Вилсон Фрэнсис Пол. Прикосновение

   — А вы не пробовали обращаться к другим врачам?
   Алан улыбнулся:
   — Врач, лечащий сам себя, выглядит дураком в глазах своих пациентов. Вы это имели в виду? Я не лечу сам себя, а просто провожу небольшое диагностическое обследование.
   — Но, может быть, вам просто следовало бы посоветоваться с кем-нибудь из специалистов, по своему выбору?
   — Не спорю, есть множество людей, которым я доверяю. Существует целая группа в этой округе — врачи, составляющие неофициальную сеть взаимопомощи и взаимной проверки. Занимаясь практикой, вы очень скоро начинаете чувствовать, кто из врачей-консультантов видит в своих пациентах людей, а кто и в грош их не ставит. Учитывая тот факт, что степень компетентности врачей более или менее одинакова. Именно к этим, первым, я и направляю иногда своих пациентов. Кого я выбрал бы для консультации в первую очередь, это, вероятно, Вика О'Лири. Я всегда перепоручаю ему своих клиентов, когда отлучаюсь из города. Ему я готов доверить также и собственное здоровье. Но в настоящий момент я не хочу ставить его в затруднительное положение.
   Сильвия сидела молча. Она опасалась, что у Алана и в самом деле может обнаружиться что-нибудь серьезное. «Если уж я так напугана, то что испытывает он сам?» — думала она.
   Взяв Алана за руку и крепко пожав ее, она заглянула ему в глаза.
   — Вам страшно?
   — Немного, — ответил он, передернув плечами. Затем улыбнулся. — По правде сказать — очень страшно.
   — Тогда я рада, что нахожусь сейчас рядом с вами. Нельзя в одиночестве переживать подобное.
   Всю оставшуюся дорогу ее рука лежала в его руке.

* * *

   Сильвия ждала его на верхнем уровне многоэтажного гаража, расположенного возле университетской больницы, пытаясь читать газету, хотя ей было совсем не до чтения. Она никак не могла заставить себя отвлечься от мыслей об Алане. Единственное, о чем она еще могла думать помимо этого, — ухудшения состояния Джеффи.
   «Господи, пожалуйста, не допусти, чтобы что-нибудь плохое случилось с Аланом. Он же хороший. Пусть у кого-нибудь плохого будет рак мозга, но только не у Алана», — думала она, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, не столько для того, чтобы дать им отдохнуть, но чтобы отгородиться от всего мира. Почему так происходит? Почему смерть и болезни обрушиваются на всех, кто дорог ей? Сначала бессмысленная смерть Грега, затем ухудшение у Джеффи, а теперь еще и Алан. Может быть, над ней нависло черное облако бедствий? Может быть, всем станет лучше, если она наглухо закроет железные ворота своего дома и никогда больше не будет выезжать из Тоад-Холла?
   Полтора часа истекло. У Сильвии от напряжения разболелась голова. Тело зудело от долгого сидения в кресле автомобиля. Она уже хотела предложить Ба выйти из машины и пройтись, чтобы размять ноги, но внезапно начался дождь. И в то же мгновение она увидела Алана, который направлялся к ним, огибая стоящие поблизости машины. Подойдя вплотную к автомобилю Сильвии, он открыл дверцу и забрался в салон.
   — Ну, что? — спросила она, затаив дыхание.
   — Все в порядке. Никаких опухолей в мозгу не обнаружено.
   Сильвия, не раздумывая, бросилась Алану на шею.
   — Боже, как я рада!
   На объятия Алан ответил не менее горячими объятиями.
   — Давайте отпразднуем это радостное событие.
   Он достал из кармана кассету и передал ее Ба. Салон автомобиля заполнили звуки красивой мелодии.
   — Боже мой! — засмеялась Сильвия. — Что это такое?
   — Это песня «Я хохочу» в исполнении группы «Джестерс». Здорово, правда?
