Страница:
Мы распрощались и вышли. В приемной сидели те же люди, но теперь я увидел их другими глазами. Это были вовсе не посетители, томившиеся в ожидании приема. Трое парней, одинаково плечистых и одинаково коротко стриженных, смотрели на нас внимательно и строго. Какие там посетители! Охрана. «Быки». Из тех, что за ноль целых и три десятых секунды распластают на полу любого амбала, а надо будет – и пулевых отверстий наделают не меньше, чем в решете. Год назад такого не было.
– Что происходит? – спросил я у Светланы, когда мы с ней оказались в коридоре.
– Ты о чем?
– Об этих ребятах в приемной. О пистолете, который я видел у Алекперова.
– У него неприятности, – коротко пояснила Светлана. – Большие неприятности.
И более ничего не стала объяснять.
4
5
6
– Что происходит? – спросил я у Светланы, когда мы с ней оказались в коридоре.
– Ты о чем?
– Об этих ребятах в приемной. О пистолете, который я видел у Алекперова.
– У него неприятности, – коротко пояснила Светлана. – Большие неприятности.
И более ничего не стала объяснять.
4
На поиски Демина у меня ушло несколько дней. Говорили, что он в городе, но никто не мог подсказать ни адреса, ни телефона, по которым его можно было бы найти. Не появлялся он и дома. В один из дней Светлана сказала мне, что музыканты, у которых Демин был администратором, вроде бы должны выступать в ночном клубе где-то на окраине Москвы. «Ночной клуб» оказался сараем-развалюхой, сразу за которым начиналась территория какого-то завода. Здесь, похоже, веселилась местная безденежная молодежь, потому что у входа не было видно ни иномарок, ни крутых ребят из охраны. Несмотря на совсем не поздний час, публика уже пребывала в приподнято-хмельном настроении, и я понял, что очень скоро здесь начнется большая свалка. Мне пару раз приходилось бывать на подобных мероприятиях, и всегда было одно и то же.
Ребят, которые вышли с гитарами на сцену, я не знал. И Демина нигде не было видно. Я уже хотел справиться о нем у кого-нибудь из работников этого почтенного заведения, как вдруг увидел: Илья сидит вполоборота ко мне, потягивая прозрачную жидкость из высокого стакана. Я легко узнал его: те же усы, тот же животик.
– Добрый день! – сказал я, присаживаясь напротив.
Мы были вдвоем за столиком. Илья не ответил и смотрел на меня так, будто мое появление было невозможно в принципе. Когда он все-таки смирился с реальностью моего возникновения перед ним, спросил бесцветным голосом:
– Какими судьбами?
Я еле его расслышал из-за грохота инструментов за моей спиной.
– Я ищу вас несколько дней.
– Что случилось? – все так же бесстрастно осведомился Демин.
– Мы хотим возродить программу «Вот так история!».
В дальнем углу темного прокуренного зала завизжала какая-то девица. Дождавшись, пока она затихнет, Демин поинтересовался:
– Ну и что?
– Мы – я и Светлана – хотим, чтобы вы тоже в этом участвовали.
Демин в очередной раз приложился к своему стакану. Честно говоря, меня обескураживала его реакция на происходящее. Я ожидал увидеть, ну, не восторг, конечно, но хотя бы малую толику заинтересованности. А вместо этого наблюдались то ли настороженность, то ли равнодушие – я пока не мог этого определить.
– А как же твоя работа? – спросил Демин. – Налоговый полицейский – хорошая профессия.
– Я ушел из полиции. Еще год назад.
– Ах да, – будто только что вспомнил он. – Ты же говорил. Помню, помню.
Он валял дурака, и я не мог понять почему. Неужели он до сих пор на меня злится?
Музыка стихла. Деминские ребята подошли к нашему столику. Перерыв. Десять минут, за которые можно пропустить по паре рюмок водки. Они поглядывали на меня с интересом, но ни о чем не спрашивали. Демин просветил их по собственной инициативе.
– Знакомьтесь, – сказал он, глядя куда-то в пространство за моей спиной. – Это товарищ из налоговой полиции.
Парни воззрились на меня так, будто я был тараканом, невесть откуда появившимся на обеденном столе. Я понял, что Демин меня провоцирует.
– Дядя шутит, – сказал я. – Дядя сегодня не в настроении.
– Какого черта ты здесь появился? – вдруг прорвало Демина.
Его музыканты разглядывали меня, все больше и больше мрачнея.
– Я бы не пришел, если бы не Светлана. Она хочет, чтобы вы вернулись в программу.
Дело действительно было в Светлане. Если бы не ее желание, я не стал бы предлагать Демину вернуться в коллектив.
– Вам пора! – неожиданно сказал музыкантам Илья. – Публика безумствует и требует своих кумиров на сцену.
Публика в самом деле уже начинала заводиться, но совсем не по причине отсутствия музыкантов на сцене, а потому, что количество выпитого каждым из присутствующих спиртного стремительно приближалось к критической отметке. Ребята поднялись с явной неохотой, одарив меня на прощание недружелюбными взглядами.
– Вам нравится вот это все? – Я обвел рукой насквозь прокуренный и источающий смрад агрессии зал.
– Тебе-то что за интерес? – спросил Демин, перегнувшись ко мне через стол.
– Честно? – на всякий случай уточнил я.
– Да.
– При нашей взаимной…
Я хотел сказать «нелюбви», но не решился, долго подыскивал слово, пока не нашел нужное.
– При нашей взаимной настороженности мне вообще представляется проблематичным мирное сосуществование в рамках одного коллектива. Но вся штука в том, что коллектива-то и нет, а так, одни осколки. И если эти осколки удастся собрать – я, вы, Светлана – и попытаться хотя бы примерно воссоздать то, что было раньше…
– Это Светлана тебя подослала?
– Да.
Демин некоторое время молчал, раздумывая. Он все-таки изменился за последний год. Вблизи это было очень заметно. Сетка морщин и не совсем здоровый цвет лица. В тюрьму он не сел, но это ему дорого далось.
– Я подумаю, – сказал он после долгой паузы и поднял на меня глаза. – Где ты остановился?
– В гостинице. Но буду оттуда съезжать, деньги уже на исходе.
