* Подготовка текста для некоммерческого распространения, OCR, вычитка
-- С. Виницкий.
--------
ПОСЕВ
(C)Possev-Verlag, V. Gorachek KG, 1973
Frankfurt/M.
Printed in Germany
--------
Уважаемый читатель!
Все, что написано в этой книге (за незначительными исключениями,
которые будут оговорены в тексте), было мне известно к 21 июня 1966 года --
ко дню, когда я покинул Советский Союз с намерением просить политического
убежища в Англии. В частности, к тому времени -- собственно, даже еще раньше
-- я твердо знал, что СССР втихомолку отказался от "лунной гонки" с
Соединенными Штатами и что американские астронавты, а не советские
космонавты первыми высадятся на Луне. Это и многое другое было отлично
известно не только мне, но и множеству моих коллег -- московских научных
журналистов, не говоря уже об ученых и прочих специалистах связанных с
космическими полетами.
К моему удивлению, оказалось, что на Западе все предполагали как раз
обратное. Самые отчаянные оптимисты, даже среди ученых, думали что Америка,
если и сможет обогнать Советский Союз с высадкой на Луне, то должна для
этого отчаянно спешить. По-видимому, эта торопливость, постоянная оглядка на
СССР, который не сегодня -- завтра запустит пилотируемый лунный корабль, и
привела к тому, что программа "Аполлон" была осуществлена на год раньше
намеченного, несмотря даже на катастрофу, стоившую жизни Вирджилу Гриссому и
двум его товарищам. Нет сомнения, что и стоимость всей программы оказалась
вследствие сокращения сроков выше, чем ожидалось. А большинство людей на
Западе и в 1966 и даже в 1969 году еще было уверено, что никакая спешка
американцам не поможет, и советский флаг все равно будет водружен на Луне
раньше всех других.
Пораженный такой неосведомленностью, я решил немедленно написать все,
что знал, и тем успокоить одних и разочаровать, вероятно, других. Но не
тут-то было! Ни я, ни мой литературный агент не смогли уговорить английских
издателей выпустить книгу, в которой будет написано, что СССР отстал от
Америки в исследовании космоса. После первых неудачных попыток я решил
объясниться с руководителем крупного, очень солидного лондонского
издательства. Он меня выслушал, пожал плечами и ответил:
-- Все это очень интересно, но я знаю только, что Россия первой
запустила спутник, первой послала в космос человека, первой осуществила
групповой космический полет и первой вывела своего космонавта на "прогулку"
вне корабля. Что касается Луны, то ведь и там русский "лунник" был первым.
Все, что Вы рассказываете, не меняет этих простых фактов. И если я издам
сейчас Вашу книгу, предсказывающую американскую победу в "лунной гонке", то
представляете, как мы с Вами будем выглядеть, если все-таки победит
Советский Союз?
У меня вырвалось:
-- Но это невозможно!
Издатель посмотрел на часы:
-- Я боюсь, что невозможного в мире остается все меньше. Но если нечто
невозможное и есть, то, поверьте моему опыту, это как раз издание Вашей
книги. По крайней мере, до выяснения вопроса, кто же будет первым...
Я был тогда новичком на Западе, я поверил опыту моего маститого
собеседника и отказался от намерения писать книгу. А потом, как и следовало
ожидать, стартовал "Аполлон-11", за ним "Аполлон-12", героический
"Аполлон-13". Разумеется, мне было досадно, что я не "вышел в пророки", но
еще более досадно и странно было мне читать западную прессу уже после
возвращения первых трех американцев с Луны. Квалифицированные научные
журналисты и даже серьезные ученые всячески гадали, что же помешало
Советскому Союзу в последний момент обогнать Америку. В журнале "Авиэйшн
уик" промелькнуло сообщение о каком-то взрыве, якобы происшедшем на
советском космодроме в Байконуре (юмор заключается в том, что ни в
Байконуре, ни вблизи этого казахского городка никакого космодрома нет и
никогда не было -- советские лжецы умудряются до сих пор обманывать многих
на Западе даже в этом). И сейчас же многие газеты и журналы стали всерьез
писать, что, вероятно, взорвалась как раз новая сверхмощная советская
ракета, готовая унести к Луне космический корабль.
В другой раз я был потрясен комментарием лондонского "Таймса" по поводу
полета трех советских кораблей "Союз" в октябре 1969 года, опять-таки после
посещения американцами Луны. Как известно, в этом полете не произошло с
научной или технической точки зрения ничего нового. А "Тайме" взволнованно
писал, что полет семерых советских космонавтов на трех кораблях, несомненно,
означает некую революцию в освоении космоса -- нечто такое, чем русские
собираются затмить все американские достижения.
Но самой замечательной была статья в популярном французском журнале,
подводящая итоги "лунной гонки". В статье говорилось примерно следующее:
американцы, пожелав обогнать Советский Союз во что бы то ни стало,
истерически (так и было написано -- истерически) ринулись на Луну; а
Советский Союз благоразумно и вовремя отказался от этого ненужного
спектакля, он переключил средства на постройку полезных орбитальных станций,
которые, несомненно, скоро начнет запускать.
Допустим, что в последней статье сыграл роль примитивный
антиамериканизм, столь распространенный во Франции (СССР запустил что-то
первым -- ура СССР! Американцы что-то запустили первыми -- даже если
"что-то" человек на Луне -- все равно ура СССР!). Но в подобных настроениях
никак нельзя обвинить ни "Тайме", ни, тем более, "Авиэйшн уик". В чем же
дело, почему суждения западной прессы и даже мнения определенных научных
кругов о советских космических исследованиях так катастрофически далеки от
истины?
Причина -- колоссальный и чрезвычайно успешный блеф, который в течение
добрых двенадцати лет блестяще удавался Советскому Союзу и который не мог бы
иметь шансов на успех ни у какой другой страны. Даже сегодня, когда
американцы летают на Луну и обратно, когда на международных выставках можно
осмотреть многие элементы советского космического оборудования и сравнить с
американским, впечатление о "первенстве" Советского Союза почти не рассеяно.
Буду счастлив, если моя книга поможет вам хоть в какой-то степени
освободиться от гипноза.