   — Это ужасно! Не могу поверить, что вы любите такую музыку.
   — Вы не любите старой музыки? Но ведь не все эти мелодии похожи друг на друга. Мне сказать Ба, чтобы он выключил магнитофон?
   — Нет, — сказала Сильвия, положив руку ему на плечо. Ей очень хотелось прикоснуться к Алану. — Я люблю кое-какие старые песни, но слушать их все время...
   — Но ведь то же самое можно сказать и об опере, и о Вивальди.
   — Ваша правда!
   — Давайте послушаем следующую песню, — сказал Алан. Он загорелся, как мальчишка.
   — А это песня «Мэйбеллин» в исполнении группы «Как вас зовут?»! — попыталась угадать Сильвия.
   — Да нет же! Чак Берри!
   — Чак Берри! Боже! Я и не подозревала, что в наше время кто-то еще слушает его записи.
   — Он лучше всех. «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Бич Бойз» — всё они только подражали ему. Именно благодаря Чаку я понял, что такое рок-н-ролл.
   Алан устроился в кресле поудобнее и откинул голову.
   — Помню... дело было летом 55-го. Тогда за мной наблюдалось два увлечения: космические корабли и бруклинская группа «Доджерс». Летними ночами я любил слушать группу «Бамс», лежа в постели, но звуки радио не давали уснуть моему младшему брату. Однажды отец купил мне портативный японский приемник, разумеется, выполненный в виде ракеты. Вместо динамиков в него были встроены маленькие наушники. Громкость можно было регулировать, передвигая вверх-вниз кнопку, расположенную в носовой части «ракеты». И вот в одну из таких августовских ночей, пытаясь разыскать в эфире музыку группы «Бруклинские шалопаи», я наткнулся на эту странную музыку с гнусавыми басами и мужским голосом, который пел о том, как он гонял на «кадиллаке» и ухаживал за девушкой по имени Мэйбеллин. К этому времени я уже кое-что знал об Элвисе, но никогда еще не слышал его музыки. В те годы ребята моего возраста слушали ту же музыку, что и их родители. А мои родители любили музыку типа «Мистер Сэндмен», «Что это за пес в окне?», «Теннесси-вальс», «Плывет лодка с креветками» и тому подобное. Подобные вещи нисколько меня не трогали! Но эта! Эта музыка проникала мне прямо в душу. Это сумасшедшее соло на гитаре! Вот оно, слушайте!
   Сильвия вслушалась. Да, действительно, это было нечто сумасшедшее. И сам Алан был таким же сумасшедшим. Она прямо-таки кожей ощущала исходящее от него напряжение.
   — Да, так вот, я сидел в темноте, возбужденный звуками, доносящимися из крохотного наушника. Это было мое первое приобщение к ритмам рок-н-ролла. И в довершение всего диск-жокей — я потом узнал, что его зовут Алан Фрид, — выдал что-то вроде: «Это было так прекрасно, что я рискну запустить еще раз» — и он действительно так и сделал. Он, черт побери, дважды подряд проиграл одну и ту же мелодию.
   Вот так я и стал поклонником этой музыки. Мне все еще нравились «Доджеры», но я уже держал приемник на волнах станции УИНС всю ночь напролет, делая перерыв только на коммерческие объявления, во время которых я проверял результаты спортивных игр. В то время как мои родители наивно полагали, что я слушаю в постели спортивные новости, я на самом деле слушал то, что некоторые называют «черной» музыкой.
   «А я еще беспокоилась за его память!» — подумала Сильвия и покачала головой.
   — Вы и вправду так любите эту музыку? — спросила она.
   Алан кивнул.
   — Она возвращает мне хорошее настроение. А в эти дни я особенно нуждаюсь в положительных эмоциях. Чего же мне искать еще? Ничего больше. Это именно то, что нужно. А вот песня «Флоренс» в исполнении Парагонов, — сказал Алан, лукаво усмехнувшись, и поглядел на Сильвию, подпевая в такт мелодии.
