Владимир Москалев. Варфоломеевская ночь

Владимир Москалев
Варфоломеевская ночь

   «Не обожествлять, а очеловечить —
   вот высший закон творческой психологии;
   не обвинять, пользуясь искусственными аргументами,
   а объяснять – вот ее задача».

С. Цвейг

Книга четвертая
Четвертая гражданская война
(1572—1574)

Часть первая
Урожай подлости и коварства

1. Блуа

Глава 1. Папский легат

   С конца прошлого года двор короля Франции находился в Блуа. Здесь Екатерина Медичи поджидала добычу – Жанну Д’Альбре, известие о выезде которой из Беарна она получила около месяца назад.
   Замок этот королева-мать любила больше остальных, она подолгу здесь отдыхала, плела сети интриг, имея для этой цели всевозможные яды, порошки и настойки, которые она хранила в никому неведомом месте.
   Возможно, она и сейчас обдумывала какой-то ловкий ход, сидя в рабочем кабинете Франциска. И кто знает, не очередное ли преступление она замышляла, мрачно глядя на стену, в которой располагались ячейки для ее смертоносного оружия, способного сокрушить любого врага.
   Так или иначе, но из задумчивости ее вывел голос Нансе, капитана личной охраны:
   – Ваше величество, в замок прибыл легат, кардинал Александрини. С ним пятьдесят всадников. Через несколько минут он будет здесь. Что прикажете?
   Екатерина повернула голову и долгим взглядом уставилась на офицера, видимо, вся во власти только что витавших в ее голове мыслей. Он хотел уже повторить сообщение, как вдруг она встрепенулась и спросила:
   – Легат? Из Италии? Да ведь это же… – и вполголоса проговорила сама себе: – Что если он привез отказ? А тут нагрянет она!.. Не избежать скандала… А за ним провал… Нет, нет, только не это. Черт возьми, и угораздило же их прибыть почти в одно и то же время.
   Некоторое время она размышляла, пытаясь сосредоточиться и прийти к единственно верному решению, потом порывисто поднялась с места:
   – Я иду к Карлу Бурбонскому. Нансе, следуйте за мной. Скажите вашим людям, что мы вернемся через четверть часа. Легат подождет.
   Они торопливо прошагали по галерее третьего этажа, в конце ее повернули направо и вошли к кардиналу.
   – Ваше преосвященство, я пришла к вам по делу, – сразу же с порога объявила королева-мать, и кардинал движением руки приказал выйти аббату и священнику, которые находились у него.
   – Случилось что-нибудь? – спросил Карл де Бурбон, когда они остались одни.
   – Прибыл посланец от папы.
   Лицо Карла выразило удивление:
   – И что же? Признаюсь, не понимаю, что вас так смущает.
   – Одно из двух: либо он привез папское благословение, либо он его не привез.
   – Если папа согласен, значит, вам нечего волноваться. Королеве Наваррской достаточно будет лишь взглянуть на документ, как все ее сомнения рассеются.
   – А если легат привез запрет?
   Кардинал подумал:
   – Что ж, в таком случае мадам Д’Альбре придется подождать. Когда она приедет, вы скажете, что согласие папы скоро будет, это вопрос нескольких дней. К тому времени легат уже покинет замок.
   – Королева Наваррская в сутках пути от Блуа! Не думаете же вы, что, выслушав отказ, я немедленно выпровожу итальянца восвояси? Что подумают обо мне в Ватикане?
   – Вы боитесь, что они встретятся? Здесь, в Блуа?
   – Именно так, мсье кардинал.
   – А что вы скажете ей, если они разминутся?
   – Правду.
   – Почему же эта встреча нежелательна?
   – Потому что я знаю вспыльчивый нрав королевы Наваррской. Почуяв обман, она накинется с бранью на меня, а заодно и на легата, а потом развернет коней и ускачет вместе обратно в Ла-Рошель. Это вам не адмирал. Ведь я уверила ее в письме, что папское благословение придет со дня на день. Я не хочу провала своих планов, господин кардинал, а потому пришла просить вас о помощи.
   – Чем же я могу помочь вашему величеству?
   – Всё зависит от того, какой ответ привез легат. Если положительный, ваша помощь не потребуется, если нет – то вы тотчас отправитесь в сторону Тура и встретите Жанну Д’Альбре близ моего замка Шенонсо.
   – Полагаете, я успею? Что если она уже там? Или всего в одном лье от нас?