– Куда переселяешься?
– Не знаю, – признался я. – У меня здесь ни родных, ни знакомых.
Он посмотрел на меня, словно хотел спросить, почему бы мне не остановиться у Светланы, но я ничего не стал объяснять.
– Если надумаете, позвоните Светлане, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Она мне передаст.
Я вышел из «ночного клуба». Было темно и ветрено. Я не успел пройти и двух десятков шагов, как меня окликнул Демин.
– Я тут подумал, – произнес он, с трудом переводя дух, – что ты мог бы пока пожить у меня. Квартира пустая, я там и не появляюсь. – Он ткнул мне в руку ключи от квартиры. – Адрес помнишь?
– Д-да, – пробормотал я, пораженный этим внезапным порывом.
И вдруг понял. Нисколько его не устраивает то, чем он живет сейчас. У него, как и у нас со Светланой, все самое хорошее было там, позади, когда Самсонов еще был с нами. И чем больше это прекрасное отдалялось от нас, тем более прекрасным оно нам представлялось. И совсем было непонятно, почему Демин сразу не ответил согласием на мое предложение. Что-то было такое, о чем он не хотел говорить.
– Спасибо, – сказал я.
За нашими спинами, в сарае, стало шумно. Кто-то закричал, раздался звон разбившейся посуды. Демин поспешно обернулся.
– Пойду, – сказал он. – Уж не моих ли там мутузят?
Он ушел, не попрощавшись.
Вернется, понял я. Ему только надо решить какие-то свои проблемы.
Ребят, которые вышли с гитарами на сцену, я не знал. И Демина нигде не было видно. Я уже хотел справиться о нем у кого-нибудь из работников этого почтенного заведения, как вдруг увидел: Илья сидит вполоборота ко мне, потягивая прозрачную жидкость из высокого стакана. Я легко узнал его: те же усы, тот же животик.
– Добрый день! – сказал я, присаживаясь напротив.
Мы были вдвоем за столиком. Илья не ответил и смотрел на меня так, будто мое появление было невозможно в принципе. Когда он все-таки смирился с реальностью моего возникновения перед ним, спросил бесцветным голосом:
– Какими судьбами?
Я еле его расслышал из-за грохота инструментов за моей спиной.
– Я ищу вас несколько дней.
– Что случилось? – все так же бесстрастно осведомился Демин.
– Мы хотим возродить программу «Вот так история!».
В дальнем углу темного прокуренного зала завизжала какая-то девица. Дождавшись, пока она затихнет, Демин поинтересовался:
– Ну и что?
– Мы – я и Светлана – хотим, чтобы вы тоже в этом участвовали.
Демин в очередной раз приложился к своему стакану. Честно говоря, меня обескураживала его реакция на происходящее. Я ожидал увидеть, ну, не восторг, конечно, но хотя бы малую толику заинтересованности. А вместо этого наблюдались то ли настороженность, то ли равнодушие – я пока не мог этого определить.
– А как же твоя работа? – спросил Демин. – Налоговый полицейский – хорошая профессия.
– Я ушел из полиции. Еще год назад.
– Ах да, – будто только что вспомнил он. – Ты же говорил. Помню, помню.
Он валял дурака, и я не мог понять почему. Неужели он до сих пор на меня злится?
Музыка стихла. Деминские ребята подошли к нашему столику. Перерыв. Десять минут, за которые можно пропустить по паре рюмок водки. Они поглядывали на меня с интересом, но ни о чем не спрашивали. Демин просветил их по собственной инициативе.
– Знакомьтесь, – сказал он, глядя куда-то в пространство за моей спиной. – Это товарищ из налоговой полиции.
Парни воззрились на меня так, будто я был тараканом, невесть откуда появившимся на обеденном столе. Я понял, что Демин меня провоцирует.
– Дядя шутит, – сказал я. – Дядя сегодня не в настроении.
– Какого черта ты здесь появился? – вдруг прорвало Демина.
Его музыканты разглядывали меня, все больше и больше мрачнея.
– Я бы не пришел, если бы не Светлана. Она хочет, чтобы вы вернулись в программу.
Дело действительно было в Светлане. Если бы не ее желание, я не стал бы предлагать Демину вернуться в коллектив.
– Вам пора! – неожиданно сказал музыкантам Илья. – Публика безумствует и требует своих кумиров на сцену.
Публика в самом деле уже начинала заводиться, но совсем не по причине отсутствия музыкантов на сцене, а потому, что количество выпитого каждым из присутствующих спиртного стремительно приближалось к критической отметке. Ребята поднялись с явной неохотой, одарив меня на прощание недружелюбными взглядами.
– Вам нравится вот это все? – Я обвел рукой насквозь прокуренный и источающий смрад агрессии зал.
– Тебе-то что за интерес? – спросил Демин, перегнувшись ко мне через стол.
– Честно? – на всякий случай уточнил я.
– Да.
– При нашей взаимной…
Я хотел сказать «нелюбви», но не решился, долго подыскивал слово, пока не нашел нужное.
– При нашей взаимной настороженности мне вообще представляется проблематичным мирное сосуществование в рамках одного коллектива. Но вся штука в том, что коллектива-то и нет, а так, одни осколки. И если эти осколки удастся собрать – я, вы, Светлана – и попытаться хотя бы примерно воссоздать то, что было раньше…
– Это Светлана тебя подослала?
– Да.
Демин некоторое время молчал, раздумывая. Он все-таки изменился за последний год. Вблизи это было очень заметно. Сетка морщин и не совсем здоровый цвет лица. В тюрьму он не сел, но это ему дорого далось.
– Я подумаю, – сказал он после долгой паузы и поднял на меня глаза. – Где ты остановился?
– В гостинице. Но буду оттуда съезжать, деньги уже на исходе.
– Куда переселяешься?
– Не знаю, – признался я. – У меня здесь ни родных, ни знакомых.
Он посмотрел на меня, словно хотел спросить, почему бы мне не остановиться у Светланы, но я ничего не стал объяснять.
– Если надумаете, позвоните Светлане, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Она мне передаст.
Я вышел из «ночного клуба». Было темно и ветрено. Я не успел пройти и двух десятков шагов, как меня окликнул Демин.
