Страница:
Владимир Гриньков
Король и спящий убийца
1
Я трижды перечитал телеграмму, но текст от этого, естественно, не изменился. Тогда я поднял глаза на почтальона, будто ожидал, что тот сможет мне хоть что-то объяснить.
– Что-нибудь не так? – спросил почтальон.
– Нет-нет, – пробормотал я. – Где я должен расписаться?
Когда почтальон ушел, я еще раз прочитал текст. «Приезжай ты мне нужен Самсонов». Телеграмма была отправлена из Москвы сегодня утром. Время отправки было зафиксировано. Присутствовал и номер почтового отделения. Все было как положено. Все нормально. Если не считать того, что сам Самсонов уже год как лежал на Ваганьковском кладбище. Я лично присутствовал на похоронах. Было много людей, много цветов и много берущих за душу речей. Самсонов с лицом неестественно желтого цвета лежал в гробу, и я не мог отвести от него взгляд, пока гроб не закрыли крышкой. И вот теперь Самсонов прислал мне телеграмму.
Я час пробродил по своей пустынной квартире, пытаясь постичь смысл происшедшего, но так ни до чего и не додумался. Через час я спешно собрался и отправился на вокзал. У меня не было четкого плана действий. Просто эта странная телеграмма оказалась для меня чем-то вроде кодового слова, способного привести в движение неподвижный до поры механизм.
Приехав в Москву, я позвонил по самсоновскому телефону. Трубку на том конце провода никто не снимал, и я вдруг почувствовал легкое головокружение, осознав, что звоню куда-то на тот свет. До покойника пытаюсь дозвониться. Я уже готов был бросить трубку на рычаг, как вдруг в ней что-то щелкнуло и мужской голос односложно произнес:
– Да? – с вопросительной интонацией.
У меня оборвалось сердце. Набирая номер, я, честно говоря, не рассчитывал, что мне кто-либо ответит.
– Да? – повторил все тот же голос. – Я вас слушаю.
Это явно был не Самсонов, и ко мне вернулся дар речи.
– Мне Самсонов нужен, – сказал я. – Сергей Николаевич.
А у самого бешено колотилось сердце. Вы когда-нибудь звонили человеку, который уже год как похоронен?
Долгое молчание. Затем вопрос:
– Вы кто?
– Колодин. Женя. Работал с Сергеем Николаевичем.
Снова долгая тишина.
– Алло! – сказал я.
– Вы где сейчас?
– На вокзале. Я только что приехал из Вологды.
После долгой паузы:
– Оставайтесь на вокзале. Сейчас я за вами приеду. Как вы выглядите?
Я торопливо обрисовал свою наружность.
– Ждите, – сказал мой собеседник и повесил трубку.
Спустя примерно час мрачноватого вида парень подошел ко мне на вокзале и спросил, предварительно оглянувшись по сторонам:
– Вы Колодин?
Я молча кивнул.
– Идемте.
Он вывел меня к стоянке и усадил в старенькую «Волгу».
– Что происходит? – спросил я.
Он обернулся и после долгой паузы сказал невероятное:
– Самсонов хочет вас видеть.
У меня, наверное, слишком сильно отвисла челюсть, потому что мой собеседник сразу отвернулся. Я хотел задать ему вопрос – и не мог. У меня перехватило дыхание.
– Самсонов жив, – сказал парень. – Сегодня вы с ним встретитесь.
Большего потрясения в своей жизни я еще не испытывал.
Мой спутник оказался очень неразговорчивым человеком. Он лишь сказал, что зовут его Андреем, а на мои расспросы почти ничего не отвечал, а если и отвечал, то односложно и невнятно.
Он отвез меня в гостиницу, помог устроиться, а потом исчез, предварительно предупредив, что заедет за мной вечером. Он сдержал слово и объявился в половине шестого.
– Пора, – сказал он.
– Куда мы едем?
– К Самсонову.
– Что происходит? – потребовал я объяснений.
Я уже совершенно извелся. Андрей, похоже, почувствовал мое состояние.
– Сейчас я повезу вас на встречу с Сергеем Николаевичем.
– Он действительно жив? – Я все еще не мог поверить.
– Да.
– Но как же…
– Я ничего вам не могу сказать. Все, что нужно, вам объяснит сам Самсонов. Сразу хочу вас предупредить, что у Сергея Николаевича сейчас проблемы и вы должны быть готовы…
Он выразительно посмотрел на меня.
– Готов – к чему? – уточнил я.
– Ко всему.
Как-то зловеще это прозвучало. Но я не стал больше ни о чем спрашивать – из этого Андрея ничего нельзя было вытянуть. Оставалось только ждать.
Мы спустились вниз, к машине. Андрей, открывая дверцу, настороженно оглянулся по сторонам. Я вдруг подумал, что все это выглядит очень подозрительно.
– Куда мы едем? – спросил я, не делая ни малейшей попытки сесть в машину.
– На встречу с Самсоновым.
– Пусть он сначала позвонит мне в гостиницу, – предложил я.
Андрей посмотрел на меня так, словно я сказал нечто неприличное, потом, все поняв, невесело усмехнулся. Сел в машину и уже из салона сказал:
– Я покажу вам одну вещицу. Хотите?
Мне не оставалось ничего другого, как сесть на заднее сиденье. Андрей протянул фотоснимок. На снимке были двое: сам Андрей и Самсонов. В углу снимка стояли цифры – судя по ним, снимок был сделан меньше месяца назад.
– Это не доказательство, – сказал я.
– А разве я что-то собирался вам доказывать?
Да, все так. Он лишь предлагал мне встретиться с Самсоновым. Если я против – могу отказаться, никто меня силой но тащит.
– Поехали, – сказал я.
Андрей принялся петлять по улицам. Судя по тому, как он поглядывал в зеркало заднего вида, он опасался «хвоста». Мы проездили по Москве больше часа, и я уже совсем запутался и даже приблизительно не представлял, где мы находимся, когда Андрей остановил машину в каком-то пустынном переулке, вдоль которого стояло несколько машин и совершенно не было видно пешеходов. Двигатель Андрей не заглушил.
– Приехали? – осведомился я.
Он ничего мне не ответил. Прошло пять минут или чуть больше.
– Сейчас приедет Самсонов, – сказал Андрей. – Пересядет к нам. Вы из машины не выходите.
Что-то таилось за его словами.