   Вдруг Сильвия почувствовала невероятную близость к этому человеку и в тот же момент с какой-то причудливо-сладостной болью поняла, что очень сильно любит его, но он никогда ей не будет принадлежать.

Глава 25
Алан

   — Что ты делаешь? — спросил Алан, входя в спальню. Он собирался сообщить Джинни о результатах обследования.
   Та даже не подняла на него глаза.
   — Я полагаю, что все и так ясно.
   Все, действительно, и так было ясно. Она вынимала из ящика комода свои платья и укладывала их в выстроенные на кровати чемоданы.
   — Куда мы собираемся? — спросил Алан, почувствовав неприятное жжение в желудке, уже догадываясь, что «мы» здесь совершенно ни при чем; и тем не менее он употребил именно это местоимение. В комнату доносился шум дождевых капель, стучавших по карнизам. Алан ждал ответа.
   — Во Флориду. И еду я одна. Мне... нужно побыть некоторое время одной. Я должна о многом подумать, Алан.
   — Подумать о нас?
   Джинни вздохнула и кивнула:
   — Да. О нас. О том, что от нас осталось.
   Алан сделал шаг в ее сторону, но она остановила его движением руки.
   — Не надо! Пожалуйста, не надо. Я просто хочу побыть одна. Я больше не в состоянии выносить всю эту кутерьму.
   — Все образуется, Джинни. Я уверен в этом.
   — Ты думаешь? — криво улыбнулась она, швырнув пару брюк в большой чемодан. — А кто же сделает так, что все образуется? Уж не ты ли? Ты, который валял дурака перед Советом попечителей? Ты, потерявший все свои привилегии в больнице! Ты, не способный даже появиться в своем собственном кабинете из-за всех этих сумасшедших! Единственное, что ты делаешь, — совещаешься с Тони насчет того, что еще предпринять, чтобы потерять окончательно свои права на врачебную практику!
   — Джинни...
   — С нами никто не желает больше иметь дела! — Ее голос становился все громче и визгливее. — Мы живем в абсолютной пустоте. Все наши друзья, когда я приглашаю их в гости, либо ссылаются на чрезмерную занятость, либо вообще не считают нужным сделать ответный звонок. Они думают, что я замужем за психом! И я не в силах с ними спорить!
   — Благодарю тебя за доверие.
   — И не только я! Возможно, Тони и на твоей стороне, но я уверена, что и он считает в глубине души тебя чокнутым.
   — Это действительно так? — Алан вдруг рассердился: на Джинни и Тони — за то, что те не верят ему, и на себя — за то, что ждет того, чтобы люди поверили в такую фантастическую вещь, как его целительная сила, не наблюдая собственными глазами формы ее проявления.
   Он подошел к телефону, стоящему на ночном столике.
   — Хорошо. Если я сумею доказать, что я не сумасшедший, — ты останешься?
   — Давай без этих игр, Алан, и без всяких там сделок.
   — Но ты можешь дать мне последний шанс?
   — У меня билет на шестичасовой рейс. Если ты сможешь переубедить меня до этого времени, все будет о'кей. Но пока я все-таки продолжу упаковывать чемоданы.
   До шести часов!Значит, в его распоряжении осталось всего пять... Он не был уверен, сможет ли он за столь короткий срок...
   Алан набрал номер служебного телефона Тони и попросил, чтобы тот зашел в его кабинет, взял там со стола папку с надписью «Расписание» и привез ее к нему домой. Тони согласился, хотя в его голосе ощущалось некоторое колебание.
   Алан нетерпеливо шагал взад-вперед по комнатам нижнего этажа, словно будущий отец, ждущий появления наследника. А в это время Джинни упаковывала наверху свои чемоданы. Наконец появился вымокший под дождем Тони с папкой в руке. Алан выхватил у него папку, велел ему немного подождать, а сам бросился в кабинет.