– Я тут подумал, – произнес он, с трудом переводя дух, – что ты мог бы пока пожить у меня. Квартира пустая, я там и не появляюсь. – Он ткнул мне в руку ключи от квартиры. – Адрес помнишь?
– Д-да, – пробормотал я, пораженный этим внезапным порывом.
И вдруг понял. Нисколько его не устраивает то, чем он живет сейчас. У него, как и у нас со Светланой, все самое хорошее было там, позади, когда Самсонов еще был с нами. И чем больше это прекрасное отдалялось от нас, тем более прекрасным оно нам представлялось. И совсем было непонятно, почему Демин сразу не ответил согласием на мое предложение. Что-то было такое, о чем он не хотел говорить.
– Спасибо, – сказал я.
За нашими спинами, в сарае, стало шумно. Кто-то закричал, раздался звон разбившейся посуды. Демин поспешно обернулся.
– Пойду, – сказал он. – Уж не моих ли там мутузят?
Он ушел, не попрощавшись.
Вернется, понял я. Ему только надо решить какие-то свои проблемы.
5
Через десять дней я сообщил Алекперову о том, что пилотный выпуск программы снят и мы готовы его продемонстрировать. Алекперов предложил передать ему кассету, но я отказался.
– Нет, Алексей Рустамович, мы сразу должны начать с презентации.
Алекперов изумленно воззрился на меня. Я смотрел ему в глаза, не отводя взгляда, и видел, как его изумление сменяется выражением понимания того, что происходит. Я пошел ва-банк. Алекперов мне не доверял и сам же за это поплатился. Я сделал пилотный выпуск и теперь хотел его продемонстрировать, но не одному Алекперову, не хозяину, каковым он себя необоснованно считал, а всем – телевизионщикам с других каналов, журналистам, – и это показывало, что я собрался начинать громко. Я не хотел дожидаться приговора Алекперова – хорошо получилось или плохо, – я хотел услышать общий вердикт присутствующих. Конечно, я рисковал, и очень рисковал, но в случае успеха выигрывал гораздо больше, чем терял при возможном провале. Во-первых, общее одобрение начисто лишало Алекперова возможности проявить предвзятость по отношению ко мне. Если сделано хорошо и все одобрят, он будет вынужден одобрить тоже, пусть даже сквозь зубы, если он действительно настроен против меня. И из первого автоматически исходило второе: в случае успеха Алекперов будет вынужден быстро перестроиться и демонстрировать свое расположение ко мне и к отснятому нами пилотному выпуску программы. Общая презентация тем и хороша, что не он, Алекперов, будет смотреться хозяином положения, он будет лишь одним из многих, и не от него зависит, по какому каналу пройдет наша программа, а от нас – от меня, от Светланы, от Демина. Мы заставим себя уважать.
Все это думал не я. Это были мысли Алекперова, я прочел их в его глазах. Но, надо отдать ему должное, он умел держать удар.
– Хорошо, – сказал он будничным голосом. – Чудесно. Пусть будет презентация. Помощь в подготовке нужна?
– Нет. Разве что ваши пожелания – где бы лучше это мероприятие провести, – проявил я милосердие к оппоненту.
Алекперов пожал плечами.
– Может, какой-нибудь ресторан? – предложил он и вопросительно посмотрел на меня. – Или загородный пансионат?
– Пансионат – хороню, – одобрил я. – Природа, птички поют.
Я и сам умилился представившейся мне картиной.
Три дня у нас ушло на то, чтобы утрясти проблемы с пансионатом. Алекперов, проявив мудрость, оплатил расходы по проведению презентации – это давало ему право чувствовать себя хозяином и рассылать приглашения своим менее разворотливым коллегам. Все-таки он был очень неглупый мужик, этот Алекперов, и как же он мог вляпаться во что-то такое, из-за чего теперь был вынужден носить пистолет да в придачу еще таскать за собой хвост из троих неулыбчивых охранников.
Светлана так и не смогла мне объяснить, что происходит с Алекперовым. В ответ на мой вопрос только пожала плечами.
– Разное говорят, Женя. Я так поняла, что там, наверху, идет какая-то грызня. Большие люди делят эфир и соответственно большие деньги. Лично Алекперов никому не мешает, но он знак, символ тех людей, которые за ним стоят, и если конфликт разгорится, ему несдобровать. Его уберут люди из конкурирующего клана, чтобы показать, что они готовы идти до конца.
Что-то подобное я и сам предполагал и искренне сочувствовал Алекперову. Нелегко жить, когда знаешь, что предназначенная тебе пуля уже отлита.
Выбранный нами пансионат относился к разряду престижных и был окружен высоким забором. Я особенно оценил это последнее обстоятельство, поскольку из-за происходящих вокруг событий приходилось всерьез думать о безопасности.
Банкетный зал находился в отдельно стоящем одноэтажном здании. Залов, собственно говоря, было два, но они были разделены глухой стеной и каждый имел отдельный вход из длинного коридора. Я лично изучил диспозицию и остался доволен. Вечером в день презентации я уже чувствовал себя настоящим хозяином и встречал прибывающих гостей у порога банкетного зала. Компания подобралась замечательная. Кроме представителей прессы и гостей со всех телеканалов, было еще множество разношерстной околотелевизионной публики, тех людей, которые ничего не создают на телевидении, но, постоянно мелькая на экране в качестве приглашенных лиц, становятся неотъемлемой частью той, заэкранной жизни. Алекперов опоздал на четверть часа и выглядел крайне озабоченным. В другое время я сказал бы, что он наверняка только что от президента или из каких других высоких инстанций, но сегодня, взглянув на его недружелюбных охранников, я подумал, что все это как-то связано с теми событиями, в которые был вовлечен Алекперов.
Он поздоровался со мной, покосился в сторону второго банкетного зала, где было чересчур уж шумно, и мне показалось, что он даже здесь, за городом, не сбросил напряжения. Любые посторонние люди поблизости, любой шум заставляют его настораживаться.
– Там какая-то вечеринка, – сказал я извиняющимся тоном. – Но наши залы разделены, так что проблем быть не должно.
Мимо нас как раз проходил администратор заведения. Я изловчился и ухватил его за рукав.