Не ищите, однако, в этой книге чего-либо "антирусского". Напротив,
знание условий, в которых зарождалась космонавтика в СССР, наполняет меня
восхищением перед людьми, которые вопреки самым диким трудностям, ежеминутно
рискуя жизнью, довели дело до космических стартов. Многих из них я знал
лично, о других хорошо осведомлен. Почти все эти люди отличаются высочайшими
инженерными способностями и бесконечным энтузиазмом в работе. А отец всей
советской космонавтики Сергей Павлович Королев, умерший через три дня после
своего шестидесятилетия, был, без всяких сомнений, гениальным человеком и в
лучшем смысле этого слова фанатиком.
К несчастью, таланты и энтузиазм блестящих ученых и инженеров
непрерывно эксплуатируются советскими диктаторами в целях, далеких и от
науки, и от человечности. Очень многие специалисты отлично это понимают, но,
к своему ужасу, видят, что никакого выхода у них нет. Как мы скоро убедимся,
сам Королев ощущал эту духовную трагедию очень сильно. Но даже он, имевший
личный доступ к Хрущеву в любое время, осыпанный милостями и считавшийся
"всемогущим", был совершенно беспомощен изменить положение, хотя в последние
годы жизни и старался это сделать.
Главным орудием, позволившим Советскому Союзу вести космический блеф,
была -- и остается -- всеобщая секретность, под покровом которой ведутся в
СССР все сколько-нибудь важные научные работы. Секретность обеспечивается
тем, что за "разглашение государственной или военной тайны" человека,
независимо от занимаемого положения, отправляют в лагеря не менее, чем на
восемь лет. Это - в том случае, если "тайна" разглашена по небрежности или
болтливости. Если засекреченные сведения переданы кому-либо намеренно,
наказание будет гораздо более суровым -- до смертной казни включительно.
Механизм секретности в СССР и меры ее соблюдения будут подробно показаны в
одной из последующих глав. Поэтому я, к сожалению, не смогу ссылаться в моем
рассказе на все источники -- ведь в этом случае мои "источники", все еще
живущие и работающие в грозной советской атмосфере, немедленно падут
жертвами. Мне придется даже специально менять места действия, должности и
нередко имена, чтобы не навести КГБ на след людей, поверявших мне свои
рассказы.
Надо, однако, заметить, что никаких технических деталей, представляющих
военную или даже патентную тайну Советского Союза, ничего такого, что на
Западе входит в понятие секретной информации, я попросту не знаю. Мои друзья
среди ученых и инженеров, работающих в космической области, никогда не
говорили о таких вещах, а я ими совершенно не интересовался. В ходе чтения,
вы, однако, увидите, что для советских руководителей важно хранить в секрете
отнюдь не какие-либо чертежи, патенты или изобретения, а условия работы,
конкретные события и, главное, собственную техническую отсталость. Подобных
"секретов" любой советский инженер или научный журналист знает сколько
угодно. А я как раз инженер и научный журналист, проработавший в
непосредственном контакте со специалистами по космосу шесть с лишним лет --
с 1960 по 1966 год.
После этого необходимого вступления можно начать рассказ о том, почему
на Луне нет и не могло быть до сих пор советских космонавтов.
Лондон, февраль 1971 г.
Автор
--------
Поздней осенью 1965 года московский писатель Анатолий Маркуша, в
прошлом военный летчик, удостоенный, несмотря на свое еврейское
происхождение, самых высших орденов, принес в редакцию нашего журнала
"Знание -- сила" рассказ "День рождения". Мы читали рукопись, недоверчиво
посмеиваясь: в рассказе речь шла о том, как правительство решило
обнародовать имя таинственного Главного Конструктора космических кораблей и
как в день его рождения, неожиданно для него самого, в газетах появились его
большие портреты, поздравления от высших руководителей страны и даже указ об
очередном награждении. Не было ни малейших сомнений, что автор имел в виду
Королева, чье имя было тогда абсолютно неведомо гражданам Советского Союза
-- в рассказе приводились точные биографические детали, включая и такую, как
пребывание Королева в тюремной камере.
Мы, помню, хотели сразу же вернуть рассказ автору: бесполезно, дескать,
и пытаться, все равно цензура не допустит. Маркуша, однако, проявил
настойчивость, странную для этого скромного человека. "Ну, попробуйте,
ребята, что вам стоит! Пусть хотя бы дойдет до цензора -- это очень нужно,
понятно?"
Нам было не очень понятно, однако попытку мы сделали. Рассказ до
цензора дошел и был немедленно запрещен к публикации. А вскоре главное
событие рассказа -- опубликование портрета и имени Королева -- неожиданно
осуществилось, хотя и зловещим образом: в середине января 1966 года были,
действительно, опубликованы и портрет, и имя -- только не ко дню рождения, а
ко дню смерти.
Но даже и тогда, после смерти великого ракетчика, пославшего в космос и
первый спутник, и первое живое существо, и первого человека, власти не
разрешили написать, кем он в действительности был и что сделал. Объявлялось
лишь о смерти академика Сергея Павловича Королева, "крупного специалиста в
области космических исследований". И лишь несколько месяцев спустя, под
давлением ученых, желавших и должным образом почтить память Королева и, быть
может, добиться опубликования своих собственных имен, было разрешено
сообщить -- без особого, впрочем, шума, -- что Королев и тот мистический
Главный Конструктор, о котором в выспреннем тоне писали с самого 1957 года
"доверенные" журналисты, -- одно лицо.
Сегодня запрет с имени Королева снят. Появились многочисленные
воспоминания о нем и даже официальная биография -- книга "Академик Королев".
Но в этой литературе больше умолчаний, чем действительных фактов, а
положение остальных, еще живых космических специалистов в СССР не изменилось
ни в чем: их имена по-прежнему засекречены, выезжать за границу и даже
видеться с иностранцами у себя дома им запрещено, на международных
конгрессах по космическим вопросам -- например, на конгрессах КОСПАРа --
вместо них сидят подставные лица вроде академиков Седова или Благонравова.
Между тем, у меня есть точные сведения, что Королев при жизни не
однажды "бунтовал" против своей анонимности. Он настойчиво просил Хрущева, а
потом и его преемников, чтобы имена творцов космических аппаратов были
преданы гласности. Особый приступ ярости вызвала у Королева история с
академиком Седовым. Вскоре после запуска первого спутника советские хитрецы
решили подсунуть мировому общественному мнению академика Седова в качестве
одной из главных фигур в советских космических запусках. Сделано это было,
однако, не прямо, а характерным для руководителей Советского Союза обходным
маневром.