Вскоре в переулок въехал «фиат». При его появлении Андрей заметно напрягся. Я это увидел и понял, что эту машину мы и ждали. «Фиат» остановился метрах в двадцати от нас, его задняя дверца распахнулась, на тротуар ступил какой-то человек, и когда этот человек обернулся, я обессиленно откинулся на спинку сиденья. Это был Самсонов! Живой и невредимый! Я видел, как он стремительно направился в нашу сторону. И не сразу обратил внимание на двух парней, невесть откуда появившихся. Они вынырнули откуда-то справа и шли наперерез Самсонову. Я и подумать ничего не успел, а Андрей уже все понял, распахнул дверцу и закричал:
– Назад! Сергей Николаевич, назад!
Его крик будто подстегнул эту парочку. Парни одновременно выхватили пистолеты, но Самсонов уже отступал к «фиату», из которого выскочил какой-то мужчина, и тоже с пистолетом. Я слышал, как совсем близко хлопали выстрелы. Парни стреляли по Самсонову, а человек из «фиата» – по парням. Андрей рывком переключил передачу, и наша «Волга» стремительно покатила по переулку задним ходом.
– Куда? – выдохнул я протестующе.
– А вы хотите, чтобы в нас дырок понаделали? – осведомился он.
Будто в подтверждение его правоты один из парней развернулся и стал стрелять по нашей машине. Я даже втянул голову в плечи, как будто это могло меня спасти. Андрей оказался классным водителем. Наша «Волга» резво завиляла по переулку, и мы смогли выкатиться за угол, избежав порции горячего свинца. В последний миг, прежде чем мы скрылись за углом, я успел увидеть, что Самсонов все-таки добежал до «фиата». Очень скоро «фиат» промчался мимо нас. Андрей развернулся и попытался пристроиться ему в хвост, но не смог – тот оторвался от нас и исчез.
Самсонов не был убит год назад. Точнее, он должен был быть убит, но своих убийц он опередил, инсценировав собственную смерть. За ним охотились, то ли мстя за какие-то денежные дела, то ли пытаясь его подчинить, и это зашло уже слишком далеко, настолько далеко, что Самсонову не оставалось ничего иного, как исчезнуть. Он залег на дно, и никто не знал, что он жив, кроме нескольких человек, не имевших отношения к телевидению. Вот эта изоляция от телевидения была очень важна, потому что позволяла этим людям нигде не засвечиваться и в меру сил помогать Самсонову.
Об этом мне рассказал Андрей. Еще он сказал, что что-то изменилось в последнее время и Самсонов принял решение вернуться из небытия, но, похоже, поспешил. Угроза еще не миновала, и едва он лишь немного выступил из тени, как его тотчас же засекли. Весь последний месяц за Самсоновым охотились. Кто именно, Андрей не знал, но люди эти, судя по всему, были очень серьезные, чему я лично был сегодня свидетелем.
– Мы предлагали Сергею Николаевичу опять залечь на дно, но он отказался, – мрачно сказал Андрей, всем своим видом показывая, что совершенно не одобряет самсоновского безрассудства.
Андрей оставил меня в гостинице и объявился только на следующее утро. Вид у него был не ахти.
– Все-таки зацепили они Самсонова, – сообщил он и скрипнул зубами. – Две пули: в грудь и в плечо.
– Опасность для жизни есть?
– Врачи говорят, что нет.
– Когда мы поедем к нему?
– Никогда, – буркнул Андрей. – Это опасно.
– К черту опасность!
– Опасно для Самсонова, – остудил мой пыл Андрей. – Очень похоже на то, что вчера именно мы киллеров на него и вывели.
– Как же так? – обескураженно сказал я.
– Очень просто. Выследили нас и вышли прямиком на Сергея Николаевича. И сейчас та же история может повториться: мы отправимся к Самсонову и потащим за собой «хвост».
Андрей вздохнул.
– В общем, так, – сказал он. – Я привез вам письмо от Сергея Николаевича. И это пока все, что можно сделать.
Письмо было длинное – на четырех страницах. Строчки прыгали, и не все слова можно было разобрать с первого раза – Самсонову, наверное, было мучительно трудно писать. Он сообщал о том, что жив, и извинялся за свою «смерть» год назад, добавляя, впрочем, что я должен его понять. Еще он писал, что прятаться больше не намерен и хочет возродить свою программу «Вот так история!», вновь собрав съемочную группу – меня, Светлану, Демина. И меня из Вологды, как оказалось, он вызвал по этой самой причине. К сожалению, писал дальше Самсонов, полученные им ранения не позволят ему осуществить свой план немедленно, поэтому он очень рассчитывает на меня. Я должен выйти на Светлану и Демина и заняться подготовкой к съемкам новых сюжетов, никому ничего не объясняя до поры. Первые выпуски программы, сделанные нами самостоятельно, должны будут стать подготовкой к возвращению Самсонова – таков был его план.
Я дочитал письмо и понял, что на ближайшее время моя жизнь расписана четко: Самсонов жив, он хочет вернуться, и я должен помочь ему сделать это.
Письмо Андрей у меня забрал и тут же сжег, воспользовавшись зажигалкой. Я попытался протестовать, но Андрей сказал, глядя на меня сверху вниз:
– Никто не должен знать о том, что Самсонов возвращается. И о том, что он жив, тоже.
Помолчал и сказал после паузы:
– Даже Светлане и Демину вы не имеете права ничего говорить.
– А как же…
– Это просьба Сергея Николаевича, – отрезал Андрей.
Значит, были у Самсонова причины сохранять все в тайне.
– Что-нибудь не так? – спросил почтальон.
– Нет-нет, – пробормотал я. – Где я должен расписаться?
Когда почтальон ушел, я еще раз прочитал текст. «Приезжай ты мне нужен Самсонов». Телеграмма была отправлена из Москвы сегодня утром. Время отправки было зафиксировано. Присутствовал и номер почтового отделения. Все было как положено. Все нормально. Если не считать того, что сам Самсонов уже год как лежал на Ваганьковском кладбище. Я лично присутствовал на похоронах. Было много людей, много цветов и много берущих за душу речей. Самсонов с лицом неестественно желтого цвета лежал в гробу, и я не мог отвести от него взгляд, пока гроб не закрыли крышкой. И вот теперь Самсонов прислал мне телеграмму.
Я час пробродил по своей пустынной квартире, пытаясь постичь смысл происшедшего, но так ни до чего и не додумался. Через час я спешно собрался и отправился на вокзал. У меня не было четкого плана действий. Просто эта странная телеграмма оказалась для меня чем-то вроде кодового слова, способного привести в движение неподвижный до поры механизм.
Приехав в Москву, я позвонил по самсоновскому телефону. Трубку на том конце провода никто не снимал, и я вдруг почувствовал легкое головокружение, осознав, что звоню куда-то на тот свет. До покойника пытаюсь дозвониться. Я уже готов был бросить трубку на рычаг, как вдруг в ней что-то щелкнуло и мужской голос односложно произнес:
– Да? – с вопросительной интонацией.
