Виноградов Юрий. Операция 'Б'

   Первым взлетел флагманский ДБ-3.
   - Иду на Берлин! - сообщил на землю Преображенский.
   Длинным темно-зеленым клином пронесся под крыльями полуостров Сырве. Его оконечность - мыс Церель с полосатым маяком - Преображенский так и не увидел: бомбардировщик врезался в стену облаков.
   "Метеоролог оказался прав,- подумал он.- Попробуем пробить облака".
   Моторы гудели натужно, самолет медленно набирал высоту. Три тысячи метров. Три тысячи пятьсот... Четыре тысячи... А сплошному мутному месиву, казалось, не будет и конца.
   Пять тысяч метров. Над головой наконец открылась густая синева вечернего неба, а под фюзеляжем - горы облаков, устрашающе черных по курсу и красновато-рыжих справа, подсвеченных лучами заходящего солнца.
   Левый мотор начал фыркать, задыхаться. Опять перегрев! Винить техника самолета Колесниченко тут не за что. Моторы заметно износились и при большой нагрузке греются. Преображенский сбавил обороты левого мотора, давая ему возможность несколько охладиться, благо за бортом минус 40.
   - Что случилось, Евгений Николаевич? - спросил в микрофон Хохлов, заметив, что один двигатель работает с малой нагрузкой.
   - Левый барахлит, штурман.
   - Что с ним?
   - Греется.
   - На таком-то морозище!
   - Дал ему отдохнуть. А там посмотрим...
   О возвращении Преображенский и думать не хотел, хотя в сложившейся ситуации имел на это полное право. Ведь все летчики дали клятву в ответ на поздравительную телеграмму из Ставки долететь сегодня до фашистской столицы. Так разве он, командир, может повернуть назад? В конце концов можно и на одном моторе идти.
   Чистая полоса неба кончилась. Опять облака. Снова надо идти вверх, там и похолоднее будет для мотора, и облачность меньше.
   Шесть тысяч метров. В кабинах минус 36 градусов. Холод пробивает теплую меховую одежду, проникает до костей.
   - Кротенко, как вы там?
   - Ничего, товарищ командир. Терпимо. Порядок у нас,- ответил Кротенко. Чтобы как-то согреться, он без конца крутил турельную установку и притопывал ногами, обутыми в унты. Его сектор наблюдения - верхняя полусфера, а Рудакова - нижняя. Старшего сержанта точно и мороз не брал; прижавшись к люковому пулемету, он внимательно смотрел вниз. Мучила лишь качка, когда самолет летел в облаках. Его хвост прыгал во все стороны точно на ухабах. А тут еще стало трудно дышать, воздуха в кислородной маске не хватало, хотя баллон открыт на полный доступ.
   Холод при кислородном голодании как бы уходит на второй план. Руки и ноги становятся непомерно тяжелыми, тело словно чужое, непослушное, усталость страшная, и оттого появляется безразличие ко всему. Лицо покрывается холодным потом. Пот на спине, на шее, на груди. Все начинает кружиться перед глазами, и нет сил, чтобы удержаться, уцепиться за что-либо рукой. Огненные круги в глазах, к горлу подступает тошнота.
   Если стрелки-радисты осуществляют лишь наблюдение, то каково летчику, ведущему машину в темноте, и штурману, определяющему курс?! Даже если будет еще хуже, еще тяжелее, ни Кротенко, ни Рудаков об этом не скажут.
   - Штурман, Петр Ильич, как вы там? - поинтересовался Преображенский.
   - Ни черта не вижу. Стекла очков покрываются пленкой льда. Не успеваю счищать,- ответил Хохлов.- А вы как?
   - Глаза болят. Все прыгает... Придется опускаться ниже,- полковник отжал рукоятки штурвала от себя, и бомбардировщик послушно пошел на снижение.
   Высота четыре тысячи пятьсот. Дышать легко, но вокруг темень. В густых облаках самолет словно все время на что-то натыкается, его трясет и бросает из стороны в сторону. На стеклах кабин появилась тонкая пленка льда.