   – Как сообщили мои разведчики, она будет там нескоро, к тому времени вы увидите Шенонсо. Задержите королеву, заманите в замок, скажите, что мне нездоровится и я не могу сама выехать ей навстречу. А через некоторое время подъеду и я.
   Кардинал соображал. Что-то все же оставалось неясным.
   – Но ведь легат будет ожидать вас в Блуа! Вряд ли он поедет обратно в этот же день.
   – Он отправится домой утром следующего дня, его проводит король, а я тем временем задержу Жанну в Шенонсо до следующего утра, сказавшись больной. Когда мы с ней приедем в Блуа, посла уже и след простынет. Ну, теперь вы поняли мою мысль?
   – Да, мадам, и все же я с некоторым опасением думаю – удастся ли моя миссия? Ведь королева Наваррская может не послушать меня и, заподозрив обман, повернуть лошадей.
   – А вы сделайте так, чтобы ей это не пришло в голову. И помните, господин кардинал, оттого, насколько добросовестно выполните вы поручение, зависит будущее государства. Я доверяю его именно вам, ибо вы приходитесь ей родственником. Вы всегда должны помнить о степени ответственности за возложенную миссию, и тогда королева еретиков окажется в наших руках.
   – Но как я узнаю, какой ответ привез легат? Разговор может затянуться, и мы упустим время.
   – Я подумала об этом. Будьте наготове. Если Нансе не придет через десять минут после начала нашей беседы с послом, значит, папа дал согласие.
   – А если придет?
   – Он передаст вам всего два слова, после чего вы немедленно сядете в экипаж и помчитесь к Туру. Повторяю, вы должны быть там раньше Жанны Д’Альбре.
   – Я всё исполню, как вы сказали, мадам, – кивнул кардинал, – поскольку это угодно богу и королевству.
   – Помните: замок Шенонсо. Иначе я вас не найду.
   И королева-мать вышла. У дверей ее ждал капитан.
   – Нансе, – сказала она, – вы зайдете ко мне ровно через десять минут после того, как опустится полог за послом. Скажете, что вас послал кардинал. Он выражает желание ехать в Тур к больной племяннице. Если я отвечу: «Пусть остается, потому что он мне будет нужен», вы никуда не пойдете, и по-прежнему будете стоять у дверей. Если я скажу: «Пусть едет», вы сию же минуту отправитесь к кардиналу Бурбонскому и передадите ему два слова от меня.
   – Какие, ваше величество?
   – «В добрый путь!»
   – Хорошо.
   Екатерина вернулась в крыло Франциска I и сразу же увидела посла. Тот стоял в приемной, окруженный кучкой итальянцев, и глядел в окно.
   – Ее величество вдовствующая королева!
   Посол повернул голову.
   – Вам пришлось меня ждать, господин кардинал? – заворковала Екатерина, подходя к легату и с улыбкой заглядывая ему в глаза.
   – О нет, совсем немного, – ответил итальянец, не отвечая на улыбку.
   Она отметила это, и недоброе предчувствие сразу же закралось в душу.
   – Я и не знала, что вы здесь, – продолжала она. – Я не заставила бы вас ждать. Идемте в мои апартаменты: весть, которую вы привезли, настолько важна, что мне не терпится поскорее ее услышать.
   – Я приехал, чтобы разочаровать вас, – начал посол, когда за ними опустился полог и закрылись двери, – и, честное слово, не понимаю, почему вы упорствуете.
   – Это значит, – натянуто произнесла Екатерина, согнав улыбку с лица, – его святейшество против бракосочетания принцессы Валуа с принцем Наваррским?
   – Достаточно одной свадьбы протестанта Конде с католичкой Марией Клевской. Или вы хотите, чтобы папу снова хватил удар? У него и без того хватает забот с кальвинистами собственной страны и пограничных государств, а тут еще вы со своей нелепой затеей…
   – Нелепой? – повторила королева-мать, повысив голос и вся напружинилась, будто пантера, готовая вцепиться когтями в ненавистного врага. – Хорошо вам там рассуждать в Риме, когда опасность мятежа со стороны протестантов вашего королевства устранена и вокруг престола Пия V царят мир и спокойствие! А что прикажете делать мне с мятежными гугенотами, вот-вот готовыми вновь взяться за оружие и посягнуть не только на королевский престол, но и на саму основу католицизма в моей стране?