– Ужасно шумно, – пожаловался я, просительно заглядывая в глаза администратору. – Нельзя ли как-то утихомирить наших соседей?
Администратор улыбнулся печальной улыбкой многое повидавшего на своем веку человека:
– Извините, ничем не могу помочь.
Он посмотрел на Алекперова и его свиту, словно решая, имеет ли право сказать в их присутствии то, что хочет. Видимо, Алекперов не показался ему чужаком.
– Не могу утверждать наверняка, но, по-моему, сегодня гуляет братва, – сообщил он доверительно, одновременно и объясняя нам причину своего нежелания вмешиваться в происходящее, и давая совет проявлять разумную осторожность.
Я увидел, как напряглись хранители алекперовского тела. Мне оставалось лишь виновато вздохнуть.
В зале, когда мы туда прошли, все уже томились в ожидании. Столы были накрыты. Можно было приступать. Мы с Алекперовым сели за отдельный столик, стоявший на небольшом возвышении. Я не мог отказать Алекперову в таком удовольствии – сесть отдельно от остальных приглашенных. Как-никак именно он оплатил банкет. Но Алекперов пошел еще дальше. Он первым взял слово. Стремительно набирал очки, показывая всем, кто здесь хозяин, и с каждой секундой все больше напоминал мне того человека, которого я знал раньше, год назад, – уверенного и властного. Он представил меня (и тотчас видеокамеры, которых здесь было с десяток, нацелились на меня), напомнил о программе покойного Самсонова «Вот так история!», после чего объявил о приближающейся годовщине гибели Самсонова, каковую решено отметить возрождением программы. Программу будет делать та же команда, что и прежде, объявил Алекперов, и полноправным членом этой команды будет госпожа Самсонова (все видеокамеры развернулись к Светлане, а присутствующие в зале сдержанно-вежливо зааплодировали).
Алекперов говорил негромким голосом хозяина, и лишь шум из смежного зала иногда заставлял его чуть возвысить голос, но его недовольство, которое он наверняка испытывал, никак внешне не проявлялось.
Потом слово предоставили мне.
– А что говорить? – сказал я. – Надо смотреть.
И поднял над головой видеокассету. Больше я ничего сделать не успел, потому что за стеной, в смежном зале, отчетливо хлопнули пистолетные выстрелы и какая-то женщина истошно завизжала. Один из охранников Алекперова, с самого начала презентации взявший под охрану входную дверь, хотел выйти, чтобы посмотреть, что происходит, но не успел. Дверь распахнулась, и в зал ввалились двое парней. Вид у них был безумный, один из них сжимал в руке пистолет. Было слышно, как там, в коридоре, хлопнули еще два выстрела. Парни перебежали в центр зала, и теперь их от двери отделяли столики и, главное, люди. Дверь резко распахнулась, и на пороге вырос милиционер. Он остановился, и по нему было видно, как он растерян: не ожидал увидеть здесь такого скопления людей. Один из парней, тот, что с пистолетом, истошно заорал, выплескивая охвативший его ужас:
– Не входи! Сюда не входи! Буду стрелять! Они все – заложники! – И повел рукой вокруг себя.
Это было по-настоящему страшно. Еще несколько секунд назад все казалось нереально-киношным, но после слов парня с пистолетом внутри каждого из присутствующих включился невидимый счетчик времени: еще одна секунда жизни, и еще, и еще… Хронометр тикал, но в любой момент мог остановиться.
Я поспешно обернулся к Алекперову. Тот уже косил взглядом в сторону своих телохранителей.
– Не вздумайте ничего предпринимать! – сказал я, одновременно удерживая в поле зрения милиционера.
А тот вдруг переступил порог.
– Назад!!! – заорал я. – Вы же видите, сколько здесь людей!
– Я буду стрелять! – взвизгнул парень с пистолетом.
Милиционер в нерешительности остановился. Я обернулся к Алекперову:
– Пусть он уйдет! Скажите ему!
Я хотел объяснить Алекперову, что здесь люди и, если начнется стрельба, будет много жертв, но он и сам все понял.
– Моя фамилия Алекперов! – громко сказал он, поднимаясь со своего места. – Вы меня узнаете?
Милиционер смотрел на Алекперова и ничего не говорил. Но сейчас это было неважно.
– Я приказываю вам выйти и закрыть дверь!
Милиционер размышлял недолго, секунду или две, после чего переступил через порог и закрыл за собой дверь.
Парень с пистолетом засмеялся. Его смех был истеричным.
– Ну молодец мужик! – сказал он, смахивая со лба крупные капли пота.
И только теперь все увидели, что он совершенно пьян. И его напарник тоже. Они держались рядом, и у них был один пистолет на двоих.
– Надо, чтобы они ушли, – сказал я Алекперову негромко. – В лес, к чертовой бабушке, куда угодно. Там их милиция пусть и ловит.
Алекперов согласно кивнул и сказал, обращаясь к парням:
– Уходите, прошу вас, вокруг лес…
– Э-э нет, – засмеялся парень и пьяно погрозил Алекперову пальцем. – Это здесь, рядом с вами, нам ничего не сделают. А там с нами церемониться не будут.
Он был прав, конечно. Их настигнут в два счета, предложат сдаться, а когда они откажутся – откроют огонь на поражение. Все будет кончено в пять минут.
– Хотя бы женщин отпустите! – сказал я.
Парень задумался. Его мысли надо было направить в соответствующее русло.
– Еще минута или две, и у кого-нибудь из них начнется истерика – вы тогда не будете знать, как от них избавиться, – подсказал я.
Это была обычная тактика переговоров с террористами – стараться всеми доступными способами уменьшить число удерживаемых заложников.
– Пусть идут. – Парень указал пистолетом на дверь.
Началась суматоха. Женщины стремительно покидали банкетный зал. Только две остались, не решившись бросить на произвол судьбы своих спутников.
– Декабристки, – оценил парень.
Он, оказывается, что-то еще смутно помнил из школьной программы.
– У кого-нибудь из присутствующих есть сотовый телефон?
Едва ли не большая часть присутствующих с готовностью продемонстрировала телефоны.