   - Петр Ильич, у меня не работает компас,- услышал в шлемофоне голос командира Хохлов.- Что с ним такое? Да и второй тоже... Вот беда. Замерзли они, что ли? Надежда теперь только на ваш компас.
   Хохлов взглянул на штурманский компас и побледнел. В глаза бросился пузырь под стеклом котелка. Если он расширится,- конец главному аэронавигационному прибору. Видимо, то же самое произошло и с компасами в кабине летчика. А отчего бы? Вроде все в порядке? Только разве что холод...
   - Командир, мой компас работает как часы! - не решаясь волновать Преображенского, ответил Хохлов.
   Если выйдет из строя и штурманский компас, тогда наступит полная потеря ориентировки. И так ничего не видно в сплошном черном месиве, да еще приборы отказали. Все что угодно, но компас надо спасти.
   Скрюченными от холода пальцами Хохлов снял унты и меховые чулки. Меховыми чулками он прикрыл компас, защищая его от пронизывающего холода, а закоченевшие ноги вновь сунул в унты.
   Облака стали реже, появились просветы, над головой засверкали звезды. И тут сквозь гул моторов донеслись частые ухающие звуки. "Вражеские зенитки! безошибочно определил Преображенский.- Но откуда?!"
   - Петр Ильич, слышишь? - спросил он.
   - Слышу.
   - Где мы?
   - Над морем. На траверзе Свинемюнде.
   Преображенскому стало ясно: гитлеровцы выставили в море корабли, и они обстреливали советские бомбардировщики, идущие на Берлин. Стреляли скорее для виду, попасть в такой тьме едва ли надеялись. Зенитным огнем они показывали советским экипажам, что их обнаружили, а следовательно, будут ждать впереди.
   - В белый свет как в копеечку! - пошутил Кротенко.
   Огонь кораблей встревожил Преображенского. Что-то будет, когда они полетят над территорией Германии?
   Опасения его оправдались. Едва достигли Штеттина, как воздух начали полосовать прожекторные лучи, открыли огонь зенитные батареи. Ясно было, что корабли успели сообщить в Штеттин о летевших советских самолетах, и вот теперь вражеские зенитки били не переставая. В облаках не видно разрывов снарядов, но когда ДБ-3 появлялся в чистом ночном небе, то летчики ясно видели красноватые вспышки и слышали характерный сочный звук.
   "До Берлина еще полчаса! - подумал Преображенский.- Надо бы подняться выше, да кислородные приборы что-то барахлят". Он был уверен, что все остальные самолеты на предельной высоте и огонь зениток им не страшен, и был немало удивлен, когда увидел за собой ДБ-3.
   - Кротенко, кто там у нас на хвосте сидит? - спросил он стрелка-радиста.
   - Трудно разглядеть бортовой номер, товарищ командир.
   - А вы постарайтесь.
   - По всей вероятности, старший лейтенант Фокин... Да он к нам с самого начала привязался. Ни на метр не отстает.
   "Как же он ориентируется? - подумал Преображенский.- Ведь мы летим без аэронавигационных огней. Ах да, по искрам из выхлопных патрубков,- догадался он.- Вот молодец Афанасий! Видно, хочет дойти до Берлина во что бы то ни стало".
   Весь оставшийся путь до Берлина летели в сопровождении лучей прожекторов и огня зенитных батарей. Перед самым городом плотность заградительного огня увеличилась. В воздухе появились ночные истребители-перехватчики с ярко светящимися фарами. Они, точно метеориты, стремительно проносились по темному небу. Главное - не попасть в их лучи-щупальца. А в темноте они могут даже проскочить рядом и не заметить.
   Берлин был затемнен.
   - Ага, научили мы их светомаскировке! - развеселился Хохлов. Он радовался, что вывел машину на цель.
   Кварталы города хотя и не совсем ясно, но просматривались. Хохлов вел машину точно по боевому курсу.
   - Есть цель!