   Он углубился в подсчеты и сразу обнаружил ошибку, допущенную им в день заседания Совета. Опять его подвела проклятая память — он ошибся всего лишь на сорок минут, когда высчитывал время «включения» целительной силы. Сорок минут! Проклятые сорок минут!Если бы заседание началось часом позже — он вышел бы победителем! А вместо этого...
   Но в данный момент он не мог останавливаться на этом. Теперь, когда все данные записаны у него черным по белому и лежат перед ним на столе, он не может ошибиться. На всякий случай он еще раз пересчитал все на ручном калькуляторе. Сомнений нет: сегодня «Час целительной силы» должен был наступить приблизительно через двадцать минут.
   Алан помчался в гостиную, размахивая ключами от машины.
   — Едем, и быстро!
   — Подожди минутку... — попыталась было возразить Джинни.
   — Никаких промедлений! Я докажу вам, что я не сумасшедший. Дай мне час времени, и, если ты не убедишься в моей правоте, я самолично отвезу тебя в аэропорт. Мы успеем к твоему рейсу.
   Тони, казалось, был удивлен подобному диалогу, однако не подал виду и сказал, что тоже хочет все видеть собственными глазами.
   — Я, право, не знаю... — смутилась Джинни.
   Наконец Алану и Тони совместными усилиями удалось уговорить ее. Они сели в машину и под проливным дождем помчались по направлению к офису Алана. Алан отчетливо представлял себе дорогу туда и был уверен, что не заблудится. Его план состоял в том, чтобы, приехав в свою приемную, пригласить нескольких пациентов и исцелить их на глазах у Джинни и Тони. Конечно, он понимал, что рискует вызвать нашествие толпы, но зато, если ему удастся доказать присутствие в нем особой целительной силы, он приобретет двух надежных союзников. Возможно, заручившись их поддержкой, он не будет больше чувствовать себя таким одиноким и неуверенным в себе.
   Притормозив у светофора, он увидел, как из ближайшего магазина, ковыляя, вышла Косолапая Энн. Как обычно, она была одета в потрепанную одежду и прикрывалась от дождя не менее потрепанным зонтиком. В свободной руке у нее болталась пластмассовая сумка для покупок. Алан взглянул на часы и резко выскочил из машины, не обращая внимания на испуганные крики Джинни и Тони.
   «Зачем мне ехать в свою приемную?» — подумал он. Вот человек, который действительно нуждается в исцелении и в то же время не требует его. Человек, который вот уже много лет будоражил его совесть.
   — Мисс! — крикнул он, перелетев через лужу и выскочив на тротуар. — Можно вас на минутку?
   Женщина испуганно обернулась. Глаза у нее были широко раскрыты и исполнены страха.
   — В чем дело? У меня нет денег!
   — Я знаю, — сказал Алан, подходя к ней, — теперь уже более осторожно. — Мне не нужны деньги. Я просто хочу помочь вам.
   — Идите прочь. Я не нуждаюсь ни в какой помощи!
   Она развернулась и заковыляла дальше.
   — Мисс! Я только...
   Энн прибавила шагу. Ее туловище неуклюже дергалось вверх-вниз и слева-направо.
   Рубашка Алана вконец промокла, волосы прилипли ко лбу. Но он не желал упускать «добычу» и, плюнув на все, побежал за ней.
   — Подождите!
   Женщина посмотрела через плечо глазами, полными страха. Сердце у Алана разрывалось от жалости к бедняжке. Сколько раз люди насмехались над ней, дразнили и мучили ее — и все из-за этой искалеченной ноги.
   — Я не причиню вам вреда! — закричал он.
   И тут вдруг Энн споткнулась, потому что смотрела на Алана, а не под ноги и, попав ногой в яму, упала в грязную лужу.
   Когда Алан подбежал к ней, она заплакала, как ребенок, приподняв над головой свои старческие ручонки.