– Надо связаться с редакциями газет, – сказал я, старательно разделяя слова, чтобы было доходчиво. – Чем больше людей будет знать о нас, тем меньше вероятность штурма.
Штурм – это кровь, все понимали.
– Не сметь! – процедил Алекперов.
– А чего вы хотите? – огрызнулся я. – Чтобы сюда прибыл спецназ и приступил к штурму? С этими-то они справятся, – я кивнул в сторону парней. – А что будет при этом с нами?
– Пусть звонят! – поддакнул парень с пистолетом, оценив преимущества моего плана. Он тоже боялся штурма.
Все присутствующие держались достойно, и лишь по голосам, когда установилась связь с редакциями, можно было уловить, какое напряжение все испытывают.
– Теперь сюда надо вызвать милиционера, – сказал я, все больше беря на себя инициативу. – Для переговоров. Мы должны убедить его не препятствовать этим ребятам уйти.
– Они бандиты! – не сдержался Алекперов.
– Мы никого пальцем не тронули! – обиделся тот, что с пистолетом.
– А стрельба? – подсказал Алекперов.
– Подумаешь, стрельба! – хмыкнул парень.
Ему, наверное, доводилось стрелять не так уж редко – по поводу и без повода.
– Мы должны позвать милиционера! – упрямо повторил я.
Один из парней тем временем взял в руки стул и швырнул его в широкое, в полстены, окно. Стекло не разбилось, лишь косая трещина пробежала из угла в угол.
И опять охранники Алекперова напряглись.
– Пусть уходят! – еле слышно прошипел я.
Никто, по-моему, и не возражал. Все желали одного – чтобы этот кошмар как можно быстрее закончился.
С третьей или четвертой попытки парень справился со стеклом, оно рухнуло, рассыпавшись на крупные осколки, и путь к отступлению был открыт, но теперь тот, который был с пистолетом, заупрямился.
– Нам нельзя отсюда уходить! – сказал он своему приятелю.
Не самого храброго десятка оказался.
– Здесь всего один милиционер! – зло сказал я ему, вое больше распаляясь. – Да и тот за дверью. А вот когда сюда прибудет спецназ…
При упоминании о спецназе парень заметно изменился в лице. Напарник теребил его, призывая к бегству.
– Спокойно! – прошептал я, обращаясь к алекперовским телохранителям. – Ваше дело сторона.
Хотел сказать, что поскольку их клиенту непосредственно ничто не угрожает, то и суетиться им нет никакого смысла, но они это уже поняли и без моих слов.
Зловещая парочка наконец удалилась. Никто не пытался их задержать, и даже когда они скрылись из виду, все остались сидеть на своих местах. Это был шок.
– Простите, что мы втянули вас в эту историю, – сказал я.
Сидевший рядом со мной Алекперов был бледен как полотно. Я жестом подозвал одного из видеооператоров.
– Проклятое время, – сказал я. – Интересное время. Удивительное время. Все сплелось, и уже не понять, где правда, где вымысел.
Я извлек кассету из видеокамеры и показал ее присутствующим.
– Такой мы нашу жизнь и будем показывать в программах – без прикрас. Так хотел покойный Самсонов. Так хотим мы.
Они дозревали медленно, очень медленно. Я предполагал, что все произойдет значительно быстрее, но слишком сильным, вероятно, было пережитое потрясение.
– Мы собрались здесь, чтобы посмотреть пилотный выпуск возобновляемой программы «Вот так история!». – Я взмахнул только что отснятой видеокассетой. – Будем смотреть?
Вот сейчас они все поняли. Тишина в зале стояла гробовая. Алекперов, казалось, побледнел еще больше.
– Ну хорошо, – сказал я. – Тогда сразу перейдем к неофициальной части.
– Идиот, – пробормотал обретший дар речи Алекперов. – Тебя же теперь затаскают по судам.
– Посмотрим, – пожал я плечами и смахнул со лба некстати выступившие капли пота.
Это запоздало дало знать о себе напряжение.
– Нет, Алексей Рустамович, мы сразу должны начать с презентации.
Алекперов изумленно воззрился на меня. Я смотрел ему в глаза, не отводя взгляда, и видел, как его изумление сменяется выражением понимания того, что происходит. Я пошел ва-банк. Алекперов мне не доверял и сам же за это поплатился. Я сделал пилотный выпуск и теперь хотел его продемонстрировать, но не одному Алекперову, не хозяину, каковым он себя необоснованно считал, а всем – телевизионщикам с других каналов, журналистам, – и это показывало, что я собрался начинать громко. Я не хотел дожидаться приговора Алекперова – хорошо получилось или плохо, – я хотел услышать общий вердикт присутствующих. Конечно, я рисковал, и очень рисковал, но в случае успеха выигрывал гораздо больше, чем терял при возможном провале. Во-первых, общее одобрение начисто лишало Алекперова возможности проявить предвзятость по отношению ко мне. Если сделано хорошо и все одобрят, он будет вынужден одобрить тоже, пусть даже сквозь зубы, если он действительно настроен против меня. И из первого автоматически исходило второе: в случае успеха Алекперов будет вынужден быстро перестроиться и демонстрировать свое расположение ко мне и к отснятому нами пилотному выпуску программы. Общая презентация тем и хороша, что не он, Алекперов, будет смотреться хозяином положения, он будет лишь одним из многих, и не от него зависит, по какому каналу пройдет наша программа, а от нас – от меня, от Светланы, от Демина. Мы заставим себя уважать.
Все это думал не я. Это были мысли Алекперова, я прочел их в его глазах. Но, надо отдать ему должное, он умел держать удар.
– Хорошо, – сказал он будничным голосом. – Чудесно. Пусть будет презентация. Помощь в подготовке нужна?
– Нет. Разве что ваши пожелания – где бы лучше это мероприятие провести, – проявил я милосердие к оппоненту.
Алекперов пожал плечами.
– Может, какой-нибудь ресторан? – предложил он и вопросительно посмотрел на меня. – Или загородный пансионат?
– Пансионат – хороню, – одобрил я. – Природа, птички поют.
Я и сам умилился представившейся мне картиной.