   - Давай, Петр Ильич, посылай "подарки",- сказал Преображенский.
   Сработали пиропатроны. Бомбардировщик подпрыгнул вверх, освободившись от тяжелых бомб. Кротенко открыл нижний люк и вытолкнул пачку листовок.
   - Вижу два взрыва! - доложил Рудаков, наблюдая за нижней полусферой.- Еще один! Еще... Горит!
   - Порядок,- сказал Преображенский.- Возвращаемся...
   Обратный путь над территорией Германии был еще опаснее. Зенитки будто взбесились. Вокруг сверкали шапки разрывов снарядов. Лучи прожекторов ставили сплошные световые завесы. А высота лишь четыре тысячи пятьсот метров, выше забираться нельзя, так как можно задохнуться от нехватки кислорода. Миновали зону обстрела, а тут - новая опасность. По небу метались грозные светлячки ночные истребители с включенными фарами, надеясь поймать своим лучом советские бомбардировщики. Скорость у истребителя высокая, вооружение сильное, попадись в луч - и конец.
   - Слева немецкий истребитель! - доложил Кротенко. Он вцепился в турельную установку, намереваясь полоснуть его пулеметной очередью. Но огня приказано не открывать.
   Преображенский скосил глаза налево, заметил мелькнувшую рядом тень. "Пронесло!"
   И тут же в глаза ударил ослепительный сноп света: ДБ-3 оказался в смертоносном луче другого ночного истребителя. "Попались все же..." мелькнуло в голове. В следующее мгновение Преображенский резко отжал рукоятки штурвала от себя и бросил бомбардировщик вниз. Немецкий истребитель проскочил выше. "Ушли",- вздохнул облегченно экипаж.
   Над Балтийским морем лететь стало легче, можно было даже снизиться. Ни вражеских зениток, ни прожекторов, ни ночных истребителей. Сплошные бесконечные облака. Кажется, будто и не летишь вовсе, а висишь во тьме. Лишь монотонно гудят моторы, да качает, точно в легковой автомашине, идущей по плохой проселочной дороге.
   Напряжение спало, зато навалились усталость и сонливость. Так бы вот и закрыл глаза. Хотя бы на несколько минут. Но до аэродрома еще очень далеко, и внимание снижать нельзя.
   - Петр Ильич, точно ли ты послал "подарки" Гитлеру? - спросил Преображенский, чтобы как-нибудь отвлечься.
   - Точнее быть не может,- ответил Хохлов.
   - Сегодня же он объявит тебе благодарность.
   - А завтра мы ему снова "подарочек" от моряков Балтики.
   Замолчали. Говорить не хотелось, было тяжело произносить слова. Монотонное гудение моторов усыпляло. Преображенский напряг всю свою волю.
   - Где мы находимся, штурман?
   - На траверзе Либавы.
   Через минуту, как бы в подтверждение слов штурмана, справа донеслась дробная канонада: вражеские зенитчики открыли огонь.
   "Молодец у меня штурман! С таким хоть куда. В сплошных облаках летим, а определил свое место словно в хорошую видимость",- тепло подумал Преображенский о своем помощнике.
   - Петр Ильич, как ты себя чувствуешь?
   - Нормально, Евгений Николаевич.
   - А я что-то того... Глаза режет. Возьми на полчасика управление.
   - Добро, командир. Беру управление,- с готовностью ответил Хохлов, давая возможность полковнику немного передохнуть. Он отодвинул от себя штурманскую карту, поднял с нее гаечный ключ 17 на 9, сунул его в полетную сумку и тепло подумал о нем: "А волшебный у меня ключик! Счастливым оказался! Оба раза удачно слетали на Берлин. Талисман мой да и только. Теперь я никогда не расстанусь с ним..."
   Дальний бомбардировщик Есина подходил к Берлину последним, как и при первом налете. На этот раз немецкая противовоздушная оборона встретила советские самолеты еще до подхода к Штеттину. Темное небо рассекали сотни разноцветных лучей прожекторов, повсюду шапки разрывов зенитных снарядов, казалось, простреливается все огромное воздушное пространство от Штеттина до самого Берлина.