   — Не бейте меня, пожалуйста, у меня нет денег!
   — Мне ничего от вас не нужно. Я просто хочу сделать вот что. — Он схватил ее за деформированную ногу и, резко дернув на себя, повернул ее так, как она должна была стоять. И в этот момент он почувствовал укол, дрожь во всем теле, услышал вскрик Энн. Все было кончено.
   — Вставайте! — Алан взял женщину за руку.
   Та смотрела на него глазами, полными изумления и еще не прошедшего страха. Встав на ноги и почувствовав, что ее левая подошва касается земли — впервые в жизни! — она чуть не заплакала от удивления. Алан подобрал с земли зонтик, сумку и подал ей.
   — Возьмите это и ступайте домой, снимите с себя мокрую одежду, переоденьтесь...
   — Кто... Кто вы?
   — Человек, который желал бы быть здесь ради вас сорок или пятьдесят лет тому назад.
   Он возвратился к машине в состоянии глубокой эйфории. «О, это было воистину великолепно!»
   Джинни и Тони наблюдали за происходящим из окна автомобиля.
   Вконец растерявшийся Тони то и дело переводил взгляд с Алана на исцеленную женщину, которая теперь свободно ходила взад-вперед по тротуару. «Бог мой, Алан! — лепетал он. — Бог мой!»
   Джинни, не произнося ни слова, глядела на мужа. Ее лицо казалось застывшей, ничего не выражающей маской.
   Алан приоткрыл дверцу машины.
   — Может быть, теперь ты поведешь машину, дорогая? Я нахожусь в некотором трансе.
   В действительности же он просто-напросто забыл дорогу домой. Но теперь это его уже не волновало.
   Джинни молча пересела на водительское сиденье и включила сцепление.

* * *

   — Теперь ты все видела сама, — сказал Алан, распрощавшись с Тони, помахав ему рукой с крыльца.
   Джинни повернулась и вошла в дом.
   — Я до сих пор не могу этому поверить, — бормотала она. — Я видела это собственными глазами, и все же...
   — Теперь ты понимаешь, почему я не мог называть все эти слухи ложью?
   Джинни присела на кушетку и уставилась в дальний угол комнаты.
   — Боже, Алан!
   — Теперь ты все понимаешь, правда?
   Ему ужасно хотелось услышать от нее утвердительный ответ. Ведь она была так молчалива и задумчива после этого уличного эксперимента. Алан никак не мог понять, что творится у нее в мозгу.
   Но Джинни лишь покачала головой.
   — Нет, — выдавила она наконец. — Мне это нисколько не понятно. Ты не только должен был пресекать всевозможные слухи, ты должен был вообще прекратить подобные опыты.
   Алан был ошеломлен:
   — Как?
   — Да, я именно это и имела в виду. — Джинни встала и принялась ходить вокруг кушетки, низко опустив голову и сложив на груди руки. — Пойми же, это разрушает нашу жизнь!
   — Ты считаешь, что я должен забыть о существовании своего дара? Отказаться от него? Делать вид, что его не существует?
   Горящими глазами она уставилась ему прямо в лицо.
   — Да!
   Алан в недоумении смотрел на жену.
   — Неужели ты действительно так думаешь?
   — Да, именно так я и думаю! Посмотри, что эта сила сделала с тобой! Ты больше не можешь заниматься врачебной практикой. Больница не разрешает тебе принимать пациентов, и ты не можешь явиться в свой кабинет, так как на подходе к нему тебя обступит толпа жаждущих чудесного исцеления. Можешь представить себе, что произойдет, если ты публично заявишь о том, что способен исцелять людей? Они же разорвут тебя в клочья!
   Алан остолбенел. Заявить, что целительная сила не существует? Не пользоваться ею в те часы, когда она посещает его?