У меня оборвалось сердце. Набирая номер, я, честно говоря, не рассчитывал, что мне кто-либо ответит.
– Да? – повторил все тот же голос. – Я вас слушаю.
Это явно был не Самсонов, и ко мне вернулся дар речи.
– Мне Самсонов нужен, – сказал я. – Сергей Николаевич.
А у самого бешено колотилось сердце. Вы когда-нибудь звонили человеку, который уже год как похоронен?
Долгое молчание. Затем вопрос:
– Вы кто?
– Колодин. Женя. Работал с Сергеем Николаевичем.
Снова долгая тишина.
– Алло! – сказал я.
– Вы где сейчас?
– На вокзале. Я только что приехал из Вологды.
После долгой паузы:
– Оставайтесь на вокзале. Сейчас я за вами приеду. Как вы выглядите?
Я торопливо обрисовал свою наружность.
– Ждите, – сказал мой собеседник и повесил трубку.
Спустя примерно час мрачноватого вида парень подошел ко мне на вокзале и спросил, предварительно оглянувшись по сторонам:
– Вы Колодин?
Я молча кивнул.
– Идемте.
Он вывел меня к стоянке и усадил в старенькую «Волгу».
– Что происходит? – спросил я.
Он обернулся и после долгой паузы сказал невероятное:
– Самсонов хочет вас видеть.
У меня, наверное, слишком сильно отвисла челюсть, потому что мой собеседник сразу отвернулся. Я хотел задать ему вопрос – и не мог. У меня перехватило дыхание.
– Самсонов жив, – сказал парень. – Сегодня вы с ним встретитесь.
Большего потрясения в своей жизни я еще не испытывал.
Мой спутник оказался очень неразговорчивым человеком. Он лишь сказал, что зовут его Андреем, а на мои расспросы почти ничего не отвечал, а если и отвечал, то односложно и невнятно.
Он отвез меня в гостиницу, помог устроиться, а потом исчез, предварительно предупредив, что заедет за мной вечером. Он сдержал слово и объявился в половине шестого.
– Пора, – сказал он.
– Куда мы едем?
– К Самсонову.
– Что происходит? – потребовал я объяснений.
Я уже совершенно извелся. Андрей, похоже, почувствовал мое состояние.
– Сейчас я повезу вас на встречу с Сергеем Николаевичем.
– Он действительно жив? – Я все еще не мог поверить.
– Да.
– Но как же…
– Я ничего вам не могу сказать. Все, что нужно, вам объяснит сам Самсонов. Сразу хочу вас предупредить, что у Сергея Николаевича сейчас проблемы и вы должны быть готовы…
Он выразительно посмотрел на меня.
– Готов – к чему? – уточнил я.
– Ко всему.
Как-то зловеще это прозвучало. Но я не стал больше ни о чем спрашивать – из этого Андрея ничего нельзя было вытянуть. Оставалось только ждать.
Мы спустились вниз, к машине. Андрей, открывая дверцу, настороженно оглянулся по сторонам. Я вдруг подумал, что все это выглядит очень подозрительно.
– Куда мы едем? – спросил я, не делая ни малейшей попытки сесть в машину.
– На встречу с Самсоновым.
– Пусть он сначала позвонит мне в гостиницу, – предложил я.
Андрей посмотрел на меня так, словно я сказал нечто неприличное, потом, все поняв, невесело усмехнулся. Сел в машину и уже из салона сказал:
– Я покажу вам одну вещицу. Хотите?
Мне не оставалось ничего другого, как сесть на заднее сиденье. Андрей протянул фотоснимок. На снимке были двое: сам Андрей и Самсонов. В углу снимка стояли цифры – судя по ним, снимок был сделан меньше месяца назад.
– Это не доказательство, – сказал я.
– А разве я что-то собирался вам доказывать?
Да, все так. Он лишь предлагал мне встретиться с Самсоновым. Если я против – могу отказаться, никто меня силой но тащит.
– Поехали, – сказал я.
Андрей принялся петлять по улицам. Судя по тому, как он поглядывал в зеркало заднего вида, он опасался «хвоста». Мы проездили по Москве больше часа, и я уже совсем запутался и даже приблизительно не представлял, где мы находимся, когда Андрей остановил машину в каком-то пустынном переулке, вдоль которого стояло несколько машин и совершенно не было видно пешеходов. Двигатель Андрей не заглушил.
– Приехали? – осведомился я.
Он ничего мне не ответил. Прошло пять минут или чуть больше.
– Сейчас приедет Самсонов, – сказал Андрей. – Пересядет к нам. Вы из машины не выходите.
Что-то таилось за его словами.
Вскоре в переулок въехал «фиат». При его появлении Андрей заметно напрягся. Я это увидел и понял, что эту машину мы и ждали. «Фиат» остановился метрах в двадцати от нас, его задняя дверца распахнулась, на тротуар ступил какой-то человек, и когда этот человек обернулся, я обессиленно откинулся на спинку сиденья. Это был Самсонов! Живой и невредимый! Я видел, как он стремительно направился в нашу сторону. И не сразу обратил внимание на двух парней, невесть откуда появившихся. Они вынырнули откуда-то справа и шли наперерез Самсонову. Я и подумать ничего не успел, а Андрей уже все понял, распахнул дверцу и закричал:
– Назад! Сергей Николаевич, назад!
Его крик будто подстегнул эту парочку. Парни одновременно выхватили пистолеты, но Самсонов уже отступал к «фиату», из которого выскочил какой-то мужчина, и тоже с пистолетом. Я слышал, как совсем близко хлопали выстрелы. Парни стреляли по Самсонову, а человек из «фиата» – по парням. Андрей рывком переключил передачу, и наша «Волга» стремительно покатила по переулку задним ходом.
– Куда? – выдохнул я протестующе.
– А вы хотите, чтобы в нас дырок понаделали? – осведомился он.
Будто в подтверждение его правоты один из парней развернулся и стал стрелять по нашей машине. Я даже втянул голову в плечи, как будто это могло меня спасти. Андрей оказался классным водителем. Наша «Волга» резво завиляла по переулку, и мы смогли выкатиться за угол, избежав порции горячего свинца. В последний миг, прежде чем мы скрылись за углом, я успел увидеть, что Самсонов все-таки добежал до «фиата». Очень скоро «фиат» промчался мимо нас. Андрей развернулся и попытался пристроиться ему в хвост, но не смог – тот оторвался от нас и исчез.