Когда Седов выехал за границу на какой-то конгресс, там был
осторожненько пущен слух, будто он, Седов, и есть Главный Конструктор. К
Седову бросились с вопросами, а он, как было велено, не отрицал этих слухов
начисто, но и не давал прямых подтверждений. Советские газеты написали:
"Большим вниманием на конгрессе пользовалась советская делегация, особенно
академик Л. И. Седов, которого западная печать называет отцом первого
спутника".
Говорят, что разъяренный Королев немедленно требовал приема у Хрущева и
пригрозил, что уйдет в отставку, если вместо него миру подставят "куклу".
Главный Конструктор настаивал на опубликовании имен всех награжденных
правительственными орденами за запуск спутника. Хрущев не посмел наказать
строптивого конструктора и пошел на компромисс: имена ученых опубликованы не
были, но всякие упоминания о Седове как об авторе спутника прекратились раз
и навсегда.
Возможно, именно тогда пробежала первая трещина в отношениях Хрущева с
Королевым. В дальнейшем эти отношения были неизменно прохладными. Хитрый и
циничный Хрущев имел, однако, отличный способ держать Королева "в узде", не
применяя к нему грубого насилия, как когда-то сделал Сталин. Об этом способе
будет рассказано в последующих главах.
Что касается отношений Королева с Брежневым и Косыгиным, поделившими
между собой должности Хрущева после октябрьского дворцового переворота 1964
года, то отношения эти по-настоящему определиться не успели: Королев умер
через пятнадцать месяцев после того, как Брежнев и Косыгин захватили власть.
Однако не подлежит сомнению, что у Королева появились надежды на лучшее. Он
уговаривал новых властителей сменить "космическую политику" на более
открытую, усилить научный обмен, объявить имена советских "закрытых" ученых.
Известно, что вскоре после захвата власти Брежнев и Косыгин выслушали
обстоятельный доклад Королева о состоянии дел -- как в Советском Союзе, так
и в Соединенных Штатах. Королев был предельно откровенен: он прямо сказал,
что советские исследования космоса велись до сих пор не по какой-либо
научной программе, а по принципу "любой ценой раньше американцев", но что
соблюдать этот принцип долго не удастся, так как и по ракетным двигателям и
по электронному оборудованию США далеко впереди. Королев объяснил Брежневу и
Косыгину -- людям с техническим образованием, -- какими методами по
настоянию Хрущева производился "обгон" американской программы Джемини, и
передают, что оба были поражены (об этих методах я еще расскажу подробно).
Королев сказал, что выпустить человека из корабля в космос, быть может, и
удастся раньше, чем запланировано у американцев, но уже следующий этап
программы Джемини -- стыковка двух кораблей на орбите -- для Советского
Союза недостижим по крайней мере на ближайшие три-четыре года. Главный
Конструктор предложил "хозяевам" поехать и осмотреть готовый трехместный
корабль "Союз", на котором, однако, нельзя лететь из-за отсутствия
достаточно мощной и надежной ракеты. Закончил Королев тем, что необходимо
оставить всякие мечты о полете с людьми на Луну раньше американцев, а вместо
этого разработать свою программу космических исследований и по этой
программе действовать.
У меня в распоряжении есть верный признак, что доклад Королева возымел
определенное действие. В начале 1965 года мы, научные журналисты, получили
секретное указание прекратить всякие упоминания о предстоящем завоевании
Луны. Откройте советскую прессу: до самого конца 1964 года, даже в последние
его месяцы, когда болтливый и хвастливый Никита Хрущев был сброшен с трона,
вы найдете множество упоминаний о том, что "недалеко то время, когда на Луне
будет развеваться советское знамя" и т. п. А потом, с начала 1965 года, все
подобные разглагольствования сняло как рукой. Вот тогда, после этого
указания, мы сразу поняли, что пальму лунного первенства решено уступить
американцам, а вскоре из бесед с сотрудниками Королева я узнал подоплеку
решения.
Вторым последствием доклада Королева был -- по крайней мере, для меня
-- рассказ Анатолия Маркуши "День рождения", с которого начинается эта
глава. Маркуша настойчиво просил, чтобы рассказ дошел хотя бы до цензора --
и делал это неспроста. Он был старым знакомым Королева, и Главный
Конструктор, без сомнения, инспирировал этот "пробный шар", надеясь, что
высшие руководители поймут, наконец, всю нелепость восхваления
ученых-анонимов.
Я знаю также, что сотрудник "Правды", готовивший к печати очередную
статью Королева (а Главный Конструктор иногда печатался в "Правде" под
псевдонимом "Константинов") был однажды немало удивлен, когда, визируя
окончательный вариант статьи, суровый и невероятно занятый Королев вдруг
сказал: "В следующий раз, может быть, подпишу собственным именем". Журналист
не решился расспрашивать, только с оглядкой рассказал мне о необыкновенном
случае.
Увы, собственным именем Королев так и не подписал ни одной статьи,
написанной после спутника. Ему была уготована судьба Человека-невидимки из
рассказа Г. Дж. Уэллса -- стать видимым, да и то не сразу, только после
смерти. Такая же судьба, если ничто не изменится в СССР, ждет и коллег
Королева.
Однако, по всем сведениям, какими я располагаю, нельзя считать Сергея
Павловича Королева человеком несчастным. Он ведь был в числе тех
немногочисленных представителей рода человеческого, которым удалось увидеть
и потрогать руками мечту всей жизни. Я тут основываюсь не на официальных
биографиях, которые, конечно, объявляют Королева вдохновенным мечтателем о
ракетах уже с раннего детства. Нет, я просто читал брошюру Королева
"Ракетные моторы", выпущенную советским военным издательством... в 1932
году, за четверть века до спутника; брошюра была написана 25-летним
энтузиастом, едва окончившим институт.
