсем забыл – мы обесчестили его сестер.
– Так ведь он был пьян. И, если помнишь, сестренки совсем не возражали.
– Полагаю, это был первый и последний раз, когда женщина пыталась сорвать с меня одежду, – признался Белл. – Ночка выдалась безумная.
– Мы это повторим. Деньги – вот все, что мне нужно.
– Ты знаешь, я мог бы дать деньги на путешествие, – сказал Белл. – Но тогда я превратился бы во врага твоей семьи.
– Должен же быть какой-то выход.
– Да, это вызов судьбы, – усмехнулся Белл.
По лицу Уилла медленно расползалась улыбка.
– Ты просто чудо!
– Предлагаю тебе объясниться.
– Вызов судьбы! Где на него ответить, как не за карточным столом? – сверкнул глазами Уилл.
Белл поглядел на него с неодобрением.
– Азартные игры – это плохая идея, если ты не должен проигрывать.
– Если дело касается меня, то мне терять нечего, – усмехнулся Уилл. – Ты же знаешь, какая у меня память. Я уйду оттуда, унося в кармане целое состояние.
Белл отставил стакан.
– Это рискованно.
Риск придавал особую остроту, вот и все. Уилл хлопнул Белла по плечу.
– Оставим Фордэма храпеть. Завтра я сражу его наповал, показав, сколько выиграл.
Клуб «Уайтс», получасом позже
Азарт зажег в крови Уилла огонь, когда они вошли в игорный зал.
– Чувствую, сегодня удача на моей стороне.
Белл искоса посмотрел на него.
– Помни, выходи из игры, когда ты в выигрыше, и следи за официантами. Иначе легко потеряешь счет стаканам, которые они наполняют.
Но Уилл не собирался соблюдать меру. Превосходная память всегда помогала ему при игре в карты. Сегодня он намеревался выиграть целое состояние, столь необходимое ему для побега на континент. Уилл знал старое правило – если хочешь выиграть, следует подготовиться к проигрышу. Нервы могут подорвать способность мужчины действовать здраво – это он усвоил уже много лет назад.
Белл присоединился к нему за зеленым сукном игорного стола. Уилл заказал бренди, то же сделал и Белл. Играли в двадцать одно. Внешне Уилл казался совершенно спокойным, но внутри все кипело от предвкушения. Удача делала свое дело, но и стратегия была важна! Стратегия – вот что возносит человека к вершине или ломает пополам. Уилл играл бессчетное множество раз и доверял своему умению играть хорошо благодаря замечательной памяти.
Колода была снята, и у Палмера, его знакомого, оказалась старшая карта. Значит, ему и сдавать. Требовалось набрать двадцать одно очко или меньше и побить сдающего. Масть не имела значения.
Палмер сдал первую карту остальным семи игрокам. Карты могли видеть все, кроме сдающего. Уиллу досталась девятка. Была заявлена минимальная ставка двадцать фунтов и максимальная – пятьдесят. Уилл поставил пятьдесят. Белл ограничился двадцаткой.