Самсонов не был убит год назад. Точнее, он должен был быть убит, но своих убийц он опередил, инсценировав собственную смерть. За ним охотились, то ли мстя за какие-то денежные дела, то ли пытаясь его подчинить, и это зашло уже слишком далеко, настолько далеко, что Самсонову не оставалось ничего иного, как исчезнуть. Он залег на дно, и никто не знал, что он жив, кроме нескольких человек, не имевших отношения к телевидению. Вот эта изоляция от телевидения была очень важна, потому что позволяла этим людям нигде не засвечиваться и в меру сил помогать Самсонову.
Об этом мне рассказал Андрей. Еще он сказал, что что-то изменилось в последнее время и Самсонов принял решение вернуться из небытия, но, похоже, поспешил. Угроза еще не миновала, и едва он лишь немного выступил из тени, как его тотчас же засекли. Весь последний месяц за Самсоновым охотились. Кто именно, Андрей не знал, но люди эти, судя по всему, были очень серьезные, чему я лично был сегодня свидетелем.
– Мы предлагали Сергею Николаевичу опять залечь на дно, но он отказался, – мрачно сказал Андрей, всем своим видом показывая, что совершенно не одобряет самсоновского безрассудства.
Андрей оставил меня в гостинице и объявился только на следующее утро. Вид у него был не ахти.
– Все-таки зацепили они Самсонова, – сообщил он и скрипнул зубами. – Две пули: в грудь и в плечо.
– Опасность для жизни есть?
– Врачи говорят, что нет.
– Когда мы поедем к нему?
– Никогда, – буркнул Андрей. – Это опасно.
– К черту опасность!
– Опасно для Самсонова, – остудил мой пыл Андрей. – Очень похоже на то, что вчера именно мы киллеров на него и вывели.
– Как же так? – обескураженно сказал я.
– Очень просто. Выследили нас и вышли прямиком на Сергея Николаевича. И сейчас та же история может повториться: мы отправимся к Самсонову и потащим за собой «хвост».
Андрей вздохнул.
– В общем, так, – сказал он. – Я привез вам письмо от Сергея Николаевича. И это пока все, что можно сделать.
Письмо было длинное – на четырех страницах. Строчки прыгали, и не все слова можно было разобрать с первого раза – Самсонову, наверное, было мучительно трудно писать. Он сообщал о том, что жив, и извинялся за свою «смерть» год назад, добавляя, впрочем, что я должен его понять. Еще он писал, что прятаться больше не намерен и хочет возродить свою программу «Вот так история!», вновь собрав съемочную группу – меня, Светлану, Демина. И меня из Вологды, как оказалось, он вызвал по этой самой причине. К сожалению, писал дальше Самсонов, полученные им ранения не позволят ему осуществить свой план немедленно, поэтому он очень рассчитывает на меня. Я должен выйти на Светлану и Демина и заняться подготовкой к съемкам новых сюжетов, никому ничего не объясняя до поры. Первые выпуски программы, сделанные нами самостоятельно, должны будут стать подготовкой к возвращению Самсонова – таков был его план.
Я дочитал письмо и понял, что на ближайшее время моя жизнь расписана четко: Самсонов жив, он хочет вернуться, и я должен помочь ему сделать это.
Письмо Андрей у меня забрал и тут же сжег, воспользовавшись зажигалкой. Я попытался протестовать, но Андрей сказал, глядя на меня сверху вниз:
– Никто не должен знать о том, что Самсонов возвращается. И о том, что он жив, тоже.
Помолчал и сказал после паузы:
– Даже Светлане и Демину вы не имеете права ничего говорить.
– А как же…
– Это просьба Сергея Николаевича, – отрезал Андрей.
Значит, были у Самсонова причины сохранять все в тайне.
2
В тот же день, ближе к вечеру, я дозвонился до Светланы.
– Женя? – обрадованно воскликнула она. – Ты откуда звонишь?
– Я в Москве.
– Немедленно приезжай ко мне! Адрес еще помнишь?
– А как же!
Когда она открыла мне дверь своей квартиры, мне показалось, что и не было последних двенадцати месяцев – Светлана нисколько не изменилась и оставалась такой, какой я и помнил ее все это время.
– Как я по тебе соскучилась! – сказала она, привлекла к себе, поцеловала и обняла так, как обнимает мать своего надолго пропавшего сына.
В квартире кроме Светланы обнаружился незнакомый мне мужчина. Он был невысок ростом и круглолиц, держался уверенно.
– Познакомься, – сказала Светлана. – Дмитрий Алексеевич.
Она несколько смутилась, представляя мне круглолицего, и это сразу все объяснило.
– Просто Дима, – поправил ее мужчина.
Я не испытывал к нему неприязни, но мне представлялось, что этот самый Дима вторгся на чужую территорию – не на мою, а на территорию Самсонова, – и это, наверное, отразилось в моем лице, потому что через пару минут, когда мы остались наедине со Светланой, она сказала, старательно глядя куда-то в окно:
– Мы познакомились с ним месяц назад. Он артист.
Не может молодая и красивая женщина скорбеть вечно. Жизнь возьмет свое – рано или поздно. Но вся штука была в том, что Самсонов жив. И я не был уверен, что, знай об этом Светлана, она позволила бы находиться рядом с собой этому самому Диме. Я посмотрел ей в глаза долгим взглядом. Этот взгляд она истолковала по-своему. Вздохнула и сказала:
– Не будь жестоким.
Просила, чтобы я ее не осуждал, и какое, впрочем, я имел право осуждать?
– Ты неправильно меня поняла, – пробормотал я.
Ничего я ей сейчас не скажу. Потом, когда Самсонов объявится, она сама все для себя решит.
– Я к тебе по делу, – сообщил я, стараясь переменить тему. – Долго думал и решил: а почему бы нам не возродить нашу, то есть самсоновскую, программу?
Надо было видеть лицо Светланы в эту минуту. Это было больше, чем просто изумление.
– Та-а-ак, – протянула она наконец. – Значит, созрел?
Я пожал плечами, не желая ничего объяснять. Не скажешь же ей, в самом деле, что на это меня подвигнул сам Самсонов. К тому же ее сарказм был мне понятен. На протяжении этого года Светлана несколько раз звонила мне, предлагая поучаствовать в возрождении программы, а я все время отказывался, находя тысячи причин, хотя настоящей была одна-единственная: я считал, что в прошлое невозможно вернуться. Может получиться очень похоже, но так, как было, никогда.
– А почему бы и нет? – сказал я. – Соберемся вместе – я, ты, Демин – и будем снимать. Думаю, получится неплохо.
Светлана засмеялась и обняла меня.
– Ты просто чудо, Женька! Я так счастлива, что ты снова готов работать! Я верила, что когда-нибудь это обязательно произойдет.
И опять засмеялась – каким-то своим мыслям.