   — Итак... — Джинни минуту колебалась, но затем глубоко вздохнула и начала снова: — Итак, я настаиваю, чтобы ты принял решение, Алан. Я хочу, чтобы ты пообещал провести пресс-конференцию, или опубликовать интервью, или сделать что-нибудь, что обычно делается в таких случаях, и заявить публично, что все слухи, распускаемые вокруг твоего имени, — чистейшая ложь. Я хочу, чтобы ты вернулся к своим обычным обязанностям врача, а я смогла бы вновь стать твоей обычной женой. Больше я не могу терпеть то, что с нами происходит!
   В ее глазах блестели слезы.
   — О, Джинни, — сказал Алан, подойдя к ней и взяв ее за руки. — Я знаю, что тебе нелегко. — Он замолчал, не зная, что говорить дальше.
   — Ты не дал мне ответа, Алан.
   На минуту он представил себе, как множество больных, несчастных людей, потерявших всякую надежду, приходят в его кабинет, моля о помощи, а он стоит как истукан, засунув руки в карманы, и отказывается им помочь.
   — Не проси меня об этом, Джинни.
   — Алан, я хочу, чтобы все встало на свои места.
   — Скажи мне. Ты могла бы, стоя на берегу, прятать за спиной спасательный круг, в то время как в десяти шагах от тебя утопающий человек просит о помощи?
   — Брось эти свои гипотетические штучки! Ведь мы говорим о реальной жизни, нашей с тобой жизни! В настоящий момент мы выпустили ее из рук! Но я хочу, чтобы она вернулась обратно!
   Внезапно Алана охватило чувство глубокого сожаления и бессилия. Да, это был конец всему.
   — Прежняя жизнь прошла, Джинни. Ее нельзя повернуть вспять. Я не могу остановиться на полпути.
   Она отпрянула от него.
   — Так, значит, ты не остановишься?!
   — Я не остановлюсь.
   — Я так и знала! — воскликнула она. Ее лицо исказила злобная гримаса. — Я знала, что ты не сделаешь этого для меня, но пересилила себя и все же спросила тебя об этом. Что ж, ты не обманул моих ожиданий. Ты упрям и бессердечен. Мои желания никогда не стояли у тебя на первом месте, никогда! Так почему же я должна была ждать от тебя особого внимания в этой ситуации? — Она резко повернулась и зашагала по направлению к выходу. — Извини меня, я должна успеть на самолет.
   Алан стоял и молча смотрел ей вслед, не предпринимая никаких попыток остановить ее. Неужели Джинни права? Может быть, он действительно отвел ей и их супружеству второстепенное место в своей душе? Прежде его никогда не мучал этот вопрос. Он всегда считал само собой разумеющимся то, что каждый из них вел такой образ жизни, к какому привык. Но может быть, именно в этом и состояла проблема: такое положение вещей принималось как должное, и каждый из них вел свою собственную отдельную жизнь. Те узы, которые связывали их ранее, уже давным-давно было разорваны, а новых они так и не сумели создать.
   А потом пришло время целительной силы...
   Алан покачал головой и подошел к окну проверить, идет ли дождь. Эта целительная сила могла послужить испытанием и для более прочных супружеских уз. Их же супружество было окончательно взорвано.
   «Но разве я могу пресечь исцеления? Нет, не могу, ни в коем случае!»
   Алан совершенно потерял представление о том, сколько времени он стоит у окна, размышляя, вороша прошлое и строя догадки о будущем, наблюдая за ходом дождя, пытаясь отгадать, сколько времени Джинни пробудет во Флориде, «обдумывая происшедшее». Но пока еще он не собирался сдаваться. Пока они будут добираться до аэропорта, он попробует еще раз убедить ее изменить решение. Он...
   В этот момент к подъезду подкатило такси и раздался звук клаксона.
   Джинни сбежала по лестнице вниз, умудрившись унести за раз все три чемодана одновременно.
   — Я подвезу тебя, Джинни, — крикнул он ей вдогонку, рассердившись на то, что она собралась ехать в аэропорт одна.