   Есин не рыскал по сторонам с целью отклонения от зенитного огня, а вел ДБ-3 напрямую, по кратчайшему расстоянию. Вероятность попадания на высоте семи километров не очень-то велика, да и время, такое дорогое в этот момент, нельзя терять. Любое отклонение скажется на изменении курса, скорости и высоты полета.
   Нечепоренко с любопытством глядел на безумную пляску беснующихся вокруг лучей прожекторов. Ни один из них так и не нащупал советский бомбардировщик и оттого ошалело кидался из стороны в сторону, вспарывая темноту. Силы у лучей не хватало, они заметно ослабевали на семикилометровой высоте и сверху уже представляли из себя светлые пятна. Шапки разрывов в основном появлялись под фюзеляжем. Иногда они, точно огромные пузыри от дождя, лопались поблизости от плоскостей, и тогда взрывные волны клали ДБ-3 на крыло или подкидывали вверх.
   До Берлина оставалось пятнадцать минут полета. И тут зенитная артиллерия прекратила огонь. Стало ясно, на перехвате сейчас появятся ночные истребители. Это гораздо опаснее. Из цепких лучей-щупалец истребителя не так-то просто вырваться.
   - Стрелок-радист, все внимание на ночников! - предупредил Есин.- Не давай истребителям выходить на прицельную стрельбу.
   - Есть, понял, товарищ капитан!- отозвался Нян-кин.
   Немецкий ночной истребитель появился неожиданно, справа по курсу. Свои фары-прожектора он включил в самый последний момент на очень близком расстоянии. Видимо, испугавшись столкновения, летчик взмыл вверх, и в каких-то десятках метров страшной тенью ночник промелькнул над кабиной штурмана.
   - Пронесло,- с облегчением выдохнул Нечепоренко. Он был почти уверен, что истребитель теперь навсегда потерял "букашку", но тот через минуту зашел в атаку снизу.
   - Немецкий ночник! - закричал Нянкин.- Подходит с задней нижней полусферы!..
   Стрелок-радист открыл огонь из пулемета по приближающемуся истребителю, но это не сбило его с курса атаки. И если бы Есин не бросил самолет резко вправо и вниз, неизвестно чем бы закончилась дуэль стрелка-радиста с немецким летчиком.
   Истребитель проскочил мимо, а ДБ-3, к радости экипажа, вошел в спасительные облака. Насколько их слой толст - неизвестно. Но хорошо бы облачность тянулась до самого Берлина! Ведь осталось всего десять минут полета.
   Облачный слой оказался до обидного небольшим, бомбардировщик всего около минуты пробивал его. Не успел стрелок оглядеться, как к правой плоскости протянулась огненная трасса снарядов и пуль: подстерег все же истребитель советский самолет, немецкий летчик точно рассчитал момент его выхода из облаков. Пулеметная очередь стрелка радиста уже была выпущена впустую; истребитель на большой скорости промелькнул рядом.
   Нечепоренко надеялся, что и в третий раз ночник промахнулся, но верная "букашка" вдруг начала заваливаться носом. С ужасом заметил, как правый мотор тут же снизил обороты. Тяга значительно упала, самолет идет на снижение. Стрелка высотомера скатилась до отметки шесть тысяч метров, дальше спускаться нельзя, на высоту до пяти с половиной тысячи метров подняты немцами аэростаты заграждения. Говорить сейчас что-либо Есину бесполезно, капитан лучше него понимает, в какое сложное положение они попали. Разумнее всего сейчас бы освободиться от груза бомб, но ведь Берлин совсем рядом!
   Снижение прекратилось, подбитый правый мотор тянул, хотя и далеко не на полную мощь. И тут новое испытание: снова ураганный огонь зенитной артиллерии. В кабине стало светло, лучи прожекторов уже доставали снизившийся советский бомбардировщик. Перекрещиваясь десятками, они ловили самолет, давая целеуказание зенитным батареям.