К тому времени Сергей Королев уже был членом так называемой "Группы по
изучению реактивного движения" (сокращенно ГИРД) -- самодеятельной
организации, сформированной рижским немцем Фридрихом Цандером и работавшей в
подвале московского жилого дома. Цандер был неистовым фанатиком ракет, он
знал наизусть каждое слово Годдарда и Оберта, стремился повторить их
достижения и запустить хоть одну собственную ракету. В последний год (1933),
совсем незадолго до кончины, ему это удалось. На высоту 396 м взлетела
первая советская ракета. Через три месяца поднялась и вторая, но Цандера уже
не было в живых.
От чего умер 46-летний Фридрих Цандер, я не знаю. Официально -- от
туберкулеза, менее официально -- от недоедания (тогда в России был жестокий
голод), а совсем неофициально -- по глухим намекам нескольких выживших
ветеранов ГИРДа -- он был "ликвидирован" тайной полицией будто бы за связь с
членами "промпартии" -- то есть с группой ученых, незадолго до того
осужденных за вредительство без малейшей вины. Во всяком случае, вышедшая в
1969 году советская энциклопедия "Космонавтика" никаких причин ранней смерти
Цандера не называет, а в книге "Академик Королев" Цандер просто в какой-то
момент исчезает из повествования -- даже без упоминания о том, когда он
умер.
Но, во всяком случае, достоверно одно: Фридрих Цандер сумел заразить
сотрудников ГИРДа невероятным энтузиазмом, "ракетоманией", оставшейся у
многих -- в том числе у Королева -- на всю жизнь. О том, как относились к
своему делу участники ГИРДа, свидетельствует такой, например, факт. При
монтаже первой маленькой ракеты понадобился серебряный припой для спайки
проводников, но достать серебро было делом немыслимым. Тогда один инженер,
сотрудник ГИРДа, тайком принес из дому серебряную чайную ложечку -- ее
расплавили и сделали припой. Ложку этот человек принес тайком не потому, что
опасался гнева жены, а потому, что благородные металлы полагалось сдавать
государству, и ГПУ, как тогда именовалась тайная полиция, проводило над
теми, кто подозревался в хранении золота и серебра, операцию "выкачивания"
-- человека арестовывали и держали в тюрьме до тех пор, пока он не сообщал,
где хранятся его ценности. Конечно, дюжина серебряных ложек не была
криминалом, но если бы на человека донесли, что он носит из дому серебро, то
он мог быть назавтра схвачен для "выкачивания".
Излишне говорить, что участники ГИРДа никаких денег за свою работу не
получали, они должны были зарабатывать на жизнь где-то еще. Но они и не
рассчитывали на вознаграждение, а только острили по этому поводу,
расшифровывая ГИРД как "Группу Инженеров, Работающих Даром".
В это время впервые проявился еще один важный талант Королева --
дипломатический. Он очень хорошо умел "подойти" к власть имущим, умел так
представить ход и результаты работы, что "хозяева" проникались убеждением в
важности проблем. Более того, Королев строил свои отношения с высокими
особами так, будто инициатива исходила не от него, а от них; он же якобы
только выполнял возложенные на него задания.
Это, конечно, не новая тактика, ей много веков от роду. Но в Советском
Союзе, где все решает одно слово высокого невежды, это был единственный путь
к успеху. А винить Королева за это лукавство невозможно -- он не искал ведь
никаких выгод для себя, он хотел только одного: иметь возможность строить и
запускать ракеты, которые тогда считались чем-то вроде игрушек --
бесполезных и иногда опасных.
Впрочем, первый высокопоставленный начальник, которого Королев
заинтересовал ракетами, отнюдь не был невеждой. Королев попал на прием к
заместителю наркома по военным и морским делам Михаилу Тухачевскому --
образованному офицеру, карьеристу и умному человеку. В свое время
Тухачевский "отличился" тем, что свирепо расправился с кронштадтскими
матросами, поднявшими в 1921 году восстание. Но в тридцатые годы он серьезно
работал над техническим переоснащением армии и покровительствовал авторам
изобретений, имевших военную ценность. Выбор Королева был, таким образом,
очень удачен -- не мог же он знать, что четыре года спустя Тухачевский будет
расстрелян как "немецкий шпион", а все, кому он покровительствовал, либо
будут тоже уничтожены, либо отправятся в лагеря!
Разумеется, в беседе с Тухачевским Королев напирал на возможности
военного использования ракет (они, кстати, использовались для военных целей
еще древними египтянами). И Тухачевский заинтересовался. Сохранилось его
письмо о том, что работы ГИРДа "имеют очень большое значение для Военведа и
СССР в целом". Поистине пророческие слова, внушенные Сергеем Королевым!
С помощью Тухачевского ГИРД получил небольшую площадку на
военно-инженерном полигоне в Нахабино, под Москвой. Там, кстати, и состоялся
запуск первой в СССР ракеты общим весом в 17,2 кг, поднявшейся, как уже
сказано, на 396 м и находившейся в полете 18 секунд. Запуск этой ракеты
стоил Сергею Королеву, несомненно, куда больших усилий, нежели через
двадцать четыре года -- запуск первого спутника.
Официальный советский биограф Королева П. Асташенков свидетельствует в
журнале "Москва" 11 за 1966 год: "Так, привлекая самую авторитетную
помощь, добывал Сергей Павлович каждый станок, стенд, прибор". Для
привлечения этой "самой авторитетной помощи" Королеву приходилось прибегать
к необыкновенным приемам и играть на таких струнах "начальства", которые в
то время были отнюдь не очевидны. Например, мало кто, даже в СССР, знает
сегодня историю "второго рождения" Константина Циолковского.
Константин Циолковский -- изобретатель-самоучка польского происхождения
-- доживал в то время свой век в 210 км от Москвы, в Калуге. Был он всеми
забыт, после революции чуть не умер от голода и получил, наконец, крохотную
пенсию. Но когда-то, в 1903 году, Циолковский выпустил на свои средства
брошюру "Исследование межпланетных пространств реактивными приборами", где,
в частности, говорил о возможности применения жидкотопливных и
многоступенчатых ракет. Потом он отошел от этих вопросов, занялся
проектированием жесткого дирижабля, затем сверхскоростного поезда. В
середине двадцатых годов, узнав об успешных запусках ракет Годдардом и
Обертом, Циолковский вернулся было к ракетной теме. Он написал статью
"Межпланетный корабль" и послал ее в журнал "Техника и жизнь". Но статью там
-- С. Виницкий.