– И Алекперов предлагал мне вернуться к нашей программе, – сказала она. – Звонил пару раз и говорил об этом открытым текстом.
– Он же собирался заниматься этим самостоятельно! Нашел себе нового ведущего, этого… как его… Горяева.
При упоминании о Горяеве Светлана махнула рукой и так скорбно посмотрела на меня, что я понял: с Горяевым большие проблемы.
– Они сделали три выпуска программы, – сказала она. – И все три оказались провальными.
– Я что-то ни одного не видел.
– Это были пилотные выпуски для просмотра в узком кругу. Отсняли три выпуска, показали их Алекперову, и тот схватился за голову.
– Неудачные?
– Не то слово, Женя. Полное фиаско. Горяев пробкой вылетел с телевидения. Алекперов наконец увидел то, что мы обнаружили гораздо раньше. Ты помнишь этот горяевский сюжет с кошельком на веревочке?
Я засмеялся. Прошло время, целый год, а тогда нам, конечно, было не до смеха.
– Все встало на свои места, – сказала Светлана. – И нам снова предлагают работать.
– Как ты себе это представляешь?
– Соберемся втроем – я, ты, Демин…
– А где он, кстати? Я ничего не слышал о нем.
– У него были серьезные неприятности. Его несколько месяцев вызывали на допросы, пытались повесить на него хищения и незаконные валютные операции, но ничего, кажется, не смогли доказать. Теперь он администратором у какой-то завалящей эстрадной группы. Я думаю, он согласится поработать, если мы ему это предложим.
– А мы предложим? – осведомился я.
– Да.
Она искренне хотела возродить нашу группу, по человечку, по кусочку, и ради этого готова была принять и Демина, с которым у нее никогда не было особой любви.
Появился Дима.
– И вот Дима еще, – сказала Светлана, продолжая наш разговор.
Я с сомнением воззрился на ее протеже.
– А что, товаг'ищ, вы с чем-то не согласны? – демонстративно не выговаривая «р», осведомился у меня Дима. – Попг'още надо быть, батенька, попг'още!
И он посмотрел на меня лукавым взглядом. Как он был сейчас похож на Ленина – речью, жестами! Перевоплощение, свершившееся в секунду, совершенно меня покорило. Я засмеялся. И Светлана засмеялась тоже.
– Он кого хочешь может изобразить. Я еще не знаю, как нам это использовать, но что-то должно получиться, я уверена.
– Ну, допустим, – признал я.
– Димины друзья тоже могли бы принимать участие в съемках, – продолжала она. – Ну а с техническим персоналом и вовсе не будет проблем.
– И еще деньги, – напомнил я. – Алекперов ведь авансом не даст ни копейки. Он заплатит только за программы, стопроцентно готовые к выходу в эфир.
– Да, – подтвердила Светлана. – Но мы ничего не будем у него просить. Деньги есть.
– Откуда?
Мое изумление было совершенно неподдельным. На съемки требовались большие суммы. Тысячи, десятки тысяч долларов. И я никогда не ведал о существовании у Светланы таких денег.
– Я продала дом.
Тот самый, самсоновский, понял я.
– Я все равно не смогла бы там жить.
Продала дом, получила кучу денег, но осталась жить в своей старой квартире. Все деньги вложит в возрождение самсоновской программы – лучший памятник бывшему мужу. Я заглянул Светлане в глаза и понял, что все именно так и есть. Она продолжала его любить, неистово и безоглядно. Как человек он был к ней жесток. Но она любила его не за это злое и темное, а за его талант.
– Где ты сейчас? – спросила Светлана.
Я пожал плечами:
– Можно сказать – нигде. Из налоговой полиции ушел сразу, едва в тот раз вернулся в Вологду. Устроился к приятелю на фирму, а все равно как-то так… – Я неопределенно развел руками.
Светлана понимающе-печально улыбнулась. И я и она жили в этот год воспоминаниями. Наша жизнь и наша работа тогда, при Самсонове, и были тем главным, что потом вспоминается всю жизнь. Все, что после, – слишком суетно и мелко.
– Женился?
– И развелся, – буркнул я.
Брови Светланы поползли вверх.
– Ничего не получилось. Я думал, что все забудется, а оказалось – на беде счастья на выстроишь. Между мной и Мариной все время стояли Самсонов и Саша, муж ее покойный. Мы никогда не говорили об этом вслух, но оба чувствовали одно и то же.
Одно и то же – это наша вина, и это не давало нам обоим покоя…
Светлана взъерошила мне вихры. Показывала, что не держит на меня зла и вообще не считает меня виновным в случившемся год назад. Если бы она знала, что год назад ничего и не было!
– Я позвоню Алекперову, – сказала она, уводя меня от тяжелых воспоминаний. – Договорюсь о встрече.
– О какой встрече? – не понял я.
– Вашей. Ты и он. Вы должны поговорить.
– О чем?
– О программе «Вот так история!». Алекперов возглавляет руководство телеканала. А ты возглавляешь программу.
У меня вытянулось лицо. И тогда Светлана засмеялась.
– Да-да, – подтвердила она. – Я хочу, чтобы ты возглавил этот проект.
Я должен был занять место Самсонова. Так следовало понимать. И сам Самсонов этого хочет. И – независимо от него – Светлана.
– Женя? – обрадованно воскликнула она. – Ты откуда звонишь?
– Я в Москве.
– Немедленно приезжай ко мне! Адрес еще помнишь?
– А как же!
Когда она открыла мне дверь своей квартиры, мне показалось, что и не было последних двенадцати месяцев – Светлана нисколько не изменилась и оставалась такой, какой я и помнил ее все это время.
– Как я по тебе соскучилась! – сказала она, привлекла к себе, поцеловала и обняла так, как обнимает мать своего надолго пропавшего сына.
В квартире кроме Светланы обнаружился незнакомый мне мужчина. Он был невысок ростом и круглолиц, держался уверенно.
– Познакомься, – сказала Светлана. – Дмитрий Алексеевич.
Она несколько смутилась, представляя мне круглолицего, и это сразу все объяснило.
– Просто Дима, – поправил ее мужчина.
Я не испытывал к нему неприязни, но мне представлялось, что этот самый Дима вторгся на чужую территорию – не на мою, а на территорию Самсонова, – и это, наверное, отразилось в моем лице, потому что через пару минут, когда мы остались наедине со Светланой, она сказала, старательно глядя куда-то в окно:
– Мы познакомились с ним месяц назад. Он артист.
