Винспер Вайолет. Синий жасмин

   Ее глаза смотрели робко, а щеки покрыл румянец смущения.
   - Мсье, вы лишаете меня преимущества.
   - Ты хочешь сказать, что стесняешься спросить прямо, желаю ли я оставаться твоим мужем?
   - Было бы замечательно, если б ты пожелал этого. - Лорна все-таки набралась храбрости; глядя прямо в желтые глаза и ощущая восхитительную силу его рук, она подавила остатки совершенно не нужной теперь гордости. - Я - твоя теперь, Касим. Хочешь - бери меня, хочешь - бросай.
   - Моя? - Он с силой прижал ее к себе, причинив боль, сладостную, счастливую боль. - Mon amour adoree <Обожаемая любовь моя! (фр.)>! Ангел мой! Прекрасная, нежная возлюбленная моя! Твоя доброта победила дьявола в моем сердце. Любовь моя, жизнь моя, свет очей моих! Я с самой первой минуты понял это, вот и пришлось похитить тебя, чтобы не потерять навсегда. И потом приручать и покорять той, своей, пустыней, утренними прогулками, страстными рассветами и серебристыми ночами...
   А теперь ты, мой золотисто-синий цветок, и сама стала частью всего этого...
   Касим замолчал и зарылся лицом в ее волосы.
   - Я так страстно жаждал твоей любви, так стыдился за свое высокомерие! Любишь ли? Простишь ли, что похитил тебя? Ты тогда показалась мне прекрасным сновидением, и я просто не мог позволить себе проснуться, а тебе - растаять легким облачком, как всем снам... Понимаешь?
   - Ах, Касим! - Лорна что было сил прижала к себе эту гордую голову на крепкой шее, голову, никогда ни перед кем не склонявшуюся, и вот теперь склоненную ей на грудь. - Я поняла, что люблю тебя, во время песчаной бури. Ты говорил тогда, что мы можем умереть, погребенные навечно, в объятиях друг друга. И я вдруг поняла, что лучше смерть, чем разлука с тобой, Касим.
   Она выдохнула его имя, а он губами словил и выдох, и свое имя, и ее губы; поцелуй был так пронзительно сладостен, что у нее зашлось сердце.
   - Наш брак станет настоящим, Лорна, честным, без всяких тайн друг от друга, и будет длиться до самой нашей смерти.
   - А у тебя есть тайны, Касим? - Она тихо рассмеялась, ибо в этот восторженный момент понимала лишь, что он любит ее и держит в своих объятиях, и только это имело сейчас значение. Лорна уже не была той льдинкой, что в саду в Рас-Юсуфе насмехалась над любовью. Она таяла в сильных руках Касима. Он все-таки растопил ее, этот пустынный житель...
   - Да, дорогая. Я должен кое-что рассказать тебе. - Он поцеловал ее в глаза и достал сигарету из коробочки, лежавшей на столике у постели. Лорна молча, с бьющимся сердцем наблюдала, как Касим прикуривает. Что же он хочет рассказать? Что до встречи с нею кого-то любил? Конечно, она проявит снисходительность, но как же хочется надеяться, что это не так.
   Несколько минут он молча курил, словно стараясь привести мысли в порядок, а Лорна впервые обратила внимание на огромный букет синего жасмина в вазе, благоухание которого смешивалось с дымом сигареты. На глаза попался портрет мальчика в серебряной рамке, стоявший на низком бюро. Волосы у мальчика были черные и кудрявые, а глаза веселые, лукавые; он напомнил ей детей, игравших на парижских бульварах.
   Касим заметил, что она рассматривает портрет, и улыбнулся.
   - Мне было около десяти, когда маман велела сделать эту фотографию.
   - Как бы мне хотелось узнать тебя мальчиком, - смущенно произнесла Лорна.
   - Гораздо интереснее узнать меня мужчиной, дорогая. - Он улыбнулся так же многозначительно, как и во дни их пребывания в пустыне. - Надеюсь, маман оттуда, с небес, видит, какую прекрасную и добрую жену я нашел.