Три дня у нас ушло на то, чтобы утрясти проблемы с пансионатом. Алекперов, проявив мудрость, оплатил расходы по проведению презентации – это давало ему право чувствовать себя хозяином и рассылать приглашения своим менее разворотливым коллегам. Все-таки он был очень неглупый мужик, этот Алекперов, и как же он мог вляпаться во что-то такое, из-за чего теперь был вынужден носить пистолет да в придачу еще таскать за собой хвост из троих неулыбчивых охранников.
Светлана так и не смогла мне объяснить, что происходит с Алекперовым. В ответ на мой вопрос только пожала плечами.
– Разное говорят, Женя. Я так поняла, что там, наверху, идет какая-то грызня. Большие люди делят эфир и соответственно большие деньги. Лично Алекперов никому не мешает, но он знак, символ тех людей, которые за ним стоят, и если конфликт разгорится, ему несдобровать. Его уберут люди из конкурирующего клана, чтобы показать, что они готовы идти до конца.
Что-то подобное я и сам предполагал и искренне сочувствовал Алекперову. Нелегко жить, когда знаешь, что предназначенная тебе пуля уже отлита.
Выбранный нами пансионат относился к разряду престижных и был окружен высоким забором. Я особенно оценил это последнее обстоятельство, поскольку из-за происходящих вокруг событий приходилось всерьез думать о безопасности.
Банкетный зал находился в отдельно стоящем одноэтажном здании. Залов, собственно говоря, было два, но они были разделены глухой стеной и каждый имел отдельный вход из длинного коридора. Я лично изучил диспозицию и остался доволен. Вечером в день презентации я уже чувствовал себя настоящим хозяином и встречал прибывающих гостей у порога банкетного зала. Компания подобралась замечательная. Кроме представителей прессы и гостей со всех телеканалов, было еще множество разношерстной околотелевизионной публики, тех людей, которые ничего не создают на телевидении, но, постоянно мелькая на экране в качестве приглашенных лиц, становятся неотъемлемой частью той, заэкранной жизни. Алекперов опоздал на четверть часа и выглядел крайне озабоченным. В другое время я сказал бы, что он наверняка только что от президента или из каких других высоких инстанций, но сегодня, взглянув на его недружелюбных охранников, я подумал, что все это как-то связано с теми событиями, в которые был вовлечен Алекперов.
Он поздоровался со мной, покосился в сторону второго банкетного зала, где было чересчур уж шумно, и мне показалось, что он даже здесь, за городом, не сбросил напряжения. Любые посторонние люди поблизости, любой шум заставляют его настораживаться.
– Там какая-то вечеринка, – сказал я извиняющимся тоном. – Но наши залы разделены, так что проблем быть не должно.
Мимо нас как раз проходил администратор заведения. Я изловчился и ухватил его за рукав.
– Ужасно шумно, – пожаловался я, просительно заглядывая в глаза администратору. – Нельзя ли как-то утихомирить наших соседей?
Администратор улыбнулся печальной улыбкой многое повидавшего на своем веку человека:
– Извините, ничем не могу помочь.
Он посмотрел на Алекперова и его свиту, словно решая, имеет ли право сказать в их присутствии то, что хочет. Видимо, Алекперов не показался ему чужаком.
– Не могу утверждать наверняка, но, по-моему, сегодня гуляет братва, – сообщил он доверительно, одновременно и объясняя нам причину своего нежелания вмешиваться в происходящее, и давая совет проявлять разумную осторожность.
Я увидел, как напряглись хранители алекперовского тела. Мне оставалось лишь виновато вздохнуть.
В зале, когда мы туда прошли, все уже томились в ожидании. Столы были накрыты. Можно было приступать. Мы с Алекперовым сели за отдельный столик, стоявший на небольшом возвышении. Я не мог отказать Алекперову в таком удовольствии – сесть отдельно от остальных приглашенных. Как-никак именно он оплатил банкет. Но Алекперов пошел еще дальше. Он первым взял слово. Стремительно набирал очки, показывая всем, кто здесь хозяин, и с каждой секундой все больше напоминал мне того человека, которого я знал раньше, год назад, – уверенного и властного. Он представил меня (и тотчас видеокамеры, которых здесь было с десяток, нацелились на меня), напомнил о программе покойного Самсонова «Вот так история!», после чего объявил о приближающейся годовщине гибели Самсонова, каковую решено отметить возрождением программы. Программу будет делать та же команда, что и прежде, объявил Алекперов, и полноправным членом этой команды будет госпожа Самсонова (все видеокамеры развернулись к Светлане, а присутствующие в зале сдержанно-вежливо зааплодировали).
Алекперов говорил негромким голосом хозяина, и лишь шум из смежного зала иногда заставлял его чуть возвысить голос, но его недовольство, которое он наверняка испытывал, никак внешне не проявлялось.
Потом слово предоставили мне.
– А что говорить? – сказал я. – Надо смотреть.
И поднял над головой видеокассету. Больше я ничего сделать не успел, потому что за стеной, в смежном зале, отчетливо хлопнули пистолетные выстрелы и какая-то женщина истошно завизжала. Один из охранников Алекперова, с самого начала презентации взявший под охрану входную дверь, хотел выйти, чтобы посмотреть, что происходит, но не успел. Дверь распахнулась, и в зал ввалились двое парней. Вид у них был безумный, один из них сжимал в руке пистолет. Было слышно, как там, в коридоре, хлопнули еще два выстрела. Парни перебежали в центр зала, и теперь их от двери отделяли столики и, главное, люди. Дверь резко распахнулась, и на пороге вырос милиционер. Он остановился, и по нему было видно, как он растерян: не ожидал увидеть здесь такого скопления людей. Один из парней, тот, что с пистолетом, истошно заорал, выплескивая охвативший его ужас:
– Не входи! Сюда не входи! Буду стрелять! Они все – заложники! – И повел рукой вокруг себя.
Это было по-настоящему страшно. Еще несколько секунд назад все казалось нереально-киношным, но после слов парня с пистолетом внутри каждого из присутствующих включился невидимый счетчик времени: еще одна секунда жизни, и еще, и еще… Хронометр тикал, но в любой момент мог остановиться.
Я поспешно обернулся к Алекперову. Тот уже косил взглядом в сторону своих телохранителей.
– Не вздумайте ничего предпринимать! – сказал я, одновременно удерживая в поле зрения милиционера.