Не может молодая и красивая женщина скорбеть вечно. Жизнь возьмет свое – рано или поздно. Но вся штука была в том, что Самсонов жив. И я не был уверен, что, знай об этом Светлана, она позволила бы находиться рядом с собой этому самому Диме. Я посмотрел ей в глаза долгим взглядом. Этот взгляд она истолковала по-своему. Вздохнула и сказала:
– Не будь жестоким.
Просила, чтобы я ее не осуждал, и какое, впрочем, я имел право осуждать?
– Ты неправильно меня поняла, – пробормотал я.
Ничего я ей сейчас не скажу. Потом, когда Самсонов объявится, она сама все для себя решит.
– Я к тебе по делу, – сообщил я, стараясь переменить тему. – Долго думал и решил: а почему бы нам не возродить нашу, то есть самсоновскую, программу?
Надо было видеть лицо Светланы в эту минуту. Это было больше, чем просто изумление.
– Та-а-ак, – протянула она наконец. – Значит, созрел?
Я пожал плечами, не желая ничего объяснять. Не скажешь же ей, в самом деле, что на это меня подвигнул сам Самсонов. К тому же ее сарказм был мне понятен. На протяжении этого года Светлана несколько раз звонила мне, предлагая поучаствовать в возрождении программы, а я все время отказывался, находя тысячи причин, хотя настоящей была одна-единственная: я считал, что в прошлое невозможно вернуться. Может получиться очень похоже, но так, как было, никогда.
– А почему бы и нет? – сказал я. – Соберемся вместе – я, ты, Демин – и будем снимать. Думаю, получится неплохо.
Светлана засмеялась и обняла меня.
– Ты просто чудо, Женька! Я так счастлива, что ты снова готов работать! Я верила, что когда-нибудь это обязательно произойдет.
И опять засмеялась – каким-то своим мыслям.
– И Алекперов предлагал мне вернуться к нашей программе, – сказала она. – Звонил пару раз и говорил об этом открытым текстом.
– Он же собирался заниматься этим самостоятельно! Нашел себе нового ведущего, этого… как его… Горяева.
При упоминании о Горяеве Светлана махнула рукой и так скорбно посмотрела на меня, что я понял: с Горяевым большие проблемы.
– Они сделали три выпуска программы, – сказала она. – И все три оказались провальными.
– Я что-то ни одного не видел.
– Это были пилотные выпуски для просмотра в узком кругу. Отсняли три выпуска, показали их Алекперову, и тот схватился за голову.
– Неудачные?
– Не то слово, Женя. Полное фиаско. Горяев пробкой вылетел с телевидения. Алекперов наконец увидел то, что мы обнаружили гораздо раньше. Ты помнишь этот горяевский сюжет с кошельком на веревочке?
Я засмеялся. Прошло время, целый год, а тогда нам, конечно, было не до смеха.
– Все встало на свои места, – сказала Светлана. – И нам снова предлагают работать.
– Как ты себе это представляешь?
– Соберемся втроем – я, ты, Демин…
– А где он, кстати? Я ничего не слышал о нем.
– У него были серьезные неприятности. Его несколько месяцев вызывали на допросы, пытались повесить на него хищения и незаконные валютные операции, но ничего, кажется, не смогли доказать. Теперь он администратором у какой-то завалящей эстрадной группы. Я думаю, он согласится поработать, если мы ему это предложим.
– А мы предложим? – осведомился я.
– Да.
Она искренне хотела возродить нашу группу, по человечку, по кусочку, и ради этого готова была принять и Демина, с которым у нее никогда не было особой любви.
Появился Дима.
– И вот Дима еще, – сказала Светлана, продолжая наш разговор.
Я с сомнением воззрился на ее протеже.
– А что, товаг'ищ, вы с чем-то не согласны? – демонстративно не выговаривая «р», осведомился у меня Дима. – Попг'още надо быть, батенька, попг'още!
И он посмотрел на меня лукавым взглядом. Как он был сейчас похож на Ленина – речью, жестами! Перевоплощение, свершившееся в секунду, совершенно меня покорило. Я засмеялся. И Светлана засмеялась тоже.
– Он кого хочешь может изобразить. Я еще не знаю, как нам это использовать, но что-то должно получиться, я уверена.
– Ну, допустим, – признал я.
– Димины друзья тоже могли бы принимать участие в съемках, – продолжала она. – Ну а с техническим персоналом и вовсе не будет проблем.
– И еще деньги, – напомнил я. – Алекперов ведь авансом не даст ни копейки. Он заплатит только за программы, стопроцентно готовые к выходу в эфир.
– Да, – подтвердила Светлана. – Но мы ничего не будем у него просить. Деньги есть.
– Откуда?
Мое изумление было совершенно неподдельным. На съемки требовались большие суммы. Тысячи, десятки тысяч долларов. И я никогда не ведал о существовании у Светланы таких денег.
– Я продала дом.
Тот самый, самсоновский, понял я.
– Я все равно не смогла бы там жить.
Продала дом, получила кучу денег, но осталась жить в своей старой квартире. Все деньги вложит в возрождение самсоновской программы – лучший памятник бывшему мужу. Я заглянул Светлане в глаза и понял, что все именно так и есть. Она продолжала его любить, неистово и безоглядно. Как человек он был к ней жесток. Но она любила его не за это злое и темное, а за его талант.
– Где ты сейчас? – спросила Светлана.
Я пожал плечами:
– Можно сказать – нигде. Из налоговой полиции ушел сразу, едва в тот раз вернулся в Вологду. Устроился к приятелю на фирму, а все равно как-то так… – Я неопределенно развел руками.
Светлана понимающе-печально улыбнулась. И я и она жили в этот год воспоминаниями. Наша жизнь и наша работа тогда, при Самсонове, и были тем главным, что потом вспоминается всю жизнь. Все, что после, – слишком суетно и мелко.
– Женился?
– И развелся, – буркнул я.
Брови Светланы поползли вверх.
– Ничего не получилось. Я думал, что все забудется, а оказалось – на беде счастья на выстроишь. Между мной и Мариной все время стояли Самсонов и Саша, муж ее покойный. Мы никогда не говорили об этом вслух, но оба чувствовали одно и то же.
Одно и то же – это наша вина, и это не давало нам обоим покоя…
Светлана взъерошила мне вихры. Показывала, что не держит на меня зла и вообще не считает меня виновным в случившемся год назад. Если бы она знала, что год назад ничего и не было!
– Я позвоню Алекперову, – сказала она, уводя меня от тяжелых воспоминаний. – Договорюсь о встрече.
– О какой встрече? – не понял я.
– Вашей. Ты и он. Вы должны поговорить.
– О чем?
– О программе «Вот так история!». Алекперов возглавляет руководство телеканала. А ты возглавляешь программу.
У меня вытянулось лицо. И тогда Светлана засмеялась.