   Внимание Нечепоренко слева по курсу привлек особо яркий пучок света: лучи прожекторов, уставшие от длительной пляски, словно замерли, затем медленно начали клониться в сторону Берлина. В центре их перекрестия он вдруг увидел силуэт дальнего бомбардировщика. В следующее мгновение на его месте блеснуло оранжевое пламя. Стало ясно, ДБ-3 взорвался. Очевидно, один из зенитных снарядов точно угодил в бомболюк, авиабомбы сдетонировали и развалили самолет на куски.
   До боли защемило сердце. Кто из его боевых товарищей погиб на подходе к Берлину? Капитан Есин в Кагуле взлетал последним, двенадцатым. Перед ним стартовал ДБ-3 старшего лейтенанта Финягина со штурманом лейтенантом Диким. С Сашей Диким они дружили, вместе учились в Ейском военно-морском авиационном училище. Перед взлетом они крепко обнялись и пожелали друг другу боевого успеха, обязательно вернуться на аэродром и отметить победу. А может быть, взорвался другой самолет? Чей же тогда? Десятым взлетал экипаж капитана Плоткина. Его штурман лейтенант Рысенко тоже учился вместе с ними...
   Нечепоренко сильно тряхнул головой, словно стремился избавиться от неприятных мыслей. Склонился над расчетами, ввел коррективы в угол прицеливания, ведь теперь высота шесть тысяч метров. Кажется, все в порядке.
   - Подходим к цели!
   Уже открыты бомболюки, снят предохранитель с электросбрасывателя. Сигнальными огнями штурман довернул ДБ-3 точно на боевой курс.
   - Боевой! Так держать!
   Как только заветная черточка вползла в пузырек прицела Нечепоренко нажал кнопку электросбрасывателя. Восемь зажигательных и фугасных авиационных бомб полетели на город, в котором уже бушевали десятки пожарищ от сброшенных бомб ранее отбомбившихся самолетов.
   - Пошли, родимые!
   Напряженный взгляд в прицел на затемненный Берлин. Вздох облегчения, радости, гордости: красноватые точки, все восемь, вспыхнули почти одновременно.
   - Есть цель!
   Есин развернул подраненную "букашку" на обратный курс. Освобожденному от бомбового груза самолету лететь гораздо легче, но подбитый правый мотор тянет вполсилы.
   И опять, в который уже раз, впереди огненный маршрут до самого Балтийского моря. Снова устрашающие шапки разрывов зенитных снарядов окружили самолет, сопровождая его полет до Штеттина. Есин привычно бросал бомбардировщик в стороны, вверх и вниз, сбивая прицельный огонь немецкой зенитной артиллерии. И так все долгие полчаса полета. Слева проплыл горящий Штеттин - опять кто-то не дошел до Берлина и бомбил запасную цель, еще немного и "букашка" войдет в спасительное воздушное пространство над Балтийским морем. Зенитки уже больше не сопровождают самолет. Можно чуточку расслабиться, как вдруг холодящий сердце крик стрелка-радиста по СПУ:
   - Истребитель справа! Перехватывает нас!..
   Есин скосил глаза в указанном стрелком-радистом направлении, заметил мощный луч от фары-прожектора немецкого ночного истребителя и в ту же секунду отжал ручку штурвала от себя, направив бомбардировщик круто вниз, в облака. И вовремя! Истребитель пронесся рядом, потеряв в зоне видимости советский самолет.
   Около тысячи метров летел вниз ДБ-3, пока не достиг облаков. Есин перевел его в горизонтальный полет.
   - Молодец, стрелок-радист,- похвалил он Нянкина.- В самый раз заметил ночник. Спасибо тебе. Выручил.
   - Вот только резануть по нему не успел,- попытался оправдаться довольный похвалой командира Нянкин.
   - Ничего. Основное в нашем деле - засечь истребитель.