А тот вдруг переступил порог.
– Назад!!! – заорал я. – Вы же видите, сколько здесь людей!
– Я буду стрелять! – взвизгнул парень с пистолетом.
Милиционер в нерешительности остановился. Я обернулся к Алекперову:
– Пусть он уйдет! Скажите ему!
Я хотел объяснить Алекперову, что здесь люди и, если начнется стрельба, будет много жертв, но он и сам все понял.
– Моя фамилия Алекперов! – громко сказал он, поднимаясь со своего места. – Вы меня узнаете?
Милиционер смотрел на Алекперова и ничего не говорил. Но сейчас это было неважно.
– Я приказываю вам выйти и закрыть дверь!
Милиционер размышлял недолго, секунду или две, после чего переступил через порог и закрыл за собой дверь.
Парень с пистолетом засмеялся. Его смех был истеричным.
– Ну молодец мужик! – сказал он, смахивая со лба крупные капли пота.
И только теперь все увидели, что он совершенно пьян. И его напарник тоже. Они держались рядом, и у них был один пистолет на двоих.
– Надо, чтобы они ушли, – сказал я Алекперову негромко. – В лес, к чертовой бабушке, куда угодно. Там их милиция пусть и ловит.
Алекперов согласно кивнул и сказал, обращаясь к парням:
– Уходите, прошу вас, вокруг лес…
– Э-э нет, – засмеялся парень и пьяно погрозил Алекперову пальцем. – Это здесь, рядом с вами, нам ничего не сделают. А там с нами церемониться не будут.
Он был прав, конечно. Их настигнут в два счета, предложат сдаться, а когда они откажутся – откроют огонь на поражение. Все будет кончено в пять минут.
– Хотя бы женщин отпустите! – сказал я.
Парень задумался. Его мысли надо было направить в соответствующее русло.
– Еще минута или две, и у кого-нибудь из них начнется истерика – вы тогда не будете знать, как от них избавиться, – подсказал я.
Это была обычная тактика переговоров с террористами – стараться всеми доступными способами уменьшить число удерживаемых заложников.
– Пусть идут. – Парень указал пистолетом на дверь.
Началась суматоха. Женщины стремительно покидали банкетный зал. Только две остались, не решившись бросить на произвол судьбы своих спутников.
– Декабристки, – оценил парень.
Он, оказывается, что-то еще смутно помнил из школьной программы.
– У кого-нибудь из присутствующих есть сотовый телефон?
Едва ли не большая часть присутствующих с готовностью продемонстрировала телефоны.
– Надо связаться с редакциями газет, – сказал я, старательно разделяя слова, чтобы было доходчиво. – Чем больше людей будет знать о нас, тем меньше вероятность штурма.
Штурм – это кровь, все понимали.
– Не сметь! – процедил Алекперов.
– А чего вы хотите? – огрызнулся я. – Чтобы сюда прибыл спецназ и приступил к штурму? С этими-то они справятся, – я кивнул в сторону парней. – А что будет при этом с нами?
– Пусть звонят! – поддакнул парень с пистолетом, оценив преимущества моего плана. Он тоже боялся штурма.
Все присутствующие держались достойно, и лишь по голосам, когда установилась связь с редакциями, можно было уловить, какое напряжение все испытывают.
– Теперь сюда надо вызвать милиционера, – сказал я, все больше беря на себя инициативу. – Для переговоров. Мы должны убедить его не препятствовать этим ребятам уйти.
– Они бандиты! – не сдержался Алекперов.
– Мы никого пальцем не тронули! – обиделся тот, что с пистолетом.
– А стрельба? – подсказал Алекперов.
– Подумаешь, стрельба! – хмыкнул парень.
Ему, наверное, доводилось стрелять не так уж редко – по поводу и без повода.
– Мы должны позвать милиционера! – упрямо повторил я.
Один из парней тем временем взял в руки стул и швырнул его в широкое, в полстены, окно. Стекло не разбилось, лишь косая трещина пробежала из угла в угол.
И опять охранники Алекперова напряглись.
– Пусть уходят! – еле слышно прошипел я.
Никто, по-моему, и не возражал. Все желали одного – чтобы этот кошмар как можно быстрее закончился.
С третьей или четвертой попытки парень справился со стеклом, оно рухнуло, рассыпавшись на крупные осколки, и путь к отступлению был открыт, но теперь тот, который был с пистолетом, заупрямился.
– Нам нельзя отсюда уходить! – сказал он своему приятелю.
Не самого храброго десятка оказался.
– Здесь всего один милиционер! – зло сказал я ему, вое больше распаляясь. – Да и тот за дверью. А вот когда сюда прибудет спецназ…
При упоминании о спецназе парень заметно изменился в лице. Напарник теребил его, призывая к бегству.
– Спокойно! – прошептал я, обращаясь к алекперовским телохранителям. – Ваше дело сторона.
Хотел сказать, что поскольку их клиенту непосредственно ничто не угрожает, то и суетиться им нет никакого смысла, но они это уже поняли и без моих слов.
Зловещая парочка наконец удалилась. Никто не пытался их задержать, и даже когда они скрылись из виду, все остались сидеть на своих местах. Это был шок.
– Простите, что мы втянули вас в эту историю, – сказал я.
Сидевший рядом со мной Алекперов был бледен как полотно. Я жестом подозвал одного из видеооператоров.
– Проклятое время, – сказал я. – Интересное время. Удивительное время. Все сплелось, и уже не понять, где правда, где вымысел.
Я извлек кассету из видеокамеры и показал ее присутствующим.
– Такой мы нашу жизнь и будем показывать в программах – без прикрас. Так хотел покойный Самсонов. Так хотим мы.
Они дозревали медленно, очень медленно. Я предполагал, что все произойдет значительно быстрее, но слишком сильным, вероятно, было пережитое потрясение.
– Мы собрались здесь, чтобы посмотреть пилотный выпуск возобновляемой программы «Вот так история!». – Я взмахнул только что отснятой видеокассетой. – Будем смотреть?
Вот сейчас они все поняли. Тишина в зале стояла гробовая. Алекперов, казалось, побледнел еще больше.