– Да-да, – подтвердила она. – Я хочу, чтобы ты возглавил этот проект.
Я должен был занять место Самсонова. Так следовало понимать. И сам Самсонов этого хочет. И – независимо от него – Светлана.
3
Встречи с Алекперовым не пришлось ждать слишком долго. На следующий день, в десять утра, он ожидал нас со Светланой в своем кабинете. Мы прошли через приемную, где томились в надежде попасть на прием какие-то посетители, и оказались в алекперовском кабинете.
Алекперов сильно изменился за прошедший год. Внешне он оставался вроде бы прежним, каким я его знал: тот же начальственный вид, движения уверенные, дорогой костюм, как на тех ребятах с глянцевых страниц журналов, – но вот глаза его выдавали. В них не было ни напряжения, ни печали, одна только усталость, но это была вселенская усталость человека, потерявшего радость жизни.
Разговор Алекперов начал с ничего не значащих фраз, и это продолжалось минуту или две, потом внезапно воцарилась пауза, и я понял, что это сигнал к началу настоящей беседы.
– Я нашла руководителя нашей программы, – сказала Светлана и обернулась ко мне.
Алекперов воззрился на меня так, будто видел впервые в жизни.
– Он участвовал в нашем проекте еще тогда, при жизни Сергея Николаевича.
– Да, я помню, – без особого энтузиазма подтвердил Алекперов.
Мне показалось, что он не то чтобы растерялся, но мысли его разбежались в беспорядке – это уж точно.
– Для меня это полная неожиданность, – не стал юлить Алекперов. – Я-то думал, что вы, Светлана, сами и возглавите проект.
– Я, не я – какая разница?
– Ну так тем более, – сказал Алекперов, воззрившись на Светлану своим усталым взглядом.
Демонстрировал, что только ее видит на капитанском мостике. Я прекрасно его понял. Бедолага Горяев сделал для него три пилотных запуска – и все окончилось ничем, пшиком. А время идет, целый год пролетел. И не только год пролетел, а деньги, и все мимо Алекперова. Самсоновская программа приносила значительные барыши, и вдруг процесс прервался. Его надо восстановить как можно быстрее и при этом исключить возможность малейшего риска. Нужен успех, мгновенный и настоящий, и поэтому Алекперов теперь старается предусмотреть все. Если Светлана возглавит проект, то это будет знак телезрителям: вы видите ту же самую программу, которую так любили, потому что возглавляет ее бывшая жена Самсонова, а муж и жена, как известно, одна сатана. Я посмотрел на Светлану, давая понять, что спорить здесь не о чем. Какая в действительности разница, кто будет номинальным руководителем программы? Тем более что Алекперов по-своему прав.
– Нет! – с неожиданной для меня жесткостью сказала Светлана. – Руководителем будет Женя. Или так, или вообще никак.
Я заметил, что усталости в алекперовском взгляде прибавилось. Некоторое время он молчал, будто о чем-то размышляя, потом коротко спросил:
– Причина?
– Я так хочу, – объяснила Светлана. – Этого достаточно?
– Вполне, – подтвердил Алекперов.
Он, наверное, понял, что спорить бесполезно. Так мне поначалу показалось. Но я недооценил Алекперова. Он никогда не отступал сразу.
– Вас я знаю, – сказал он Светлане. – Знаю, на что вы способны. А его, извините, нет. – Он кивнул в мою сторону. – И точно так же и телезрители. Поэтому мне ваша фамилия, – показал он на Светлану, – нужна в титрах. Чтоб там значилось: «Руководитель программы – Самсонова».
Все верно я про него угадал: и чего он хочет, и почему именно Светлану прочит в капитаны. Но на Светлану его слова не произвели ни малейшего впечатления.
– Там и так будет моя фамилия, – сказала она, демонстрируя, что от своих слов не отказывается.
А усталости в алекперовском взгляде все прибавлялось и прибавлялось. Мне даже стало его жаль. И к тому же я до сих пор не понимал причины Светланиного упрямства. Я выразительно посмотрел на нее. Алекперов, кажется, перехватил этот мой взгляд.
– Кстати, не хотите ли кофе? – осведомился он.
И прежде чем мы успели произнести хоть слово, он поспешно поднялся из-за стола и вышел в смежную с его кабинетом комнату отдыха. Он сделал это сам, вместо того чтобы просто вызвать секретаршу, которая и проделала бы все наилучшим образом. Просто хотел оставить нас наедине, чтобы мы смогли обо всем договориться. Вернее, чтобы я смог переубедить Светлану. Но она поначалу даже не дала мне рта раскрыть.
– Ты не вмешивайся! – сказала она. – Я сама ему все втолкую!
– Но почему? – Я даже воздел руки к потолку.
Она посмотрела на меня так, будто решала, достоин ли я того, чтобы знать правду. Наверное, мой вид внушил ей доверие, потому что после паузы она сказала:
– Ты был единственный в нашей группе, кто по-настоящему любил Сергея. И ты был единственный, кто смог заменить его после гибели. Это теперь твое место. И твое право.
Она видела во мне замену Самсонову. Так мать мечтает, чтобы сын был хоть в чем-то похож на отца. Мне вдруг открылась такая бездна чувств, что я смешался и не нашел, что сказать.
Вернулся Алекперов. Он принес две чашки с дымящимся кофе, поставил их перед нами и взглянул на нас вопросительно.
– Мои слова остаются в силе, Алексей Рустамович, – сказала безжалостно Светлана.
Все матери безжалостны, когда дело касается будущего их детей.
Алекперов плюхнулся в свое начальственное кресло и провел рукой по лицу – то ли снимая с него невидимую нам паутинку, то ли отгоняя внезапно подступившее наваждение.
– В таком случае я предлагаю заключить сделку, – объявил он. – Я не дам вам авансом ничего, чтобы свести к минимуму собственный риск.
Еще бы ему не заботиться о своих финансовых делах – после трех горяевских провальных выпусков, на которые, конечно, ухлопаны немалые деньги, Алекперов просто обязан проявлять осторожность.
– Деньги на нынешнем этапе нам не нужны, – сказала Светлана.
– А вот когда вы представите нам пилотный выпуск программы и этот выпуск произведет на нас впечатление, тогда и вернемся к нашему сегодняшнему разговору.
Посмотрим, на что этот парень способен, если уж вы так упорствуете, – так надо было понимать алекперовские слова. А он и не скрывал этого и даже развел руками, глядя на меня внимательно и чуть насмешливо. Такие, брат, дела, говорил его взгляд. А руки он развел слишком уж широко. Не застегнутые на пуговицы полы пиджака разошлись, и я увидел на Алекперове кобуру с пистолетом. Всего миг я видел оружие, потом оно опять исчезло, и тогда я поднял глаза. Только сейчас я что-то начал понимать. И не понимать даже, а так, догадка шевельнулась в душе – почему у Алекперова такой усталый взгляд.