   – Да ведь это немыслимо – устроить такой брак, – гнул свое легат, – в то время как пол-Европы охвачено огнем еретической заразы, с которой святой престол ведет неутомимую и беспощадную борьбу! Ваш ход – просто насмешка над римско-католической церковью. Свадьба католички и гугенота! Видели бы вы лицо его святейшества, когда до него дошла весть об этом!
   – Но ведь я объясняла в письме, зачем это нужно, неужели вы не поняли?
   – Вы хотите собрать в одну кучу главарей и разом избавиться от них?
   – Не только. Я рассчитываю, например, обратить будущего зятя в нашу веру, а это уже будет большой победой.
   – Вы полагаете, вам это удастся?
   – Мне, быть может, нет, но вы еще не видели мою дочь Маргариту и не знаете, на что она способна. Усыпленный ее ласками и жаркими поцелуями, он забудет о былом вероисповедании и вернется в лоно римско-апостольской церкви. Ведь он воспитывался в этой вере с детства. Не пройдет и месяца, как он собственноручно бросит библию в огонь.
   – А ваша дочь? Что она говорит на это? Вряд ли она захочет лечь в одну постель с гугенотом, да еще любить его столь беззаветно, как вы описываете.
   – О, успокойтесь, кардинал, если уж моим фрейлинам удавалось обламывать еще и не таких упрямцев, то Марго справится не хуже их, тем более, что она получит такое приказание из уст матери и брата короля.
   – Но вы забываете про его собственную мать! Поверьте, ее волю он будет выполнять гораздо усерднее, чем прислушиваться к воркующему голоску супруги, нашептывающей ему о вероотступничестве.
   Королева-мать сощурила глаза, и уголки ее губ медленно поползли кверху.
   – В отношении его матери вы можете не беспокоиться, – произнесла она, понизив голос, и подалась вперед, ближе к лицу посла, не сводя с него хищного взгляда. – Ему скоро некого будет слушать, я позабочусь об этом.
   Посол помолчал, потом медленно проговорил, тоже понизив голос:
   – Вы хотите избавиться от нее?
   – Для чего же тогда я устраиваю всю эту канитель? Теперь вы понимаете мои мотивы? Я должна снять голову, а щупальца отпадут сами.
   – Но ведь головы две…
   – Вторая уже зажата в тиски, надо только чуть сильнее надавить – и она лопнет.
   – Для этой цели вы и позвали его ко двору?
   – Наконец-то вы начали понимать. Есть и другие головы, но они маленькие и не столь важны. И все же я сниму и их. Для этого и устраиваю свадьбу. Нужно только собрать всех вместе, а потом – покончить одним разом.
   – Что же это за маленькие головы?
   – Предводители гугенотов, весьма опасные люди: Конде, Монтгомери, Ларошфуко, Телиньи, Ла Ну, Монпезак и другие. Без них гидра умрет.
   – И ради этого необходима эта свадьба?
   – Да, кардинал. Вот тогда в моем королевстве воцарятся мир и спокойствие. Оно станет настоящей католической державой, о которой так мечтают Филипп II и Пий V.
   – И все же… – проговорил легат и сделал паузу, будто не желая говорить того, что обязан сказать, – невзирая на то, что весь христианский мир, а также сам папа празднует победу над турками при Лепанто^[1], а также несмотря на то, что год назад верховному понтифику понравился этот проект, направленный на укрепление истинной веры Христовой, нынче его святейшество полон гнева и считает, что это святотатство и надругательство над святой церковью, а потому преисполнен твердой убежденности не давать согласия, хотя те доводы, которые вы привели в письме и о которых говорили сейчас, кажутся ему весьма разумными. Однако он убежден, что следует искать другие пути, ведущие к устранению непокорных голов гидры.
   Королева-мать уже не могла сдерживать себя.
   – Да как он не понимает, – воскликнула она, – что это наилучший способ…
   В это время вошел Нансе; оба замолчали и повернули к нему головы.
   – В чем дело, Нансе? – нарочито недовольным тоном спросила Екатерина.
   – Ваше величество, кардинал Бурбонский просил передать, что он собирается в Тур к больной племяннице. Не будет ли каких-либо распоряжений в связи с этим?
   – Ах да, я совсем забыла, – улыбнулась Екатерина и кивнула капитану. – Скажите ему, пусть едет.
   Нансе поклонился и вышел, оставим королеву-мать наедине с легатом. Беседа их будет продолжаться еще около часа, и ничего интересного мы все равно не услышим, а последуем лучше за капитаном и посмотрим, сколь добросовестно выполнил он задание своей госпожи.