--------
ПОСЕВ
(C)Possev-Verlag, V. Gorachek KG, 1973
Frankfurt/M.
Printed in Germany
--------
Уважаемый читатель!
Все, что написано в этой книге (за незначительными исключениями,
которые будут оговорены в тексте), было мне известно к 21 июня 1966 года --
ко дню, когда я покинул Советский Союз с намерением просить политического
убежища в Англии. В частности, к тому времени -- собственно, даже еще раньше
-- я твердо знал, что СССР втихомолку отказался от "лунной гонки" с
Соединенными Штатами и что американские астронавты, а не советские
космонавты первыми высадятся на Луне. Это и многое другое было отлично
известно не только мне, но и множеству моих коллег -- московских научных
журналистов, не говоря уже об ученых и прочих специалистах связанных с
космическими полетами.
К моему удивлению, оказалось, что на Западе все предполагали как раз
обратное. Самые отчаянные оптимисты, даже среди ученых, думали что Америка,
если и сможет обогнать Советский Союз с высадкой на Луне, то должна для
этого отчаянно спешить. По-видимому, эта торопливость, постоянная оглядка на
СССР, который не сегодня -- завтра запустит пилотируемый лунный корабль, и
привела к тому, что программа "Аполлон" была осуществлена на год раньше
намеченного, несмотря даже на катастрофу, стоившую жизни Вирджилу Гриссому и
двум его товарищам. Нет сомнения, что и стоимость всей программы оказалась
вследствие сокращения сроков выше, чем ожидалось. А большинство людей на
Западе и в 1966 и даже в 1969 году еще было уверено, что никакая спешка
американцам не поможет, и советский флаг все равно будет водружен на Луне
раньше всех других.
Пораженный такой неосведомленностью, я решил немедленно написать все,
что знал, и тем успокоить одних и разочаровать, вероятно, других. Но не
тут-то было! Ни я, ни мой литературный агент не смогли уговорить английских
издателей выпустить книгу, в которой будет написано, что СССР отстал от
Америки в исследовании космоса. После первых неудачных попыток я решил
объясниться с руководителем крупного, очень солидного лондонского
издательства. Он меня выслушал, пожал плечами и ответил:
-- Все это очень интересно, но я знаю только, что Россия первой
запустила спутник, первой послала в космос человека, первой осуществила
групповой космический полет и первой вывела своего космонавта на "прогулку"
вне корабля. Что касается Луны, то ведь и там русский "лунник" был первым.
Все, что Вы рассказываете, не меняет этих простых фактов. И если я издам
сейчас Вашу книгу, предсказывающую американскую победу в "лунной гонке", то
представляете, как мы с Вами будем выглядеть, если все-таки победит
Советский Союз?
У меня вырвалось:
-- Но это невозможно!
Издатель посмотрел на часы:
-- Я боюсь, что невозможного в мире остается все меньше. Но если нечто
невозможное и есть, то, поверьте моему опыту, это как раз издание Вашей
книги. По крайней мере, до выяснения вопроса, кто же будет первым...
Я был тогда новичком на Западе, я поверил опыту моего маститого
собеседника и отказался от намерения писать книгу. А потом, как и следовало
ожидать, стартовал "Аполлон-11", за ним "Аполлон-12", героический
"Аполлон-13". Разумеется, мне было досадно, что я не "вышел в пророки", но
еще более досадно и странно было мне читать западную прессу уже после
возвращения первых трех американцев с Луны. Квалифицированные научные
журналисты и даже серьезные ученые всячески гадали, что же помешало
Советскому Союзу в последний момент обогнать Америку. В журнале "Авиэйшн
уик" промелькнуло сообщение о каком-то взрыве, якобы происшедшем на
советском космодроме в Байконуре (юмор заключается в том, что ни в
Байконуре, ни вблизи этого казахского городка никакого космодрома нет и
никогда не было -- советские лжецы умудряются до сих пор обманывать многих
на Западе даже в этом). И сейчас же многие газеты и журналы стали всерьез
писать, что, вероятно, взорвалась как раз новая сверхмощная советская
ракета, готовая унести к Луне космический корабль.
В другой раз я был потрясен комментарием лондонского "Таймса" по поводу
полета трех советских кораблей "Союз" в октябре 1969 года, опять-таки после
посещения американцами Луны. Как известно, в этом полете не произошло с
научной или технической точки зрения ничего нового. А "Тайме" взволнованно
писал, что полет семерых советских космонавтов на трех кораблях, несомненно,
означает некую революцию в освоении космоса -- нечто такое, чем русские
собираются затмить все американские достижения.
Но самой замечательной была статья в популярном французском журнале,
подводящая итоги "лунной гонки". В статье говорилось примерно следующее:
американцы, пожелав обогнать Советский Союз во что бы то ни стало,
истерически (так и было написано -- истерически) ринулись на Луну; а
Советский Союз благоразумно и вовремя отказался от этого ненужного
спектакля, он переключил средства на постройку полезных орбитальных станций,
которые, несомненно, скоро начнет запускать.
Допустим, что в последней статье сыграл роль примитивный
антиамериканизм, столь распространенный во Франции (СССР запустил что-то
первым -- ура СССР! Американцы что-то запустили первыми -- даже если
"что-то" человек на Луне -- все равно ура СССР!). Но в подобных настроениях
никак нельзя обвинить ни "Тайме", ни, тем более, "Авиэйшн уик". В чем же
дело, почему суждения западной прессы и даже мнения определенных научных
кругов о советских космических исследованиях так катастрофически далеки от
истины?
Причина -- колоссальный и чрезвычайно успешный блеф, который в течение
добрых двенадцати лет блестяще удавался Советскому Союзу и который не мог бы
иметь шансов на успех ни у какой другой страны. Даже сегодня, когда
американцы летают на Луну и обратно, когда на международных выставках можно
осмотреть многие элементы советского космического оборудования и сравнить с
американским, впечатление о "первенстве" Советского Союза почти не рассеяно.
Буду счастлив, если моя книга поможет вам хоть в какой-то степени
освободиться от гипноза.