   - Полюбили нас немецкие ночники,- вмешался в разговор штурман.- Четыре атаки произвели! Надо же...
   Снизились до четырех тысяч метров, сняли кислородные маски. Под фюзеляжем темные нагромождения облаков. Есин определил, что снарядом или пулей поврежден наддув правого мотора. Пока он работает, но может и заглохнуть от перегрева.
   - Стрелок-радист, Нянкин, подготовь резиновую лодку к действию,- приказал Есин.
   - Что, так опасно, товарищ капитан? - встревожился стрелок-радист. Есин усмехнулся.
   - На всякий пожарный...
   - Ох, давненько я не плавал на любимой резиновой лодочке по не менее любимому Балтийскому морю да еще при штормяге в шесть баллов! - пошутил Нечепоренко.
   На шутку штурмана никто не ответил. Впереди предстоял двухчасовой полет над бушующим морем с поврежденным мотором.
   На затянутый утренней сизой дымкой аэродром Кагул дальние бомбардировщики садились с ходу. Самолеты сруливали с посадочной полосы на поляну, летчики глушили моторы, и усталые, измученные экипажи неуклюже вылезали из кабин, как по команде ложились на мокрую от ночной росы траву и тотчас погружались в сон. У всех было только одно-единственное желание - спать, спать, спать...
   Мгновенно заснул и Преображенский, пристроившись рядом со штурманом. Очнулся он от осторожного прикосновения руки Оганезова. Рядом с военкомом полка стоял по-отцовски улыбающийся Жаворонков.
   - Товарищ генерал,- полковник встал, пытаясь надеть на голову тяжелый шлем.- Товарищ генерал...
   Жаворонков остановил его движением руки.
   - Я все уже знаю, Евгений Николаевич. Молодцы, что и говорить. Герои!
   - Все вернулись? - спросил полковник Оганезова. Военком отвернулся, подавил вздох.
   - Кто не пришел?
   - Ваня Финягин...
   - А может быть, еще придет?! - сон как рукой сняло с Преображенского. Оказывается, он не так уж и мало спал. Солнце давно вышло из-за леса. Времени вполне было достаточно, чтобы старший лейтенант Финягин прилетел в Кагул. Что с ним? Сбит над Берлином? Получил пробоины от зенитных снарядов и сел на воду где-то посреди Балтийского моря? На резиновой надувной лодке экипаж может продержаться несколько часов и даже суток.
   - Летающие лодки капитана Усачева уже полетели по маршруту,- угадав, о чем думает Преображенский, сказал Оганезов.- Хотя есть свидетели, что старший лейтенант Финягин сбит зенитками при подходе к Берлину. Штурман лейтенант Нечепоренко и стрелок-радист старшина Кудряшов из экипажа капитана Плоткина видели в небе мощный взрыв.
   На машине подъехали к командному пункту. Жаворонкову надо было уже докладывать наркому ВМФ о втором налете, а один самолет не вернулся.
   - Ждать больше не будем,- сказал он начальнику штаба авиагруппы. - Давайте составлять шифровку...
   Капитан Комаров в журнале боевых действий в разделе "Потери боевого состава" вынужден был сделать запись:
   "09.08.41. ДБ-3 No 391113. Финягин, ст. лейтенант - летчик. Дикий, лейтенант - штурман. Марокин, старшина - стрелок-радист. Шуев, краснофлотец стрелок-радист.
   Самолет не возвратился из района южной части Балтийского моря после бомбоудара по г. Берлин. Судьба экипажа неизвестна".
   Газета "Правда" сообщила:
   "В ночь с 8 на 9 августа группа наших самолетов совершила второй полет в Германию, главным образом с разведывательными целями, и сбросила в районе Берлина на военные объекты и железнодорожные пути зажигательные и фугасные бомбы. Летчики наблюдали пожары и взрывы. Действия германской зенитной артиллерии оказались малоэффективными.
   Все наши самолеты вернулись на свои базы, кроме одного, который разыскивается".