   Быстро миновав уже знакомую галерею, Нансе без доклада ворвался к Карлу Бурбонскому и, поймав его вопрошающий взгляд, произнес:
   – Ваше преосвященство, меня послала королева.
   – Она просила что-нибудь передать?
   – Всего два слова.
   – Какие?
   – В добрый путь.
   И только сейчас Нансе обратил внимание на то, что кардинал одет в дорожный костюм. Значит, он ждал именно этих слов.
   – Больше ничего? – спросил кардинал.
   – Больше ничего.
   – Благодарю вас, вы свободны, капитан.
   Внизу Карла уже ждала карета, которую окружали гвардейцы в седлах. Видимо, все уже было готово к отъезду. Кардинал дал знак, и карета быстро помчалась по направлению к Туру.
   Стоя у окна и глядя вниз, Нансе молча наблюдал эту картину. Он был всего лишь машиной, бездумно исполняющей чужие приказания, и никогда не давал себе труда ни поразмыслить над ними, ни обсуждать их.
   Этими двумя словами капитан личной охраны королевы Робер де Нансе вписал самую кровавую страницу в летопись истории Франции.

Глава 2. Последние предостережения

   В это время экипаж королевы Наваррской Жанны Д’Альбре, сопровождаемый двумя сотнями всадников, не слишком торопясь двигался по направлению к Блуа по Ларошельскому тракту. Они были уже близ Шательро, когда на дороге, ведущей из Туара, показался конный отряд, спешивший наперерез королеве. Колонна остановилась. Гугеноты тотчас стали полукругом, оставив карету с Жанной за своими спинами, и молча, как один, обнажили шпаги, готовясь к бою. Все были уверены, что это отряд католиков, посланный с целью уничтожения гугенотов. Так вот как собиралась разделаться Екатерина Медичи со своей политической соперницей! Так подумали все, и даже Жанна. Ловко же старая лиса выманила ее из родного дома.
   Откинувшись в глубь кареты, Жанна прижала к себе маленькую Катерину и, нахмурясь, немигая смотрела вдаль, где тучами клубилась пыль, поднимаемая копытами лошадей.
   Неожиданно брови ее поползли вверх. Нет, это не могла быть засада. Их там не больше ста человек, а с ней две сотни. Чего же им бояться? Но те, что скачут сюда, на что они рассчитывают, неужели они не видят, что их собственный отряд в два раза меньше!
   Так же думали и гугеноты: послышались удивленные возгласы, кое-где даже раздался смех.
   Все выяснилось несколько минут спустя. Лишь только расстояние между группами сократилось до ста шагов, как всадники, мчащиеся во весь опор, приветственно замахали шляпами. Еще через минуту тот, что мчался впереди, спешился и воскликнул, обращаясь к одному из гугенотов, что был во главе отряда всадников Жанны:
   – Лесдигьер, я так и знал, что увижу вас! А-а, вот вы и заулыбались, наконец-то вы узнали меня!
   – Черт вас возьми!.. Монтгомери! – обрадованно вскричал Лесдигьер и, соскочив с лошади, бросился обнимать старого соратника по борьбе. – Откуда вы, уж не с неба ли свалились? Вот уж чего мы не ожидали, так это встречи с вами.
   Тем временем гугеноты обоих отрядов спешились и бросились пожимать друг другу руки, а некоторые обниматься – те, кто были давно знакомы друг с другом и хлебнули не один фунт лиха в боях против общего врага.
   – А с кем же вы ожидали встречи, с католиками? – рассмеялся граф Монтгомери. – Этого вполне можно было ожидать от мадам Екатерины, вот потому-то мы и здесь. Двести человек – хорошо, а триста – еще лучше, верно ведь, Шомберг? – и Монтгомери горячо пожал руку капитану, с улыбкой стоявшему рядом. – К сожалению, больше не удалось собрать, но эти, которых вы видите, прошли со мной Жарнак и Монконтур и каждый стоит пятерых. А вы, как я вижу, по-прежнему неразлучны. Рад вас видеть, друзья мои, от всего сердца рад!