Не ищите, однако, в этой книге чего-либо "антирусского". Напротив,
знание условий, в которых зарождалась космонавтика в СССР, наполняет меня
восхищением перед людьми, которые вопреки самым диким трудностям, ежеминутно
рискуя жизнью, довели дело до космических стартов. Многих из них я знал
лично, о других хорошо осведомлен. Почти все эти люди отличаются высочайшими
инженерными способностями и бесконечным энтузиазмом в работе. А отец всей
советской космонавтики Сергей Павлович Королев, умерший через три дня после
своего шестидесятилетия, был, без всяких сомнений, гениальным человеком и в
лучшем смысле этого слова фанатиком.
К несчастью, таланты и энтузиазм блестящих ученых и инженеров
непрерывно эксплуатируются советскими диктаторами в целях, далеких и от
науки, и от человечности. Очень многие специалисты отлично это понимают, но,
к своему ужасу, видят, что никакого выхода у них нет. Как мы скоро убедимся,
сам Королев ощущал эту духовную трагедию очень сильно. Но даже он, имевший
личный доступ к Хрущеву в любое время, осыпанный милостями и считавшийся
"всемогущим", был совершенно беспомощен изменить положение, хотя в последние
годы жизни и старался это сделать.
Главным орудием, позволившим Советскому Союзу вести космический блеф,
была -- и остается -- всеобщая секретность, под покровом которой ведутся в
СССР все сколько-нибудь важные научные работы. Секретность обеспечивается
тем, что за "разглашение государственной или военной тайны" человека,
независимо от занимаемого положения, отправляют в лагеря не менее, чем на
восемь лет. Это - в том случае, если "тайна" разглашена по небрежности или
болтливости. Если засекреченные сведения переданы кому-либо намеренно,
наказание будет гораздо более суровым -- до смертной казни включительно.
Механизм секретности в СССР и меры ее соблюдения будут подробно показаны в
одной из последующих глав. Поэтому я, к сожалению, не смогу ссылаться в моем
рассказе на все источники -- ведь в этом случае мои "источники", все еще
живущие и работающие в грозной советской атмосфере, немедленно падут
жертвами. Мне придется даже специально менять места действия, должности и
нередко имена, чтобы не навести КГБ на след людей, поверявших мне свои
рассказы.
Надо, однако, заметить, что никаких технических деталей, представляющих
военную или даже патентную тайну Советского Союза, ничего такого, что на
Западе входит в понятие секретной информации, я попросту не знаю. Мои друзья
среди ученых и инженеров, работающих в космической области, никогда не
говорили о таких вещах, а я ими совершенно не интересовался. В ходе чтения,
вы, однако, увидите, что для советских руководителей важно хранить в секрете
отнюдь не какие-либо чертежи, патенты или изобретения, а условия работы,
конкретные события и, главное, собственную техническую отсталость. Подобных
"секретов" любой советский инженер или научный журналист знает сколько
угодно. А я как раз инженер и научный журналист, проработавший в
непосредственном контакте со специалистами по космосу шесть с лишним лет --
с 1960 по 1966 год.
После этого необходимого вступления можно начать рассказ о том, почему
на Луне нет и не могло быть до сих пор советских космонавтов.
Лондон, февраль 1971 г.
Автор
--------
Поздней осенью 1965 года московский писатель Анатолий Маркуша, в
прошлом военный летчик, удостоенный, несмотря на свое еврейское
происхождение, самых высших орденов, принес в редакцию нашего журнала
"Знание -- сила" рассказ "День рождения". Мы читали рукопись, недоверчиво
посмеиваясь: в рассказе речь шла о том, как правительство решило
обнародовать имя таинственного Главного Конструктора космических кораблей и
как в день его рождения, неожиданно для него самого, в газетах появились его
большие портреты, поздравления от высших руководителей страны и даже указ об
очередном награждении. Не было ни малейших сомнений, что автор имел в виду
Королева, чье имя было тогда абсолютно неведомо гражданам Советского Союза
-- в рассказе приводились точные биографические детали, включая и такую, как
пребывание Королева в тюремной камере.
Мы, помню, хотели сразу же вернуть рассказ автору: бесполезно, дескать,
и пытаться, все равно цензура не допустит. Маркуша, однако, проявил
настойчивость, странную для этого скромного человека. "Ну, попробуйте,
ребята, что вам стоит! Пусть хотя бы дойдет до цензора -- это очень нужно,
понятно?"
Нам было не очень понятно, однако попытку мы сделали. Рассказ до
цензора дошел и был немедленно запрещен к публикации. А вскоре главное
событие рассказа -- опубликование портрета и имени Королева -- неожиданно
осуществилось, хотя и зловещим образом: в середине января 1966 года были,
действительно, опубликованы и портрет, и имя -- только не ко дню рождения, а
ко дню смерти.
Но даже и тогда, после смерти великого ракетчика, пославшего в космос и
первый спутник, и первое живое существо, и первого человека, власти не
разрешили написать, кем он в действительности был и что сделал. Объявлялось
лишь о смерти академика Сергея Павловича Королева, "крупного специалиста в
области космических исследований". И лишь несколько месяцев спустя, под
давлением ученых, желавших и должным образом почтить память Королева и, быть
может, добиться опубликования своих собственных имен, было разрешено
сообщить -- без особого, впрочем, шума, -- что Королев и тот мистический
Главный Конструктор, о котором в выспреннем тоне писали с самого 1957 года
"доверенные" журналисты, -- одно лицо.
Сегодня запрет с имени Королева снят. Появились многочисленные
воспоминания о нем и даже официальная биография -- книга "Академик Королев".
Но в этой литературе больше умолчаний, чем действительных фактов, а
положение остальных, еще живых космических специалистов в СССР не изменилось
ни в чем: их имена по-прежнему засекречены, выезжать за границу и даже
видеться с иностранцами у себя дома им запрещено, на международных
конгрессах по космическим вопросам -- например, на конгрессах КОСПАРа --
вместо них сидят подставные лица вроде академиков Седова или Благонравова.
Между тем, у меня есть точные сведения, что Королев при жизни не
однажды "бунтовал" против своей анонимности. Он настойчиво просил Хрущева, а
потом и его преемников, чтобы имена творцов космических аппаратов были
преданы гласности. Особый приступ ярости вызвала у Королева история с
академиком Седовым. Вскоре после запуска первого спутника советские хитрецы
решили подсунуть мировому общественному мнению академика Седова в качестве
одной из главных фигур в советских космических запусках. Сделано это было,
однако, не прямо, а характерным для руководителей Советского Союза обходным
маневром.