   Джинни накинула плащ.
   — Нет, ты не поедешь!
   — Не будь смешной. Я, конечно...
   — Нет, Алан! Я поеду одна. Я не хочу ехать с тобой. Разве я не сказала об этом достаточно ясно?
   Алан почувствовал душевную горечь. Он и не подозревал, что дело зашло так далеко. Ему осталось только покачать головой и смириться.
   — Яснее не скажешь.
   Подхватив два наиболее тяжелых чемодана, он понес их к багажнику машины. Джинни села на заднее сиденье и резко захлопнула дверцу, пока Алан с шофером укладывали чемоданы в багажник.
   Джинни даже не помахала на прощанье рукой. Она съежилась на заднем сиденье машины и уехала, оставив Алана стоящим на дорожке под дождем. Никогда ранее он не чувствовал себя более одиноким, нежели в эти мгновения.

Июль

Глава 26
Алан

   Документы на развод пришли в понедельник утром, спустя неделю после отъезда Джинни. Распаковывая конверт, Алан почувствовал внезапный приступ слабости. Он печально покачал головой, прочитав в одной из бумаг, что ему предъявляется обвинение в психологической жестокости. Вскоре зашел Тони, и Алан показал ему прибывшие бумаги.
   — Такие вещи не делаются в один день, — сказал Тони, складывая листы и засовывая их во внутренний карман пиджака. — Я уверен, что она приступила к этому делу еще до своего отъезда.
   — Значит, она поехала не к родителям «обдумывать положение». Она уехала навсегда. Отлично.
   Алан облегченно вздохнул. Их браку пришел конец уже давно. Просто раньше он не осознавал этого. По логике вещей, Алан должен был бы возмущаться, страдать. Однако единственное, что ему хотелось сделать, — это пожать плечами. Ему казалось, что отныне он уже вообще не сможет больше ничего ощущать. Последние дни он только и делал, что бродил по дому, гадая, что же все-таки предпримет Комитет медицинских экспертов штата. Удастся ли ему сохранить свою лицензию на право медицинской практики? Неведение в отношении своего дальнейшего существования просто парализовало его. Он ни разу не вышел из дому в течение праздничного уик-энда — последующий день для него мало чем отличался от предыдущего.
   — Не получал еще ничего из Комитета экспертов?
   Тони улыбнулся:
   — Именно поэтому я и заглянул к тебе. Комитет не собирается принимать каких-либо решений до Дня труда. Сегодня я беседовал с одним из его членов, который сообщил мне, что, поскольку на тебя не было зарегистрировано ни одной жалобы, а также не заводилось ни одного дела по обвинению в неправильном лечении, то и нет причин для немедленного созыва Комитета. К тому же несколько его членов в настоящее время пребывают в отъезде.
   — Неужели это правда? — Алан почувствовал, как огромная тяжесть свалилась с его плеч.
   — Правда. У нас теперь есть целых два месяца для подготовки к слушанию дела. Я полагаю, что за это время мы сможем представить дело на Совет попечителей. И тогда наши оппоненты либо окажутся в дерьме, либо закроют это дело. А после всего, что я видел на прошлой неделе (а мне до сих пор не верится, что я действительно это видел), у меня такое предчувствие, что вообще все они окажутся в заднице. И тогда уж мы устроим им процесс!
   — Я не хочу затевать никаких процессов. Мне нужно только, чтобы они вернули мне мои права на врачебную практику.
   — Не валяй дурака, Алан! Эти скоты заявили в «Экспрессе» о твоем отстранении буквально час спустя! Это же форменное свинство!
   — Они отрицают свою причастность к этому инциденту.
   — Они врут. Но погоди, мы еще припрем этих мерзавцев к стене!
   — Хорошо, Тони, — сказал Алан, положив руку на плечо своему другу. — Хорошо. Только успокойся.