– Ну хорошо, – сказал я. – Тогда сразу перейдем к неофициальной части.
– Идиот, – пробормотал обретший дар речи Алекперов. – Тебя же теперь затаскают по судам.
– Посмотрим, – пожал я плечами и смахнул со лба некстати выступившие капли пота.
Это запоздало дало знать о себе напряжение.
6
Счастливым образом все обошлось. Вечером того же дня отснятый в пансионате материал был показан по алекперовскому телеканалу. Конкурирующие каналы довольствовались сюжетами в выпусках вечерних новостей. А на следующий день о случившемся в загородном пансионате написали едва ли не все газеты. Те, кто участвовал в нашем мероприятии, оказались в центре внимания. Кажется, эти люди даже почувствовали себя героями. Это нас и спасло. Если ты действительно герой да еще получаешь удовольствие, рассказывая родным и знакомым о своем участии в этой нашумевшей акции, то ты, конечно, не помчишься в милицию с заявлением о том, что твою жизнь подвергали опасности хулиганы от телевидения.
Единственным человеком, выразившим свое, мягко говоря, неудовольствие, был Алекперов. Он пригласил нас – меня и Светлану – в свой кабинет и устроил нам форменную выволочку. Мы узнали о себе следующее: мы безответственные и социально опасные типы, и если позволяем себе то, что позволили накануне, нас на пушечный выстрел нельзя подпускать к телевидению, потому что здесь, на телевидении, безответственности не прощают. Еще мы узнали, что нам жутко повезло и что если бы хоть один человек из присутствующих вздумал обратиться с заявлением куда надо, нам не удалось бы отвертеться ни за какие коврижки.
Алекперов не кричал и не размахивал руками. Он говорил негромко, стараясь не смотреть на нас, а мы держались тихо и неприметно, как мыши, потому что мы оба – ну уж я-то точно – чувствовали себя несколько не в своей тарелке. Не потому, что сделали то, что сделали, а потому, что непроизвольно подставили Алекперова. Его каналу эта акция конечно же пошла на пользу, но ему самому набранные очки дались слишком дорогой ценой. Случившееся накануне было для него, несомненно, немалым потрясением.
Закончив говорить, Алекперов сфокусировал наконец свой взгляд на мне. Именно меня он считал источником всех бед и от меня ждал объяснений.
– Во-первых, я прошу извинить меня за причиненное лично вам беспокойство, – сказал я со всей кротостью, на которую только был способен. – А во-вторых, должен признаться, что нисколько не раскаиваюсь в содеянном.
Я видел, какими глазами посмотрела на меня Светлана. Я с тобой полностью согласна, дружище, говорил ее взгляд, но все же поосторожнее на поворотах.
– Все прошло превосходно, – проявил я упрямство. – Нам нужно было громкое начало, и мы его добились. Прошел целый год, нас стали подзабывать. А теперь вот вспомнили – все одновременно.
– Ну хорошо, – примирительно сказал Алекперов. – Сам ход безупречно выверен, хотя с моральной точки зрения…
– А что такое здесь говорится о морали? – хмыкнул я.
– Вы поставили ничего не подозревающих людей в такие обстоятельства…
– А мы всех ставили в такие обстоятельства, – мстительно сказал я. – И все наши герои до поры до времени не подозревали о подоплеке происходящего. Вся наша программа построена именно на этом. При Самсонове тоже так было, и у вас почему-то это не вызывало протеста.
– Не со всем в работе Сергея я был согласен.
– Но в целом вы были довольны программой! – парировал я.
Светлана незаметно для Алекперова показала мне большой палец – молодец, мол. А Алекперов только пожал плечами, не найдя, что ответить.
Единственным человеком, выразившим свое, мягко говоря, неудовольствие, был Алекперов. Он пригласил нас – меня и Светлану – в свой кабинет и устроил нам форменную выволочку. Мы узнали о себе следующее: мы безответственные и социально опасные типы, и если позволяем себе то, что позволили накануне, нас на пушечный выстрел нельзя подпускать к телевидению, потому что здесь, на телевидении, безответственности не прощают. Еще мы узнали, что нам жутко повезло и что если бы хоть один человек из присутствующих вздумал обратиться с заявлением куда надо, нам не удалось бы отвертеться ни за какие коврижки.
Алекперов не кричал и не размахивал руками. Он говорил негромко, стараясь не смотреть на нас, а мы держались тихо и неприметно, как мыши, потому что мы оба – ну уж я-то точно – чувствовали себя несколько не в своей тарелке. Не потому, что сделали то, что сделали, а потому, что непроизвольно подставили Алекперова. Его каналу эта акция конечно же пошла на пользу, но ему самому набранные очки дались слишком дорогой ценой. Случившееся накануне было для него, несомненно, немалым потрясением.
Закончив говорить, Алекперов сфокусировал наконец свой взгляд на мне. Именно меня он считал источником всех бед и от меня ждал объяснений.
– Во-первых, я прошу извинить меня за причиненное лично вам беспокойство, – сказал я со всей кротостью, на которую только был способен. – А во-вторых, должен признаться, что нисколько не раскаиваюсь в содеянном.
Я видел, какими глазами посмотрела на меня Светлана. Я с тобой полностью согласна, дружище, говорил ее взгляд, но все же поосторожнее на поворотах.
– Все прошло превосходно, – проявил я упрямство. – Нам нужно было громкое начало, и мы его добились. Прошел целый год, нас стали подзабывать. А теперь вот вспомнили – все одновременно.
– Ну хорошо, – примирительно сказал Алекперов. – Сам ход безупречно выверен, хотя с моральной точки зрения…
– А что такое здесь говорится о морали? – хмыкнул я.
– Вы поставили ничего не подозревающих людей в такие обстоятельства…
– А мы всех ставили в такие обстоятельства, – мстительно сказал я. – И все наши герои до поры до времени не подозревали о подоплеке происходящего. Вся наша программа построена именно на этом. При Самсонове тоже так было, и у вас почему-то это не вызывало протеста.
– Не со всем в работе Сергея я был согласен.
– Но в целом вы были довольны программой! – парировал я.
Светлана незаметно для Алекперова показала мне большой палец – молодец, мол. А Алекперов только пожал плечами, не найдя, что ответить.