Когда Седов выехал за границу на какой-то конгресс, там был
осторожненько пущен слух, будто он, Седов, и есть Главный Конструктор. К
Седову бросились с вопросами, а он, как было велено, не отрицал этих слухов
начисто, но и не давал прямых подтверждений. Советские газеты написали:
"Большим вниманием на конгрессе пользовалась советская делегация, особенно
академик Л. И. Седов, которого западная печать называет отцом первого
спутника".
Говорят, что разъяренный Королев немедленно требовал приема у Хрущева и
пригрозил, что уйдет в отставку, если вместо него миру подставят "куклу".
Главный Конструктор настаивал на опубликовании имен всех награжденных
правительственными орденами за запуск спутника. Хрущев не посмел наказать
строптивого конструктора и пошел на компромисс: имена ученых опубликованы не
были, но всякие упоминания о Седове как об авторе спутника прекратились раз
и навсегда.
Возможно, именно тогда пробежала первая трещина в отношениях Хрущева с
Королевым. В дальнейшем эти отношения были неизменно прохладными. Хитрый и
циничный Хрущев имел, однако, отличный способ держать Королева "в узде", не
применяя к нему грубого насилия, как когда-то сделал Сталин. Об этом способе
будет рассказано в последующих главах.
Что касается отношений Королева с Брежневым и Косыгиным, поделившими
между собой должности Хрущева после октябрьского дворцового переворота 1964
года, то отношения эти по-настоящему определиться не успели: Королев умер
через пятнадцать месяцев после того, как Брежнев и Косыгин захватили власть.
Однако не подлежит сомнению, что у Королева появились надежды на лучшее. Он
уговаривал новых властителей сменить "космическую политику" на более
открытую, усилить научный обмен, объявить имена советских "закрытых" ученых.
Известно, что вскоре после захвата власти Брежнев и Косыгин выслушали
обстоятельный доклад Королева о состоянии дел -- как в Советском Союзе, так
и в Соединенных Штатах. Королев был предельно откровенен: он прямо сказал,
что советские исследования космоса велись до сих пор не по какой-либо
научной программе, а по принципу "любой ценой раньше американцев", но что
соблюдать этот принцип долго не удастся, так как и по ракетным двигателям и
по электронному оборудованию США далеко впереди. Королев объяснил Брежневу и
Косыгину -- людям с техническим образованием, -- какими методами по
настоянию Хрущева производился "обгон" американской программы Джемини, и
передают, что оба были поражены (об этих методах я еще расскажу подробно).
Королев сказал, что выпустить человека из корабля в космос, быть может, и
удастся раньше, чем запланировано у американцев, но уже следующий этап
программы Джемини -- стыковка двух кораблей на орбите -- для Советского
Союза недостижим по крайней мере на ближайшие три-четыре года. Главный
Конструктор предложил "хозяевам" поехать и осмотреть готовый трехместный
корабль "Союз", на котором, однако, нельзя лететь из-за отсутствия
достаточно мощной и надежной ракеты. Закончил Королев тем, что необходимо
оставить всякие мечты о полете с людьми на Луну раньше американцев, а вместо
этого разработать свою программу космических исследований и по этой
программе действовать.
У меня в распоряжении есть верный признак, что доклад Королева возымел
определенное действие. В начале 1965 года мы, научные журналисты, получили
секретное указание прекратить всякие упоминания о предстоящем завоевании
Луны. Откройте советскую прессу: до самого конца 1964 года, даже в последние
его месяцы, когда болтливый и хвастливый Никита Хрущев был сброшен с трона,
вы найдете множество упоминаний о том, что "недалеко то время, когда на Луне
будет развеваться советское знамя" и т. п. А потом, с начала 1965 года, все
подобные разглагольствования сняло как рукой. Вот тогда, после этого
указания, мы сразу поняли, что пальму лунного первенства решено уступить
американцам, а вскоре из бесед с сотрудниками Королева я узнал подоплеку
решения.
Вторым последствием доклада Королева был -- по крайней мере, для меня
-- рассказ Анатолия Маркуши "День рождения", с которого начинается эта
глава. Маркуша настойчиво просил, чтобы рассказ дошел хотя бы до цензора --
и делал это неспроста. Он был старым знакомым Королева, и Главный
Конструктор, без сомнения, инспирировал этот "пробный шар", надеясь, что
высшие руководители поймут, наконец, всю нелепость восхваления
ученых-анонимов.
Я знаю также, что сотрудник "Правды", готовивший к печати очередную
статью Королева (а Главный Конструктор иногда печатался в "Правде" под
псевдонимом "Константинов") был однажды немало удивлен, когда, визируя
окончательный вариант статьи, суровый и невероятно занятый Королев вдруг
сказал: "В следующий раз, может быть, подпишу собственным именем". Журналист
не решился расспрашивать, только с оглядкой рассказал мне о необыкновенном
случае.
Увы, собственным именем Королев так и не подписал ни одной статьи,
написанной после спутника. Ему была уготована судьба Человека-невидимки из
рассказа Г. Дж. Уэллса -- стать видимым, да и то не сразу, только после
смерти. Такая же судьба, если ничто не изменится в СССР, ждет и коллег
Королева.
Однако, по всем сведениям, какими я располагаю, нельзя считать Сергея
Павловича Королева человеком несчастным. Он ведь был в числе тех
немногочисленных представителей рода человеческого, которым удалось увидеть
и потрогать руками мечту всей жизни. Я тут основываюсь не на официальных
биографиях, которые, конечно, объявляют Королева вдохновенным мечтателем о
ракетах уже с раннего детства. Нет, я просто читал брошюру Королева
"Ракетные моторы", выпущенную советским военным издательством... в 1932
году, за четверть века до спутника; брошюра была написана 25-летним
энтузиастом, едва окончившим институт.