   - А есть другое, арабское, слово, обозначающее мать? - Лорна была заинтригованна.
   - Конечно есть, но я никогда его не произносил. Едва я научился говорить, как мама попросила меня называть ее маман.
   - А почему, Касим? - Лорна смотрела на него любящими глазами женщины, знающей, что и сама любима. - Она никогда не говорила, почему?
   - Думаю, хотела сказать. - Сквозь дым, окутывающий худое, бронзовое от загара лицо, матово мерцали задумчивые желтые глаза. Они с нежность и жадно рассматривали Лорну, такую юную, маленькую, хрупкую на широкой арабской постели, с глазами такими же синими, как благоухавший вокруг жасмин, и припухшими губами, полураскрытыми для его жарких, всепоглощающих поцелуев.
   Вдруг Касим схватил ее руку, поднес к губам и, словно настоящий француз, принялся целовать каждый пальчик.
   - Именно по настоянию матери я выучил и испанский и французский. Она вела дневник, и после ее смерти прочесть его смог только я. Некоторые страницы пришлось вырвать и сжечь... В них раскрывалась тайна, которой она могла поделиться только со мной. А теперь я хочу поделиться ею и с тобой, Лорна, потому что ты любишь меня и хочешь остаться моей женой. Лорна удивленно смотрела на него.
   - Я думала, ты хочешь рассказать мне, что любил кого-то до нашей встречи...
   - Девушек? - Он вздернул бровь. - Да, в студенческие годы в Париже у меня были девушки. С ними было весело и приятно, но сердца моего они не затронули. Я любил пустыню... И она была для меня главной и единственной женщиной, пока в мою жизнь не вошла ты, синеглазая, солнечноволосая, с характером, как у самой пустыни.
   - Неужели ни одна прелестная арабская девушка ни разу не привлекла твоего царственного взгляда?
   - поддразнила Лорна. Ответная улыбка была чуть странной.
   - Что ж, некоторые из них очень милы, например, Тюркейя, но по своим внутренним побуждениям я, кажется, всегда был французом, а это...
   - Французом? - воскликнула Лорна.
   - Да, - Касим сжал ее пальцы. - Моим отцом был не эмир, а француз, приехавший в Сиди-Кебир через год после того, как мать вышла замуж. Слова прозвучали, словно удар грома, и в воцарившейся потом тишине Лорна даже слышала биение своего сердца. Она уставилась на Касима синими, безмерно удивленными глазами... А за окнами, в дворцовом саду, пел соловей; его чарующий голос лился прямо в душу...
   - Пожалуйста, - прошептала она, - расскажи мне все.
   Касим опустил голову, словно даже Лорне ему нелегко было рассказывать о тайне, которую он прочел в дневнике матери.
   - Этот человек приехал сюда из La belle France <Прекрасной Франции (фр.).>. Мать, вынужденная вести жизнь замкнутую, чуждую для нее, была не слишком-то счастлива, и приезжий француз немного развлек ее. Он был молод, образован, а здесь собирался изучать старинные пергаментные свитки, найденные в одном из дворцовых подвалов. Обаятельный юноша, он напоминал ей о том мире, который она оставила, выйдя замуж за эмира. Вскоре в дневнике появилась виноватая запись о счастье, испытываемом ею в обществе Жюстена.
   Касим поднял голову и многозначительно взглянул в широко раскрытые, внимательные синие глаза Лорны.
   - Эмир почти все время занимался государственными делами, а когда все-таки уделял минутку своей молодой жене, то обращался с нею, как с котенком, которого можно ласкать, но делится своей внутренней жизнью даже не приходит в голову.
   Жюстен был совершенно другим. Он обсуждал с нею свою работу, рассказывал о странах, где побывал. Немудрено, что их дружба вскоре переросла в преступную страсть.
   Касим вздохнул и погладил кольцо с сапфиром на руке Лорны.
   - "Птичка" играла с огнем. Она отваживалась принимать этого человека даже здесь, в этих самых покоях. Конечно, ей ведь было так одиноко, а он обаятелен и молод... Но дни их любви оказались сочтены: в положенное время Жюстен закончил свою работу и уехал. Мать старалась забыть его, но скоро поняла, что у нее будет ребенок - от Жюстена, а не от мужа!