   Пополнение
   Для наращивания ударов по Берлину Ставка выделила в распоряжение генерала Жаворонкова двадцать ДБ-3ф дальнебомбардировочной авиации. Жаворонков радовался давно обещанному пополнению. Шутка сказать, теперь можно будет сбрасывать на фашистскую столицу вдвое больше бомб. К тому же двигатели самолетов армейской авиагруппы особого назначения - так в отличие от морской авиагруппы генерал назвал вновь прибывшее подразделение,- более мощные, с форсажем, а значит, и бомбовую нагрузку можно увеличить.
   Инженерные батальоны Береговой обороны Балтийского района при помощи местного населения к вечеру 9 августа закончили строительство второго аэродрома в Асте. Генерал послал туда командира авиабазы майора Георгиади, и тот, вернувшись, доложил, что посадку дальние бомбардировщики производить могут.
   Армейская авиагруппа оказалась не из одного соединения. В нее входили экипажи ДБ-3ф из 40-й авиационной дивизии под командованием заместителя командира полка по летной подготовке майора Щелкунова и эскадрильи капитана Тихонова, переброшенной с Дальнего Востока. Летчики и штурманы разных экипажей не знали друг друга, вместе не летали, и это очень расстроило Жаворонкова. Слетанность экипажей - великое дело, особенно в таких трудных полетах, которые им предстояли.
   Утром 10 августа армейская авиагруппа особого назначения произвела посадку в Асте. Жаворонков с Копновым поехали туда для встречи и знакомства с летчиками.
   Первой заботой генерала было рассредоточение бомбардировщиков и оборудование скрытых стоянок. По опыту морской авиагруппы Преображенского, самолеты по подготовленным рулежным дорожкам подогнали вплотную к хуторским постройкам и укрыли сверху маскировочными сетями. Из Кагула прибыла аэродромная команда краснофлотцев и помогла экипажам армейских самолетов надежно укрыть ДБ-3ф. К вечеру работа была закончена. С "чаек", поднявшихся в воздух, поступил доклад, что аэродром Асте совершенно пуст, признаков базирования самолетов незаметно.
   Копнов занялся противовоздушной обороной Асте, уехав к зенитчикам, а Жаворонков пригласил майора Щелкунова и капитана Тихонова на доклад.
   - Рад, рад видеть вас, товарищи! - крепко пожал им руки генерал.- Теперь Берлин будет получать двойную порцию "гостинцев".
   Доклады Щелкунова и Тихонова вначале несколько озадачили Жаворонкова, а потом расстроили совсем. Вместо обещанных двадцати дальних бомбардировщиков было выделено лишь пятнадцать: восемь в группе Щелкунова и семь в эскадрилье Тихонова. Прилетели же на остров Сааремаа только двенадцать ДБ-3ф. Два самолета остались на старом аэродроме для замены двигателей, а один при перелете был сбит над Финским заливом. Еще два самолета, прилетевших в Асте, требуют ремонта. Практически на выполнение задачи могут пойти только десять экипажей. К тому же двигатели дальних бомбардировщиков армейской авиагруппы, несмотря на форсаж, имели пониженную мощность из-за длительной эксплуатации и частых ремонтов. Некоторые ДБ-3ф в группе Щелкунова уже выработали свои моторесурсы.
   Летчики и штурманы группы майора Щелкунова имели достаточный боевой опыт. Уже 23 июня они в составе полка бомбили военные заводы Кенигсберга. Затем принимали активное участие во многих налетах на вражеские тыловые аэродромы и промышленные объекты.
   Эскадрилья капитана Тихонова в боях участия не принимала, однако имела некоторый опыт предвоенных, учебных полетов над морем на Дальнем Востоке.
   - Что ж, давайте знакомиться, товарищи,- сказал генерал.- Нам предстоит вместе работать.
   Майор Щелкунов представил командующему военно-воздушными силами ВМФ командиров экипажей своей группы, которые могут лететь на Берлин: капитанов Крюкова и Юспина, старших лейтенантов Семенова и Шапошникова.