   Это был тот самый Габриэль де Монтгомери, который тринадцать лет тому назад смертельно ранил на турнире короля Генриха II. Потом из-за гонений вдовствующей королевы он принял Реформацию и два года спустя командовал взводом пехотинцев в битве при Дрё, затем судьба забросила под Руан, потом в Орлеан, где адмирал дал ему полсотни всадников. Он же участвовал в битвах при Сен-Дени, Жарнаке, Монконтуре и Арне-ле-Дюке, где командовал сначала ротой, потом полком. Это был тот самый Монтгомери, который с тремя тысячами всадников нанес сокрушительное поражение Монлюку на юге, и который теперь, боясь из-за своих подвигов показаться на глаза Екатерине Медичи, отсиживался в одном из поместий где-то в Бретани.
   Заслоненный другими фигурами, он был нам доселе не виден, но теперь мы хорошенько рассмотрели его, узнали жизненный путь и постараемся отныне не выпускать из поля зрения, во всяком случае до тех пор, пока обстоятельства не заставят.
   Этой зимой ему исполнилось сорок два года; они были ровесниками по смерти и почти одногодками по жизни с Жанной Д’Альбре.
   Увидев королеву, граф преклонил колено и поцеловал ей руку.
   – Откуда вы, Монтгомери? – удивленно спросила Жанна. – И почему здесь?
   – Ваше величество, я узнал, что вы направляетесь в Блуа и, собрав небольшой отряд, решил присоединиться к вам.
   – У меня вполне достаточно людей, граф, к тому же мы отправляемся вовсе не на войну.
   – Почту своим долгом заметить, ваше величество, что с такой женщиной, как Екатерина Медичи, к войне надо быть готовым каждую минуту. Мы пришли, чтобы оберегать нашу королеву, и проводим вас до самого Блуа, а может быть, и до Парижа. Где же быть вашим верным соратникам, мадам, как не рядом? Признаться, вынужденное безделье порядком надоело, да и мир этот кажется весьма эфемерным, потому мы и решили присоединиться к вам в надежде, что вы не прогоните. Пусть мадам Медичи не строит никаких планов в отношении захвата в плен наваррской королевы; мы, гугеноты, всегда сумеем защитить ее и, если надо, сложить за нее свои головы. Не правда ли, друзья мои? – обратился он к солдатам.
   Одобрительный гул и сотня шпаг, поднятых острием вверх, послужили ответом на его слова.
   – Но откуда вы узнали о нашем путешествии? – спросила королева.
   – А чего бы мы стоили, если бы не знали об этом? Но нам известно еще и другое, то, о чем, возможно, не знаете вы. Папский легат направляется в Блуа, видимо, он везет известие по поводу предстоящего бракосочетания, хотя, думается мне, папа не одобрил этого брака и его посол везет отказ.
   – Почему вы так решили?
   – Почему? А вы спросите моих солдат, мадам, почему они здесь? Чего ради мы прискакали сюда, если бы не чувствовали, что готовится какой-то чудовищный обман с целью заманить нашу королеву в клетку и уже не выпустить ее оттуда?
   – Вы полагаете, значит, что король неискренен в своих чувствах по отношению к гугенотам и их королеве?
   – А вы сами разве так не думаете, ваше величество, не чувствуете разве, как в воздухе пахнет грозой? И что благосклонный прием, оказанный нашему адмиралу – всего лишь хитрая уловка с целью усыпить бдительность гугенотов и заманить их всех в ловушку, устроив венчание детей двух королев враждующих партий?
   – Мне кажется, граф, вы чересчур сгущаете краски. Екатерина Медичи также желает мира в королевстве, единственно с этой целью она и выдает дочь замуж за принца Наваррского. Неизбежное примирение враждующих партий – вот цель этой свадьбы.
   – Хвала господу, если это окажется именно так. Но что если этим ловким ходом она думает срубить головы всем гугенотским вождям, которые съедутся на бракосочетание, не пощадив при этом ни адмирала, ни королеву Наваррскую?
   – Право, граф, вы меня пугаете чрезмерной подозрительностью. К чему ей новая война – неизбежное следствие такого шага? И потом, я уверена, что королева неспособна на такое гнусное злодеяние, пусть даже она и родом из Италии, страны, где ложь, измена и коварство считаются вполне естественными.
   – И все же, ваше величество, – упрямо повторил Монтгомери, – я сочту не лишним предостеречь вас. Будьте бдительны и при малейшем подозрении уезжайте обратно в Беарн или Ла-Рошель. Я по природе человек весьма осторожный и чувствую, поверьте мне, что здесь готовится нечто недоброе.
   Жанна задумалась на мгновение. Потом повернулась к Лесдигьеру:
   – А ты как думаешь, Франсуа?