   Касим прервал свое повествование, а Лорна снова почти ощутила присутствие здесь, в этой самой комнате, и его матери и чувств, охвативших ее, когда выяснилось, что их с французом любовь оказалась не бесплодной. Красавица, с длинными черными волосами до талии, должно быть металась по этой комнате, не сожалея, разумеется, о любви, подаренной Жюстену, но страшась за судьбу ребенка - его ребенка.
   - Какое-то время она, наверное, была в ужасе, - продолжал Касим низким, проникновенным голосом. - Но эмир безумно хотел ребенка и, к великому счастью, никогда не заподозрил, что его Елена была ему неверна. Он с восторгом узнал о рождении сына. Кейша рассказывала, что я родился крупным, крикливым, черноволосым младенцем. Меня положили на руки эмиру, он вышел на балкон и с гордостью показал своему народу наследника... Странно, Лорна, но арабы всегда любили меня, да и я ощущал их своим родным племенем. Как и они, я любил палящее солнце, горячих лошадей, бешеную скачку по пустыне, когда ветер в лицо. Знаю, мать собиралась поведать мне тайну моего рождения, но скоропостижно умерла, когда мне было тринадцать лет. Я один смог прочесть ее дневник, найденный среди прочих вещей. Касим смотрел ей в глаза не отрываясь.
   - Эмир болен, возможно, при смерти, и теперь уже поздно рассказывать ему правду. А я все равно буду выказывать ему сыновнюю любовь и выполню свой сыновний долг. Он нуждается во мне, надеется передать свои государственные дела, и наши узы невозможно разорвать тайной, которой столько же лет, сколько и мне. Думаю, Кейша догадывалась обо всем, но она слишком любила мою мать, чтобы хоть намеком выдать ее. Лорна?..
   Вместо ответа она наклонилась и поцеловала его в губы, словно запечатав навеки тайну, теперь уже общую для них.
   - Я люблю тебя, Касим. И последую за тобой туда, куда поведет нас судьба.
   Он обхватил Лорну и с неистовой силой прижал к сердцу. Глядел, и в глазах разгоралось пламя.
   - В Сиди-Кебире говорят, что ты похожа на жемчужину. Как же они правы, дорогая. Жемчужина пустыни... Мне всегда казалось, что я звал тебя, что найду здесь, и вот ты откликнулась. Как думаешь, не мой ли зов ты слышала?
   - Да, Касим, я слышала его сердцем. - Лорна опустила голову ему на плечо, вдыхая запах табака, всегда напоминавший ей об отце. - Помнишь белый цветок, что выпал у меня из кармана? Ты еще пришел в ярость, когда я сказал, что его подарил мне любимый человек. То был мой отец. Он долго жил в домике в оазисе Фадна, а после его смерти я решила поехать к этому дому. Он оказался почти разрушенным, не осталось ничего, кроме стены, на которой цвели какие-то белые цветы. Я сорвала один, и он был моей единственной радостью в ту первую ночь в твоем шатре. Я так боялась тебя...
   - Ангел мой. - Касим зарылся лицом в ее волосы. - Никогда больше не бойся меня!
   - Нет, я всегда буду тебя бояться - немножко, самую малость. - И она серебристо рассмеялась, обдав его шею теплым дыханием. - Иногда ты можешь выглядеть таким свирепым, мой пустынный возлюбленный. Касим взглянул ей прямо в глаза и улыбнулся их незамутненной синеве.
   - Думаю, нам предстоит борьба, - шепнул он, склоняясь к ее уху, - но потом - всегда поцелуй.
   Лорна тоже улыбнулась, и черные волосы перемешались с золотыми... Соловей пел в саду, где на стене звездами сиял в лунном свете синий жасмин. Лорне уже никуда не хотелось убегать из объятий своего пустынного возлюбленного. Никогда больше не знать им одиночества. Они искали и нашли свои золотые сады - сады любви.