Алекперов сильно изменился за прошедший год. Внешне он оставался вроде бы прежним, каким я его знал: тот же начальственный вид, движения уверенные, дорогой костюм, как на тех ребятах с глянцевых страниц журналов, – но вот глаза его выдавали. В них не было ни напряжения, ни печали, одна только усталость, но это была вселенская усталость человека, потерявшего радость жизни.
Разговор Алекперов начал с ничего не значащих фраз, и это продолжалось минуту или две, потом внезапно воцарилась пауза, и я понял, что это сигнал к началу настоящей беседы.
– Я нашла руководителя нашей программы, – сказала Светлана и обернулась ко мне.
Алекперов воззрился на меня так, будто видел впервые в жизни.
– Он участвовал в нашем проекте еще тогда, при жизни Сергея Николаевича.
– Да, я помню, – без особого энтузиазма подтвердил Алекперов.
Мне показалось, что он не то чтобы растерялся, но мысли его разбежались в беспорядке – это уж точно.
– Для меня это полная неожиданность, – не стал юлить Алекперов. – Я-то думал, что вы, Светлана, сами и возглавите проект.
– Я, не я – какая разница?
– Ну так тем более, – сказал Алекперов, воззрившись на Светлану своим усталым взглядом.
Демонстрировал, что только ее видит на капитанском мостике. Я прекрасно его понял. Бедолага Горяев сделал для него три пилотных запуска – и все окончилось ничем, пшиком. А время идет, целый год пролетел. И не только год пролетел, а деньги, и все мимо Алекперова. Самсоновская программа приносила значительные барыши, и вдруг процесс прервался. Его надо восстановить как можно быстрее и при этом исключить возможность малейшего риска. Нужен успех, мгновенный и настоящий, и поэтому Алекперов теперь старается предусмотреть все. Если Светлана возглавит проект, то это будет знак телезрителям: вы видите ту же самую программу, которую так любили, потому что возглавляет ее бывшая жена Самсонова, а муж и жена, как известно, одна сатана. Я посмотрел на Светлану, давая понять, что спорить здесь не о чем. Какая в действительности разница, кто будет номинальным руководителем программы? Тем более что Алекперов по-своему прав.
– Нет! – с неожиданной для меня жесткостью сказала Светлана. – Руководителем будет Женя. Или так, или вообще никак.
Я заметил, что усталости в алекперовском взгляде прибавилось. Некоторое время он молчал, будто о чем-то размышляя, потом коротко спросил:
– Причина?
– Я так хочу, – объяснила Светлана. – Этого достаточно?
– Вполне, – подтвердил Алекперов.
Он, наверное, понял, что спорить бесполезно. Так мне поначалу показалось. Но я недооценил Алекперова. Он никогда не отступал сразу.
– Вас я знаю, – сказал он Светлане. – Знаю, на что вы способны. А его, извините, нет. – Он кивнул в мою сторону. – И точно так же и телезрители. Поэтому мне ваша фамилия, – показал он на Светлану, – нужна в титрах. Чтоб там значилось: «Руководитель программы – Самсонова».
Все верно я про него угадал: и чего он хочет, и почему именно Светлану прочит в капитаны. Но на Светлану его слова не произвели ни малейшего впечатления.
– Там и так будет моя фамилия, – сказала она, демонстрируя, что от своих слов не отказывается.
А усталости в алекперовском взгляде все прибавлялось и прибавлялось. Мне даже стало его жаль. И к тому же я до сих пор не понимал причины Светланиного упрямства. Я выразительно посмотрел на нее. Алекперов, кажется, перехватил этот мой взгляд.
– Кстати, не хотите ли кофе? – осведомился он.
И прежде чем мы успели произнести хоть слово, он поспешно поднялся из-за стола и вышел в смежную с его кабинетом комнату отдыха. Он сделал это сам, вместо того чтобы просто вызвать секретаршу, которая и проделала бы все наилучшим образом. Просто хотел оставить нас наедине, чтобы мы смогли обо всем договориться. Вернее, чтобы я смог переубедить Светлану. Но она поначалу даже не дала мне рта раскрыть.
– Ты не вмешивайся! – сказала она. – Я сама ему все втолкую!
– Но почему? – Я даже воздел руки к потолку.
Она посмотрела на меня так, будто решала, достоин ли я того, чтобы знать правду. Наверное, мой вид внушил ей доверие, потому что после паузы она сказала:
– Ты был единственный в нашей группе, кто по-настоящему любил Сергея. И ты был единственный, кто смог заменить его после гибели. Это теперь твое место. И твое право.
Она видела во мне замену Самсонову. Так мать мечтает, чтобы сын был хоть в чем-то похож на отца. Мне вдруг открылась такая бездна чувств, что я смешался и не нашел, что сказать.
Вернулся Алекперов. Он принес две чашки с дымящимся кофе, поставил их перед нами и взглянул на нас вопросительно.
– Мои слова остаются в силе, Алексей Рустамович, – сказала безжалостно Светлана.
Все матери безжалостны, когда дело касается будущего их детей.
Алекперов плюхнулся в свое начальственное кресло и провел рукой по лицу – то ли снимая с него невидимую нам паутинку, то ли отгоняя внезапно подступившее наваждение.
– В таком случае я предлагаю заключить сделку, – объявил он. – Я не дам вам авансом ничего, чтобы свести к минимуму собственный риск.
Еще бы ему не заботиться о своих финансовых делах – после трех горяевских провальных выпусков, на которые, конечно, ухлопаны немалые деньги, Алекперов просто обязан проявлять осторожность.
– Деньги на нынешнем этапе нам не нужны, – сказала Светлана.
– А вот когда вы представите нам пилотный выпуск программы и этот выпуск произведет на нас впечатление, тогда и вернемся к нашему сегодняшнему разговору.
Посмотрим, на что этот парень способен, если уж вы так упорствуете, – так надо было понимать алекперовские слова. А он и не скрывал этого и даже развел руками, глядя на меня внимательно и чуть насмешливо. Такие, брат, дела, говорил его взгляд. А руки он развел слишком уж широко. Не застегнутые на пуговицы полы пиджака разошлись, и я увидел на Алекперове кобуру с пистолетом. Всего миг я видел оружие, потом оно опять исчезло, и тогда я поднял глаза. Только сейчас я что-то начал понимать. И не понимать даже, а так, догадка шевельнулась в душе – почему у Алекперова такой усталый взгляд.