К тому времени Сергей Королев уже был членом так называемой "Группы по
изучению реактивного движения" (сокращенно ГИРД) -- самодеятельной
организации, сформированной рижским немцем Фридрихом Цандером и работавшей в
подвале московского жилого дома. Цандер был неистовым фанатиком ракет, он
знал наизусть каждое слово Годдарда и Оберта, стремился повторить их
достижения и запустить хоть одну собственную ракету. В последний год (1933),
совсем незадолго до кончины, ему это удалось. На высоту 396 м взлетела
первая советская ракета. Через три месяца поднялась и вторая, но Цандера уже
не было в живых.
От чего умер 46-летний Фридрих Цандер, я не знаю. Официально -- от
туберкулеза, менее официально -- от недоедания (тогда в России был жестокий
голод), а совсем неофициально -- по глухим намекам нескольких выживших
ветеранов ГИРДа -- он был "ликвидирован" тайной полицией будто бы за связь с
членами "промпартии" -- то есть с группой ученых, незадолго до того
осужденных за вредительство без малейшей вины. Во всяком случае, вышедшая в
1969 году советская энциклопедия "Космонавтика" никаких причин ранней смерти
Цандера не называет, а в книге "Академик Королев" Цандер просто в какой-то
момент исчезает из повествования -- даже без упоминания о том, когда он
умер.
Но, во всяком случае, достоверно одно: Фридрих Цандер сумел заразить
сотрудников ГИРДа невероятным энтузиазмом, "ракетоманией", оставшейся у
многих -- в том числе у Королева -- на всю жизнь. О том, как относились к
своему делу участники ГИРДа, свидетельствует такой, например, факт. При
монтаже первой маленькой ракеты понадобился серебряный припой для спайки
проводников, но достать серебро было делом немыслимым. Тогда один инженер,
сотрудник ГИРДа, тайком принес из дому серебряную чайную ложечку -- ее
расплавили и сделали припой. Ложку этот человек принес тайком не потому, что
опасался гнева жены, а потому, что благородные металлы полагалось сдавать
государству, и ГПУ, как тогда именовалась тайная полиция, проводило над
теми, кто подозревался в хранении золота и серебра, операцию "выкачивания"
-- человека арестовывали и держали в тюрьме до тех пор, пока он не сообщал,
где хранятся его ценности. Конечно, дюжина серебряных ложек не была
криминалом, но если бы на человека донесли, что он носит из дому серебро, то
он мог быть назавтра схвачен для "выкачивания".
Излишне говорить, что участники ГИРДа никаких денег за свою работу не
получали, они должны были зарабатывать на жизнь где-то еще. Но они и не
рассчитывали на вознаграждение, а только острили по этому поводу,
расшифровывая ГИРД как "Группу Инженеров, Работающих Даром".
В это время впервые проявился еще один важный талант Королева --
дипломатический. Он очень хорошо умел "подойти" к власть имущим, умел так
представить ход и результаты работы, что "хозяева" проникались убеждением в
важности проблем. Более того, Королев строил свои отношения с высокими
особами так, будто инициатива исходила не от него, а от них; он же якобы
только выполнял возложенные на него задания.
Это, конечно, не новая тактика, ей много веков от роду. Но в Советском
Союзе, где все решает одно слово высокого невежды, это был единственный путь
к успеху. А винить Королева за это лукавство невозможно -- он не искал ведь
никаких выгод для себя, он хотел только одного: иметь возможность строить и
запускать ракеты, которые тогда считались чем-то вроде игрушек --
бесполезных и иногда опасных.
Впрочем, первый высокопоставленный начальник, которого Королев
заинтересовал ракетами, отнюдь не был невеждой. Королев попал на прием к
заместителю наркома по военным и морским делам Михаилу Тухачевскому --
образованному офицеру, карьеристу и умному человеку. В свое время
Тухачевский "отличился" тем, что свирепо расправился с кронштадтскими
матросами, поднявшими в 1921 году восстание. Но в тридцатые годы он серьезно
работал над техническим переоснащением армии и покровительствовал авторам
изобретений, имевших военную ценность. Выбор Королева был, таким образом,
очень удачен -- не мог же он знать, что четыре года спустя Тухачевский будет
расстрелян как "немецкий шпион", а все, кому он покровительствовал, либо
будут тоже уничтожены, либо отправятся в лагеря!
Разумеется, в беседе с Тухачевским Королев напирал на возможности
военного использования ракет (они, кстати, использовались для военных целей
еще древними египтянами). И Тухачевский заинтересовался. Сохранилось его
письмо о том, что работы ГИРДа "имеют очень большое значение для Военведа и
СССР в целом". Поистине пророческие слова, внушенные Сергеем Королевым!
С помощью Тухачевского ГИРД получил небольшую площадку на
военно-инженерном полигоне в Нахабино, под Москвой. Там, кстати, и состоялся
запуск первой в СССР ракеты общим весом в 17,2 кг, поднявшейся, как уже
сказано, на 396 м и находившейся в полете 18 секунд. Запуск этой ракеты
стоил Сергею Королеву, несомненно, куда больших усилий, нежели через
двадцать четыре года -- запуск первого спутника.
Официальный советский биограф Королева П. Асташенков свидетельствует в
журнале "Москва" 11 за 1966 год: "Так, привлекая самую авторитетную
помощь, добывал Сергей Павлович каждый станок, стенд, прибор". Для
привлечения этой "самой авторитетной помощи" Королеву приходилось прибегать
к необыкновенным приемам и играть на таких струнах "начальства", которые в
то время были отнюдь не очевидны. Например, мало кто, даже в СССР, знает
сегодня историю "второго рождения" Константина Циолковского.
Константин Циолковский -- изобретатель-самоучка польского происхождения
-- доживал в то время свой век в 210 км от Москвы, в Калуге. Был он всеми
забыт, после революции чуть не умер от голода и получил, наконец, крохотную
пенсию. Но когда-то, в 1903 году, Циолковский выпустил на свои средства
брошюру "Исследование межпланетных пространств реактивными приборами", где,
в частности, говорил о возможности применения жидкотопливных и
многоступенчатых ракет. Потом он отошел от этих вопросов, занялся
проектированием жесткого дирижабля, затем сверхскоростного поезда. В
середине двадцатых годов, узнав об успешных запусках ракет Годдардом и
Обертом, Циолковский вернулся было к ракетной теме. Он написал статью
"Межпланетный корабль" и послал ее в журнал "Техника и жизнь". Но статью там