   – Я разделяю опасения графа Монтгомери. Мне тоже все это не нравится, и если бы я только мог, то никогда не отпустил бы королеву Наварры в змеиное логово французского короля.
   Жанна нахмурилась. Посмотрела на Шомберга.
   – И вы, капитан, думаете так же?
   – Готовится что-то нездоровое, ваше величество. Что именно, я сказать не могу, но сегодня ночью мне снился раненый олень, которого преследовали охотники. Все было залито кровью, олень смотрел на своих убийц умоляющими глазами, в которых уже читалась обреченность, а охотники хладнокровно и безжалостно добивали его кинжалами до тех пор, пока эти глаза не остекленели.
   – И вы увидели в этом дурной знак?
   – Да, ваше величество.
   – А вам, Конде, и вам, Нассау, ничего этой ночью не снилось?
   – Нет, мадам, – ответили оба принца, – но мы также опасаемся вероломства со стороны короля и его матери.
   – Опасаться следует только одному человеку, это вам, Монтгомери, ибо мадам Екатерина давно точит на вас зуб, и вы об этом хорошо знаете. Но отныне вы под моей защитой и вам нечего бояться. Мы сильнее их духом, а это главное. Сильны также и числом. Я в ответе за всех вас перед богом и своей совестью, а вы все в ответе за меня. Вместе мы – несокрушимая сила. Разве не так, господа?
   – Что ж, будем надеяться на господа, он не оставит нас, – ответил Монтгомери.
   Королева гордо подняла голову, оглядела войско и громко объявила:
   – Поздно отступать! Я, королева Наваррская, не дам им повода заподозрить меня в трусости или малодушии.
   – Речь идет только об осторожности, ваше величество; она не повредит в борьбе за нашу религию.
   – Наполовину вынутый из ножен меч не бросают обратно в ножны, если речь идет о борьбе за истинную веру! – ответила Жанна. – Надежда на бога и мирное существование двух враждующих партий – вот что движет нами, и во имя этой благородной цели мы с божьей помощью продолжим наше путешествие. На коней, господа! В путь! Но если папский посол привез отказ…
   – Что тогда, ваше величество? – спросил Монтгомери.
   – Тогда мне придется поругаться с будущей сватьей. Я назову ее интриганкой, и мы тотчас повернем коней обратно!
   И королевский поезд вновь тронулся в путь по направлению к Туру.
   Вскоре пересекли Вьенну и, едва проехали по мосту через Эндр, как со стороны города показалась карета в сопровождении группы всадников, мчащаяся прямо на гугенотов. Не сбавляя скорости и та, и другая кавалькада неслись навстречу до тех пор, когда стало ясно, что ни о каком разъезде не может быть и речи.
   Оба отряда, будто Главк остановил их своей рукой^[2], вздыбили лошадей один напротив другого. Но если первый был недоволен этой встречей, то второму, по-видимому, только того и надо было.
   Жанна выглянула из кареты.
   – Похоже, мы сегодня не доедем, – устало проговорила она и посмотрела на Лесдигьера. – Франсуа, узнай, в чем там дело, и какое они имеют право преграждать нам путь. Если они заупрямятся – разгоните этот сброд.
   Лесдигьер тронул лошадь, но в это время из кареты вышел человек и направился прямо к Жанне. Увидя его, она не смогла сдержать возгласа удивления:
   – Кардинал Бурбонский?
   Она вышла. Кардинал неторопливо подошел.
   – Ваше величество, я рад приветствовать вас в лице французского короля и всего двора.
   Она не мигая и не выражая удивления, смотрела на него.
   – Вас послала королева-мать?
   – Она попросила встретить вас и проводить к ней, но не в Блуа, а в замок Шенонсо.
   – Почему?
   – Она сама вам все объяснит.
   – Значит, она ждет меня в замке?
   – Она попросила меня привезти вас туда и подождать ее приезда.
   – Как, разве ее там нет?
   – Она вскоре прибудет.
   – Но ведь она знала, что я уже недалеко, почему же послала вас, если хочет встретиться в замке? Неужели я должна ее ожидать? Где она сейчас?
   – Королева-мать в Блуа.
   – Велико расстояние! Я проехала в три раза больше. Что же задерживает королеву?
   – Болезнь, мадам. Если бы не приступ внезапной лихорадки, она давно была бы здесь. И все же она приедет, поскольку недуг отступил.